Следующий день не принес ничего нового.
Генри и Эмми сидели в гостиной.
— Я уверен, что это — одна из дочерей, — сказал Генри.
— Или Долли.
— Или Долли, — кивнул Генри.
— Предположим, что один из мужей подговорил свою жену.
Генри покачал головой.
— Каким же надо быть монстром, чтобы отравить старую мать, и только из-за денег, которые каждая из дочерей все равно получила бы рано или поздно.
— А кто хотел отравить Долли?
— Знаешь, дорогая, по-моему, тут какое-то недоразумение.
— Генри, неужели ты думаешь, что я подсыпала порошок?
— Конечно, нет! — Генри вздохнул. — Но так это может выглядеть. А теперь, — добавил он, — нам пора собираться.
— Собираться?
— Да. Дело закончено, я позвонил начальству, мы уезжаем.
— Ах, Генри, — сочувственно проговорила Эмми, — значит, ты сдаешься?
Он улыбнулся, но это была вымученная улыбка.
— Не совсем, я надеюсь.
Эмми отправилась на поиски миссис Биллинг, обнаружила ее на кухне и сообщила, что они уезжают в Лондон этим вечером. Миссис Биллинг не очень сожалела.
— В таком случае, мэм, — сказала она, — разрешите мне убрать постель в вашей комнате. Затем, в мрачном расположении духа, Эмми вышла прогуляться в сад. Она мысленно перебирала всех участников этой драмы: красавица Даффи, педантичный мистер Планкет, Эдуард Дюваль, Примроуз...
Вдруг на втором этаже распахнулось окно, и миссис Биллинг громко позвала:
— Мэм!
— Что случилось, миссис Биллинг?
— Извините, что беспокою вас, но я не могу найти грязные простыни. Их нет в обычном месте.
— О, простите, но я не знала, где их обычное место, — ответила Эмми. — Сейчас поднимусь.
Действительно, Эмми складывала грязные простыни в нижнем ящике шкафа. Теперь она достала их все, а последняя пара, которую она сняла с постели Долли, лежала в комнате миссис Биллинг.
Эмми наклонилась и потянула из ящика смятые простыни.
— Вот они, — начала она и замолчала, держа в руке простыни, из которых сыпался белый, как снег, порошок. Потом медленно проговорила: — Я думаю, что эти простыни не надо сдавать в прачечную.
— Да? — удивилась миссис Биллинг. — А по-моему, они очень грязные.
— Оставьте все, как есть, и ничего не трогайте. Я пойду разыщу своего мужа.
Сары Мессингем дома не оказалось, и Генри оставил сообщение, чтобы она зашла к ним немедленно.
Сара примчалась после пяти, очень заинтригованная. Она осторожно насыпала белый порошок в чистый конверт.
— Мы исследуем его, — сказала она, — но я уверена, что это — тот же самый. Любопытно. Я думала о том, что яд может проникать через кожу...
— Дерматон! — вдруг воскликнула Эмми.
— Что?
— Когда мы искали пакет в комнате у Долли, я заметила в ящике тюбик дерматона.
— Если у Долли был дерматит, то это многое объясняет. Даже ничтожное количество порошка могло вызвать такой эффект. Побегу, отдам порошок в лабораторию.
— Вы столько делаете для нас! Как я буду расплачиваться?
— Я пришлю вам счет.
Сара улыбнулась, махнула рукой и вышла.
Но Эмми стояла на лестнице очень задумчивая.
— Счет?
— Она пошутила, Эмми.
— Да нет же! Не будь дураком. Счет?!
— Послушай...
— В библиотеке. В столе лорда Балаклавы. Там полно счетов. Должны быть и от врача. Они бросились в библиотеку и еще раз перерыли карточный столик. Действительно, счета от врачей были. То мигрень, то несварение желудка, что случается в любой семье. Несколько счетов от гинеколога — нечего и объяснять. А вот три счета от доктора Томпсона на Харлей-стрит были весьма внушительными.
И еще... Леди Балаклава поправляла свое здоровье в одной частной лечебнице и провела там три недели.
Но больше — ничего.
Генри оставалось только узнать, где теперь проживает доктор Томпсон.