Прошло несколько месяцев, прежде чем рабы-саки попали к тому месту, которое назначил начальник стражи.

Вначале их погнали в бывшую столицу Ми-дии ― Экбатаны. Здесь им приказали мостить дорогу, по которой днем и ночью носились вестовые на быстрых, неутомимых конях. Но вскоре выяснилось, что сюда пригнали слишком много пленников и сакам здесь делать нечего. Тогда по приказанию начальника стражи саков погнали в пустыню, неподалеку от Суз, где строился дворец.

Жестока доля раба, где бы он ни был. Но еще ужасней судьба пленника, обреченного жить в пустыне. Вскоре саки узнали, каким тяжким трудом воздвигаются крепости Дария, под знойным солнцем, когда голод и жажда неизменно сопутствуют пленникам.

Изнурительный труд подкосил здоровье выносливых и сильных саков. Самые молодые вскоре свалились без сил, и поднять их уже не смогли ни плети, ни настойка из целебных трав. Эту настойку охранники давали каждому. Начальник стражи жестоко наказывал тех охранников, кто не смог уберечь пленников от гибели. Он говорил о том, что невыгодно пригонять рабов из дальних земель, кормить их и охранять для того, чтобы вскоре похоронить, Однако начальник стражи мало заботился о том, чтобы пленники были сыты.

Фамир видел, как его братья теряют надежду на спасение. Он вместе с другими саками оплакивал смерть своих соотечественников, и у него созрел план побега. Трудно было его осуществить ― побег надо было подготовить. Фамир часто думал о том, что если все они будут изо-дня в день что-то делать для побега, то настанет час освобождения. Он знал, что конница саков сейчас не готова для столкновения с могучим воинством Дария. А если так, то Миромир не придет к ним на помощь. И сами они, пленники, должны добыть себе свободу. Свобода принесет ему радость встречи с Зариной. Больше всего в жизни ему хотелось увидеть Зарину. Нет, не китайскую принцессу, не Голубой Цветок, а мужественную и бесстрашную девушку сакского племени.

Сколько раз во сне он видел ее такой, какой она была во время битвы!

Он снова видел девичьи повозки и длинные косы Зарины. Он вспоминал, как много в степи говорили о своенравной дочери Миромира, самой отважной среди сакских девушек. Если бы не вражеская стрела, настигшая его, разве он узнал бы когда-нибудь, как ласковы ее глаза и как нежны ее руки? Но почему она так сурова? Почему так горда? Спасла ему жизнь и ни за что не признавалась в этом. Своенравна! Не стала разговаривать, но он верит, что встретится с любимой. О, если бы снова очутиться у зеленых берегов родного Яксарта! «А что бы ты сделал тогда?» ― спрашивал сам себя Фамир.

«Я бы помчался на своем горячем коне, а вслед за мной поскакала бы сотня всадников Мадия. И у каждого был бы в руках драгоценный дар. И, когда всадники выстроились бы у белого шатра Зарины, она бы не устояла и вышла с поклоном. Тут они сложили бы свои дары к ее ногам и умчались к себе, оставив меня с Зариной. О блаженный миг! Настанешь ли ты?»

Фамир дни и ночи думал об этом. Днем ― таская громадные камни, ночью ― глядя в черное звездное небо. И снова воскресал в памяти тот страшный день, когда он потерял свободу и стал пленником Дария. Этот день качался так радостно, так удачливо! Почему же он завершился так ужасно?

Было ясное зимнее утро. Он подымался по крутой тропинке, протоптанной косулями. Тропа вела все выше и выше, а он шел, чтобы проследить их путь и узнать, куда привести охотников. Они хотели окружить животных у водопоя. И вот он подошел к быстрому ключу, сплошь заросшему густой арчой. У ключа стоял горный козел. Он только что напился и застыл с поднятой головой, прислушиваясь. Фамир умел так тихо двигаться, что чуткое животное не услышало его шагов. Вот уже натянута тетива, и вдруг мелькнула мысль: «Подарю ему жизнь», ― и он опустил свой лук. В тот же миг козел исчез, словно понял, что жизнь его в опасности. Животное исчезло, а на сердце было так радостно и спокойно! Это светлая надежда вселяла радость. Он все думал о том, что на большой охоте, когда они встретятся с Ми-ромиром, он скажет старику, чтобы его ждали с дарами...

И не пришлось встретиться со старым Миромиром. Фамир спускался вниз, торопился позвать охотников к прохладному ключу. Там на закате можно было подстеречь стадо косуль. Хорошая будет охота. Но почему так много всадников толпятся у подножия горы? «Неужто все пойдут на косуль?» ― подумал Фамир. Он видел людей в одежде сакских воинов, и ему в голову не пришло, что это враги. Его схватили внезапно, стащили с лошади и, связав, бросили у скалы, где уже лежало много связанных саков. Потом оказалось, что это бактрийцы из сатрапии Дария, переодевшиеся в одежду саков.

Вместе с Фамиром было уведено в плен не более тридцати молодых саков, а охраняло их двести. Вот так, небольшими группами, бактрийцы угнали более двухсот саков. Они выполнили приказ Дария. Пленных гнали таким путем, чтобы они не увидели родных шатров.

Уже в пути Фамир услышал от одного охранника страшную весть. Говорили, что виновником всех несчастий был его отец Мадий.

День и ночь гнали пленных саков, и нередко плеть охранника подгоняла их. Фамир вспомнил, как саки уводили забранных в плен персов. Они были связаны, но их никто не бил. На остановках им швыряли куски мяса, а когда достигли родного кочевья, то сделали их вольными и послали в степь помогать пастухам. Если бы персы поступили так же, вот тогда можно было бы дождаться счастливого дня. Но персы освобождают руки только на день, когда нужно таскать камни.

На строительство крепости пригнали мидян, вавилонян и саков. Последние были самыми неумелыми, никто из них никогда не занимался подобным делом. Тогда всех саков отправили в каменоломни. Им пришлось долбить камень в глубокой темной каменоломне по колено в воде. Одни вырубали глыбы известняка и превращали их в ровные, гладкие плиты. Другие пленники доставляли их к месту, где строилась крепость.

Однажды, когда охранники уединились для отдыха, Фамир вышел из каменоломни. Он искал место, где бы припрятать оружие и припасы. Он верил, что саки раздобудут все необходимое для побега. В зелени кустарников Фамир увидел заваленный камнями вход в пещеру. Он вошел туда и обомлел. Пещера это или дворец? Перед ним сверкали стены, увешанные гирляндами из самоцветов.

Где-то наверху небольшое отверстие пропускало таинственный свет, позволявший рассмотреть пещеру.

― Зачем же строить дворцы, когда богами создано такое чудо! ― воскликнул восхищенный Фамир. ― Такой дворец достоин царя!.. Но почему здесь пусто?

Фамир позвал саков, и, когда они с криками восторга вошли туда, вдруг все потемнело. Черная пелена закрыла потолок, и над головами изумленных саков, почти касаясь их плеч, пронеслись летучие мыши. Казалось, что они собрались здесь со всего света, так было их много.

― Злые духи!― воскликнул Саксафар. ― Поспешим отсюда!

«Трудно предвидеть, когда настанет радостный день», ― так думал Фамир темной безлунной ночью, под чужим небом, на чужой земле. Но чьи-то шаги нарушили мысли Фамира. Он стал прислушиваться и уловил едва слышный звон цепей. К нему подошел Саксафар, один из лучших сотенных Миромира. Саксафар сообщил добрую весть. Рабы, посланные в ближнее селение грузить камень для крепости, вернулись без Кидрея. Они сказали, что он бежал. Есть надежда, что он первым вернется в родные степи. Фамир подружился с Кидреем и теперь радовался доброй вести.

― Как ему удалось бежать? ― спросил Фамир.― Охрана так велика!

― Он работал в стороне от других, ― рассказал Саксафар. ― Его охранял только один воин, всегда готовый настичь стрелой беглеца. Кидрей работал. Когда же воин присел, положив лук у своих ног, Кидрей бросил в него камень. Воина нашли с пробитой головой, а Кидрея нигде не нашли.

― Порадуемся за Кидрея! ― воскликнул Фамир. ― Если его не поймали и не казнили при всех саках, значит, он скрылся и жизнь его спасена.

― Зато нас будут теперь охранять еще строже, ― вздохнул Саксафар. ― Кидрею удалось, а нам вряд ли теперь удастся.

― А мы будем готовиться к побегу, ― говорил Фамир. ― Мы должны радоваться за Кидрея и не завидовать ему.

Когда ушел Саксафар, Фамир мысленно перенесся в родные степи и представил себе, как встречают вернувшегося Кидрея и как Зарина расспрашивает брата о Фамире. Он представил себе Зарину с горящими гневом глазами, она требует у старого Миромира немедленно собрать всех воинов и пойти походом против Дария. Ему казалось, что он слышит звонкий голос Зарины.

«А что же будет с Голубым Цветком? ― подумал Фамир.― И зачем только отец привез ее! Никому не нужна, бедняжка, никто не станет о ней заботиться, а ведь это игрушка, дитя, она не может жить без чужой заботы». Она пела ему нежные и печальные песни на непонятном языке и так заботливо подавала угощения! Жаль ее, но душа не стремится к ней. Если бы он вдруг очутился в родном шатре, он бы подарил этой маленькой принцессе десяток добрых коней и отправил ее домой, в царство Чжоу. А отец каков! Всю жизнь был скаредным, а тут ничего не пожалел: отослал дары в Чжоу, лучших коней. А куда везли этот Голубой Цветок, он так и не узнал. Служанка все твердит ― «гуйфан»... А кто они, эти кочевники гуйфан? Хорошо, что не погнались за стариком и не стали мстить за увезенную принцессу. А почему не мстят? Забыли о принцессе? «Да нет, не забыли,― подумал вдруг Фамир, ― они и сейчас не знают о том, что она прибыла. Ведь отец захватил ее со свитой на пути к кочевникам, живущим на границе с Чжоу. Они все еще ждут принцессу». Фамиру вдруг все это показалось смешным, когда он вспомнил, как собственный отец, прищелкивая языком, рассказывал ему о том, что его дожидается цветок из далекого царства Чжоу. Каков старик: не пожалел для принцессы нового шатра, согласен для нее нянек иметь, только стали бы говорить в степи о знатности сына. Смешной старик!

«Куда ее теперь девал отец?» ― размышлял Фамир. Теперь, когда он сам очутился в неволе, было удивительно, как ему прежде не пришло в голову отвезти принцессу обратно. Он ведь знал, что никогда не женится на ней.

Вспоминая свой дом, родную степь и поход, когда он был свободным воином, Фамир забывал о страшной жизни невольника. Может быть, стоит ему открыть глаза, и он окажется на свободе в родной степи, где весело ржут кони среди зеленых благоуханных трав? Но вот он шевельнул ногой ― и звон цепей напомнил ему о действительности. Но почему так тяжки цепи и тело ноет, а руки устали? Фамир провел рукой по лицу: чужое лицо... не гладкое, как прежде, а словно в каких-то болячках. Он провел рукой по бедру ― то же самое. Беспокойство закралось в душу. Что же это такое? Не от скверной ли воды? Когда они таскали камни из каменоломни, ему пришло в голову окунуться в какой-то ручей, протекавший вблизи. Он изнемогал от зноя, а вода там была ледяная. Он еще напился этой воды...

Когда рассвело, Фамир увидел, что и руки его сплошь покрыты болячками. Тело ныло, а лицо горело. Как только проснулись саки, он спросил их, что бы это могло быть. Никто ничего не смог ему сказать. Решили попросить у охранников целебной настойки. Охранник сам принес настойку, налил в глиняную чашку, протянул ее Фамиру, но, когда увидел его красное, в болячках лицо, попятился и закричал:

― Гоните прочь прокаженного сака! Забросайте его камнями! Он погубит нас!

― Остановитесь! ― закричал старик охранник. ― Если мы убьем его, нам же прикажут хоронить прокаженного.

Воцарилась тишина.

Охранник замахал руками и убежал. Вскоре собрались все охранники, и тут Фамир понял, что с ним случилось что-то страшное.

― Гоните его в пустыню, к шакалам! ― кричали охранники, перебивая друг друга. ― Пусть идет куда хочет! Скоро у него отвалятся руки, потом ноги. Он сгниет, как падаль. Даже шакалы отвернутся от него. Пусть идет!

Саки, которым слово «прокаженный» ничего не говорило, с ужасом слушали выкрики охранников.

― Ты бы пожалел человека и снял с него цепи, ― осмелился сказать Саксафар одному из охранников. ― Как же он пойдет в цепях? Да и тебе они пригодятся для другого раба.

― Молчи, сын змеи!―закричал охранник. ― Не учи людей, коли разума не имеешь! Только безумец может прикоснуться к нему. Теперь уже никогда никто не снимет с него цепей.

Фамир слушал все это в каком-то забытьи. О нем говорят, как об умершем. Что же с ним случилось? Разве рабство ― это не высшая кара, какая может быть послана небом? Разве голод, холод, жажда и муки бесправия ― это еще не все, что суждено испытать человеку? Он сгниет заживо. И если кто-либо подойдет к нему, чтобы снять с него цепи, то сам погибнет.

― Сними с него цепи!―стали кричать саки. ― Или дай нам это сделать!

― Вы не подойдете к нему, иначе я вас всех прикончу на месте!―закричал старший охранник. ― Будь моя воля, я бы каждого из вас проткнул копьем. Кто знает, может быть, все вы теперь прокляты богом. Ступайте отсюда сейчас же!

Саки столпились и стали о чем-то перешептываться. Потом Фамир увидел, как они складывают в мешок вы-данную им на день еду.

― Теперь вы разойдетесь и дадите дорогу прокаженному! ― закричали охранники, подняв свои плети. ― Иди, проклятый небом и солнцем! Уходи подальше отсюда!

Фамир пошел. Но куда идти? Где найти укрытие? Как прожить одному в чужом, неведомом краю? Теперь он уже не может вернуться в родные степи. Теперь уже нет нужды стремиться к Зарине. Все потеряно! Все кончено!

Он обречен! Он погибнет вдали от людей. За что все это? Куда он идет?

Его нагнал Саксафар. Он протянул ему мешок с едой и сказал, что снимет с него цепь.

― Не подходи! ― закричал Фамир. ― Ты погибнешь, прикоснувшись ко мне, я проклят богом!

― Я сниму цепь, ― сказал Саксафар, хватая цепь, которой были скованы руки Ф.амира. ― Мы все решили, что кто-нибудь должен освободить тебя от оков. Я взялся. Я должен!

― Не прикасайся!―кричал Фамир. ― Я обречен на гибель, пусть уж остаются оковы, все равно...

― Не говори так, брат Фамир. Ты еще узнаешь радость: мы добудем целебных трав, мы не оставим тебя. Не мешай мне... Трудно разорвать эту бронзовую цепь. Как крепко она сделана! Ну-ка, пойдем подальше к пещере. Там есть камни, попробую я камнем разбить ее.

― Зачем же ты губишь себя? ― спрашивал Фамир.― У тебя сын растет и молодая жена ждет тебя в твоем шатре.

― Я не верю охранникам, будь они прокляты! Не будем страшиться, Фамир. ― И Саксафар стал камнем разбивать крепкие оковы. Ему удалось в одном месте разорвать цепь, и тогда Фамир стал ему помогать. ― Иди в пещеры, вблизи которых мы брали камни, ― говорил Саксафар. ― Мы будем по очереди приносить тебе еду. Ты не умрешь с голоду.

― Я все равно погибну, ― сказал Фамир.― Не губите себя. Для вас еще настанет день освобождения, я верю, а для меня ничего уже не будет на земле. ― Фамир отвернулся.

― Возьми нож, я стащил у охранника, ― шептал Саксафар.― Он не видел, как я ушел к тебе. Сделаешь себе лук. Стрелы мы добудем тебе. Жди нас в пещере.

Фамир молча поклонился другу.

― Ты сделал для меня больше, чем мог бы сделать родной отец. Ступай, чтобы тебя не поймали и не избили. Берегись, как бы и тебя не коснулось это проклятье. Пей настой из трав. Я буду молить богов о твоем спасении, Саксафар.

― Иди, Фамир, мы не забудем тебя. Может быть, болезнь покинет тебя и ты уйдешь в родные степи. Тогда передай сакам, что мы живы и ждем освобождения... Я пойду...

― Погоди... Ты видел когда-либо прокаженного? ― спросил Фамир. ― Посмотри на меня. Так ли выглядит прокаженный?

― Я никогда не видел прокаженного, ― отвечал Саксафар. ― Никто из нас не видел. А охранникам я не верю. Хоть здесь часто встречаются прокаженные, но они могли соврать, чтобы запугать нас. Беда пришла. Иди, Фамир. Может быть, дойдешь до родных степей. Ты на свободе!

― Такая свобода хуже неволи! Зачем же я пойду в родные степи? Чтобы принести проклятие сакам?

Они расстались. Фамир пошел по знойной, пыльной дороге, едва волоча ноги. Еще вчера ему показалось бы счастьем освободиться от цепей, а сейчас он свободен, но еще более несчастен. Проклятье, что легло на его плечи, уже никогда не покинет его. Как же ему жить? Он не может приблизиться к людям. Его забросают камнями.

«Саксафар сказал про пещеры. Пойду туда, ― подумал Фамир. ― Он дал мне нож. Я сделаю лук. Попробую выточить стрелы из камня. Друзья дали мне еду. Хватит на несколько дней. Им сегодня трудно придется... А Саксафар каков! Что будет с ним? И у него отвалятся руки?! Из-за меня... Нет! Нет! Небо, солнце, ветер, вода, земля, всех вас призываю: помогите несчастному! Сделайте так, чтобы это не было проказой! Сделайте! Сделайте!»

Фамир бросился на пыльную дорогу и завыл.