Следующее утро началось с официального дознания. Генри решил провернуть его по возможности быстро и не сообщать ничего определенного.

Кроме Марджори Френч, которая согласилась засвидетельствовать личность убитой, и Элфа Сэмсона, из редакции не было никого. Только свидетели — полицейские да кучка репортеров уголовной хроники.

Процедура и впрямь не затянулась. Марджори, опознав тело Элен, сразу уехала на такси. Элф рассказал, как он обнаружил труп. Доктор брюзгливым голосом прочитал медзаключение. Затем взял слово Генри и заявил: полицейское расследование начато, но не пришло к удовлетворительным выводам. Требуется отсрочка. Пока что точно установлена лишь причина смерти, и поэтому можно разрешить похороны покойной. Следователь охотно подписал разрешение, а слушание дела отложил. Все это заняло не более двадцати минут, и к десяти часам Генри был уже в редакции.

Казалось, журнал вернулся к привычному ритму жизни. Манекенщицы, курьеры, секретарши сновали по коридорам, деловито стучали пишущие машинки, и было слышно, как Патрик добродушно орет на Дональда Маккея.

Не заходя в свой кабинетик. Генри прошел к Олуэн Пайпер. Олуэн разговаривала по телефону, сидя за столом, заваленным книгами и приглашениями на выставки и кинопросмотры. Она бегло и чуть нервозно улыбнулась инспектору и продолжала:

— Да, мистер Хартли, в три часа… снимать будет Майкл Хили… Правда, очень талантлив? Да, надеюсь, во всю полосу. О, я ведь знаю, как вы заняты. Мы не заставим вас ждать… В гриме второго акта. Почти наверняка, во всю полосу.

Повесив трубку, она с презрительной гримаской повернулась к Генри.

— Актеры! — фыркнула она. — Все на одно лицо. Я-то думала, Джон Хартли выше этого.

— Вы мне уделите несколько минут? — спросил. Генри. — Я хотел узнать у вас фамилию врача, лечившего Элен.

— Ее врача? Ах да, врача, к которому…

— Нет, нет, мисс Пайпер. Вы ошиблись тогда. Элен не была беременна.

— Не была? — оторопела Олуэн. — Но тогда… что же это значит? Как понять то, что я слышала?

— Пока не знаю. Может быть, врач сумеет мне помочь.

— Элен почти никогда не болела. Вообще-то мы с ней лечились у доктора Маркхэма с Онслоу-стрит. Но она не стала бы обращаться к нему по поводу…

— Я же вам сказал, мисс Пайпер, Элен не была беременна. — Генри записал имя доктора и его адрес. — Пока все. Благодарю вас. — Он встал. — Рад был видеть вас в более бодром настроении.

— А что толку грустить? Элен этим не вернешь. Я написала ее сестре в Австралию и дала объявление: хочу подыскать кого-нибудь, кто снимет ее часть квартиры.

— А не лучше ли вам переехать в другое место?

— За такие деньги я ничего лучшего не найду.

Возвращаясь в отведенную ему комнатушку. Генри думал об Олуэн Пайпер. Столь бурный взрыв отчаяния всего два дня назад и такая рассудительность сегодня. Что это — унаследованный от прадедов крестьянский здравый смысл или просто бессердечие? Да и вообще, не притворялась ли она, когда так убивалась и плакала? Генри этого не знал.

Стол в его комнате был прибран, а на бюваре лежала записка, отпечатанная на официальном бланке «Стиля» и вложенная в конверт. «Дорогой инспектор Тиббет, могу ли я срочно повидать вас по делу, которое может оказаться важным? Рэчел Филд».

Генри сразу же ей позвонил.

— А, это вы, инспектор Тиббет! — в голосе мисс Филд звучал упрек. — Наконец-то! Я со вчерашнего дня пытаюсь к вам дозвониться.

Хотя у Генри было искушение продемонстрировать свое всеведение, он удержался. Ведь о пропаже ключа он узнал от Вероники, и совсем не нужно, чтобы об этом кто-то догадался. Генри изобразил глубокое удивление, когда Рэчел Филд сообщила:

— Инспектор, у меня украли ключ от входной двери.

— Украли? Вы уверены? Может быть, вы положили его не на то место?

— Нет, нет, инспектор, когда во вторник я вернулась из Парижа, ключ был у меня в сумке, на том же кольце, что и ключи от дома. — Она вынула из черной сумки аккуратную связку ключей. — Вот видите, все остальные на месте. Чтобы снять какой-нибудь, нужно разомкнуть кольцо.

— Когда вы заметили пропажу?

— Вчера утром, когда мисс Конноли пришла просить у меня ключ.

— А вы уверены, что он был у вас во вторник вечером?

— Да, конечно. Когда мы приехали из аэропорта, входная дверь была уже заперта, и я открыла ее своим ключом.

— И вы считаете, что во вторник вечером кто-нибудь мог взять ключ из вашей сумки?

Мисс Филд слегка смутилась.

— Да, — ответила она. — Во время работы я обычно ставлю сумку у стола…

— Тогда как же ее могли взять? Насколько я понял, вы ни разу за весь вечер не вышли из кабинета. Может быть, ключ украли позже? Например, в доме у мистера Горинга?

Рэчел Филд испугалась.

— У мистера Горинга? О нет! Там сумка все время была со мной.

— Вы считаете, что ключ взяли еще в редакции?

Рэчел не сразу решилась ответить.

— Честно говоря, я выходила из кабинета минут на десять в начале второго.

— Куда же?

— Сперва в художественную редакцию. Мистер Уэлш был там один. Я спросила его, не знает ли он, где мисс Френч. Он сказал, что в темной комнате. Тогда я открыла дверь в кладовку перед темной комнатой, той самой, где… стоял термос, помните? — Генри кивнул, и Рэчел продолжала:

— Там все они и были — мисс Френч, мистер Хили, мисс Мастере и Дональд Маккей. Они разглядывали снимки, которые еще промывались. Мне не хотелось их беспокоить, вопрос был пустяковый, и я прошла через темную комнату в коридор… — Рэчел замолчала и покраснела.

— А оттуда? — осторожно спросил Генри.

— В дамскую комнату, — смущенно ответила она. — После… То есть, когда я была там, я решила причесаться и обнаружила, что оставила в кабинете сумку. Я вернулась, мисс Френч была уже там. А моя сумка стояла на обычном месте — около стола. Не знаю, брал ее кто или нет.

— Скажите, кто-нибудь из тех, кто находился в темной комнате, видел вас, когда вы открывали дверь?

— Дональд видел, — уверенно ответила мисс Филд. — Он один стоял лицом к двери. А все остальные — спиной ко мне и были заняты фотографиями. По-моему, они меня не заметили.

— Ну что ж, — заметил Генри, — будем считать, что один только мистер Маккей вас заметил; кстати, он — единственный из всех стоявших там, у кого не было своего ключа от парадной двери.

— Я вот чего не пойму, инспектор, зачем кому-то нужно было брать мой ключ? Убийце не нужен был ключ, любой из нас мог свободно налить в термос циан.

— Нет, ключ нужен был убийце, мисс Филд, — твердо сказал Генри. — У него… или у нее действительно была возможность в течение вечера налить в термос яд. Но кто-то — скорее всего убийца — возвращался позднее. Уже после того, как мисс Пэнкхерст умерла.

Рэчел охнула.

— Зачем? — спросила она шепотом.

— Он вернулся для того, — уверенно продолжал Генри, — чтобы что-то найти… И искал он это в вашем чемодане.

— В моем? — Рэчел побледнела и, вцепившись в ручки кресла, на мгновение закрыла глаза. Затем она открыла их и, взглянув на Генри, улыбнулась.

— Простите, инспектор. Я так испугалась. Что он мог искать в моем чемодане?

Ее испуг удивил Генри.

— Но, мисс Филд, вы же еще позавчера знали, что кто-то рылся в вашем чемодане, — напомнил он.

— Да, но… Мне как-то не приходило в голову, что ее могли убить ради… того, чтобы взять что-то из моего чемодана…

— Тем не менее это скорее всего так. А исчезновение вашего ключа еще больше сужает круг поисков. Теперь вспомните хорошенько — я уже спрашивал об этом раньше, но мне нужен более точный ответ — кто из тех, кто был с вами в Париже, мог незаметно сунуть что-нибудь в ваш чемодан?

Рэчел ответила почти без колебаний:

— Только один человек, инспектор: Вероника Спенс. Сейчас я вспоминаю, что ни мистер Хили, ни мисс Мастере не заходили в мой номер в последний день. Да и вообще, когда я начала укладываться, мой чемодан был пуст. А Вероника то и дело сновала туда-сюда. И потом, когда я уже уложила часть вещей, меня вдруг позвала мисс Мастере, и Вероника одна осталась в моем номере…

Генри похолодел. Нелепо думать, что Вероника связана с преступной деятельностью. Но она могла невольно быть замешанной в какую-то историю, приведшую К убийству.

— Благодарю вас, мисс Филд, — сказал он. — Вы мне очень помогли. Думаю, нет необходимости просить вас никому не говорить о некоторых фактах, ну, например, о том, что убийца возвращался в редакцию.

— О да, инспектор! Я ценю ваше доверие. Не успела за нею закрыться дверь, как Генри схватил телефонную трубку и позвонил Бет Конноли в отдел мод.

— Вероника? — Бет не сразу ответила. — Нет, она сегодня для нас не работает… Не на примерке ли она у Николаса Найта? На следующей неделе она участвует в показе его новой коллекции…

— Что ж, попробую поймать ее там.

В приемной Найта на звонок отозвалась невозмутимая крашеная блондинка.

— Бэюсь, что не смгу сегодня сээдинить вэс сэтелье, — заявила она вежливо, но непреклонно. — Унэс рэптиция… Мэнэкэнщицу Верникуспенс? Нет — это свершенно исклчэется!

— Может быть, вы сможете ей кое-что передать, когда она освободится? — спросил Генри. Ему не хотелось ссылаться на Скотланд-Ярд. Блондинка неохотно ответила:

— Взможно, она выйдет ввремя лэнча…

— Скажите, что звонил дядя Генри. Я буду в «Оранжери» от половины первого до полтретьего и хотел бы, чтобы она позавтракала со мной. Упоминание об «Оранжери» произвело впечатление.

— Кэнэчно, я прэдам ей, — уже теплей ответила блондинка. Очевидно, Генри представлялся ей теперь богатым дядюшкой потенциальной покупательницы. Сам же он обеспокоенно подумал, что в кошельке у него всего четыре фунта десять шиллингов и, чтобы расплатиться за ленч в «Оранжери», ему придется занимать у Вероники.

В художественной редакции Патрик Уэлш стоял спиной к двери, что-то рисуя на чертежной доске. Он, не оборачиваясь, рявкнул вошедшему Генри:

— Читать умеете? Убирайтесь. Сюда входить запрещено!

Дональд Маккей поднял взгляд от макета и застенчиво улыбнулся:

— Доброе утро, инспектор.

— Это снова вы? — сказал Патрик, так и не обернувшись. — Что вам нужно? Мы заняты.

— Я хочу, чтобы вы оба мысленно вернулись к вечеру вторника. — Он взглянул на Дональда. — Мистер Маккей, вы говорили мне, что Рэчел Филд ни разу за весь вечер не выходила из редакторского кабинета. Но если вы подумаете хорошенько, вы вспомните, что это не так.

Дональд задумался.

— Да, был один момент, — сказал он. — Мы все стояли в темной комнате. Дверь на секунду отворилась и закрылась снова. По-моему, это была Рэчел. Но она увидела, что мы заняты, и ушла.

— По словам мисс Филд, она прошла через темную комнату к другой двери и оттуда в дамскую уборную.

— Да ничего подобного! — возразил Дональд, волнуясь.

— А вам как показалось, мистер Уэлш?

Патрик ответил не оборачиваясь:

— В ночь парижского выпуска у меня только и дел было, что следить — ходила ли Рэчел в уборную? И собственных забот хватает! — Он помолчал и буркнул:

— Она заходила сюда разок. Спрашивала, где Марджори. Я сказал, что в темной комнате.

— И что сделала Рэчел?

— По-моему, ушла. Я не заметил.

— В какую дверь?

— Говорю вам, понятия не имею. Я продолжал работать, а она, как всегда, незаметно исчезла.

Генри обратился к Дональду:

— Мисс Филд уверена, что вы видели ее и узнали.

— Я же сказал, что она только всунула в дверь голову, а потом вернулась в кабинет. Зачем я стал бы лгать о таких пустяках?

— Это отнюдь не пустяки, — ответил Генри. — Тот человек, которому понадобился ключ от парадных дверей «Стиля», должен был убедиться, что мисс Филд нет на месте. Только в этом случае он мог добраться до ее сумочки.

Дональд побледнел, потом вспыхнул и сердито буркнул:

— Если вы намекаете… это наглая ложь!

— Кстати, что вы сделали после того, как мисс Филд заглянула к вам в дверь?

Дональд смутился.

— Кажется, возвратился сюда… Не помню точно.

— А кроме вас, никто не выходил из темной комнаты?

— Да вроде нет…

— А вы не заходили отсюда в кабинет главного редактора?

— Конечно, нет! Патрик, ну хоть вы скажите!

— Меня не спрашивайте! Как я могу помнить, что вы делали два дня назад?

— Ну что ж, — приветливо произнес Генри, — если вы решите что-нибудь изменить в своем рассказе — я у себя.

Патрик Уэлш негромко произнес:

— Скатертью дорожка.

— Всего лучшего! — ответил Генри. Он вернулся в свою комнатенку и, позвонив мисс Френч, спросил, не сможет ли она уделить ему несколько минут своего драгоценного времени.

— Да, конечно. Я сейчас посмотрю, что у меня назначено. — Генри услышал приглушенное бормотание, затем резкий голос мисс Филд: «Нет, мисс Френч, это нельзя отложить. Это очень важно!» Наконец Марджори вернулась к телефону и спросила:

— Мне лучше самой зайти к вам?

— Да, пожалуй.

Не прошло и двух минут, как Марджори вошла к нему в кабинетик оживленная, энергичная. Большие топазовые серьги сверкали из-под отделанной норкой шляпы, темно-коричневый костюм и туфли из крокодиловой кожи, как всегда, были безупречны. Марджори села и взглянула на часы.

— Простите, инспектор. Мне теперь приходится работать и за себя, и за Элен. Не знаю, как справится с делом ее заместительница. У меня такое чувство, будто мне не хватает правой руки.

— Я вас не задержу. Сейчас, когда я познакомился с вашими служащими, мне бы хотелось, чтобы вы охарактеризовали каждого из них… Вот, например, Олуэн Пайпер. На мой взгляд, она умна, но не особенно тактична. Затем: хотя она очень любила мисс Пэнкхерст и даже преклонялась перед ней, смерть подруги ее не травмировала — мисс Пайпер стойкий, сильный человек. Мне кажется, она упряма, импульсивна, даже способна на жестокость. Но из моих слов не следует, конечно, что она могла совершить заранее обдуманное убийство. Ну как, согласны вы с такой характеристикой, мисс Френч? Вам нечего добавить к моему портрету Олуэн?

— Олуэн идеалистка, — неохотно ответила Марджори. — Она всегда идет напролом и делает то, что считает нужным, не задумываясь о последствиях.

— Опасное свойство! У нее, наверное, много врагов?

— Врагов? Я бы не сказала. Но она многих раздражает своим идеализмом. Например, она не понимает, что Терезе иногда приходится помещать на видном месте платье, которое ей не так уж нравится, потому что владелец фабрики платит тысячи за рекламу у нас. Или тот кошмарный случай после демонстрации моделей Николаса Найта! Николас спросил ее, что она думает о его моделях, и Олуэн сказала: все они или ужасны, или слизаны с парижских. С ним чуть истерика не случилась. Может быть, это была не лучшая из его коллекций, но нельзя же говорить людям в лицо такие вещи! С Олуэн нелегко иметь дело.

— Все это очень интересно, — сказал Генри. — А теперь расскажите о Терезе Мастере. Или, верней, о мистере и миссис Майкл Хили. Мне все уши прожужжали, что у Элен с Майклом был роман. Вы сами первая довели это до моего сведения. Зачем вам это было нужно? — спросил он строго, как на допросе. Но если он рассчитывал запугать Марджори, его ждало разочарование.

Она только улыбнулась слегка и сказала:

— Я хотела вам помочь.

— Но вы не сказали мне всей правды, — возразил Генри. — Так давайте же поговорим начистоту. Вы ведь знали, что Майкл Хили тяжело, смертельно болен? Это знали и вы, и Патрик, и Элен. Но ни сам Майкл Хили, ни его жена и не подозревают об этом. И чтобы скрыть это от них, вы вводили в заблуждение и меня.

Марджори удивленно на него поглядела.

— Не понимаю, откуда вы взяли эту небылицу, инспектор? Здесь нет ни доли правды. Если не считать легкого нервного перенапряжения, Майкл совершенно здоров. Кто-то распространяет вздорные слухи…

— Это не вздорные слухи, — сказал Генри. — Слух исходит от самой Элен. Она говорила об этом по телефону мистеру Уэлшу всего за несколько часов до того, как ее отравили. — Марджори глядела на него в полной растерянности. — Элен сказала мистеру Уэлшу, что человек, которого она любит, умирает от рака, но сам он не знает об этом, не знает и его жена…

Марджори вдруг как-то сникла. Ее лицо даже под слоем косметики стало мертвенно-бледным, и шляпа съехала на глаза. Генри, который, несмотря на весь свой опыт, так и не привык к тому, что на допросах люди иногда падают в обморок, был ошеломлен. Он сразу же вскочил, но Марджори уже открыла глаза.

— Нет, — сказала она слабым голосом, — не надо… Все в порядке. — Она выпрямилась, поднесла руку ко лбу, машинально поправила шляпу. — Может быть, вы принесете мне стакан воды?

Генри был восхищен самообладанием этой женщины, ее силой воли. Но к восхищению примешивалась мысль, что такая женщина вполне способна совершить убийство, если сочтет это необходимым.

Когда он вернулся со стаканом воды, Марджори пудрила нос. Улыбнувшись, она поблагодарила его, затем достала из серебряной коробочки таблетку и проглотила ее.

— Я уверяю вас, инспектор, — сказала она, — что вся эта история — чистейший вымысел. Очень прошу вас не распространять ее. Вы же понимаете, что это взбудоражит всю редакцию, а Терезе с Майклом будет очень неприятно и тяжело. И зачем понадобилось Патрику это выдумывать? Хотя он ирландец, любит присочинить. Уж поверьте мне… Я хорошо его знаю.

— Ну еще бы, — усмехнулся Генри. — Впрочем, тридцать два года изрядный срок…

— Значит, вы все уже знаете? — Марджори нисколько не смутилась. — Я и не сомневалась, что это станет вам известно. Я надеюсь на вашу сдержанность.

— Я всегда по возможности сдержан, — ответил Генри. — Я только хочу понять, зачем вам понадобилось делать из этого тайну?

Марджори замялась.

— Мистер Горинг категорически против того, чтобы муж и жена работали в одной редакции, — сказала она наконец. — Когда одна наша сотрудница решила выйти замуж за служащего из отдела рекламы, он им прямо сказал: один из вас должен уйти с работы. Таков порядок.

— Да, но как же…

— Тереза и Майкл? Ну это особый случай. Мне пришлось воевать за них чуть ли не год. Но не могла же я сразу после этого прийти к мистеру Горингу и предложить взять на работу моего мужа, хотя была убеждена, что Патрик отлично справится с делом. Вот мы и решили засекретиться на время.

— А почему «на время»? — заинтересовался Генри.

— Не выдавайте нас, инспектор. Когда в марте я уйду со своего поста, мы с Патриком снова будем жить вместе. В редакции мы скажем, что решили пожениться. Никто ведь не знает, что мы давно женаты.

— Понятно, — сказал Генри. — И что, мистера Уэлша так же, как и вас, радует эта перспектива?

— Конечно! — холодно ответила Марджори. Она некоторое время изучала свои ярко-красные ногти. — Патрик — человек безалаберный, но он станет куда счастливее, когда начнет вести спокойную, упорядоченную жизнь в нормальном доме, а не в этой жуткой студии.

— Да-а, студия у него хоть куда!

Марджори взглянула на инспектора.

— Вы там были?

— Вчера вечером… — ответил Генри. И неожиданно спросил:

— По-моему, мистер Уэлш очень нежно относился к Элен Пэнкхерст, не так ли?

— Чисто платонически, — сухо сказала Марджори.

Генри не стал спорить.