В маленьком, словно игрушечном VIP-самолётике вдруг объявили, что Киев не принимает из-за погоды – Настя как в воду смотрела! Решили совершить посадку во Львове. Черногорские власти так хотели оказать услугу российским коллегам – с одной стороны, и поскорее избавиться от явно опасных гостей – с другой, что готовы были высадить их и на Лысой горе. Опасных – не то слово! Между Их Преосвященствами Амфилохием и Михайло разгорелась такая буча с криком, визгом и взаимными провокациями, что крошечная страна забурлила, как чертов котел! И все из-за странных «туристов». Сам разгневанный президент страны приказал избавиться от непрошеных визитёров!

Ребятам было даже интересно: во Львове, красивейшем городе Европы, никому из парней бывать не доводилось, Настя же гостила здесь несколько дней в раннем детстве и мало что помнила. А погоды в предгорьях Карпат стояли как раз замечательные, с пушистым снегом и прочими зимними «приятностями»…

Что ж, Львов так Львов!

В аэропорту их встречали. Местные особисты были слегка удивлены внешним видом неожиданных гостей города: на таких самолетиках к ним обычно прибывали спесивые толстопузые дядечки с вооруженной до зубов охраной, а не молодежь с внешностью артхаусных кинозвезд…

Разместили их в приличном отеле, даже разрешили Насте в одном номере с Никитой поселиться, никаких документов спрашивать не стали. Данила по-княжески занял отдельный полулюкс и тут же, неугомонный, принялся теребить друзей на предмет «культурной программы». Хорошенькая кудрявая горничная – чекистская кобура только что из-под юбочки с крахмальным передничком не торчала – заученно посоветовала посетить собор Св. Юра, Стрыйский парк и площадь «Старый рынок». Помялась, напряглась, вспомнила: «и оперный театр…».

Центр города оказался чудесно-средневековым, чистеньким и нарядным, с коваными вывесками лавок и тесно примкнувшими друг к другу домиками. С опалово-серебристого неба шел легкий снежок, в воздухе было разлито предчувствие Рождества…

«Интересно, – подумала Настя, кутаясь в прелестную норковую шубку, только что купленную внимательным Данилой в модном бутике, – в этих униатских землях какой праздник значительней: Пасха, почитаемая православными главной, или все-таки Рождество, более важное для католиков? Впрочем, униаты и есть католики, просто литургия ведется по византийскому обряду»… Или же наоборот: православные, только подчиняются Римскому Понтифику. Не разберешь…

А Рождество уже везде заявляло о себе разукрашенными ёлочками в кадках, предпраздничной суетой в магазинах, огоньками крошечных лампочек, гирляндами увивших голые стылые стволы и ветви деревьев…

Ощущение безмятежного покоя вновь охватило ребят – даже следующий по пятам давешний дядечка-особист не смог омрачить его. Дядечку как бы негласно приняли в спутники, раз уж отделаться не представлялось возможным. Но и насколько этот покой мог быть обманчив, «маленькое войско» тоже помнило хорошо…

Проследовали к пышно-барочному, величаво-радостному собору Св. Юра. Темный Никита попытался выяснить, почему святого так панибратски величают: Юра. Типа и в Москве, что ли, можно так говорить: Святой Коля или Святой Вова? Был в который раз уличен в невежестве и затих.

Образованная Настя и тут не ударила в грязь лицом, объяснила:

– Юр, он же Юрий или Егорий – тот самый Георгий Победоносец, покровитель Москвы. Но и в Карпатах его очень даже чтут, не только в первопрестольной. Римский император Диоклетиан пытал его, но Георгий не отрекся от христианской веры.

– А я думал, что Георгия святым сделали за победу над драконом… – оказалось, что именно этот подвиг произвел в детстве на Никиту сильное впечатление. Потому он стал взбираться по лестнице, ведущей к вратам храма с удвоенной энергией.

В соборе царил полумрак, народу почти не было, только вдоль стен неслышно скользили монахи. Всезнающий Данила шепнул:

– Это василиане, братья монашеского униатского ордена. Их долго запрещали, и при царе, и при Советах. Теперь вот началось им раздолье…

Один из монахов приблизился, поклонился и задал вопрос на украинском языке, в его западенском варианте. Видя, что его не понимают, спросил на русском с сильным акцентом:

– Вы есть гости нашего города? Наш собор есть очень старый, на этом месте когда-то была древняя церковь, построенная еще в XII веке!

Данила напряг все свои способности и попытался заговорить по-украински, но быстро понял, что его не слушают: монах не мог отвести испуганного взгляда от руки Никиты. Быстро поклонившись, он засеменил к боковой двери и исчез.

– Ну вот! В который раз перстень интересен, а мы нет! – Никита растерянно улыбнулся. – Надо же, заметил! Не к добру это…

Дверца вновь отворилась, и навстречу ребятам устремился высохший старик в рясе. Он тоже низко поклонился и зашатался от волнения. Сопровождающий молодой монашек почтительно поддержал его. Старец заговорил по-русски вежливо и старательно-правильно, обращаясь почему-то исключительно к Никите:

– Не верю глазам своим! Матерь Божия! Вы владеете древней реликвией?! Неужели это тот самый перстень, что наш митрополит передал когда-то в Москву, Иосифу Сталину?! Брат Антонин, посвященный в Тайну, сказал мне… – старец испуганно оглянулся, словно тень «отца народов» могла его услышать.

– Митрополит? – Данила нахмурился, словно что-то припоминая. Настя изумленно хлопала глазами: только Сталина тут не хватало!

– Да-да, Его Высокопреосвященство митрополит Андрей Шептицкий! Он… Да что же мы здесь стоим?! – монах всплеснул руками, как бабушка при виде возмужавших внуков-студентов. – Будет ли мне позволено пригласить высоких гостей в более удобные комнаты? В двух словах трудно все объяснить…

Никита не почувствовал запаха опасности. Да и сапфир оставался совершенно спокойным – так, поблескивал слегка, словно приветствуя появление на театре военных действий братьев-василиан. Своих, как выяснилось, старых знакомых. Может, это неожиданная помощь? Кто его знает…

И опять пришлось идти какими-то узкими коридорами, карабкаться по стертым каменным ступеням… «Ох уж мне эти соборы, с их маленькими секретами и большими тайнами!» – думала Настя, пытаясь припомнить, откуда ей смутно знакомо имя здешнего митрополита.

Наконец ребята очутились в низкой зале с белёными стенами и небольшим католическим распятием на стене. Их усадили в старинные резные деревянные кресла с подлокотниками в виде грифонов и вытертыми бархатными пунцовыми подушками для ублажения седалищ. Похоже, эти подушки были единственным попущением комфорту в аскетичной обстановке комнаты.

– Да будет позволено мне представиться, – витиевато начал беседу монах, – я есть брат Григорий. Еще мальчиком вашему покорному слуге довелось оказаться рядом с Его Высокопреосвященством… Он был невероятной личностью! Знатного графского рода, еще в молодости ушел в монастырь и личными заслугами добился столь высокого сана. Многие – ошибочно! – до сих пор не могут простить ему сотрудничества с…

– Вспомнил! – речь монаха вдруг не совсем вежливо перебил всезнающий Данила и нахмурился. – Вспомнил! Это ведь тот самый епископ, что приветствовал Гитлера? Н-да… о нем действительно всякое говорят… Антирусскими настроениями баловался… Но там ведь было что-то с евреями… То ли он их в концлагерь упек, то ли, наоборот, спас…

Князь, на которого – по вполне понятным причинам – аристократическое происхождение митрополита не произвело особого впечатления, стал чуточку более раскован, чем следовало бы. Что поделать, многие эмигранты куда более ревностно оберегают честь России, чем ее постоянные насельники.

Зато старик вдруг взволнованно вскочил, опять всплеснув руками, и прокричал высоким голосом укоризненно:

– Молодой человек, как вы можете! Митрополит спас от неминуемой смерти более сотни евреев, рискуя своей жизнью! У него были свои основания не любить Советскую власть: всю семью его родного брата в 39-м году расстреляли чекисты… Впрочем, и царскую Россию он особенно любить никак не мог. Когда в первую Мировую войну русские заняли Львов, Его Высокопреосвященство был арестован и выслан за антирусские выступления. Ведь наш город тогда принадлежал Австро-Венгрии…

Старик постарался взять себя в руки и немного успокоился. Но продолжил, все же брезгливо поморщившись:

– А Сталину, значит, можно было вступить с Гитлером в позорный сговор, захватить Львов, отдать Польшу на растерзание? Ох, простите мою несдержанность, но я столько пережил в то время… Да и после…

Легкий акцент в его речи совсем исчез.

«Ну, вот, – подумала в смятении Настя, никак не ожидавшая такого поворота событий после их трепетного начала, – сейчас начнут выяснять, хорошие были Сталин с Гитлером или плохие!» Ее, если честно, уже достали многочисленные мифы, что сложились вокруг этих имен и тех событий.

Но ничего не началось: в разговор вступил собравшийся с духом Никита.

– Ты, князь, напрасно так! Я, пока в патриархии служил, тоже кое-что слышал об этом человеке. Он действительно спас многих. Его даже хотели в Израиле посмертно наградить как-то, да не вышло, уж не помню почему… Алексий говорил незадолго до гибели… – тут парень осекся и обратился к монаху:

– Святой отец, вы хотели нам что-то рассказать о перстне? Мы ведь и сами так мало знаем о нем…

Старик устало опустился в кресло, поник…

– Понимаете… Ведь я – еврей. Вся моя семья погибла, когда пришли немцы… Меня спас Андрей Шептицкий… Я был так благодарен ему, что принял христианство, стал монахом… Если бы вы знали, какие ужасные облавы на евреев устраивало гестапо! Митрополита даже собирались арестовать – кто-то донес об этой его деятельности… Но не успели. А потом пришли чекисты… Наверное, хорошо, что сразу после освобождения Львова Его Высокопреосвященство скончался… Впрочем, говорят, Сталин помнил услугу, неоценимую услугу… Возможно, его бы все-таки не тронули. А может быть, всесильному генсеку показалось опасным, что тайной перстня владеет не он один…

Когда немцы наступали на всех фронтах, а во Львове ловили евреев, на митрополита снизошло понимание: кто они, эти фашисты, чей приход и победы поначалу многие тут приветствовали… Никто не верил, что строгие чистюли немцы, – такие разумные, аккуратные, культурные, – могут так быстро превратиться в обезумевших зверей. Ну как же, а Бах, Гете, Кант? Но задурить голову можно кому угодно… Русскому народу тоже пришлось несладко в этом смысле. И митрополит ужаснулся своему заблуждению…

– Святой отец, а вот вы сказали: услуга?.. – Настя наконец открыла рот. Да и сколько можно было сидеть бессловесной куклой?!

– Да-да! Митрополит окольными путями послал в Москву генсеку Сталину это перстень. Узнать его было немудрено: я принимал, будучи подростком, участие в этой истории. Москва была на краю гибели, растерянность охватила всех, не только солдат, но и генералов… Кто знает, может быть, именно сила перстня помогла тогда преодолеть безволие. «И всяк да пребудет во власти моей»… Человеку трудно противостоять этой власти.

Слова вызвали у ребят оторопь: откуда старец знал тайную надпись на кольце?! А брат Григорий сидел, задумчиво склонив голову, уйдя в свои воспоминания… Но вот он встрепенулся, застенчиво улыбнулся и продолжил:

– По матери я был дальним родственником знаменитого Вольфа Мессинга, телепата, фокусника, и прочая, и прочая. Может быть, вы знаете, что у евреев сильна взаимная поддержка, а уж среди родственников… Сами понимаете, даже если перстень через фронты и многие километры попал бы в Москву, то человека с ним никогда не пропустили бы к Сталину. Иосифа Джугашвили всегда тщательно охраняли.

Наверное, кое-кто из вас имел уже возможность убедиться в неодолимой власти перстня над волей человека… Тогда почему же, спросите вы, гонец не мог этой властью воспользоваться и проникнуть к вождю, минуя все пикеты? Его Высокопреосвященство специально выбрал на эту роль того, кто не мог воспользоваться таинственной силой Синего Камня. Он очень опасался, что древняя реликвия могла попасть в дурные руки. Их к тому времени было вокруг слишком много.

Я был как пёс предан владыке. Но, как ни бился, не мог заставить перстень выполнять мою волю. Хуже: я даже не мог надеть его на палец. Так что жребий однозначно пал на меня… Не стану здесь описывать свой долгий и тяжкий путь в Москву… Но я пробрался и разыскал Вольфа Мессинга… Его имя уже тогда было овеяно легендами.

Сначала он испугался. Сказал, что слухи о его возможностях сильно преувеличены. Он был добрым человеком и не выгнал меня, хотя в те дни сын доносил на отца и сестра на – брата… А через несколько дней… Мессинг узнал, что вся его семья погибла в ужасном Майданеке… То, что не смогли сделать ни я, ни неподвластный мне перстень, сделала жизнь: дядя согласился передать реликвию Сталину. Он беспрепятственно проник в Кремль, минуя все блокпосты и караулы. Удивленный вождь народов выслушал его более чем странный рассказ. Если у него и возникли подозрения, он сумел не выдать своих сомнений. Странным было отношение Сталина к религии, к Богу… Чего стоит один факт: в самые страшные дни войны над Москвой трижды кружил самолет с Иконой Божье Матери… Это в коммунистической-то стране и по личному приказу генсека!

Но его первый же приказ бросить на пол графин с водой охранник выполнил, не задумываясь. Перстень действительно давал огромную непонятную власть! Власть над конкретным человеком. С этого момента начался перелом в войне. Начался он и в отношениях Церкви и Советской власти: Сталину стало понятно, что церковь хранит свои тайны, и тайны – очень серьезные! И надо бы их разгадать, прежде чем окончательно и бесповоротно запретить любой культ. Впрочем, это уже другая история…

Ребята, как зачарованные, слушали старика.

– А как перстень попал к Шептицкому? – подал голос все еще несколько надменно державшийся Данила. Странная история показалась ему недостоверной, а личность митрополита – по-прежнему крайне противоречивой.

– Ваша Светлость, извольте говорить о Его Высокопреосвященстве с уважением! – брат Григорий вскочил с юношеской прытью и снова нахмурился, укоризненно глядя на рассыпанные золотистые кудри князя. – Впрочем, я понимаю: для вас даже то, что он графского рода, ничего не значит. Рядом с вашим происхождением все вокруг кажутся вам простолюдинами? Тогда должен вас разочаровать. Здесь присутствует тот, кто принадлежит к гораздо более древнему роду! Кто куда знатнее вас, князь.

И старец склонился перед изумленным и растерянным Никитой.

Настя смотрела на происходящее во все глаза: «С ума сошел, что ли? Мой Никита, детдомовец и голь перекатная, – знатного рода?!»

Монах тонко улыбнулся и вдруг обратился именно к Насте:

– Вы знаете, барышня, кто перед вами? Прямой потомок Константина Великого, императора Рима!

– Ерунда, откуда вы это взяли?! Я – Никита Лазарев, а мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было два года!

– Все так. И, конечно, мы никогда не смогли бы установить Ваше происхождение, если бы отталкивались от Вас лично… – в голосе брата Григория чувствовалось огромное почтение и даже благоговение. – Но мне вчера позвонил падре Микеле – мой старый друг и соратник. По-моему, он и вам знаком. И поведал, что родословные потомков великих родов у них в Риме давно составлены. На всякий, так сказать, случай – папская курия прозорлива и запаслива. Уж в Риме-то знают, что, как у вас говорят, «кровь – не водица»!

Ваше происхождение давно было вычислено, и там не хватало только… Вас, собственно! Микеле получил категорический приказ кардинала Гаэтани установить происхождение странного русского. Кардинал о перстне ничего не знает, но сам Ваш вид внушил ему беспокойство… Он почему-то решил, что Вы связаны с мафией. Настолько могущественной, что сам князь Милославский оказался у нее в прислужниках. О, господин князь, не делайте страшных глаз: в Ватикане как раз очень чтят ваше происхождение, и вы тоже где-то там в их списках и генеалогиях фигурируете, можете не сомневаться!

Странно и даже комично звучало это «Вы», «Ваше». По отношению к Никите все произносилось отчетливо с заглавной буквы, а в адрес Данилы – с такой строчной, что лучше и не вникать.

– А падре Микеле знал, что мы окажемся во Львове?! – изумлению Никиты не было предела. – Мы же тут «по погодным» и вообще…

А сам подумал: «Ишь, как старик завелся! Далось ему наше происхождение! Данилу прямо съест сейчас! Может, и Настя у меня – правнучка царицы Савской? Только мне еще не хватало принцем-подкидышем тут становиться…»

– Ну, иногда «погодные условия» бывают тщательно организованы, – старик позволил себе тонко улыбнуться. – Отправлять вас сразу в Киев было признано нецелесообразным и даже опасным. Киев сейчас – поле борьбы слишком многих сил. Грозных сил. Тут совершенно необходим, как это… инструктаж!

Данила, которого – с его-то стопудово-голубой кровью! – только что унасекомили и чуть ли не плебеем объявили, набычился. Его уже стали утомлять и «многозначительные» старички-монахи, и тот прискорбный факт, что судьбами друзей тихо распоряжаются «некие силы». Светлейшему князю негоже быть пешкой в чей-то, пусть и очень серьезной, игре. Особенно – в такой серьезной!

У кроткой Насти, никогда не претендовавшей на громкие титулы, сжалось сердце: ее мальчиков явно пытаются использовать, поссорив! Точно так же, как ее прадедушка-крестьянин не хотел делиться зерном с озверевшим государством, так и она не желала отдавать «свое». Эх, а ведь, и правда: «кровь – не водица»… Любая кровь!

– А как же вычислили мое происхождение? – Никита никак не мог успокоиться, настолько поразило его это известие.