Обнаруженное в кабинете Кларкова письмо самым решительным образом изменило ситуацию . События стали выходить из-под контроля. Письмо явно было рассчитано на то, что он - Макаров - покинет свое удобное кресло возле компьютера и займется тем, что Кларков назвал расследованием... Но Макарову больше не хотелось становиться героем собственной книги. Правильно говорят - не в свои сани не садись! Знай сверчок свой шесток! Не зная броду, не суйся в воду! Ну и тому подобное...
К сожалению, отрезвление пришло к нему слишком поздно - прикинуться случайным наблюдателем отныне было крайне сложно. Макаров стал думать, что попал в эту историю не случайно. Не исключено, что все было предопределено заранее... Идея написать книгу о Викторе Кларкове теперь казалась ему ловушкой, куда неведомые силы с неясными целями заманивают доверчивых фантастов, а затем, лишив их воли к сопротивлению, заставляют плясать под свою дудку. А ведь Ксения предупреждала, что писателю, каким бы настырным и талантливым он не был, разобраться в этой загадочной истории будет затруднительно. Неужели она знала, что происходит в кабинете Виктора Кларкова?
Тяга Макарова к загадкам и тайнам была серьезно поколеблена. Он быстро смирился с тем, что отныне и шагу не сделает без помощи пресловутого Махова. Участвовать в приключениях в одиночку ему расхотелось. Впрочем, этого парня еще предстояло отыскать. Макаров включил компьютер и приготовился к трудному поиску. Почему-то он решил, что таинственный сотоварищ Виктора Кларкова сделал все возможное, чтобы скрыть свой электронный адрес. Даже то немногое, что удалось узнать о Махове от Ксении, говорило о том, что был он человеком нелюдимым и одиноким.
Но к удивлению Макарова, уже первая попытка поиска привела к успеху, запрос в интернетовскую библиотеку дал положительный результат. В разделе "публицистика" значился сочиненный Маховым опус под впечатляющим названием: "Борьба с обскурантизмом в науке". Макаров поежился и решил, что было бы неплохо, прежде чем обращаться за разъяснениями к автору, лично прочитать труд.
Макаров посмотрел справку. Текст появился в сети в октябре 1996 года, примерно через три месяца после исчезновения Виктора. За это время к файлу обратилось 442 человека. Неплохой результат для нехудожественного текста.
"Борьба с обскурантизмом в науке.
Веками люди устремляли свой взор на небо. Одним требовалась помощь и благословение, другие с нескрываемой тревогой ожидали неприятностей и бедствий, третьи измеряли сферические координаты небесных светил и заносили полученные цифры в толстые фолианты - звездные каталоги.
В наше время все перемешалось. И научное звание собеседника вовсе не гарантирует вас от встречи с мистиком и фаталистом. По моим представлениям, это несомненное свидетельство взросления человечества, как парадоксально это ни звучит. Люди стали больше думать самостоятельно и меньше полагаться на модные, господствующие в настоящее время концепции.
К сожалению, представители научного способа познания, а именно они и занимаются тем, что широкие слои населения называют наукой, присвоили себе право самолично решать, какие знания человечеству нужны, а какие - нет. При этом настойчиво пытаются навязывать свое мировоззрение всем подряд, объявляя его единственно верным. Смелые, приводящие к неочевидным выводам исследования, немилосердно отбрасываются. С фактами поступают жестко: широко тиражируются удобные и отвечающие требованиям момента, фальсифицируются и подправляются спорные и замалчиваются или объявляются ложными и антинаучными, вступающие в противоречие с официальными воззрениями.
Здесь надо отметить одну очень важную деталь - устоявшееся желание называть научное мировоззрение иностранным словом парадигма. Казалось бы - пустячок. Ан, нет! Понятия эти близкие, но не тождественные. И анализ кажущегося таким тонким различия в их значении прекрасно объясняет, почему так много исследователей порвали или готовы порвать с научным способом познания. Дело в том, что парадигма вовсе не есть "общие представления о предмете, господствующие в настоящее время", как твердят нам люди, всеми силами пытающиеся отстоять господствующую точку зрения, часто вопреки здравому смыслу и наблюдательным фактам.
Парадигма - есть совокупность теоретических и методологических предпосылок, определяющих конкретное научное исследование, которое воплощается в научной практике на данном этапе. Ее характеризуют три взаимосвязанные равноправно важные части:
- методологические и теоретические предпосылки: аксиомы, установленные причинно-следственные связи между и фактами и явлениями (то, что называется законами природы), критерии применимости данной научной дисциплины для исследования конкретного явления;
- совокупность методов исследований, характерных для данной научной дисциплины, с помощью которых были установлены на практике методологические и теоретические предпосылки;
- выбор проблем и задач, стоящих перед научной дисциплиной.
Как только мы это признаем, желание сохранить парадигму в неприкосновенности представляется абсолютно бессмысленным занятием. Поскольку изменение парадигмы - есть естественная и нормальная составляющая любого исследования. Каждый новый наблюдательный факт, каждый новый способ наблюдения, каждая новая задача, которую перед собой ставят исследователи, меняют ее самым неожиданным образом.
Если вы действительно стремитесь понять, в каком мире мы живем, для чего природе понадобился человек, являются ли люди венцом творения или всего лишь промежуточной ступенью в эволюции живых существ, а то и наоборот - деградирующим элементом мироздания, обреченным через покаяние и смирение восстановить свое потерянное положение - смело меняйте парадигму (особенно, если она важна для вас!). Смело ставьте перед собой новые задачи!
В частности, возможны различные взгляды на судьбу человечества. И это прекрасно, поскольку работа исследователя как раз и состоит в анализе возможных вариантов, моделирующих изучаемое явление. Только так можно приблизиться к адекватному пониманию реальности. Абсолютно недопустимо, когда на любое научное исследование накладывается предварительная идеологическая и мировоззренческая цензура.
Не ищите в моих словах что-то новое, революционное, все это уже давно известно. Если для вас так важны ваши принципы - не будьте учеными! Признаемся, что мало кто из серьезных творческих натур желает ограничивать свою исследовательскую деятельность служением устоявшимся мнениям. Настоящих исследователей привлекает новая, свободная от догм наука, опирающаяся на менее строгую систему аксиом. Из моих слов вовсе не следует, что я призываю атаковать сложившуюся научную практику с позиций мистики и мракобесия. Наоборот, новые горизонты в познании откроются только профессиональным исследователям, досконально изучившим основы выбранной ими дисциплины, которые, впрочем, не падают в обморок, обнаружив факты, ставящие под сомнения отживающие догмы. Творите. Будьте смелы".
* * *
Макарову статья показалась интересной. Он отметил, что со многими из перечисленных в ней положений трудно спорить. Но самое удивительное заключалось в том, что даже при беглом чтении он обнаружил в тексте с десяток вполне перспективных сюжетов для новых сочинений. Все дело было, конечно, не в оригинальности высказываний Махова, а в том, что Макаров излечился от своей творческой импотенции.
Творческий кризис был окончательно преодолен. Макаров с трудом вспоминал о душевном разладе, совсем недавно буквально выворачивающим его наизнанку. Теперь он представлял свои душевные муки совсем по-другому. Не интеллектуальная импотенция, а тяжелый поиск верной темы для нового произведения - вот, в чем была его проблема. Сейчас он был готов работать над тремя сюжетами сразу , но Макаров не привык бросать начатое дело на полпути, биография Виктора Кларкова осталась для него первоочередным делом. Он написал письмо и отправил по указанному в интернетовской статье электронному адресу. К его удивлению, ему сразу же ответили, сообщив домашний телефон Махова.
- Имею честь говорить с Петром Маховым? - спросил Макаров, стараясь деликатностью обращения произвести на своего собеседника благоприятное впечатление.
- Кто вы? Я вас не знаю.
Голос был противный.
- Да кто это, в конце концов? Вы оторвали меня от работы! Я занят!
- Честно говоря, я привык к тому, что меня сразу узнают, - Макаров решил разрядить атмосферу. - Но если вы не следите за развитием отечественной литературы...
- Не слежу. Господа литераторы сделали все от себя зависящее, чтобы от них держались подальше! Сочиняете всякие глупости!
- Вот как... Что ж, разрешите представиться. Макаров, как ни прискорбно сознаваться, писатель. Добавлю - хороший писатель.
- И зачем вы позвонили мне?
- По делу, естественно. Я слишком занят, чтобы заниматься телефонным хулиганством.
- Говорите прямо - что вам от меня нужно?
- Видите ли, мне представили вас, как одаренного ученого, к тому же близкого друга Виктора Кларкова.
- Виктора? Вы знали Кларкова?
- Об этом, собственно, и речь, - Макаров был доволен тем, что сумел завязать разговор. - Я не по своей воле отвлекаю вас от дел. Действую по поручению Ксении, супруги Кларкова, собственно, это она рекомендовала вас, как единственного человека, способного профессионально разобрать бумаги Виктора, оставшиеся после его исчезновения. Ну, сами знаете, архив, интеллектуальное наследие, желание близкого человека сохранить память о выдающемся ученом и исследователе, которым, вне всяких сомнений, являлся Виктор Кларков, не дать, так сказать, пескам времени скрыть от потомков его достижения...
- Виктор отрицал существование физического времени, - стараясь подавить раздражение, вставил Махов.
- О, я знаю это, - ответил Макаров. - Имел удовольствие обсуждать эту проблему с ним лично, в прошлом году. Но дело в том, что пески времени делают свое черное дело, даже когда в них не верят.
- Вы встречались с Виктором? Тогда понятно, откуда мне известно ваше имя. Что-то такое про вас Виктор говорил, но, простите, никак не могу вспомнить детали. Но не ругал, это точно.
- Мы с ним хорошо поговорили.
- И он, конечно, рассказывал вам о нуль-транспортировке?
- Да...
- И предлагал заняться ее реализацией вместе?
- Нет...
- Хорошо. А то сейчас многие готовы объявить себя его соратниками.
- Ну, зачем вы так... Мне ли посягать на чужую славу, мне и от своей покоя нет.
- Есть слава, а есть - слава...
- Хорошо сказано, дружище, - Макарова разговор начал забавлять. - Достойно философа. Но давайте поговорим о моих проблемах в другой раз. Сейчас меня интересует совсем другое - собираетесь ли вы заниматься бумагами Виктора?
- Чего ради? Скоро он вернется и распорядится ими сам.
- Да, было бы здорово! А если не вернется? Давайте ознакомимся с архивом. В его бумагах наверняка есть упоминание о возможном возвращении. Я не верю, что Виктор хотел скрыть от вас содержание своих записей. Насколько мне известно, он, наоборот, изо всех сил пытался привлечь вас к сотрудничеству. Разве не так?
- Да, это верно...
- Тогда вам и карты в руки....
- Постойте, вы же не знаете...
- Давайте обговорим детали при личной встрече, хорошо?
Махов промолчал.
- Послушайте, Кларков был вашим близким другом, почему я должен терять свое драгоценное время на лишенные смысла препирательства? - Макаров постарался голосом показать, как он возмущен. - В конце концов, это ваш долг.
- Похоже, что так...
- Вот и отлично, как мне вас найти?
* * *
Махов оказался вполне похож на образ, который после телефонного разговора придумал себе Макаров. Он был целеустремлен, знал себе цену и явно любил, когда им восхищаются. Впрочем, именно так, по мнению Макарова, и должен был выглядеть самодостаточный, уверенный в своих силах человек. А в том, что Махов привык обходиться без начальников и указчиков, сомневаться не приходилось. Макарову было неприятно сознавать, что перед ним сидит его ровесник. Вот ведь, есть люди, которые занимаются серьезными вещами, а он все книжки пишет, как ненормальный...
- Неужели не понравился? - с вызовом спросил Махов, заметив, промелькнувшую по лицу писателя гримасу.
- Почему? - удивился Макаров. - Что-то не так?
- Вас выдали рефлекторные подергивания губ, они складываются в неприличное слово.
- Навет. Ничего подобного. Почему я должен плохо к вам относиться? Наоборот, вы мне очень симпатичны. Некоторое раздражение вызвали мои собственные проблемы. Посмотрел на вас и вспомнил о своем, о писательском.
- Еще чище! Живым укором мне до сих пор быть не приходилось.
- Вижу, что вы, Махов, привыкли строить жизнь по собственному разумению, а такие люди всегда вызывали мое восхищение. Такой уж у нас, у русских, склад ума. Любим умельцев да независимых. Одно плохо - не знаю, чем смогу привлечь вас к совместной работе над бумагами Кларкова, - ответил Макаров, что-то подсказывало ему - с этим человеком надо быть жестким и честным, только так можно рассчитывать завоевать его доверие. - Вы, Махов, прямо-таки светитесь от довольства. А я к вам за помощью, дурачок...
- Будь проще, писатель. Не мучайся без причины, хорошо? Давай, ближе к делу! Считай, что мы уже перешли на "ты".
Макаров моментально почувствовал себя комфортно. Нет, честное слово, этот Махов производил самое благоприятное впечатление - элегантный, раскованный, кажется, надежный. Обращаться на "ты" оказалось и в самом деле удобнее.
- Мне помощь нужна...
- И ты, значит, сразу ко мне. Не понимаю, чего ты от меня хочешь?
- Если бы не нужда, я бы к тебе и близко не подошел.
- Верю. Ну, слушаю.
Макаров поведал заранее заготовленную байку о неисчислимых интеллектуальных сокровищах, которые могли остаться после исчезновения Кларкова.
Но Махов не проявил интереса к просьбе поработать над бумагами исчезнувшего друга. Судя по кислому выражению его лица, можно было понять, что у него самого в ящике письменного стола этих сокровищ навалом.
- Я занят, - отрезал он.
- Разве я прошу тебя помочь разгрузить вагон с картошкой? - возмутился Макаров. - Речь идет всего лишь о листочках бумаги, на которых выведены рукой твоего друга какие-то слова. Может быть, важные. Помоги установить это.
- Послушай, писатель, - уже более благосклонно произнес Махов. - Вряд ли я смогу тебе помочь. Я - ученый. Завиральные идеи Виктора меня никогда не привлекали. Не верю я в нуль-транспортировку и прочие чудеса.
- И не надо - прочитай и скажи: "Чепуха". Всего-то и дел.
- А сам не можешь?
- Честно говоря, мне бы не хотелось заниматься этими бумагами одному. Сознаюсь, что мое отношение к физике пространства-времени довольно своеобразно. Я могу понять что-нибудь неправильно, мне может что-нибудь почудиться... Я, знаешь ли, излишне эмоциональный. А главное, Ксения требует, чтобы бумаги были просмотрены в твоем присутствии. Спорить с ней тяжело, сам знаешь.
- Вот - зараза! - зло сказал Махов. - Хорошо, передай ей, что я приду. Но начинай без меня, хорошо? Будут вопросы - обращайся.
- Когда настанет пора делиться славой?
- Терпеть не могу низкопробные шутки!
Макаров от души расхохотался.
- Так что там произошло с бумагами Виктора? - Махов сдался.
- Лежат, ждут нас с тобой в гости.
- Знал бы ты, как это все некстати...
- Все и всегда случается некстати, - заявил Макаров уверенно. - Это мне, как писателю, известно абсолютно точно.
- Понимаешь, у меня в Нью-Йорке книжка вышла, ее перевели на русский язык, мне нужно ее срочно отредактировать.
- А что, мало вокруг редакторов?
- Но это моя книга!
- Да ладно! Только не говори, что ты своей книжкой с утра до вечера занимаешься! Из дома выходишь, проветриваешься?
- Ну?
- Могу, конечно, и сам просмотреть бумаги, но какой в этом смысл, если я не в состоянии понять, что в них написано? Слова, сами по себе, значат гораздо меньше, чем об этом принято думать. Мне ли не знать, как важно вовремя раскрыть смысл, который обязательно таится между строк. Текст - это всегда шифр, каким бы понятным и открытым он не казался своему создателю. А это значит, что нам предстоит отыскать ключ, который поможет нам прочитать заметки Каркова правильно. Виктор, насколько мне известно, был крайне нестандартным человеком, и его манера воспринимать обыденные вещи была далеко не общепринятой, правда?
- Тут ты прав, - задумчиво произнес Махов. - Никогда не думал об этом. Мне всегда казалось, что должны существовать какие-то основополагающие вещи, которые все воспринимают одинаково. Наверное, я ошибался.
- Вот для этого, мой друг, собственно, и существуют писатели - их цель доходчиво объяснять элементарные вещи. Считай, что это услуга, которую я оказал тебе. Добровольно и безвозмездно. Ответь мне тем же.
- Хорошо. Ты меня уговорил.
Макаров вздохнул с облегчением - ему удалось привлечь к работе Махова и не проболтаться о странных свойствах кабинета. Пусть теперь Махов сам разбирается с изобретением своего друга.
Макаров закрыл глаза и представил, что произойдет, когда этот самоуверенный человек попадет в комнату Кларкова... Интересно будет посмотреть, как Махов воспримет свое собственное перемещение в пространстве и времени, которого ему не миновать. Надо будет обязательно записать его первые слова после возвращения в нашу реальность. А то, что его забросит в чужой мир точно также, как это произошло с самим Макаровым, сомневаться не приходилось.