Надпись «Бар» была криво, от руки, выведена на бетонной плите красной краской. Местами буквы потерлись, потекли кровавыми потеками, но небольшие группки сталкеров подтягивающиеся к узкому проему куда красноречивее указывали о характере заведения, что пользовалось несомненной популярностью. Лист сиротливо стоял на промозглом ветру, под серыми нудными тучами, что опять затянули небо и во все глаза разглядывал территорию бара, легендарную базу долга о которой он так был наслышан. Однако увиденное рознилось с той нерушимой, неприступной цитаделью, что рисовало ему воображение. По Периметру располагались крытые бронированные вышки с пулеметными гнездами, увенчанные мощными прожекторами, а в остальном такой же скупой дикий пейзаж заброшенных ангаров с выбитыми стеклами, покосившимися ржавыми дверями, забитыми крест-накрест проемами и резкими изгибами бетонных стен. Воображение же рисовало ряд танков вкопанных по башни в землю, накрытых маскировочными сетками, настороженно смотрящих угрожающими жерлами, выслеживая малейшее движение, несколько рядов проволочного заграждения, с пущенной по верху спиралью, глубокие рвы, утыканные острыми прутьями и сваренные из рельс ежи. Ежи непременно должны быть, а как же без них? Что если проснется жизнь в брошенных обогревших БТРах, что стояли вдоль дорог мертвыми недвижимыми глыбами, светя черными проплешинами разорванного метала, взрыкивая раскуроченными моторами и водя тупорылыми пулеметами в поисках человека?
После того как на самой окраине Дикой Территории их прижал к земле вот такой вот оживший металлический исполин, ожидать можно было всего. Верткий как ртуть Гремлин ползком преодолел пространство от наполненного гнилой жижей рва, в котором в последний момент успел схорониться порядком поредевший отряд Коперника, и бросить в черный проем разодранного борта несколько кусков пластида, что глухо ахнул, разрывая ожившую громадину на куски. Они еще долго пролежали в этом рве, молча глядя в мутное небо, прислушиваясь к недовольному карканью встревоженного воронья и считая оставшиеся патроны. Мертвых уже не несли, просто активизировали вшитый в ворот брони кусочек «нирваны», отдавая прощальную честь павшему товарищу и прикрывая глаза от вспышки, после которой не оставалось даже пепла.
Но танков не было, почти все их бросили еще в коридоре, когда земля вспучилась уродливыми горбами, исторгая из себя все новые и новые аномалии, что надвигались как приливная волна, сметая, сминая, словно жестянки, заставляя бросать застывшие, заглохнувшие машины и спешно отступать по странной полосе, что светилась в опустившемся мраке спасительным жемчужным сиянием. Мост пульсировал под ногами, раскачивался, словно трепаемый ураганным ветром, но терпеливо принимал все новых и новых людей, скрываясь в клубящемся густом тумане, пока не рухнул под тяжестью, выбрасывая выживших по ту грань пространства. Никто не понял тогда, что случилось, обессиленные и окровавленные они гибли в аномалиях, что выскакивали из-под земли на пустом месте и шли, шли, прокладывая путь смертями, волоча раненных и то немногое что осталось. Прошло время, пока люди пришли в себя, спешно укрепляясь на заводах «Ростка» и, зубами держась за жизнь, приобретая опыт выживания в чуждой среде, оттесняя мутантов и отчаянно ища пути назад. Погибая в аномалиях и под внезапно разразившимися выбросами, не желая идти на бессмысленную гибель часть людей взбунтовалась, и ушла в поисках выхода из аномального лабиринта вслед за мятежным полковником Лукашем, с потерями откатившись от Радара и осев на Армейских складах основав свободу.
Не было и колючего заграждения, от него остались лишь жалкие ошметки, не способные сдержать бесчисленные орды беснующихся тварей, что подстегиваемые неумолимой незримой силой, внезапно впадали в неистовство и, пропирая инстинкт самосохранения, неслись вперед, заполоняя глубокие рвы и разбиваясь темной массой по стенам.
От патруля долговцев, что неторопливо шел по территории, осматривая возможные ходы проникновения мелких тварей, отделилась высокая фигура и направилась к Листу:
- Что стоишь? Осматриваешься, небось, думаешь остаться, а?
Лист как всегда улыбнулся робкой, едва заметной улыбкой и перевел взгляд на прикуривающего Рустама:
- Я думал тут все иначе, по-другому. Ожидал увидеть что-то вроде крепости под натиском врагов…
- Разочарован? – понимающе кивнул Рустам и поежившись накинул капюшон – Когда мы сюда добрели, истекающие кровью, с кучей раненных и умирающих, набились во все доступные щели падая прямо на землю, то готовы были Богу молится даже за это, да мы и молились, те кто умел, а тот кто не умел, просто слушал. Почти все, кто тогда был ранен, попав в аномалии - умерли, гасли словно свечки, так и не приходя в сознание и не поняв, что с нами произошло. Возможно, для них так было лучше. Хотя кто знает, что для нас лучше, а что хуже. Было ведь нас тогда…
Рустам умолк, собираясь с мыслями и задумчиво провожая узкую багровую полоску, за которой пряталось садящееся солнце, что зацепилось краем за размытый истрескавшийся и выщербленный зуб башни напоминающей часовню.
- Много нас было, несколько тысяч, не меньше… никто не знает ни точного числа, ни того, за каким рожном нас послали сюда умирать в таком огромном количестве. Даже Воронин и тот не знает - сказали надо, значит надо. Отдали приказ, и нас, зеленых юнцов, сорвали прямо среди ночи из учебки и стальной бронетанковой колонной направили сюда. Техники нагнали, земля сотрясалась, наверное, на несколько километров вокруг. Сирены ревут, фонари по небу чертят, вдалеке горит что-то. Думаем все, война началась, конец всему. Облепили мы танки, словно муравьи и прямиком в голодное чрево Зоны. Да ладно, хватит, так ведь и раскиснуть не долго. Пошли в бар, помянем тех, кто не вернулся.
Они не спеша пошли по территории, провожаемые удивленными взглядами залетных бродяг. Не часто бывает, что бы угрюмый и замкнутый долговец вот так вот запанибрата разговаривал и шел вразвалочку со сталкером, это что же такого должно произойти, что бы они раскрыли свою опаленную дыханием Зоны душу? Тут неделю продержаться - экстриму на всю жизнь, а десять лет, об этом даже страшно подумать. Целых десять лет скитаться по Зоне в поисках надежды, не сдаться, не сломаться и не сойти с ума! Тот кто сдался, того уже нет, или еще хуже, бродит по берегам Янтарного озера. Рустам протиснулся в предбанник, стянул с плеча автомат и протянул плюгавенькому мужичонке:
- Держи Трофим, да не косись, со мной он, со мной.
- А на нем не написано что его пущать можно – уставился Трофим подозрительным взглядом – вона на прошлой неделе пустил - так мне Любич потом по шее накостылял. Документ кажи, где написано, без документов не велено.
- Трофим, не томи душу и так тошно. Потом принесу, Воронин занят и вообще, на поминки по братьям идем.
- Ну, помянуть это самое, земля пухом, только он ведь не долговец? А пропуска нету.
Раздались шаги, и из погреба поднялся взгрустнувший Брама:
- Трофим, что за шум?
- Да вот Рустам привел незнамо кого.
- Я тебе покажу незнамо кого! Да если бы не он, по мне бы отмечали, слабо под пулю прыгнуть? А?
Подвыпивший Брама прыгнул к Трофиму, схватил за шкирку и встряхнув повернул к Листу:
- Запоминай, песья сыть – это Лист! Хорошо запоминай, им со Звездочетом весь долг в долгу! А долги в долге…
- Будет, будет тебе Брама – оттянул его в сторону Рустам – иди, запомнил он, а мы сейчас нагоним и догоним.
Трофим пригладил реденькие, мышиного цвета волосы и боязливо протянул руку к автомату:
- Ну, стало быть, давай автомат, нельзя внутрь с оружием, сам видел, как может быть.
Сталкер протянул ему автомат, а Рустам пригрозил:
- Учти, патроны все пересчитаны, мы с рейда в сухую пришли, так что смотри. Если чего – пальцы переломаю.
Рустам раздраженно прошел через турникет и загрохотал каблуками по ступенькам. Лист нырнул следом и очутился в насквозь прокуренном Баре. Дым расходился сизыми кольцами и плавно уходил в бесшумно шуршащие вытяжки, однако даже отсюда был слышен его мягкий ароматный дух. Настоящих сигарет в Зоне давно не было, но умельцы, осевшие при Баре старые сталкеры, которым не было к кому возвращается за Периметр, давным-давно развели просторные плантации самосада, что по качеству и ароматности превосходил самые элитные виргинские сорта. Подкармливаемый им одним известным составом, самосад утратил способность накапливать никотин, взамен придавал бодрости и выводил радиоактивные частицы. Со старого ржавого хлама умельцы собрали конвейер и поставили свой товар на поток, да так споро, что «долговские» пользовались неизменным спросом и у приемщиков и у военных, которые забросили препараты для выведения радиации и с удовольствием смолили местную марку. Невероятно – но факт. долговцы сами не скупились и щедро расплачивались с мичуринцами за их труды и старики неплохо жили, чувствуя, что и они кому то нужны в этом мире, а по мастерству рассказывания баек им не было равным. Многие новшества были делом именно их натруженных ловких рук, неповторимыми шедеврами, начиная от знаменитой долговской брони, производство которой являлось одним из тщательно охраняемых секретов, заканчивая тонкой противоударной, аномально устойчивой электроникой ПДА, которые без их прошивок глохли уже на Кордоне.
Лист озадачено принялся выискивать глазами свободное место в просторном, битком наполненном зале, а бармен, крепкий кряжистый мужчина, поднял от полированной деревянной стойки голову и зычным голосом подозвал к себе:
- Здравствуй, сталкер. Проходи, располагайся, будь как дома. Задавать лишних вопросов не буду, если попал в бар – значит все в порядке, ребята не пропустят кого попало. Выпить, поесть, или, может, историю расскажешь?
- Крепкого не пью, я вообще то с Рустамом.
- А, так ты Лист? – заинтересовано посмотрел бармен - Как же, Бар слухами полниться, все только и говорят, как вы с Дикой Территории с боем прорывались. В душу у нас лезть не принято, захочешь, сам расскажешь, а крепкого тут никто не пьет, вредно это. Говорят, прозрачное стресс снимает, так только и голову тоже снимает. Чуть зазеваешься и все. Вот «Лоза», это другое дело и вкус и организму польза, Шуман до сих пор с моими дедами за рецепт торгуется.
- «Лоза»?
- Она родимая. Сорт вина такой, из здешнего, местного, винограда, от Зоны ведь не только беда, но и польза бывает. Просто уметь надо эту пользу увидеть. Напряжение снимает, усталость, но упиться при желании можно и ею, хотя хмель быстро исчезает без всяких последствий. Мечта алкоголика - никаких горящих труб и головной боли поутру.
- Что они – кивнул Лист в сторону сидящих особняком долговцев - то и мне. Только с хабаром у меня сейчас туго.
- Если тебя Рустам с собой привел, то об оплате, парень, можешь забыть. Не все исчисляется деньгами и артефактами, хотя за них в других частях Зоны тебе запросто выстрелят в спину.
Из-за длинного стола, обрушивая посуду, под недовольный гул остальных долговцев поднялся разошедшийся Брама и неуверенной, раскачивающейся походкой направился к бармену:
- Лист! – заревел он медведем на весь бар, заставив сталкеров подпрыгнуть от неожиданности и спешно расступиться перед его массивной фигурой – Брат ты мне теперь! Жизнь спас, грудью под пулю стал, снайпера наемников с одного выстрела снял, а это вам не «лозу» хлестать, для этого железо в хребтине иметь надо! Идем к нам, помянем, брат.
Поняв, что грустный Брама для окружающих куда опаснее, чем трезвый, Лист подставил плечо и поволок его обратно. Долговцы подвинулись, уступая место, а Браму от греха подальше прислонили в углу, где он благополучно засопел. Коперник налил в рюмку темно-рубиновую «лозу» и молча встал. Долговцы как один поднялись за майором:
- За тех, кто не дожил, кто не дождался обратного моста. Пока мы живы, вас будут помнить. За вас, ребята.
Долговцы выпили, минуту помолчали, а потом Коперник бросил на стол начатую пачку сигарет, закурил, пуская в потолок ароматную струю дыма, и посмотрел долгим изучающим взглядом:
- Удивил ты меня, мастерски стреляешь, давно не видел такой стрельбы, не в обиду Буяну будь сказано. Если бы не ты, то многие из нас не дошли, легли под пулями, пыхнув вспышками «нирваны» навеки оставаясь в Зоне. Потолковали мы тут с ребятами и решили предложить тебе вступить в долг, испытательный зачет ты прошел достойно. Понимаю, это кажется спешным решением, но многим здесь такое даже и не снилось. Не каждый день выпадает такая свистопляска, я уж припомнить не могу когда нас в последний раз так трепало. Стычки с бычьем в Темной долине, снайперские войны с наемниками, терки со свободой - это все мелочи по сравнению с катакомбами. Хотя свобода это так, глупость одна, давно надо было завязывать и поставить точку в этом расколе. Свои ведь ребята, но пошли за Лукашем, кровью на Радаре умылись, людей потеряли, что и не сосчитать, а все равно гнут свое. По большей части у нас с ними мир, хотя иной раз попадет им вожжа под хвост и давай стрелять, хотя причин для стрельбы особо и нет никаких, а все разговоры молодых и горячих как Грива, не в счет, пустое это. Так что скажешь?
- Возможно позже, не сейчас. У нас есть одно незавершенное дело, очень важное дело и пока мы его не решим, я не могу в полной мере располагать собой. Но в любом случае если понадобиться моя помощь, можете рассчитывать, хотя стрельба, убийства, от всего этого меня с души воротит. Одно дело в бою, когда нет выбора, когда или ты или тебя, но по приказу, без понимания цели.
Коперник кивнул:
- Понимаю, понимаю. Идеология, она ведь тоже приходит не сразу в чистом виде, ее надо выработать, выстрадать. Главное, что бы это все было не на страницах, написанных умниками, что сами ни разу не нюхали пороху, а в жизни. Без идеологии, без цели нельзя, иначе недолго скатится до тупой равнодушной машины, которой все равно за что жить и за что умирать. Потерявшие цель рано или поздно уходят к наемникам, и если у тебя своя дорога, то следуй ей и, найдя ответы на свои вопросы, возвращайся, тогда и поговорим. Я не мастер философствовать разводить умные беседы, мое дело бой, а с разговорами тебе к Схиме нужно, вон он сидит особняком. Думаю, вам найдется, о чем поговорить.
Коперник задумчиво посмотрел на Листа, не спеша разлил «лозу» по рюмкам и отвернулся. За спиной послышался едва различимый шепот бродяги, что сидел, переговариваясь с товарищами, и бросал на долговцев косые взгляды:
- И что, они всегда так? Слово скажут, будто одолжение сделают, а потом смотрят на тебя как на пустое место.
- Много ты понимаешь, Сурок. Зоны еще толком и не видел, а туда же, судить, толком не вникнув, что к чему. Кто ты такой, что бы их судить, зеленка? Думаешь легко здесь сидеть, сдерживать натиск разной нечисти да жулья? Это сейчас прогуляться к Бару с Кордона раз плюнуть, ну или два, если патроны есть. Вдвоем или втроем пройти по этому маршруту было почти невозможно, у тебя вон при виде слепыша и то поджилки трясутся, а ведь бывало, раньше кровососы даже на Свалке бегали. Тебе такое и в страшном сне не приснится, идешь с напарником, и слышишь сиплое рычание, словно из неоткуда, а кровосос вокруг тебя уже круги нарезает, петли вьет.
- Долговцы их почитай под корень извели, а это тебе не языком трепать – согласно кивнул другой ветеран, скребя проблескивающую лысину - имей уважение, иначе тебе его здесь втолкуют быстро и доходчиво. Да и о чем им с нами говорить? О том, как хорошо во внешнем мире? Ты вот, если не загнешься и будешь старших слушать, благополучно оттарабанишь свой строк и за Периметр, а им каково? Смекай.
Сконфузившийся Сурок уткнулся носом в тарелку, кинув на проходящего Листа раздраженный взгляд. Не смотря на то, что зал бил набит до отказа, рядом со Схимой было пусто.
- Можно присесть?
Схима на миг поднял на Листа прозрачные глаза и кивнул:
- Садись, места много.
- Меня к вам Коперник направил, сказал, что нам будет, о чем поговорить.
- Ты Лист?
- Да.
- Коперник, наверное, в долг звал, Бар гудит как улей, много ума не надо что бы догадаться. И почему не идешь?
- Не мое это. Одно дело стрелять, защищая жизнь и отбиваясь от зверья, и совсем другое по приказу. Оправдано ли убийство, ведь все аргументы, по большому счету, это только предлог снять вину и оправдать себя.
Схима вздохнул и, не отрывая глаз от столешницы спросил:
- Тогда зачем ты пришел в Зону? Тут не бывает просто - это место ведения боевых действий, сфера столкновения множества интересов, а не набережная или бульвар. Оружие инструмент решения проблемы, слова тут мало значат. Редко бывает, что бы столкновение разрешилось мирным путем. Зона слишком глубоко оголяет звериную натуру человека, и он забывает, что он человек, превращаясь в винтик и исполнителя чьей-то воли. Если долг и свобода вынуждены оставаться в Зоне, в силу известных обстоятельств, в то время как другие могут уйти, то они нашли общее решение, которое устраивало бы обе стороны, взамен тотального истребления. Выход можно найти всегда, главное хотеть его увидеть, но стрелять куда проще, чем думать.
- Я не пришёл сюда сам, вернее, я не помню. Звездочет говорит, что это действие «незабудки». Я не помню причин, что побудили меня оказаться здесь.
- Звездочет в Баре? – в глазах Схимы впервые мелькнул интерес.
- Да, у него срочное дело к Воронину, мне было некуда идти, а тут, похоже, все дороги ведут в бар.
- Если Звездочет взял тебя с собой, то, возможно, не все еще потеряно. Видишь ли, убивая противника, человека, нам только кажется, что мы решаем проблему, на самом же деле мы ее отсрочиваем, отодвигаем в темный угол, подальше от глаз и совести. Но, рано или поздно, идет новый виток, новое повторение, только на этот раз в роли мишени будешь ты, пожиная то, что сеял. Посеешь ветер, пожнешь бурю.
- Так что - не стрелять? Значит, убьют тебя, и чем твоя смерть лучше жизни?
- Все зависит от того как жить, во имя чего ее отдавать самому или забирать у другого. Не всегда убийство это неизбежное зло, не всегда непротивление злу – смирение. Если провидение вручило тебе в руки оружие, что бы ты устранил зверя жнущего кровавую жатву, но ты проявил не нужное непротивление злу - ты станешь сопричастен его злодеяниям, позволив этому случиться. Другое дело существа Зоны, которые наполнились витающей вокруг энергией разрушения и стали орудиями воздаяния, возвращая человеку посеянное им зло и нанесенный природе ущерб. Для них мы звено в пищевой цепи и самооборона оправдана, оставшись в живых, мы еще способны к покаянию, изменению, возможно, что бы понять, что судьба мира зависит и от нас. И если провидение и рука Господня тебя послала именно сюда, то ты нужен здесь, а для чего нужен, и как - ты должен понять сам. Главное, что бы на этом пути ты не шел по колено в человеческой крови, и давал слово не только оружию, но и милосердию там, где оно применимо.
- Извините, что перебиваю, вы священник? Это слишком похоже на проповедь, да и ваше имя.
- Верно, только не священник, а инок, бывший правда. Но кое-что все еще осталось внутри, в сердце, и для меня это не проповедь, а те принципы, по которым живу я сам, не навязывая другим.