Ранним весенним утром тяжело сидеть в гулкой, полупустой, послевоенной квартире. Изучен двор с его развесистой акацией, из-за которой, немного задержавшись на вершине, встаёт солнце. Осмотрен тайник, где хранятся патроны и снарядные гильзы, пулеметные ленты и солдатский штык – найденные в плавнях, где шли бои. Тогда и манит лежащий в руинах город с его тайнами былых сражений, хранящихся в сгоревших стенах. Хочется постоять у портрета Сталина, – единственного украшения этих руин. Походить вдоль него, когда он следит за тобой косым взглядом слегка прищуренных глаз. Вскочить в разрушенное здание старой гостиницы, которое мы называли просто – «горелка», подняться на второй этаж, дотянуться до оборванной лестницы и дальше вверх к гнездам. С восторгом повертеть в руках, большие усеянные коричневыми точками яйца, и взглянув ввысь, где уже начали волноваться парящие маленькие, степные ястребы, так же быстро спуститься вниз к плакату, на котором Советский воин штыком протыкает череп маленького сморщенного Гитлера и сурово вопрошает: «Все ли ты сделал для фронта, всё ли ты сделал для Победы?»

И поняв, что для победы сделано ещё не все, бежать дальше к заболоченной речушке Московке, где, упав с обрыва, под огнем наступающих частей Красной Армии, уткнувшись носом в ил, лежит мотоцикл БМВ с коляской и её хозяин с надписью на каске: «СС ЭСЛЯНД». А как хотелось завоевать СССР, стать арийцем, получить поместье на Украине и, конечно, русских рабов. И всё это получить, бесчинствуя в его пределах, в составе отдельных частей 20-й дивизии СС, сформированной в Эстонии. И такой простой конец – лежать холодным в далекой стране и ждать свою похоронную команду.

Речушка, петляя, уходит в Дубовую рощу, так заросшую ивняком и кустарником, что трудно пробраться к её центру. А там, согнувшись у пулемета, на вращающемся стуле, прикованный к нему, в большом круглом окопе, так и застыл ещё один штрафной завоеватель, которому обещали прощение, если он будет стоять до конца. Так он и стоял до конца, защищая подступы к речному порту от наступающих частей Красной Армии. А вот, наконец, и мой окоп, в котором сняли затворы с пулеметов. Но все равно можно усесться на круглый стул, прильнуть к нему и застрочить «по наступающим цепям противника» – та-та-та. Вот теперь, кажется, для победы сделано все. И можно бежать дальше к заветному камню.

На этом камне усесться, скрестив ноги и долго сидеть, глядя на подернутую легкой дымкой разрушенную плотину Днепрогэс, где через проран с ревом падает вода и, бурля между выступивших порогов, устремляется вниз к «Креслу Екатерины».

На этих громадных камнях, по преданию, сидела царица Российской империи, проезжая в Крым, и любовалась этими бурунами. Здесь по этим бурунам шли челны князя Игоря, а там, у острова Хортица, на своих «засеках», казаки сражались с татаро-монголами и совсем недавно, в 41 году, рядом у острова, у ажурных арок старого моста, взорванного немцами при отступлении, насмерть стояли солдаты батальона капитана Чистова и наших ополченцев. Вон они, в водно-солнечном мареве, бегут по мосту под огнем противника, падают, ползут и взрывают пролет моста, преграждая путь наступающим немецким частям. Но, кажется, я замечтался, солнце уже высоко, отец обещал взять меня на важную встречу.

В машине душно и пахнет бензином. Мы с шофером Володей ждем отца. Я вращаю руль, нажимаю педали и слушаю Володю. Володя, волнуясь, рассказывает о своих военных злоключениях. Как его молодого парня, ещё мальчишку, в группе молодежи, немцы, с помощью конных отрядов националистов, крымских татар; выполнявших карательные функции на юге Украины, угоняли в Германию, а он бежал с этапа и подался в партизаны. Показывает шрам от татарской нагайки и простреленное ухо, полученное на бегу в днепровские камыши, где он затаился от погони. А группу пленников, славянских рабов, «Арбайтен», погнали дальше, а он нашел лодку и переправился на левый берег Днепра, в район деревни Камянское, где его и подобрал, действовавший в Приднепровских плавнях партизанский отряд. С ним, с этим небольшим отрядом, он ходил в разведку и участвовал в операциях, дожидаясь прихода наших.

Наконец, пришел Отец. Володя успокоился и сел за руль. Я устроился на заднее сидение и начал атаковать отца вопросами, на которые он нехотя отвечал. Из ряда скупых ответов и, конечно, многих, более поздних задушевных бесед, у меня сложилась картина его фронтовой жизни.

Для наступающих немецких войск, Запорожский промышленный комплекс, с его Днепрогэсом, алюминием, сталью и авиамоторами, имел не только оборонное значение, а и был в существенной мере, символом Сталинской индустриализации, сделавшей громадный технический скачок, удививший Мир своими темпами. Без этого скачка, создание первоклассной техники, превосходящей германские образцы, а, следовательно, и Победа были бы вообще невозможны.

А Гитлер, как известно, требовал захвата символов Советской России, что, как он полагал, обеспечит ему победу и никогда не позволит возродиться России. Поэтому немецкие войска решили взять город штурмом, с ходу, не предвидя серьёзной обороны.

Хотя сейчас и много говорят о плохой подготовке к началу боевых действий, но обком партии, ещё за неделю до начала тревожных событий, приводил в порядок все службы города. А за 2–3 дня до начала войны, по сигналу из Москвы, уже был в полной боевой готовности и находился в ожидании чрезвычайных событий.

Да и как, в действительности, можно было быть не готовым к войне, как таковой, не готовым внутренне, морально, когда на это была направлена вся индустриализация страны. Скорее всего, эти трактовки событий были первыми попытками переписать заново историю и придать ей зловеще негативный характер. Как можно было это говорить, зная о прошедшей февральской конференции 1941 года, которая шла в условиях уже идущей мировой войны и ставила задачи промышленности и транспорту уже в преддверии военных событий.

Как можно было говорить об этом, когда производство средств производства по сравнению с 1937 годом выросло на 52 %, а производство средств потребления, по сравнению с этим годом выросло на 33 %. Такого быстрого роста жизненного уровня народа история вообще не знала. Так что, народу было, что защищать не только в национальном, не только в моральном и идеологическом плане, айв материальном плане.

А о чем говорило постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б)? – Об ответственности за подготовку и выполнение МОБПЛАНА по боеприпасам. Это постановление вышло уже 6-го июня 1941 года. Причем оно касалось не, только оборонных предприятий, но и гражданских, которые должны были переходить на военные рельсы. И я, не теряя времени, поскольку этот вопрос уже касался моих прямых обязанностей, выезжал на все предприятия проверить состояние дел в этом вопросе. Все директора предприятий задавали молчаливый вопрос: «Ну, что? Скоро?» – И получали такой же молчаливый кивок: «Скоро!» – Сурово и решительно, взмахом руки, отсекая невидимого противника, – вспоминал Отец.

Всем было ясно, что вот-вот события развернутся, не ясны были конкретные день и час, но по неделям ситуация была уже ощутимой, в крайнем случае, для осведомленного и ответственного руководства. И это предчувствие, эта осведомленность не обманули, и это грянуло! Война!

– В первые часы войны все секретари разъехались по заранее спланированным участкам, организовывать работу для фронта. Сразу был создан мобильный штаб обороны города, охвативший своими действиями всю область. И уже в июле, начальник гарнизона города Запорожье, полковник Судец В.А. возглавил оборону города, вскоре ставшего прифронтовым.

– Связь с центром была постоянной и никакой паники, или растерянности не ощущалось. Все заводы продолжали работать в требуемом ритме.

Постепенно начала чувствоваться и работа Центрального Совета по эвакуации, созданного уже 24 июня 1941 года. Так что, мы приступили к конкретному делу с первых минут войны, решительно и сурово вспоминал Отец.

Секретарь обкома Кириленко А.П. отбыл на авиамоторный завод, а Отец на автомобильные и железнодорожные узлы, вокзалы и паровозоремонтный завод, где проходила его рабочая и комсомольская юность. Это задание имело особо большое значение для обеспечения фронтовых перевозок и подготовки эвакуации. Отец вспоминал:

– Я провел оперативные совещания с руководителями, с постановкой задачи на организацию обороны и обеспечение требований фронта, собрания трудовых коллективов и населения близлежащих районов. К моей взволнованной радости, в народе никакой паники не было, люди были морально готовы к отпору врагу. Если же неожиданность и растерянность у части населения и была, то только у тех людей, которые слишком далеки были от политики того времени и вели обывательский образ жизни. Или инерционность сознания, которых, была настолько велика, что они вплоть до начала войны ориентировались на уже давно снятые, лозунги времен «Хасана», «Халхин-Гола» и «Финской компании»: «Воевать малыми силами на чужой территории». Что в тот период и было реальностью.

А выдавать своё недомыслие за оценку Советско-Германских отношений, обстановки в стране и в мире, и пропагандировать, своё – недомыслие, к счастью в более поздний период, за якобы государственную политику того времени, было просто кощунственно. Тем более что эти лозунги уже в 40-м году были сняты с повестки дня. Но к нашему счастью, таких мыслей в начале войны, ни у кого, даже не появлялось. Все, более или менее ответственные люди, знали какой характер, будет носить война.

Сразу же началась запись в Красную Армию и народное ополчение. Мы понимали, что достаточного количества войск в городе нет и, в случае прорыва немцев, единственное спасение – создание ополчения, мобильных истребительных батальонов и плановая заблаговременная закладка партизанских отрядов и партизанских баз. Все эти силы, совместно с войсками, могли обеспечить оборону города. Наши действия, и не только наши, а такую инициативу проявляли многие партийные организации, были одобрительно встречены в центре, который быстро организовался и уже 30 июня был образован Государственный Комитет Обороны. Он почти сразу выпустил постановление о создании дивизий народного ополчения. Так что и характер войны, как всенародной и Отечественной, был правильно и оперативно определен руководством страны.

Однако мы слушали все новые и новые сообщения о неудачах нашей армии. И наши взоры были обращены к маршалу Тимошенко, который был назначен председателем образованной, уже 23 июня, Ставки Главного командования, и практически бывший Верховным Главнокомандующим. И в отличие от возникших после войны обвинений в адрес И.В. Сталина, у нас как раз, существовала уверенность, что перелом в ходе событий наступит, если Верховным Главнокомандующим будет назначен И.В. Сталин, и он сосредоточит в одних руках политическое, военное и хозяйственное руководство страной. Ведь Германия, к началу войны, такую централизацию командования уже давно имела, и это был один из факторов, приносивший ей успех в военных действиях на полях сражений в Европе. Правда потом, многие начали называть такое сосредоточение власти – тоталитаризмом, придавая этому слову дьявольское звучание, и совсем не учитывая той военной ситуации, в которой находилась страна. А тогда, речь шла о жизни и смерти, и централизация власти была оправдана. Но пока события развивались неутешительно.

В своих дневниках начальник генерального штаба немецкой армии, генерал Ф. Гальдер, уже в первые месяцы войны писал, что Красная Армия в районе между старой и новой границей разгромлена, и дальнейший путь на Москву открыт. Но Гальдер ошибался или, скорее, находился в плену у собственной пропаганды.

Сосредоточения всех наших войск на границе не произошло, а именно на это надеялась Германия и её агентура. Кстати и сам Ф. Гальдер, в изданных позже дневниках, признавал, что количество войск сосредоточенных в первой полосе обороны было нами (немецким командованием) переоценено.

Именно при таком развитии событий группировка наших войск была бы рассечена громадной, не имевшей прецедента в мировой практике, армией вторжения Германии, её сателлитов и союзников. Была бы рассечена её мощными танковыми группировками.

Обладая преимуществом в танках и авиации, вопрос решили бы танковые колонны врага, а не те или иные генералы Красной Армии, которых, якобы напрасно, сместили перед войной. О чем шумит недобросовестная пропаганда, и по сей день.

И, конечно, хорошо, что войска были, кроме всего, расположены на линии Сталина. Это была оборонительная линии Днепр-Донбасс, с мощными, долговременными, железобетонными укреплениями в районе Киева. А оперативно усиленные мобилизованными резервами, отходящими войсками, и ополчением, они и создали вторую линию обороны.

Программа военной перестройки народного хозяйства, содержалась уже в выступлении И.В. Сталина по радио 3 июля 1941 года, в котором он обратился к советскому народу и бойцам Красной Армии. А через неделю после начала войны был принят правительством мобилизационный план, переводящий экономику на военные рельсы. И, конечно, все эти мероприятия, так быстро разработанные и принятые, не могли бы состояться, если бы их не разработали заблаговременно.

– Обсуждалось у нас и предложение Хрущева Н.С., который, в тот период, был членом военного совета Юго-Западного фронта, и излучал некоторую нервозность и поспешность. Его предложения заключались в немедленной эвакуации, но мы ориентировались на позицию И.В. Сталина в этом вопросе. А именно, об эвакуации в случае крайней необходимости, а предложение Хрущева Н.С. казалось нам несколько паническим.

Конечно, наш вариант требовал необходимости держать руку на пульсе событий и увязать эвакуацию заводов со всем комплексом военно-оборонных задач. Нужно было обеспечить взаимоувязку действий войск, ополчения, партизанских отрядов и истребительных батальонов с работой промышленности, её подготовкой к эвакуации, и с самой эвакуацией одновременно, это требовало многоплановости мышления и большой, разносторонней, не прекращающейся ни на минуту, работы всех руководящих органов. А Никита Сергеевич уже тогда страдал одноплановостью мышления, и какой-то несбалансированностью, с чем он часто попадал впросак.

– В июне мы приступаем к созданию ополчения и истребительных батальонов и обсуждаем этот вопрос на бюро обкома, – вспоминал те тревожные дни Отец.

И уже в этом разговоре возникает мысль посмотреть какова ситуация у наших товарищей в Днепропетровске. Обстановка в Днепропетровском обкоме показалась мне какой-то взволнованной и обстоятельного разговора не получилось. Но я узнал, что Леонид Ильич подал заявление, сдает дела и скоро уходит в действующую армию. А, по словам его сотрудников, он должен уйти в середине июля в одно из высших военных училищ, на военно-политический факультет. Случилось это так или нет, я не знаю – наши пути на время разошлись, – вспоминал Отец.

– Возвратился я несколько озадаченный, но Андрей Павлович Кириленко резко отверг мысли о немедленном уходе в армию. И со словами:

– Нам нужно решать вопросы бронебойных и броневых сталей, готовиться к обороне и эвакуации. Мы если и уйдем в Красную Армию, то вместе с ополчением, – резко прекратил разговор и предложил заняться срочными делами.

– Проанализировав ситуацию на бюро обкома, мы подготовили свои соображения по тактике конкретных действий для доклада в центр.

– Наши соображения, доложенные в центр, были близки к позиции И.В. Сталина. Поэтому вариант действий, созвучный нашим предложениям, и был принят, как руководство к действию, – говорил Отец.

– Этот вопрос возник сразу, как только немцы подошли к Никополю, расположенному на правом берегу Днепра, но имеющему удобные подходы для его форсирования, и удара во фланг нашей обороне.

В начале августа фашистские войска взяли Никополь и были остановлены в 50 км от Запорожья. Обком партии принял решение продолжать работу промышленности, несмотря на близость фронта, и одновременно готовиться к эвакуации. Некоторые считали это безрассудным шагом, но мы рассчитывали на то, что наши войска смогут остановить немецкое наступление в случае прорыва противника, если мы создадим народное ополчение и поручим ему, не только охрану важных объектов, но и отражение бомбовых атак вражеской авиации. Поэтому, несмотря на близость фронта, наша промышленность работала на полную мощность. Металлургия выплавляла чугун и сталь, а машиностроение выпускало авиационные моторы, так необходимые фронту. Фронтовой город делал всё возможное, чтобы до последнего мгновения помогать Красной Армии отражать натиск врага.

Наши надежды на успех такого подхода укрепились, когда 8-го августа председатель государственного комитета обороны И.В. Сталин, в обязанности которого входило курирование работы эвакуируемых объектов, был назначен Верховным Главнокомандующим. Теперь можно было не волноваться о слаженности действий войск и промышленности, и постоянно не теребить штаб фронта, согласовывая процессы эвакуации с действиями войск.

К тревожному августу месяцу были созданы истребительные батальоны в количестве 3650 человек и полки народного ополчения, общей численностью около 50 тысяч человек. Они расположились по всей левобережной полосе Запорожской области. Партизанские отряды должны были начать свою боевую деятельность после нашего ухода. Всеми этими отрядами командовал старый коммунист, активный участник гражданской войны, Н.С. Суров.

Он прекрасно знал тактику партизанской борьбы времен гражданской войны, когда и Красная Армия, и противник, и партизанские отряды были вооружены однотипным стрелковым оружием. А партизанские отряды могли вступать, если не на равных – то довольно успешно, в противоборство с войсками противника. Теперь же картина менялась. Противник был вооружен не только автоматическим оружием, но и быстро вызывал авиационную, артиллеристскую и танковую поддержку. И попытки ввести в бой партизанские отряды, на правом берегу Днепра, в начале успеха не имели, а партизаны несли большие потери.

Тогда ещё единых штабов партизанского движения не было, борьбой партизан руководили партийные органы, зачастую решение принимали секретари райкомов на месте, по мере приближения противника. Но мы быстро сориентировались и начали применять тактику внезапного нанесения ударов в ночное время, в непогоду и в других скрытных условиях, рассчитанных на внезапность удара. А главное, истребительные батальоны начали выполнять двойную функцию: на левом берегу, где наши войска контролировали положение, истребительные батальоны уничтожали диверсантов, разведгруппы врага и вели борьбу с мелкими подразделениями противника. А при действиях на правом берегу, они применяли рейдовую тактику с переправой через Днепр, и уже, действуя как партизанские отряды, наносили внезапные удары.

Ополченцы несли охрану важных объектов и отбивали непрекращающиеся налеты вражеской авиации.

Такие отряды и истребительные батальоны были созданы во всей прибрежной полосе на 150-ти километровом участке левого берега Днепра.

В начале августа, когда немцы взяли Никополь, они попытались сходу переправиться на левый берег рядом с, довольно крупным, районным центром Каменкой-Днепровской, имевшей каменистый берег, удобный для ведения огня по переправляющемуся противнику.

– В тот вечер, я дежурил в обкоме партии. Под вечер звонок из Каменки – Днепровской.

– Николай Петрович, на правом берегу бой. Немцы пытаются начать переправу. Никопольский партизанский отряд вступает в бой, мы переправляемся на правый берег и тоже вступаем в бой с немецкими частями. Что нам делать?

– Во-первых, звоните в штаб Сурову, Николай Степанович вырабатывает тактику ведения партизанской борьбы. А во-вторых, в открытом бою с немецкими частями вы понесете большие потери. Ведите скрытые ночные вылазки, уничтожайте плавсредства и противника на переправах из укрытий. Постоянно тревожьте их. Заставьте противника ждать подкреплений.

– Но наши отряды коммунистические.

– Тем более. Применяйте тактику выгодную для вас, а не для врага, используйте преимущества вашей местности.

В этот же день, серьезное столкновение с войсками противника, пытающегося переправиться на левый берег, произошло в районе села Благовещенки. Первые попытки были отбиты. Но обстановка оставалась серьезной.

Никопольский и Марганцевский отряды, принявшие бой с немецкими частями на правом берегу Днепра, понесли большие потери, до трети своего состава, и были вынуждены отойти в плавни. Тяжело раненный командир Марганцевского отряда не хотел быть обузой для отряда. Партизаны несли командира на, спешно сплетенных из ивняка носилках, быстрым маршем с перебежками отходили вдоль Днепра, ища удобное место для переправы на левый берег.

Чтобы дать возможность отряду уйти от преследования, и выйти из зоны минометного огня, командир остановил бегущих с тяжелой ношей парней, взглянул на небо в последний раз, тихо сказал, – прощайте хлопцы, – и застрелился! А отряду удалось уйти от преследования и переправиться на левый берег.

Однако Марганцевский отряд не сложил оружия. Переформировался и, уже с новым командиром, ушел опять на правый берег в один из первых партизанских рейдов, тревожить тылы противника. Как мы узнали гораздо позже, находясь уже на Кавказе, в районе Марганца отряд столкнулся с карателями, принял бой, понес большие потери и потерял своего нового командира, которого тяжело раненного немцы взяли в плен. На допросах он молчал, и немцы бросили его на растерзание голодным овчаркам. Но это было гораздо позже, а пока этот рейд мешал немецким переправам и облегчал наше положение.

Это положение облегчалось ещё и тем, что под Запорожьем располагался авиационный корпус, которым командовал наш начальник штаба обороны города полковник Судец В.А., выходец из рабочего класса, бывший слесарь авиамоторного завода, секретарь комсомольской организации, в 18 лет, вступивший в комсомол, а затем и партию, добровольцем, ушедший в Красную Армию. Отец вспоминал.

– У нас с ним было много общего, но он несколько раньше меня окончил Механотехническую профтехшколу фабрично заводского ученичества и работал слесарем на заводе «Коммунар», который тогда назывался государственным заводом № 1, и участвовал в комсомольском движении.

Правда, в дальнейшем наши пути несколько разошлись. Он начал военную карьеру, получил основательное летно-военное образование – от авиатехнической и летной школы, до академии имени Фрунзе М.В. В последующем, будучи генерал-лейтенантом, командовал рядом воздушных армий, наносивших сокрушительные удары на многих направлениях Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза, окончивший академию генерального штаба, был маршалом авиации, заместителем министра обороны. А пока, из-под Запорожья, и других аэродромов дислокации его корпуса, он и его лучшие экипажи, летали на Констанцу и Варшаву – бомбить вражеские объекты, и не раз возвращались на изрешеченных бомбардировщиках.

Судец В.А. был летающий и сражающийся Начкор, а его летчики бомбили Данциг и отсекали вражеские войсковые колонны, устремляющиеся в прорыв. Он был начальником гарнизона своего родного Запорожья и, как начальник гарнизона, успешно вел оборону города, отражая не только воздушные, но и наземные атаки врага.

Отец констатировал:

– Нам удалось организовать работу так, что действовали все предприятия, одновременно ведя подготовку к эвакуации. Были подготовлены специальные, усиленные платформы, для перевозки крупнотоннажных грузов, которых не было в железнодорожном парке, не рассчитанном на экстремальные условия эвакуации такого крупного оборудования. Собран и отремонтирован весь подвижной состав, отправлены на Восток тысячи тонн металла, руды, материалов, продовольствия, скота. Люди сутками не уходили домой, а ополченцы, кроме своих рабочих функций, выполняли и новые оборонные задачи.

Мы успешно осуществляли лозунг: «Коммунисты вперед». Областной комитет партии направил в ряды бойцов, защищавших наш край, более 600 коммунистов в качестве армейских политработников и рядовых политбойцов.

Но над нами часто висел немецкий самолет разведчик «Рама». Вот он завис, высматривая цели, сбросил листовки и улетел. Теперь жди налета. Уже в бомбоубежище прочел листовку, которая в хвастливом тоне сообщала о разгроме всей авиации Красной Армии в районе между старой и новой границей. Тогда у нас в это никто не верил, поскольку над головой, натужно гудя, набирали высоту и уходили на задание летчики полка дальней бомбардировочной авиации, дислоцированного под Запорожьем. Но на других участках фронта эта листовка могла оказать отрицательное воздействие.

А потом, уже в мирное время, в период озлобленной Хрущевской критики И.В. Сталина, которая почему-то называлась, критикой культа личности, эта пропагандистская листовка Геббельса начала иметь хождение уже как полуофициальная пропаганда. А тогда все, кому положено было знать, знали, что аэродромы, расположенные за Днепром, были надежно прикрыты и активно действовали весь первый период войны.

18 августа немецкие танки находились уже на подходе к городу со стороны правого берега Днепра. Стремительным броском они хотели овладеть плотиной и получить ключ к городу и его промышленности. В бой с ними вступил артиллерийский дивизион, прикрывающий плотину. Огнем орудий, прямой наводкой, продвижение танков удалось остановить. Немцы попытались фланговым обходом сбить батареи. При фланговых атаках противника солдаты со связками гранат, отбивали атаки врага. Первый удар был остановлен.

В то время командующим Юго-Западным направлением, которое в последующем было преобразовано во фронт, был С.М. Буденный. Опасаясь прорыва немецких танков, мы обратились к Семену Михайловичу с просьбой выделить нам хотя бы небольшую группу танков. Разделяя наши опасения, командующий выделил небольшую группу, которая и прибыла вскоре в наше расположение. Эту группу, всего из нескольких легких и средних танков, мы держали в резерве командования на случай прорыва мобильных немецких групп или высадки десанта.

– Передергивая плечами от остроты нахлынувших впечатлений и загораясь, как будто он сейчас идет в бой, вспоминал Отец.

– Но немцы в это, чуть прохладное, ясное, солнечное утро, установив орудия на правом берегу Днепра, начали обстрел заводов. Над городом появились вражеские самолеты. Наклонившись на крыло, они идут в пике и обстреливают людей у проходных.

Наша зенитная артиллерия отвечает беглым огнем. Самолеты, пробарражировав над заводами и городом, улетают. Не имея успеха на переправах в районе Никополя, немцы делают попытку переправы под Запорожьем, несколько ниже острова Хортица и стаскивают под обстрелом наших войск и ополчения плавсредства.

По решению обкома партии генераторы Днепрогэс были замкнуты накоротко и взорвана, в некоторых местах верхняя проезжая часть плотины.

Большая вода смыла плавсредства, подготовленные к переправе через Днепр. К тому же, наши контакты со штабом Юго-Западного направления не прошли бесследно и главнокомандующий направлением, 25 августа, отдал директиву войскам о срыве попыток врага форсировать Днепр в районе Кременчуга и Запорожья. Такие действия войск были возможны, пока на правобережье шла упорная оборона Киевского выступа и сохранялась угроза действия наших войск во фланг и тыл противника.

И чтобы не говорили впоследствии, даже ссылаясь на Г.К. Жукова, о якобы неправильной позиции И.В. Сталина в вопросе обороны Киева, которая длилась 71 день, но нам это давало возможность продолжить эвакуацию, так необходимую оборонной промышленности страны.

Наверное, Г.К. Жуков, при всем уважении к нему, в тот период, кстати, находясь вне Генерального штаба, думал о конкретной операции военного характера, а И.В. Сталин думал о выигрыше всей войны, которой без создания мощной промышленной базы на востоке страны был невозможен. Так или иначе, сражение под Киевом сделало своё дело. Немецкий «ударный клин» на центральном направлении понес большие потери, в особенности его танково-механизированные группы первого удара, и летнее наступление на Москву было остановлено.

А разговоры о трагедии обороны Киева, носили больше эмоционально пропагандистский характер, когда в чем-то нужно было обвинить И.В. Сталина. Конечно, были и тяжелые бои, и потери, на то и война, но главная задача обороны Киева была выполнена. Ещё в те годы рассказывали многие, вышедшие из окружения, солдаты и офицеры, до тех пор, когда этот вопрос не был затемнен антисталинской пропагандой.

Кроме того, наступление врага на Донбасс и Крым, через Запорожский узел, было также приостановлено.

Но нас ожидали новые неприятности, прекратилась подача электроэнергии на заводы. Нужно было задействовать заводские ТЭЦ и организовать подачу электроэнергии из Донбасса. Наша артиллерия, занимавшая позиции на территории заводов, обстреливала скопления врага на правом берегу, а немецкая вела шрапнельный обстрел цехов, мешая эвакуации, но пока берегла для себя цеха и оборудование.

– В кабинете у секретаря обкома Кириленко А.П., совместно с директором завода «Запорожсталь» Кузьминым А.Н., мы принимаем решение, – выйти в Государственный Комитет Обороны с предложением о начале эвакуации заводов. И в ночь с 18 на 19 августа 1941 года заместителю наркома Шереметьеву был вручен пакет с постановлением ГКО о начале демонтажа оборудования, с указанием мест назначения. Оборудование заводов «Запорожсталь», Коксохимического, Огнеупорного направлялось на Магнитогорский металлургический комбинат, а «Днепроспецсталь» и завод Ферросплавов – на Кузнецкий металлургический комбинат. Авиамоторный завод уходил в Омск.

Конечно, такой всеобъемлющий план передислокации на Восток всей промышленности за два – три месяца, в условиях войны, разработать было трудно, но мы участвовали в его разработке ещё в 1939 году. Поэтому уже после войны, когда начали бытовать слухи о том, что Сталин якобы готовил первым удар по Германии, а Н.С. Хрущев то поддерживал версию, что к войне совсем не готовились, то версию о подготовке первого удара. Нас всегда удивлял этот вопрос: «Как можно готовить какой-то первый удар, когда разрабатывались эвакуационные планы, а укрепления, кроме приграничных округов, строились по линии Днепр-Донбасс». Стало ясно, что И.В. Сталина пытаются скомпрометировать при любой ситуации, на любых бездоказательных легендах.

Но это было всё потом, а пока стояла трудная задача эвакуации промышленности. Особенно трудная задача стоит перед А.Н. Кузьминым, который молодым, 35-летним инженером, но уже имевшим солидный инженерный опыт, в 1937 году был назначен директором завода. За два года завод вышел на проектную мощность, и Кузьмин был награжден орденом Трудового Красного знамени. Кстати, тогда это был не только его успех, таким же орденом был награжден и Днепрогэс, и Магниевый завод. Но это никак не уменьшало заслуг А.Н. Кузьмина, а наоборот только их подчеркивало. А теперь перед ним стояла обратная задача, – демонтировать и вывезти завод. В решительную минуту он правильно понял ситуацию и вышел в обком партии с предложением о начале эвакуации. В это время мы, в кабинете А.П. Кириленко, проводили совещание как раз по этому вопросу, и все присутствующие сразу поддержали это предложение. Андрей Павлович со словами: «Да конечно пора, все это чувствуют». – Тут же снял трубку и стал звонить министру черной металлургии СССР И.Ф. Тевосяну, приговаривая: «Такие вопросы без центра не решаются».

Вопрос был настолько важным, что уже в ночь с 18 на 19 августа 1941 года пакет с постановлением ГКО, разрешающим демонтировать оборудование металлургических заводов Запорожья и Днепропетровска, с указанием места их назначения, был в руках у Шереметьева, и он, не теряя времени, сразу же смог выехать в Запорожье. А уже 20 августа А.Г. Шереметьев доставил в Запорожский обком партии постановление ГКО. И в деловом ритме, без малейшего намека на панику или нервозность, вместе с секретарем обкома, Кириленко А.П., мы выехали на заводы.

Все конечно были вооружены. Но Андрей Павлович все-таки предупредил, – не забыть оружие. Опасность встретится с немецкими диверсионными группами, которые периодически проникали в город с правого берега Днепра, была велика, тем более что от обкома партии до заводов расстояние было немалым. На заводах нас уже встречала группа начальников цехов и отделов, во главе с А.Н. Кузьминым и директором завода «Днепроспецсталь» А.Ф. Трегубенко. Здесь все были ознакомлены с содержанием пакета.

С директорами заводов и начальниками цехов выработали план сбора людей и демонтажа оборудования для обеспечения – выполнения уникальной, нигде ранее не решавшейся задачи. Под огнем противника разобрать и вывезти на Урал и в Сибирь сотни тысяч тонн оборудования и материалов, затем на новом месте смонтировать и ввести в действие в кратчайшие сроки; дабы увеличить выпуск танков и самолетов, без которых победа над врагом вообще была немыслима. Эта задача без твердой воли Сталина И.В., его организаторских способностей, громадной работоспособности и наличия ранее разработанных, эвакуационных планов, была нереальна.

– С огромным энтузиазмом мы взялись за эту задачу! – С торжествующим видом вспоминал Отец.

– С 3 июля, когда прозвучало выступление товарища Сталина – как набат! И мы услыхали по радио его голос:

– Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота!

– К вам обращаюсь Я, друзья мои…! Мы должны перестроить всю нашу работу на новый военный лад, не знающий пощады врагу. Угонять весь подвижной состав. Ни оставлять врагу ничего! Необходимо, чтобы в наших рядах не было нытиков трусов и паникеров.

Эти слова Товарища Сталина и наш энтузиазм, нам удалось вселить в душу каждого инженера, каждого рабочего, и нужно было видеть, с какой инициативой люди взялись за эту работу. Народ внутренним голосом почувствовал.

– Это голос веков! Это голос предков!

– Тогда мы поняли. Мы выиграем, мы выстоим! Победа будет за нами!

– Пусть не сейчас. Пусть не сразу. Но все равно за нами!

Эвакуация заводов началась, но враг подтянул свежие силы, смял подразделения защищавшие мосты, захватил остров Хортица и стремительным броском вышел на левый берег Днепра. Установив артиллерию на острове Хортица, немцы начали обстрел заводов и города, уже на поражение. Командующий обороной выдвинул к мостам подразделения наших войск и локализовал прорыв. Фронтовой город не сдавался, больницы принимали раненых, убитых хоронили на площадях, и продолжали своё дело.

– Первые пленные показали, что немецкое командование группы войск «Юг» придает большое значение захвату этого плацдарма на восточном берегу Днепра. А технические специалисты немецких сталелитейных фирм, уже прибывшие в войска, больше всего интересовались спецсталями, поскольку, столкнувшись с первыми советскими танками Т-34, X. Гудериан докладывал фюреру о том, что русские превзошли нас в области спецсталей.

И уже впоследствии в своих мемуарах X. Гудериан, который в то время поворачивал свою 2-ю мотомеханизированную группу войск, так называемый «ударный клин», который только впоследствии был преобразован во 2-ю танковую армию, с Московского направления на Киевское, вспоминал, что Фюрер придавал большое значение этому плацдарму.

Его тревожило, что с «Крымского авианосца», так Гитлер называл Крым, русские ведут постоянные бомбежки румынских месторождений нефти, и он не может снабжать войска достаточным количеством горючего. И Фюрер стал считать всё южное направление, в данный период, более значимым, чем Московское. А немецкое верховное командование рассчитывало на организацию наступления на Крым с Запорожского плацдарма. Чувствуя это по усилению немецкого давления в нашем районе, мы продолжали усиленную борьбу.

– Поскольку я имел опыт работы в промышленности, мне поручили организовать ремонт и отправить передовым частям Красной Армии сотни автомобилей, оборудовать и отправить на фронт передвижные автомастерские, организовать сбор теплых вещей для армии. Всё это делалось параллельно с обороной города и эвакуацией Заводов, – думая о напряженной усталости того времени, – говорил Отец.

– Резкий звонок телефона вывел меня из оцепенения, во время налета, хриплый голос в трубке – директора Днепровского алюминиевого завода сообщал, что при попытке отправки эшелона с оборудованием погибли начальник железнодорожного цеха и крановый машинист. Что делать?

– Маскируйте эшелон и отправляйте ночью.

Но вслед за этим нас постиг следующий удар.

– В середине сентября враг прорвал наши зенитные и авиационные заслоны и нанес мощный бомбовый удар в районе кабельного тоннеля. Не удалось избежать и прямого попадания авиабомб. Разрушения, конечно, были удручающими. Развороченный кабель, находящийся под напряжением, торчал из земли, повреждена подстанция. К великому нашему сожалению, бомба попала прямо в кабельный тоннель. Подача электроэнергии прокатным цехам прекратилась. Возникла угроза остановки работ.

Но, ни минуты не колеблясь, под огнем противника, бригада электриков Е.П. Налигацкого приступает к работе и ликвидирует аварию. Работы продолжаются, подача электроэнергии прокатным цехам возобновлена.

Возобновление работ – главная задача электриков, но им ещё удается демонтировать кабельное хозяйство и подготовить его к погрузке на платформы.

Выбывает из строя водонапорная станция, тут же сооружается плот, на него устанавливается мощный насос и подача воды, так нужной заводам и рабочим поселкам, возобновляется.

Обстрел и бомбежки замедлили темпы эвакуации. Нарушается рабочий ритм почти 10-ти тысячного рабочего коллектива. Чтобы продолжить эвакуацию, требуемыми темпами, нужно захватить мосты и выбить немцев с острова Хортица. Тем более что на заводе «Запорожсталь», также, появились первые рабочие, погибшие на демонтаже и погрузке оборудования, которых хоронили тут же, вблизи главной конторы завода.

Командование решило взять мосты штурмом и выдвинуло вперед штурмовой батальон, Для обеспечения его броска мы перенесли огонь батарей, прикрывающих заводы, по немецкой группировке, расположили истребительные батальоны и ополченцев на господствующих высотах и начали массированный обстрел противника.

Под прикрытием нашего огня штурмовой батальон выбил немцев с левого берега Днепра, захватил мост, и саперы быстро продвинувшись вперед, взорвали пролет моста. Захват города через мосты был предотвращен. Работы продолжились.

Но это хоть и облегчило положение, но полностью задачу не решало. Мы стянули большое количество погрузочной техники, и подвижного состава, огонь немецких батарей с острова Хортица мог причинить ей серьёзный ущерб. Во избежание больших потерь, нужно было выбить немцев с острова.

Командование образовало десантную группу и при поддержке ополчения, осуществлявшего переправу войск, техники и боеприпасов, выбило немцев с острова. Вот они, ополченцы, грузят под обстрелом стянутые к переправе баркасы и гребут через Днепр к острову, доставляя боепитание нашим десантникам, атака которых начинает захлебываться. Слабеет огонь по немецким позициям. Но груз доставлен вовремя! Атака продолжается!

Десантная группа уничтожила немецкие батареи на острове. Эта операция войск Красной Армии проходила в период август-сентябрь 1941 г., при поддержке отрядов милиции, чекистов и отрядов войск НКВД, без которых успех операции был проблематичен. Группой поддержки командовал начальник областного управления госбезопасности В.И. Леонов.

Обстрел заводов на некоторое время прекратился. Но нам надо было, если не уничтожить, то временно подавить немецкие батареи, на правом берегу Днепра, – думая о дальнейшем ходе работ, рассказывал Отец.

– Встречаемся с командующим обороной т. Судец В.А., которого я знал ранее – ещё как секретаря комсомольской ячейки авиамоторного завода, который в то время назывался «Моторостроительный завод имени Баранова». Назывался он так после трагической гибели в авиакатастрофе, 5-го сентября 1933 года, П.И. Баранова, одного из создателей авиации СССР, начальника ВВС Красной Армии. Впоследствии, этот завод назывался: «Государственный авиамоторный завод № 29 имени П.И. Баранова» Куда и перешел работать Судец В.А. с завода «Коммунар», после того как увлекся авиацией. Это знакомство длилось с периода нашей комсомольской юности. Он и тогда уже увлекался авиацией, когда работал слесарем. Поэтому разговор принял непринужденный характер.

– Как подавить вражеские батареи? И дать суровый ответ германской пропаганде? – Решительно вопрошал он. И сам же отвечал:

– Хотя наша задача – это дальнее ночное бомбометание, но подавить немецкие цели, хотя бы временно, а именно ближние цели, так мешающие эвакуации, мы сможем. А вот лучший метод противодействия вражеской пропаганде – это, как вы понимаете, внезапный, неожиданный, налет на Берлин. Но горючего у наших самолетов, для достижения таких дальних целей не хватит.

Тут же связываемся с А.П. Кириленко, который вел усиленную, первоочередную эвакуацию авиамоторного завода, конечно, не без директора завода Лукина М.М. Завод был оснащен первоклассным оборудованием, и потеря хоть какой-то части его, многого стоила. Все, конечно, понимали, что выпуск двигателей, даже в условиях эвакуации, не должен остановиться. Андрею Павловичу, как бывшему работнику этого завода, хорошо знавшему людей, руководившему заводской, а затем и областной партийной организацией, был поручен этот важный вопрос. Но, невзирая на свою занятость, он положительно отнесся к идее увеличения дальности полетов. И со словами:

– Бомбежки нас тоже сильно тревожат. – Связался с ещё оставшимися конструкторами СКБ, и к нам выехал, на обсуждение этой идеи т. Ивченко А.Г. Это потом он стал знаменитым авиаконструктором, разработчиком двигателей Советской авиации, а пока он решал текущие задачи производства двигателей в условиях эвакуации.

Это потом А.П. Кириленко стал членом политбюро и секретарем ЦК, а сейчас он эвакуировал завод. Андрей Павлович дело организовал настолько тщательно, что под вражеским огнем люди не только не разбежались, но каждый чувствовал себя так, что своё рабочее место мог оставить только по причине смерти. Андрей Павлович своими спокойными, но энергичными действиями не только дисциплинировал коллектив, но и вселял в людей веру в правильность нашего дела. Он всем своим поведением показывал, что, кроме административного права ещё имеет и моральное право требовать от людей самоотверженности. Не было на заводе ни одного угла, где бы ни побывал Андрей Павлович, и если он видел какие-то неполадки, то строго спрашивал. Тем более, все мероприятия проводились под неоднократными бомбежками вражеской авиацией и завода, и жилого массива. А сохранить людей была одна из первоочередных задач. Уезжали вместе с оборудованием и квалифицированные рабочие, и инженеры. И именно они там, на месте, в Омске – могли быстро наладить производство.

Эвакуация была проведена за 47 дней и настолько тщательно, что из запорожских деталей, в Омске, уже 7 ноября 1941 года был собран первый двигатель.

Прибыл Ивченко А.Г. Александра Георгиевича я хорошо знал по совместной работе на авиамоторном заводе, когда он, бывший рабочий литейщик, после окончания Харьковского механико-машиностроительного института в 1935 году работал ведущим конструктором по двигателю М-89, а я руководил проектным бюро отдела главного механика. Тогда мы часто встречались по вопросу проектирования испытательных стендов. И меня удивляла его требовательность, в особенности фанатичная приверженность качеству работ и надежности, но, в конечном итоге, получались хорошие конструкции. Сейчас он готовился к отъезду в Омск, куда уже ушло большинство ценного оборудования авиамоторного завода. Оно там уже монтировалось почти под открытым небом.

А Г. Ивченко знал, что все вопросы серийного изготовления авиадвигателей будут идти при активном участии его конструкторов. И что в Омске ему предстоит возглавить серийное конструкторское бюро. Он подбирал людей и создавал бригаду конструкторов, которой предстояло решить задачу увеличения темпов производства, правильно определить пути развития боевой авиации, без которых достижение господства в воздухе, а, следовательно, и победа были невозможны. Он вел анализ конструкции и технологии изготовления под определенным углом зрения: насколько можно упростить, удешевить, ускорить изготовление двигателя без ухудшения его качества. Сейчас он готовился к решению этих задач.

Это потом он создавал двигатели для всемирно известных моделей самолетов: таких, как цельнометаллический истребитель Ла-5, знаменитого авиаконструктора Лавочкина, на котором летали герои Советского Союза – Алексей Маресьев, Александр Покрышкин, Иван Кожедуб. Бомбардировщика ДБЗ-Ф; Ту-2 – конструкции Туполева, на которых наша дальняя авиация бомбила Берлин и многих других моделей, превзошедших по своим тактико-техническим характеристикам немецкие самолеты. Это потом он был генеральным конструктором, доктором технических наук, академиком, героем социалистического труда, лауреатом Ленинской и Государственной премии, а сейчас, невзирая на все заботы, надо было решить вопрос с увеличением дальности полета наших бомбардировщиков.

Совместно с техническими специалистами авиакорпуса, был спроектирован и изготовлен дополнительный бензобак в форме авиабомбы емкостью 350 л.

Изготовленная из картона, обтянутая тканью и пропитанная бакелитовым лаком емкость, незначительно ухудшала аэродинамические характеристики самолета и вполне могла быть подвешена на усиленной внешней подвеске. Эта дополнительная нагрузка позволяла взять в полет еще десять стокилограммовых авиабомб.

В полет уходят опытные летчики 748 полка – командир корабля М.В Симонов и штурман Г.И. Несмашный, уже бомбившие Данциг. Этот полк в последующем был объединен с 420 полком, в котором воевал А. Молодший, и был преобразован во 2-й гвардейский авиационный полк авиации дальнего действия.

Вообще подразделения 4-го авиакорпуса дальней ночной бомбардировочной авиации, которыми командовал Судец В.А., базировались, в то время, на приднепровских аэродромах от Смоленска до Запорожья и осуществляли взлеты и посадки в зависимости от фронтовой обстановки и дальности расположения целей бомбометания.

А штурман экипажа, Григорий Несмашный, один из лучших штурманов авиакорпуса, мастер поиска и уничтожения ночных целей, был уроженцем города Запорожье. Он учился и работал на запорожском заводе «Коммунар» и тогда уже увлекался авиацией – летал в юности на самолетах аэроклуба, базировавшихся недалеко от станции  «Мокрая», где и располагался в то время один из полков дальней бомбардировочной авиации.

Слева направо: Несмашный Г.И., Молодчий А.И., Куликов С.А. У гвардейского знамени, 74 полк. 1942 г.

В 1938 году он оканчивает Чкаловское военно-авиационное училище, осваивает специальность штурмана, после чего попадает в бомбардировочный авиационный полк, где доводит свое мастерство до совершенства.

Конечно, беспрепятственно дойти до Берлина, с аэродромов Юго-Западного фронта, было тяжело. Когда уже при пересечении линии фронта, немецкие противовоздушные службы начинали отслеживать перемещение самолетов. И, на дальних подступах к Берлину, самолеты были взяты в перекрестие прожекторов.

– Ну, все, теперь поведут! Разрывы все ближе и ближе.

– Скоро накроют нас.

– Хрипит в ларингофон командир.

– Бросай машину в пике. – Штурман ему вторит.

Машина несется. Все ближе земля.

– Ручку давай на себя!

Еще немного, и над землей слышится крик. – Ушли!

Снова плавно моторы ревут, чувствуя ровный полет.

Стрелок-радист, сквозь шум кричит.

– Командир, радио есть! Уходим на Бухарест!

Отбомбившись в районе Бухареста, с пробоиной в крыле, через Карпаты и на честном слове дотянули домой. Потери минимальные. Многие говорили, что напрасно: «Главная цель не достигнута». Но они упрямо отвечали: «Пока не достигнута». Глубокие тылы противника были потревожены.

Противник сосредоточил внимание на противовоздушной обороне своего потревоженного Юго-Западного фланга и, на некоторое время, снизил интенсивность авиационного натиска на нашем участке.

А наши летчики уже в последующем, после передислокации, уже вдали от нас, в 42-м году, в группе А. Молодшего, который в октябре 41-го стал Героем Советского Союза, осуществили свою мечту, нанесли удар по логову и отбомбились по Берлину. И за мужество и отвагу, при нанесении ударов по глубоким вражеским тылам, стали Героями Советского Союза.

Вот они, на поляне, довольные и счастливые, замаскировав самолет еловыми ветками и усевшись рядом всем экипажем, после удачного налета на Берлин, обсуждают подробности этого, ставшего впоследствии героическим полета, принесшего командиру корабля – Симонову М.В. и штурману – Несмешному Г.И. в 1942 году звание Героев Советского Союза.

Но это было потом, а пока мы использовали относительное затишье и провели все организационные мероприятия.

Слева направо: Симонов М.В., Несмашный Г.И., Калашников, Дуриков. Экипаж самолета после бомбежки Берлина. Август 1942 г.

После этого техническое обеспечение работ, подача электроэнергии из Донбасса подача железнодорожных составов к месту погрузки была отлажена, можно сказать, на отлично – невзирая на все трудности фронтового бытия.

Ночью опять звонок: «Николай Петрович, составы подали, а чем кормить людей – наши запасы кончились». Тогда не принято было говорить: «Это не мой вопрос, обратитесь к другому товарищу». Тут же связываюсь с П.С. Резником, который в то время занимался сельским хозяйством.

– Петр Савельевич, давай передадим заводам запасы продовольствия и стадо скота одного из совхозов.

– А на каком основании?

– Слышу в трубке его грубоватый, рокочущий голос.

– А на основании фронтовой необходимости. Под нашу ответственность. Проведем решением бюро.

И обком партии решает и этот вопрос. Что бы ни говорили впоследствии, вспоминая былые времена, говорил Отец, – а мы были готовы к такому ходу событий ещё, с февраля 41-го, когда 18-я партконференция подняла роль и значение партийных органов во всех вопросах.

Круглосуточное питание, слаженный ход работ, нам удалось организовать с такой четкостью, что в отдельные дни на Восток стало уходить до 800–900 вагонов. Не хватает железнодорожных платформ для перевозки тяжелых станин прокатных станов, усиливаются 60 тонные платформы, нет 150 тонных подъемных кранов – погрузка идет 75-тонными – поочередно каждого торца станины.

Однако немцы, ниже острова Хортица, начали готовить понтонную переправу, почти на глазах у наших истребительных батальонов левого берега Днепра. Это известие серьезно взволновало обком партии. Передав эту информацию в штаб фронта, и попросив принять оперативные меры, мы срочно собираем бюро обкома. И не дожидаясь помощи фронта, принимаем решение – взорвать центральный проран плотины. Конечно, известив центр о принятом решении.

Но в тех условиях, когда немецкие войска прорывали оборону на многих направлениях, часто решения принимались на месте, местными властями, конечно под их ответственность в случае неудачи, но тогда никакой перестраховки у руководителей не было, и они смело принимали решения в зависимости от остроты создавшейся ситуации. Гибель людей в боях меняла психологию.

Взорвав центральный проран и открыв все сливы, мы помешали попыткам противника наладить переправу. Однако на – долго ли? Если немцы подтянут серьезные резервы, нам не устоять без помощи центра. Нужно было знать истинные намерения противника. Возможно, это был отвлекающий маневр. Наши истребительные батальоны не раз ходили в тыл противника и сейчас мы использовали их возможности – засылая группы на правый берег Днепра. Кроме того, поступило аналогичное задание штаба фронта. Наши проводники повели в тыл несколько разведгрупп штаба фронта, а группа захвата принесла «языка» который показал, что действительная переправа, где немцы сосредотачивают основные силы и средства, готовиться у Каховки и Кременчуга и мы, несколько успокоенные этим сообщением, усилили отправку эшелонов.

Но нужно было ещё и ещё раз проверить эти факты. Действия истребительных батальонов и партизанских отрядов, к тому времени, изменили свой характер. Новая тактика разрабатывалась на основе конкретного боевого опыта обкомом партии совместно со штабом обороны города. Партизанские отряды, составленные в основном из коммунистов, ещё долго тяготели к подчинению партийным органам. Они говорили:

– А как же ещё, ведь мы воюющая партия. Это продолжалось вплоть до организации Центрального и Украинского штабов партизанского движения, которые были созданы в период мая-июня 1942 года. И уже тогда весь накопленный опыт лег в распоряжения и приказы штабов партизанских движений.

Для поиска целей проведения диверсий в тылу противника, разгрома его подразделений охранения и захвата офицеров немецких частей, расположенных на правом берегу Днепра, были выделены бойцы истребительного батальона, того же Каменско-Днепровского района, во главе с бойцом Уткиным, который хорошо знал всю близлежащую местность.

На плоскодонных, просмоленных рыбацких челнах, управляемых местными рыбаками, ночью, чтобы весло не скрипнуло, и не вскрикнула испуганная чайка, взяв на борт взвод хорошо вооруженных бойцов Красной Армии, тихо, вперед через Днепр, в тыл противника. Уничтожив охранение укрепленного пункта противника, внезапным налетом на штаб части, им удается ворваться в его расположение и захватить оперативные документы. И быстро вниз к Днепру, уйти без потерь, растворившись в темноте ночи. Анализ этих документов подтвердил полученные ранее сведения. И работы продолжились нарастающим темпом.

Сорок пять дней и ночей уходили составы в Магнитогорск, Кузнецк, Омск, в Среднюю Азию. Немецкие войска уже форсировали Днепр у Каховки и Кременчуга, а отгрузка оборудования и материалов продолжалась. Эти материалы и часть оборудования были сразу использованы для производства танков и самолетов, которые уже в декабре шли в бой под Москвой.

А завод «Спецсталь», на Кузнецком комбинате, вывезенный из Запорожья и производивший до войны специальные и инструментальные стали под руководством А.Ф. Трегубенко, довоенного директора завода, выдал свою первую продукцию уже 5-го мая 1942 года.

Отгрузка оборудования, материалов и эвакуация людей продолжались. Но ситуация на правом берегу Днепра, а именно начало отвода войск из Киевского укрепрайона, вызывала опасения. И мы всячески ускоряли эвакуацию.

А все разговоры об отводе войск из-под Киева, которые нас так волновали, в конечном итоге, вылились в директиву Верховного главнокомандующего. Эта директива дошла до нас, конечно, в иносказательной форме.

Она говорила о том, что прежде чем отвести войска из Киевского укрепрайона в чистое поле – под гусеницы, двигавшихся с севера танков Гудериана. Нужно сначала нанести удар по этой группировке. Построить укрепления на реке Псёл, а уже потом выводить войска.

И такой удар был организован Верховным главнокомандующим И.В. Сталиным, который, кстати, накануне принял верховное командование войсками. И по свидетельству самого X. Гудериана, конечно, уже впоследствии, в мемуарах, он нес серьезные потери не только от флангового давления пехоты противника, а и от авиационных ударов. Кстати авиационные удары наносила не только бомбардировочная авиация, а и истребительная, оперативно вооруженная малоразмерными кумулятивными бомбами, имевшими достаточную убойную силу.

А начальник штаба ОКХ Ф. Гальдер приводил такие красноречивые данные, что хотя немецким войскам удалось сомкнуть кольцо окружения под Лохвицей, но потери мотомеханизированных частей в боевой технике достигли 80-ти процентов.

И уже очевидцы, вышедшие из кольца окружения, рассказывали, что немцы, ввиду этих потерь, не смогли обеспечить плотное кольцо окружения, и в отдельных местах его практически не было. И наши части, так или иначе, выходили из этого кольца. И это позволило до конца держать войска в Киевском выступе, создавая немцам угрозу флангового удара вниз по Днепру, а нам продолжать эвакуацию, – вспоминал Отец истории своих фронтовых встреч и продолжал:

– Но для нас было ясно, что отвод войск из Киевского выступа это вопрос дней. Отвод войск начался к середине сентября. А приказ оставить Киев был отдан 19 сентября. И немцы, высвободившиеся части смогли бросить на форсирование Днепра в его нижнем течении.

В сентябре Запорожье с севера, вдоль Днепра прикрывала 12-я армия, а с юга 18-я армия, уже начавшие отвод войск в направлении на Донбасс и ещё продолжавшие вести оборону правого берега Днепра.

К нам приходили некоторые солдаты и офицеры, которые группами, и даже одиночками, выходили из окружения вниз по Днепру, используя подручные средства, лодки, катера, и мелкие речные суда. Выходили в основном из Киевской группы войск, расположенных в районе Кременчуга.

И они, как катастрофу или трагедию, свой выход из окружения не воспринимали. К тому времени они уже привыкли к тактике отстаивания узловых центров типа Киева и к боям в окружении.

Конечно, гибель командующего Юго-Западным фронтом и части его штаба, само по себе было человеческой драмой, но стратегически войска выполнили свою задачу и в своём большинстве вышли из окружения. Невзирая на всю последующую пропаганду о катастрофе под Киевом. Так они считали тогда, так они думали и всю свою жизнь.

Командующий фронтом Кирпонос М.П. не смог, в сумятице отступления, определить правильного направления выхода из окружения, от него отвернулось военное счастье, и он погиб в бою. Тем более что колонна начальника штаба генерала Баграмяна И.Х., и большая часть колонны Кирпоноса М.П. из окружения вышли. И винить Сталина И.В. в сложившейся ситуации просто кощунственно. И это нисколько не дискредитирует боевого генерала, выполнившего свою задачу и погибшего в бою. Война есть война.

Но немцы, 19-го сентября, подтянув серьезные резервы, которым мы уже не смогли оказать существенного сопротивления, форсировали Днепр уже под Запорожьем, взяли Каменко-Днепровскую и начали продвигаться вдоль железной дороги в сторону Запорожья, нанося удар во фланг нашей обороняющейся группировке на подступах к городу.

Истребительные батальоны, ведя бои и отстреливаясь от наседающего противника, отходили с войсками, партизанские отряды оставались в местах их дислокации, разрушая мосты и коммуникации, мешая ускоренному продвижению противника, создавая на его пути все новые и новые препятствия.

Якимовский партизанский отряд, который обеспечивал проводниками части Красной Армии, 24 сентября, при подходе немецких частей, взорвал на своем участке железнодорожный мост, приостановив на некоторое время продвижение противника. Но немецкие части подходили все ближе и ближе и 2-го октября «Запорожскому партизанскому отряду» приходится взрывать мост уже на пригородной станции «Мокрая», а партизанскому отряду Каменского района отдается распоряжение утопить паром, чтобы приостановить дополнительную переправу немецких частей.

Общее руководство этим процессом осуществлял, бывший тогда первым секретарем обкома, Матюшин Ф.С.

Таким образом, цехи Запорожских заводов пустеют: вывезено самое ценное оборудование, приборы и сотни километров электрокабеля. А на авиамоторном заводе Кириленко А.П. удалось увезти даже телефонный кабель. Ушли на Восток: металл, руда и вспомогательные материалы. Уехали квалифицированные рабочие и специалисты.

Тревожным утром 2-го октября 1941 года командование Юго-Западного фронта приказало прекратить эвакуацию и вывезти людей. Немецкие части были рядом. Хорошо помню, – потирая виски от нервного напряжения и сурово улыбаясь, – говорил Отец, – это было 3-го октября, была пятница, день прощания с городом. Андрей Павлович обнял Кузьмина и отправил его с последним эшелоном, груженым оборудованием и материалами, уходившим с завода «Запорожсталь». Авиамоторный завод, к этому времени, уже ушел полностью.

Мы уходили уже под обстрелом противника, а немцы, наступая нам на пятки, входили в город, надеясь захватить богатые трофеи. Но их постигло разочарование.

Была совершена уникальная операция, которая изумила фашистского доктора Наумхайбера, прибывшего на завоёванные заводы. Он с изумлением констатировал: «Металлических сплавов мы практически не обнаружили. Даже руда была увезена из Запорожья – небывалый случай в истории военной эвакуации за весь период действия германских войск». Заводы были вывезены так, что за всё время оккупации немцы не смогли их пустить, хотя неоднократно пытались это сделать.

На заводах в период оккупации хозяйничали немецкие фирмы. Фирме «Штальверке-Брауншвейг» во главе с директором Кребсом достался завод «Запорожсталь». Когда попытки восстановить хоть что-то не увенчались успехом, правда этому в значительной мере мешали несколько подпольных групп, действовавших на заводе, фирма начала растаскивать остатки оборудования и металла.

На Урале, в Сибири, в Средней Азии, в суровые морозы или сильную жару, под открытым небом, день и ночь устанавливали увезенное оборудование и жили одной целью:

– Всё для фронта! Всё для победы!

Уральская Магнитка прилагала все силы, чтобы в тяжелых условиях установить оборудование и сразу же начать выпуск броневой стали. Не отходил от печи, осваивая, новый для него, технологический процесс варки броневой стали, наш мастер П. Дорошенко, пока сталь, так необходимая танковой промышленности, не пошла и не достигла требуемого качества. Насколько это было важно, в тот решающий период войны, можно судить по тому, что каждый второй танк, и каждый третий снаряд производились из металла Магнитки. Но это уже было вдали от нас.

– А мы, тем временем, начали готовиться к отходу. Многие наши товарищи: работники райкома, горкома и райкома комсомола погибли при исполнении своих служебных обязанностей, и мы решили захоронить их, как героев обороны города, на площади «Свободы». Погибли: первый секретарь Сталинского райкома партии – Калинин Я.М., работники горкома партии – Опочинов И.В., Рыжевский Я.Д., Гриценко И.Г., Слободяник В.С. и Тихонов С.Л. – директор завода им. «Войкова». Скончался в госпитале от полученной раны заведующий горфинотделом Глухенький С.Я., был ранен, но выжил, секретарь горсовета Бучакчинский М.М. и другие товарищи. Прощаясь с ними, мы дали в воздух троекратный залп и поклялись вернуться и поставить памятник героям, – вспоминал отец.

– Ушло почти 10 тысяч вагонов с оборудованием за все эти пятьдесят дней, когда город, сдерживая врага, отгружал эшелоны.

– Третьего октября, во второй половине дня, захватчики вошли в город. Последними из города уходили Кириленко А.П. с группой работников обкома, горкома и горсовета. Пятьдесят дней фронтовой обком действовал, организуя помощь фронту, ведя бои вместе с передовыми частями Красной Армии. После боёв, прикрывавших вывоз заводов, мы переместились, под охраной истребительного батальона, в последний Куйбышевский район, в одно из ещё свободных сел на краю Запорожской области. Село это, имело выход на Донбасс, и было удобно в случае дальнейшего отступления.

Прибыли мы в эту местность где-то 6 октября 1941 года. И, расположившись в небольшом сельском доме, стали выполнять функции прифронтового обкома, продолжая оказывать влияние на ход процессов борьбы и организации сопротивления в уже оккупированной области.

Тем временем, немецкие войска двумя клиньями наступали в направлении Таганрога. К концу октября возникла угроза полного окружения группы наших войск, находившихся в этом районе.

– Перед уходом мы создали и оставили для подпольной работы, направили в партизанские отряды, несколько групп, с которыми впоследствии пришлось взаимодействовать. Дозоры, выставленные истребительными батальонами, прикрывавшими наше расположение, донесли о приближении противника и возможности окружения.

– Похоронив убитых, оставив раненных у надежных товарищей, попрощавшись с людьми, уходившими в партизаны, мы подготовились к отходу. Проводили подпольную группу Андросова М. С ним уходили: Зинухова Юлия, Павлина Полина и многие другие. Группа оставалась в тылу врага с задачей ведения диверсионной работы, с последующим выходом на партизанский отряд Ковпака С.А., организационная база которого закладывалась в Сумской области. Там М. Андросов, впоследствии, был помощником по работе с молодежью.

Обком партии выходил в направлении на Северный Кавказ, а его работники вливались в ряды Красной Армии. Группа, возглавляемая А.П. Кириленко, соединилась с войсками, и Андрей Павлович был назначен членом Военного Совета 12-й армии, в звании полкового, а затем и дивизионного комиссара. И уже вместе с армией отходил на Таганрог и далее на Ростов.

Пока дорога на Крым была открыта, Отца на обкомовской «Эмке», груженной документами, в сопровождении группы охранения, расположившейся на небольшом полуторатонном автомобиле, который тогда называли «полуторка», отправили в Крым.

В Крыму 11-я немецкая армия, усиленная румынскими войсками, к концу октября расчленила группировку Советских войск на две части. Одна из них – 51-я отдельная армия отходила на Керченский пролив. Кстати, к тому времени полковник Судец В.А., наш бывший командующий обороной города, возглавлял военно-воздушные силы 51-ой армии. Однако отцу, в сутолоке крымского отступления 1941 года, встретиться с ним не удалось, увиделись как-то мельком. Он махнул рукой и сказал. – Бегу, некогда – Улетаю, улетаю».

Наши отходили с войсками по пыльным проселочным дорогам, преследуемые частью войск 11-ой немецкой армии, основные силы которой двигались на штурм Севастополя. Осталось воспоминание:

К концу октября они уже были у Керченского пролива. Еще день и немецкие танки раздавят их. Машины быстро разобрали, соорудили плоты, остатки облили бензином и подожгли. На плотах, с документами, формой, оружием и людьми, которые плавать не умели, а сами вплавь, держась за край плота, и подталкивая его вперед, через Керченский пролив, шириной от четырех до пятнадцати километров.

– Хорошо, что мы, в своей жизни, были связаны либо с рекой, либо с морем, и еще перед войной плавали на дальние, комсомольские, многокилометровые заплывы. Как пригодилось это сейчас, под огнем противника. – С довольным видом вспоминал Отец.

– Сталинский лозунг: «Будь готов к труду и обороне», – сыграл свою роль, мы выплывали в этих трудных условиях.

А утром их накрыл спасительный туман. Немцы уже не могли вести прицельный огонь. Тот, кто пришел в форме, с документами и оружием, получал назначение и отбывал к месту службы. А тот, кто бросил оружие, потерял документы и был деморализован, психологически сломлен или вызывал подозрение как агент Абвера, а немцы тогда часто в отступающие войска внедряли свою агентуру, подлежал дальнейшему разбирательству. Это вылилось в стихи:

Отец получил назначение в оперативную группу Военного совета Южного Фронта и, как уполномоченный Военного совета, был откомандирован в район Ростова, где создалось угрожающее положение. Он выполнял в этом районе ряд оперативных заданий по подготовке контрудара и дестабилизации тыла наступающего противника с помощью диверсионно-партизанских действий.

Уже здесь на Южном фронте мне удалось вновь увидать Л.И. Брежнева, – вспоминал Отец начало своей новой службы.

– Я начал свою боевую деятельность в конце октября, когда Леонид Ильич уже в сентябре прошел боевой путь, работая в группе особого назначения, при Военном совете фронта и успешно действовал по обеспечению боевых операций. В то время в район Ростова и на Северный Кавказ отошло достаточно войск, чтобы сдержать наступление противника. Но войска были заражены синдромом отступления. Всю эту массу войск нужно было привести в порядок и не только сдержать противника, а и нанести контрудар, к тому же, облегчая положение наших войск под Москвой.

Леонид Ильич проявлял удивительную активность – под обстрелом и бомбежками мотался по частям с задачей психологической стабилизации всей массы войск, параллельно решая вопросы боевого и материального обеспечения. Командование уже тогда отмечало его положительно и считало боевым и сильным политработником, и он был назначен заместителем начальника политуправления фронта в звании полкового комиссара. А вот прошел ли он обучение в военном училище, мне так и не удалось узнать. Слишком короток был срок. Но тогда даже Академия Генерального штаба, не говоря уже о военных училищах, выпускала слушателей и через 6 месяцев и даже через 2–3 месяца. И военные учебные заведения действовали, как ускоренные командирские курсы.

Уже позже, в антисталинской пропаганде, упор делался на заградотряды и штрафбаты, как средство обеспечения стабилизации положения. Но приказ И.В. Сталина, как его называли: «Ни шагу назад», вышел только 28.07.1942 года, а положение о штрафных батальонах за подписью Г.К. Жукова вышло и того позже 26.09.1942 года. И эта система отбывания наказания за воинские преступления стабилизировалась только к концу 42-го года.

А успех в обеспечении боеспособности войск был связан с их морально-психологической и идеологической подготовкой, в которой Леонид Ильич достиг определенного успеха, что и способствовало нанесению успешного контрудара под Ростовом.

Именно этот контрудар предотвратил захват немцами Кавказа в 1941 году. Всё напряжение той поры выразилось в словах:

Правда, скоро уйти по домам не удалось, хотя немцы к концу ноября потерпели серьезное поражение. И это в условиях своего превосходства в танках и авиации.

Наши войска использовали, так часто высмеиваемую пропагандой, тактику ударов конницы, поддерживаемой танками, во фланг и тыл противника, и тактику контратак пехотных частей поддержанных артиллерией.

Правда, эти критики, исходили из желания хоть чем-то уязвить Сталина, и хоть как-то оправдать предвоенные попытки Тухачевского расформировать конницу, заменив её танковыми частями, не имея, к тому периоду, массового выпуска современных боеспособных танков.

Наверное, эти критики не знали, что в большинстве ударных клиньев немцев, имелись кавалерийские дивизии, а состояние конского состава сильно волновало немецкое верховное командование. И большие потери конницы в ранних боях, во многом определяли неудачи немецких войск на Кавказе и их стремление создать из местных народов, так называемые туркестанские батальоны, с использованием румынских частей, для зачистки предгорий от наших войск.

Но и здесь противник полного успеха не имел. И ударные немецкие части, неся большие потери, вынуждены были отойти за реку Миус.

Такой контрудар родил новые надежды перехода в контрнаступление, – вспоминал Отец боевые эпизоды своей фронтовой жизни.

К этому моменту, после боёв на Днепре, на Ростовское направление отошла 18-я армия. Это было крупное воинское соединение, которое образовалось в июле 1941 года и состояло из нескольких дивизий, танковых и авиационных соединений, с июля месяца входивших в состав Южного фронта. А уже к ноябрю, при подготовке контрнаступления, членом Военного Совета этой армии был назначен наш товарищ, Кириленко А.П… Он был тогда в звании полкового комиссара.

Уже тогда, Л.И. Брежнев и А.П. Кириленко имели различный стиль работы. Если Леонид Ильич, где бы на фронтовых дорогах не встречал бывших сослуживцев, старался взять их под своё начало. Он любил работать с привычными людьми, а Андрей Павлович старался опереться на имеющиеся кадры.

– Но, так или иначе, – вспоминал Отец, – они запрашивали командование о моём переводе под их начало. Но я выполнял тогда ряд оперативных заданий, будучи уполномоченным, Военного совета Южного фронта, на юге Ворошиловградской области и командование сочло эти оперативные задания не менее важными, чем политработа в войсках; хотя Леонид Ильич докладывал и командованию фронта и даже в Ставку о больших потерях политработников при контрударе под Ростовом. А дальше всё это затерялось в калейдоскопе быстро меняющихся фронтовых событий.

Только уже после войны, когда были опубликованы дневники начальника генерального штаба немецкой армии генерал-полковника Ф. Гальдера, мне стал ясен ход развития событий. Оказалось, что немцы готовили свой контрудар, в связи с неудачей под Ростовом, именно на юге Ворошиловградской области, а наши действия, как раз, носили упреждающий характер. Конечно, эти намерения немецкого командования, возможно, были известны нашему командованию, а мы естественно узнали эти детали уже после войны.

В этот период, Леонид Ильич был ещё в звании полкового комиссара, которое он получил уже в ходе боевых действий, и вел активную работу по подготовке контрнаступления наших войск.

Разбирая эти материалы, я удивлялся той легенде, которая родилась в период перестройки и реформ. Эта легенда говорила о том, что Леонид Ильич ушел на фронт сразу в звании полковника. И что он получил это звание якобы как благодеяние Н.С. Хрущева. Но таких званий у политсостава Красной Армии ещё не было, и членом Военного Совета Южного фронта, решавшего эти вопросы, вообще был далеко не Н.С. Хрущев, а бывший председатель СНК Украины тов. Корниец Л.Р. А звание полковника Л.И. Брежнев получил уже в 1943 году. Так пытаются свести патриотический порыв Л.И. Брежнева, ушедшего добровольцем на фронт, в серию карьерных интриг.

– А тогда нас интересовало первое контрнаступление, – вспоминал Отец. В действительности мы готовили первое крупное контрнаступление наших войск, переходя от тактики довольно мелких контрударов которые, правда, по свидетельству немецкого верховного командования, изматывали немецкие войска, приводя даже Верховного Главнокомандующего сухопутных войск – фельдмаршала фон Браухича, в уныние, – как свидетельствовал тот же Ф. Гальдер. Его волновал срыв всех сроков наступления немецкой армии, о которых он замечал и в начальный период боевых действий, и в особенности уже под Житомиром. То, что наши некоторые историки и отдельные поддакивающие им военные, конечно из конъюнктурных соображений, в пылу анти Сталинской пропаганды, считали трагедией Красной Армии, Браухич считал неудачей Вермахта. Срыв всех планов молниеносного удара, срыв всей тактики «Блицкрига», потеря пробивной силы немецких ударных клиньев, в результате ударов нанесенных Красной Армией, начиная с приграничных сражений и до Кавказа, Москвы и Ленинграда. За это, как он правильно предполагал, фюрер его не помилует. Браухич, чувствовал начало провала всей летней компании 1941 года, и считал это трагедией немецких войск. Так что трагедия в 1941 году была, но не у Красной Армии, а у Вермахта, так предполагал и считал Браухич.

А у Красной Армии задача стало в организации контрнаступления, направленного на разгром немецких «ударных клиньев», и тем самым, хотят ли того наши критики или нет, к выигрышу компании 1941 года, невзирая на большие территориальные потери, а во многом даже благодаря им, – как писал впоследствии Ф. Гальдер, что наша беда (немецкой армии) – это страшная растянутость коммуникаций, сковывающей свободу маневра, и громадные территории, требующие массу тыловых войск. И далее:

– Наши войска растянуты благодаря бескрайним российским просторам, и мы испытываем большие затруднения в организации взаимодействия войск и их маневрирования.

– А наше контрнаступление было призвано, не только нанести поражение немецкой ударной группировке, но и облегчить положение наших войск под Москвой, и тем самым отработать тактику Ставки Верховного командования. Оно шло от стабилизации обороны, через морально-психологическую стабилизацию войск, к нанесению контрудара. А уже в развитие контрудара – переход в контрнаступление. Это требовало частых выездов в войска, и Леонид Ильич использовал для этого каждую возможность. – Вспоминал Отец свои впечатления поздней осени 1941 года.

После двухнедельной подготовки и передислокации войск этот контрудар перешел в Барвенково-Лозовскую наступательную операцию.

Первое контрнаступление началось с ударов по дивизии СС «Викинг». И далее, в январе 1942 года, зайдя в тыл немцам, наши войска разгромили группировку немецкого «ударного клина» группы армий «Юг», призванного уничтожить советские войска на Кавказе, в 1941 году.

– А ещё в конце ноября, за первые успехи в контрнаступлении, Леониду Ильичу присвоили звание бригадного комиссара, а чуть позднее за боевые заслуги и проявленный героизм его наградили первым орденом – Красного знамени.

Нашей радости не было предела, когда мы узнали, что кроме удара на Кавказе, терпит поражение под Москвой «ударный клин» группы армий «Центр». Операция «Тайфун» по захвату Москвы провалилась. Танковая армия Гудериана отступает, а разгром немецких войск завершается их окружением под Сухиничами. Завяз под Ленинградом и не имел успеха «ударный клин» группы армий «Север».

Именно этим «ударным клиньям» армии вторжения, Главком сухопутных сил Германии фельдмаршал фон Браухич придавал основное, превалирующее значение в захвате и уничтожении промышленной мощи Росси. И конечно мы узнали гораздо позже, вспоминал Отец, – что на совещании в ставке фюрера генерал – фельдмаршал Кейтель заявил:

– Таких сухопутных войск, какими мы располагали к июню 1941 года, мы уже никогда больше иметь не будем. Мы начали осознавать, что полной победы достичь мы не сможем, – докладывал Кейтель.

Этим было признано, что армия вторжения, и её «ударные клинья», невзирая на весь трагизм ситуации, часто раздуваемый в пропагандистских целях, была разгромлена в России несколько более чем за 200 дней, потерей более 1-го миллиона человек отборных моторизованных и танковых войск. И достигнуто это по свидетельству генерал – полковника Ф. Гальдера, постоянными контратаками русских войск, начиная с момента пересечения немецкими войсками государственной границы Советского Союза. И ключевое слово в его дневниках:

– Русские постоянно контратакуют. Это его основное впечатление, которое он вынес из компании 1941 года.

И эта операция завершается тем, что 19 декабря генерал-фельдмаршал Браухич, был у фюрера и сдал свои обязанности Главкома. Фюрер принял командование сухопутными силами на себя. Он принимает чрезвычайные меры. Все резервы будут брошены на Восточный фронт. Так заканчивается первое поражение Германской армии и армий её европейских союзников. И начинается мобилизация сил и средств, практически всей Европы, для восстановления ударной мощи и нанесения новых ударов в 1942 году. Проиграв компанию 1941 года, Фюрер готовиться к летней компании 1942 года. И смысл этой компании по свидетельству Ф. Гальдера, на одном из совещаний у Фюрера, высказал от штаба ОКВ генерал Йодль:

– Ключ от Кавказа лежит во взятии Сталинграда.

А Фюрер считал, что теперь борьба пойдет на истощение сил и средств и это истощение произойдет, у кого угодно, только не у нас, – говорил Гитлер. Он даже не мог предположить, что ресурсы всей Европы не устоят перед ресурсами России, и он бросает все силы на создание группы войск, под названием 6-я армия Паулюса.

А вслед за этим, летом 1942 года, оперативная обстановка на Кавказе и Сталинградском направлении ухудшается. В июле и в августе разворачивается первый этап Сталинградской битвы. 12 июля, на базе полевого управления войск Юго-Западного фронта, был создан Сталинградский фронт во главе с маршалом С.К. Тимошенко. 17 июля авангарды 6-ой немецкой армии встретились с передовыми отрядами Красной Армии и завязали бои.

В этот период ГКО ставит задачу всесторонней помощи Сталинградскому узлу обороны. А главное, ставит серьёзную задачу – увеличить выпуск танков на заводах Сталинграда и на всей прилегающей инфраструктуре – в два и более раза. И самое главное это увеличение должно произойти оперативно быстро, в течение двух-трех недель. Тогда же приходит приказ И.В. Сталина, группе войск, расположенной на Кавказе, организовать оперативное взаимодействие со Сталинградским узлом обороны. Отец, летом 1942 года, получает довольно важное задание, ради которого его временно отзывают с фронта.

Это задание он получает как уполномоченный ГКО и ЦК ВКП (б), – решить вопрос с увеличением поставок металла, в особенности броневой стали, для танковой промышленности Сталинграда, на Кузнецком, Чусовском, Новосибирском и других заводах, где, кроме всего, уже работало оборудование и люди, эвакуированные из Запорожья. Кстати эти усилия касались не только Отца, а имели довольно широкий характер, к тому же, и Кириленко А.П. отзывается из 18-й армии и работает как представитель ГКО, но уже в авиационной промышленности.

Это задание Отец выполнял, уже имея поручение оперативной группы Военного совета сначала Южного фронта, а впоследствии и Северной группы войск Закавказского фронта, по подбору людей для засылки в тыл противника, в районы Запорожской области, знакомые многим запорожцам, находившимся в эвакуации. Ведя работу по увеличению поставок продукции, и в разговорах по улучшению производства, естественно, возникал вопрос о состоянии дел на фронте. И здесь тяжело было разделить, где оперативное задание фронта, а где партийное задание ЦК.

– Рассказывая о боях на северном Кавказе, и о наших трудностях по отражению атак противника, я, с подходящими для этой цели людьми, начинал разговор об их участии в этой борьбе. Многие товарищи сразу соглашались, а некоторые просили время на раздумье, вспоминая своих боевых товарищей, рассказывал Отец.

– А Кузьмин А.Н., бывший директор завода «Запорожсталь», который был назначен директором Новосибирского металлургического комбината, сразу заявил.

– Николай Петрович, давай меня на фронт!

– Ну – ты, Анатолий Николаевич, не торопись. Тебе и здесь дел хватит, ты и тут, осваиваешь высококачественные стали, для нужд обороны. Лучше порекомендуй мне подходящих людей. Многие товарищи, которых он рекомендовал, согласились и были заброшены для подпольной работы, и в партизанские отряды.

– С этой же целью я посетил Ташкент. Именно там уже начинал работу вывезенный из Запорожья, единственный в то время в стране; завод абразивных изделий. Продукция этого завода была так необходима для шлифовки деталей танковых двигателей. В особенности, нужны были так запомнившиеся мне, абразивные круги с зеленоватым отливом, круги карбида кремния зеленого.

Директором этого завода был хорошо мне известный товарищ – Решетняк Петр Мартынович. Находясь в Ташкенте, я получил телеграмму, которая предписывала мне продлить свою командировку, с той же целью, уже в Самарканд. Эту командировку я воспринял с нескрываемой радостью. Наконец мне, за такой долгий срок, удастся увидеть семью в Самарканде, – вспоминая военные переживания, говорил Отец.

Решение производственных вопросов, как в Ташкенте, так и Самарканде, конечно, имело важное оборонное значение, но оно носило больше характер прикрытия по подбору и вербовке людей для оперативной деятельности. Здесь уже речь шла о Сталинградском направлении.

После выполнения задания, проведав семью в Самарканде, Отец отбывает в город Сталинград для выполнения специального задания Военного совета Южного фронта. Там с группой товарищей, во взаимодействии с Украинским штабом партизанского движения, который летом 1942 года, в связи с изменившейся оперативной обстановкой и организацией Сталинградского фронта, был передислоцирован, на определенное время, в Сталинград, организует партизанские отряды и диверсионно-разведывательные группы, засылаемые в тыл наступающей немецкой армии.

Разделить партийную и чисто военную сторону вопроса в создании партизанского движения в Сталинградской области было трудно, поскольку они продолжали числиться в резерве ЦК ВКП (б), и выполняли его решение о создании и укомплектовании партизанских отрядов, подписанное товарищем Сталиным, как секретарем ЦК.

Поэтому гораздо позже, когда возникали разговоры о том, что народ победил без партии и без Сталина, мне это казалось диким и крайне не компетентным желанием исказить историю, а попытки вбить эти мысли в сознание народа просто преступными. Но это было потом, гораздо позже, а пока УШПД, опираясь на оперативные группы на фронтах, в августе-сентябре 1942 года сформировал и перебросил в тыл врага 14 партизанских отрядов и 59 организаторских и диверсионно-разведовательных групп, которые начали свою деятельность в тылу наступающих немецких войск.

– 5 сентября 1942 года, мы получили приказ Народного Комиссара обороны И.В. Сталина: «О задачах партизанского движения». В этом приказе говорилось о том, что партизанское движение становится одним из решающих условий победы над врагом. Мы вышли на Сталинградский обком партии и усилили проводку подрывников, разведчиков и агентурных специалистов различного плана.

В этот период прифронтовые обкомы партии имеют решающее значение в формировании партизанских отрядов. – Как вспоминал Отец.

Г.К. Жуков. Генерал армии. Сталинград, 1942 г.

– Людей нам, конечно, подбирал и передавал Сталинградский обком партии. Мы проводили оперативное обучение и инструктаж и осуществляли заброску в тыл наступающим немецким частям. Сплошной линии фронта тогда ещё не было. Люди уходили в близлежащие села, используя местный попутный транспорт. А товарищей, которые уходили в зону близкую к району боевых действий, приходилось доставлять на выделенной в наше распоряжение обкомовской «Эмке».

Слева направо: Н.П. Моисеенко, Я.Т. Жуков. Сталинград, Август 1942 г.

Выезжаем в одно из дальних сел Сталинградской области, на заднем сидении устраиваются, вплотную прижавшись, друг к другу, четверо бойцов из истребительных батальонов, уходящих в тыл противника для организации разведывательно-диверсионного отряда. Подъезжаем к цели. Духота в машине и яркое солнце, нестерпимы. Наша черная «Эмка», блестящая на солнце, на фоне пыльной дороги и выгоревшей травы, – прекрасная цель для немецкой артиллерии.

Впереди идет бой наших частей, отступающих к Сталинграду. Пытаемся проскочить на большой скорости, но нас замечают немецкие артиллерийские наблюдатели и открывают по нам минометный огонь, пристреливаясь к нашей скорости движения.

– Ну, ребята, давайте, прыгайте в близлежащие развалины, а мы отвлечем огонь на себя. – Ребята выпрыгивают на ходу в кювет и скрываются в развалинах.

Мы резко разворачиваемся и на предельной скорости уходим от обстрела. Бой остается далеко позади. К вечеру подъезжаем к одной из деревень, где в уцелевших от артобстрела домах расположились на ночлег отходящие к Сталинграду части.

В близлежащем доме народу набито столько, что ни прилечь, ни продохнуть невозможно. Шофер просится на ночлег в дом. Ночью в машине довольно прохладно, а он простужен. С горечью соглашаюсь, сам не сплю третью ночь, и засыпаю тревожным сном, сидя в машине. Сквозь сон слышу вой снаряда, просыпаюсь от взрыва, вместо дома огромная воронка, машину посекло осколками, выбило стекла, а я, хоть и исцарапан осколками стекла, но цел. Только отделался казавшейся тогда легкой контузией. Правда, потом шум в голове и тошнота долго не проходили, даже в послевоенное время. Мой шофер и все бойцы в доме погибли. Отдышавшись, и дождавшись пока шум в голове немного утихнет, забираю лейтенанта вместе с его сержантом. Они вышли покурить и остались живы.

– Вот тебе и шальной снаряд, вот тебе и фронтовая случайность, если бы не вышел покурить, лежал бы уже в братской могиле от снаряда, – печально говорит лейтенант. Сажусь за руль, и, не включая фар по проселочной дороге, изрытой воронками и ухабами, скорее от пристрелянного места. Как бы ни ахнул новый снаряд. Въезжаю в Сталинград, там хоть можно отоспаться в одном из бомбоубежищ. Не успел отоспаться и сразу вызов в обком.

Наша группа привлекается к подготовке обороны города, которая идет под усиливающейся бомбежкой.

В город, для руководства работой промышленного узла, прибыл заместитель председателя Совета Народных комиссаров СССР В.А. Малышев, к тому же он, в тот период, был и наркомом танковой промышленности. А ответственность в Политбюро за выпуск танков была возложена ещё до войны на Вячеслава Михайловича Молотова.

С Малышевым прибывают и другие ответственные работники. Перед ними стояла задача в 10 дней удвоить выпуск танков на заводах области.

Группа Отца заканчивает свои основные фронтовые задачи, поставленные перед ней. Её работа в Сталинграде подходила к концу. Бои уже шли на внешнем обводе. Но группа Малышева привлекла их для решения некоторых задач по производству танков и самолетов.

И, изучая эти материалы уже в годы перестройки и реформ, я сталкивался с очень живучей легендой, что не будь Тухачевского М.Н., мы бы не имели такой мощной танковой промышленности, и эта легенда существовала тогда, когда Тухачевский никогда не принадлежал танковой промышленности ни сном, ни духом. Где, кто и когда пустил эту легенду, уже определить трудно, но она существует и поныне в буржуазной прессе.

А тогда, в район Сталинграда, прибыл представитель верховного командования Г.К. Жуков, для ознакомления с обстановкой, и мы почувствовали жесткую стабилизирующую роль его действий. Он находился в Сталинграде вместе с Маленковым Г.М… Жуков Г.К. занимался вопросом координации действий различных видов вооруженных сил, а Маленков действовал от имени ГКО.

Тогда работа этих ведомств часто пересекалась. Они пробыли в Сталинграде недолго и отбыли по вызову Верховного Главнокомандующего.

Начинается величайшая Сталинградская битва, а вместе с ней разворачивается и битва за Кавказ. О тесном оперативном взаимодействии этих двух направлений, для обеспечения стабильной обороны и недопущения фланговых ударов противника, позаботился Верховный Главнокомандующий.

К этому времени оперативная обстановка на Кавказе ухудшается. 6 августа противник овладел Ставрополем и Армавиром. 8 августа создается, в срочном порядке, Северная группа войск Закавказского фронта, в последствии Северо-Кавказский фронт. Отец назначается начальником оперативной группы, Военного совета этой группы войск, и в сентябре отбывает по назначению.

Положение на Северном Кавказе, да и во всей стране, создается тревожное. Турция и Япония обещали Гитлеру вступить в войну после взятия Кавказа. Ещё один успех германской армии и Турция вступит в войну. И их срочно отзывают на Кавказ к своим фронтовым обязанностям. Перед отъездом их принимает командующий армией, награждает часами от президента США и представляет к медали «За оборону Сталинграда».

Медаль «За оборону Сталинграда» как тогда, так и уже после войны, была особенно ценной реликвией для всех фронтовиков, да и для всего народа. Получает её он уже на Кавказе. Уже в разгар сражений за Кавказ.

К концу августа 1-я танковая армия Клейста вышла к Тереку и Баксану, но здесь в ожесточенных боях была остановлена войсками Северной группы. Под Орджоникидзе создается угрожающее положение, и командование направляет на этот участок часть оперативной группы Отца для помощи в организации обороны.

Враг был на подступах к Орджоникидзе, пытался выйти к Военно-Грузинской дороге и захватить Грозный, Баку и Тбилиси. А, захватив Бакинскую нефть, хотел решить исход борьбы за Кавказ в свою пользу. Вся ожесточенность борьбы за Кавказ была предопределена позицией самого Гитлера, который считал, в какой – то степени даже мистически, что если он не захватит кавказскую нефть, то возможен проигрыш всей военной кампании в России. Он рвался к руководству всеми действиями немецкой армии по захвату кавказской нефти и с этой целью он приезжал в Полтаву.

А.П. Кириленко. Кавказ, 1942 г.

Н.П. Моисеенко. Сталинград-Кавказ, 1942 г.

В 1941 г. начальник генерального штаба немецкой армии в своём дневнике писал: «В Великороссии необходимо применение жесточайшего насилия. Идеологические узы недостаточно прочно связывают русский народ. Жесткое насилие позволит разорвать эти узы и добиться победы». Такие инструкции получали наступающие немецкие войска, надеясь жестким ударом на Кавказе разорвать эти узы и посеять межнациональную рознь.

А, как говорил И.В. Сталин в своей речи 6 ноября 1941 г.: «Но немцы и здесь жестоко просчитались и не смогли добиться серьезного успеха и в этом вопросе».

Правда, в отдельных случаях, с некоторыми малыми народами Северного Кавказа, немцы имели частичный успех, и из этих народов было создано ряд подразделений, выступивших на стороне врага. Однако меры принятые Верховным командованием локализовали и ограничили их успех. И, как говорил товарищ Сталин: «Широкого успеха, в этом вопросе, противник не имел».

Какие же это были меры, о которых создано так много легенд, действующих и поныне. Не знаю, как впоследствии развивались события, – говорил Отец, – но в 1942–43 годах на Грозненском направлении немцы создали мусульманский батальон из народов Кавказа.

Никакого национального недоверия к народам Кавказа у Советского правительства, в тот период не было. Создавались национальные подразделения и армянские и азербайджанские, да и других народов Кавказа. И даже была попытка создания чеченской кавалерийской дивизии.

Но в одном из аулов на Грозненском направлении была проведена мобилизация молодежи, которая приняла присягу и получила оружие. Однако под влиянием агентуры исламского батальона, они перебили присланный из фронтовых частей сержантско-старшинский состав, и ушли в горы.

И тут же загремели выстрелы и взрывы на дорогах. Эти люди начали диверсионную деятельность по дестабилизации тыла, именно тогда, когда немцы проводили наступательные операции.

С фронта была снята одна из частей НКВД, где она сдерживала наступление противника и была расквартирована в этом ауле. Насколько я помню, – говорил Отец, – эта часть принадлежала 11-й стрелковой дивизии НКВД, занимавшей оборону на реке Баксан. Образовавшимся диверсионно-подрывным группам, было предложено сложить оружие. Но взрывы и нападения продолжались.

Тогда командование решило, выселить из зоны боевых действий жителей аула, которые оказывали восставшим всяческое содействие. И сколько бы впоследствии не говорили, что это были мирные жители, но они в условиях, когда речь шла о самом существовании народа, оказывали активное содействие противнику.

Подъехала колонна машин, в неё усадили жителей аула, разрешив взять с собой часть имущества и даже мелкий скот, и отправили по маршрутам беженцев с тем же обеспечением, что остальных. Никаких других условий, более худших или более лучших им не создавали, да и создать в тех условиях не могли. Эти страхи уже были дорисованы в пропагандистских легендах впоследствии.

Боевикам вторично предложили сложить оружие, пообещав отправить их к семьям. Кто спустился с гор, был отправлен по маршрутам беженцев. А по тому, кто продолжил борьбу был открыт огонь на уничтожение, как по фашистским наймитам, по всем законам военного времени. Кстати эта очистка тыла, как её начали называть впоследствии «депортация», была одобрена, для всех воюющих сторон, на совещании большой тройки в Тегеране, тем более что немцы применяли в действительности зверские методы для очистки тыла в прифронтовых полосах. Ну, все эти рассуждения были намного позже, а пока, на других участках фронта противник продолжал активные боевые действия наступательного характера, которые нужно было незамедлительно отразить.

Под Орджоникидзе, из курсантов военного училища, был создан особый полк НКВД, который был брошен в прорыв и, нанося контрудар, перешел в наступление. Комиссаром этого полка был Г.И. Алейников, впоследствии генерал, а заместителем политрука, один из воспитанников Запорожского комсомола, Аркадий Климашевский, который в бою под Орджоникидзе, уничтожив восемь фашистов, грудью закрыл своего командира Г.И. Алейникова, а сам погиб.

– А погиб то как? Красавец, герой! – Рассказывал, вышедший из боя, с горящим лицом и горящими глазами Алейников.

– Проходим первую траншею – забрасываем её гранатами, а потом в рукопашную выбиваем немцев, вторая траншея дается легче, немцы по ходам сообщения уходят в третью траншею. Стреляя на ходу с криком «Ура», короткими перебежками движемся к третьей траншее. Впереди за горой, за диким камнем, поросшим мхом, почти слившись с ним, в зеленоболотной форме, залег немец. Я меняю обойму и вдруг вижу, дуло «Шмайсера» почти в упор на меня. Климашевский рядом, нажимает на гашетку ППШ, выстрела нет, диск кончился.

– Ну, думаю все! Конец! – Но Климашевский делает шаг вперед и закрывает меня грудью. – «Шмайсер» дергается, изрыгает огонь. Климашевский падает. – Наконец обойма входит в патронник. Навскидку, почти не глядя, выпускаю всю обойму в немца. Немец мертв. Бросаюсь к Климашевскому, пульс еле слышен. Кричу:

– Санитар! Санитар! Вокруг тишина. Все ушли вперед. Так он и умирает у меня на руках с криками. – Санитар! Санитар!

– Никогда не забуду, отважный был парень! Добровольцем ушел на фронт. Отличный курсант. Всё мечтал скорее сразиться с врагом. В нем горел внутренний огонь отмщения, и идеологической верности, который многих увлекал за собой. Уже потом, он был посмертно награжден орденом Ленина и навечно зачислен в списки первого дивизиона Орджоникидзевского училища имени Кирова МВД СССР.

Справа налево: Гагарин Ю.А., генерал Алейников Г.И. Проездом в Крым. Запорожье, Артек, 1972 г.

Кстати, это зачисление произошло, как, только по инициативе Сталина И.В., была возрождена старая русская традиция – навечно зачислять защитников отечества в списки тех частей, в которых они совершили свой подвиг.

Он захоронен в братской могиле героев Великой Отечественной войны на окраине Орджоникидзе.

Впоследствии, я не раз встречался с генералом Алейниковым, он часто приезжал в Запорожье повидаться с матерью А. Климашевского. Однажды заезжал с Юрием Гагариным, проездом в Крым. И вообще делал все, чтобы увековечить память об А. Климашевском, – вспоминал Отец.

Но это было уже потом. А пока, 25 октября, немцы перешли в наступление. Клейст шел на Баку через Эльхотовские ворота, живописную долину между горными хребтами, надеясь на стремительный проход. Положение создавалось серьёзное.

Тогда членом Военного совета Северокавказского и Закавказского фронтов был Каганович Л.М., назначенный по предложению И.В. Сталина. Ходили легенды, что он мог в критической ситуации даже ударить того или иного командира. Но, объективности ради, хочу сказать, что когда мне пришлось присутствовать на одном из докладов группы командиров члену Военного совета и члену ГКО, а именно Кагановичу Л.М., который тогда прихрамывал и опирался на палку, он был ранен во время бомбежки, такого не происходило. В этой критической ситуации, в действительности, палка взметнулась вверх, а кулак мелькнул в воздухе, и раздалось резкое: «Не отступать! Не отступать! Орудия на прямую наводку!»

Но, конечно, избиения никакого не было. Войска тогда с предельным напряжением сил, но все, же устояли. Надежда Клейста на прорыв к Грозному не состоялась. Позже нахожу стихи:

К слову, семьи военнослужащих в то время находились в Баку и ждали отправки в Красноводск. Как в вопросе эвакуации оборудования, так и в вопросе отправки семей, Верховный всегда был против панической и преждевременной отправки и неоднократно говорил, что солдатам нужно иметь, что защищать. В нашем случае это было, скорей всего, стечение фронтовых обстоятельств, но так или иначе, мы все время находились в тылу армий, где сражались наши отцы, наверное, и наше присутствие сыграло определенную роль в стойкости защитников Кавказа.

К этому периоду, речь зашла о создании заградотрядов, в основном для борьбы с дезертирством. Серьезным доводом в обсуждении этого вопроса играло то, что немцы, даже при своих успехах, уже давно имели и полевую жандармерию и заградотряды. Кагановичу Л.М. было поручено шефство над создаваемыми, к этому времени, заградотрядами, которые создавались в порядке эксперимента, на Кавказских фронтах. Эти заградотряды впоследствии сильно демонизировались пропагандой всех сортов и оттенков, хотя на самом деле они предназначались для борьбы с воинскими преступлениями. И что удивительно, более объективно их оценивал противник. Так Рейнхард Гелен, начальник разведотдела «Восток» штаба ОКХ, говорил.

– Прослушивание русских заградотрядов, исполняющих роль полевой жандармерии, было полезным занятием.

Наше командование быстро поняло, что их использование, для борьбы с дезертирством в горных условиях, которое начало проявляться среди некоторых малых народов Кавказа, бесперспективно и их начали выдвигать на танкоопасные направления. А Каганович Л.М. сосредоточил своё внимание на повышении боеспособности войск, отступивших на Кавказ из районов России и Украины.

Он, не долго пробыл в Северной группе войск Закавказского фронта, и отбыл в Черноморскую группу, прикрывавшую Туапсинское направление, где создалось более угрожающее положение. Туда же и отошла 18-я армия. А Л.И. Брежнев занял должность заместителя начальника политуправления этой группы войск, а в дальнейшем начальника политуправления 18-й армии.

В этом районе было достаточно сил, чтобы сдержать наступление противника, однако в войсках существовал синдром «отступления» и «танкобоязни», в особенности среди молодого пополнения, не знавшего успешной борьбы с танками 41 года.

Каганович Л.М. уделил внимание морально психологическим методам укрепления боеспособности войск и массовой боевой политической агитации. В этой работе он вплотную взаимодействовал с Л.И. Брежневым, опираясь на директиву И.В. Сталина и от его имени.

– Оборону горных рубежей строить на упорных контратаках. Вам необходимо взять в свои руки, заставить их драться и правильно построить оборону в предгорьях, – цитировал он Иосифа Виссарионовича на одном из собраний, – а Леонид Ильич ему отвечал, как заместитель начальника политуправления.

– Мы, фронтовые политработники, донесем слова И.В. Сталина до каждого бойца и каждого командира.

– Конечно, фронтовые операции на разных направлениях разделили нас, – вспоминал Отец, – и я узнал некоторые подробности этих сражений от Л.И. Брежнева уже в 1947 году. Так или иначе, но оборона стабилизировалась, войска закрепились на горной местности, и наступление немцев захлебнулось.

Положение на Кавказе остается острым ещё в течение 4–5 месяцев, наши ведут оборонительные бои и постоянно контратакуют. В ноябре 37-я и 9-я армии на подступах к Орджоникидзе окончательно останавливают врага. – Думая о прошедшем, вспоминал Отец.

Немецкая эйфория, по поводу водружения на Эльбрусе своих флагов, и, казалось бы, неотвратимых успехов операции «Эдельвейс», так же неотвратимо проваливается.

К концу декабря 1942 года, противник окончательно выдыхается, положение на Кавказе стабилизируется. И если в последний период Отца, не привлекали ни к каким другим вопросам, кроме боев на Кавказе, то уже в декабре и марте начинаются вызовы в Москву, в ЦК КП (б) У, для решения, как фронтовых вопросов, так и вопросов партизанского движения.

К тому времени УШПД передислоцировался из Сталинграда в Москву и расположился рядом с ЦК КП (б) У, и правительством Советской Украины, на Тверском бульваре 18, – в отдельном флигеле удобном для оперативной работы. А Центральный штаб партизанского движения постепенно передавал дела республиканским штабам. И, впоследствии, 7 марта 1943 года был расформирован постановлением ГКО.

Партизанское движение, к осени 1942 года, существенно расширило свою боевую деятельность и разрослось, и по объемам, и по территориям. А на одном из совещаний, с участием основных руководителей партии и правительства и командиров крупнейших партизанских отрядов, И.В. Сталин поставил задачу: «Сделать партизанскую войну всенародной».

В ЦК КП (б) У, в то время, вопросами партизанской борьбы занимался секретарь ЦК – Коротченко Д.С. Он действовал совместно с УШПД, который практически являлся боевым органом ЦК, и участвовал в детальной разработке планов усиления этой борьбы. Нас привлекали к разработке этих планов, поскольку, во многом, эта работа шла через Военные советы фронтов и их оперативные группы. – Немного задумавшись, продолжал Отец:

– Привлекали нас не только как экспертов, хорошо знающих свои местности, но и как секретарей обкомов, от имени которых работали подпольные органы партии, и которые формировали партизанские отряды и агентуру на длительное залегание. Кроме того, Коротченко Д.С. с начальником УШПД т. Строкачем Т.А., планировали передислокацию отрядов, сначала на правобережную Украину, а затем в Польшу и Словакию, а вместе с тем и создание национальных формирований.

Эта тактика, конечно, согласовывалась в Ставке Верховного Главнокомандования с И.В. Сталиным. На одном из этих заседаний присутствовал и Коротченко Д.С., и Строкач Т.А. и они же, рассказывали, что товарищ Сталин впервые предложил использовать в партизанской борьбе артиллерию. Он ожидал большого эффекта от этого шага, не только боевого, но и пропагандистского.

– Люди скажут! Смотрите, у них ещё и артиллерия!

– Говорил, величественно подняв голову, товарищ Сталин, – и лицо его выражало непреклонную решимость.

Приходилось мне прилетать в Москву и в апреле 1943 года, в расположение ЦК КП (б) У. – Вспоминал Отец так, как будто он, как тогда, трясся на одном из фронтовых «Дугласов», осуществлявших периодические рейсы в Москву по фронтовым делам:

– Там мне пришлось работать в течение 20-ти дней, – говорил он.

– Вспоминаю один эпизод. Один из начальников отдела УШПД говорит.

– Выбрасываем в Приднепровские плавни, причем неоднократно, в район села «Беленькое» и «Скельки», и партизанские отряды, и организационные группы, и одиночных разведчиков, Выбрасываем, естественно, самолетом и каждый раз их, почти на месте, уничтожают каратели. – На что я замечаю.

– Конечно, будут уничтожать. В этих районах живет много прокулацки настроенных элементов и, по нашим сведениям, многие из них пошли служить в полицию. А вы выбрасывайте ночью, ближе к промышленным районам, – говорю я, – и их не выдадут, они смогут уйти и добраться до места назначения как погорельцы из прифронтовых полос, где немцы жгут села и изгоняют население под угрозой расстрела, создавая зону безопасности в своих фронтовых тылах. Через неделю оператор бежит мне навстречу довольный – отряд прошел. И, взволнованно размахивая руками, благодарит!

– А то у меня была неудача за неудачей, уже контрразведчики начали поговаривать о начале расследования. Люди гибнут, а результата нет.

– Но эти вызовы в Москву были короткими эпизодами фронтовой жизни. Каждый раз я возвращался к своим фронтовым обязанностям и начинал участвовать в подготовке очередного контрнаступления, – вспоминал Отец.

– Уже стало ясно, что фашистский план по захвату Кавказа – «Эдельвейс» провалился, и мы начинаем наступательные операции в Ставропольском направлении, ведя бои с переменным успехом. В это время приходит директива И.В. Сталина, которая предопределяет действия войск на Кавказе. Директива имела, как всегда, многогранный характер. Хорошо отшлифованный текст говорил о том, что немцев не следует вытеснять с Кавказа, что бы они не оказались на Украине, а необходимо окружить их и локализовать на Таманском полуострове.

Мы начинаем наступательные действия и, практически, замыкаем немцев, как предписано в директиве, а в дальнейшем развиваем наступление на Украину.

В этот период, южная группа наших войск и 18-я армия, где уже Л.И. Брежнев вел активную деятельность, как начальник политотдела, ещё находилась в поле нашего зрения. Окончив Новороссийскую операцию, 18-я армия переходит в состав Северо-Кавказского фронта и ведет бои, наступая на Тамань.

Полностью замкнуть кольцо на Таманском полуострове не удаётся и немецкие войска, с большими потерями в Керченском проливе, уходят в Крым, а 18-я армия, частично приняв участие в Крымской операции, уходит в резерв Ставки и в дальнейшем перебрасывается в направлении Киева. Здесь наши пути расходятся, и Леонид Ильич, на какой-то период, выпадает из моего поля зрения, – вспоминал Отец, – а мы продолжаем наступление на Украину, действуя в Запорожском направлении.

Потерпев поражение под Курском в 1943 году, немецкие войска откатывались к Днепру, одновременно укрепляя свою оборону на его рубежах, и кричали о её неприступности. О неприступности, так называемого, «Восточного вала».

В свою очередь И.В. Сталин, в своих директивах войскам, говорил о том, что необходимо быстрей организовать выход наших войск к Днепру и на реку Молочную, Запорожской области; легче сходу будет захватить плацдармы. Кроме того, это необходимо и по моральным причинам, – говорил он.

– Немцы, отступая, уничтожают всё на своём пути. Гибнут женщины и дети. Необходимо помешать этому, надо быстрей немцев отбросить за Днепр.

В период февраль-август, район Харькова был окончательно освобожден от врага. А в период апрель-май, создаются условия подготовки операции по освобождению Запорожья, и отца вызывают в Москву в распоряжение ЦК КП (б) У, где обсуждается вопрос о формировании в Харькове Запорожского обкома партии и усиления разведывательно-диверсионных, и партизанских действий в районе Запорожья.

Именно в этот период пленные «языки» показали, что Гитлер приказал, командующему группой армий «Юг», фельдмаршалу Манштейну: «Во что бы то ни стало удерживать Запорожский плацдарм, как узел, обеспечивающий снабжение всей немецкой группировки нижнего течения Днепра, мощной оборонительной линии на реке Молочной, Мелитопольского узла обороны, и всей Крымской группировки противника».

В связи с этим южную опорную точку «Восточного вала» немцы укрепляли особенно тщательно. Город был опоясан несколькими оборонительными обводами, усилен танковыми и моторизованными войсками, и сюда отходили из Донбасса потрепанные немецкие части.

– К нам поступали разведданные, – неоднократно рассказывал Отец, – о том, что Гитлер, а также Геринг приезжали в Запорожье с инспекционными поездками и посещали штаб Манштейна, при этом очевидцы рассказывали детали этих проездок по улицам города:

– На этих улицах была установлена сильная эсесовская охрана вдоль всего маршрута движения, во дворах расположились агенты в штатском, запрещавшие жителям выходить из своих домов.

– Никакие предлоги не принимались, только попытаешься открыть дверь, сразу огонь на поражение, – вспоминали очевидцы. Но некоторым всё – же удалось увидать всю процессию и они рассказывали:

– Гитлер проехал в открытой машине, стоя приветствовал войска охранения, был в коричневом костюме военного покроя и в фуражке с лаковым козырьком и высокой тульей. Он был какого-то серо-обыкновенного вида без эмоций и эйфории, как его представляла германская кинохроника.

Однако не исключено, что в этих проездах участвовали двойники, и это было не чем иным, как инсценировкой для поднятия духа Южной группы немецких войск, которым Гитлер придавал такое значение. Но, так или иначе, такие сведения поступали, и на них нужно было реагировать.

При этом наши группы сообщали, что принимаются чрезвычайные меры безопасности перед каждым приездом особо важных визитеров.

Форсирование Днепра нашими войсками уже успешно началось выше Запорожья, под Днепропетровском, в сентябре 1943 года. Лишь в районе Запорожья противник оставался на левом берегу Днепра.

В этот период отец отзывается сначала в резерв ЦК ВКП (б) и действует как его уполномоченный, а в сентябре, в связи с подготовкой решающего штурма города Запорожья, направляется в город Харьков и прибывает в распоряжение Запорожского обкома партии, который только начинает формироваться. В Харькове, кроме задач по формированию обкома, он выполняет оперативные задания штаба фронта по подготовке штурма города, за что получает благодарность командования.

Здесь, во фронтовых условиях, ещё раз встречается, уже с генерал-лейтенантом Судец В.А. В это время он командовал 17 воздушной армией, принимавшей участие в боях за Запорожье и входившей в состав Юго-Западного фронта. Его армия бомбила склады и переправы, вела аэрофотосъёмку плотины, пытаясь определить места её минирования, о которых доносили наши разведгруппы.

Нанося бомбовые удары вокруг плотины, авиация пыталась повредить кабели, идущие к зарядам в её теле. Запланировав взорвать плотину до основания, чтобы сделать невозможным её восстановление, немцы закладывали в большом количестве тяжелые авиабомбы, в потерну – туннель в теле плотины, проходивший на всем её протяжении, и это было самым удобным местом для полного уничтожения плотины.

Наши войска накапливали силы, и технические средства на левом берегу Днепра, ниже города Запорожья, готовясь к форсированию, и взрыв плотины с большим сбросом воды мог помешать нашим войскам. Кроме того, всем было ясно, какой народно – хозяйственный урон это может принести стране.

За удачные боевые действия авиации, двум авиационным дивизиям и одной эскадрилье, генерал-лейтенанта Судец В.А. было присвоено звание «Запорожских». А сам Судец В.А. стал почетным гражданином города Запорожье. И, конечно, он не забывал свой родной город, и после войны, всегда откликался на все предложения, о его участии во всех праздничных мероприятиях, связанных с Великой Отечественной войной. А как приятно было увидать его в составе делегации министерства обороны со своими боевыми товарищами, генералом армии Д.Д. Лелюшенко, генерал полковником А.С. Желтовым, прибывшим на празднование 30-ти летней годовщины освобождения Запорожья. Они с теплотой вспоминали своё участие в освобождении города, рассказывал Отец о своих впечатлениях и встречах, уже в мирное время.

Но, мельком вспомнив мирное время, Отец вернулся к своему военному прошлому, наболевшему и тревожившему его всю жизнь. Он вспоминал:

– Мы подготовили листовки для населения и несколько оперативных групп, с задачей восстановить все прерванные связи и активизировать деятельность нашей агентуры, оставленной ещё при отступлении, и агентуры засылавшейся за весь период войны. Эти группы начали действовать уже в 1941 году, но связь с некоторыми из них, по тем или иным, причинам была потеряна.

– Так, 17 декабря 1941 года, немецкий полевой комендант города Запорожье сообщал, что был перерезан телефонный кабель, ведущий в воинскую часть. Наблюдались факты распространения листовок и слухи о слабости немецкой армии, её неудачах под Москвой, за что был расстрелян, один из активно действовавших подпольщиков, коммунист Марьян Куб.

Немецкое командование, в связи с этими действиями, предупреждало население, которое начало поднимать голову под влиянием этой пропаганды. Оно говорило, что все аналогичные попытки будут караться расстрелом или повешением. Других наказаний немецкое командование не предусматривало.

Отец припоминал, – как весной 1942 года он разрабатывал листовку с текстом обращения обкома и облисполкома к населению, оккупированной Запорожской области, и подписывал её у Федора Семеновича Матюшина, который в период с 1941 по 1943 г. был первым секретарем областного комитета партии. А в мае – июне, наша авиация сбрасывала эти листовки над территорией области, и они переходили из рук в руки, пробуждая патриотические чувства у населения.

– Приходила к нам и информация о повреждении дальней связи, саботаже на немецких фирмах по ремонту военной техники, налетах на вражеские комендатуры. В городе действовала подпольная группа Гончара Н.Г., однако многие наши товарищи на связь не выходили, кто-то из них погиб, а о ком-то не было никакой информации.

– Не вышел на связь и И.К. Балюта, рабочий завода «Запорожсталь», который оставался для подпольной работы, а разведотдел фронта запрашивал, не тот ли это Балюта, который под псевдонимом Ягупов, создал в Словакии партизанский отряд имени «Чапаева».

Таких вопросов и новых задач накопилось много. Эти задачи и должны были решить вновь созданные группы, которые предполагалось сбросить самолетами в районе, довольно протяженных, покрытых зарослями и озерами, Приднепровских плавней.

Войска Юго-Западного фронта подошли к внешнему обводу немецких войск и завязали бои, с попыткой с ходу прорвать оборону противника. Однако внешний обвод, протянувшийся на 60 километров, был наиболее укреплен. Во всю длину внешнего обвода располагались противотанковые рвы. Завязались длительные бои на изматывание сил и средств противника. Немцы контратаковали небольшими танковыми группами и пехотой. Начался этап подготовки штурма города.

8 сентября, ставка направляет директиву командующему фронтом Р.Я Малиновскому: «Полностью очистить от немцев Запорожский плацдарм».

Этот решающий штурм он назначает на 22 часа 13 октября.

Используя разведданные о расположении складов боеприпасов и вооружений немецких армий группы «Юг», на станции Барвенково и данные аэрофотосъёмки, 17 воздушная армия нанесла удар по этим объектам и уничтожила их, затруднив боепитание немецкой группировки войск на весь период штурма.

– Прижав противника к земле, мощными бомбовыми ударами авиации и применив тактику ночного боя, наши войска двинулись вперед, – убедительно жестикулируя, вспоминал Отец. Операция началась с форсирования затопленной врагом долины реки Вильная, где противник удара не ждал. Нанося удары с трех охватывающих направлений, введя в прорыв 23-й танковый корпус и посеяв панику в рядах противника внезапностью удара, войска Р.Я. Малиновского ворвались в город и завязали уличные бои. Ночных операций таких масштабов с применением крупных танковых соединений, за весь период войны, ещё не было.

Немцы хорошо подготовили город к ведению уличных боев, создав и расположив в домах группы истребителей танков и расположив в укрытиях большое количество противотанковой артиллерии. Однако, сдержать наступательный порыв наших танковых экипажей, которые действовали мастерски, им не удалось. Наши танковые подразделения, сопровождаемые пехотой, торопились. Фашистские отряды огнеметчиков, при отходе своих войск, жгли дома – часть города уже пылала.

– В этих событиях, – рассказывал отец, – мы принимали участие уже на территории Запорожской области. Ещё 16 сентября наши войска заняли Андреевский район, затем был взят мой родной Бердянск, а затем Пологовский район, куда мы, с Андреем Павловичем, сразу выехали и почти месяц осуществляли руководство областью с его территории.

После освобождения города Запорожья, 14 октября 43-го года, войсками Юго-Западного фронта, Н.П. Моисеенко приступает к исполнению своих обязанностей, в качестве секретаря обкома партии.

А Юго-Западный фронт, разгромив остатки немецких войск на левом берегу Днепра и форсировав его, ушел дальше на Никополь. 20 октября фронт был переименован в 3-й Украинский. Однако на правом берегу Днепра и острове Хортица, отдельные немецкие группы оставались ещё вплоть до января 1944 года. В январе месяце противник был окончательно сброшен с острова Хортица. Но первые рабочие группы приступили к работам в октябре 1943 года, когда немцы ещё находились на острове.

Истории военной жизни оканчиваются, впереди плотина, откуда так хорошо видно здание электростанции. Немцы долго оборонялись в её здании, используя прочно и надежно изготовленные стены, покрытые розовым армянским туфом, когда весь левый берег Днепра уже был занят нашими войсками.

Только позже, прижатые плотным огнем штурмующих частей, они были вынуждены оставить станцию. От станции они оставили груду развалин, проведя ряд направленных взрывов. Остались развороченные взрывом металлоконструкции и остатки разрушенных турбин.

Войскам взрыв плотины удалось предотвратить. Разведчики перерубили кабель, ведущий к замурованным в тело плотины авиабомбам, но при этом погибли. Так и нашли безымянного солдата, последний вздох которого был – разрубленный кабель. Этот солдат так и застыл в бронзе памятника, поставленного ему на территории станции благодарными потомками.

Разминирование плотины было окончено, уже приступили к разбору завалов, уже телеграф принес весть, что ГКО вынес постановление: «О подготовке к пропуску весеннего паводка и восстановлению Днепровской гидроэлектростанции имени Ленина».

Наш фронт, как мы его называли, уже давно взял Никополь и находился на Южном – Буге, он давно переименован в 3-й Украинский, а у людей, приступивших к работам, волнение не проходит, хочется увидать командующего – генерала армии Р.Я. Малиновского. Обком обращается в штаб фронта с просьбами. И вот он приезжает!

С левого берега идет старая гвардия днепростроевцев: мастера турбинного цеха, генераторщики, крановщики, водолазы, монтажники – те, чьими руками создавался Днепрогэс. Около щитовой стенки останавливается группа военных машин, из неё выходят офицеры. Впереди, плотного телосложения, со звездой на груди, генерал армии Р.Я. Малиновский. Он здоровается со всеми, подходит к группе рабочих, протягивает руку:

«Я Родион Малиновский!»

Все радостно улыбаются, спрашивают, как дела на фронте. Родион Малиновский, с мягкой картавиной говорит:

«Товарищи Запорожцы, можете не волноваться, фронт уверенно идет на Запад, плотина полностью разминирована, никакой опасности нет». – Все рукоплещут с криками: «Ура!»

Родион Малиновский осмотрел разрушения, подошел к перилам, посмотрел на подернутый легкой дымкой, лежащий в лоне Днепра, как малахитовый перстень, остров Хортица, вдохнул прохладу водных бурунов и солнечных брызг, попрощался с товарищами и, кивнув офицерам, сел в машину. Машины, скрипнув тормозами на повороте, умчались в штаб фронта, оставив за собой взбудораженный митинг.

В те годы, когда шла война, а люди каждый день слышали гортанный голос Левитана, сообщавшего фронтовые новости, приезд командующего фронтом был большим событием. Восстановительные работы стабилизировались и уверенно набирали темпы.

Встреча с Р.Я. Малиновским: будущим маршалом, дважды героем Советского Союза, будущим Главкомом сухопутных сил и Министром обороны запомнилась надолго!

Но это было гораздо позже, а пока они, въезжали в город под грохот канонады и думали, где расположиться и с чего начинать свою деятельность в новых условиях. Как создать и наладить работу городских властей, восстановить и организовать работу городского хозяйства.