Любого человека, оказавшегося на месте синьора Россати, можно было бы простить за излишнее волнение и недовольство. Смерть постояльца — событие неприятное для владельца отеля в любой ситуации, не говоря уже об убийстве, в связи с которым большая часть гостей становится подозреваемыми; добавьте к этому унижение от того, что вас допрашивают в собственном кабинете, где вы вынуждены сидеть на краешке жесткого стула, между тем как самодовольный полицейский вальяжно развалился за вашим столом, — и почти любая степень беспокойства и раздражения покажется объяснимой и вполне простительной.

Внешне, однако, синьор Россати держал удар очень достойно. Он сидел, сложив вместе толстые красные ладони, и смотрел на капитана с выражением одновременно уважительным и настороженным.

Спецци говорил неторопливо и спокойно:

— Прежде всего мы хотели бы как можно точнее восстановить передвижения каждого из тех, кто находился в отеле, синьор Россати. Начнем с герра Хозера. Когда вы впервые увидели его сегодня?

— Сегодня… это было в девять часов, во всяком случае, близко к этому времени…

— Он уже позавтракал?

— Он как раз завтракал. Сам я обычно ем у себя в комнате и после этого перехожу в рабочий кабинет. Но сегодня Анну, буфетчицу, послали за мной с просьбой, чтобы я спустился в столовую.

— Вы всегда позволяете беспокоить вас в это время?

— Герр Хозер был важным клиентом отеля. Я всегда готов пойти на небольшие уступки.

— И чего он от вас хотел?

— Он попросил подготовить счет, так как собирался уехать из Санта-Кьяры на одиннадцатичасовом поезде, как он сказал, и, скорее всего, до отъезда уже не планировал возвращаться в отель.

— Кто-нибудь это слышал?

— Кто-нибудь? — Россати сделал выразительный жест. — Да все, caro Capitano! Там же были все гости — разве не так? — Последний вопрос он адресовал Генри, чье присутствие, кажется, не вызвало у него никаких вопросов. Тиббет коротко кивнул.

— На каком языке он говорил? — вдруг спросил капитан.

— На немецком, конечно.

— Конечно. В деревне мне сказали, что и вы предпочитаете говорить по-немецки, синьор Россати. Это так?

— Я… — Теперь Россати явно был смущен. — Я говорю на обоих языках, как вы знаете, капитан. У меня нет политических взглядов — вообще никаких…

— Тем не менее вы предпочитаете говорить по-немецки?

— Ну я… для нас, жителей этого региона, капитан, эти два языка ра́вно…

— Но вы-то не всю жизнь прожили в этих местах, верно, синьор Россати? — Голос капитана звучал спокойно и непринужденно. — Судя по вашему акценту, я бы предположил, что вы родом из Рима.

Последовала едва заметная пауза.

— Да, я родился в Риме, капитан.

— И у вас не было никаких связей с Австрией или Германией?

— С тех пор как я живу здесь, они неизбежны…

Спецци улыбнулся.

— Вы меня неправильно поняли, синьор. Я не имел в виду, что у вас есть какие-то связи с этими странами. Наоборот, я задался вопросом: почему римлянин, не говоривший по-немецки, в совершенстве овладел языком всего после нескольких лет… кстати, сколько точно времени вы живете здесь?

— В марте будет три года… — Голос Россати упал почти до шепота.

— Всего три года — и такое знание языка, — продолжал Спецци, — что вы предпочитаете общаться по-немецки. Впрочем, вам, вероятно, сейчас не до дискуссий на эту тему. У нас будет для этого еще время. А в данный момент нам нужны факты.

В наступившей тишине красный, как свекла, Россати пухлым указательным пальцем ослабил ворот рубашки.

Капитан продолжил так же мягко, как прежде:

— Итак, Хозер по-немецки попросил подготовить счет в девять часов утра, в присутствии гостей, которые могли его слышать. Что он сделал потом?

— Закончил завтракать, и мы с ним вдвоем пошли сюда, — ответил Россати. Голос у него чуть заметно дрожал. — Я выписал счет, и он его оплатил.

— Чеком?

— Нет… вообще-то… наличными…

— Можно поинтересоваться, на какую сумму был выписан счет?

Как ни удивительно, этот вполне закономерный вопрос, похоже, привел Россати в смятение. После минуты сомнений владелец отеля сообщил:

— Бо́льшую часть счета Хозер оплатил уже на прошлой неделе.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал, капитан. Он провел здесь три… Да, сегодня ровно три недели. Но в прошлые выходные он собрался было уезжать и оплатил счет. А потом передумал и остался…

— У вас есть соображения, почему он так поступил?

— Ни малейших. Ни малейших, уверяю вас. Он — человек… конечно, теперь следует говорить «был человеком» состоятельным, капитан, и ему нравилось жить в моей маленькой гостинице. Поэтому, наверное, и решил задержаться еще на неделю.

— Стало быть, сегодня утром он оплатил счет за одну неделю наличными. И после этого?..

Синьор Россати заметно расслабился, явно решив, что худшее позади.

— Герр Хозер отправился наверх — должно быть, собрать вещи. Я видел, как посыльный снес его багаж вниз около… думаю, было около половины одиннадцатого. Как раз в тот момент, когда Анна несла кофе миссис Бакфаст на террасу, а она всегда…

— Его багаж находился в кафе «Олимпия», — сообщил Спецци. — Когда его туда отправили?

— Не могу сказать. Перед ленчем, наверное. Посыльный скажет вам точнее.

— А когда вы в следующий раз увидели герра Хозера?

— Он звонил из моего кабинета около одиннадцати часов.

Спецци, заинтересовавшись, подался вперед.

— Куда? — спросил он.

— В Инсбрук, капитан. Больше ничего не могу вам сказать. Я, разумеется, оставил его одного, пока он разговаривал.

— Понятно. Видели ли вы его еще?

— Только сегодня вечером. — Теперь Россати отвечал легко и свободно, без колебаний. — Я предполагаю, он обедал в деревне, так как здесь его не было. На самом деле я думал, что он уехал окончательно, но, когда зашел в бар незадолго до пяти, чтобы проверить, все ли готово к возвращению лыжников, он оказался там.

— Вы с ним говорили?

— Перекинулись словечком, не более. Кажется, я сказал, что не ожидал увидеть его снова, а он напомнил, что уезжает только последним поездом. Я спешил, поскольку у меня была назначена встреча в деревне.

— Можно поинтересоваться — с кем?

— Конечно, капитан. С банковским управляющим. А после этого я собирался встретиться с другом в «Олимпии», но, к сожалению, тот не пришел. Я как раз ждал его там, когда… когда синьора Тиббет пришла с этой вестью…

Спецци, делавший заметки на бумаге в раскрытом бюваре, поднял голову.

— Прежде чем мы пойдем дальше, — сказал он, — я хотел бы получить точное представление о ваших собственных передвижениях в течение дня. Мы остановились на девяти часах утра, когда Хозер в этой комнате оплачивал свой счет. Что вы делали потом?

— Мои дни складываются рутинно, капитан. Это вам подтвердит весь мой персонал. Всегда одно и то же — или почти одно и то же. Когда герр Хозер оплатил счет, я вернулся к себе, допил кофе, потом пришел сюда, чтобы сделать записи в бухгалтерских книгах.

— Вы видели, как выходили лыжники?

— Честно говоря, нет, капитан. В холле в это время постоянно кто-то входит, кто-то выходит, а поскольку ведение учета требует сосредоточенности, я ни на что не обращаю внимания, если меня не отвлечет кто-нибудь, кому нужно со мной поговорить.

— А сегодня кто-нибудь вас отвлекал?

— Нет, капитан.

— Понятно. Что потом?..

— К десяти часам лыжники ушли на трассы. Я, как всегда, пошел на кухню согласовать завтрашнее меню и проверить, все ли в порядке с сегодняшней едой. Когда я возвращался к себе в кабинет, Анна несла кофе миссис Бакфаст, а Беппи, посыльный, нес по лестнице багаж герра Хозера. В кабинете я напечатал меню ленча и обеда, составил списки закупок. Вот когда я этим занимался, и пришел герр Хозер, чтобы позвонить.

— Ясно. И этим вы занимались вплоть до ленча?

— Да. Еще я разбирал почту. Марио доставляет письма из деревни, когда приезжает, чтобы запустить подъемник. Сегодня писем было немного — обычные счета, квитанции и парочка запросов о бронировании.

— В какое время вернулись лыжники?

— Около половины первого. Сегодня это были только те, кто посещает класс для начинающих, — кроме синьора Тиббета, его с ними не было.

— Совершенно верно, — вставил Генри, — я поел в деревне.

— И, конечно, бедная фройляйн Книпфер была здесь, — добавил Россати.

— Вы разговаривали с кем-нибудь из них?

— Я всегда захожу в бар перед ленчем, чтобы перекинуться словечком с гостями, капитан, — просто чтобы убедиться, что они всем довольны. Сегодня там были только мистер Пассденделл и молодая английская леди.

— И они были довольны?

— Думаю, да. Откуда я могу знать? Жалоб они не высказывали…

— А о чем они разговаривали?

— Ну о чем разговаривают все лыжники? — просиял Россати. — Снег… Утренние занятия… Каких успехов они добились… Об инструкторе.

— И никаких других тем?

— Нет, капитан.

— Что вы делали потом?

— Съел свой ленч в гостиной, как обычно.

— Тогда откуда вы знаете, кто присутствовал на ленче? Кто-то ведь мог появиться позднее.

— Знаю, потому что Анна приносит мне счета за подписью тех, кто присутствовал.

— Был ли сегодня среди них кто-нибудь, кто не живет в отеле?

— Нет, капитан. Иногда к нам заходят другие лыжники или те, кто поднимается сюда ради красивого вида, но для таких сезон еще не наступил.

— А после ленча?

— Ничего особенного, капитан. Я немного отдохнул у себя в комнате, почитал газеты. Вскоре после четырех Беппи позвал меня посмотреть одну из верхних комнат, где на потолке появилось сырое пятно. Отель — дело такое: все время что-то требует починки, вечные расходы. Потом я снова пошел на кухню, убедиться, что все готово к обеду, и захватить новую бутылку бренди для бара. Когда я ее принес, то заметил герра Хозера, как уже говорил. После этого я на подъемнике спустился в деревню.

Спецци что-то отметил в своих записях и сказал:

— Благодарю, синьор. Вы нам очень помогли. Еще один-два вопроса. Герр Хозер часто бывал здесь прежде?

— О, много раз. С тех пор как я здесь, он приезжал по нескольку раз каждый год.

— Он и раньше проводил здесь по три недели?

— Он… нет, обычно это была одна неделя или две…

— Ясно. Синьор Россати, у вас есть оружие?

— Оружие? — Россати снисходительно улыбнулся, словно разговаривал с ребенком. — Зачем мне оружие, капитан?

— Хозер был застрелен. У кого-то должно было быть оружие.

Улыбка Россати сделалась шире.

— Это очень просто, капитан. В этой гостинице оружие было только у одного человека, и этот человек — сам герр Хозер. Я много раз видел его пистолет.

— Он вам его показывал?

Небольшая заминка.

— Я… видел его. Такой маленький автоматический пистолет. Герр Хозер держал его в портфеле.

— Есть ли у вас догадки, зачем ему был нужен пистолет?

Россати пожал плечами.

— Откуда мне знать? Он много путешествовал. Вероятно, у него были враги… теперь ясно, что были, раз он убит.

Спецци сидел, подавшись вперед и слушая очень внимательно.

— Кто, кроме вас, знал про пистолет?

— Вы задаете вопросы, на которые невозможно ответить. Откуда мне знать? В таких отелях, как этот, среди постояльцев не принято запирать двери комнат…

— И герр Хозер не запирал свой номер? — Спецци взглянул на Генри и вопросительно поднял брови. — Вы в этом уверены, синьор Россати?

— Не могу утверждать, что он никогда его не запирал, но не могу вспомнить и случая, чтобы он это делал. И зачем бы? Никто ведь не запирал.

Улыбка Россати стала совсем слащавой.

— Значит, кто угодно мог знать о пистолете и кто угодно мог его украсть?

— Si, капитан.

— Вы его украли? — Вопрос вылетел словно пуля, но Россати ничуть не встревожился.

— Я? А зачем? Герр Хозер был ценным клиентом…

— Когда вы в последний раз видели этот пистолет?

Россати подумал.

— Точно не помню, капитан. На этой неделе, на прошлой… Не могу сказать. Просто я знал, что герр Хозер всегда носит его с собой.

Спецци выглядел недовольным, но добиться более точного ответа не смог, поэтому капитан ограничился тем, что бросил на Россати сердитый взгляд и сказал:

— И последний вопрос. Каково ваше личное впечатление о герре Хозере как о человеке? Он вам нравился?

— Он был ценным клиентом.

— И поэтому нравился вам?

— Конечно. Другое отношение вредило бы бизнесу.

Спецци посмотрел на Генри.

— Есть ли у вас вопросы к синьору Россати? — спросил он, затем, повернувшись к хозяину отеля, объяснил: — Синьор Тиббет имеет отношение к английской полиции. Он помогает мне в расследовании.

Если для Россати это и было новостью, он никак того не продемонстировал, лишь кивнул и перевел взгляд со Спецци на Генри.

— Только один, — сказал Тиббет. — Когда вы встречаетесь в деревне с друзьями, в каком баре это обычно происходит, синьор Россати?

— Это бывает очень редко, синьор. Я…

— Но в каком заведении?

— В… в баре «Шмидт», как правило, синьор. Видите ли, этот бар… этот бар скорее для местных жителей, чем для туристов…

— Однако вчера вечером вы ждали своего друга, который не пришел, в «Олимпии»?

— Мой друг — один из лыжных инструкторов, синьор, — поспешно пояснил Россати. — А они предпочитают «Олимпию».

— Понимаю, — сказал Генри. — Это все.

— Спасибо, синьор Россати, вы можете идти. — Спецци взглянул на кнопку звонка, встроенную в край стола. — Когда я позвоню, пожалуйста, попросите… — Он обернулся к Генри. — Кого из группы англичан вы предпочитаете видеть первым?

— Послушайте, — сказал Генри, — я не хочу вмешиваться в ваши планы, но уже почти десять часов, и если я начну опрашивать своих соотечественников сейчас, мы проторчим здесь всю ночь. Нельзя ли отложить это до утра?

— Как угодно. — Спецци, похоже, остался недоволен. — Итак, синьор Россати. Скажите гостям, что они могут отправляться спать, когда захотят, но им не разрешается покидать отель ни сегодня вечером, ни завтра утром. Мы начнем в половине десятого. Вы приготовили комнаты для моих помощников и для меня?

— Разумеется, caro Capitano. Я сам провожу…

Россати с удивительной живостью вскочил и снял два ключа с доски, висевшей на стене.

— Идите за мной, пожалуйста, — обратился он к помощникам капитана.

Когда двое полицейских были препровождены в их комнаты, владелец отеля вернулся в кабинет вместе с сержантом, отвечавшим за поиски пистолета. Тот мрачно доложил, что оружие не найдено.

— Не огорчайтесь, — произнес Спецци, — этого мы и ожидали.

Он распорядился, чтобы утром осмотрели трассу под канатной дорогой, после чего вызвал сонного Марио и велел тому запустить подъемник, чтобы доставить карабинеров в деревню.

— Еще кое-что, — заметил Генри. — На вашем месте я бы на несколько дней закрыл Имменфельдский спуск, если мы не хотим, чтобы кто-нибудь сбежал.

— Я это уже сделал, — не без самодовольства ответил Спецци.

Когда он и его помощник удалились в свои комнаты, Генри и Эмми переглянулись и обменялись улыбками.

— Пойдем, — сказал Тиббет. — Мне нужно выпить.

В баре были только Джимми, Роджер и Франко. Мужчины стояли в дальнем конце зала, облокотившись на стойку, сблизив головы и о чем-то серьезно беседуя. По другую сторону стойки Анна, зевая, натирала до блеска и без того сверкающий бокал. Было очень тихо. Когда вошли Генри и Эмми, все трое гостей подняли головы.

— Привет, — сказал Джимми. — Выпейте что-нибудь. Должен сказать, немало вы там пробыли. Что это было? Допрос третьей степени? Вы — главные подозреваемые?

— Я же сказал тебе, кто они, — кисло напомнил Роджер, залпом допивая бренди.

Джимми рассмеялся.

— Не обращайте внимания на Роджера, — сказал он. — Ему иногда приходят в голову самые экстравагантные идеи, к тому же он прилично набрался. По каким-то неясным причинам он считает…

— Я не считаю, я знаю, черт побери, — перебил приятеля Роджер. Отойдя от бара, он нетвердой походкой направился к Генри. — Вы ведь — фараон, что, неправда?

— Да, — подтвердил Генри и добавил: — Уж извините.

— Тогда что вы здесь делаете? — спросил Джимми напряженным голосом.

— Провожу отпуск. Точнее, проводил.

— Чертов врун. — Роджер метнулся обратно к стойке и шваркнул об нее бокалом. — Еще бренди, Анна. Он же выслеживает… кого-то… спит и видит, как бы какого-нибудь бедолагу отправить на виселицу…

— Возьми себя в руки, старина, — несколько неуверенно предложил Джимми. — В конце концов, кто-то ведь убил нашего незабвенного друга Хозера, и лично я спал бы спокойнее, если бы этого человека поймали. Не очень приятно знать, что убийца на свободе и шастает где-то поблизости.

— Пожалуйста… О чем вы?.. Я не понимаю. — Франко переводил взволнованный взгляд с одного лица на другое, тщетно пытаясь вникнуть в суть разговора. Роджер повернулся к нему.

— Этот человек — английский полисмен, — сказал он по-итальянски.

— Carabiniere? — Напряжение на лице Франко сменилось улыбкой. — О, добро пожаловать, синьор. Это большая удача, правда?

— Нет, — мрачно ответил Роджер.

— Я очень рад, что вы так думаете, — печально сказал Генри, обращаясь к Франко. — Анна, можно нам два бренди?

— Я не знала, что вы так хорошо говорите по-итальянски, Роджер, — заметила Эмми.

— Просто я бил проклятых фрицев по всему побережью Италии. Есть возражения?

— Разумеется, нет.

Пока Анна наливала бренди в бокалы, все молчали, потом Франко вежливо извинился на вымученном английском и отправился спать. Джимми быстро допил свой бокал.

— Я тоже пошел, — сказал он. — Полагаю, веселье начнется завтра.

— Боюсь, что так, — ответил Генри. — Мы постараемся сделать все как можно безболезненнее.

— Очень любезно с вашей стороны, — сухо произнес Джимми. — Интересно будет наблюдать детектива в действии. Есть уже какие-нибудь зацепки?

— Еще слишком рано, — сказал Тиббет. — Кроме того, это совсем не мое дело — это дело местной полиции. Но они настояли, чтобы я провел опрос англичан, поскольку у них трудности с английским.

Несколько секунд Джимми смотрел прямо в лицо Генри, потом ухмыльнулся.

— Вы жалкая личность, — отрезал он. — Мне вас жаль.

И с этими словами вышел из бара.

Роджер уселся на табурет и стал разглядывать инспектора с выражением крайней неприязни.

— Отпуск, — проговорил он наконец. — Расскажите это моей бабушке. Какое странное совпадение: убийца появляется в тот самый момент, когда ищейка решает провести здесь свой отпуск. Вы не находите?

— Признаю, я совмещаю отпуск с небольшим делом, — невозмутимо сказал Генри. — Но это дело не касается убийства.

— Однако все это окажется так или иначе весьма полезным? — Роджер вдруг страшно разозлился. — Завтра вы собираетесь поджаривать нас на медленном огне. Ладно. Поберегите свой пыл до утра. И не думайте, что достаточно вам прийти сюда, выпить с нами — и мы поплывем. Я повидал много таких, как вы, и знаю одно: все, что они говорят, все, что они делают, все это — для одной-единственной цели: заставить человека оступиться и выдать себя. Но в данном случае это не сработает. Я иду спать.

— Мне жаль, что вы такого мнения, — ответил Генри, — потому что я пришел сюда для того, чтобы поговорить именно с вами.

— Да уж, кто бы сомневался.

— Когда я буду опрашивать вас завтра, там будет присутствовать итальянская полиция, а капитан достаточно хорошо понимает английскую речь. В любом случае допрос будет официальным, и Эмми будет все стенографировать.

— Как, и вы тоже «в деле»? — грубо бросил Роджер в сторону миссис Тиббет. — Жаль, вы мне весьма понравились.

— Поэтому я думал, — проигнорировав его замечание, продолжал Генри, — что это — последняя возможность поговорить с вами наедине.

— Ладно. Валяйте, говорите. Но не ждите, что я буду вам отвечать. Даю вам две минуты.

— Мне столько не нужно. Я просто хотел предупредить, чтобы завтра вы не совершили глупость. Поскольку вы в панике…

— Да как вы смеете!

— …следите за тем, чтобы не потерять голову, иначе навлечете на себя реальные неприятности. Капитан Спецци знает все о «Нэнси Мод».

На несколько мгновений воцарилась мертвая тишина. Потом Роджер очень тихо произнес:

— Спасибо.

— Не за что. Вы же не предполагали, что эта история не всплывет?

— Это было давно. Я не думал, что возникнет необходимость вытаскивать ее на поверхность теперь…

— Тем не менее она будет упомянута. Так что, бога ради, говорите правду, вот и все. Идем, Эмми. Пора спать.

— Я тоже иду, — сказал Роджер.

Они покинули бар вместе и стали подниматься по крутой деревянной лестнице. У своей двери Роджер задержался и произнес:

— Только незачем растрезвонивать об этом… остальным.

— Конечно, — кивнул Генри. — Но я уверен, что… кое-кто из них уже знает, я прав?

— Нет, они не знают! — Роджер говорил очень темпераментно. — Никто не знает.

Он вошел в свою комнату и громко хлопнул дверью. Тиббеты услышали, как в замке поворачивается ключ.