Решение райкома партии о развертывании батальона в полк для отправки его на фронт было горячо встречено и рабочими района, и красноармейцами нашей новой части.

Ежедневно в партийный комитет, в райсовет, в районный военный комиссариат и непосредственно в штаб полка приходили рабочие с предложениями оказать полку помощь. Они приносили или сообщали, где и как можно достать столовые ложки, сапожные гвозди, духовые музыкальные инструменты, конские хомуты, бязь для солдатских портянок...

Ко второй половине июля в полку насчитывалось уже шесть стрелковых рот, полковая и батальонные пулеметные команды, команда конных разведчиков, саперная команда. Мы имели трофейные орудия, обозы первого и второго разряда, полевой перевязочный пункт, походные кухни, разные мастерские и даже ротные парикмахерские.

В военном комиссариате Москвы и в Московском окружном комиссариате положительно относились к формированию нашего полка, но во Всероссийском главном штабе мы натолкнулись на непредвиденные трудности. Там Рогожско-Симоновский полк называли не иначе как «регулярный полк красногвардейского формирования» и почему-то медлили с присвоением ему порядкового номера, без чего ни одна часть не может быть отправлена на фронт.

Все попытки ускорить разрешение этого вопроса через партийные и советские организации не приносили [51] успеха. Такое положение обижало и волновало красноармейцев. На собраниях они выносили горячие резолюции с требованием быстрее завершить штабные формальности и отправить нас на фронт, но и это мало помогало. Всеросглавштаб не только не присваивал номера нашей части, но и задерживал укомплектование командных должностей.

По поводу командного состава возникали серьезные споры. От нас требовали, чтобы мы принимали подряд всех, кого нам присылают, мы же настаивали на тщательном отборе командиров и отказывались от тех, кого считали неподходящими.

Вопрос об использовании бывших офицеров всесторонне обсуждался партийным активом района. В результате было принято твердое решение, соответствующее общей линии нашей партии: привлекать на командные должности только опытных и надежных бывших офицеров.

В конце концов мы подобрали из офицерского состава почти всех ротных командиров, а также помощников и начальников команд. Подбор командиров у нас производился действительно с чрезвычайной тщательностью. Обычно из 20 кандидатов мы оставляли в полку не более двух.

Однако и после укомплектования командных должностей дело с оформлением нашего полка и отправкой его на фронт безнадежно затягивалось. Не помогали ни резолюции наших собраний, ни ходатайства районных организаций.

Тогда я, пользуясь личным знакомством, решил обратиться за помощью к Крупской.

Надежда Константиновна отнеслась к нашей просьбе с большим вниманием и выразила удивление:

— Что-то я никак в толк взять не могу. Нам дозарезу нужны красноармейские части для отправки на фронт, а вот у вас полк, и, вы говорите, хороший, сам на фронт просится, а ему чинят какие-то препятствия.

Вскоре после этого мы узнали, что нашу часть, наконец, оформляют, но наименования «Рогожско-Симоновский полк» ее лишают и передают в дивизию под начальство какого-то бывшего генерала.

Логофета вызывали в штаб дивизии. Он вернулся оттуда [52] мрачный и не мог, несмотря на большую выдержку, скрыть своего волнения. Оказалось, ему предложили сдать полк и принять бригаду.

— И что же вы решили? — спросил я у Логофета.

— А как вы думаете?

— Я думаю, что вы предпочли полк.

Лицо у Логофета просветлело, он крепко пожал мне руку.

— Я уже отказался принять бригаду, но... — озадаченно покачал головой Логофет.

Я успокоил его:

— Мы добьемся, что вы останетесь командиром нашего полка.

Через несколько дней на собрании коммунистов была принята следующая резолюция:

«Собрание коммунистов 38-го полка категорически протестует против желания начальника дивизии сменить командира полка тов. Логофета и заявляет, что тов. Логофет, бывший командир полка на немецком и австрийском фронтах, опытный и энергичный командир, с которым мы работаем уже 6 месяцев, и считаем смену нашего командира неправильной и могущей повлечь за собой разложение полка, что в настоящее время весьма нежелательно и может играть на руку контрреволюции. Собрание коммунистов 38-го полка просит принять меры к тому, чтобы нашего командира полка тов. Логофета не сменяли. Кроме того, считаем, что с таким трудом хорошо организованный полк не может быть разбит по частям и тем самым уничтожен. Мы протестуем против желания начальника дивизии разбить наш полк по другим частям и просим разрешить нашему районному комиссариату формировать полк особого назначения и в самом скором времени отправить на фронт. Мы надеемся, что наш объединенный одним желанием победы полк сумеет постоять за дело революции и Советскую власть.

Председатель Родионов

Секретарь Петров »

Не менее решительную резолюцию вынес и райком партии.

В ней говорилось:

«Экстренное собрание партийного комитета и активных работников партии коммунистов Рогожско-Симоновского [53] района, заслушав доклад о 38-м пехотном Рогожско-Симоновском полку, постановляет:

Развить до крайних пределов агитационную работу в полку, дабы по получении пополнения полк остался бы таким же сплоченным и объединенным единым желанием боя и победы за Советскую власть, каким он является теперь и высказывал уже неоднократно в своих резолюциях; с этой целью бросить все активные партийные силы в полк, устраивать ежедневно лекции, доклады и митинги и довести до конца столь трудно начатую и успешно проводимую до сих пор работу. Собрание также всецело присоединяется к резолюции, принятой на заседании коммунистов 38-го полка, и также протестует против желания командного состава 6 дивизии разбить наш полк по частям и назначить свой командный состав. Командир полка поставлен комитетом района и как бывший командир полка вполне соответствует своему назначению. Партийный комитет заявляет, что не допустит, без приемлемых для него причин, как уничтожения полка, так и смены его командира».

Пока шла тяжба, партийная организация не прекращала политической подготовки красноармейцев для действий в условиях фронта. Ведь красные войска отстаивали Советскую власть не только с помощью оружия, но и с помощью правдивого слова. У нас было создано много кружков. Красноармейцев готовили к ведению работы среди населения в местностях, освобождаемых от белых. Особенной популярностью пользовался кружок политической работы среди крестьян. Юрист вел кружок по ознакомлению с основными принципами строения Советской власти.

Был создан и хоровой кружок. Специально приглашенный регент обучал красноармейцев пению «Интернационала», слова и мотив которого, нужно сказать, знали еще плоховато. У нас уже был хорошо налаженный духовой оркестр, и ежедневно при разводе караула в 12 часов дня он тоже исполнял «Интернационал».

Наконец резолюции красно-армейских собраний, решения райкома партии и ходатайство Надежды Константиновны возымели действие: нам сообщили, что полк утверждают как 38-й Рогожско-Симоновский и Логофет остается командиром. [54]

Дело оставалось за отправкой на фронт. Красноармейцы с нетерпением ожидали этого дня. И вот, чтобы ускорить его приближение, было принято решение пройти военным маршем по улицам Москвы, перед Народным Комиссариатом по военным делам и Московским окружным комиссариатом — показать, что полк достаточно дисциплинирован и обучен.

Погода в день марша выдалась прекрасная. Дойдя до Александровского сада, полк остановился, а я с помощником Логофета верхом поехал в Наркомвоен.

Оказалось, что Склянский уже ожидал нашего появления и сразу же отправился принимать парад. Красноармейцы подтянулись, выровняли шеренги, командиры заняли места, и полк двинулся. Впереди идут в пешем строю конные разведчики в бескозырках, с шашками и винтовками кавалерийского образца. Оркестр смолк, слышны только четкие и ритмичные шаги полка.

Рядом со мной — два седоусых военных, по всему видно, старые кадровые офицеры, перешедшие к нам на службу. Один говорит взволнованным шепотом:

— Смотрите, наша старая армия пробуждается!..

Но они ошиблись. Это была не старая армия. Впрочем, я прекрасно понял, что хотел выразить офицер, и меня глубоко тронуло их волнение.

Склянский принял парад, произнес короткую речь. Он сказал, что едет сейчас к Ленину, тяжело раненному несколько дней назад, и осведомился:

— Что передать от вашего имени Владимиру Ильичу?

В ответ по площади прокатился гул сотен голосов:

— На фронт! На фронт!..

От Наркомвоена мы прошли на Пречистинку — ныне улица Кропоткина — к Окружному комиссариату. Там снова проводился смотр полку.

Особенно отличились на параде своей лихостью конные пулеметчики. Они шли не вплотную за ротами и командами, а на некотором расстоянии, чтобы иметь возможность разогнать лошадей. Когда тачанки снялись с места, кони рысью ринулись вперед, а потом перешли на галоп, зрелище получилось сильное и произвело на всех большое впечатление.

Во время остановки полка напротив памятника Пушкину [55] я случайно услыхал курьезный разговор двух старушек:

— Вот смотри, — говорит одна, — как хорошо идут и ничего-то на всех солдатиках красного нет.

— Потому хорошо и ходят, что ничего красного нет.

На другой день после марша ко мне зашел незнакомый флотский офицер и сказал взволнованно:

— Вы комиссар 38-го полка? Я пришел пожать вашу руку. Я видел вчера ваш полк.