Как ни старался Фамир забыть о Голубом Цветке и думать только о Зарине, мысль о странной хрупкой девушке из далекого царства Чжоу не покидала его ни днем, ни ночью. Словно какая-то колдовская сила влекла его к белому шатру, где звучали нежные струны лютни и совсем особенный тоненький голосок выводил слова незнакомой песни. Ему запомнился аромат благовоний, он представлял себе ее 1рациозные, плавные движения, совсем особенные. Она не походила на быстрых, резких и угловатых сакских девушек.

«Зачем она мне? ― спрашивал сам себя Фамир, но не спешил с ответом, а поразмыслив немного, говорил себе: ― Отец жадный, скаредный и злобный, ничего не пожалел, хитростью добыл этот благоуханный цветок. Почему же я должен отказаться от него? Пойду еще раз посмотрю на нее».

Фамир снова пришел в белый шатер и, чтобы показать свое расположение, бросил к ногам принцессы добытых на охоте диких уток. Служанка, смеясь, подобрала приношение и, подняв ладони, дала понять госпоже, что гость оказался щедрым, доставил десять уток.

Голубой Цветок показалась Фамиру еще лучше, чем в первый раз, когда он посетил ее шатер вместе со старым Мадием. Фамир явно нравился девушке, и она улыбалась ему мило и застенчиво. А когда он подал ей лютню и попросил спеть, она с готовностью запела свои любимые песни. Фамир был восхищен, об этом говорили его глаза.

― Он очень красив и добр, ― говорила принцесса служанке. ― Как мне грустно, что я не умею говорить на языке его племени! Но я научусь. И тогда он поймет мои песни, узнает о моей родине. Ты не соскучилась, не хочешь домой? ― спрашивала принцесса Цай Э. ― А мне каждую ночь снится дом, и я слышу голос моей доброй матушки. Она говорит: «Не печалься, мой Голубой Цветок, будь умницей, не грусти». Но как только я хочу рассказать ей о нашей жизни, так просыпаюсь, и сердце тревожно бьется.

― А ты не вспоминай о доме, думай о своей будущей жизни, ― советовала служанка. ― Посмотри, как много благ дарит нам доброе божество. Пройдет немного времени, и мы счастливо заживем. А когда ты станешь женой князя Фамира, ты попросишь его поехать вместе с тобой в долину Хуанхэ, и тогда мы снова увидим дорогих и близких нам людей. Ты не должна предаваться печали, печаль не украшает нас. От печали появляются морщины на челе.

― Однако мне скучно в этом шатре, ― жаловалась принцесса. ― Не могу придумать, чем бы заняться. Дома все было по-другому, всегда находились какие-то дела. То одевались, выезжали на прогулку. То меняли платье к обеду. То ждали знатных гостей. Как ты думаешь, моя добрая Цай Э, пристойно ли мне поиграть с детьми, которые толпятся у шатра? Я бы охотно поучила их петь. Они так милы, эти маленькие смуглые девочки с тоненькими косичками! Они так ласково мне улыбаются!

― Помилуй, госпожа, это невозможно! Что станут о тебе говорить? Это недостойно принцессы. Нельзя забывать о своей знатности.

― Глупости! Глупости! Глупости! ― закричала вдруг принцесса. ― Вот теперь я уже твердо решила, что соберу у себя маленьких девочек и стану им показывать вышивание, а заодно и песенки споем... И пусть они узнают, как хороши песни моей родины и как искусны вышивальщицы в долине Хуанхэ. Не возражай, глупая! ― Принцесса вдруг заплакала. ― Как ты смеешь мне возражать! Ты уговорила меня покинуть мой дом, я не слышу родной речи и не вижу близких мне людей. Я никогда больше не увижу нежных листьев молодого бамбука. Вокруг меня все чужое, а ты не велишь мне петь мои песни и вышивать моих фениксов! Сейчас же позови ко мне девочек, которые стоят за дверью! Вытащи белую ткань и пестрые шелка. И не говори мне больше о том, что это непристойно...

― Все будет по-твоему, моя юная госпожа. Я не хотела тебя огорчать, я хотела только напомнить тебе о твоей знатности.

Вскоре белый шатер наполнился гулом детских голосов. Зоркие глаза все замечали и всем восхищались. Коснуться рукой шуршащего голубого платья принцессы, погладить маленькое бронзовое чудовище, понюхать пучок душистых трав, собранных в долине Хуанхэ, рассмотреть бамбуковую тросточку с яшмовой ручкой ― все было интересно. Более смелые внимательно разглядывали удивительную, словно покрытую лаком прическу принцессы и знаками объясняли, что это очень красиво. Голубой Цветок радостно смеялась и в свою очередь подсчитывала крошечные косички, заплетенные довольно небрежно. Ведь в шатрах кочевников не было тонких костяных гребней. Женщины кочевья причесывались громадными деревянными гребнями. Но вот все уселись на циновке, и Голубой Цветок, взяв в руки лютню, запела веселую детскую песенку. Девочки захлопали в ладоши и вторили ей пискливыми голосами. А сколько было радости, когда принцесса предложила им повторить вслед за ней непонятные слова песни! Они так забавно ошибались, что даже Цай Э развеселилась.

― Если бы наша почтенная госпожа увидела этих грязных девочек, что бы она сказала? ― смеялась Цай Э, укладывая в сундук ткани и шелка.

― Ты еще не забыла церемонии знатных князей Чжоу, глупая Цай Э? А я рада, что здесь не нужны бесконечные церемонии, от которых кружится голова. Я уже начинаю забывать, как сидеть за праздничным столом, как кланяться важным гостям и как бранить слуг. Ведь я совсем не браню тебя, не кричу и не бросаю тебе в голову игральные кости.

― О моя прелестная госпожа, розовый лотос в нефритовой чаше, зачем же тебе бранить меня, когда я так стараюсь тебе угодить! Я ночей не сплю и все думаю о тебе, о твоем счастье. Только не знаю, как бы это найти мою старшую сестру, которая уехала в страну кочевников с одной важной принцессой.

― Я помогу тебе, ― любезно пообещала принцесса. ― Я попрошу моего доброго красивого князя, чтобы он помог тебе найти сестру. Как ты думаешь, он добрый человек? Мне так хочется, чтобы он был добрым, приветливым и еще... Что бы я еще могла пожелать?

― Чтобы он был очень, очень богатым. Чтобы он построил тебе дворец не хуже дворца Чжун Цина...

― Ты ничего не понимаешь, моя Цай Э! Я не думала ни о дворце, ни о богатстве. Я бы хотела, чтобы он был веселым человеком. Чтобы он смеялся и радовался всему, что доставляет нам удовольствие. Душа моя жаждет веселья. Мне хочется радости, радости, радости...― И принцесса весело закружилась, легко касаясь нежных струн лютни.

― Мне жаль, что твоя добрая матушка не видит, как ты весела! ― воскликнула Цай Э. ― Она бы наградила меня ожерельем из жемчужин за то, что я так хорошо позаботилась о тебе. Право же, здесь совсем не плохо. Мне только не нравится этот шатер, я бы хотела для тебя, мое сокровище, настоящий дворец, с черепичной крышей и с резными драконами на крыльце. Я бы хотела видеть вокруг твоего дома цветущие мандариновые деревья. Но все это будет потом, стоит лишь тебе захотеть.

* * *

Поход, предпринятый Мадием, не прибавил ему богатства. Правда, ему удалось увезти китайскую принцессу, но если подсчитать, сколько убытков потерпел Ма-Дий, то можно совсем потерять голову.

«Не иначе, как меня околдовали!»― говорил сам себе Мадий, просыпаясь по ночам. Кто же околдовал? Может быть, это сделал знахарь, который не получил обещанного теленка? Но ведь старый обманщик ничем не помог. За что же было давать ему теленка? А он силен, если мог так околдовать. Когда бы это Мадий отдал пятнадцать лучших коней неведомо кому и неведомо за что... А как смеялись над ним молодые саки, сопровождавшие его! Он слушал и молчал.

― Зачем тебе эта малышка в голубом шелковом платье?― спрашивал озорной веселый юноша, сын старшего табунщика.― Какая от нее польза?

Ну что такому говорить о могуществе царства Чжоу, с которым надо породниться сакам! Но все это терпимо. Если Фамир женится на принцессе, то он, Мадий, свое вернет. Он заставит китайского князя доставить ему богатые дары, а не побрякушки.

Другое тревожило Мадия. Он знал, что близко беда. Беда придет от разгневанного Дария, и тогда ее трудно будет остановить. А может быть, обойдется? Нет! Будет беда!

Мадий старался вспомнить, как все это случилось. В шатре его появились гонцы, присланные за данью. Почему-то они повернули в его стойбище, а ведь шли к Миромиру. И вот они пришли к нему и стали говорить дерзкие слова. Они говорили, что сатрапия саков самая непокорная, .а непокорных Ахемениды умеют укрощать.

«Сотрем с лица земли все сакские кочевья!» ― кричали они. Мадий тогда напомнил им о поражении в последней битве и о том, как бежали персы от сакской конницы. Но наглые и самонадеянные персы сказали, что все это ему приснилось. Тут сошел с коня сборщик податей и заявил, что к концу дня его мешки должны быть наполнены золотыми слитками... И Мадий почувствовал, что кровь закипела у него в жилах и ярость затуманила глаза. Он было подумал, что следует послать к Миромиру, предупредить его о приходе непрошеных гостей, но почему-то не сделал этого. Он, Мадий, забыл об осторожности, и, пока кровь кипела у него в жилах, он позвал своих воинов и велел обезглавить людей Дария, сложить их головы в мешки и послать персидскому царю вместо дани. Так он и сделал.

А когда на горизонте скрылся всадник, посланный к Дарию со страшной поклажей, Мадий вдруг подумал о том, что юноше этому уже не вернуться в родной шатер и что всему сакскому племени несдобровать. Вернуть бы тогда всадника. Ведь сердце чуяло беду...

Казалось, совсем недавно сакские воины прогнали персов от родных шатров, а в степь уже приходят вести о том, как растет и возвышается над своими сатрапиями Персида. С высоты своей безграничной царской власти Дарий может повелевать теми, кто попал под его башмак. Многие ему покорились, не покорились лишь скифы. У них одно богатство ― свобода. Можно ли пренебречь этим богатством?

Как ни старался Мадий забыть о случившемся, мысль эта не покидала его ни днем, ни ночью.

И неизбежное случилось. Гонец Мадия доставил страшную поклажу в Сузы. Дарий разъярился:

― Не прислал податей ― возьмем рабов!

В ту же ночь Дарий велел отправить гонцов в сатрапии, расположенные вблизи Яксарта, и приказал любым способом захватить в плен двести сакских юношей. Было также приказано казнить первых же встречных саков и головы их оставить у шатра Мадия.

* * *

А жизнь в стойбище текла, как тихая полноводная река. Каждый занимался своим делом. У каждого были свои заботы. Когда зимняя стужа загнала людей в шатры и ветер сотрясал тяжелые войлочные стены, настала пора большой охоты.

Пушнину промышляли и мужчины и женщины кочевья. Но женщины редко ходили на большую охоту с облавой. Они предпочитали заманивать зверя в капканы и ловушки, ставили силки на птиц, охотились за дичью, которая оставалась зимовать на Яксарте. Пушистые меха, добытые зимой, нужны были для торговли с другими племенами, поэтому начало зимней охоты встречали, как праздник.

Миромир, как и другие главы племен, затеял большую охоту.

Много разного зверя водилось вокруг. В горах, в зарослях арчи, носились резвые косули, встречались дикие козлы, попадались барсы и тигры. Среди камышей бродили стада диких кабанов.

Миромир любил охоту с облавой.

Окружив большой участок, охотники криками, колотушками и с помощью собак сгоняли зверей в небольшую долину, где их можно было легко перебить.

На этот раз собралось больше двухсот охотников. Молодых послали в горы на разведку зверя. Надо было решить, как лучше расставить охотников и по какому пути гнать животных.

Пока молодые охотники бродили в горах, старики оставались в степи. Миромир славно поохотился. Сидя у костра, он свежевал пушистые лисьи шкурки и с нетерпением ждал Кидрея. Они условились, что Кидрей прискачет в степь, как только можно будет начать облаву.

Но прошел день, а Кидрей все не появлялся. Миромир увидел приближающегося всадника. Странный всадник. Он что-то кричал, словно завывал... В своем ли он уме?

― Беда! Беда! ― кричал гонец. ― Саков увели! Спасайте саков!

― Кто увел? Когда?

Всадник бросился к ногам Миромира и завыл, причитая, как воют женщины у могилы. Левая рука у него была в крови и висела, как плеть. Это был юноша из племени Мадия.

― Говори, что случилось? ― крикнул в гневе Миромир.― Где это видано, чтобы сакский воин зазывал, как старуха!

― Беда случилась великая! Угнали саков! Всех увели. Когда наши охотники спускались с гор, их окружили враги в одежде саков.

― Саки! Сыновья в опасности! ― закричал Миромир, вскакивая на коня.

― Саки! Сыновья в опасности! ― понеслось по степи.

И горестный клич этот поднял всех, кто был поблизости. Вслед за Миромиром помчались сотни саков, готовые вступиться за своих сыновей.

― Как же это случилось? ― спрашивал Миромир гонца, когда тот обрел дар речи. ― Когда?

― Это случилось вчера, ранним утром. Люди пошли по звериным тропам, высматривали добычу, а в это время в горах, среди скал, появились всадники в одежде саков. Никто не подумал дурного. Когда же наши охотники стали спускаться с гор, они попали в западню. Воины Хорезма и Бактрии, посланные в наши края коварным Дарием, надев сакскую одежду, дожидались охотников. Для каждого была приготовлена петля или сеть. Они хватали наших саков и связывали их. Затем их угнали.

― В уме ли ты! ― Миромир старался перекричать свист ветра.

Его конь несся вместе с ветром, и рядом, почти касаясь плеча Миромира, мчался юноша, принесший страшную весть.

Но вот и злополучное место, где должна была начаться большая охота и где была устроена страшная ловушка.

Взмыленный конь принес сюда Миромира. Здесь уже никого не было. Только несколько раненых саков стонали и призывали на помощь. Люди Миромира бросились вдогонку. Во все концы были разосланы отряды. Сам Миромир возглавил большой отряд, который избрал дорогу, ведущую к границам Персиды.

Два дня мчались без остановки взмыленные кони Миромира. Но разве могли они догнать беглецов? И тогда Миромир решил вернуться в кочевье, чтобы узнать, нет ли вестей от тех, кто отправился в погоню другими дорогами. Словно в воду канули и пленники и воины Дария.

― Почему же мне так поздно донесли об этом? ― снова и снова спрашивал Миромир.

― Со мной случилась беда, ― рассказывал юноша.― Рысь напала. Я едва спасся и, превозмогая боль в руке, пробирался к своим. Я провел ночь в горах, а когда я спустился с гор к условленному месту, то услышал стоны раненых. Они и рассказали мне о том, как саки попались в ловушку. Значит, знали пришельцы о большой охоте и всё подготовили для своего злодейства...

― Знали...― Миромир хрипел, задыхался. Ярость душила его.

Двести здоровых, сильных воинов захвачено неведомо как. И сын Кидрей стал пленником, и Фамир, сын Мадия, там же.

Теперь, когда несчастье объединило всех, Мадий признался Миромиру во всем. Он рассказал и о том, что в ночь того дня, когда была назначена охота, у его шатpa были брошены головы десяти казненных саков. Эта участь постигла пастухов из племени Мадия.

― Горе нам! Горе великое! ― повторял Миромир.― Если мы даже предадим проклятью твое имя, наши сыновья не избавятся от плена. Мы не можем сейчас пойти войной на Дария. Не скоро подымешь степь против персов.

― Злость затмила мне разум! ― признавался Мадий.― Одна была мысль ― причинить зло Ахемениду. Вот и сделал. А зло досталось мне и моим сакам... Беда пришла в наши шатры!

Признание Мадия, всегда заносчивого и хвастливого, смягчило гнев Миромира. Он думал о том, что Мадий хоть и злой старик, но своих саков он никогда не обижал. Долгие годы жили они в близком соседстве, и всегда одно племя помогало другому в трудную минуту. Так было и в недавней войне с персами. Когда персы задумали покорить племена саков, живущие в долине Яксарта, Миромир обратился за помощью к Мадию. Мадий послал тогда тысячу всадников и помог Миромиру. Десять тысяч всадников, которые погнались за конницей Дария, далеко отогнали персов от берегов Яксарта. Но что делать сейчас?

― Только хитростью можно вызволить наших пленников, ― говорил Мадий.

― Это верно, что хитростью, ― соглашался Миромир.― Но кто подскажет нам эту хитрость?

Они расстались на том, что каждый подумает об этом и обсудит все с мудрейшими людьми своего племени.

* * *

Зарина с нетерпением ждала вестей. Она не знала, уведен ли Фамир. Тревожно было у нее на сердце. Если уведены юноши из племени Миромира, то и племя Мадия пострадало.

― У Фамира и его сверстников такая же судьба,― сказал Миромир, вернувшись от Мадия. ― Как же спасти нам своих сыновей? Сакам сейчас невозможно пойти войной против многотысячного войска персов. Надо думать, как вызволить наших юношей, не имея силы, равной воинству Дария. Соберем старейшин племени, будем думать.

Молча выслушала Зарина страшную весть. Молча покинула шатер, вскочила на коня и понеслась в степь. Вдали от жилищ и табунов она разожгла костер и всю ночь просидела у огня. Утром, вернувшись в шатер отца, Зарина сказала:

― Я поведу наших девушек в Персиду, мы спасем наших братьев.

Миромир в недоумении развел руками.

― Не пойдешь ли ты войной против многотысячного войска Дария?

― Ты говоришь, что надо перехитрить. Так мы перехитрим. Я обо всем подумала. Мы пойдем отрядом в двести человек. Соберем девушек из соседних кочевий, позовем только смелых и отважных, кто показал себя на скачках и в стрельбе из лука. Мы пойдем в Персиду тайком, чтобы воины Дария, его лазутчики не узнали о нашем походе. А когда уже будем там на месте, разыщем пленников. Тогда и решим, как их вызволить.

― Путь долгий и тяжкий, ― горестно сказал Миромир. ― Вам не одолеть такого пути. Кто укажет вам дорогу? И что ждет вас в чужой стране? Там вы окажетесь в лапах жестокого зверя. Стоит им только узнать, откуда вы пришли, и вы все окажетесь рабынями Дария. Это вам не по силам, Зарина. Не искушайте судьбу!

― Пусть думают все мудрецы наших шатров, им не придумать лучшей хитрости, ― настаивала Зарина.

― Мы должны вернуть пленников и Кидрей мне нужен в моем шатре, ― говорил Миромир, ― но тебя я не пущу в Персиду. Ты погибнешь там. И все вы, дочери саков, погибнете бесславно.

― И я прошу тебя, Зарина,― взмолилась мать. ― Ты только один раз была на чужбине. Я не пущу тебя в дальнюю, чужую землю. Если не убьют встречные разбойники, то голод и холод изведут вас.

Зарина не настаивала, не спорила. И, пока отец собирал самых старых и мудрых людей племени, она ходила по шатрам и говорила с подругами. В каждом шатре были слезы, и в каждом шатре Зарина слышала слова сочувствия. Многие ее сверстницы захотели пойти в поход, но и почтенные женщины, у которых увели мужей, пожелали пойти в Персиду вместе с Зариной.

― Твоя мать боится, что мы умрем голодной смертью,― говорила Спаретра, ― а разве мы плохо владеем луком, не сумеем зверя или птицу добыть? Мы пойдем окольными путями, сторонясь воинов Дария, а когда прибудем в Персиду, тогда милостью неба выполним задуманное.

Спаретра рассталась с мужем еще шесть лет назад. Он был уведен в Персиду, и с тех пор она ничего не знала о нем. Она хотела найти мужа, помочь ему вернуться на родину. Спаретра верила, что непременно найдет своего Ишпакая и вызволит его из плена. Вместе с Зариной она стала ходить из шатра в шатер и уговаривать девушек пойти в Персиду.

Почти все девушки и молодые женщины кочевья отлично стреляли из лука и были превосходными наездницами. Их не пугал дальний путь. Наоборот, было интересно совершить путешествие в далекую Персиду, о которой они много слышали от отцов и братьев.

* * *

Ранней весной, когда степь покрылась зеленым ковром, Зарина сообщила отцу, что у нее готов отряд.

― Вы ничего не придумали для спасения наших братьев,― испробуем мы свою женскую хитрость, ― сказала она Миромиру, когда отец снова стал убеждать ее не браться за такое трудное дело.

― Как бы не наделать беды! ― говорил старик. ― Как бы не вышло так, что, потеряв сыновей, саки лишатся и дочерей.

― Ты неправ, отец. Нам не страшен этот поход, он может принести удачу. Мы пойдем!

― Видно, тебе достанутся поводья моего коня, ― вздохнул Миромир.― Наш замысел требует большого войска, а мы сейчас его не имеем. Не скоро можно будет поднять всю степь со всеми кочевьями.

― Как же быть? ― Зарина требовала ответа.

― Что я могу тебе сказать, дочь моя?.. Я бы не хотел, чтобы ты имела одного врага в целой стране. Каково же мне послать тебя в страну, где одни только враги и ни одного друга!..

― А наши братья-саки! ― воскликнула Зарина. ― Они ждут нас, и обратный путь будет уже не таким трудным.

― Где же они добудут пищу в пути? ― забеспокоилась мать. ― В большом походе вы имели большие стада.

― Не горюй, старая: если пойдут наши дочери, то погонят с собой большое стадо. Я дам овец, и другие дадут кое-что на добрый путь. Пошлем с ними наших испытанных воинов на случай опасности...

― Вот этого мы не потерпим, ― взбунтовалась Зарина. ― Если пойдут с нами сакские воины, то очень немногие. Но и те будут табунщиками и пастухами. А еще лучше, чтобы пошли настоящие табунщики, которые умеют лечить лошадей, знают, как добыть корма в долгом пути.

― И вы пойдете отрядом с луками и колчанами? ― спросил Миромир.

― Не так мы задумали, отец. Пойдут с нами повозки с поклажей, покрытые войлоком. В них будут сидеть самые молоденькие девушки. Пастухи погонят стадо, табунщики с конями пойдут, а мы переоденемся в мужскую одежду и поскачем вслед за ними. Получится, что целое небольшое кочевье переезжает с одного места на другое. Мы узнаем, какими путями лучше идти, чтобы не встретить воинов Дария, охраняющих большие дороги; мы постараемся избежать встречи с ними.

― Неужто мы пойдем в Персиду в одежде воинов-саков? ― спрашивала Спаретра. ― Как только персы увидят остроконечные скифские шапки, они сразу же окружат нас и превратят в рабынь. Жрица-прорицательница сказала мне, что в Персиду мы должны пойти в другой одежде, чтобы персы не узнали в нас женщин сакского племени.

― Это мы сумеем сделать, ― говорила Зарина девушкам, стараясь их успокоить.―Мы возьмем одежду индийских женщин. Если будем вести себя разуино, нас никто не узнает; мы не должны страшиться неизвестного. Будем лелеять надежду, что все задуманное сбудется.

Сборы были долгие. Но наступил час, когда жрицы-прорицательницы в белых одеждах, с распущенными волосами стали кружиться над принесенным в жертву ягненком. Извлекли внутренности животного, посмотрели, погадали и предсказали добрый путь.