Над головами светило жаркое солнце, под ногами блестели мелкие лужи, оставшиеся от вчерашнего дождя, и болото, простиравшееся до самой базы лесников, выглядело более чем живописно. То тут, то там виднелись кувшинки, в небольших оконцах плескалась чистая синяя вода, обрамленная буйной зеленью камышей. Другая оконечность болот уходила вдаль сливалась с небесной синевой. Полесье болотистый край, край изуродованной исковерканной людьми природы. Хотя это спорный вопрос, является Зона делом рук человека, или же это неповторимое произведение вселенских механизмов и планетарный катализатор.

- Ирис говорил, что болота тут не глубоки, так, лужи, а на самом деле попробуй их пройди.

- Он прав, у Экс-один они куда глубже, этакие бездонные пропасти населенные весьма удивительными созданиям, среди которых много неизвестных мне видов - василиск, кикиморы, утопцы, и это далеко не вся их разновидность.

- Кикиморы? – Коперник осторожно шел за Протосом, не спуская глаз с тропы. Идти было трудно, скальная гряда, выходящая на поверхность, скрывалась под водой, и рассмотреть ее под ногами не представлялось возможным.

- Кикимора - название условное, местное. Предположительно существовали в пермском периоде, окаменевших остатков их так и не нашли, но у прозрень-камня водится множество живых экземпляров. Прозрень-камень место особое. Мне его показал один очень симпатичный местный житель, когда я гостил у Евгения Петровича. Любопытный такой старичок, он там вроде проводника, и болота знает, как свои пять пальцев. Пространство изгибается вокруг прозрень-камня в виде сегментов, и, если судить по тому, что я наблюдал - каждый сегмент это одна из временных эпох прошлого. Иногда сегменты не просто вращаются вокруг прозрень-камня, как узоры в калейдоскопе, а соприкасаются с нашим пространством образуя некие «окна», через которые время от времени к нам проламываются представители той или иной эпохи. Я часами сидел на прозрень-камне и как завороженный смотрел на биографию земли.

- Первый раз слышу о таком камне, Доктор. Зона не так уж и велика, а слухи тут расползаются  быстрее огня.

- Уважаемый Крамарь – учитывая прожорливость гостей из прошлого, это весьма сомнительно. Возможно, прозрень-камень и видели раньше, но вряд ли от него возвращались, чтобы о нем рассказать. Найти его весьма тяжело и Митрич, тот самый проводник, не очень любит водить туда гостей. Чудной старик, добрейшей души, но очень нелюдимый, с ним тяжело сойтись, намного тяжелее, чем с Шуманом. У Шумана своеобразное чувство юмора и взбалмошный взрывной характер, который может стерпеть только Ионов, если и он не сбежал до сих пор. Для Шумана прозрень-камень это еще один артефакт, сминающий пространственный континуум, для меня же это прежде всего чудо природы. Стойте!

Доктор невесомыми легкими прыжками опередил колонну, сделав предупредительный жест, и путники застыли. Из водной глади, сбоку от тропы, показался тонкий бледный усик венчавшийся янтарным глазом. Глаз какое-то мгновение изучал пришельцев, а потом скрылся под водой. Доктор махнул рукой:

- Усовертка. Она вас не знает, потому боится - не стоит беспокоить ее понапрасну.

- Мы не станем ее пугать, пусть вылазит – Крамарь с любопытством заглянул вглубь, силясь разглядеть усовертку.

- Друг мой, если она вылезет – то боюсь, что испугаетесь именно вы. Человеку свойственно бояться неизвестного, страх сидит в нашей первобытной природе слишком глубоко, чтобы его можно было искоренить, ссылаясь лишь на силу разума и на несколько жалких тысяч лет человеческой эволюции. Мы научились превозмогать трудности, защищаясь от хищников и от природы, используя внешние орудия мира, и, возможно, в тот самый миг, когда обезьяний сосуд впервые осознанно взял в руки палку, она перестала быть обезьяной, но и человеком от этого тоже не стала, не до конца. Вот у вас в руках оружие, но чего оно стоит по сравнению с созидательной силой природы? Можно, конечно, взять оружие мощнее, развязать слепую, разрушающую неконтролируемую силу атома, погубить природу, погубить вместе с ней и себя - но истребить собственный страх при этом невозможно.

- Я это уже где-то слышал – Коперник прихлопнул севшего на шею комара – подожди, это же Лист говорил, почти слово в слово – «нам не понять Зону, не понять самих себя, пока мы смотрим на все сквозь прицел…»

- Лист? Тот, спасенный из грузовика? – Доктор с любопытством взглянул на путника и осторожно столкнул ногой с тропы застрекотавшую при виде людей мину, наблюдая как она помигивая огнями, идет ко дну – будет весьма интересно с ним поговорить.

 - Если человечество способно рождать такие мысли возможно, не все потеряно – констатировал Протос - но приходить к мысли, и разворачивать их воплощение в социуме вещи разные, очень часто неосуществимые. Люди веками говорят о мире, не переставая создавать более разрушительные виды оружия, не в силах вместить истину - страх рождает смерть. Страх преследует вас с той самой поры, как ваш обезьяний предок-сосуд, увидев горящее пламя, устрашился, не поняв - пламя, зреющее внутри него, намного сильнее внешнего огня и способно как к разрушению, так и к созиданию. У кеноидов нет орудий, мы не имеем страха, и потому нам не нужны внешние приспособления для защиты от мира – заложенные внутри нас инструменты намного разнообразнее для его созидания. Мы опасаемся лишь вашей беспечности, и если бы гибель вашего вида касалась только вас самих - мы не мешали бы вашему выбору, но вы тянете за собой гибель всего живого, по праву первичности возникшего разума, забрав право жить у других.

- Доктор, оружие - зло, но это вынужденная мера защиты.

- Не таким ли принципом руководствовалось США, нанося превентивный удар по СССР в девяносто пятом году? Они точно также оправдывали себя защищая мир от коммунистической угрозы ущемляющей их свободу. Вопрос в природе свободы: имеющие свободу внутри, способны даровать ее другим, возводя в новое состояние, освобождая от оков страха. Свобода всевластия устраняет конкурентов без всяческого зазрения совести, которая не берется в расчет точно так же, как и грядущие последствия планетарной катастрофы, не отделяющей правых от виноватых. Закрывая глаза на очевидные факты, мы возвели ее возможность в область вероятной угрозы, в то время как она неминуема.

- Кеноиды - это понятно, но почему у вас за спиной автомат?

- Человек без оружия привлекает внимание намного большее, чем с ним. Деталь сталкерской экипировки, хотя я даже и не помню, когда стрелял из него в последний раз, да и заряжен ли он вообще. Но я понимаю, о чем вы. Ядерный потенциал, призванный быть гарантом мира, является одновременно источником страха, не решает проблему агрессивности.

- Протос, почему Род нам помогает? – Коперник спрыгнул со скальной гряды, с облегчением ступив на твердую землю окидывая взглядом проделанный путь.

- Вы также имеете шанс на существование, даже если агрессивны и нетерпимы. Заставляя оглянуться, мы помогаем в первую очередь себе, помогая устранить разлом эволюции и не пустить события на самотек, как это делаете вы.

Протос опустил голову, показывая, что он устал, а Крамарь задумчиво почесал щетину:

- Доктор, положим, можно научить думать иначе молодежь, но старого кобеля в таком возрасте трюкам не научишь.

Раздались кашляющие звуки, Протос запрокинул голову назад и оскалил внушительные клыки. Было жутковато смотреть, как смеется кеноид, и путникам понадобилось приложить немало усилий, чтобы не потянутся за оружием. Кеноид спрятал клыки и растянул губы в подобие ухмылки – получилось у него не очень и заставило бежать мурашки еще быстрее. Доктор деликатно хмыкнул, наблюдая за сконфузившимися путниками, и Протос, отсмеявшись, спрятал клыки:

 - Учиться не поздно никогда, разум сам определяет критерии старости. 

Крамарь согласно кивнул, рассматривая ленту бетонного кольца, по верху которого вилась проволока, ловя себя на том, что краем сознания отмечает пути прорыва на вражескую территорию. Прав кеноид - с возрастом враждебность становится привычкой, человек все время пребывает в напряжении и ищет спусковой крючок, вместо того чтобы искать причины проблем в себе самом. В конечном результате, выпущенное из языка слово ранит ничуть не меньше чем патрон, но если тело можно подштопать аптечкой, то для души их еще не придумали. А может так и должно быть? Пока она болит, еще не все для нас потеряно, еще не все огрубело там, в сердцевине, где все еще теплится огонек. Коперник понимающе хлопнул старого вояку по плечу, Варяг подмигнул, а Дуда согласно кивал головой, слушая объяснения Доктора, указывающего рукой в сторону темнеющего леса.

База лесников стояла на возвышении, имела хорошо простреливаемый обзор и была свободна от аномалий, в низине же от них было не протолкнуться. Слева виднелся едва заметный хуторок, несколько темнеющих, покосившихся от времени деревянных домов и брошенная на ее окраинах строительная техника. По всей видимости, возведение Глуши не было закончено в полной мере, и не совсем понятно на кой она здесь сдались. Не на случай же внезапной атаки со стороны выворотников? Если о них знали десять лет назад, то почему оставили целый сектор без прикрытия и присмотра? Периметр не в счет, это сдерживающий фактор, временная мера призванная не дать расползтись заразе Зоны. Хотя она не будет спрашивать, с очередным прорывом возьмет и шагнет дальше, подобно раковой клетке въедаясь в плоть планеты, ползя все дальше и дальше, пока не поглотит все доступное пространство. Но пока что она молчала, ждала.

Снайперы на вышках, увидев путников, сначала подняли винтовки, а потом, заметив кеноида, потеряли к ним интерес и повернулись в другую сторону. Нет, им было интересно, со вчерашнего вечера слух о грядущем исходе летал по базе, но если они в очередной раз прозевают шпиков, будет не до смеха. Шпики гнездились далеко за хутором упырей, у самой опушки Чертова Леса, представляя опасность куда большую, чем регулярно совершающий набеги на Заслон постулат. На Заслоне было порой жарковато, и от пробивающихся со стороны Экс-два отрядов постулата и от тварей. Но кеноиды дело знали туго, вся живность, крупнее мыши предпочитала бродить по окраинам и к людям не подходить. А постулатовцев нередко брали в плен. Стоило кеноидам выпустить парализующую волну, как они с грохотом падали на потрескавшийся и изрытый танковыми гусеницами асфальт. Ребятам с Заслона только и оставалось, что поглядывать по сторонам и волочь их после очередного боя через минные поля и колючку на свою сторону. Тут кеноиды давали волю своим способностям: ведущий прайда, помахивая пушистым хвостом, не спеша ходил меж едва дышащих постулатовцев ища бреши в психоблокаде фанатиков. Блокада велась с помощью какой-то изуверской технологии и была рассчитана на людей, но не на псиоников, которые с легкостью находили в ней бреши, обезвреживали и снимали. Чего греха таить, рыдали вызволенные постулатовцы в три ручья, и о таких ужасах рассказывали, что у бывалых лесников волосы на голове шевелились. Им верили на слово, не споря и не сомневаясь – если ведущий прайда подтверждал, что человек чист и ему можно верить, то его отводили на базу, пробиваясь через болото. Но, побыв какое-то время среди людей, они чаще просились обратно на Заслон, и сражались с таким остервенением, что диву давались даже самые отъявленные смельчаки. Им было за что мстить - за время в плену, за украденные воспоминания, за кровь на руках. По их словам, постулат не только Экс-два  держал в руках, но и Припять, мертвый Город, где были, оказывается, выжившие гражданские, не выродившиеся в Зоне за эти годы.  

После возникновения Зоны эвакуация проводилась спешно, в панике, никто не ожидал и не мог быть готовым к такому. Не хватало времени, не хватало необходимого транспорта, и самое главное - не было проводников, чтобы вывести колонны из аномальных коридоров. Население из окраинных районов эвакуировали полностью, но тех, кто был в радиусе бывшей тридцатикилометровой зоны, считали пропавшим без вести. Исполинский всплеск аномальной энергии сжигал электронику, сжигал обмотки автомобильных генераторов, десятки военных грузовых вертолетов падали с небес один за другим без всяких видимых причин и от их использования вскоре отказались для того, чтобы не множить дальнейшие бессмысленные жертвы. Спустя много лет, можно было встретить в Зоне множество ржавых остов крылатых машин увешанных жгучим пухом. Вторая Чернобыльская трагедия всколыхнула планету, но через несколько дней ее затмил и отодвинул на второй план канувший в небытие Севастополь, вспыхнувший в ярких проблесках света, принятий за ядерные удары с оказавшегося в территориальных водах СССР авианосца «Теодор Рузвельт». Позже поступала оперативная информация, что в это же время соединения американской флотилии были замечены также в Белом и Баренцевом морях, после исчезновения Севастополя и авианосца спешно отошедшей в нейтральные воды и вопящей на весь мир о своей непричастности к Севастопольскому инциденту. В Первую, Чернобыльскую Зону, были спешно направлены экстренно сформированные заградительные колоны, но после того как они не вернулись, Периметр наглухо закрыли и взялись за спасение Севастополя, однако спасать там было некого. Многомилионное население исчезло в один момент, оставив опустевший город. Дискуссии о том, что возникновению Зон способствовало использованное вражескими спецслужбами оружие массового поражения нового, невиданного типа, велись очень долго, однако оно не давало ответов почему мертв Севастополь, почему там не растет даже трава, глохнут двигатели и электроника. Все списывалось на новый тип вооружения, с чем США соглашалось, однако утверждая, что применили его русские, выпустив из-под контроля новую технологию, и созвали внеочередное совещание ООН, потребовав от СССР отчета о новом виде оружия, и настояли на присутствии в образовавшихся Зонах международных комиссий. На приезд комиссий ООН СССР дало согласие, основав на Периметре первый миротворческий контингент, через полгода погибший под прорывом, но отчет об оружии давать отказалось, потребовав, чтобы вместо домыслов США предоставили реальные доказательства его существования.

Часовые, стоявшие у входа на базу, переминались с ноги на ногу и, плюнув на устав несения караульной службы, перекидывались на ржавой бочке в карты. Увидев путников, бросили косой взгляд, однако к шлагбауму не подошли, и вообще не проявили никакого интереса, словно такие визиты случались по сто раз по дню. Коперник побагровел, увидев явное пренебрежение к службе. За такой караул в Арсенале их немедля отправили бы чистить выгребные ямы. Но тут его обвила тугая волна, разом пригвоздив к месту, в боковой караулке блеснули огненные глаза и, постукивая острыми когтями, оттуда вышел чепрачного окраса кеноид. Он окинул их грустным взглядом, увидев прыгающие в глазах Доктора ироничные огоньки, приветственно махнул ему хвостом, зевнул на показ, и ушел обратно в караулку. Сдерживающее поле исчезло, караульные встали, отвешивая проигравшим подзатыльники, и подошли к путникам.

- Здорова, ребята! Не смотрите что у нас тут так это …немного расхлябано – когда тебя страхуют кены, можно немного расслабиться. Шпики никогда не перлись бы в лоб - их Людвиг за версту чует, а вот сталкеров ни за что не пропустит. У них к ним свои, особые счеты. Так что будьте как дома, у нас тут весело, скучать не будете. Оружием размахивать не советую, особенно с непривычки, кены спрашивать не станут – спеленают, и скажите спасибо, если дыхание оставят.

- Может сдать при входе? – Крамарь потянул с плеча автомат.

- Да не, не стоит. Еще потянет кто, а кены в наши дела не вмешиваются, потом крайнего не отыщите.

- Бардак у вас, ребята, дисциплины не хватает – Коперник положил руки на ремень, и впился взглядом в конопатого.

- Товарищ майор, докладывает старшина Чередниченко: происшествий нет, нарушителей периметра не обнаружено, за время дежурства ничего подозрительного не происходило, активности со стороны шпиков не наблюдалось. Пальма разродилась благополучно и вскоре готова приступить к дежурству и караульной службе. Щенки кенов обладают высоким индексом пси-активности и сформированным речевым аппаратом, пригодным для прямого словестного общения.

- Молодец, Чередниченко. Объявляю благодарность, и мои поздравления Пальме.

- Зря вы так, товарищ майор. Это целое событие, щенки обладающие речью, мы этого ждали много поколений. Как видите, я могу и по-уставному, но хочу подчеркнуть, устав ни коем образом не должен заменять сердечности. Это снижает уровень эмпатии и ухудшает связь с напарником в боевых условиях, а значит, подрывает боеспособность.

Коперник кивнул:

- Извини, боец. Нелегко привыкнуть, что тут все по-другому. Вам виднее как организовывать оборону. Смотришь на эти плакаты – он указал на размытые дождями изображения - и думаешь, что ты до сих пор на большой земле, в учебке.

- Бывает, товарищ майор. После Экс-два мы и этому рады. Брюс вас ждет с самого утра, он собрался с офицерами в «Пьяном упыре» - это наш бар, будете идти мимо, не промахнетесь. Но, если вдруг заблудитесь, спросите дежурных кенов, говорить, как Протос, они не умеют, но дорогу укажут и проведут.

- Не стоит, у нас есть провожатый… - Коперник обернулся, однако ни Доктора, ни главы Рода уже не было.

- Так как нам отличить дежурного кена? – Крамарь, налаживая отношения, бросил часовому пачку «путних» сигарет.

Чередниченко, ловко поймав пачку в воздухе, широко улыбнулся:

 - Да проще простого – у него на шее бирка висит «дежурный».

Путники пожали плечами и не торопясь пошли в указанном направлении, сопровождаемые взглядами снайперов, которые, видя со своих позиций один и тот же опостылевший за день пейзаж, были не прочь найти занятие поинтереснее. А что может быть интереснее, чем представители пути на «стой-замри»? Будет что рассказать вечером ребятам в баре. Как этого высокого Людвиг ловко спеленал, тот даже пикнуть не успел! Доктор, пройдоха, ведь не предупредил, а если у кого сердце слабое? Оно ведь с перепугу всякое может быть. Хотя, на пугливого майор путников явно не тянул, даже Рыжий, и тот в струнку вытянулся, и чин по чину выдавал, как положено по уставу, забыв, что перед ним путник. Хотя Брюс и приказал валять перед путниками дурку, но, майор, наверное, раскусил этот трюк. Интересно бы знать, раскусил или нет? С чего вдруг взял что майор? Да оптика на винтовке будь здоров – не то, что погоны, стежки пунктирной красной звездочки на броне видны. Винтовку направлять, конечно же, не стал – влетело бы за такое провокационное движение, а вот оптику снять и смотреть в пол оборота, это в два счета. Вот такие вот мы, снайпера, народ, до подробностей весьма охочие, а иначе в нашей профессии никак. Эх, стрельнуть что ли у Рыжего, сигаретку?

- Коперник, а не кажется тебе, что нас водят за нос? – прошептал Крамарь, осматривая расположение огромных ангаров.

- У них нет оснований нам доверять, конечно, проверяют. А вот способности кеноидов это неожиданность. Мы все знали, у них тут на Глуши собаки. Ну, собаки и собаки, что тут такого особого? Но нам даже в страшном сне не могла привидеться параллельно развивающаяся ветвь разума! Оборотни, доминусы, морлоки – это все известно, понятно – мутировавшие и выродившиеся в аномальном поле люди, но вот возникновения новой ветви разума… это что-то новое.

- Если лесники имели поддержку кеноидов, то почему сидели тише воды, ниже травы? С такими силами они давно могли стереть в пыль и постулат, да и нас тоже. Их хоть и меньше чем нас, но кто знает, скольких может спеленать такой псионик? После вылазки на Арсенал прайда кеноидов, лесникам только бы и осталось, что перещелкать нас как куропаток.

- А вам не кажется, что мы заблудились? Сплошные ангары и никого на горизонте? – вдруг встрял Дуда.

- Да они наблюдают за нами, голову на отсечение даю! - Крамарь скользнул глазами по крышам ржавых ангаров.

- Наблюдают. Значит надо делать то, что от нас хотят и ожидают – Коперник оглянулся по сторонам, и тут из-за ангара вышел лобастый кеноид с биркой на ошейнике и уселся на дороге, склонив голову на бок и вывалив розовый язык.

- Эээ... любезный… - тьфу ты, а ведь не могу – Крамарь смущенно посмотрел на остальных – не могу признать, что эта псина разумна. Словно затор какой-то в голове. Пока Протос говорил, все было словно на своих местах – раз говорит, значит, разумен, а тут овчарка как овчарка. Нет, сами пробуйте!

Пока путники переминались с ноги на ногу, Дуда присел, посмотрел кеноиду в глаза, тот вдруг встал и выжидательно посмотрел на людей.

- Так, уже лучше. Уверен, что ты сказал правильно? – Крамарь скосил глаза на молодого.

- Не уверен. Просто вдруг вспомнил наш бар и пьяного Браму в хменьном угаре, что-то орущего и доказывающего Скале. В голове словно зашумело – Дуда сделал вращательное движение кистью над головой – и будто рассмеялся кто-то внутри.

- Ага. Ну, веди нас, Сусанин, веди нас, герой, мы дружной толпою пойдем за тобой… только учти, болота тут рядом.

 Кеноид неторопливой походкой вел их через громады ангаров и заросли бурьяна, пока они не оказались во внутреннем кольце Глуши, незаметном снаружи. Какой мыслью пользовались проектировщики, неизвестно, но вряд ли удачной. Несколько двухэтажных кирпичных зданий выглядели как-то кособоко, местами покрылись трещинами, и светили наспех замурованными провалами, которые никто так и не удосужился побелить или заляпать краской. Длинные серые бараки выглядели немногим уютнее, но их угловатый вид напоминал скорее фермы, нежели казармы. Складывалось такое впечатление, что Глушь пережила сильное землетрясение или сокрушительный ракетный обстрел. Поскольку возможность использования для подобных целей летательных средств была весьма сомнительна, особенно вблизи центральных секторов, то в землетрясениях сомневаться не приходилось. Порой прорыв набирал таких титанических оборотов, что не выдерживали и рушились даже толстенные бетонные перекрытия, и уходила из-под ног стонущая земля.

Путники с интересом рассматривали внутреннее кольцо. За эти десять лет никто из них тут еще не был, переговоры о кратковременных перемириях велись у самого входа на базу, и, как правило, много времени не занимали. Лесники не были рады гостям, да и сами в гости не напрашивались, редко покидая территорию Глуши, уделяя основное внимание северу, где находился Экс-два, кишащий постулатовцами, и Чертову лесу, где время от времени появлялись и так же таинственно исчезали шпики. Среди сталкерской братии ходили упорные слухи, о том, что лесники нашли путь к Периметру со своей стороны, в обход Арсенала и Могильника, но это было весьма сомнительно – глубочайшие болота, образовавшиеся вместе с Зоной, были столь непроходимы, что соваться в них было равносильно смерти. Потому северо-западная сторона Периметра жила в относительном затишье, не прорываемая бандформированиями и прочими лицами нелегального происхождения. Однако слушать со стороны Зоны бесконечные леденящие крики и рев местной фауны было довольно жутко, и уже спустя несколько месяцев северо-западный Периметр обозвали парком мезозойского периода, передразнивая провалившуюся в советском кинопрокате ленту голливудских творцов. Офицеры из «мезозойского периода» шутя, предложили написать коллективное письмо Спилбергу и пригласить его на натуру в здешние болота, гарантируя незабываемую палитру впечатлений и фантастическую реалистичность картинки. Чем закончилась история с письмом, никто кто знает, но вместо Спилберга Зоной неожиданно заинтересовались отечественные кинематографисты, всего за неделю сняв такой сногсшибательный материал, что хроника «семь дней из прошлого», воочию демонстрирующая обитателей «мезозойского периода», порвала все мировые рейтинги. Выкупаемая в основном зарубежными спецслужбами и служащая в дальнейшем материалом для создания пособий по выживанию в северо-западном секторе. В титрах фильма шел список благодарностей к руководителям Минобороны и личному составу северо-западного Периметра Первой Чернобыльской Зоны, оказывающих неоценимую помощь, и принимающих активное участие в создании фильма. Но в них не упоминалось о безвестных солдатах, сражавшихся в «мезозое»: не был упомянут старшина Живицкий, тащивший окровавленного режиссера на своих плачах до самого Периметра, отстреливающийся до последнего патрона и отбивший драгоценную камеру у свирепня, не был упомянут лейтенант Кузьмин, прикрывающий съемочную группу и пропавший среди болот, не был упомянут рядовой Асамбеков, отбивающийся ножом от гидры. О них не было написано – они были навечно запечатлены на пленке, сразу став общенародными героями, получившими внеочередные звания. Из финального монтажа «Семь дней из прошлого» были убраны только самые кровавые сцены, и сцена исчезновения лейтенанта Кузьмина, чья судьба неизвестна до сих пор.

Кеноид посмотрел на Дуду, и кивком головы, совсем как человек, указал в сторону приземистого строения, на крыше которого отплясывал матерый упырь. Оружие само собой взлетело в руки путников, скупые очереди прорезали воздух, уходя трассерами в небо, и они отскочили за первый попавшийся ангар. Дуда, оставшийся на открытом пространстве перекатился через голову и упал в рытвину наполненную битым кирпичом, выставив ствол вверх ожидая нападения. Однако упырь не атаковал и, как ни в чем не бывало, дальше продолжал отплясывать на крыше бара. Кеноид, не тронувшийся с места, вдруг запрокинул голову вверх и оскалил в пароксизме смеха клыки.

- Эй, ребята, где вы там? Выходите, опасности нет! - прозвучал от бара встревоженный выстрелами голос.

Коперник осторожно выглянул из-за ангара. У дверей бара стоял изумленный, встревоженный выстрелами белобрысый лесник в камуфляже защитного цвета и, перехватив взгляд майора, посмотрел наверх.

- А, это… теперь точно Рыжему накостылять надо, он совсем забыл вас о нем предупредить - это морок, ну голограмма.

Он ловко как белка вскарабкался по отвесной серой стене, стал рядом с упырем и провел рукой по воздуху. Рука белобрысого нелепо торчала из груди упыря, а тот продолжал отплясывать, словно треплемое на ветру знамя.

Коперник сплюнул под ноги, Крамарь что-то проворчал, Дуда вылез из ямы, сплошь изгвазданный крошевом кирпича, Варяг скупо ухмыльнулся, а Молчун, пятый член отряда, промолчал. За все время рейда он не проронил ни слова - не зря его прозвали Молчуном. Говорил он крайне редко, предпочитая обмениваться жестами, всегда знал что делать, даже говорили, что он онемел, после того как его втянуло в «воронку», но это были вымыслы – говорить он умел, но чаще молчал. Вот и сейчас, разбежавшись и хватаясь за выступы, он вспрыгнул наверх за белобрысым, провел рукой по упырю, попробовал подергать его за клыки, пожал плечами и спрыгнул вниз, дожидаясь лесника. Тот спрыгнул следом, пожал руку Молчуну, потом всем остальным:

- Извините, ребята, накладочка вышла. Я Макс, Макс-снайпер. Так меня называют, хотя стрелок я так себе, стреляют и лучше. А этот морок, голограмму - он посмотрел наверх - кены повесили, давно повесили, когда мы тут все разгребали и бар организовали. Долго думали, как назвать, головы ломали - бар без названия, что корова без вымени – в общем, должно быть название, хоть он тут один на всю округу. Ну и набрались в самую зюзю, пока это самое дело обмывали. Сурен как шел обмывать, так заранее, видать, это дело начал, в дверь не вписался – все ржать, хотя сами косые – «Ну ты и гребешь, Сурен – как пьяный упырь!» Упырь ведь точь-в-точь так петляет, когда круги нарезает и от очереди уходит, ну а кены как всегда под ногами вертелись, зубы скалили и тихо прифигевали - с чего мы на все на рогах и ржем. Ну, мы им по-простецки ответили – «Не в обиду мол, но вам не понять, пока пол-литра сами не всосете!» Всосали кены или не всосали, но только хвосты мелькнули, из бара как сквозняком вынесло. Ну, мы посидели еще малехо, и давай расходиться, и так целую ночь на радостях открытие обмывали.

Выходит, значит, первым Бурлак, ноги тянет, за стену опирается, вышел он из бара во чисто поле, обернулся, сказать что-то хотел, но лыка не вяжет – и вдруг как заорет, ствол цап и очередью над головами. Ну, мы все как один попадали, бошки руками прикрыли – писец думаем, приплыли. Белочка видать набежала, хвостиком по мозгам навернула. Кинулся я, значит, с ног его сбил, автомат вырвал – глядь вверх – матерь божья – на крыше упырь пляшет! Ну, и заорал еще похлеще чем Бурлак и тоже очередью. Ну, хоть и поддатый был, заорал-таки по делу – «спасайся, кто может – упырь, сучара!!!». Мужики - кто внутрь ломанулся, кто на поддержку мне - грохот от очередей был, уши заложило, а он знай себе отплясывает. Тут смотрим, из кустов кен вываливается, ржет, зубы так характерно оскаливает, и голова опрокинута. Вкурили мы, что тут что-то не то, они ведь первыми тревогу бьют в таких случаях, а тут ржет, по земле катается – и не один, весь прайд в кустах угорает. Мы к ним – «че за фигня?», а они телепатируют – «шутка юмора мол». С тех пор он тут так и висит, но в чувстве юмора кенов мы больше не сомневались.

- Веселая история, только могли бы и предупредить. Еще сюрпризы имеются, а то хвататься нам за стволы, при случае, не хвататься? – Коперник посмотрел на часы – Если на этом все, то мы к Брюсу.

- Майор, это же не нарочно, мы давно привыкли к нему и внимания не обращаем, хотя поначалу самого мандраж пробирал аж до копчика – Макс открыл дверь и впустил путников в просторное помещение, в котором пахло травами и домашней кухней - Брюс за вами Анархиста послал, сообразив, что вы с непривычки тут заблудитесь, а Анархист, сукин сын, предупреждать не станет, мода у него такая, дурашливая. Говорит, между вами ментал есть, и он хочет с ним потолковать.

- Добро, пусть говорит. Все равно совещание только для офицерского состава. Дуда, Молчун – остаетесь с Максом, только в зюзю не напиваться, не шалить, и по морокам не стрелять.

Он толкнул толстую металлическую дверь, и протиснулся в бункер, в котором было накурено так, хоть вешай топор.

- Ну, начальство пусть толкует – кивнул Макс на бункер - а мы пошли, посидим у костра, да накатим с ребятами за знакомство. До зюзи поить не станем, приказ есть приказ, а за воссоединение не грех и выпить. Верно, Анархист?

Анархист согласно оскалил клыки, думая какие же будут люди веселые, когда накатят за знакомство.

Коперник пригнулся, чтобы не стукнутся головой об балку, и спустился по ступенькам вниз. При виде путников офицеры лесников встали, приветствуя гостей, а Брюс указал на свободные места:

- Что-то вы задержались, мы вас ждали немногим раньше, за время вашего отсутствия мы успели, как следует изучить документы и все как следует обсудить. Надеюсь, вы не против?

- Да нет, что вы, у вас так весело на Глуши - сначала болота, потом упырь этот, танцующий.

- Непорядок – нахмурился Брюс – Анархист должен был предупредить, он хороший эмпат, и может транслировать мысли напрямую в виде озвученной мысли.

- Ну, на то он и Анархист. Бог с ним, с упырем, местами было даже весело. Так что вы решили? – Коперник сел за стол, рассматривая внимательные, сосредоточенные лица, с воспаленными от бессонницы глазами.

- В целом, мы согласны, но у нас есть несколько встречных условий, касающихся внутренней структуры лесников, если мы согласимся войти в ряды ПРО, объединив былую раздробленность.

- В документах прямо указано - и Путь, и Лесники, в случае согласия, полностью сохраняют свою структуру и внутреннее соподчинение, в необходимых ситуациях прислушиваясь к мнению начальника разведывательной службы генералу Трепетову, которого все вы, здесь присутствующие, знаете как Звездочета. Хочу добавить, именно Трепетов описал возникшую ситуацию в Зоне, уделив особое внимание тому, в какой ситуации мы здесь оказались из-за недостаточности разведывательных данных десять лет назад и рискуя головой представил свой отчет в Минобороны. Можно сказать, только благодаря ему, мы воскресли как для общества, так и для родных.

- Майор - постукивая ладонью по столу, ответил Брюс – мы все уважаем заслуги Трепетова, и глубоко ценим все, что он для нас сделал. В этом нет никакого сомнения – вся база на ушах стоит и каждый норовит попасть в группу, что отправится к Периметру. Вопрос не в людях - вопрос в кеноидах. Как быть с ними?

- Я не понимаю о чем вы, Брюс. Если Род оказывает поддержку лесникам, то это ваше внутренне дело, мы не будем вмешиваться.

- Видите ли, Коперник – снял очки один из офицеров – так может показаться только на первый взгляд. На самом деле проблема кеноидов намного глубже. Она касается также и вас лично и пути, да и всего человечества в целом. Если позволите, Брюс, я поясню нашим гостям.

- Я не возражаю, Томенко, ксенобиология - это ваш конек.

- Спасибо. Покойный Марков ведь не просто так не шел на примирение с путем, с Кречетом. Говорят, о покойниках или хорошо, или никак, но выбирать не приходится. Если брать начало нашего раскола, то попав в Зону никто из нас еще не осознавал, с чем мы имеем дело, чем все это закончится, и главное когда. В таких условиях у многих не выдерживала психика. Многие из нас едва-едва закончили учебку, совсем еще дети, мы даже стрелять толком не умели, что уж говорить об умении воевать и выживать, тем более в Зоне. Я вот, например, с института загремел и страшнее кошки зверя в глаза не видел, а тут - Зона. Поэтому нервные срывы в условиях неизвестности, когда вокруг сжимались аномальные тиски, были неизбежны. Одна из возможностей их избежать, занять людей делом, вы это знаете не хуже меня. Офицеров среди нас можно было на пальцах пересчитать, и Марков с Кречетом разошлись во мнениях. Мы ушли за Марковым, предпочитая хотя бы делать попытки вырваться из этой удавки. Но я не об этом, я, главным образом, о кеноидах.

После того как Кайман вывел нас из аномального лабиринта предбанника и привел нас на базу, он сам открыл нам правду о Роде и прайдах. Уже тогда существовал Род, он был его основоположником, истоком - особь, имеющая соединенные цепи в сознании, открытые Доктором, и волей случая попавшая в Зоне в «стикс», особое аномальное поле. Поле настолько редкое, что даже в Зоне, щедрой на диковинные флюктуации времени-пространства, за десять лет оно возникало всего дважды – одно здесь, на Глуши - другое на Экс-один. Не буду вдаваться подробно в метафизику, я сам многого не понимаю, но в поле «стикса» время течет иначе, сразу в нескольких направлениях. Физическое время не отличается от нашего, но поле сознания и мыслительных процессов ускоряется в нем во множество раз, и чем ближе к центру «стикса», тем быстрее идет время. Кайман не говорил, сколько он был в эпицентре, но зародыш разума, вложенный в него Доктором, превратился в спрессовавшихся тысячах лет в разумную самосознающую единицу. Так появилась разумная ветвь кеноидов. Имея недюжинные способности разума и физической ловкости, истребив волколаков, он стал вожаком и вскоре, также как и они, стал обладать даром пси-восприятия, но умноженным в несколько раз. Тогда и созрела в нем мысль о создании Рода. Повинуясь его железной воле, стая слепышей вошла вслед за ним в «стикс», испила до дна и вышла измененной. В первом поколении кеноидов еще были слепыши, обладающие зачатками разума, но второе поколение, ровно через два года, превратилось в тот вид, который мы знаем теперь. Мы приняли это как данность – эта метаморфоза совершалась у нас на глазах, и сомневаться в ее истинности и эпохальности нам не приходится. Вполне возможно, что и наш далекий обезьяний предок попал в «стикс» или подобное поле, что объясняет мощный эволюционный скачок в одно поколение, о чем вам уже рассказывал Доктор.

Коперник помассировал виски:

- Томенко, я не понимаю, чем, собственно, вызвана озабоченность кеноидов в данном вопросе.

- Вопросом выживания вида – прозвучал голос с противоположного конца стола, где сидел седой как лунь кеноид – рано или поздно, люди увидят в нас конкурентов, что может повлечь за собой полное наше истребление. То, что показывали вам Протос, Людвиг или Анархист – игрушки по сравнению с мощью психической силы кеноидов и Рода. Я вижу в ваших мыслях вопрос - как лесники скрываются от прорыва без укрытий и бункеров как на Арсенале. Их защищаем мы, формируя поле, которое не может преодолеть управляемая стихия прорыва. Мы ответственны за людей - люди ответственны за нас, подарив нам возможность выжить и храня нашу тайну уже десять лет. Симбиоз и существование на равных – равновесие, в котором мы жили все эти годы. Пришло время перемен – в мир грядет иное, засеявшее искру разрушения, идущее собирать конечную жатву, и мы не хотим быть истребленными до того момента, как остановим его ход.

- Но…

- Молчи, человек, не утруждай меня словами, я вижу их задолго до того, как они возникнут у тебя в сознании. Я - Буран, сын Каймана, проживший уже десять лет, и не всегда имею достаточно сил, чтобы доносить слова Рода людям. Мои обязанности обычно исполняет Протос, но сегодня особый день – я не могу сидеть в стороне, наблюдая как уже сейчас, вы сеете зерна вражды между нашими видами. Если люди не изменят свой разум - погибнете не только вы, погибнет вся планета, призванная быть колыбелью разума для множества видов. Если ваша гордыня не позволит этого признать - это станет началом конца. Вам трудно вместить, что блохастая собака, звенящая цепью и служащая вам за миску помоев, может иметь разум не только не уступающий, но и превосходящий ваш собственный. И потому, дабы вы не чувствовали себя ущербными, не умея нас слышать, Протос и его линия добровольно пошли на изменение себя, перестраивая гортань для человеческой речи. И как сказал Брама: «пока Протос говорил - все было словно на своих местах – раз говорит, значит разумен». Мы готовились к этому - но мы можем давать полноценное потомство не раньше двух лет, и чтобы закрепить наш вид на уровне планеты, не требующий дальнейшей генетической коррекции, нужно семь поколений, четырнадцать лет. Из них прошло только десять. Марков исполнил свое слово перед Родом, дал нам столько времени, сколько смог жить сам. Сможет ли Путь дать гарантии, что наша тайна не будет разглашена и открыта миру без нашего ведома?

Седой кеноид повернул голову к Копернику, и тот только сейчас заметил, что его слова раздаются у него в голове.

- Я могу поручиться только за себя - ваше существование останется в тайне. За весь Путь я поручиться пока не могу, но думаю, Кречет поймет вашу обеспокоенность, и мы достигнем необходимого решения в принятии мер предосторожности.

- В таком случае Род поддерживает решение лесников о вступлении в ряды ПРО, при условии сохранения тайны нашего происхождения. Мы также окажем помощь экспедиции на Периметр, проводя охрану от аномальных воздействий на случай внезапного прорыва или атак псиоников. Прайд Грея на месте и готов к действию.

- Наши люди тоже готовы, они прошли предбанник. Коперник? – Брюс посмотрел на задумчивого майора.

Коперник посмотрел на запястье, проверяя данные с голема:

- БТРы на подходе, транспорт подан, проводники проведут вас к южному периметру. Если на этом все, то мы…

Тут Буран поднял седую голову и неожиданно обратился к Варягу:

- Какое вы имеете отношение к Роду?

- Я вас не понимаю – растеряно посмотрел на кеноида разведчик.

- В вашу сторону направлена мысль от некого Вереса – «Где тебя носит, сукин ты сын, меня же сейчас сожрут!».