Передышка во Львове, сколь отрадная, столь и краткая, подошла к концу, подарив ребятам только волнующую историю невероятного происхождения Никиты.
Особист, следовавший за ребятами по пятам, организовал их дальнейшее перемещение в Киев. Это ведь только витии народные да популисты-политики могут нести по кочкам «клятых москалей» или «хитрых хохлов». А на уровне вменяемых людей и связи сохраняются, и дружба, и понимание.
Так что на таком же карманном самолетике Никита «со товарищи» прибыл в столицу «незалежной». Аккурат на григорианские празднования. По старой антисоветской традиции народ что в Украине, что в России отмечал все виды Рождества, было бы еврейское – и его бы «залакировали»!
Разместились, благодаря Даниле, с прежним комфортом, в одной из частных маленьких очаровательных гостиниц, совсем недалеко от Крещатика. После прелестного Львова столица Украины закружила суетой и обилием всего: народа, зданий, звуков, запахов.
Любознательного князя мучил вопрос:
– Насть, а вот Киев – он же мужского рода?
– А какого ж еще?
– Тогда почему он – «мать городов русских»?
– Ну, это так образно говорят… – Настя вдруг тоже задумалась: в самом деле, а почему? Топографический трансвестизм какой-то!
– Разговорчики в строю! – вмешался с улыбкой Никита, немного отошедший от осознания величия своего знатного происхождения. Особенно после споров Насти и Данилы о том, как его теперь именовать: «Золушек» или «Саженец» от слова «сажа». Сошлись на «Трубочисте»…
– Давайте лучше решим, что дальше делать. Может, в Лавру поход организуем? Там интересно: мумии всякие…
Все было ясно: мальчишка опять взял верх над стратегом, а советский беспризорник – над потомком римских цезарей.
В святая святых русского православия шла своя неспешная жизнь. Измученным проблемами и суетой мирянам она обычно кажется такой безмятежной, такой привлекательной. А чего – молись да в огороде копайся, в то время как вокруг кипят страсти и «человек человеку волк». Эх, если бы только наивные миряне знали, какие омуты скрываются за тихой гладью монастырского послушания… Отгородиться от внешнего мира – значит создать свой особый мир, а человек… что ж, он везде человек. Стало быть, грешен.
И все же святость – не пустой звук. Когда Никита, сопровождаемый друзьями, стал спускаться в дальние пещеры, сапфир зажегся своим призрачным голубым светом и разгорался все ярче по мере продвижения к местам, где в каменных нишах лежали древние мумии безымянных монахов. Настя с Данилой прошли вперед, увлекаемые почтенным бодрячком-экскурсоводом, молотившим свою познавательную информацию со скоростью печатающей секретарь-машинистки.
А Никита задержался возле одной из ниш, – внезапно закружилась голова и сквозь звон в ушах вдруг послышался – как странно! – низкий голос, шепчущий какие-то слова, поначалу непонятные. Потомок полководцев и цезарей прислонился лбом к ледяному камню и попытался сосредоточиться. Такие приступы дурноты бывали с ним и раньше: то ли старые контузии давали о себе знать, то ли ужасы войны так угнетали… Но никогда никакими галлюцинациями не сопровождались.
А тут голос волнами накатывал, и вот уже до Никиты стал доходить смысл произносимых слов. Теперь не узнать увещевающий голос было невозможно: так говорил только Алексий, невинно убиенный Патриарх всея Руси…
– Сын мой, возлюбленный сын мой, перед тобой – нелегкий выбор. Доля твоя – быть хранителем реликвии, могущей изменить мир, повлиять на судьбу Церкви Христовой… Я верю – ты окажешься достойным своей участи, но… Помни: кто бы ни взошел на святой патриарший престол, – праведник или грешник, – святость сана останется нетронутой… Разные люди управляли и еще будут управлять церковью, Зло и Добро перемешаны в их душах – такова уж природа человеческая. Они могут оступаться, сеять разрушения, на первый взгляд фатальные, могут совершать, казалось бы, спасительные чудеса и подвиги, но и то, и другое равно укрепляет тело Церкви, ибо неисповедимы пути Господни…
Если раньше Никита мог лишь с великим почтением внимать словам пастыря и духовного отца, то теперь те времена прошли. Душа его обрела свободу мысли, неведомую бывшему детдомовцу. Впервые он усомнился в истинности слов, таинственным образом звучащих в его голове. Парень смотрел вслед ушедшим вперед Насте и Даниле, и протест разгорался все больше. Друг. Любимая. Что, их жизни могут быть легко принесены в жертву промыслу Божию?! Надзвездным силам?! И он должен смириться и терпеть?!! Протест окончательно набрал мощную силу. В ответ печальным напутственным словам Алексия вдруг зазвучали в сознании слова самого Никиты, горькие и непримиримые. Это говорил не вчерашний начальник охраны – говорил потомок Великих императоров, ответственный за судьбы мира. Но, в отличие от многих и многих власть предержащих, в нем билось живое человеческое сердце.
– Значит, если во славу Церкви мне придется предать Данилу и послать на смерть Настю, я должен буду это сделать? Не бывать тому! – Смири гордыню, сын мой! То, что сегодня кажется тебе злом, завтра может обернуться великим благом… Доверься Богу, не считай себя умнее Его, смирись, ибо лишь кроткие унаследуют землю… Тебе надлежит вернуться в Москву и не допустить, чтобы престол патриарший из-за склок и интриг долго пустовал. Перстень сам укажет тебе, кто сможет стать новым Предстоятелем… – Да как же я узнаю, кто именно, если камень по любому поводу начинает светиться?! – Узнаешь, сын мой, все узнаешь… Но помни, перстень – опасное оружие. Я погиб из-за него…
Поднялся странный шелест других – многих – голосов, словно души усопших праведников окружили неуспокоенную душу Алексия и, утешая, повели его куда-то… Так ясно звучавший родной голос умолк, головокружение прошло. Мумии продолжали спать вечным сном в своих пещерах, в ледяном холоде, лишь теплились огоньки лампадок… Странное дивное благоухание разлилось в воздухе.Перстню Никита доверял и решил, что как-нибудь уж поймет его реакцию на «достойнейшего». Он так и не понял, что в присутствии древней реликвии мощи отшельников стали мироточить…
Тряхнув головой, парень бросился догонять экскурсию, узкий ход в скале вдруг показался невыносимо тесным, захотелось на воздух, к солнцу, пусть даже слабенькому, зимнему, окутанному низкими снежными облаками. Выйдя на поверхность, все отдышались. Какой светлой, милой и ласковой – несмотря на крепчающий мороз – показалась земля после мрачной тишины этой обители смерти!– А ты чего там приотстал, Никита? Плохо стало? Мне тоже не по себе сделалось, так зловеще э-э… мощи выглядели – жуть! – Настя ласково погладила любимого по щеке, заглянула в глаза и вдруг с тревогой воскликнула:– Только… раньше ты что-то не был таким впечатлительным! Что случилось? Быстро говори!А Дэн, философски настроенный к смерти, хлопнул его по плечу и жизнерадостно воскликнул:– Никитос, не переживай, мы же с тобой!– Да я не переживаю, просто задумался… – пробормотал смущенный Никита: он очень надеялся, что его замешательство останется для всех незаметным. Не прокатило.Помедлив, вздохнул и рассказал о странном голосе. Тут же мелькнула мысль: «сейчас скажут, что до глюков дошел!»И точно, Настя пристально поглядела ему в глаза и проговорила с тревогой:– Ты прямо как Жанна д’Арк, та тоже всё голоса слышала…Данила понимающе хмыкнул:– Я о спасительнице Франции курсовую писал в Сорбонне. Всё доказывал, что она никак не могла быть простой крестьянкой.– А вот я читала, что «Орлеанская дева» – пиар-проект французской короны, и что народу для поднятия боевого духа показали обкуренную девицу, а ее «голоса» – всего лишь наркотические глюки! И что ваша хваленая Сорбонна перестаралась и вдруг стала доказывать, что Жанна – чуть ли не слуга Сатаны, и ее обязательно надо было сжечь на костре… – Настя оказалась подкованной и в этом вопросе!«Интересно, – подумал несчастный потомок римских императоров и троечник в школе по совместительству, – а есть что-то, чего Настя не знает? Вот ничего от женщин не скрыть. С мужиками куда проще! Сейчас решит еще, что я втихаря косячок дернул!»Князь возмущенно принялся что-то доказывать, защищая честь национальной французской героини. Завязалась научная дискуссия, явно грозившая перейти в обиду и ссору.Троечник устало поморщился – он вообще перестал понимать, о чем спорят Настя с Данилой.– Стоп, стоп, стоп! Не знаю, что там слышала ваша Жанна, но я точно мысленно говорил с Алексием! Это не было моей фантазией! Он сказал, что надо возвращаться в Москву. Мы там очень нужны. С этим вот перстнем, будь он неладен.Сказал, как отрезал. Но в душе осталось тягостное сомнение в целесообразности возвращения в Москву…Чтобы развеять осадок от смутных догадок и ясного предчувствия опасности, было решено прогуляться по городу. Ветер заметал легкий снег, обещая к ночи настоящую метель. Горожане торопились – кто спрятаться в дому от холода, кто в костел – католиков в Киеве достаточно. Наступало их Большое Белое Рождество.Ноги сами привели ребят к Златоверхому Михайловскому монастырю, ярко сиявшему всеми куполами на фоне серенького уныло-зимнего неба.В соборе толпились верующие пополам с туристами – обычная храмовая обстановка. Полюбовавшись на убранство, ребята вышли на крыльцо. Уже смеркалось.На монастырском дворе вдруг началась какое-то брожение. Важные священнослужители рассаживались по машинам. Сопровождающие лица суетились.– А что за шум? – поинтересовалась Настя.– Наверное, патриарх Феофил выезжает поздравить католиков с Рождеством, – заметил многомудрый Данила.– Да вот же он сам! Видите того осанистого седобородого епископа? – узнал Феофила Никита. Он видел архиерея-схизматика мельком в годы работы у Алексия, когда тот наезжал в Киев. Преданный Москвой анафеме за раскол, Феофил не смирился и продолжал служение на посту главы Украинской автокефалии. Надо сказать, официально пока так и не признанной ни одной поместной православной Церковью.Толпа, высыпавшая на паперть, приветствовала столь уважаемого в Украине человека. Люди кланялись и тепло улыбались старцу. Он, улыбаясь в ответ, оглядел народ и вдруг нахмурился. Никита поймал внимательный взгляд и понял: его узнали.Кортеж выехал за ворота.Сидя в машине, Феофил продолжал хмуриться и что-то обдумывать. Наконец он тихо проговорил, наклонившись, начальнику своей охраны, сидевшему впереди:– Ты сейчас видел в толпе высокого парня, такого, знаешь, русского богатыря, в черной вязаной шапочке – менингитке? – украинский богатырь ответил утвердительно. Цепкий взгляд бодигарда не мог не отметить эту каланчу.– А известно ли тебе, что этого гарного парубка Дамиан вот уж три недели разыскивает? Он ведь был начальником охраны покойного Патриарха… Краем уха я слыхал, что там после странной смерти Алексия одна реликвия пропала. Важная.Голос архиерея стал жестким и властным. Отрывистым, не терпящим возражений. – Займись-ка этим молодцем. По-тихому, но плотно. Мне эта реликвия нужна.
По выходе из монастыря «группа товарищей» решила заглянуть в местный торговый центр. Судьбы мира – дело, конечно, серьезное, но и «дело молодое» тоже никто не отменял. Насте приспичило купить что-то там из одежды. На входе в магазин серенький мужичок-особист отстал: кротко решил, что никуда не денутся, а после шопинга он охрану и слежку восстановит. Парни заходить в отдел женского белья постеснялись и заскочили в соседний, со всевозможными сувенирами.Пересмотрели всякие безделушки, обсудили роскошный подарочный глобус-минибар, Данила пофлиртовал с красоткой-продавщицей. Заскучали… Насти всё не было.– Слушай, Никита, а они всегда так долго белье выбирают? – Данила начал нервничать.– Ну, не знаю, долго вообще-то, а что? – Никиту сувениры настроили на благодушный лад. Очень понравилась трубка-люлька из верескового корня, с чеканной крышечкой. Он давно хотел перейти с вонючих сигарет на ароматный табак, да все как-то руки не доходили. На войне трубка казалась обузой и пижонством. Вот и стоял, раздумывал: купить, что ли? А Настя… Ну – забурилась там в свои дамские дела, подумаешь! Ничего страшного.Потом заглянули в парфюмерный: Никита решил побаловать любимую подарком. Хотя изысканный парижанин Данила и твердил ему, что «духи человек должен выбирать сам».Консультант, вертлявый паренек с пестрым шарфиком и замысловатой стрижкой, зачарованно глядел на красавцев и бубнил что-то заученное про «древесную струю и цитрусовые ноты». Чистоплотного Данилу очень насмешил аргумент: «Запах остается на теле три дня!» Никита морщился – все пробники пахли как-то совсем непривлекательно, тяжело, душно.Он так и не понял, что к неземным ароматам примешались вдруг металлические «ноты» опасности. Жизнь не всегда позволяет дарованиям проявить себя четко и ясно… На подмигивания Сапфира никто не обратил внимания – тот в последнее время то и дело начинал проявлять активность, причин для которой обнаружить не удавалось.Когда через полчаса девушка так и не появилась, ребята рискнули зайти в отдел, вызвав ироничные улыбки окружающих. Им даже попытались помочь с выбором, решив, что молодые люди ищут подарки любимым.Это немедленно вогнало парней в краску. Однако Насти нигде не было…– Скажите, а вот к вам тут девушка заходила… В норковой шубке, красивая такая, с русой косой… – спросил более бойкий Данила.– А, эта… Так она давно ушла, ей у нас ничего не приглянулось, – суховато ответила немолодая продавщица и недовольно поджала губы: чего от москалей и ждать-то? Разбаловались там в своей сказочно богатой Москве – нефтяные реки, парафиновые берега!Та-ак… Началось. Стоило только чуток расслабиться.Надежда, что Настю занесло в еще какой-нибудь бутик – мало ли? – заставила ротозеев ринуться по универмагу. Но тщетно – девушки нигде не было. Ребята вернулись к отделу нижнего женского белья, уже нисколько не думая о соответствии заведения их статусу «настоящих мужчин». Молоденькая продавщица вспомнила, что пропавшая «дивчина» разговорилась с какой-то дамой и они вроде бы вместе вышли.Какая-такая дама?!А такая, «ни мазанная, ни сухая», тоже дорого и даже роскошно одетая. В широкополой шляпе, сбоку – брошь с яркими стразами… Лица не разглядела. Пальто-пелерина, опушенное темным мехом, запомнилось лучше всего. Женский взгляд…