– Ну, ты и выскочил – как чертик из коробочки! – на лице Никиты в первый раз за день мелькнуло подобие улыбки. Данила, без куртки и шапки, уже не казался подростком. Да и ростом он почти не уступал здоровенному ветерану кавказских войн. Только был тоненьким, жилистым, словно собранным в кулак, и двигался легко, даже грациозно. Светлые волосы топорщились в разные стороны, и он безуспешно пытался их пригладить. Широко улыбнулся.

– И что нужно было… ну, этим… от вас?

– Долго объяснять, – пробормотал Никита, стягивая куртку. Из кармана выпал и покатился по полу данный Патриархом футляр. Пес глухо зарычал и вскочил, принюхиваясь. И вдруг заскулил, прижавшись к ногам Данилы. Неужели только что эта испуганная псина перегрызла человеку горло? Что ее так напугало?

Никита быстро поднял цилиндр и хотел было спрятать его обратно, как вдруг паренек нахмурился и проговорил:

– Постой, постой! Знакомые символы! Дай-ка сюда! Ты сам-то хоть знаешь, что это?

– Н-нет… Один… ну, человек… дал, велел беречь как зеницу. А что, ты можешь это прочесть?! Я думал – просто узор какой-то…

– На этом языке осталось крайне мало артефактов. Я ведь как раз и буду специалист в этой области, – Данила с горящими глазами осторожно взял в руки «артефакт». – Надо же, как интересно! Стрельба, смерть, а потом… – лицо парня посуровело, и тут Никите подумалось, что Даниле-то поболее лет будет, чем кажется! – А потом и тексты на языке! Да на каком!

Снова в его речи стал заметен легкий акцент. В контексте происходящего это несколько напрягало. Главное, откуда акцент-то, трах-тибидох?! На вид парнишка совсем «ванёк», может, даже – лимита голимая, и – на тебе! Нешто прибалт какой?

Тем временем Данила осторожно вскрыл футляр и на стол выпал туго закрученный и сильно пожелтевший свиток. «Что-то все теперь стало закручено – не лихо, так туго… «Артефаки» всякие…», – мелькнула у дремучего Никиты невеселая мысль.

В комнату робко заглянула Настя: что-то спросить про готовку. Тут же про все забыла, увидев свиток.

А спец по артефактам уже что-то разглядывал на мониторе, сверяя с надписями на футляре.

– Надо же! Свитку много тысяч лет, а он как новый! Я боялся, что он в руках рассыплется, а – пожалуйте, спокойно развернулся… Странно! Некоторые иероглифы на вскидку вроде знакомы, некоторые – впервые вижу, но такой же пергамент я точно уже где-то встречал… Или что-то очень похожее…

– А что это за язык? – поинтересовалась подошедшая Настя шепотом. Она сразу углядела, что узоры скрывают какой-то смысл. Можете и дальше верещать, что бабу надо гнать, и что корабль потонет, но эта «баба» способна была спасти целую эскадру!

– По-русски, наверное, правильно будет сказать «пра-египетский», Но пока так никто и не установил, что за народ жил в дельте Нила до тех, кого мы теперь называем «древние египтяне». Их письменность сохранилась лишь в виде вот таких иероглифов, дав толчок культуре египтян и их «зверообразным верованиям». Следы этих странных светлокожих людей находят в Африке и на Цейлоне. Так называемый народ «бачвези». Откуда они пришли и куда делись? Я изучал их культуру в университете, потом кое-что отыскалось и в библиотеке Ватикана…

Глаза Насти становились все шире и, наконец, у нее вырвался возглас изумления:

– Где-е? Ты… ты был в Папской библиотеке?! Всю жизнь мечтала туда попасть!

– Да какие ваши годы, Настя! Еще попадете и, надеюсь, поработаете! – Данила улыбнулся. Улыбался он на редкость заразительно, по-мальчишески открыто и задорно.

– А я слыхала, что попасть туда очень трудно, это что-то вроде «святая святых»…

– Трудно, это правда. Но можно. Особенно, если твой научный руководитель – крупнейший ученый. А я – отпрыск древней фамилии…

– А… где вы учились?

– В Сорбонне, – Данила сказал это слово совсем просто, как «за углом». Личико Насти порозовело, она вдруг застеснялась мокрых рук и растрепанной косы…

– ЫЫ… Как ты… вы… – туда? – стоявший рядом Никита с размаху сел на диванчик – ноги уже не держали. И так день тяжкий выдался – во всех смыслах, – еще только Сорбонны до кучи не хватало!

– Так я же, хоть и русский, но родился в Париже. Моя семья еще до революции туда уехала. Прадед был неглуп, сообразил, что назревают события. Он серьезно оккультизмом увлекался, астрологией и прочими штуками. Составлял прогнозы, пытался заглянуть в будущее. Катрены Нострадамуса переводил… По звездам и тому подобному выходило, что надо бежать… А семья у нас и богатая была, и знатная – Рюриковичи… – Данила опять улыбнулся, на сей раз чуть смущенно. – Да что я вас… как это… а! – грузить стал, вам, наверное, неинтересно. Давайте лучше чай пить.

– Да, да, я и пришла звать – все готово, я там похозяйничала немного, не обессудьте… – Настя окончательно засмущалась, словно самовольно накрыть к чаю на холостяцкой – шкаф, мойка, стол да три стула – кухне у Рюриковича было святотатством похлеще, чем осквернить алтарь.

– Так к тебе теперь как обращаться? Ваше сиятельство? – встрял немного оттаявший Никита, которому чувство юмора никогда не изменяло.

– Нет, – в голос рассмеялся Рюрикович, – надо «Ваша Светлость», поскольку мы князья, – те самые, Милославские! «Сиятельством» графское достоинство… как это – а, кликали!

– Ну, положим, кличут только уркаганов, да еще Золотую рыбку! – нервно хохотнул Никита, чье происхождение и вовсе было никому не ведомым. Какое уж в детдоме «происхождение»? Еще «родословная» скажи! Настя, понимая, что творится в душе у любимого, прижалась к нему и погладила по плечу, заметив, что ежели «достоинство», то – «величают».

– А вы, ребята, как попали в такую передрягу? Кто вас решил со свету сжить? За что? За этот свиток? Так он только для меня интересен, там небось какие-нибудь древние «молитвы за урожай» и все… Что вы возле церкви делали так поздно? Почему товарища своего бросили там?

Настя потупилась. Глаза Никиты зажглись ненавистью: вспомнились и гибель Патриарха, и смерть друзей… В который раз мелькнула мысль: «Жили тихо, теперь стало понятно – счастливо… Все было просто и светло… Пожениться хотели… Рухнуло все в одночасье, такой мрак вокруг…»

Как это выскажешь?

– Сразу и не объяснишь, да я и сам не все понимаю, только после смерти Патриарха – слыхал? – события всякие начались. Я у него начальником охраны был, доверенным лицом…

– А-а… Понятно. Мне говорили, – странная у Святейшего смерть была, люди его все куда-то делись, резиденцию обесточили…

– Откуда ты все знаешь?! – Никита подозрительно нахмурился.

– Мой наставник духовный рассказал. Он по званию в курсе всего…

– Это еще что за наставник?

– Митрополит Московский Серафим, глава Истинно-Православной Церкви, ее еще катакомбной называют. Ну, той, что не приняла советскую власть и служить ей отказалась. Сам понимаешь, я здесь только к ним обращаться могу, так меня воспитали… Но это не суть важно, сейчас меня другое беспокоит. Между нападением на вас и моим появлением, как я понимаю, прошла всего пара минут. Как тот высокий мужчина успел до парка добежать, меня всполошить? Он что, знал все заранее? Что на вас нападут, что я там собаку выгуливаю? Вроде никого не было на дорожке – и вдруг бежит, руками размахивает, одежда развевается. И куда же он делся потом? Как сквозь землю провалился! Я еще оглянулся, поспешая, – исчез долговязый!

– Да, странно… Но вовремя мужик тот появился, что и говорить! Кранты бы нам… Долговязый, говоришь? Лица не помнишь?

– Нет… Да я и не разглядывал. Так, мутное пятно какое-то… Под капюшоном. Как-то причудливо он одет был – в пальто широкое, на плащ с капюшоном похожее. Или это и был плащ… Черт, не помню! И вот что еще странно: Трезор скулить стал, к земле прижался, хвост поджал, совсем как давеча – на свиток. Н-да… непонятно… Ну, да ладно, давайте попотчуемся, что ли, чем Бог послал!

Чай пили с каким-то засохшими конфетками, а мужики еще и по водочке жахнули. Никита – понятно, но и Данила не отказался, хотя держался все это время молодцом и было совсем незаметно, что он перенервничал. Чуток пригубила и Настя, но тут же закашлялась. Несовременная она была барышня. Но не зря водка пользуется всенародной любовью: напряжение отпустило, нервишки у ребят малость расслабились…

– А тебе, стало быть, не впервой в такие передряги встревать? – спросил разомлевший бывший спецназовец, чья «предупреждающая» бледность сменилась на «покровительственный» румянец. Вспомнилось, как быстро и ловко студент Сорбонны расправился с нападавшими.

– Да всяко бывало… – Данила прикрыл глаза, словно вспоминал. – Я ведь к приезду на родину себя с детства готовил. В семье был культ «России, которую мы потеряли», – немножко неуклюже пошутил «его светлость». – Спортом занимался разным, единоборствами… Дрался часто, сам нарывался – приемы самообороны осваивал. Отец твердил, что нынешняя Россия – страна дикая, бандиты да воры одни… Говорил, что вчерашние рабы одурели от свободы… И что надо быть ко всему готовым, если уж решил вернуться. Ну, и параллельно приходилось учиться на совесть – хотел родине пользу принести. Вы не думайте, слово «родина» что-то значит не только для вас! Все вокруг никак не могли понять, что ж меня так тянет сюда. Ведь денег – куры не клюют, занимайся чем хочешь или вообще ничем – путешествуй да трахай все, что шевелится… Ой, простите, Настя! Я не хотел… – было забавно смотреть, как гроза французской гопоты и первый парижский хулиган стал пунцовым от смущения за вылетевшее некстати пошлое словечко.

Очевидно, что это была больная для Данилы тема: слишком часто и слишком долго там, во Франции, над ним или ехидно посмеивались, или пожимали плечами: «дурачок, – какая, мол, еще Россия…»

– Ну, ты это… про рабов не очень-то! – буркнул Никита, насупившись. – Какие же мы рабы, если свободы хотим?

– Верно! Это еще Аристотель сказал: «раб мечтает не о свободе, а о своих рабах», – воскликнула начитанная Настя. Господи, хоть кто-то тут мог, наконец, оценить ее познания! – А вот ты стал рассказывать о древнем языке… – Настя была не только начитанной, но и сообразительной, поспешила сменить тему. Данила сразу стал серьезным – учился он, видимо, увлеченно – за совесть, не за страх.

– Да, ученые всего мира находят в разных странах следы некой загадочной цивилизации. Были предположения, что это спасшиеся жители Атлантиды. Только вот саму Атлантиду никак найти не могут… В начале XX века археологи раскопали культуру народа бачвези – к ней сходятся нити многих других находок, не нашедших внятного объяснения. Согласно преданиям ныне живущих в Уганде чернокожих племен, это были белые люди – представляете, в центре Африки! Нашли развалины их крепостей, сложных и уникальных ирригационных систем и некоторые предметы непонятного назначения… Кое-где находят и знаки, похожие на письменность, но расшифровать их не может никто. Вернее, не мог…

– То есть? – заинтересовался Никита, до этого рассеянно слушавший научный треп своих друзей.

– Я вообще-то еще и на криптолога учился. Видать, не напрасно – кое-чего мне удалось добиться. Так вот, знаки на серебряном футляре явно относятся к древней культуре «бачвези» и мне бы очень хотелось их понять! Так откуда этот свиток у вас, только честно?

– Нас чуть не убили за этот, как ты говоришь… «артефак»! – в сердцах вырвалось у Никиты. Настя тут же яростно треснула его по спине – как уже говорилось, барышня она была ну совершенно тургеневская. – А Сашка с Витькой погибли…

И тут хранитель тайны Патриарха допустил оплошность: взмахнул растопыренной ладонью, призывая возмущенную Настю помолчать. Камень только и ждал этого – полыхнул синей молнией, не заметить было невозможно! Данила тихо присвистнул.

– А это что?!

Никита, уже привыкший, что перстня многие не замечают, смутился. Свиток, непонятный дар Алексия, на него особого впечатления не произвел – парень вообще ко всякой писанине относился с уважением, но без интереса. А вот тайну перстня хранил свято, уже понимая, что за ним скрывается что-то очень серьезное. Если не ужасное.

– Ну… это… так, подарок! Настя подарила! Мы тут обмолвились, то есть помолвились… – забухтел парень растерянно. Водочный румянец разом пропал – даже самый наивный человек сообразил бы, что он врет.

Данила помрачнел, встал и сухо обронил:

– Как я понимаю, идти вам некуда, так что ложитесь в дальней комнате, в конце коридора. Белье найдете в диване. Полотенца в ванной. Зубных щеток запасных нет, – круто развернулся, ушел в кабинет и плотно прикрыл дверь. Обиделся.

– Может, расскажем ему? Он же нас спас! Если и ему не доверять, то кому тогда? Никитушка, родненький, вокруг нас все гибнут, и помощи ждать неоткуда… – в голосе Насти опять зазвучали непрошеные слезы…

– Знаешь, у него на календаре сегодняшний день красным обведен. Может, врет он все – про мужика высокого и случайное свое появление? Ты же не представляешь, на что секретные службы способны, – они вокруг пальца кого хошь обведут!

– Нет не верю, что он тоже злодей, не верю! Он так… так улыбается простодушно…

– «Простодушно»… Ладно, пошли, и правда, нехорошо получилось, – пробурчал Никита смущенно, вспомнив с неожиданным теплом открытую белозубую улыбку Данилы.