Пока Махо тупо рассматривал плакат "Овладевай почерком чемпиона", появившийся неизвестно откуда, институт наполнялся слухами. Поговаривали о реорганизации, слиянии и переориентации. И чем больше об этом говорили, там меньше это нравилось. Слишком уж явно попахивало окопами.

Когда-то давно волна увлечения наукой захватила Махо, и он стал биохимиком. Четвертый год идет война, многое изменилось. Занятия чистой наукой теперь не поощряются. Не даром три четверти сотрудников института работают над созданием экономичных гербицидов. Но и этого оказалось мало, сейчас где-то наверху решается судьба института. Формально каждому будет дано право сделать выбор, но, в действительности, все уже решено заранее. Тем, кого военные признают профессионально пригодными, будет предложено принять участие в работах над Проектом, остальных выставят за дверь. А там перспектива одна - пехотный батальон и в окопы. Что это за Проект такой, никто не знает, но заниматься им все-таки значительно привлекательнее - изумительные возможности, белый халат, зарплата в конверте… Исследования, представляющие интерес для национальной безопасности, всеобщее уважение, никаких финансовых затруднений, Нужна центрифуга - пожалуйста. Электронный микроскоп - не забудьте расписаться.

"Просто чудо, что есть люди, которые работают в таких условиях, - подумал Махо. - И у меня все это было бы, если бы не проклятая неприязнь к военным!"

Ему почему-то всегда казалось, что военные от науки постоянно занимаются чем-то грязным, преступным. Что ж, можно было и дальше строить из себя пацифиста и интеллектуала и твердить под нос: "Я пацифист, я пацифист," но эту болезнь быстро вылечивают в окопах. Там все проще, хочешь жить - огнемет на плечо и шагом марш выбирать позицию.

Неожиданно открылась дверь, и на пороге показался директор института. Было видно, что он взволнован. За ним в комнату вошли бравого вида полковник и человек в штатском. Махо поднялся и поздоровался.

- Вот, - сказал директор. - Махо. Это он и есть.

"Если меня допустят к Проекту, видит бог, ломаться я не буду", - подумал Махо.

- Вот зтот? - спросил штатский.

Он пристально посмотрел Махо в глаза, в потом сказал, обращаясь к директору:

- Оставьте нас. Мы к вам зайдем позже.

Директор неловко поклонился и вышел, осторожно закрыв за собой дверь. Полковник подошел к двери, подождал мгновение, затем открыл ее, сказал: "Идите, идите," и вернулся в комнату. Махо стоял и ждал. Полковник с сомнением разглядывал его. Он привык не верить штатским.

- Ладно, - сказал он, решившись. - Введите в курс дела. Человек в штатском достал папку и начал читать. - Пото Махо. 24 года. Холост. Биохимик. Печатные работы есть. Проверку прошел. В попустительстве не замечен. К либералам относится с осторожностью. В антигосударственных выступлениях не замечен. - Хорошо, - сказал полковник. - Ближе к делу. - Институт прекратил свое существование. Работа над Проектом будет осуществляться в наших специальных учреждениях. Вам предоставляется возможность принять посильное участие в выполнении задания особой важности, имеющего огромное значение для Министерства Обороны. Беспрецедентный случай… Он замолчал, а потом вдруг мрачно, не скрывая своего раздражения, произнес сквозь зубы: - Ты что, не доволен? Почему я не могу прочитать на твоем лице радости? Признан негодным к строевой? На воду в колене не надейся! Сейчас на это плюют. С такой ерундой - прямая дорога в действующую. А если и в самом деле возникнут затруднения с призывом, то я всегда к твоим услугам. Протолкну! Вижу, не пахнет у тебя белым листком. И это хорошо.

Махо принялся оправдываться.

- Молчи, - неприязненно сказал полковник. - Надоело. И почему они всегда так много говорят? - спросил он у штатского.

- Я думаю, это у них от страха. Перемен боятся.

Махо замолчал. Что он мог сказать? Разве они не имеют права говорить так, как это у них принято? Имеют. Они благодетели. И что бы они ни сказали, что бы ни сделали, надо стоять и молчать, думая об одном - об окопах, о грязи, о сержанте, для которого нет большего счастья, чем заставить тебя ползать в этой грязи. Не тем война страшна, что там стреляют и убивают, а тем, что просыпаешься однажды в казарме и чувствуешь, что осталось в тебе чуть меньше человеческого. Страшно постепенно превращаться в подлеца; страшно стать таким, как вот этот румяный, довольный собой полковник. - Ладно, успокойтесь. Это я пошутил, теперь о деле. Благодаря борьбе на дальних рубежах, в наши руки попал живой Гремучий Клоп. Вы должны понимать, какое огромное значение имеет этот факт. Впервые мы можем непосредственно исследовать это странное существо м выработать эффективные методы борьбы с ним. Там, в окопах, наши люди… Они взывают к нам, и мы должны протянуть им руку помощи. От нас, от нашей лаборатории сейчас зависит конец войны. - Получать будете двойной оклад, - вмешался полковник. - В бухгалтерии возьмете ключи от новой квартиры. Если будут вопросы, обращайтесь к господину Ропоту. Они ушли, и Махо остался один. Все произошло очень быстро и неожиданно, хотя он и готовился к этому. "Напрасно радуетесь, грязные свиньи, - в бессильной злобе твердил про себя Махо. - Это мы еще посмотрим, чья возьмет. Я буду работать на вас, а вы будете работать на меня. Главное - я получу возможность самостоятельно работать, высшую благодать по нынешним временам. И деньги будут, деньги это тоже важно. Но вам не скрутить меня. У меня есть то, что вам никогда не сломать - мой мозг. Я умнее вас, черт меня разгрызи. Так что еще неизвестно, кто из нас останется в выигрыше".