Никто не знает, может быть Миромир и не решился бы отпустить отряд девушек в Персиду, если б ему не приснился сон. Удивительный сон!

Снилось Миромиру, что он возвращается домой с доброй охоты. Он уже подстрелил нескольких фазанов и снова увидел выводок, но, как только натянул лук, собаки вдруг громко залаяли, словно почуяли опасность. Конь понес его по степи ― и прямо на всадника. Не простой всадник, знатный! Конь под ним словно огненный, а одежда вся в золоте и драгоценных камнях. Кто же это? Миромир хотел остановить своего коня, а тот, словно бешеный, пронесся мимо всадника. И вот знатный всадник уже позади Миромира. Сердце похолодело. Миромир оглянулся и видит хмурое лицо самого Дария.

«Он не простит мне, ― подумал Миромир. ― Дарий будет оскорблен такой дерзостью и пронзит меня стрелой». Сердце тревожно забилось. Миромиру казалось, что он видит, как владыка Персиды натягивает лук. Он пригнулся к коню и полетел во весь дух... Свистнула стрела над головой, но его не коснулась... Однако так близко слышен топот копыт!..

Миромир проснулся. Сквозь дыру в потолке пробивался солнечный луч. Жена толкла овес для похлебки, и стук песта о каменную чашу напомнил ему о цокоте копыт огненного коня Ахеменида. Миромир тут же рассказал сон, и вместе с женой они решили, что такой сон должен быть к добру. Значит, судьба такая послать Зарину с отрядом девушек. Пусть перехитрит царя царей. Миромир вдруг почувствовал себя легко и спокойно. То, что вчера еще казалось трудным, сегодня выглядело совсем по-иному. Хотелось верить в удачу.

― Теперь, надеюсь, что хитрость удастся и наши девушки вернутся с победой, ― говорил Миромир старейшинам племени.

Старики все еще настаивали на своем. Они всячески доказывали Миромиру, что надо пойти войной против Дария. А Миромир не соглашался, ссылаясь на великую силу персидского владыки.

― В этот раз нам удалось отогнать войско Дария, но воинство его непобедимо. И, если собрать сейчас всех всадников наших кочевий, если созвать могучее сакское войско, все равно персы окажутся сильнее нас, ― отвечал Миромир. ― Слыхали, что говорил Ишпакай? Двадцать сатрапий находятся под башмаком Дария. Они доставляют ему дань ― сотни громадных кувшинов, наполненных золотом и серебром. Вавилония шлет жадному Ахемениду каждый год не только золото и серебро, но еще и пятьсот мальчиков, которые обречены на вечное рабство. Эфиопы присылают ежегодно неплавленое золото, двести стволов черного дерева, пять эфиопских мальчиков и двадцать больших слоновьих зубов. У кочевых арабов нечего взять, так он приказал доставлять ему каждый год тысячу талантов ладана.

Дарий гордится своими победами, он грозится покорить себе все племена и все народы, на каком бы языке они ни говорили,―все, какие существуют на земле, будут работать на него. И тогда люди Дария посчитают себя самыми счастливыми людьми на земле.

* * *

Теперь, когда Миромир дал согласие отправить отряд девушек в Сузы, когда нашелся достойный проводник Ишпакай, настало время собираться в дорогу.

Стали выбирать главу отряда.

― Пусть Спаретра будет старшей, ― предложила Зарина.

Но Спаретра и слушать не хотела.

― Ты задумала поход, ты и веди нас, ― твердила она.

Все согласились со Спаретрой. Выбрали Зарину и поклялись помогать ей.

По совету Ишпакая, девушки переоделись в мужские одежды. У них были узкие длинные брюки, короткие куртки из грубой шерсти и остроконечные войлочные шапки, которые в дурную погоду предохраняли от стужи. В повозках у девушек были спрятаны женские одежды, добытые во время последнего похода.

― А теперь запомните, ― говорил Ишпакай: ― встретим любопытных в пути ― не отвечайте им, я сам стану отвечать, пусть спрашивают.

Все кочевье готовило девушек в дорогу.

Много было забот у женщин. Старухи валяли войлок, чтобы дать в дорору мягкие постели. Не пожалели самой тонкой шерсти от ягнят, рожденных в прошлом году. В каждом шатре можно было видеть разложенную шерсть. Женщины целыми днями били ее длинными, тонкими прутьями, раздергивали и расстилали на соломенных циновках. Затем ее поливали горячей водой, свертывали и долго еще катали по степи, чтобы хорошо свалять. Женщинам помогали дети, они охотно таскали свертки войлока по степи, мяли, толкали их ногами. А чтобы готовый войлок был помягче, заботливые старухи разминали его локтями. Никто не жалел своих трудов для любимых дочерей.

С рассвета до заката стучали каменные песты, разбивая ячмень и пшеницу. Вялили рыбу, сушили на солнце куски конины.

Но вот уже загромыхали повозки, груженные всякой кладью. Далеко вперед угнаны пастухами стада и табуны лошадей, выделенные кочевьем для похода. И вот уже на конях отважные всадницы. В минуту расставания невольные слезы туманят глаза. Девушки стараются не выдавать своего волнения. Может быть, иные и не прочь остаться, но разве кто-нибудь осмелится показать свою трусость? Нет, нет! Только не это! Лучше погибнуть в битве, чем прослыть трусливой. В сакском кочевье никто не перенесет такой позорной клички. Да и не было такого, сколько помнят себя саки. Всадницы сдержанны. Но кто не сдерживает своих чувств, ― это старухи и дети. Они воют так жалобно, как в скорбные дни несчастий, когда хоронят близких людей.

Ишпакай, который еще так недавно обрел свою семью, нежно обнимал дочерей и говорил им ласковые слова.

Мать Зарины, вцепившись обеими руками в уздечку красивого серого коня, подаренного Миромиром дочери, дает последние наставления. Она ― жена вождя, ее дочь ― предводитель отряда. Ей непристойно выть и рвать на себе одежды в знак скорби. Но если бы кто знал, что в мыслях несчастной матери, что на душе, истерзанной печалью! Сына угнали в рабство, а дочь сама обрекла себя на гибель. Как сдержать свои слезы?..

Миромир идет рядом молча, опустив голову. Одно дело, когда сакские девушки шли в битву вместе с испытанными воинами, да и сам он всегда помнил о них; в беде бы их не оставил. Что ждет их в этом походе? Вернутся ли домой? Все ли он сделал для их благополучия? Достаточно ли жертв принес? Мать Зарины потребовала заколоть белого быка. Лучшей жертвы не придумаешь. Табунщиками и пастухами пошли славные воины. Им велено помочь отряду Зарины в случае опасности. Гордая Зарина говорила, что не потерпит никакой помощи, но ведь сердце отца не каменное!

Опустели шатры. На берегу Яксарта наступила необычная тишина... Даже собак не слышно. Все, кто на ногах ― женщины, старики, дети, ― шумная толпа, сопровождаемая собаками, потянулась за отрядом всадниц. Но настал и миг расставания. Неизбежное свершилось. В туманной дали скрылся весь караван.

***

Сакские повозки на высоких деревянных колесах, с войлочными коврами катились по бескрайней степи, вдоль рек и озер, мимо кочевых селений хорезмийцев, мимо пастбищ, где паслись табуны коней и отары овец. Всадники, скачущие рядом с повозками, и пастухи, гнавшие впереди себя скот, ― все было так обычно для этих мест, что встречные не обращали на это внимания. Правда, иные поглядывали на остроконечные шапки. Люди бывалые знали, что эти шапки носят воины сакского племени. Но, не имея вражды к сакам, они не останавливали их, не пытались разбойничать. Тем более никто не угрожал оружием.

Земли великого Хорезма отряд прошел без тревог и волнений, устраивая ночевки на зеленых пастбищах. Нередко меткие стрелки добывали в пути фазанов и куропаток. На привалах, в реках ловили щук и сазанов. Еды было много. Все были в добром настроении. Девушки состязались в стрельбе и в быстрой езде. Обгоняя друг друга, они покидали свои повозки и уносились на своих конях далеко вперед.

― Было бы так все время, ― говорил Ишпакай.

― Не слишком ли мы беззаботны? ― вздыхала Спаретра. ― Как бы не налетели разбойники. На свете много злых людей, надо помнить об этом.

Спаретра словно предвидела худое. Спустя несколько дней отряд повстречал всадников в одежде массаге-тов. Эти люди не были грабителями, они не пытались отобрать у саков коней или повозки, но Зарине не понравилось их чрезмерное любопытство. Узнав у Ишпакая, что саки переезжают на новое пастбище, что кочевье у них бедное, едва добывает себе пропитание, они все же продолжали сопровождать отряд Зарины и, подолгу задерживаясь у каждой повозки, что-то выпытывали у девушек. Вначале шутя, а потом уже серьезно они стали уговаривать сакских девушек уйти с ними на землю массагетов, сулили им беспечную жизнь и богатство. Тут Зарина не стерпела и обратилась к предводителю отряда массагетов с гневной речью, требуя оставить в покое сакских девушек и угрожая всякими неприятностями, какие могут получиться, как только прибудет большой отряд сакской конницы, которая, по словам Зарины, следует за ними и очень скоро нагонит их.

Предводитель отряда велел массагетам оставить саков, и вскоре они скрылись. Но они не покинули отряд, а следовали за ним на небольшом расстоянии, с тем чтобы ночью тайно увезти Зарину. Предводитель отряда задумал увезти с собой сакскую красавицу и жениться на ней.

Темной ночью, когда лагерь саков погрузился в сон, массагет оставил в стороне своего стреноженного коня, тихонько подошел к повозке Зарины, намереваясь связать девушку и унести ее. Но, едва он коснулся войлочного навеса, как вздрогнул от громкого ржания коня. Серый охранял свою хозяйку. Когда Зарина высунула голову из-под навеса, массагет уже вскочил на своего коня и унесся с громкими проклятиями. Стрела, посланная вдогонку Зариной, не настигла его. Но тревожный бой барабанной дроби возвестил лагерь об опасности, и вскоре все уже были на ногах.

Проезжая вдоль вспаханных земель, покрытых изумрудными всходами овса и пшеницы, саки думали о том, как благодатна земля Хорезма. Пастухам хотелось остаться на зеленых лугах, а женщины с сожалением вспоминали оставленные дома зернотерки, которыми они пользовались лишь в дни праздников, когда пекли лепешки ― излюбленное лакомство сакских детей.

Когда дорога уходила в глубь степей, оставляя далеко позади себя реку, саки видели оросительные каналы, которые давали живительную влагу щедрой, плодородной земле. Вблизи дворцов и крепостей зеленели сады и виноградники. Видно было, что люди живут здесь, не покидая насиженных мест, и не скачут по бескрайним долинам в поисках пастбищ. Девушки, впервые видевшие такое, выражали свое восхищение. А Ишпакай не уставал рассказывать о жизни персов и других народов, которые встречались ему на пути из Персиды. Ишпакай помнил о великолепных дворцах с громадными лестницами и крылатыми быками» у входа, о богатых украшениях, сделанных искусными резчиками по камню.

В отряде не было ни одного человека, который видел бы подобное. И саки плохо представляли себе ту картину, которую Ишпакай пытался восстановить по памяти. Тогда Ишпакай дополнял свой рассказ рисунком на песке.

Зловещий гул медного котла как-то поднял отряд задолго до рассвета. Дозорный увидел персидских всадников, которые неслись подобно урагану и, казалось, вот-вот налетят на лагерь. Мгновенно все были на ногах. Но всадники пронеслись мимо. Зарине очень хотелось догнать последнего всадника своей меткой стрелой. Но Спаретра вовремя удержала ее.

― Не дразни персидского владыку! ― воскликнула она.― Не забывай о тех бедах, какие принес нам Мадий, раздразнив Дария. Он и собственного сына загубил!

― Где же теперь китайская принцесса? ― поинтересовалась Зарина.

― Мадий привез ее для сына, ― отвечала Спаретра. ― Когда Фамира увели в рабство, хромой пес захотел жениться на ней сам. Девушки из его племени говорят, что старик даже щедрым стал, ничего не жалел для принцессы.

― Я уже столько раз слышала о китайской принцессе, а так и не знаю, красива ли она, ― призналась Зарина.

― Девушки из племени Мадия говорят, что она совсем-совсем не похожа на наших. Маленькая, худенькая. И зовут ее Голубым Цветком. У нее есть служанка, которая немного говорит на языке саков, она рассказывала девушкам, что принцесса даже не знала, что попала к сакам, она думала, что Фамир вождь племени гуйфан.

― Вот как? ― удивилась Зарина. ― И этот старый черт завладел маленькой принцессой? ― Зарина не питала никакой злобы к Голубому Цветку. Ей даже стало жаль бедную принцессу. ― Позови ко мне девушек, пусть расскажут о Голубом Цветке, ― попросила она. ― Я хочу знать, как она одета, как ведет себя.

― Зачем тебе это нужно?

― Как ты не понимаешь?―воскликнула Зарина.― Не догадалась? А я кое-что придумала. Мне следует узнать, как ведут себя принцессы. У меня есть одежда знатной мидийки. Если я сумею вести себя достойным образом, то могу въехать в Сузы со своей свитой, и никто не посмеет меня остановить. Все подумают, будто я из знатных.

― А разве ты не знатного рода?―смеялась Мирина. ― Ты дочь вождя.

― Ты ловко придумала! ― обрадовалась Спаретра. ― Ишпакай рассказал мне, что персы любят одеваться в одежды мидийцев и в Сузах можно встретить многих персиан, одетых в эти одежды. Девушки нам обо всем расскажут, но мы еще больше узнаем у Ишпакая. Ведь он видел их ― шесть лет прожил в Персиде. Как ты хорошо придумала, Зарина! И как это тебе пришла в голову такая мысль?

Теперь, когда Зарина уже знала, как вести себя в Сузах, ее покинул страх перед неизвестностью. Ей захотелось как можно скорее попасть в столицу персидских царей, словно она торопилась туда в гости. Зарина была во власти своего замысла, непрестанно думала о нем. Во время остановок, по ночам она старалась выведать у Ишпакая всякие подробности о жизни персов.

Во сне она видела себя в сказочных дворцах. Во сне словно оживали все легенды и сказки о царях и царицах, рассказанные ей матерью и бабкой еще в дни ее раннего детства. Могла ли Зарина думать, что настанет день, когда она сама предстанет в виде сказочной принцессы, разодетой в дорогие одежды! Никогда прежде нарядная одежда и драгоценности не казались ей такими нужными. Люди должны поверить в ее знатность. И все зависит от того, как она будет одета, как будет вести себя.

― У них головы причесаны и убраны драгоценностями, ― вспоминал Ишпакай. ― Ноги обуты в красные с золотом башмачки. Одежды сшиты из золотой парчи, а движения у них тихие, плавные. На руках сверкают перстни и браслеты. Они не хватают мясо большими кусками, заливая весь подбородок жиром, как это делают наши сакские женщины и ты, Зарина. Они не вытирают руки о свои лоснящиеся от жира бока, как наши старухи. Слуги подают им воду в золотых сосудах, и после каждой еды они моют руки. У богатых персов прислужницы умащают жен душистыми маслами и благовониями, привезенными из Египта.

― Как все это запомнить?.. Легче прорваться сквозь строй всадников и засыпать врагов скифскими стрелами, чем сделать то, что я задумала!

И Зарину охватывало отчаяние. Она становилась сумрачной и угрюмой. Но проходило несколько дней, и веселая, озорная мысль скова освещала ее живое, подвижное лицо. Она должна была верить в удачу, а если не верить, то и не будет ее.

― Ишпакай, ― спрашивала Зарина, ― лошади у них богато украшены?

― Все золотое, ― отвечал Ишпакай и снова вспоминал, как убраны кони, как одеты возницы и как украшены богатые колесницы.

― А я перехитрю персов, ― смеялась Зарина.― Я нацеплю на седло все украшения, они горят на солнце, словно сделаны из литого золота; пусть думают, что я так богата.

― Бери мою уздечку с золочеными головками барсов,― предложила Спаретра. ― Если все мы отдадим тебе лучшие украшения наших седел и уздечек, то, право же, твоя серая красавица превзойдет царскую лошадь из конюшни самого Дария.

И снова Зарина с увлечением думала о том, как она украсит свою красивую серую кобылу и какой важной будет выглядеть в своем нарядном, по-праздничному убранном седле.

Но чем ближе были земли Персиды, тем задумчивей становилась Зарина.

«Где же теперь Фамир? ― грустила девушка. ― Помнит ли он обо мне? А может быть, думает о китайской принцессе?..»

«Думай о всех своих братьях-саках, ― внушала сама себе Зарина. ― Двести саков томятся в неволе, а ты все думаешь об одном».