Махов отнесся к рассказу о случившемся весьма скептически. Пока Макаров натужно пытался, по возможности, точно передать беседу с Иваном Ефремовичем (в нескольких местах он не только слово в слово повторил услышанное, но и скопировал присутствующие в его словах неизбывную скорбь и опустошенность), Махов постоянно покрякивал, посмеивался и цокал языком, как бы показывая, что не верит ни единому слову.

- Надеюсь, это все? - спросил он, вскочив со своего места, когда Макаров закончил.

- Да.

- Объясни теперь, как это взрослый мужик может нести подобный вздор и не краснеть при этом? Ах, да! Ты же - писатель. Фантаст! Как я сразу не сообразил!

- Но у меня есть доказательство!

- Клок волос параллельного человека? Надо было отрывать вместе с головой!

Макаров протянул ему фотографию.

- А я неплохо получился, даже причесался, - пробормотал Махов, когда к нему вернулась способность говорить.

- Теперь поверил?

- И ты очень похож на себя. Просто загляденье. И Фимка - как живой. Надо же!

- Ты знаешь Фимку? - пришла пора удивляться Макарову. - Это же здорово! Не тяни, рассказывай!

- А что тут рассказывать? Вот это - Фимка Гольдберг. Правда, я знаком с ним только шапочно, он дружил с Виктором. Что их связывало, я не знаю. Однажды я удостоился чести присутствовать при их телефонном разговоре. Меня чуть не стошнило - я, знаешь ли, не большой любитель эстетской зауми, экзистенциализма и интеллектуального инфантилизма. Болтовня  ради болтовни меня никогда не привлекала. Кстати, и Виктора тоже. Почему он делал для Фимки исключение - для меня загадка.

Махов тяжело вздохнул.

- Нам нужно обязательно встретиться с ним, - сказал Макаров. - Не исключено, что ему известно, откуда появился этот снимок.

- Слушай, если ты считаешь, что сможешь договориться с Фимкой - сам его и допрашивай.

- У вас психологическая несовместимость?

- Не люблю, когда при мне выворачивают наизнанку привычные значения слов. А Фимка по-другому думать не умеет. Я моментально зверею, когда разговариваю с ним. Понимаю, что все люди разные, каждый получает эстетическое удовольствие по-своему. Послушай, может быть, ты с ним сам?

- Напрасно ты так. Фимка - безобидный, а его парадоксы порой просто забавны. Я с ним лет пять знаком. Встречаемся на собраниях Неформального объединения графоманов. Он там завсегдатай.

- Вот и отлично! - довольно грубо оборвал его Махов. - Значит, ты сумеешь с ним справиться и без моей помощи.

* * *

Макаров решил немедленно вызвать Фимку для выяснения обстоятельств. Удивительно, но тот с готовностью принял приглашение, словно давно ждал чего-то подобного. Уже через полчаса Гольдберг со вкусом поедал бутерброды, приготовленные Ксенией, не забывая время от времени посматривать на Махова с превосходством.

- Современные ученые попали в неприятное положение - их положение всемогущих, безошибочных и единственных жрецов знания поставлено под сомнение неуклонным развитием науки, - заявил он и отхлебнул кофе.

Махов застонал.

- Даже не начинайте, - прохрипел он обиженно. - Здесь вашими парадоксами никто не интересуется.

- Прекратить! - скомандовал Макаров. - Я вынужден просить вас быть серьезнее.

Он кратко рассказал Фимке о странном мире, расположенном в комнате Виктора и о фотографии, каким-то образом связанной с объявленным концом света.

Фимка принялся внимательно осматривать снимок. Он изучал его не менее десяти минут. Макаров решил не торопить его. А Махов, казалось, просто получал удовольствие, наблюдая за молчаливым Фимкой. Зрелище, действительно, было редким.

- Это - я, - наконец произнес Фимка и ткнул пальцем в свое изображение.

- Глубоко, - съязвил Махов.

- Это - ты, Макаров. А это - вы, Махов. Четвертого я не знаю.

- И я не знаю, - сказал Макаров.

- Мне этот человек тоже не знаком, - задумчиво произнес Махов. - Но, судя по всему, мы вскоре его встретим. Попомните мое слово!

- Получается, что фотография нам не помогла, - признал Макаров. - Придется мне сходить в кабинет еще раз. А вдруг удастся разузнать что-нибудь новенькое?

- Нет, дружище, сейчас пойдет он. - Махов показал на Фимку. - Ты, Макаров, уже столько всего интересного нам рассказал, что пора бы твою информацию проверить. Собирайтесь, Гольдберг, ваша очередь.

- Я!?

- А что?

- Хорошо, я пойду. Но только как-то это неожиданно, без подготовки.

- Страшновато?

- Ага.

- Ерунда! Вы еще не успели как следует испугаться! Страх рождает подготовка... Смакование возможных неприятностей...

- Верно, - заулыбался Фимка. - Какое волшебное слово нужно произнести, чтобы вернуться?

- Подойдешь к двери и молча дернешь за ручку. Возвращение в наш мир произойдет само собой. Никаких особых слов не предусмотрено.

- Хорошо... Ну, я пошел.

- Счастливо.

- Я скоро вернусь.

- Не сомневаюсь, - пробасил Махов.

* * *

- И долго это будет продолжаться? - грозно спросила Ксения, которой неразговорчивые мужики, занятые бессмысленными, с ее точки зрения, действиями, стали определенно надоедать.

- Что именно? - не понял Макаров.

- Ваши экскурсии в кабинет. Ты, Макаров, говорил мне о каких-то важных бумагах и документах. Где они, почему вы ими не занимаетесь?

- Мы только начали. Работы - непочатый край, - начал оправдываться Макаров. Говорить правду он не хотел.

- Ты сказал о работе? Какой работе? В чем она заключается?

- Вот закончим и все тебе расскажем. Не сомневайся. А так - что попусту языком молоть!

- Какие вы, ребята, оказывается энтузиасты! Это просто ужас! - сказала она. - Как же вы мне уже надоели! Я решила погостить недельку на даче у подруги. - Надеюсь, недели вам хватит. Смотрите, соблюдайте противопожарную безопасность! Приеду - проверю. Макаров, ключи доверяю только тебе. Не скучай. Впрочем, о чем это я! Ты же тайну разгадываешь, тебе скучать некогда!

Ксения подхватила спортивную сумку с вещами и направилась к выходу.

- Я провожу тебя? - спросил Макаров.

- Да ладно уж, работай... Макаров, если ты и после этого на мне не женишься, я тебя задушу. Так и знай!

Она чмокнула растерявшегося писателя в щеку и громко, от души, хлопнула дверью.

- Спугнули женщину, - сказал Махов. - А нам не пора по домам?

- Нет, нет, надо дождаться возвращения Фимки, - сказал Макаров, устраиваясь возле телевизора. - Сейчас начинается футбол. Виктор Кларков разбирался в красивой жизни, у него в каждой комнате по телевизору.

- Наслаждайся, болельщик! Не буду тебе мешать, - ухмыльнулся Махов.

Сам он, порывшись в книжном шкафу, обнаружил книгу Эразма Роттердамского и с удовольствием принялся читать.

- И давно ты Роттердамским увлекаешься? - удивился Макаров.

- Ты, что, не знаком с этой книгой? Не знаешь, что ли, ее историю? Здесь для объема подверстан текст Мартина Лютера. Народ, в свое время, ноги стаптывал, чтобы эту книгу раздобыть - единственная публикация Лютера в Союзе ССР! Эразм пользовался гораздо меньшим успехом. Наверное, потому что был разрешен к прочтению.

- Ну-ну!

Прошло полтора часа. Внезапно дверь в комнату Виктора с грохотом распахнулась, словно ее открыли мощным ударом ноги, и в проем ввалился Фимка Гольдберг. Его вид был ужасен - под правым глазом красовался огромный фингал, на скулах, сквозь неопрятную недельную щетину, проглядывали многочисленными ссадинами, разбитые губы впускали в его организм воздух, как у рыбы, выброшенной на берег. Можно было с уверенностью сказать, что его долго и умело били.

- Я вернулся? - спросил Фимка, приоткрывая заплывший глаз. - Я хочу кофе, можно?

Махов взял Фимку на руки и бережно перенес его в кресло на кухне.

- Надо бы обработать его лицо! Поищи йод и мазь! - скомандовал Макаров, а сам принялся заваривать кофе.

Через минуту они вернулись к Фимке, готовые оказать ему первую помощь. Но тот, как ни в чем ни бывало, сидел на диване и внимательно следил по телевизору за футбольным матчем.

- Какой счет? - спросил он, выхватывая из рук Макарова чашку. - Я опоздал к началу.

Фимка странным образом изменился, будто его подменили за ту минуту, что его оставили без присмотра. Ни единого синяка, ни единой ссадины. Он был свеж и чисто выбрит.

- Я вернулся, ребята, это просто здорово! Думал, что останусь там навсегда...

- Рассказывай! - приказал Махов.