акой красивый город! Широкие улицы, большие магазины. Виллы такие роскошные! — Абд ар-Рахман с восторгом рассматривал великолепные строения древнего города, раскинувшегося на берегу Нила.

— И море близко, — сказал отец, когда услышал восторженные возгласы сына.

Они прошли через центральную площадь города, пересекли улицы «для богатых» и вышли к берегу Нила, где росли смоковницы, ивы, кипарисы. А вот и старинные кривые улочки, где не цокают копытами ухоженные, с тщательно подстриженными гривами лошадки, везущие нарядные экипажи. Здесь изредка попадался ослик, груженный поклажей, иногда всадник на коне. Дурно одетые люди волокли тачки с фруктами, зеленью, мешками фиников и орехов.

Дорога через эти закоулки вела к предместью города. На берегу реки ютились небольшие домишки ремесленников, мелких торговцев, каменщиков. Домик, в который они вошли, смотрелся окнами на реку. Абд ар-Рахман радостно воскликнул:

— Как хорошо, я буду каждый день встречать восход солнца. Вот удача!

И в самом деле: окошко его комнаты глядело на восток. Мальчик замер у окна, увидев караван рыбацких судов, идущих на лов рыбы.

— Вот как бывает, — обратился он к отцу. — Живя в большом красивом городе, я каждый день буду видеть восход солнца, небо и прекрасный Нил.

— Какое имеет значение — восход, закат? — удивился Абдель Малик. — Пусть будет крыша над головой.

Школа находилась в другом конце города, идти далеко, но Абд ар-Рахману было так интересно, что он этому обрадовался.

Директор школы долго рассматривал бумагу, которую ему протянул Абдель Малик аль-Хамиси. Потом пристально посмотрел в глаза мальчика и подумал: «Славный мальчуган, еще ребенок, а глаза умные».

— Оставайся, — сказал он встревоженному подростку. — О тебе пишут хорошо, а мы здесь узнаем, так ли ты хорош и прилежен. У нас двести сорок учеников твоего класса, и только троим посчастливится учиться бесплатно. Завтра приходи в школу. Не опаздывай!

Прощаясь с сыном, Абдель Малик оставил мальчику немного денег на пропитание и, как прежде, наказывал быть прилежным, старательным. Он не приласкал сына, не выразил сожаления о том, что оставляет его в одиночестве в незнакомом городе. Простился со словами: «Алла йишарраф кадрак! Да благословит Аллах твою судьбу!»

Когда отец ушел, Абд ар-Рахман подумал: «Как странно, когда я прощался с соседом Абуль-Фаувадом, мне хотелось плакать. На сердце была печаль. А с отцом простился без всякой печали. Мне кажется, он любит меня. Почему он молчит?»

Вот и первый восход солнца в аль-Мансуре. Абд ар-Рахман не стал дожидаться стука в стенку. Он полюбовался восходящим солнцем, умылся, взял с собой лепешку с сыром и пошел к своей школе, зная, что еще рано и делать там нечего.

«Пойду медленно, буду останавливаться, рассматривать красивые дома, — подумал он. — Меня могут спросить: куда ты бредешь, мальчик, в такую рань? А я скажу: в школу старших классов».

Он шел медленно, рассматривая старинные дома. У дома, где жил когда-то Людовик святой — Завоеватель, подумал: «Мама рассказывала про Людовика, не тот ли, который устроил крестовый поход? Надо спросить».

На последней парте первого класса было свободное место. Абд ар-Рахман оказался по соседству с Мурадом, мальчиком чуть выше его ростом, с озорными, веселыми глазами.

— Сегодня урок истории, его ведет сам директор, — успел сказать Мурад и тут же умолк.

В класс вошел директор, которого Абд ар-Рахман уже видел.

— Я хочу вас познакомить с удивительной историей прошлого в жизнеописаниях и хронике событий, — начал Хасан ал-Бакри. — Ее написал выдающийся ученый, великий мудрец Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Свою книгу, посвященную экспедиции Бонапарта 1798–1801 годов, он начинает такими словами:

«Год тысяча двести тринадцатый (хиджры). Это первый год великих кровопролитных сражений, выдающихся событий, горестных происшествий и ужасающих бедствий, год, когда возрастало зло, а испытания и невзгоды следовали одно за другим, когда ничто не было прочным и нарушился обычный ход вещей, год крушения устоев, непрерывных ужасов, многих перемен, расстройства управления, огромных разрушений и всеобщего разорения. Напряженность дошла до предела».

Ал-Джабарти завершает свое вступление словами из священной книги мусульман: «Господь твой не был таким, чтобы погубить селения несправедливо, раз жители их творили благое».

Рассказ о нашествии армии Наполеона был полон трагических подробностей. Мальчики сидели молча, как завороженные. Никто не шелохнулся, никто не осмелился прервать учителя. И хотя им трудно было понять во всех подробностях, что задумали англичане, послав корабли к берегам Александрии, что делали мамлюки под предводительством отважного Ибрахим-Бея. (Он был одним из двух могущественных мамлюкских беев, которым принадлежала вся власть в стране к моменту французской экспедиции.) Трудно было понять, какова роль шейхов и улемов, которые так растерялись, что не смогли успокоить несчастных граждан, бежавших в надежде на спасение в города, уже занятые французами.

Ученики слушали внимательно. Когда кончился первый урок, весь класс хором просил продлить занятия.

— «После того как армия мамлюков на западном берегу потерпела поражение, — читал учитель, — французы перетащили на восточный берег свои пушки и ружья и открыли из них огонь. Убедившись в поражении мамлюков, люди, находившиеся на другом берегу, подняли страшный крик.

Ибрахим-Бей, паша, эмиры, солдаты и жители оставили в Булаке все тяжелые вещи, палатки и тому подобное, не взяв ничего, и сразу же обратились в бегство.

Ибрахим-Бей, паша и эмиры направились в сторону ал-Адлийи. Что касается жителей, то они в страшной панике устремились в сторону города. Группа за группой входили они в Каир, охваченные страхом и ужасом и ожидая гибели. Они вопили, плакали и просили бога избавить их от напастей этого ужасного дня. В домах женщины рыдали во весь голос. Все это происходило перед заходом солнца…

В продолжение всей ночи множество жителей уходили из города. Некоторые увозили свои семьи, а другие спасались сами. Никто не интересовался судьбой остальных, так как каждый был занят тем, чтобы спасти себя и своих близких. В эту ночь большая часть жителей Каира покинула город. Некоторые отправились в Верхний Египет, многие пошли на восток…»

В библиотеке школы вы можете получить книгу ал-Джабарти, — сообщил учитель, заканчивая беседу. — Каждый прочтет несколько глав и сделает потом доклад для всего класса. Договоритесь, поделите этот толстый том, чтобы каждому досталась часть замечательной книги. Историю родной страны должен знать каждый школьник.

А узнав, он поймет, как велик и славен его народ. Я посвятил этот урок истории, которая отдалена от нас немногим более ста лет. Но вы знаете, что история Египта исчисляется многими тысячами лет. Это говорит о древней культуре египтян и обязывает нас быть достойными потомками великого народа.

«Дорогая мама, я уже писал тебе, как мне нравится моя новая школа в аль-Мансуре. Мне нравятся все предметы, особенно я заинтересовался историей. Может быть, потому, что преподаватель истории Хасан ал-Бакри так интересно ведет урок, что жалко с ним расставаться. Целых три месяца мы изучали нашествие французов. Наполеон Бонапарт причинил много страданий египетскому народу. Столько людей погибло от снарядов французских пушек! Пока мы изучали прекрасную книгу Абд ар-Рахмана ал-Джабарти, я горел ненавистью к французам. А потом подумал: ведь моя мама француженка, бабушка была француженкой. Мама читала мне прекрасные французские книги. На картинках я видел Париж, красивее которого нет на свете. Я оговорился, мама. Красивее, я уверен, наш Каир. Подумав об этом, я понял, что все равно люблю французов. И вот я задумался над походом Наполеона. Я вспомнил о нем, когда во время урока узнал о замечательном французе Шампольоне, который открыл нам тайну иероглифического письма. Изучая тексты розеттского камня, подобранного солдатом во время военных действий в Роззетте, Шампольон нашел ключ к чтению египетского письма. Он составил грамматику и словарь древнеегипетского языка. Благодаря его открытию мы узнали многое о жизни наших далеких предков. С тех пор прочтены сотни папирусов, надписей на гробницах и камнях. Мы узнали о высокой культуре Египта, которая процветала за четыре тысячи лет до н. э. Потрясающее открытие сделал француз Шампольон! Я подумал: если бы Наполеон не напал на Египет и не привез с собой ученых, если бы французский солдат не подобрал в Розетте обломок камня с загадочной надписью — мы бы ничего не знали о своем великом прошлом. Получается, что Наполеон причинил зло, а вместе с тем способствовал и добрым делам. Милая мама, чем больше я узнаю, тем больше возникает вопросов. А ответы не всегда находятся.

Дорогая мама, директор школы Хасан ал-Бакри вчера после урока сказал мне, что я буду учиться бесплатно. Он сказал, что я достоин быть среди троих избранников.

Твой Абд ар-Рахман».

«Сын мой любимый, Абд ар-Рахман! Твои письма из аль-Мансуры — самая большая радость в моей одинокой жизни. Эти восторги юной души так хороши, так очаровательны. Я всегда думала, что таким ты будешь. Я мечтала об этом. Мне хотелось, чтобы мой прекрасный Абд ар-Рахман с малых лет копил богатство души. И еще мне хотелось, чтобы ты видел мир открытыми глазами заинтересованного человека. Я вижу, мои мечты становятся явью, хотя желания мои почти фантастичны. Пока растет маленький человек, ты никогда не знаешь, каким он станет, когда подрастет. Может быть, проявленные в детстве таланты и способности не оправдаются, исчезнут. Я счастлива получать твои письма, в которых мне видится будущий Абд ар-Рахман аль-Хамиси, человек с большими достоинствами. Мне понятен твой интерес к истории Египта. Наша страна единственная в мире, где очень рано зародилась высокая цивилизация, а искусство достигло необычайного совершенства. Тысячи лет создавалось это удивительное искусство, и архитектура столь величественная, что и сейчас нет ей равной. Представь себе, как велики были потери, когда был забыт язык древних египтян и для дальних потомков не осталось свидетельств этой деятельности. Руины храмов и гробниц, развалины древних городов — все это досталось нам, а история, увековеченная в папирусах, оставалась загадкой. Как ее прочесть? Прочесть необходимо!

Ты прав, мой сын, назвав Шампольона великим. Он открыл нам тайну забытой жизни. Теперь мы уже не мыслим себе историю Египта без папирусов, в которых жрецы запечатлели знания и деятельность своего времени. Я размечталась: а вдруг мой сын станет историком и сделает свой вклад в открытие нашего прошлого? Гордись тем, что ты рожден на этой священной земле.

Сынок, я одинока и несчастна. Возможно, я соглашусь выйти замуж за одного хорошего человека, который питает ко мне добрые чувства. Я надеюсь, ты не рассердишься? Ведь ты любишь меня и желаешь мне счастья.

Обнимаю тебя. Твоя мама».

Аль-Мансура был одним из центральных городов Нижнего Египта. История его знала много завоевателей, военные походы, расцвет и падение торговли со странами Средиземноморья. Здесь осели люди разных национальностей и верований. Даже в классе Абд ар-Рахмана было два суданца, три ливанца, ливиец и трое мальчиков из кочевых бедуинов. Это был дружный класс, не было раздоров и обид, мальчики помогали друг другу.

* * *

Шел третий год учения в школе аль-Мансуры. Абд ар-Рахман уже хорошо читал по-английски, и преподаватель Ахмад-Ага предложил ему выучить какое-либо стихотворение Байрона. Аль-Хамиси выучил поэму «Паломничество Чайльд Гарольда». Образ одинокого мятежника завладел мальчиком. Он читал и перечитывал все поэмы полюбившегося ему поэта. Особенно дороги ему стали произведения, в которых Байрон воспел отважных бунтарей, участников освободительной борьбы. Его взволновал «Шильонский узник». Каждый раз, перечитывая эту поэму, он мысленно переносился в темное подземелье и страдал вместе с бунтарем. «Вот это настоящая поэзия, она отражает мышление поэта и его революционный дух. Это прекрасно! Богатый лорд не побоялся примкнуть к революционному движению карбонариев в Италии. Удивительный человек! Потрясающий поэт! И как славно он завершил свою жизнь в Греции. Он не щадил себя. Он отдал жизнь во имя свободы греческого народа. Вот истинный пример служения человечеству».

Так размышлял над прочитанным четырнадцатилетний мальчик, вспоминая известные ему политические события в Египте. Он припоминал разговоры с феллахами в аз-Зарке, где так наглядно виделось неравенство людей труда и помещиков. Все, что он знал о демонстрациях, забастовках, восстаниях в его родной стране, — все виделось ему в свете событий, связанных с именем Байрона. Стихи любимого поэта будили мечты о будущем Египта, учили понимать истинную поэзию революционного романтизма.

Ахмад-Ага говорил на уроках о поэтах революционного романтизма. Произведения Байрона помогли аль-Хамиси понять мятежный дух этих поэтов.

Когда Абд ар-Рахман рассказал на уроке о творчестве Байрона, когда прочел на память отрывки из «Чайльд Гарольда» и «Шильонского узника», учитель похвалил его, поблагодарил за интересный ответ. А после урока позвал и сказал:

— Ты много читаешь pi много думаешь, мой мальчик. Твое увлечение Байроном радует меня. Учись у великого поэта.

Читающие мальчики задумали организовать кружок любителей литературы. Им помогал преподаватель Ахмад-Ага. Он был уверен, что хорошие книги, любовь к поэзии, интерес к театру помогут воспитать мыслящего и образованного человека. А мыслящий человек в любом деле будет преуспевать.

Занятия в кружке увлекли школьников. Каждый раз, собираясь в пустом классе, мальчики по очереди читали свои сочинения, читали произведения Таха-Хусейна, который удивительно образно и ярко показал характеры простых египтян из народа. Они прочли вслух «Юлия Цезаря» Шекспира, за что получили похвалу учителя. Абд ар-Рахман прочел свое четверостишие:

Когда я погружен в любви очарованье, Нисходят на меня прозренье и познанье, Становится душа прозрачней и мудрей… Не знавшие любви — мертвы, как изваянье.

— Ура! Ура! — закричали мальчики. — Наш поэт аль-Хамиси влюблен!

Как-то Ахмад-Ага предложил мальчикам поставить пьесу египетского драматурга Юсефа Вахби «Порабощение». Это была пьеса о молодых влюбленных. Мальчики увлеклись ею и старательно разучивали свои роли. По ходу действия должна была выступать певица. Пригласили молоденькую хорошенькую девушку с приятным голосом. Пьеса получилась настолько привлекательной, что ее показывали для всей школы. Абд ар-Рахман был режиссером, актером и композитором. Он же сложил стихи для песен. Исполнительница его песен, Бадиа, очень ему нравилась. Он не переставал о ней думать. А потом сказал себе: «Кажется, ты влюблен, аль-Хамиси. Не рано ли?» И сам себе ответил: «Никогда не рано! Любовь прекрасна! Надо для Бадии сочинить стихи». И сочинил.

В волшебный час сгустившихся теней Сюда приходит юноша влюбленный И здесь стоит, коленопреклоненный, Пред робкою возлюбленной своей.

Эти четыре строчки Абд ар-Рахман аккуратно переписал и положил в конверт. Прощаясь со своей возлюбленной, он отдал ей конверт и сказал, что будет ее помнить всегда, как помнил Данте свою Беатриче.

Среди юных актеров литературного кружка был лучший друг аль-Хамиси, тот самый Мурад, который сидел с ним за одной партой и приводил в восторг своей решительностью и образованностью. Мальчики постоянно делились своими мыслями о жизни, мечтами о будущем. Мурад мечтал быть литературоведом. Он успел прочесть множество прекрасных книг, постоянно рассказывал интересные вещи из истории и литературы Египта. Оказалось, что дед его был преподавателем истории такой же школы в Суэце. Когда дед по болезни оставил работу и переехал к дочери в аль-Мансуру, он много внимания уделял своему внуку. Мурад оказался удивительно способным и любознательным мальчиком. В классе он был лучшим знатоком литературы и соперничал с Абд ар-Рахманом. Они часто вместе возвращались домой, чтобы по дороге поговорить о самом главном. Бывало, что значительную часть дня после занятий они тратили на то, что провожали друг друга, возвращались и снова провожали. В пути они много спорили, рассказывали обо всем новом, что удалось узнать из книг, прочитанных перед сном.

Как-то они шли по одной из центральных улиц аль-Мансуры и увидели совсем маленького мальчишку, который собирал навоз на дороге. Он складывал его в мешок, наполненный мешок относил на обочину дороги, а набрав два мешка, потащил их на спине, сгибаясь под тяжестью. Мальчики подошли к нему, спросили, где он живет и есть ли у него родители. Оказалось, что нет отца, а мать больна и должна кормить еще двух маленьких девочек. Навоз мальчик продавал феллахам, имеющим огороды, для выращивания овощей. Он получал гроши. Их не хватало даже на хлеб.

— Этот мальчик никогда не пойдет в школу, — сказал Абд ар-Рахман, отдавая бедняге несколько монет, оставшихся на завтраки до конца месяца. Впереди было еще десять дней, но аль-Хамиси не задумываясь отдал свои монетки, он представил себе всю трагедию бедной семьи.

Мурад не имел денег, но, уходя, призадумался над судьбой этого мальчика. Он сказал Абд ар-Рахману, что намерен вступиться за таких мальчиков.

— Как это сделать? — спросил Абд ар-Рахман.

— Очень просто, — ответил Мурад. — Мы устроим демонстрацию, напишем на плакатах о своих требованиях властям аль-Мансуры. Посмотришь, могут и прислушаться.

— А ты знаешь, как устраивать демонстрации? — спросил аль-Хамиси.

— Знаю. Дед мне рассказывал про самую большую демонстрацию в Каире. Это было в прошлом году. Дед был тогда в столице и стал свидетелем невероятных бунтов. Весь Каир восстал против англичан. 40 тысяч египтян шли по улицам города с требованием независимости. Они кричали: «Англичане, вон из Египта!» Жандармы окружили их, разгоняли и избивали, а тут началась всеобщая забастовка, в порту, на Суэцком канале, на предприятиях и фабриках. Даже строили баррикады. Были настоящие бои. Полицейские с дубинками и оружием, а народ с камнями и палками. После этого был создан национальный фронт, буржуазные партии потребовали новых переговоров с Великобританией и наконец был заключен англо-египетский договор.

— Тогда начнем писать плакаты и договариваться с нашими мальчишками, — предложил Абд ар-Рахман. — Обойдем все классы. Пусть с нами пойдут и старшие, и наши сверстники.

— Я думаю о большем, — признался Мурад. Глаза его горели, лицо раскраснелось, он шел, размахивая руками, все ускоряя шаг. — Я придумал! — закричал он на всю улицу. — Мы обойдем школы аль-Мансуры, и с нами выйдут на демонстрацию все школьники города. Вот будет здорово! Завтра же начнем подготовку!

Целую неделю мальчики готовили плакаты. Кто-то, отказавшись от завтраков, купил большие листы бумаги. Кто-то раздобыл палки. Достали кисти и краски. Мурад даже не ожидал такого энтузиазма. Всё раздобыли в избытке. В каждой школе города нашелся вожак, сумевший организовать беспокойный народ мальчишек. Готовились усердно, и в назначенный день, после занятий, мальчики построились, подражая военным на учении. Подняв свои пестрые плакаты, они пошли по улицам города, сопровождая свой поход громкими криками и повторяя надписи на плакатах: «Откройте новые школы! Обучайте бедных детей! Англичане, уходите из Египта! Чужеземцы, не мешайте нам строить свою жизнь! Англичане, уходите! Уходите!»

Мурад и Абд ар-Рахман шли впереди большого отряда школьников. Их школа была первой, за ними шли другие. По мере движения по улицам города примыкали новые отряды подростков и юношей.

— Бунтари! Откуда они взялись? Кто писал им плакаты? — возмущался пожилой полицейский, обращаясь к молодым помощникам.

Это было ново, непривычно, он не знал, как реагировать на демонстрацию школьников. Он послал подчиненного к губернатору и получил указание разогнать демонстрацию. Если не послушаются уговоров — стрелять в воздух! Запугать!

Мурад и Абд ар-Рахман несли большой плакат, на котором красными буквами было написано: «Бедным детям — бесплатное обучение!» Мальчики видели, как взволнованно встречают их прохожие. Весь город был взбудоражен. Люди, прогрессивно настроенные, восхищались смелостью детей. Но было много и таких, которые готовы были запрятать в тюрьму этих отважных мальчиков.

И вдруг раздались выстрелы, стреляли в воздух. Дети испугались и стали разбегаться. Мурад обернулся к своему отряду и предложил идти вперед, не оглядываясь, с криками и требованиями справедливости.

Старый служака, любитель гашиша и крепких напитков, увидев, как стройно и уверенно шагает передовой отряд, не задумываясь выстрелил в плакат, который раздражал его своими красными огромными буквами. Он попал в Мурада. Абд ар-Рахман подхватил товарища и бережно уложил на обочине дороги. Кровь залила плечо Мурада. Обливаясь слезами, Абд ар-Рахман просил людей подогнать экипаж, чтобы отвезти товарища в больницу. Он не верил, не мог поверить, что Мурад — отважный бунтарь, прекрасный товарищ — может умереть.

Аль-Хамиси не помнил, как оказался в больнице, как стоял в коридоре в надежде дождаться доброй вести, как пришел домой, оплакивая друга. Он очнулся у окна своей комнаты в сумерках. Изредка на реке мелькали огни маленьких фонариков на рыбацких лодках.

«Бедный Мурад больше не увидит восхода солнца», — подумал Абд ар-Рахман. Он почувствовал боль в сердце и, не зная, что делать, бросился на постель, обливаясь слезами, не в силах перенести обрушившегося на него горя. Он долго лежал в изнеможении, в слезах и отчаянии. А среди ночи вскочил, зажег лампу, взял лист бумаги и стал писать строки, которые рвались из сердца:

Когда спеша уходят облака За солнцем вслед овечьми стадами, Когда полоска неба над холмами Вбирает жар последнего мазка И меркнет, точно пламя под углями, За солнцем в предвечерние часы Мы в траурной процессии шагаем И боль прощанья с павшими вдыхаем, Как аромат травы в слезах росы.

Прочитав эти строки, юный аль-Хамиси вспомнил, как любил стихи его славный друг Мурад. Как охотно слушал его несовершенные творения, потом на память читал Байрона и восхищался им. Мурад не умел сочинять стихи, но, вероятно, стал бы отличным прозаиком. Его сочинения в школе были в числе лучших.

«Как несправедлива судьба! Почему случилось такое несчастье?» — вопрошал сам себя аль-Хамиси.

Потрясение Абд ар-Рахмана было так велико, что началась горячка. Страшная головная боль мучила юношу и на много дней приковала его к постели. Денег не было, чтобы вызвать врача, но хозяйка комнаты не оставила больного без внимания. Она раздобыла для него целебную траву, заваривала и поила до тех пор, пока он не поднялся. К этому времени приехал отец. Он ничего не знал о событиях в аль-Мансуре. Приехал по своим делам и зашел навестить сына, отдать ему деньги на пропитание. Он нашел мальчика таким печальным и изнуренным, что предложил ему поехать в деревню. Но Абд ар-Рахман отказался. Он сказал:

— Я полюбил эту школу. Мне дорог каждый урок. Уехать я смогу только на каникулы. Но у меня свои планы.

Разгневанный отец злобно посмотрел на сына и сказал:

— Я не позволю поехать к матери — только в деревню.

— Я поеду в аз-Зарку, — ответил юный аль-Хамиси, — Я буду учить грамоте детей бедных феллахов.

— Нашелся учитель! Тебе всего пятнадцать лет. Ты худ, как цыпленок. Приедешь в деревню — бабушка подкормит.

Абдель Малик ушел рассерженным.

«Дорогая мама! Не случайно пятницу называют аль-фадиля — великолепная. Поистине была великолепной последняя пятница прошлого месяца. Я был в театре и смотрел пьесу Шекспира «Король Лир». Я был так взволнован, так опечален судьбой короля Лира, что казалось, будто это близкий мне человек. Какая жестокость! Какая несправедливость! И как печально, что так бывает не только на сцене, но и в жизни. Когда я вижу такое зло, мне хочется подняться во весь рост и кричать на весь мир: «Остановитесь, люди, так нельзя!..» Как хорошо, что я увидел эту пьесу!

Дорогая мама, почему дети так неблагодарны, так полны злобы? Почему? Как случилось, что доверие благородного и доброго короля обернулось для него трагедией? Когда я возвращался домой, я сожалел, что не могу тебя увидеть и поделиться с тобой своими мыслями. Мне не с кем поговорить о таких вещах. Мои товарищи совершенно равнодушны к театру. А разговоры о добре и зле для них сущая пытка. Я вспоминаю, как часто ты говорила со мной о таких важных вещах. Теперь, когда я уже заканчиваю школу, я все чаще размышляю об этом. Я думаю о несправедливости, когда бываю в деревне у отца. В доме деда я узнал, что за доверчивость и доброту можно расплатиться бедой. Расскажу тебе маленькую печальную историю.

Мой дед-мамлюк очень добрый и сердечный человек. Иной раз я удивляюсь и восхищаюсь его благородством. Он часто говорит, что горести его детства запомнились ему на всю жизнь и у него не иссякает потребность помогать людям. Представь себе, он стал нищим, лишился последнего клочка земли. Случилось так, что к нему обратился сосед с просьбой дать ему взаймы большую сумму денег, чтобы не просрочить ссуду в банке. Просил на срок в несколько месяцев. Денег у деда не было. Он доверял соседу, хотел ему помочь и предложил заложить свое поле до выплаты ссуды. Так они и сделали. Оформили. Благодаря заложенной земле ссуду продлили, и теперь оставалось добыть деньги, чтобы расплатиться с банком. Сосед подвел деда. Денег не достал, и в назначенный срок земля деда стала достоянием банка. Теперь у деда нет поля, и неизвестно, как мы будем жить.

Твой Абд ар-Рахман».

«Сын мой, любимый! Твои письма доставляют мне такую радость, так согревают мою душу! Спасибо тебе, родной, за это!

Признаюсь, мне горестно твое одиночество, но утешает сознание того, что ты борешься с дурным настроением, не поддаешься печали, что ты постоянно занят. А мысли твои говорят о высоких идеалах. Ты еще мал, а я не боюсь сказать эти возвышенные слова: я уверена, ты не погрязнешь в мелочной серенькой и будничной жизни. Ты не поставишь себе цели — построить дом и заполнить его вещами, каких нет у соседей и приятелей. Ты не будешь стремиться к богатству, потому что оно переменчиво. Разве может согреть душу антикварная ваза или перстень с изумрудом? А твоя душа стремится к высотам человеческого духа, к любви. Я разумею не увлечение возлюбленной девушкой. У тебя зреет любовь к человечеству. Это прекрасно!

Любить каждого человека, уметь видеть в нем доброе начало, уметь понять его — это великое счастье! И как бы ни труден был путь такого подвижника, он оправдан. Ведь его ждет ответная любовь людей. Дай тебе бог, чтобы горение души, данное тебе всевышним, не пропало, а разгорелось ярким пламенем. Я мечтаю о многом, может быть недоступном. Я мечтаю о том счастливом дне, когда ты, мой Абд ар-Рахман, станешь поэтом и поведешь за собой молодежь. Молодые полюбят тебя и твое творчество. И тогда твои мысли о добре, о справедливости, чести подхватят другие. Я хочу дожить до этих счастливых дней.

Сын мой, как горестно положение деда. Я очень огорчена и сожалею, что не могу помочь в этой беде. У меня совсем нет денег в запасе. Я имею только скудное пропитание. Но может быть, сосед найдет способ расплатиться? Напиши мне об этом.

Ты пишешь, что смотришь все спектакли в театре аль-Мансуры и счастлив, когда можешь снова увидеть «Ромео и Джульетту» Шекспира, «Гамлета» и «Короля Лира». У тебя отличный вкус. Я много раз видела эти пьесы в театре и каждый раз открывала для себя что-то новое, ранее мне неведомое. Шекспир — великая школа жизни. Как мне радостно, что ты так рано понял это и учишься у великого англичанина.

Спасибо тебе, мальчик мой любимый!

Твоя мама».

* * *

Тягостными были первые дни в школе после гибели Мурада. Все только и говорили об этом несчастье, вспоминали товарища и горько сожалели. Абд ар-Рахман горестно вспоминал озорные, веселые глаза друга, его горячий нрав. Он часто думал о том, что не надо было устраивать демонстрацию, тогда бы Мурад был жив. «Но как выразить протест против несправедливости? — спрашивал себя аль-Хамиси. — Разве не справедливо было требование школьников аль-Мансуры открыть новые школы для детей бедняков?! Если все будут молчать и терпеть бесчисленные невзгоды, то ничто никогда не изменится».

Абд ар-Рахман вспомнил разговор с другом о знахарях, о суевериях и заклинаниях. Он тогда рассказал Мураду о том, как бабушка спасала его от дурного глаза, как его лечили, заставив выпить воду, в которой растворились чернила надписи, сделанной богословом.

«Когда нет больницы, тогда лечит знахарь, — сказал Мурад. — Мы должны выходить на демонстрации и требовать устройство школ и больниц».

Тогда они условились заняться неграмотными. Каждый, кто уедет на каникулы в деревню, будет обучать деревенских детей, а те, кто останется в городе, пойдут на окраины, где живут ремесленники, грузчики. Будут им читать газеты, рассказывать о событиях в мире.

«Пусть узнают, что во всем мире происходят большие перемены, — говорил тогда Мураду Абд ар-Рахман, — Может быть, простые, неграмотные люди Египта призадумаются над своей судьбой, поднимутся в борьбе против притеснителей».

«Как печально, что уже нет с нами Мурада!» — думал сейчас аль-Хамиси.

Чувство одиночества терзало юного аль-Хамиси. Он искал утешение в книгах и театре. После смерти Мурада Абд ар-Рахман находил забвение на спектаклях драматического театра аль-Мансуры. Он тратил на театр последние гроши, нередко оставаясь без обеда. Но сколько радости приносил ему «Гамлет». А юная Джульетта была так очаровательна!

Настали каникулы. Аль-Хамиси не поехал в деревню к бабушке, он отправился в аз-Зарку к своему другу Абуль-Фауваду, чтобы обучать грамоте его детей, а заодно и других мальчишек, живущих по соседству.

— Хорошее дело ты задумал, Абд ар-Рахман, — сказал старый феллах. — Грамотные мальчики принесут большую пользу деревне. Они откроют нам глаза на жизнь в городах Египта. Мы будем покупать газеты.

На следующий день дети собрались во дворе Абуль-Фаувада.

Абд ар-Рахман соорудил черную доску и, показывая детям знаки алфавита, вызывал к доске и требовал написать знакомые буквы. Дети радовались, когда у них получалась целая строка заученных букв. Еще больше энтузиазма проявилось, когда стали писать слова, а потом читать целые фразы. Родители этих мальчиков охотно потратились на тетрадки и букварь. Занятия шли успешно, об этом узнала вся деревня. Старый богослов, у которого полгода учился Абд ар-Рахман, пришел в аз-Зарку, чтобы посмотреть, как его ученик занимается с детьми. Он гордился тем, что Абд ар-Рахман учился у него. Об этом он рассказывал знакомым, не жалея похвал по адресу аль-Хамиси: «Я давно понял, это способный мальчик. На нем благословение Аллаха, вот что самое главное!»

Абд ар-Рахман по вечерам собирал стариков, а иногда и молодых отцов семейств и читал им газеты, полученные из аль-Мансуры. Там бывали сообщения о бунтах и забастовках. Такие сообщения очень занимали слушателей. Молодые вздыхали по поводу того, что никогда не постигнут грамоты и не смогут сами прочесть газету. В ответ аль-Хамиси нередко приводил множество исторических примеров, когда уже взрослый человек, занимающийся ничтожно малым делом, вдруг становился знаменитым, постигал грамоту и проявлял великие способности.

— Я расскажу вам об одном правителе Египта, который в молодости был неграмотен и занимался торговлей табаком. В возрасте тридцати лет он вступил в армию. В 1804 году, когда в Каире происходили народные восстания против турков-янычар и мамлюкских феодалов, он был командиром части турецкой армии и его часть способствовала победе над янычарами. Каирское духовенство прониклось доверием к этому командиру, в 1805 году оно избрало его правителем Египта.

Это был Мухаммед-Али, памятный многим тем, что уничтожил в свое время вождей восстания, а затем и мамлюкских феодалов. Он отдал своим родственникам богатые земли, что привело к рождению нового класса помещиков. Но он вошел в историю как великий реформатор, способствующий расцвету экономики Египта, культурным связям с Европой. При нем возникло книгопечатание, вышла первая египетская газета. Его высоко ценили многие современные ему правители. А он был безграмотен до 45 лет. И в этом возрасте научился читать.

Как видите, — говорил Абд ар-Рахман своим слушателям феллахам, — никогда не поздно заняться грамотой. Помните об этом. Кто может, обязан научиться читать и писать, чтобы участвовать в великой борьбе за свободу и независимость своей страны.

Эту беседу с большим вниманием слушал старый друг аль-Хамиси Абуль-Фаувад. Он дорожил своей дружбой с этим мальчиком. Он и прежде ценил его как прекрасного собеседника. Но это было три года назад. А сейчас уже видно, что мальчик становится настоящим борцом.

— Я горжусь тобой, мой друг Абд ар-Рахман, — сказал во всеуслышание старый феллах. — Я никогда не забуду твои стихи о добрых людях. Я призываю моих собратьев феллахов: постарайтесь, изо всех сил постарайтесь учить своих детей в раннем детстве. Так важно поддержать талант, данный человеку господом богом. Я думаю, что его надо взлелеять рано, как мы по весне рано начинаем лелеять драгоценные всходы на полях. На моих глазах взошли прекрасные всходы разума у нашего молодого гостя. Он еще мальчик, а ведет такую мудрую беседу со старыми феллахами. Дай ему Аллах много счастливых дней!

Встречи с феллахами, занятия с детьми украсили каникулы, которые могли бы пройти в одиночестве и печали, вследствие несчастий, выпавших на долю юного аль-Хамиси.

Вернувшись в школу, Абд ар-Рахман узнал, что многие его сверстники обучали неграмотных во время каникул. Одни пошли в кварталы ремесленников, другие — поехали в знакомые деревни. Школьники потрудились, принесли пользу людям, но и для них труд не пропал даром. Они увидели подлинную безрадостную жизнь египетских бедняков. Их много было в стране.

Настал день прощания с аль-Мансурой. Окончен курс пятилетнего обучения в школе старших классов, надо выбирать дорогу в жизнь, надо дальше учиться, но для этого следует поехать в Каир.

В аль-Мансуре Абд ар-Рахман прощался со своей юностью. Ему уже семнадцать лет, он должен самостоятельно решать, где учиться, как добыть себе деньги на пропитание, где жить. Отец не может ему помочь. Мать вышла замуж, воспитывает маленькую Бусайну. Средства ее незначительны. Она пишет, что нездорова, худа и бледна, нет сил вести хозяйство, но зовет в свой бедный дом.

«Я найду работу, я буду помогать маме, она поправится», — думал опечаленный Абд ар-Рахман.

Прощаясь с любимым учителем Ахмадом-Ага, аль-Хамиси обещал ему писать. Преподаватель литературы возлагал большие надежды на своего выдающегося ученика. Поразительно, но на протяжении всех лет учебы, подросток Абд ар-Рахман аль-Хамиси неизменно радовал учителя талантливыми стихами, которые слагались у него с необычайной легкостью и, несомненно, отражали меняющееся настроение, растущие интересы и удивительное умение выражать свой восторг перед прекрасным. Будь то уголок парка, увитый розами и благоухающий магнолиями, будь то картина знаменитого художника или скульптура древнего ваятеля. А сколько восторженных строк посвящены любви.

— Прочти мне свое новое стихотворение, — попросил Ахмад-Ага, — я уверен, твой дар принесет тебе славу и признание. Я не ошибаюсь.

— Последние дни почему-то приходят на ум четверостишия, — ответил Абд ар-Рахман и прочел:

Когда бы люди понимали любовь деревьев к облакам И чутким ухом различали над морем флейту ветерка И стон влюбленного прибоя, — они бы поняли тогда, Что связь меж душами людскими неизмеримо глубока.

«Дорогая мама!

Дамит хайатак! Пусть твоя жизнь будет долгой! Я рад твоему письму. Мне было приятно получить его из Каира. Ведь я стремлюсь в Каир. Все мои надежды и мечты связаны с этим городом, где сосредоточена великая культура Египта. Я еще мало знаю Каир. Но как хорошо я помню наше путешествие десять лет назад. Я тогда еще не понимал того, что происходит в стране и в столице. Я даже не слышал таких слов: «национально-освободительное движение». А теперь я многое знаю и понимаю. Мое призвание — быть в рядах борцов. Я верю в победу добра и справедливости!

Заря прядет серебряные нити, Опутывая ими шар земной. Заря берет вселенную в объятья, Высвечивая суть вещей, доселе Неведомых, невиданных, сокрытых…

Милая мама, ты приглашаешь меня в свой бедный дом, спасибо тебе! Но дом, в котором ты живешь, не может быть бедным. Твоя душа, твои мысли, твои чувства, твоя любовь — делают его богатым. Я воспользуюсь вашим кровом, пока буду искать работу. Я очень хочу жить самостоятельно, никого не обременять. Наоборот, я надеюсь помогать тебе и отцу. Он, бедняга, живет в бедности и нуждается в помощи. Он болеет, а денег на лечение у него нет.

Я найду работу и всем вам помогу. Я не сомневаюсь в этом. Теперь, когда я думаю о Каире, меня больше всего радует возможность видеть тебя, дорогая мама. Столько лет мы были в разлуке. Столько лет я жил воспоминаниями детства. Тогда ты читала мне стихи, а теперь я буду читать тебе свои стихи. Я много пишу. У меня какая-то непонятная потребность выражать свои мысли и чувства в стихах. Все эти годы я писал без всякой мысли печатать, просто хотелось выразить себя. А в Каире я буду искать возможность напечатать, чтобы получить деньги и помочь тебе и отцу.

Твой Абд ар-Рахман».

«Я жду тебя с нетерпением, мой дорогой Абд ар-Рахман! Я буду счастлива обнять тебя и познакомить с твоей маленькой сестричкой Бусайной. Она очень мила и забавна, но на тебя не похожа. Ее мало занимает развесистая смоковница, с которой ты умел разговаривать. Может быть, потому, что она еще мала, но наше хождение в музей не привело ее в восторг. Зато она порадовалась, когда я купила ей куклу.

Сын мой любимый! Как меня радует твоя потребность писать стихи. Ты был еще маленьким, когда я обратила внимание на твою редкостную способность запоминать стихи. И вот настало счастливое время. Я читаю твои поэтические строки и наслаждаюсь.

Заря прядет серебряные нити, Опутывая ими шар земной…

Две строки, а я вижу картину дивной красоты. У тебя редкостный талант. Удивительные краски! Я никогда не читала подобных стихов. У тебя свой стиль, совершенно особенный, настолько образный и музыкальный, что перечитывать можно бесконечно. Ты можешь сказать, что мнение матери не объективно. Возможно! Но ты знаешь мою любовь к поэзии. Поверь мне, я права.

Сынок, ты пишешь, что твоя мама может быть украшением дома. Но случилось непоправимое, я тяжело больна и потому не могу уже быть украшением дома. К тому же твой отчим — добрый человек, но неудачник. Его небольшой мебельный магазин на грани разорения. Наши средства ничтожны. Твое желание поступить на работу — очень хорошее желание. Я бы хотела, чтобы ты никогда не знал той нужды, которую я испытывала много раз в своей жизни.

Я жду тебя, сынок. Целую и жду с нетерпением.

Твоя мама».