Золотая ладья Великого бога и земной богини остановилась недалеко от пещерного храма, и тотчас же перед владыкой обеих земель и его женой, которой дали новое имя – Маа-Гор-Нефру-Ра, оказались люди с носилками. Горячий ветер колыхал прозрачные голубые занавески, из-за которых были видны красные кожаные подушки и позолоченные подлокотники. Как только их величества удобно расположились в своих носилках, тотчас же рядом с ними оказались черные люди с опахалами и охранники с длинными копьями в руках. Молодые сильные носильщики побежали, соперничая с добрыми конями, а вместе с ними понеслась вся вереница рабов и вельмож, которые сопровождали божественного фараона.
Но вот показались гигантские статуи, головы которых смотрелись в священные воды Нила. Носилки были тихонько опущены у подножия статуй, и божественный фараон вместе со своей молодой супругой остановился и поклонился собственному своему изображению, которое было даже трудно рассмотреть вблизи – настолько оно было грандиозным.
Верховный жрец, старый худой человек в набедреннике и с шкурой леопарда на плече, с зеленым скарабеем на тяжелой золотой цепи, с открытой впалой грудью, поросшей редкими седыми волосами, склонившись перед земным своим божеством, задом пятился к входу в храм, как бы очищая дорогу и приглашая вслед за собой величайшего из великих и, как думал верховный жрец, самого могущественного на Земле.
В святилище их давно уже ждали. Жрецы с факелами в руках и юные жрицы в венках из лотоса и с сверкающими в свете огней систрами выглядели очень торжественно и таинственно. Полуголые девушки, едва прикрытые прозрачным белым полотном, казались бронзовыми статуями, и молодая царица вначале даже не поняла, живые ли это люди. Но как только их величества переступили порог святилища, все пали ниц, и у ног великих и бессмертных образовался гигантский букет из белых лотосов. Фараон Рамсес и его молодая супруга долго возвышались над всеми ничтожными, что пали к их ногам. Но верховный жрец поднялся, люди выстроились вдоль высоких стен святилища, и колеблющееся пламя факелов вырвало из тьмы волшебные изображения, которые тотчас же привлекли внимание фараона и его жены.
– Его величество, да будет он жить вечно, может увидеть свое изображение на этой стене, – сказал старый жрец в леопардовой шкуре. – Здесь навеки отображены мужество и отвага его величества. Вот как он скачет навстречу врагам, и кони его так же бесстрашны. Они под стать этому льву, который несется рядом с ними.
– Я все вижу, жрец. И царица, владычица обеих земель, все видит. Здесь не нужно лишних слов. Каждый из нас видит себя, как в зеркале. Не правда ли? Ответь мне, владычица обеих земель.
Юная царица с восхищением рассматривала прекрасные барельефы, сделанные на стенах святилища руками Памеджаи, которого сейчас уже здесь не было и о котором фараон ничего не знал. Она была поражена тем, как умело сделал художник изображения воинов, врагов и даже ее изображение. Однако ©на не посчитала, что изображение владыки обеих земель – ее мужа – подобно его отражению в зеркале. Сейчас, здесь, в этом святилище, он показался ей особенно старым. Может быть, этому способствовало желтое пламя факелов? И как он мог поверить в то, что хоть сколько-нибудь похож на этого красивого молодого фараона в царской колеснице, который так бесстрашно несется вперед, чтобы затоптать ногами коней своих врагов! О, если бы он хоть сколько-нибудь был похож на этого молодого прекрасного бога!
Юная царица не позволила себе ни вздохнуть, ни опечалиться. Наоборот, она тотчас же сказала именно то, что должна была сказать, хоть и думала иначе. Она сказала:
– Мой великий господин, я смотрю на это изображение и удивляюсь, как бесподобно оно передает твой прекрасный облик. Всего лишь три дня тому назад, когда ты отправился на смотр своего войска в своей золотой колеснице, я полюбовалась тобой и подумала о том, как ты молод и красив в своем царском наряде. И вот все это здесь. Это прекрасно. Я бы хотела, чтобы художник, который сумел все это сделать, украсил стены моего дома такими же прекрасными изображениям.
– Это так легко и просто сделать, госпожа моего сердца! Сейчас я прикажу – и все будет сделано необыкновенно быстро и совершенно так, как тебе этого хочется. Как ты думаешь, жрец?
Верховный жрец вчера лишь узнал о том, что исчез камнерез и скульптор Памеджаи, который сделал эти изображения. Обычно верховному жрецу не докладывали о таких пустяках, но Памеджаи был в числе немногих искуснейших мастеров, которых вырастил великий мастер. С тех пор как Пао умер, его учеников особенно ценили и берегли. Верховный жрец еще не решил, где и как искать Памеджаи. Сообщение о том, что он будто бы скончался где-то у ближнего колодца, было для него неубедительным. Он в него не поверил. Он подумал о том, что нужно искать Памеджаи, но пока еще ничего не успел сделать. И вот сейчас это посещение храма владыкой обеих земель и совсем неожиданное требование послать во дворец именно Памеджаи застали старика врасплох. Однако он тут же ответил:
– Мой великий господин, да будешь ты жив, здрав и невредим десять тысяч лет вместе со своей юной и прекрасной супругой, твое желание будет выполнено.
– Я хочу этого мастера во дворец. Пришли его ко мне, – повторила царица.
– Твое слово – священно. Твое желание – закон, великая госпожа, – ответил старый жрец и повел земных богов в глубь храма, за сто двадцать локтей от входа, туда, где стояли четыре статуи бессмертных богов.
И снова великий фараон Рамсес с удовлетворением отметил, что изображение божественного Осириса вполне напоминает его собственное лицо, правда несколько сейчас изменившееся. Лицо божественного Осириса скорее напоминало его облик лет двадцать пять назад, когда он был в расцвете своей силы и красоты. Но, право же, он не так изменился за эти годы, иначе его юная и прекрасная царица не стала бы ему говорить такие приятные слова, какие она сказала сейчас, глядя на картины, сделанные камнерезом – Памеджаи, что ли?… И тут фараон сказал, обращаясь к жрецу:
– Пришли во дворец великой госпожи ваятеля Памеджаи. Почему-то мне запомнилось его имя.
Чтобы отвлечь внимание фараона от изображений, сделанных Памеджаи, верховный жрец обратил внимание его величества на посвятительную надпись, которая, как ему казалось, должна была особенно понравиться фараону, поскольку она на веки вечные сохранила память о великом подвиге божественного правителя.
– Это хорошо, что наш подвиг так увековечен в этом святилище, оно теперь мне дороже многих моих великих храмов, – сказал Рамсес, – но я не склонен читать эту надпись. Это мы поручим нашему великому сыну Сатни-Хемуасу, прославленному своей ученостью. Ты знаешь, жрец, что из двухсот моих детей – это один из достойнейших моих наследников. Он знает письменность, и тайное открыто ему. Он знает силу чудодейственных талисманов. Ему ведомы священные слова заговоров. Нет ему равных, кто бы так произносил могущественные заклинания. Завтра, когда Сатни-Хемуас соблаговолит прийти в это святилище, он прочтет эту посвятительную надпись, посмотрит, все ли здесь правильно и хорошо написано. Ведь мы озабочены тем, чтобы наши потомки даже через тысячи лет смогли прочесть наше сообщение и порадоваться нашим успехам, как мы сейчас читаем посвятительные надписи на стенах храмов и обелисках и радуемся удачам наших предшественников.
– Все будет по-твоему, великий господин, – отвечал с поклоном верховный жрец. – Я сам буду сопровождать твоего любимого сына, и он при мне прочтет эту прекрасную посвятительную надпись, ставшую одним из лучших украшений храма, потому что она прославляет мужество и бесстрашие нашего божественного фа раона.
Покидая храм, его величество, остановившись у входа и любуясь гигантскими статуями богов, приказал верховному жрецу, чтобы в это святилище, где уже завершаются великие работы, были доставлены самые прекрасные благовония: хекену, иуденеб, хесаит, ладан и всякие ароматические смолы. А для приношения богам, сидящим в глубине святилища, было велено доставить свежие смоквы, виноград и плоды сикоморы.
Его юная супруга Маа-Гор-Нефру-Ра тоже остановилась у входа и очень внимательно рассмотрела изображение дочери Рамсеса – Бент-Анты, играющей на систре.
– Это прекрасно, – сказала царица.
– Создавай прекрасные памятники для бога; это заставит жить имя того, кто это сделает… – сказал фараон своей молодой жене Маа-Гор-Нефру-Ра, вспомнив эти строки из священного свитка Ахтоя. Сейчас ему показалось, что эти слова помогли ему возвеличить себя в глазах молодой супруги.