День прошел, как всякий другой, и был отмечен незначительными происшествиями, которые приобрели значение — заслуженно или нет — лишь в свете того, что случилось потом.

За завтраком Хозер послал за синьором Россати и попросил счет. Он сообщил, что отбывает сегодня вечером последним поездом, но уже утром уедет в Санта-Кьяру и не предполагает возвращаться в отель. Баронесса, по обыкновению, завтракала у себя в комнате, но, идя за лыжами, Генри увидел ее с Хозером в опустевшем баре, они разговаривали очень быстро и сопровождали свою речь эмоциональными жестами. Когда инспектор проходил мимо двери, Мария Пиа посмотрела на него, и в этом взгляде он снова уловил то паническое выражение, которое заметил еще в поезде. Спустя секунду из кухни вышел Франко ди Санти с двумя упакованными в коробки ленчами под мышкой и позвал баронессу. Генри натирал лыжи мазью, когда они вошли в сарай, взяли со стойки свои и, не произнеся ни слова, удалились.

Когда ученики собрались на занятия, Пьетро разговаривал с Марио на верхней площадке подъемника. Увидев их, он коротко, жестом на удивление покровительственным, обнял отца за плечи, после чего направился к ученикам со своим обычным приветствием:

— Bon giorno… comé sta? Надеюсь, сегодня все хорошо? Не слишком много граппы вчера вечером, мистер Генри?

— О, слишком, слишком много, — сокрушенно признался Тиббет.

— Тогда начнем с легких упражнений… прежде всего боковой спуск.

— О, нет! — застонали все хором.

— Мисс Каро первая показать нам, так ли хорошо она выполнять боковой спуск, как танцевать, — сказал Пьетро с ослепительной улыбкой. — За мной.

И он ринулся вниз.

Роджер и полковник Бакфаст, проходившие мимо, приветственно помахали рукой. Пользуясь преимуществом хорошего снежного покрова, они решили опробовать Имменфельдский спуск, который только что был официально объявлен открытым. Этот длинный и трудный маршрут должен был привести их через австрийскую границу в маленький горнолыжный курорт Имменфельд, откуда им предстояло вернуться на поезде.

Герда с детьми отправилась на третий маршрут. Эмми села на подъемник, чтобы присоединиться к своему классу, отправлявшемуся на весь день к спуску с Альпийской розы — он находился на другом краю деревни. Миссис Бакфаст с предельной сосредоточенностью вязала, усевшись на террасе «Белла Висты» как можно дальше от Книпферов, жевавших молочный шоколад без тени улыбки. Их дочь, вихляя на своих дорогущих пекановых лыжах, умудрилась дважды упасть на дорожке от отеля до подъемника, где ее ждал Джованни. Снег сверкал на солнце. Стояло абсолютно обычное утро.

Ко времени ленча Генри понял, что ему нужно в деревню.

— Я поем в Санта-Кьяре, — сказал он, — и присоединюсь к вам позднее. Если запоздаю, не ждите меня. Я сам вас найду.

Купив сигареты, бритвенные лезвия и почтовые открытки в магазине синьоры Веспи, он, набравшись отваги, зашел в бар «Шмидт», где был встречен холодными и любопытными взглядами местных жителей. Съев свой ленч, Тиббет сел на автобус, направляющийся в Монтелунгу, маленький городок, расположенный в дальнем конце долины. В половине пятого, когда вся компания явилась в «Олимпию» пить чай, он уже ждал их там, поглощая эклеры. Инспектор кротко извинился за свою лень.

— Вы пропустили божественный день, — мягко упрекнула его Каро. — Мы дважды спустились по первому маршруту, и это было изумительно.

— Все сделали большие успехи, — сообщил Пьетро, который, как обычно, пришел вместе с ними. — Замечательная группа.

— Пьетро сказал, что завтра мы можем начать осваивать поворот на параллельных лыжах, — добавила Каро.

— Не завтра, а в понедельник, — поправил ее Джимми. — Завтра воскресенье, и занятий нет. Спасибо, с удовольствием съем еще пирожное. Еще кофе, Каро, красавица моя?

— Через минутку, — отозвалась Каро. — Мне нужно припудрить носик.

Она направилась в дамскую комнату, а Пьетро — к бару, купить сигарет.

Оставшись с Генри наедине, Джимми спросил:

— Как вы находите поведение Каро?

— Что вы имеете в виду? — уточнил Генри.

Джимми слегка кивнул в сторону бара.

— Пьетро, — сказал он. — Она выставляет себя на посмешище, если хотите знать мое мнение.

— Не думаю, что это серьезно, — ответил инспектор. — В конце концов, она же совсем юная.

Молодой человек помолчал, затем продолжил:

— У нее просто талант связываться не с теми людьми.

Прежде чем он успел развить тему, к столу вернулись Каро и Пьетро. Они заказали еще кофе с пирожными, и разговор переключился на фройляйн Книпфер.

— Мы видели ее сегодня утром с Джованни, — сказал Джимми. — Честно признаться, эта девица — сплошная катастрофа. Вы только подумайте: две недели тренировок, а она даже стоять на лыжах не научилась. Лучше бы ей забыть о лыжах и заняться бёрдвотчингом.

Пьетро сухо улыбнулся.

— Это печально, но я с вами согласен.

— Мне ее ужасно жалко, — сказала Каро. — Ее комната находится напротив моей, и я часто сталкиваюсь с фройляйн, направляясь в ванную. У бедняжки всегда такой несчастный вид… Должна сказать, — добавила она, — меня это ничуть не удивляет, я бы тоже была несчастна, если бы пришлось все вечера проводить в обществе Фрица Хозера.

— Не понимаю, за что вы все так ополчились на этого коротышку, — возразил Джимми. — Он не так уж плох. Осмелюсь предположить, девица Книпфер души в нем не чает.

— Не говори глупостей. Никто не может «души в нем не чаять», — осадила его Каро.

— Так или иначе, — вставил Генри, — теперь она свободна. Он уехал.

Без четверти пять к компании присоединилась Эмми. Она была в чудесном настроении, в волосах у нее блестели снежинки.

— Мы провели великолепный день на Альпийской розе, — объявила она. — Ленч у нас был в ресторане на самой вершине. Вид оттуда фантастический. А потом мы спустились по очень трудному маршруту. Сколько раз я падала — не сосчитать, но это было восхитительно. Божественно, — прибавила она, увидев себя в зеркале. — О, мне нужно что-то сделать с волосами. Закажи мне чай с лимоном, пожалуйста, Генри. Я вернусь через минуту.

В пять часов Роджер и полковник Бакфаст, стряхнув снег с ботинок и повесив в гардероб свои анораки, тоже смогли расслабиться за чашкой ароматного горячего шоколада.

— Этот Имменфельдский спуск очень коварен, — рассказывал полковник. — Скрытые расселины на последнем этапе на каждом шагу — именно там погиб молодой Джулио. — Он вдруг осознал, что за столом сидит Пьетро, и сделался пунцовым, но инструктор оживленно беседовал с Джимми и, похоже, не услышал упоминания о брате.

— Наверное, там ужасно опасно, — сказала Каро.

— Ерунда, — возразил Роджер. — Если держаться лыжни, ничего страшного. А кроме всего прочего, мы ехали медленно. Полковник не одобряет больших скоростей.

— Чушь, — весьма грубо перебил Бакфаст. — Просто не хочу сломать себе шею, вот и все.

— Роджер всегда рискует, — сказала Каро. — Он обожает опасности.

— Это неправда, — заметил Стейнз. — Я всегда точно знаю, что делаю.

— А в сущности, — вставил Пьетро, — что за жизнь без риска?

— Полагаю, в вашем случае это очень уместное ощущение, — вступил Джимми. — Я имею в виду… катание на горных лыжах как профессию. Боже, как я вам завидую! Жить здесь, все время кататься на лыжах!.. Это, должно быть, чудесная жизнь.

— Думаете? — Лицо итальянца вдруг стало мрачным и решительным. — Вы бы не говорить так, если бы сами здесь жить. В этой деревушка… нет никаких перспектив для молодой человек. Ни для кого из нас. Все мы учим кататься на лыжах, лазать по скалам и этим немного зарабатываем себе на жизнь… А потом старимся, и остается лишь управлять подъемником, как моему отцу. Я не собираюсь дожидаться такого конца. Когда-нибудь я разбогатеть. И знаете, что я тогда сделать?

— Что, Пьетро? — спросила Каро.

Красавец одарил ее улыбкой.

— Я поехать в Америка, — сказал он. — Это страна, где делают деньги. Я поселиться в Нью-Йорке, ездить на большом «кадиллаке», а на лыжах кататься — только по выходным, для развлечения.

— Насчет Нью-Йорка я ничего не знаю, — заметил Джимми, — но готов биться об заклад, что там нет таких пирожных с кремом, как эти. Я бы съел еще десятка два. Кто-нибудь хочет составить мне компанию?

В двадцать минут шестого, когда все уже собирались уходить, в бар, словно на волне веселых голосов, вплыла баронесса с детьми. Ганси и Лотти прижимали к себе новые свитера, которые мама им только что купила. Спустя несколько секунд вошедших догнала Герда. Когда она сняла свой анорак, на ней поверх неизменных черных брюк-форлагеров оказался белый свитер, который делал девушку еще бледнее, чем обычно. Она заказала чашку кофе, отказалась что-либо съесть и сидела молча, слушая возбужденную болтовню подопечных. Генри заметил, что Мария Пиа нервно и с ожиданием каждые несколько секунд поглядывает на дверь, и, разумеется, не прошло и пяти минут, как вошел Франко ди Санти.

Он сразу направился к баронессе и что-то сказал ей по-итальянски. Ее лицо озарилось радостной улыбкой, и Генри услышал, как та ответила:

— Чудесно. О, как чудесно! Просто не могу в это поверить.

Пьетро спросил Марию Пиа, хорошо ли она покаталась сегодня, и, поскольку разговор стал общим, Роджер и Франко сдвинули два стола, и все сделали еще заказы — кто кофе, кто шоколад, кто чай. Баронесса и Франко излучали такое веселье, что оно оказалось заразительным, а инспектор, памятуя их мрачные лица предыдущим вечером в баре, восхитился переменчивостью итальянского характера.

На часах, висевших над барной стойкой, было пять минут седьмого, когда Герда, перебив Пьетро на середине истории о том, как он однажды оказался единственным выжившим под лавиной, тихо напомнила, что детям скоро нужно будет готовиться ко сну; это положило конец застолью — все решили, что пора возвращаться в отель.

Компания тепло распрощалась с Пьетро.

— Arrivederce, — сказал инструктор. — До понедельника.

— Пьетро, а почему бы вам снова не прийти в «Белла Висту» сегодня вечером? — предложила Каро. — Луна еще полная…

— Сегодня луна не будет, мисс Каро, — с улыбкой ответил Пьетро. — Смотрите: идти снег.

Снег падал крупными мягкими хлопьями и ложился на землю пушистым покрывалом, когда они вышли из кафе и свернули на деревенскую улицу. Компания почти дошла до турникета канатной дороги, когда Эмми сокрушенно воскликнула:

— Мои лыжные очки! Я забыла их в «Олимпии». Черт возьми, придется возвращаться.

— Я пойду с тобой, — вызвался Генри.

Когда они снова объявились в кафе, Пьетро все еще был там. Он пил граппу в баре и пригласил Тиббетов составить ему компанию. Они не спеша выпили по бокалу ромового грога, вдоль уже темной улицы дошли обратно до подъемника и купили билеты. Пустые кресла с лязгом проплывали мимо, Карло притопывал ногами и дул на пальцы, чтобы согреться.

Часы с белым циферблатом в его будке показывали без восемнадцати минут семь, когда Генри, приготовившийся запрыгнуть в кресло, к великому удивлению, заметил, что кто-то спускается по канатной дороге вниз — съежившийся силуэт высветила лампа первого пилона. Мужчина поднял меховой воротник куртки, чтобы защититься от снега, и его голова утонула в складках пышного воротника, но не узнать щегольские ботинки из леопардовой шкуры было невозможно.

— Хозер оставил себе времени в обрез, как бы не опоздал на поезд, — заметил Тиббет, обращаясь к жене.

Когда кресло приблизилось, Карло вышел вперед, чтобы помочь Хозеру спрыгнуть, хотя Генри ранее уже отметил, что в результате продолжительной практики малорослый немец прекрасно научился справляться с этим самостоятельно. Но на этот раз он не казался ловким, как обычно. Когда Карло взял его за руку, Хозер дернулся в сторону, а потом неожиданно наклонился вперед и, упав лицом в снег, остался лежать. Карло — длинная сильная фигура под резким светом единственной лампы, горевшей в маленькой будке, — закричал по-немецки и рухнул на колени. Генри и Эмми быстро подбежали.

— Герр Хозер, — неуверенно произнес Карло, — герр Хозер… er ist krank…

Опустившись на колени прямо в снег, Тиббет осторожно перевернул Хозера на спину и, подняв голову, сказал по-немецки:

— Он не болен, Карло. Он мертв.

Эмми навсегда запомнила эту сцену — нечто в духе Эль Греко. Длинная фигура Карло с мертвенно-бледным лицом, изрезанным вертикальными морщинами, в резком свете голой лампочки из будки; скелетоподобные силуэты пустых кресел, с лязгом проплывающие мимо; съежившаяся фигура, неподвижно лежащая на желтоватом утоптанном снегу; и все это затянуто белой пеленой падающих снежных хлопьев.

Генри поднялся на ноги.

— Остановите подъемник, — скомандовал он.

Словно обрадовавшись, что у него появилось конкретное дело, Карло вскарабкался наверх и перевел ручку рубильника, прекратив подачу электричества. Как только механизм подъемника смолк, наступила тишина, и в этой тишине пронзительно зазвонил телефон в будке.

— Это Марио, — сказал Карло. — Хочет узнать, почему остановился подъемник.

— Я поговорю с ним, — ответил Генри.

Он снял трубку, коротко переговорил с Марио, потом сообщил Карло:

— Марио пока останется наверху, в «Белла Висте». Все постояльцы уже в отеле. Соедините меня с полицейским участком Монтелунги, я хочу поговорить с капитаном Спецци.

Повернувшись к жене, он сказал:

— Возвращайся в «Олимпию», дорогая, и выпей что-нибудь, хотя бы кофе. Мы с Карло побудем здесь.

— Лучше я останусь с вами, — предложила Эмми.

— Хозер застрелен, — очень тихо сообщил жене Тиббет. — Я хочу, чтобы ты посмотрела и запомнила, кто сейчас находится в «Олимпии». Как только смогу, я к тебе присоединюсь.

Он ободряюще сжал ей руку и легонько подтолкнул в направлении улицы.

Миссис Тиббет шагала механически, в каком-то болезненном оцепенении. Внезапная смерть Хозера сама по себе была шоком, но теперь придется еще разбираться, самоубийство это или убийство… у Эмми появилось безумное желание бежать со всех ног… куда угодно, только бы подальше от запаха смерти.

«Ну-ка, соберись, детка», — строго приказала она себе и нашла некоторое утешение в мысли, что, вернувшись в «Олимпию», она, по крайней мере, сможет очистить от подозрений всех тех, кого там увидит.

Толкнув распашную дверь, Эмми прошла в оранжево-сиреневый альков и села за кованый железный столик. У стойки бара увидела Пьетро в окружении еще нескольких инструкторов, которых тот угощал, размахивая толстым бумажником, набитым банкнотами. Оглядевшись в поисках других знакомых лиц, Эмми, к своему удивлению, заметила в углу синьора Россати. Владелец отеля сидел за столиком, удачно скрытым за сложной конструкцией современного мобайла из жестяных деталей, скрепленных шнурами, и, казалось, испытывал неловкость бо́льшую, нежели предполагало созерцание этого объекта. Постоянно поглядывая на часы, он с некоторой нервозностью помешивал свой кофе.

«Ждет кого-то», — отметила про себя миссис Тиббет. Стрелки часов над барной стойкой показывали без пяти семь. Эмми заказала черный кофе и бренди; не успела официантка поставить их перед ней, как случились две вещи.

Пьетро заметил ее и подбежал к столику.

— Синьора Тиббет, подъемник сейчас остановят… вам надо спешить…

Инструктор наклонился над столиком, красивое смуглое лицо выражало искреннюю озабоченность. И в тот же миг дверь кафе властно распахнулась, и в высшей степени недовольный голос проскрипел по-немецки:

— Всего пять минут восьмого. Почему подъемник уже остановили?!

Взглянув поверх плеча Пьетро, Эмми встретилась взглядом с парой черных глаз, сверкавших из-под зеленой тирольской шляпы.

Внезапно наступила тишина. Барон прошагал через зал и стукнул кулаком по барной стойке.

— Я должен быть в «Белла Висте» сегодня вечером. Почему не работает подъемник?

Зал вмиг загудел, все начали энергично жестикулировать. Эмми встала и, протиснувшись сквозь толпу, оказалась лицом к лицу с бароном фон Вюртбергом.

— Думаю, я могу объяснить, — сказала она по-английски. — Произошел инцидент.

— Инцидент? — Пьетро уже стоял рядом с ней. — Какой инцидент, синьора?

Миссис Тиббет сделала глубокий вдох, мысленно призвала на помощь все свое благоразумие и сказала:

— Герр Хозер.

Присутствующие в кафе лыжные инструкторы окружили ее, тараторя по-итальянски и по-немецки. Пьетро нервно перевел:

— Они хотят знать, что случилось. Подъемник сломался?!

— Нет, — ответила Эмми. — Герр Хозер… думаю, он заболел.

Коллеги Пьетро заметно расслабились, когда тот перевел им слова англичанки. Серьезная поломка подъемника могла повредить репутации курорта и поставить под удар их заработки, но поскольку проблема оказалась не в подъемнике, несчастье, случившееся с каким-то отдельным человеком, их мало заботило. Только Пьетро выглядел по-прежнему встревоженным.

— Герр Хозер… — повторил он и взял Эмми за руку. — Вы должны мне рассказать.

— Значит, подъемник снова заработает сегодня? Очень хорошо, — ледяным тоном произнес барон на безупречном английском. — Благодарю вас, мадам.

Он слегка кивнул, потом с тем же ледяным выражением лица повернулся к стойке и заказал себе выпить. Когда Пьетро вел миссис Тиббет обратно к ее столику, та бросила взгляд в угол, где сидел синьор Россати. Владелец «Белла Висты» неподвижно смотрел прямо перед собой, и на его пухлом лице играла едва заметная странная улыбка.

Пьетро сел напротив Эмми.

— Так что там — болезнь или несчастный случай? — напряженно спросил он. Не успев ответить, Эмми с огромным облегчением заметила, что Генри вошел в кафе и уже направлялся к ее столу.

— Идем, — сказал он.

Миссис Тиббет встала.

— Извините, Пьетро. Мне пора. Уверена, вы все узнаете завтра.

Генри взял жену за руку, и они вышли под продолжавшийся снегопад. Очутившись на улице, Эмми сообщила:

— Здесь барон. Муж Марии Пиа.

— Я видел, — ответил Генри. — Я ожидал его появления. Когда он прибыл?

— Не знаю, когда он прибыл в Санта-Кьяру, но в «Олимпии» появился вскоре после того, как туда вернулась я, и был жутко зол из-за того, что подъемник не работает. Синьор Россати тоже был там, сидел, затаившись в углу, и кого-то ждал.

Несколько минут они шли молча, потом Эмми спросила:

— Это самоубийство?

Генри покачал головой.

— Практически исключено. Точно узнаем, когда придет медицинское заключение, но, на мой взгляд, это совершенно не похоже на выстрел в упор.

На нижней станции подъемника царило оживление. Фотограф с лампой-вспышкой снимал тело, несколько карабинеров болтали, курили и отгоняли местных жителей и туристов, которые, почуяв сенсацию, уже толпились вокруг.

Завидев Тиббетов, от группы отделился высокий светловолосый человек в форме.

— Это моя жена, а это капитан Спецци, — представил их друг другу Генри.

Капитан поклонился и поцеловал Эмми руку.

— Очень рад, синьора, — запинаясь, произнес он по-английски. — Хотел бы, чтобы наше знакомство произошло при более благоприятных обстоятельствах. Это… — он красноречиво пожал плечами, — плохое дело.

— Я бы хотел как можно скорее подняться в «Белла Висту», — сказал Тиббет. — И есть еще несколько человек, застрявших здесь. Когда можно будет запустить подъемник?

В этот момент началась небольшая суматоха: санитары разворачивали носилки и укладывали на них тело.

— Теперь уже скоро — как только его унесут, — ответил капитан. Эмми содрогнулась при виде маленькой процессии, ковылявшей вниз по склону к тому месту, где стояла машина «скорой помощи». Одного карабинера послали в «Олимпию» сообщить барону и синьору Россати, что подъемник вот-вот заработает. Карло, с белым лицом, дрожащими руками запустил механизм, и кресла подъемника, скрипнув, начали движение.

Эмми очень замерзла, и подъем внушал суеверный страх, так что она возблагодарила бога, увидев мерцающий свет будки Марио на верхней станции. Помогая пассажирам сойти на землю, старик напоминал озадаченную обезьянку, с которой плохо обращались. Он попытался расспросить Тиббета на старательном итальянском, и тот отвечал ему успокаивающе. Когда они с Эмми уже шли по дорожке к отелю, Генри сказал:

— Бедный Марио. Он глубоко потрясен. Случилась ужасная вещь, и, думаю, он чувствует себя неким образом ответственным за это.

— А он знает… ну, что Хозер мертв? — спросила Эмми.

— Я сказал ему. Теперь уже вся деревня знает.

И они вошли в дом.

В баре было людно. Каро, Роджер и Джимми пили мартини и оживленно болтали. Бакфасты заняли маленький столик рядом с Книпферами: похоже, миссис Бакфаст снизошла до того, чтобы поддержать знакомство с немцами. Мария Пиа и Франко сидели за барной стойкой на небольшом расстоянии друг от друга, пили бренди и тихо переговаривались.

— Я собираюсь исполнить торжественный выход, — шепнул жене Тиббет. — Наблюдай за их лицами.

Он с мрачным видом вошел в бар и, когда все повернулись, чтобы поприветствовать его, произнес голосом, который ему и самому показался комически мелодраматичным:

— У меня очень серьезная новость. Инцидент. Фриц Хозер мертв.

Несколько минут стояла абсолютная тишина. Внезапно фрау Книпфер разразилась безумным пронзительным истерическим смехом.

— Danke Gott! Danke Gott! — визжала она. Никто и двинуться не успел, как ее муж вскочил и залепил ей тяжелую пощечину. Женщина обмякла, превратившись в бесформенную всхлипывающую массу. Герр Книпфер обвел присутствующих вызывающим взглядом.

— У моей жены нервный срыв, — объяснил он по-английски. — Прошу нас извинить. Ей нужно отдохнуть. Труди… — Фройляйн Книпфер уже обняла мать за трясущиеся плечи и помогла ей встать. Герр Книпфер взял жену под руку с другой стороны, и они повели плачущую женщину сквозь настороженно затихший бар. В следующий момент дверь с грохотом захлопнулась за ними.

— Ну и ну, какая странная реакция, — сказал Джимми. — Кто-нибудь может мне сказать: старуха сорвалась от горя или от радости?

— Она твердила: «Слава богу», — сдержанно напомнил Роджер.

— И я бы сказала то же самое.

Это была Каро, ее голос прозвучал необычно резко.

— Заткнись, Каро, — угрожающе произнес Роджер.

— Не заткнусь! Никто из вас не знает… никто…

— Каро!

— Сам заткнись, Роджер. Я не собираюсь сплетничать. Единственное, что я хочу сказать, — слава богу, что он умер. Вот и все.

— Не волнуйся так, старушка, — озабоченным голосом призвал ее Джимми. — Согласен, Хозер не был мечтой любой девушки, но…

— Он был мерзким человеком… — Неожиданно Каро повернулась к Генри. — Вы ведь это знали, правда? — спросила она. — Все время знали… но ничего не предприняли. А теперь кто-то что-то сделал наконец. И я счастлива.

— Что ты имеешь в виду под этим «кто-то что-то сделал»? — Голос Роджера прозвучал как удар хлыста. — Генри сказал, что произошел инцидент, разве не так?

— Инцидент? С такими людьми, как Хозер, инцидентов не случается. — Каро смотрела инспектору прямо в глаза. — Его ведь убили, правда?

— Да, — ответил Генри. — Боюсь, что так.

Воцарилась тишина, вызванная всеобщим шоком. Потом Джимми неуверенно произнес:

— Ну молодчина, прямо в девятку. Подозреваемая номер один — мисс Кэролайн Уиттакер. Можете ли вы объяснить присяжным, мисс Уиттакер, откуда вы узнали, что покойный был убит, прежде чем кто-либо сообщил…

— Да замолчи ты, дурак! — Каро вскочила и побежала к двери.

Джимми бросился за ней.

— Каро, вернись… Я хочу с тобой поговорить… — Он схватил девушку за плечо, она стряхнула его руку и выскочила в холл. Молодой человек ринулся следом, продолжая увещевать ее, и оба скрылись на верху лестницы.

Тем временем Бакфасты поднялись из-за стола и присоединились к группе, собравшейся у барной стойки. Мария Пиа и Франко, побелевшие, держась за руки, не сдвинулись с места, но напряженно прислушивались. В холле хлопнула входная дверь, оттуда донесся шум, и Генри поспешно сказал:

— Баронесса… извините, из-за всей этой суматохи я совершенно забыл… сообщить вам, что ваш муж здесь. Должно быть, это он.

Мария Пиа печально склонила голову и ответила:

— Спасибо. Я ждала его.

Она соскользнула с табурета и вышла в холл с высоко поднятой головой — словно приговоренный на эшафот. Франко сделал было движение, чтобы последовать за ней, но передумал и придвинул свой табурет поближе к компании англичан, будто хотел затеряться среди людей.

— Вы сказали — убит? — Голос полковника прозвучал неожиданно дрожаще. — Плохо. Очень плохо. Что случилось?

— Его застрелили, — ответил Генри. — На подъемнике.

— Не верю! — категорически заявила миссис Бакфаст.

— Тем не менее боюсь, что это правда, — сказал инспектор. — Он был единственным пассажиром, ехавшим вниз, и его было нетрудно опознать по меховым ботинкам даже сквозь метель. Медицинское заключение еще не пришло, но я видел рану и готов биться об заклад, что пуля была выпущена справа, с расстояния около десяти футов, с точки, располагавшейся чуть выше или чуть ниже тела.

— То есть с одного из кресел, шедших вверх, — предположил Роджер.

Повисла пауза, показавшаяся бесконечной.

— Я видел его, когда ехал вверх, — сказал наконец полковник. — Кто еще тогда находился на подъемнике? Все мы, полагаю.

Генри окинул бар взглядом и ответил:

— Да, все здесь присутствующие за исключением миссис Бакфаст. Плюс мисс Уиттакер, мистер Пассденделл, баронесса, Герда и дети.

— А вы, мистер Тиббет? — ехидно вставил Роджер.

— Я — нет, — ответил Генри. — Моя жена забыла в «Олимпии» свои лыжные очки, мы вернулись за ними и выпили там с Пьетро, а у подъемника оказались как раз в тот момент, когда несчастный Хозер подъехал к нижней станции.

— На редкость удачно для вас получилось. — Роджер бросил на Тиббета тяжелый холодный взгляд. — Это означает, что вы двое, миссис Бакфаст и Книпферы — единственные постояльцы «Белла Висты», которые вне подозрения? Я прав?

— Да, — ровным голосом ответил Генри. — Правы.

Роджер встал.

— Понятно, — произнес он. — Ну что ж, даже осужденный убийца имеет право быть накормленным, насколько я знаю. Так что я иду есть. Франко, вы со мной?

— Я не голоден, — ответил итальянец, белый как мел.

— Как угодно, — сказал Стейнз и зашагал из бара в столовую.

— Должен сказать, вы это заслужили, Тиббет, — заметил полковник Бакфаст. — Можно было бы сделать все потактичнее, знаете ли.

— Прошу прощения, — извинился Генри. — Просто я думал, вы все захотите узнать, как обстоят дела, до того как приедет полиция и начнет задавать вопросы.

— Но они же не могут всерьез полагать, что кто-то из нас… — Незаконченный вопрос миссис Бакфаст повис в воздухе между тремя мужчинами, как облако дыма.

— Боюсь, что могут, — сказал инспектор. — В конце концов, они ничего не знают ни о ком из нас, да и мы знаем друг о друге ничтожно мало. Однако осмелюсь предположить, что очень скоро узнаем гораздо больше. Пойдем есть? — добавил он, обращаясь к жене.

Та кивнула, и вдвоем они молча направились к выходу сквозь почти осязаемое ощущение страха, клубившегося, как туман, среди домашнего уюта альпийского бара.