Когда они шли через холл, майор Мансайпл спросил:

— А вы сами хорошо стреляете? — Генри не успел ответить, как тот добавил: — Ну конечно же, глупый вопрос. Входит в ваше обучение. Возьмем пару пистолетов.

Майор исчез за массивной дубовой дверью и тут же появился с двумя пистолетами. Один из них он протянул инспектору.

— Я хочу, — сказал Мансайпл, — показать вам мое маленькое изобретение. Тешу себя мыслью, что оно действительно остроумно. Отличная имитация птицы в полете. Местные теннисные клубы охотно идут навстречу.

Генри ничего не понял и ответил:

— Я полагаю, вы тут часто стреляете?

— Конечно. Кажется, я говорил, что провожу на стрельбище не менее часа в день.

— Я имел в виду дичь. Фазаны и…

— Дичь? — Майор был искренне возмущен. — Конечно же нет! Я решительно осуждаю кровавый спорт — кроме рыбалки, которая совсем другое дело. Могу вас заверить, сэр, что ни одна птица и ни один зверь не являются на моей земле мишенью. Если вы намерены убивать или наносить увечья живым существам ради забавы, то вы не туда приехали. Идите к варварам вроде Джона Адамсона.

Майор густо покраснел и тяжело дышал.

— Приношу свои глубочайшие извинения, мистер Мансайпл, — ответил Генри. — Я не хотел вас расстраивать. На самом деле мне тоже не нравится подобный спорт. Просто тот факт, что вы так сосредоточены на стрельбе…

— Все нормально, Тиббет, — смягчился майор. — Сюда, пожалуйста. Вниз по лестнице и через кусты. Наверное, мне стоило бы объясниться. Когда я служил в армии, у меня случился кризис совести. Единственной стороной моей профессии, которая мне действительно нравилась и в которой я преуспел, была снайперская работа. И однажды, когда мы с приятелем тренировались в стрельбе в саду при офицерской столовой, он вдруг сказал: «А теперь смотрите, Мансайпл!» — и подстрелил обезьянку. Вам случалось убивать обезьяну, Тиббет?

— Нет, — ответил Генри.

— Они кричат как дети. Они… — майор прокашлялся. — В общем, это не важно. Но с этой минуты я понял, что никогда не подниму оружия против живого существа. Вот почему я был так рад уйти в отставку.

— Я тут думаю, — сказал инспектор, — не пытаетесь ли вы меня убедить, что ни за что не стали бы стрелять в Мейсона.

Хозяин поместья посмотрел на собеседника искоса и оглушительно расхохотался.

— Наверное, да, — сказал он весело. — Наверное, да. Но мы пришли.

Стрельбище оказалось унылым местом. Фактически это была пустая полоса земли, уходящая под уклон от восточной стены дома. В дальнем конце стояла двадцатифутовая бетонная стена, изрытая дырами от множества выстрелов. Перед ней находились четыре загадочных ящика на расстоянии нескольких футов друг от друга, соединенных чем-то вроде бечевки.

— Выстрелите пару раз? — спросил майор.

— Нет, спасибо, — ответил Генри. — Я лучше на вас посмотрю.

— Как хотите. В таком случае отойдите назад, к стене дома. Итак…

Джордж Мансайпл подошел к ряду ящиков и наклонился к самому левому. К удивлению Тиббета, он вытащил из кармана зажигалку и поджег бечевку. Потом встал и пошел обратно, туда, где находился инспектор.

— Фитиль, — коротко объяснил он. Потом встал в стойку и прицелился.

— Но что…

— Тихо, прошу вас!

Генри замолчал. Он внимательно смотрел, заинтересованный зрелищем, как постепенно пламя фитиля подходит к ящику все ближе и ближе. И вдруг, без сигнала или предупреждения, случилось что-то вроде беззвучного взрыва. Крышка ящика распахнулась, и изнутри, как черт из табакерки, вылетел вверх небольшой круглый предмет. В тот же момент майор выстрелил, и предмет будто взорвался в воздухе. Тиббет не успел ничего сказать, потому что абсолютно то же самое случилось со вторым ящиком. Снова грянул выстрел, но летающий предмет продолжил свое движение невредимым и упал на землю.

Майор едва успел сказать: «Черт побери, промах!», — как сработали третий и четвертый ящики. Тут же прозвучали два резких выстрела. Майсайпл повернулся к Генри:

— Три из четырех, — сказал он. — Неплохо, в общем. Пойду заряжу новые.

Инспектор пошел вслед за хозяином к стене в конце стрельбища. Там, в жесткой траве, лежал предмет, избежавший смертельного выстрела. Генри подошел к нему с некоторым трепетом и увидел, что это всего лишь старый теннисный мяч.

Майор поднял его с земли.

— Местный теннисный клуб отдает их мне даром, как я вам уже говорил. Играть ими уже невозможно, хотя мячи еще вполне упругие. Как раз подходят для катапульты Мансайпла.

— Но как же это устроено? — спросил Тиббет.

— Очень просто. Прочный деревянный ящик, крышка привязана бечевкой. Внутри мощная пружина, на которую кладется мяч. Фитиль медленно догорает до бечевки, давая мне время вернуться к пистолету. Бечевка перегорает, крышка распахивается, пружина выталкивает мяч. А тем временем фитиль догорает до следующего ящика. Как вам?

— Поразительно, — тихо сказал Генри. — Кажется, вы говорили, что фамильные мозги вам не достались?

Майор был польщен, но ответил так:

— Одно дело — мозги, другое дело — умение работать руками. Вот, например, Клод. Он бы такого не придумал: руками ничего делать не умеет. Но дайте ему пару страниц математических формул… Да, я себе льщу, полагая, что мои катапульты — остроумная находка. Сохранились все достоинства глиняных тарелочек, исключая их заоблачную стоимость. — Говоря все это, хозяин убирал четыре использованных ящика и ставил новый набор, извлеченный из обветшалого сарая у края стены.

— Значит, — сказал инспектор, — этим вы и занимались, когда Мейсона застрелили.

— Не совсем, — возразил Мансайпл. — Я действительно ставил новую четверку, когда услышал запущенный мотор и решил вернуться в дом. Теперь, если вы отойдете подальше назад, я попытаюсь при вас выбить четыре из четырех.

На этот раз все четыре теннисных мяча разлетелись в воздухе, и майор довольно улыбнулся.

— Совершенство достигается тренировками, — сказал он, предвосхищая комплимент.

— Это стрельбище… — нерешительно произнес Генри. — Оно совершенно безопасно?

— Безопасно? Ну конечно же. — Мансайпл опять начал багроветь. — Если какой-нибудь сумасшедший не обернется и не выпалит вместо мишени в сторону дома. Это то, о чем твердил Мейсон — ушедший в сторону выстрел. А я вас спрошу, сэр: есть ли тогда вообще что-то безопасное? Ведь опасны: автомобиль, если направить его в пропасть; окно, если из него выброситься; подушка — ею можно себя задушить. И я вам еще кое-что скажу, Тиббет. — Майор потряс перед лицом Генри костистым пальцем. — Человек, убивший Реймонда Мейсона, намеренно пытался дискредитировать мое стрельбище!

— Что вы хотите этим сказать?

— Неуклюжая попытка, — ответил Джордж Мансайпл, — представить дело так, будто человека случайно убили при стрельбе в цель. Я убил.

— Вы знаете кого-нибудь, кто желал бы этого?

— Никого. Кроме, конечно, самого Мейсона.

Майор коротко рассмеялся лающим смехом.

— Тем не менее, — уточнил инспектор, — вы хотите сказать, что выстрел, убивший Мейсона, мог быть сделан со стрельбища?

— Да, это возможно.

— Но, — продолжал Генри, — это значило бы, что стрелок отвернулся от мишени, хотя такое маловероятно. Не говоря уже о том, что пистолет был найден в кустах возле входной двери. А любой выстрел, сделанный со стрельбища, был бы произведен лишь наугад. Видеть дорожку мешают кусты.

— Вы здравомяслящий человек, что бы там ни думал Эдвин, — заметил хозяин. — Я рад, что вы поняли смысл моего утверждения.

— Да, — медленно произнес Генри. — Кажется, понял. Спасибо, что показали мне стрельбище.

— Приятно слышать. Ладно, давайте лучше вернемся в дом. По-видимому, вы хотите поговорить с Вайолет.

Генри посмотрел на часы.

— Уже почти шесть, — сказал он. — Завтра будет вполне достаточно времени.

Вайолет Мансайпл встретила их в холле в состоянии некоторого возбуждения.

— А, наконец-то вы! Я тебя всюду искала, Джордж. Мистер Тиббет, вас спрашивает какой-то сержант. Он ожидает в утренней гостиной. Наверное, вам нужно с ним поговорить? Чай, боюсь, уже остыл, я его приготовила довольно давно, но не хотела вас беспокоить. А щенок болеет. Боюсь, Рамона опять накормила собачку, хотя я ее просила этого не делать. Джулиана нигде не видно, и Мод начинает беспокоиться. О господи, опять телефон…

Она убежала прочь, а майор сказал:

— Женщины. Боюсь, они всегда склонны устраивать суматоху.

— Все это означает дополнительную работу для вашей жены, — заметил Генри.

— Работу? — Джордж Мансайпл произнес это слово так, будто впервые его услышал. — Что вы хотите этим сказать?

— Ну… готовка, мытье посуды, стирка, лишние люди в доме…

— А, по хозяйству! Да, наверное, у Вайолет появятся некоторые дополнительные дела.

— Она здесь со всем управляется совершенно одна?

— Да, теперь я понял ваш вопрос. Обычно приходит два раза в неделю старая миссис Радж, но ее сейчас нет в Кингсмарше, она у больной дочери. Бог знает, когда мы увидим ее снова.

— А сколько слуг здесь было в прежние дни?

— В прежние дни? — Лицо майора осветилось довольной улыбкой, как всегда при воспоминании о золотом прошлом. — Сейчас припомню: кухарка, конечно, Джемисон, дворецкий, в доме — горничная и официантка. Для работы вне дома Директор держал двух садовников и мальчишку. И все были очень довольны.

— Получается, ваша жена выполняет работу четырех человек?

Джордж Мансайпл был удивлен и в немалой степени оскорблен.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — ответил он. — Это всего лишь домашнее хозяйство. Вайолет не прислуживает за столом, не разносит горячую воду по спальням по утрам, как полагается официантке или горничной. Работа? Вайолет никогда в жизни не работала. Она — моя жена, и смею вас заверить, сэр, что ей ни при каких обстоятельствах не приходилось зарабатывать своим трудом — это то, что я понимаю под словом «работа». Боже мой, так каждый решит, что ее эксплуатируют — как фабричную работницу викторианских времен.

Майор замолчал, тяжело дыша, будто прогоняя подобные подозрения. Потом показал на одну из дверей и сказал:

— Ваш человек ждет там.

Сержант извинялся, что побеспокоил инспектора, но он полагал, что последнему следует знать: Фрэнк Мейсон, сын покойного, приехал в Крегуэлл и требует немедленной встречи с Генри. Он, честно говоря, несколько криклив и невоспитан, выдвигает некоторые дикие обвинения… а еще (сержант с облегчением сменил тему) есть определенная техническая информация.

В частности, пуля, убившая Мейсона, абсолютно точно была выпущена из пистолета, найденного позже в кустах. После тщательного изучения на «мерседесе» ничьих отпечатков пальцев, кроме хозяйских, обнаружено не было: они отчетливо определялись на выключателе, блокирующем подачу топлива. И, наконец, сержант осведомился, не нужна ли инспектору стенографистка. Он подумал, что, проводя допросы в Крегуэлл-Грейндж…

Генри улыбнулся:

— Думаю, на сегодня я сделал здесь уже достаточно. Сейчас кое-что запишу для памяти, а потом пойду в Крегуэлл-Лодж и поговорю с молодым мистером Мейсоном.

— Я прослежу, чтобы он вас дождался, — ответил сержант. И добавил: — У вас тут… все нормально, сэр?

— В каком смысле?

— Ну… — Молодой человек смутился. — Тут есть некоторые забавные типы. Не совсем в своем уме, на мой взгляд.

— Правда? — спросил Тиббет невинным голосом.

— Когда я ждал вас здесь, заходил высокий тощий старый джентльмен, одетый очень неряшливо, но в накрахмаленном воротничке. «Вы полисмен?» — спрашивает. — «Да, сэр», — говорю я. «Тогда вы должны это уразуметь», — обращается он ко мне. И начинает что-то нести про ленивых полисменов и говорить, что кому-то нужна помощь. Я подумал, он жалуется…

— Зоологический лентяй, полисмен, — сказал Генри с непонятной радостью. — Вам нужна помощь.

Сержант, казалось, серьезно встревожился.

— Именно это он и сказал. А я ему ответил…

— Три буквы, — перебил инспектор. — Начинается с трехпалого ленивца, эй-ай…

Молодой человек уже стоял на ногах и медленно направлялся к двери.

— Ну, да… я к тому времени уже уходил, сэр…

— Ди — пенни, медная монетка, коппер. Коп — полисмен.

В этот момент за спиной у сержанта открылась дверь, и послышался глубокий красивый голос Рамоны Мансайпл:

— А, мистер Тиббет! Я принесла вам морозник и льнянку, а вы мне шесть пенсов должны. Вы знаете, что Джордж опять залез на свое дерево?

Сержант с тихим стоном исчез. Генри принял школьный гербарий с подобающей благодарностью. На первой странице Рамона изящным курсивом написала: «Генри Тиббет, гербарий полевых цветов», а ниже: «Цветок за цветком весна наступает».

— Очень любезно с вашей стороны, леди Мансайпл.

— Никакой любезности. С вас шесть пенсов за книжку.

Генри достал шестипенсовик, и Рамона сунула его в карман своего плаща.

— Я слышала, вы хотите поговорить с Вайолет, — сказала она.

— Только завтра.

— Ради всего святого, не пускайте ее к скальным растениям. Это был ваш человек?

— Тот, которого вы здесь застали? Да.

— Странный какой-то. Выскочил как ошпаренный. Вам надо его научить хорошим манерам.

— Я постараюсь, леди Мансайпл.

Рамона проводила инспектора до дверей, и он уже прощался с ней на крыльце, но тут на дорожке показался быстро шагающий молодой человек. Когда последний проходил под платаном, раздался рев:

— Джулиан!

Молодой человек резко остановился и в некотором изумлении огляделся.

— На дереве, Джулиан! — крикнула ему Рамона. — Это Джордж!

Обращаясь к Генри, она добавила:

— Это Джулиан, жених Мод. Я рада, что он вернулся.

— Где вы были, Джулиан? — прозвучал сверху голос майора Мансайпла.

Новоприбывший после непродолжительной паузы ответил:

— Мне пришлось съездить в Лондон по делу, майор Мансайпл.

— В Лондон? Туда и обратно за один день? Никогда о подобном не слышал. Почему вы не сказали Мод?

— Я… у меня была причина, сэр. И вообще-то я отсутствовал всего несколько часов.

— Пропустили курятину на ленч, — догматическим тоном сообщил майор. Кажется, он подразумевал, что это само по себе достаточное наказание за неправильное поведение, потому что голос его смягчился: — И полисмена.

— На ленч?

— Да. Некто по фамилии Тиббет. Неплохой парень, хотя Эдвин не счел его особо разумным.

Генри почувствовал, что сейчас самое время прервать разговор, пока он не стал слишком личным. И сказал вслух:

— До свидания, леди Мансайпл.

Он быстро спустился по лестнице, подошел по дорожке к платану.

— Всего хорошего, майор Мансайпл! — сказал инспектор в листву. Потом обратился к молодому человеку: — Вы, очевидно, мистер Мэннинг-Ричардс. Моя фамилия Тиббет, я из Скотленд-Ярда.

— Чрезвычайно рад познакомиться, сэр, — ответил Джулиан.

Вблизи Генри разглядел темноволосого, загорелого, с темно-голубыми глазами и обаятельной улыбкой парня. Он подумал, что Джулиан с Мод, должно быть, очень красивая пара.

— Я полагаю, — продолжал молодой человек, — что вы приехали в связи с этой ужасной историей с Реймондом Мейсоном.

— Да, именно так.

— Я… — Молодой человек замялся. — Мне бы хотелось сказать вам пару слов, сэр. Видите ли, я…

— Что там такое? Что вы там мямлите? — голос майора звучал обидчиво. — Выкладывайте начистоту!

— Я завтра утром приеду и буду беседовать с каждым, — сказал инспектор.

И быстро пошел по дорожке к своей машине.

— Конечно, — сказала Изобель Томпсон, — они совершенно сумасшедшие. По-своему очаровательные, но безумцы. Еще чаю?

— Спасибо, — ответила Эмми Тиббет. Потом засмеялась и добавила: — У Генри удивительная способность все время сталкиваться со странными личностями. Я думаю, ему это нравится.

Изобель, наливая чай, задумалась. Потом заметила:

— Мансайплы невероятно забавный народ, конечно, если тебе не нужно добиться от них чего-нибудь толкового.

— Но ведь на самом деле они не сумасшедшие? — спросила Эмми. — Ну, в медицинском смысле?

— Боже сохрани. Они талантливы. Сэр Клод возглавляет научно-исследовательскую лабораторию по атомной физике, Мод просто обвешана почетными дипломами первой степени, а Эдвин — епископ, или был им до ухода в отставку. Конечно, Джордж и Вайолет — не интеллектуальные гиганты, но все же…

— Огромная семья у них, — сказала миссис Тиббет. — Они все живут здесь, в Крегуэлл-Грейндже?

— О нет, конечно же. Семья собралась проверять на «вшивость» молодого Джулиана Мэннинг-Ричардса.

— Что собралась с ним делать?

— Познакомиться с ним и одобрить, прежде чем они с Мод официально объявят о помолвке. Пока она считается тайной, — несколько самодовольно закончила Изобель.

— Не могу сказать, что мне понравилась формулировка, — ответила Эмми.

— Мансайплы эксцентричны. У них логика блуждает своими путями, не как у обычных людей. По крайней мере, так говорит мой муж.

— Какими же путями она у них блуждает?

— Ну… возьмем, например, их одержимость этим домом. Конечно, это идет еще от старика — Директора, как называют они его.

— Отец майора Мансайпла?

— Да, он. Он был директором школы в Кингсмарше. Совсем сумасшедший. Только представь, как он погиб. Старик ездил исключительно посередине дороги, и точно так же поступал Прингл, его юрист. И однажды они съехались лоб в лоб. Никто не хотел уступать дорогу, и… было бы смешно, если бы не так трагично. Погибли оба. Отец Алека был тогда местным врачом, и он последним видел в больнице старого Мансайпла. Тот, видимо, что-то бредил по поводу Джорджа и дома, и отец Алека все это тщательно записал слово в слово, чтобы передать Джорджу Мансайплу. А Джордж быстро вышел в отставку из армии и приехал сюда жить. Уверена, они с Вайолет умрут с голоду, но этот уродливый домище не продадут. Мне лично он и даром не нужен.

— Ты хорошо знала Реймонда Мейсона? — спросила Эмми.

— Милая моя! Едва ли. Он был совершенно невозможен, вульгарен и неотесан. Наверное, я не должна так говорить, потому что Мейсон теперь покойник, бедняга, пытался всюду протолкнуться, выбить ворота и вломиться в нашу деревню. Люди с ним обходились необычайно добросердечно, учитывая все это — даже сэр Джон Адамсон и Фенширы его пару раз приглашали к обеду, — не могу понять, почему. Единственный человек, которому он нравился, Вайолет Мансайпл, но она вообще ангел, и к тому же не очень в курсе, ну… скажем, разницы в общественном положении. Мейсон в парикмахерской делал себе маникюр, — закончила миссис Томпсон.

— Это так ужасно? — улыбнулась Эмми.

— Ты помнишь, — сказала Изобель, — как в школе тебе каждый раз становилось плохо, если ты поешь бананов?

— А при чем здесь это?

— Ты тогда говорила: «Я люблю бананы, но они меня не любят». Вот так было с Реймондом Мейсоном и нашей деревней. Он любил Крегуэлл, а тот его не любил. Разница в том, что тебе хватило ума избегать бананов, а Мейсону…

— Ты хочешь сказать, что Крегуэлл…

— Его просто выплюнул, — ответила миссис Томпсон. — И я, откровенно говоря, не удивлена.

— Но ты же не хочешь сказать… — Эмми вдруг испугалась вопроса, который, как она знала, не следует задавать, — что тебе известно, кто его убил?

— Нет, — ответила подруга. — Не знаю. Если бы знала, то сообщила бы. Но вряд ли кто-нибудь другой в Крегуэлле знает, кроме Вайолет Мансайпл.

— Она едва ли может знать, — возразила Эмми, — иначе сказала бы вчера местной полиции. Генри вызывают лишь на случаи, когда местные служащие чувствуют…

— Что им не по зубам? — спросила с доброй насмешкой Изобель.

— Я не совсем это имела в виду. Но у Скотленд-Ярда есть много возможностей, которые отсутствуют у местных сил…

— Дорогая моя! — перебила миссис Томпсон. — Твоего мужа вызвали потому, что наш местный главный констебль отлично понимает: это дело слишком близко его касается, а отсюда возникают неловкости. Он ближайший сосед Мансайплов и один из их близких друзей. Знал Мейсона не хуже, чем все остальные, и сильно не любил его. Вести это дело самостоятельно было бы чересчур неудобно для него.

— Да, наверное, — сказала Эмми.

— Как бы там ни было, — продолжала Изобель, — но деревня бурлит слухами и сплетнями, не сомневайся. — Глаза ее зажглись при этой мысли детским восторгом. — Так что я предлагаю следующее: буду прислушиваться и пересказывать тебе все.

— Ну… — миссис Тиббет засомневалась. В отличие от старой подруги, она испытывала сильную неприязнь к сплетням. Но сказанное Изобель было совершенно справедливо. Как жена местного врача она находилась в исключительно выгодном положении, чтобы узнавать любые сплетни, а они в свою очередь могли оказаться полезными Генри. — Да, хорошо. Спасибо.

— Мне это будет в удовольствие, — откровенно призналась Изобель. — Заглядывай в любое время, как будешь проходить мимо, и я тебе изложу последние новости. Что до нынешней ситуации — сегодня утром все покупательницы в магазине были единодушны, что на курок нажал Джордж Мансайпл — хотя никому и в бреду не придет в голову сказать это твоему мужу. Примерно одна половина присутствующих считает, что это был случайный выстрел с нелюбимого многими стрельбища. Оставшаяся часть полагает, что Джордж убил Мейсона намеренно — за все те гадости, которые тот в последнее время совершил. Будь это случайный выстрел, говорят они, сюда бы не приехал Скотленд-Ярд. Из этой половины девять из десяти на стороне Джорджа. Так что можешь сказать своему Генри: решись он арестовать Джорджа Мансайпла — дай ему бог уехать из Крегуэлла, избежав линчевания.

— Спасибо, — ответила Эмми. — Я ему передам.