В пять часов утра я был разбужен беспорядочной стрельбой, доносящейся со стороны столицы.

Николас, который тоже оказался на веранде, увидев меня, заорал, словно нас разделяла целая миля:

- Посмотри, посмотри…

В центральном районе города бушевал пожар. Горело никак не менее десятка построек. Случилось то, что и должно было неизбежно случиться: повстанцы, которых, по словам полковника Чадоса, на острове не было, все-таки обнаружились и посчитали себя достаточно сильными, чтобы штурмовать важные, с их точки зрения, объекты в столице. Нужно было быть идиотом, чтобы не понять главного - на Сан-Лоренцо началась гражданская война. И потому мое дальнейшее пребывание на острове сделалось невозможным. Нельзя писать книгу о творчестве душевнобольных кошек, находясь в центре вооруженных столкновений. Под бомбежкой можно вести заметки о боевых действиях. Но это занятие с некоторых пор мне не по душе. Не терплю, когда убивают людей.

Появилась Нина. Она была в отличной форме, чем в очередной раз умудрилась удивить меня. Как это ей удалось после вчерашнего сумасшедшего дня, - ума не приложу. У меня возникло подозрение, что она не ложилась спать, поскольку знала о намерениях повстанцев и не собиралась пропустить самый интересный момент. Даже не так: она легла спать вовремя, поставила будильник на полпятого, поднялась, привела себя в порядок, и в пять часов, когда началась заваруха, была уже во всеоружии: свежая, собранная, знающая, что ей нужно. Мне захотелось задать ей вопрос: почему, собственно, она оказалась в такое время рядом со мной, словно мое мнение о событиях было ей интересней самих событий?

- Это Хорхе штурмует здание генеральной прокуратуры, - сказала Нина. - Он намерен освободить людей, которых подготовили к следующему празднику “Ночи горящей скалы”. Хорхе смелый парень.

Мне показалось, что последняя ее фраза не утверждение, а вопрос, на который мне следует ответить. Еще один раз я почувствовал, что Нине интереснее узнать мое мнение о поступке этого Хорхе, чем сама попытка благородного бунта.

- Повтори, - попросил я. - Я не расслышал.

- Хорхе смелый парень.

Вопросительные интонации стали яснее, но утверждать, что от меня требуется ответ, я бы все-таки не стал.

- Смелость, сама по себе, довольно бессмысленное качество, - сказал я как ученик на экзамене. - Она может быть направлена на достижение самых благородных целей, но с той же вероятностью смелость способна усугублять и наиболее гнусные проявления человеческих особей.

- А в данном случае…

- Ничего не могу сказать. Я даже не знаю, что происходит. С твоих слов, Нина, мне известно, что Хорхе вознамерился спасти неправедно осужденных людей. Но сразу возникает тысяча вопросов: действительно ли они невинно осужденные, действительно ли мера наказания, вынесенная им судом на абсолютно законном основании, не соответствует демократическим нормам цивилизованных государств, действительно ли Сан-Лоренцо может быть признано цивилизованным государством, действительно ли Хорхе преследует исключительно благородные цели. А может быть, он заблуждается? Не исключено, кстати, что при самых благородных побуждениях от его акции пострадают тысячи невинных людей. Разве он может быть уверен в результатах своих революционных действий?

- Никогда прежде не догадывалась, что ты - законченный циник.

- Благоразумный, внимательный к окружающим циник. Да, это обо мне. Вне всякого сомнения.

- А разве цинизм не есть тайная форма поддержки зла?

- Нет.

Наш разговор получился занятным. Чрезвычайно острая получилась перебранка на пустом месте. Но стрельба стихла. А вместе с ней пропал и интерес к обмену мнениями.

- Почему все закончилось так быстро? - спросила Нина.

- Стороны выполнили свои задачи.

Мы подождали продолжения событий, но довольно быстро убедились, что все самое интересное уже произошло. Я непроизвольно зевнул, не следует забывать, что был шестой час утра. Нине мое проявление сонливости не понравилось. Мне захотелось объяснить, что мышцы моего лица сократились не из-за приступа охватившей меня скуки, а только по причине недосыпа, но она уже ушла. Может быть, и к лучшему. Пошел досыпать и я.