Мухаммад ал-Хасияд возвращался в Бухару счастливым. Он с точностью выполнил все указания ученого и покинул караван-сарай ровно через неделю, когда Якуб был уже совершенно здоров и весел. Мухаммад непрестанно думал о том удивительном дне, когда судьба столкнула его с ученым-хорезмийцем. Он воспринимал это как чудо. И, как только они тронулись в путь, он почувствовал, как радость обуяла его, словно Он обрел бесценный дар. Да и в самом деле, может ли быть дар более драгоценный! Ведь он обрел сына, который погибал. И чем отчетливее он представлял себе то страшное утро, когда ему казалось, что Якуб уже никогда не подымется, тем радостнее было ему сейчас.
О встрече с великим хорезмийцем вспоминал и Якуб. Чудодейственное исцеление и разговор с благородным ученым надолго запомнились юноше. Как прост и приветлив ал-Бируни! А ведь этот человек обладает такими знаниями, что мог бы гордиться. Разве мало есть ученых, которые, возомнив себя великими, стали недоступны простым людям? Юноша вспоминал прочитанную им книгу ученого и все думал о том, с каким бесконечным терпением ученый собирал все эти сведения о жизни и быте разных народов. Сколько же он знает языков? Ведь надо было прочесть книги, рассказывающие о прошлом этих народов. И где он добывал эти книги?
– Эта была счастливая встреча, – говорил Мухаммад сыну.
– Воистину посчастливилось! Но эта встреча что-то сделала со мной, отец. Я почувствовал, что мысли мои уходят все дальше от базаров и все больше приближаются к книгам. Ты знаешь, о чем я призадумался, отец?
– О чем, сын мой?
– О недозволенном, отец. Я знаю, что это мне недоступно, однако думаю об этом. И даже во сне не забываю.
– О чем же это, сынок? – Счастливый отец с любовью смотрел на сына, только недавно возвращенного к жизни. Сейчас он был на все готов, только бы порадовать сына. – Что же недозволенное манит тебя?
– Мне хотелось бы, отец, проникнуть во дворец бухарского хана. Я знаю, туда не попадешь, но если бы ты знал, что рассказывал о библиотеке хана наш старый мударис! Он говорил, что там собрано все, что написано мудрейшими людьми на земле. И нет такой области знаний, какая не раскрылась бы жаждущему, как только он попадет в эту сокровищницу. Правда, многое сгорело во время большого пожара, но и то, что осталось, – это бесценные сокровища.
– А я думаю, что не так уж трудно попасть туда. Я давно уже убедился, сынок, – деньги открывают путь к самому недозволенному. А разве хранителю этих сокровищ не нужны деньги?.. В этом я могу тебе помочь. Но меня другое тревожит, Якуб. Ты забыл, что судьба твоя связана с торговыми делами, и я думаю, что тебе сейчас не до книг. Как только вернемся, ты тотчас же примешься помогать мне сбывать товары, закупленные в Булгаре. Тебе надо побывать при дворе хана, но совсем по другому делу: мне хотелось бы узнать, нужны ли хану пушистые шкурки соболей. Я знаю, наш правитель любит дорогие и редкие меха. А ведь соболя и горностаи не всегда встречаются на бухарском базаре. Пока оставим развлечения, сынок. Я понимаю, ты хочешь позабавиться веселым чтением, но десять лет в медресе – вполне достаточно для сына купца. Ведь ты будешь купцом, а не вазиром…
Якуб молча слушал отца и все думал о том, как объясниться с ним, как убедить его в том, что не следует бросать учение. А может быть, даже… Якуб и сам боялся признаться себе в том, что пришло ему в голову. А что, если бы ал-Бируни согласился приблизить его к себе, сделал его своим учеником?.. Нет, это невозможно! Такой важный ученый, такой знаменитый человек!.. Сам хорезмшах пригласил его к своему двору. А ведь хорошо получилось бы! Что-то есть в этом человеке покоряющее твою душу и заставляющее думать о важном и значительном. Но ведь есть и другие ученые, думал Якуб. Иные его сверстники стремились попасть в ученики к знаменитому ибн Сине. Некоторые из них даже последовали за прославленным медиком из Бухары в Хорезм. Они отправились в чужую страну, чтобы постичь тайну исцеления. Почему бы и не попытаться приблизиться к ал-Бируни? Он астроном и математик. Он строг и благороден. Хорошо бы стать его учеником. Это недозволено? Ну и что же?.. Старый мударис не раз говорил: «Якуб, тебя манит недозволенное». Да… недозволенное заманчиво! Но как упросить ученого согласиться? Якуб долго не решался и все же снова обратился к отцу и снова получил ответ, который говорил о несбыточности его надежд.
– Я уважаю науку, – говорил Мухаммад ал-Хасияд, – но пойми, сын, у каждого своя судьба. Мое занятие заранее определило твой путь в жизни. Этот путь я начертал тебе своими неустанными трудами. Разве не смешно, не глупо отказаться от этого пути? А наше путешествие в Булгар? Сколько трудностей и превратностей судьбы! Разве это путешествие я предпринял не для тебя? Зачем же ты хочешь отречься от всего этого? Почему ты пренебрегаешь моими трудами? Поверь, когда я думаю об этом, сердце мое наполняется скорбью.
Якуб долго не отвечал, и долго отец с сыном, каждый по-своему, предавались печальным мыслям. Якуб боялся одного: если он сейчас не договорится с отцом, то, пожалуй, никогда уже ничего не изменится в его судьбе. Но ведь отец любит его. Может быть, он уступит… И чем больше Якуб думал об этом, тем больше ему верилось, что отец непременно уступит и все будет именно так, как он задумал.
Караван медленно шел по горячим пескам пустыни, а Якуб словно перенесся куда-то. Мысли уносили его в медресе, к занятиям со старым мударисом. Чем они заняты сейчас, его сверстники? Неужто снова повторяют одни и те же суры корана? Однако своим любимцам старик нередко давал тайком от других хорошие книги. Эти книги помогли ему, Якубу, открыть глаза на загадочный мир окружающего. Если бы отец знал, с каким радостным волнением он открывает каждую новую книгу! И как много он ждет от нее! И снова Якуб заговорил с отцом:
– Когда я впервые пошел в медресе, ты говорил мне, отец: «Учись, мой сын. Знания пригодятся тебе. Ведь может случиться и так, что торговля покажется тебе занятием не столь привлекательным. Тогда ты займешься наукой…» Я запомнил твои слова, отец. И теперь мне хотелось бы… Не сердись, отец, но если бы твои мысли пошли сейчас по тому пути, по которому они шли тогда, десять лет назад…
И снова умолкли отец и сын. Теперь призадумался Мухаммад. Он говорил себе: «Видит аллах, я не хотел бы огорчать своего единственного сына, но кто поведет мои караваны, когда я состарюсь? Мне нужен человек молодой, бодрый, с зоркими глазами. Где мне его взять? Аллах дал мне трех дочерей и только одного сына. Дочки ушли к мужьям. Кто же будет моим помощником?»
– И все же ты неправ, сын мой. Ты говоришь о торговом деле как о занятии недостойном, а ведь это неверно. Это занятие вполне благородное. Ты знаешь, я никогда не склонен был обманывать покупателя или нечестно извлекать выгоду. Многие люди оказывали мне доверие. Однако я всегда стремился выгодно продать свои товары, и тебе известно, что я постоянно возвращался домой с барышами. Вот почему, сын мой, я никогда не отказывал тебе в твоих прихотях и не жалел денег на твое учение. Я хотел, чтобы мой сын стал самым уважаемым из купцов мусульманского мира. Я хотел, чтобы перед тобой открылись ворота дворцов самого халифа. И разве не благородное занятие – доставлять величайшему правителю на земле товары всех стран Востока?
– Это очень благородно, отец. И все же мне хотелось бы заниматься совсем другим делом. Я хотел бы быть астрономом и вникнуть в тайны небесных светил… И еще бы я хотел составлять календари и предсказывать урожай плодов земных, а для этого надо изучать не только звезды, но и трудные математические науки. Нужно делать расчетные таблицы с большой точностью. А ведь это делают только очень знающие и сведущие математики. И разве, отец, тебе не хотелось бы услышать от меня кое-что о загадочном и непостижимом: отчего в небе туманности и отчего по-разному выглядят восход и закат в Бухаре и в стране Булгар. И ты обратил внимание на то, что в чужой стране небо было совсем светлое, словно ночь вдруг потеряла свое темное покрывало, усеянное звездами. Я над многим призадумался, отец. А где найдешь ответы на загадочные вопросы? Только книги могут приподнять завесу.
– Я не спорю, Якуб. Знания могут приподнять завесу над темнотой и невежеством. Мне ли не ценить достоинства образованного человека! Только несколько дней назад мы были с тобой свидетелями тому, сколь ценны и благородны сокровища знаний. Когда аллах послал нам тяжкое испытание, не помогли ни знахари, ни колдуны. Ты погибал на моих глазах, и, если бы судьба не привела к нам ал-Бируни, не знаю, что было бы. Одно скажу: я преклоняюсь перед его мудростью.
– И я преклоняюсь, отец. И если ты веришь в его знания, в благородство его дела, то сделай так, чтобы я стал его учеником. Сделай, отец, и ты заслужишь хвалу всемогущего аллаха! Ты сам говорил мне, что только он видит все добрые дела на земле.
Наконец-то Якуб отважился сказать то, что больше всего волновало его воображение. Да, именно так должна измениться его судьба. Если уж случилось чудо и Бируни вернул его к жизни, то пусть аллах сделает невозможное и пусть благородный ученый станет его духовным наставником. Может быть, на всем свете есть только один такой Абу-Райхан, однако он повстречался им на караванном пути. Разве в этом нет какого-то предначертания судьбы, намека на перемену?.. Вот когда бы ему хотелось иметь гороскоп! Пожалуй, он бы и не отказался от предсказания старого цирюльника, который частенько навещает отца и постоянно хвастает тем, что он лучший из звездочетов Бухары.
Якуб ни слова не прибавил к своей просьбе, но про себя он решил ни в коем случае не сдаваться. Если отец откажет ему и будет настаивать на своем, он не уступит старику. Пусть аллах их рассудит.
А Мухаммад ал-Хасияд совсем приуныл. Он понял, что вот сейчас, в пути, между ним и сыном поднялась какая-то стена, которая разлучила их, и теперь волею аллаха случится так, что каждый пойдет своим путем. А ведь вся жизнь его была посвящена тому, чтобы у них с Якубом был один путь. Видит аллах, как он любит свое занятие и как он предан ему! Иной раз и сил нет, и охоты нет идти с караваном. Казалось бы, полжизни отдал, чтобы сидеть под навесом в прохладе в своей Бухаре и продавать златотканую парчу богатым людям, толковать с купцами о чудесах, увиденных в чужих краях, торговаться и вдруг купить то, что совсем не собирался покупать, а он ходит с караванами, не щадит себя в знойной пустыне и на холодном ветру. И все для того, чтобы побольше было товаров, чтобы Якубу дать большее достояние для торговли. Однако в душе Мухаммада что-то говорило ему, что Якуб по-своему прав и что его интерес к наукам не следует осуждать. В сущности, ему льстила самостоятельность юноши в решении такого важного вопроса. Может быть, и надо было прислушаться к словам Якуба… Но кто отважится изменить себе, своим предкам?.. И дед и прадед прожили жизнь на караванных путях. Они были достойными людьми. И по сей день их помнят старые купцы Бухары. Нет, Якуб не должен отказываться от торгового дела. Он должен стать именитым купцом. Юность легкомысленна и неверна. Сегодня ему хочется заниматься науками, а завтра он охотно пойдет в лавку и будет продавать драгоценности богатым царедворцам.
Домой Мухаммад вернулся огорченный и сердитый.
– Ты словно что-то потерял, – говорила ему жена. – Чем ты недоволен, Мухаммад?
Узнав о том, что Якуб тяжело болел и чуть не погиб в пути, Лейла всполошилась и стала требовать от сына, чтобы он побольше ел и поправлял свое здоровье. Заботливая мать постоянно сокрушалась, когда сын уходил из дому, а Якуб уходил каждый день и подолгу отсутствовал. Как-то мать спросила его, где он проводит дни. И Якуб, сверкая веселыми глазами, рассказал, как ему посчастливилось. Отец сумел подкупить хранителя сокровищ во дворце хана.
– Хранителя сокровищ? – изумилась Лейла. – Помилуй аллах! Подкупить?..
– Сокровищ знаний! – воскликнул Якуб. – Отец дал деньги старому библиотекарю, и он сделал недозволенное. Ведь библиотекой дворца могут пользоваться только очень знатные люди.
– И ты там бываешь? – удивилась Лейла. – Ты коснулся недозволенного?
– Теперь передо мной раскроются многие тайны. Раньше я считал, что единственная сокровищница знаний – это книга Абу-Райхана ал-Бируни. Правда, старый мударис со мной не соглашался; он говорил, что единственная сокровищница знаний – это коран. А вот теперь я вижу много мудрых книг, которые читал сам Абу-Райхан ал-Бируни. Я видел книги, откуда он черпал знания о народах и племенах.
Лейла не знала, радоваться ей или печалиться. Она постоянно помнила слова своего отца: «Не надо стремиться к недозволенному». Якуб стремился к недозволенному, и мысль об этом была тревожной.
– Ты поменьше рассказывай об этом, сынок, – просила Лейла. – Как бы не вышло беды!
Якуб пообещал молчать, но, как только встретил своего мудариса, не стерпел – тут же все ему рассказал. Якубу очень хотелось удивить старика, и он удивил. Ведь сам мударис ни разу не проник в библиотеку бухарского хана.
– Ты видел сундуки с драгоценными книгами? – Старик не верил. – А знаешь ли ты, Якуб, что эта библиотека имеет на всем свете только одну соперницу – библиотеку в Ширазе, созданную правителем Шираза Адуд ад-Даулем?
– Такого нет нигде! – воскликнул с убежденностью Якуб. – Я видел сундуки с книгами по мусульманскому праву в таких драгоценных переплетах…
– Сундуки?.. Ты не выдумываешь, Якуб?
– Клянусь! Целая комната полна сундуков с такими книгами, а в другой комнате – сундуки с книгами по астрономии и математике. Они доставлены сюда из Багдада, Дамаска, Кашмира и Нишапура. А сколько книг с прекрасными стихами поэтов восточных стран! Но больше всего богословских книг. И когда только успели все это переписать? Откуда столько переписчиков?
– Переписчиков на свете много, – сказал в задумчивости мударис.
Он явно завидовал своему счастливому ученику. Книги по богословским наукам и мусульманскому праву заинтересовали старика. Но мысли его были прерваны словами Якуба:
– А знаешь, мударис, что писал ученик Рудаки, Шахид Балхи? Он писал: «Ученость и богатство – нарцисс и роза. Вместе никогда они не распускаются. У кого есть ученость – нет богатства, у кого есть богатство – учености мало». И еще он писал, – вспомнил Якуб:
– Все это хорошо, – сухо заметил мударис, – но ты помни, сынок, что подлинная сокровищница знаний – это коран.
Расставшись с мударисом, Якуб тотчас же забыл слова старика, но зато много раз читал про себя стихи Шахида Балхи, которые ему полюбились. Ему нравилось, как поэт говорит об учености и как уважительно относится к знаниям. Правда, вчера его смутила книга другого поэта – Фаррухи. Он прочел его стихи о бедности и тут же призадумался. Стоит ли отказываться от торговых дел отца, которые сулят большие барыши и беспечную жизнь ему и его семье? Но полно, Якуб. Не рано ли ты думаешь о своей семье? Ты похож на того бедняка, который, продавая стеклянные сосуды на базаре, так размечтался о будущем своем богатстве и мысленно уже достиг таких высот, что стал свататься к дочери самого эмира. Сидя на земле среди шумной базарной толпы, бедный продавец стеклянных сосудов возомнил себя богатейшим человеком и, разгневавшись на кого-то, одним ударом палки разбил сосуды и лишил себя последнего достояния. Он покинул базар нищим, не имея за поясом даже медной монетки. Когда это еще будет – семья… А Фаррухи писал:
Возвращаясь после занятий в библиотеке, Якуб бродил по книжному базару Бухары – искал для себя книги. Отец еще не дал ему ответа на его вопрос, но и не притеснял сына. Он не заставлял его сидеть целыми днями в лавке, где продавались дорогие бухарские ткани. Он больше не посылал сына к золотошвеям, которые делали по заказу Мухаммада парчовые вышивки, совсем особенные, равных которым не было на всех восточных базарак. Только изредка отец посылал Якуба к менялам менять дирхемы из красной и желтой меди на серебряные. За сто медных дирхемов менялы давали один серебряный дирхем. А когда отец клал в кожаный мешок сто серебряных дирхемов, Якуб думал о том, как отец богат.