Зона. Периметр
Со стороны Периметра дул ветер. К прохладе поблескивающей росы примешивался едва ощутимый запах железа, раскаленного душного бетона и прибитой пыли. Вдоль дороги, среди разросшихся лопухов гордо взметнувших вверх гроздья репьев, кивал желтыми соцветьями зверобой и горчила полынь. Омытая быстротечным летним дождем зелень переливалась на склонах изумрудной волной, скрывая уродливые шрамы и громоздящийся мусор. Впереди синели фермы железнодорожного моста, скособоченные вагоны опасно накренились над КПП. Пологий спуск, дрожащий в струйках горячего воздуха, был виден как на ладони. И никакого Коридора. Будто кто-то взял и вырезал начинавшийся за элеватором участок протяженностью в несколько километров, подтянул друг к дружке холмы, склеивая неровности рельефа, словно на потрепанной военной карте. Стряхивая с травы росу, Брама и Самум едва продвигались, готовые отскочить, когда исчезнет иллюзорная ширма. Но твердь оставалась твердью, не разверзались огненные пропасти, не падало на голову небо, а големы бесстрастно подтверждали данные телеметрии.
- Много я повидал, особенно в последнее время, но это ни в какие ворота не лезет. Другие варианты истории – хоть со скрипом, но еще можно понять и допустить, даже чисто теоретически, в целях повышения образованности.
- Повышением не отделаешься, рамки ворот придется существенно расширить. Если не лезет, не стоит и пихать – и раму порвет и крышу снесет. Принимай как есть, потом само утрясется.
- Все у тебя складно получается, и с моделями социума знаком и в аналитике разбираешься.
- Профессия обязывает. Сам увидишь, что творит со странами «третьего» мира свобода демократии. Сначала жвачка и кола, призывы к миру и покупка чиновников. После, подмена идеологии и ценностей, и в конце обнищание народа и существование на грани вымирания. Для особо упрямых и непокорных – нанесение точечных ударов во благо мира.
Пышные заросли амброзии на пригорке раздвинулись, и оттуда выбралась собака. Самая обыкновенная, а не слепая. Постояла, наблюдая за людьми, едва заметно вильнула увенчанным репьями хвостом и побежала по своим делам. На оставленном позади элеваторе, с рухнувшей крышей зернохранилища звонко чирикали стаи воробьев, выискивая остатки зерна, и эта, казалось бы, мирная картина, выбила из колеи гораздо сильнее, нежели притон в Баре. Будто и не Зона вовсе, не аномальный лабиринт, а заброшенные колхозные угодья послевоенных лет, со стеной бурьяна по самую грудь. Зона есть Зона, с этим никто не спорит, тут некому чинить обрушившиеся фермы, но обыденная опустошенность почему-то давила на сердце. После волколака, околачивающегося возле натоптанной и утыканной вешками для пьяных сталкеров дороги с Арсенала, они не встретили ни одного мутанта, ни одной самой захудалой твари. Изредка перебегали дорогу шелудивые псы, светя облезлыми боками и клоками свалявшейся шерсти. Сорвать закинутые на спину автоматы было делом мгновения, только в кого стрелять? Зона вымерла, привычно шуршащая и рыкающая по сторонам живность разом исчезла, даже аномалии и те выдохлись.
Они не удивились виду КПП под мостом, где на выдранном с корнем дереве расположились солдаты, покуривая и переговариваясь под дребезжание дикой музыки, доносящейся из старого, побитого жизнью, бездорожьем и халатностью УАЗика. Профессионально дремлющий под этот аккомпанемент капитан выполз из машины, растер одутловатое заспанное лицо, поднял глаза и процедил:
- Куда прем? Платить, кто будет? Никакой совести! Знаете же, сволочи, как хреново армии на казенном довольствии, и все равно норовите надурняк прошмыгнуть! С каждого по стольнику.
- По стольнику чего, рублей? – спокойно осведомился Самум, мимолетно поправляя невзначай сползший автомат.
Солдаты заржали, оценив шутку, а капитан сипло выругался:
- Нет, юаней, блядь! И автомат не дергай, а то живо нашинкуем.
- Да я так спросил, про рубли. У нас они в ходу.
- С России, заходил? – смахивая беретом пот понятливо кивнул капитан - В принципе можно и рублями, но зелень надежнее. Обменник далеко, а Бирюк, скотина, по такому курсу меняет, дешевле в Киев смотаться.
Самум протянул две бумажки. Капитан взял, посмотрел на свет, кивнул и спрятал в карман кителя:
- Добро. Если вы за Периметр, то смотрите под ноги, пиндосы там мин понапихали что картошки.
- Кто? – впервые вставил слово Брама, не рискуя вести просторные диалоги с местным населением.
- Натовцы, мать их – сплюнул под ноги капитан – думаешь, с хорошей жизни тут стоим? Думаешь, оно мне надо и кроме денег ничего уже не вижу? А вы знаете, какая у меня зарплата? Эх…
- Не серчай капитан, просто жизнь такая. Не мы ее выбирали, ее выбрали за нас и вместо нас.
Капитан посмотрел на Самума, будто силясь вспомнить:
- Да… рыбак рыбака… давно ушел?
Особист неопределенно пожал плечами, а капитан вырубил надрывающийся магнитофон:
- Хорошие вы мужики, как я погляжу. Только денег вам не верну. Семью тянуть надо, да и их вон подкармливать, на казенной перловке только кожа да кости остались. Посидим, поговорим. А поговорить по душам не с кем: сталкеры смотрят как на прокаженного, для них я вроде бандита, хоть трясу на законной основе. Натовцы свысока поплевывают, за быдло считают, жуйку свою жуют.
- Нам идти надо – пытался увильнуть Брама, поглядывая в сторону сталкерского хуторка.
- Знаю – отмахнулся капитан сгоняя солдат и прутом выгребая из золы картошку – но полосу лучше ночью переходить.
- А ты не выболтал нам военную и государственную тайну? – прошипел путник перебрасывая картошку из руки в руку.
Капитан захохотал:
- Государственная тайна?! Да это такая же тайна, как натовская ПРО в Крыму или по линии Харьковской обороны!
Брама поперхнулся горячей картошкой и начал бить кулаком в грудь, смахнув выступившие слезы.
- Смазывать надо – критически заметил капитан, вытянув начатую бутылку «Хортицы» и щедро плеснул по кружкам. Один из солдат протянул было и свою, но получив свирепый взгляд, поспешил ретироваться за спины товарищей:
- Карпенко ты в наряде! Сталкерам до хуторка рукой подать – дойдут как по ровному и травинки не заденут. А на вас выползи вдруг из кустов хвойда, так вы и без сто грамм ее упустите, мажа в молоко!
Отчитав салагу капитан чокнулся и хукнув в сторону выпил. Водка была хороша, плеснула в желудок приятной волной и рассыпчатая, пахнущая дымом картошка с кусочком сала и зеленым луком была под нее самое то. Выпили еще, и вскоре тот подпер голову и зажурено глядя вдаль затянул «цвiте терен». Поняв, что данный источник информации безнадежно утерян, гости попрощались, и вслед еще долго звучал бархатистый голос капитана.
- Что же за жизнь у них тут такая? Ему бы, с таким голосищем, не в Зоне на КПП торчать, а в опере петь.
Особист пожал плечами и ускорил ход. Здесь аномалии почти отсутствовали, похоже, это привычный порядок вещей. Они просочились среди колышущихся трав и вскоре вступили на хутор. Все так же как и у них - только бурьян повыше, домов побольше, и не было старых, засыпанных землей и остатками кирпича воронок, оставшихся после танковой лавины Кречета. Очевидно, он получал иные приказы, если вообще был в Зоне в момент ее возникновения. Этим объясняется вполне приличный вид хуторка, с неприлично разросшимся бурьяном, который не сжигали лет десять. Подходить к сталкерскому гурту не стали, а сминая толстые, мясистые заросли крапивы направились к бункеру Бирюка. Тут начинались различия: в их мире дверь в бункер приемщика была влита в толщу железобетона и ходила на мощной гидравлике, здесь узкий лаз из рассохшихся досок и ржавого кровельного железа. Сквозь щели тускло светила маломощная лампочка, и, откинув скрипящую створку в крапиву, Брама шагнул в пахнущий лягушачьим духом лаз. Ступени оказались вполне ничего, противно скрипели рассыпаюшимся от сырости бетоном и вели в полутьму витой пригребицы. Пятачок перед дверями был просторнее, но выпрямляться во весь рост они не рискнули, в углах свисала бурая бахрома паутины и стекающих капель. Дверь была заперта, и Брама в сердцах пнул ее ногой.
Из-за двери тут же отозвался сиплый голос приемщика:
- Ну кто там ломится, еп вашу медь? Если по пустякам, то нечего тут шарится. Ценное есть, что на продажу?
- Есть, жабья морда. Открывай, Брама пришел!
- То-то я слышу, сопят как медведь в берлоге. Не ломись, сейчас впущу.
Дверь скрипнула, и они шагнули внутрь, прикрывая глаза от режущего света ртутных ламп.
Бирюк раздобрел, с сизого, с несколькими подбородками лица, свидетельствующего о пристрастии к спиртному, на них пялились бегающие хитроватые глазки. В затасканной бурой жилетке он и впрямь походил на раздутую жабу. Самум окинул добротный каменный склеп. Прорыв, если они тут были, приемщику явно не грозил.
- Брама, если ты по делу, то давай, излагай. У меня дел по горло.
- Знаю я твои дела - бидон самогона, да банка с огурцами.
Бирюк бросил взгляд на банку, скривился и откинулся в кресле, переплетя пальцы на объемном животе:
- Ты тоже не ландышем не пахнешь.
- Нужна гражданская одежда для меня и друга. Найдется?
Тот какое то время изучал путника, о чем-то размышляя, и кивнул:
- Для него найду без проблем, а с твоими габаритами будет сложнее. Тысяча.
- Чего? - вытаращил глаза путник – какая тысяча, совсем мозги в сивухе растворил?
- Долгу на тебе тысяча – проскрипел приемщик – ломанетесь к ночи за Периметр, не дай Бог на мину напоретесь или на натовскую пулю, а мне потом убытки считать?
- Не помню я такого долга! – гаркнул Брама, сверкая глазами.
- Зря – покивал приемщик – а еще говорят, ты щедрый, когда под мухой. И забывчивый. Ладно, будет одежда.
- У нас цинки лишние. Не возьмешь? – спросил Самум вдогонку.
- Возьму – согласился приемщик – за Периметром оно лишнее. Как и автоматы. Не продаете?
- Нет – смягчился путник.
Бирюк, досадливо причмокнув губами, полез куда-то вглубь кладовых. Вскоре вернулся и бросил на потертый, разрисованный чертиками деревянный прилавок джинсы с болтающейся этикеткой, кроссовки и футболку. Самум отвернулся и начал быстро переодеваться. Все было впору. Несколько раз подпрыгнул, по привычке прилаживая словно амуницию, а потом поскреб щетину на подбородке. Бирюк понятливо кинул пару одноразовых станков:
- Скажу Петрухе, он живо организует горячий душ. Как говорится, все для клиента.
- А что со мной? – протягивая рюкзак с боеприпасами, выгнул бровь Брама.
- С тобой сложнее – натужно пропыхтел приемщик поднимая рюкзак и выворачивая содержимое в ящик – но сделаю.
Некоторое время приемщик считал про себя, подняв глаза к потолку и загибая пальцы, потом довольно просиял:
- А броники? Сморю совсем новые, только на рукаве чиркнуло. Не кондиция, но подштопаю на машинке и пойдет.
Брама представил толстую тушу приемщика сгорбившегося над швейной машинкой и усмехнулся:
- На сохранение оставим. Только не вздумай впрокат сдавать. Вернемся, взыщу!
- Ладно – отмахнулся приемщик и кивнул Самуму подбородками – ты наверх иди, Петруха уже кочегарит баньку.
- Как кочегарит, ты вроде не вызывал его?
- У меня стоит громкая связь. Петруха может и пьяный, но услыхав про душ сам все сделает. А я пока Брамой займусь.
Самум бросил сочувственный взгляд на путника вышел, стараясь не измазать одежду, отметив, что приемщик врубил освещение в пригребице на полную мощь. Принцип капитализма – все для клиента. За деньги, разумеется.
Он отыскал Петруху ориентируясь на поднимающийся коромыслом дым. Тот примостился перед чугунной буржуйкой и икал. Земля то и дело норовила стать в вертикальное положение, трубы горели сильнее дров, а хуже всего была сидевшая на заборе нагло хихикающая и подмигивающая белочка. Натужно сфокусировавшись, он понял, что это не как бы и не белочка, а незнакомец, опустившийся на корточки и щелкающий перед его глазами пальцами.
- Ау, есть кто живой?
- Мы тут живой - философски изрек Петруха, отплывая в небытие и опрокидываясь в траву.
Самум сплюнул. Массовое пристрастие к спиртному свидетельствовало о разложении социума ничуть не хуже, чем трясущиеся от жадности, а может с перепою, пальцы Бирюка. Шагнув в натопленную баню, взглянул в осколок криво приспособленного зеркала, быстро разделся, крутанул ржавый вентиль и шагнул под воду. Напарившись и скрупулезно исследовав белеющие рубцы бывшей сквозной раны, вытерся махровым полотенцем, хмыкнул, прочитав на мыле импортное название, и принялся скоблить щетину. До советского «Хрусталя» здешнему забугорному «Gillette» было как сапе до самурайского меча, но выбирать не приходилось. Посмотрев на сурово сжатые губы и тускло блестящие глаза, бросил отражению – «надо быть проще, дружок, это вам не союз» и насторожился на стук. Он распахнул двери настежь, рефлекторно отпрыгивая из проема, и застыл в изумлении. Это был путник. Бог мой, как он выглядел! Густо клепаная косуха, черная с черепами бандана и звенящие цепями берцы сидели как родные, вместе с небритым лицом и угрюмым взглядом довершая непередаваемый байкерский образ.
- Мощно выглядишь – пролепетал Самум, созерцая путника в столь непривычном прикиде - только харлея не хватает.
- На себя посмотри – красная футболка, герб СССР и надпись «КГБ» на всю грудь!
- Сущность она ведь просвечивает – фыркнул особист и пропустил Браму.
Дверь захлопнулась, и что-то тяжело рухнуло на пол, не иначе как косуха. Взять бы и проверить ее на пулестойкость. Сорвав с ближайшего куста прутик и окинув мимолетным взглядом храпящего Петруху, он бросил взгляд ввысь, и, не обнаружив признаков приближающегося прорыва, оставил его почивать. Разящий перегар был непреодолимой защитой от местного зверья, если оно тут водилось. Посвистывая и похлопывая прутиком по траве, он приблизился к сталкерам:
- Здорова, бродяги.
Сталкеры разноголосо приветствовали присевшего возле костра особиста. Смотрели не то что насторожено, а скорее удивленно – ходит тут щеголь, прутиком помахивает, будто в парке, а не в Зоне. Видать из денежных туристов. Внешне похож, только фенечки на шее не хватает или золотой цепи. Хотя нет, цепи давно вышли из моды. Вот только взгляд у туриста был больно цепкий, как у хищника. Задевать не стали, видели, как пришел с Брамой, а это весьма и весьма.
- Меня зовут Самум. Не слыхали? Ну и ладно. Заходил в Зону из России, здешних троп не знаю, но спешу за Периметр.
- Ясно – кивнул курящий смрадные «Прилуки» сталкер, взял ветку и начал чертить на земле схему – тут колючка в несколько рядов, но напряжения нет. Пиндосы не проплатили за электричество, вернее проплатили, но мало. Янукович рад стараться, дерет с них три шкуры. Кроме газовой трубы в Европу ему еще и Зона добавилась, вообще золотое дно. Не для государства, для него лично. Народу достался гемор в виде развернутых пиндосовских ПРО.
Самум прочертил прутиком линию за ограждением:
- Мины ударно-спусковые или электронные?
Сталкер уважительно кивнул:
- Электронные. Запас залежавшегося на складах хлама пиндосы пустили на ближний восток. Зона слишком ценна, что бы мелочится. Фаршируют лучшим, и ПРО под шумок поставили - для защиты от террористов, могущих нанести удар по Зоне и спровоцировать этим цепную реакцию. Бред, но мир это съел, как съел войну в Ираке, Ливии и Иране.
- Патрули часто ездят?
- Постоянно. И с воздуха утюжат, вы уж поосторожнее, не шумите особо. Нам тут еще оставаться.
- Они терпят ваше присутствие в Зоне?
- Все привыкли таскать арты нашими руками, нам ведь тоже надо на что-то жить. Официально в Зоне никого нет, на деле, за любой мало-мальски завалящий арт пиндосы платят зеленью. Поневоле полезешь, если дети голодные. Но встретив на Периметре будут стрелять на поражение, руководствуясь поправками к Женевской конвенции.
- Ладно, постараемся не шуметь. За Зоной есть патрули?
- Ты что, не был на Украине? – удивился сталкер - Хотя кто теперь сюда едет, все в Европу бегут, в Россию. Патрулей мало, но при встрече могут проверить согласно паспортному режиму. Если есть деньги, то Бирюк в два счета состряпает разрешение на ношение огнестрельного оружия, у нас у всех есть. За Зоной бычье пасет, так что крутимся как можем.
Благодарно кивнув Самум вытянул пару бумажек:
- Не побрезгуй, возьми. Аптечек прикупите, патронов, ну и помяните с ребятами если не вернемся.
- Ты чего, Самум? – недоверчиво уставился сталкер – Вернешься, чего помирать вздумал? Хорошие люди на вес золота, их и так мало осталось в этом мире.
Самум усмехнулся словам «в этом мире» и направился выбивать разрешение на оружие. Увидев обычную «искру», которыми набит карман всякого сталкера в их мире, приемщик даже крякнул, побагровел, мигом достал два бланка и состряпал разрешения к которому не то что милиция, а натовский патруль не придерется.
- Бланки откуда? – поинтересовался особист, ловко пересчитывая остаток суммы в долларах.
- Коммерческая тайна, но для тебя скажу. Господа юсовцы они ведь тоже выпить недураки, быстро разобрали, что наш самогон куда лучше вискаря, ну и подсел один чин на мою настоечку, по рецептам покойной Прасковьи Павловны. Специальную, после которой никакое пойло больше в горло не лезет, и которая есть только у меня. Вот он и поставляет.
- Эта? – особист стрельнул глазами на бидон и на раскрытую бочку с квашеной капустой.
- Нет, это нормальная, а та только для нужных господ. Боремся с оккупантами народными средствами, они самые надежные!
* * *
Соболь проводил их до заграждения и порывался вывести за Периметр, но Брама настоял на своем. Сталкер ушел в сторону хуторка, а они смотрели на звезды, поджидая пока луна скроется за тучами. Бетонной ленты Периметра тут никогда не было. Кому ее возводить, не полунищей же Украине, с самой независимой независимостью, где легко и свободно жилось только членам правительства и их многочисленной родне? Проскользнув под колючей проволокой, они вползи на минное поле. Надвинутые дужки големов, принятые глазастыми сталкерами за навороченные наручные компьютеры-хейдеры, вырисовывали красноватые контуры взведенных в боевой режим мин. Големы за несколько минут подобрали код деактивации, а потом перенастроили на взрыв от старого кода отключения. Ребячество, но так хотелось насолить оккупантам, которые вольготно чувствовали себя на чужой земле, взяв победу без единого выстрела. Вот будет канонада! И все спишут на халатность, которая случается даже у армий, основанных на техническом превосходстве и чувстве собственной безнаказанности. Но на каждую хитрую гайку всегда найдется болт с левосторонней резьбой или голем, появившийся из параллельного витка истории. Големы разрабатывались как средство накопления информации и стоили вложенных средств, создав зону радиолокационной пустоты, отражая не только тепловые датчики, но и незримую лазерную паутину, и детекторы движения. Буро-пепельные маскхалаты, подаренные Соболем, сливались с полосой земли, пока над головами стрекотал хищный контур патрульного вертолета.
Труднее оказалось удержаться и не вырезать американский патруль, беспечно отливающий в десятке метров. Самум видел напряженное лицо Брамы и играющие при виде идеологического врага желваки. Но здесь враг был конкретным, гортанно гогочущим на дикой помеси языка, которым писал великий Шекспир. Путник дрожал, словно огромный зверь, вытянув вороненный клинок и изготовившись к прыжку. Самум показал кулак и указал глазами в сторону хуторка. Подставлять ребят не хотелось, и Брама стерпел, стиснув зубы и прожигая ненавидящим взглядом спины. Особист был спокоен. Многочисленные поездки за рубеж научили смотреть шире и одновременно проще, он осознавал, что это всего лишь пешки, исполнители чужой воли и такой же продукт идеологического воспитания, как и он сам.
Когда полоса на востоке налилась багрянцем, они оставили Периметр далеко позади, просочившись сквозь кордоны бдительно-равнодушной техники тихо и незаметно. Маскхалаты спутали в клубок и засунули в глубокое дупло, прикрыв ими автоматы, напоследок побрызгав жидкостью отпугивающей самую изощренную ищейку. Брама сидел на пеньке возле раздолбанной колдобистой трассы, прикрепляя к берцам ранее снятые цепочки, с уважением посматривал на сухопарого спутника. С виду хиляк хиляком, а шел по полосе так, куда там спецназу. И правильно, спецназ не берут ни в космонавты, ни в шпионы-особисты. Он до последнего боялся, что Корма врал, что его скрутит на прямо полосе, на радость юсовским патрулям. Но пронесло, отпустила Зона, и полоса, разделившая его жизнь надвое, сомкнулась. Прикрепив бряцающие цепочки он встал и вдруг, разведя руки в стороны упал, рухнул как подкошенный в высокую, еще влажную траву. Особист молниеносно обернулся, а потом тихо отошел на десяток другой.
- Ну, здравствуй… - шептал Брама, гладя дрожащими пальцами траву – как же я долго шел к тебе, родина...
По щекам струились слезы, а губы продолжали шептать. Ничего что другой мир, ничего, что тут все по-другому, но все равно - родина. Заслышав далекий, приближающийся звук мотора, он встал, и смахивая слезы взглянул на особиста. Тот деликатно курил в стороне, а потом бросил:
- Спрячься. Люди здесь запуганы и вряд ли остановятся при виде твоей банданы и шпор.
Путник был благодарен за молчаливое понимание. Кто знает, что творилось на душе особиста, столько лет играющего роль холодного убийцы и шпика. Он оказался прав. При виде одинокого, голосующего человека машина не только не остановилась, а наоборот, прибавила ход. Так же случилось и со второй, а дальше повезло. Идущий по трассе фольксваген притормозил и остановился. Самум бросил взгляд на шашечки и открыл дверь:
- До Киева подбросишь, шеф?
Крепкий здоровый мужчина изучающе посмотрел на особиста и насторожено кивнул. Он уселся рядом с водителем, тогда из канавы поднялся Брама, не спеша открыл дверь и развалился на заднем сидении.
- Не бойся, нас самих грабанули – начал успокаивающе особист – представляешь, стоит, гад, аварийки включил, капот открыт. Мы остановились, слезли с чоппера, спрашиваем, помощь нужна? А нас сзади по голове как шандарахнут. Очнулись – ни машины, ни чоппера, даже карманы и те вывернули. Хорошо хоть заначка осталась.
Руки водителя на баранке немного расслабились:
- Да, слышал такое. Поймал бы гадов и придушил на месте. Сколько нашего брата-таксиста вот так убили. Сволочи.
Самум вытянул мятую зеленую бумажку и бросил на приборную панель:
- Только долларами осталось. Хватит до Киева?
Таксист поморщился, насторожено скосив глаза:
- Еще и останется, а сами как дальше? Ментов вызывать бесполезно, да и байк ваш вряд ли найдут.
- Главное живы, а чоппер где-нибудь да всплывет. К тому же он застрахован. Сейчас главное до города добраться.
Повисла тишина, хмурый Брама вовсю играл роль убитого горем. Что такое чоппер он точно не знал, но догадывался - безумно дорогой мотоцикл, без которого всякому порядочному панку жизнь не мила. Таксист закурил, чуть приоткрыв окно, и защелкал клавишами. Раздался треск радиостанций, и послышалось пение. С Брамы слетела напускная дремота, некоторое время он прислушивался, а потом бросил:
- Хрень полная. Поют вроде по-нашему, ну а смысла никакого.
- Попса – констатировал таксист – там голос не нужен. Там главное задницу и остальное оголить напоказ.
Защелкал клавишей, раздался звук новостей, но он переключил, и запел голос с едва заметным западноукраинским акцентом:
- «Лелеки», Океан Ельзи. И понятно и за душу берет или тебе Любэ и спезназ включить?
- Не надо – возразил Брама, вслушиваясь в песню – хорошо поет, душевно.
Потянулась череда сел. Аккуратные беленые хаты выглядывали из-под развесистых, краснеющих вишен, во дворах царила обыкновенная утренняя суета, знакомая каждому сельскому жителю. Таксист о чем-то разговаривал с Брамой, жестикулируя и размахивая руками, а утомленный переходом Самум лег на заднем сиденье и незаметно задремал. Очнулся от того что машина резко вильнула, под днищем что-то загрохотало и хлопнули дверцы. Послышался отборный мат и Самум скользнул наружу, надвинув на слезящиеся от недосыпа глаза дужку голема. Присевший перед машиной Петр поднял голову:
- Мало того что провода посрезали, так еще и бросили поперек дороги, сучье! Едва успел вывернуть руль.
Самум посмотрел на вильнувший по дороге тормозной след и присел рядом, смотря на спущенное колесо:
- Запаска есть?
- Запаска есть, домкрата нету. Старый сломался, новый купить не успел, срочный заказ и рискнул в дорогу без него.
Особист распахнув багажник выкатил запаску и посмотрел на Браму. Тот пожал плечами и, поднатужившись, поднял перед машины. Петр вытаращил глаза, а потом спохватился и начал менять колесо, но особист его отстранил:
- Давай я, а ты провода вытягивай, только осторожно, их под днищем скатало в клубок.
Особист быстро поменял колесо и пока Брама переводил дух, проволока со свистом вылетела из-под днища и хлестнула таксиста по руке. Тот ойкнул и начал останавливать кровь. Брама осмотрев рану сделал из бинта жгут, останавливая кровь, подумав достал аптечку и провел ею по краям. Анализатор пискнул, вкатил пару уколов, залил сентоплотью и зашил. Петр недоверчиво посмотрел на руку, на которой красовался сходящий рубец. Особист забросив разодранное колесо в багажник, достал из салона пластиковую бутылку и плеснул ему на руки водой.
- Японская штуковина? – спросил таксист, сложив руки ковшиком смывая кровь и ополаскивая лицо
- Японская – согласился особист – только дорогая очень.
Брама запинал обрывок провода в кювет, и снова развалился сзади, а Самум тронул таксиста за плечо:
- Садись сбоку, у тебя руки дрожат.
Петр поменялся местами, все еще рассматривая руку, а особист передернув передачу сел за руль. Противошоковый препарат сработал быстро и вскоре Петр расслабился и спросил:
- Ребята, вы сталкеры, что ли? Не бойтесь, я никому не скажу, тем более этим забугорным.
- Заметно? – переспросил Брама, сдвинув на глаза дужку голема и перебирая список радиостанций.
- Не то что бы особо. Смотрите по другому, движетесь. Помогли не спрашивая. Так только в Зоне друг за друга стоят.
- Ты был в Зоне? – спросил заинтересовано особист и взял протянутую сигарету.
- В Зоне не был. В Севастополе был.
Машина заметно вильнула, а Петр, глубоко затянувшись, выставил локоть опущенное окно:
- Когда американцы стали заходить в порт, российские корабли знатно дали прикурить. У нас что, одна подлодка и та ржавая. Символ независимости называется! Сцепились на рейде только в путь. Думали, будет война, опять толкнули людей в мясорубку. Натовское ПРО в Крыму, в обход договора с Россией! Как американцы мирились с Россией, не знаю, но город, да что там город – весь народ встал на дыбы. Обычно мы тихие, доверчивые, столько лет верим одним и тем же обещаниям, пока нас обворовывают под лозунги о евроинтеграции. Видно понадеялись прикипевший за столько лет принцип моя хата скраю, но не на этот раз. Народ поднялся даже сильнее чем в помаранчевую революцию.
- И что?
- А что, подняли армию, спецназ и пошел брат на брата. Особенно в Севастополе. Россияне терпели, а потом вышли с кораблей, нагнув и армию и спецназ. Правительства после этого разругались в хлам, а пострадали, как всегда, простые люди. Вот так наше правительство поставило ПРО. Даже в Зоне путники за Путина, а лесники хрен знает за кого!
- Вот оно как – протянул особист – ну мы еще посмотрим кто кого.
- Правильно, пока стоит Иван за Степана, будем жить. Американцы думали, что теперь в шоколаде, обложили Россию со всех сторон, только не тут то было. И месяца не проходит что бы без инцидента. Как говорят американцы, не нация, а террорист на террористе. И в тюрьмы нас сажают, и расстреливают – а все равно взрываем и будем взрывать! Сами виноваты, терпели, пока не наступила полная независимость и от народа уже ничего не зависит. Производства стоят, а те что работают, давно приватизированы корпорациями и народ там загибается за копейки. Работы меньше не становится, но и больше за нее не платят.
В бардачке раздалось пиликание, и Петр вынул мобильник.
- Да, все хорошо, еду назад, еще один заказ попал. Скоро буду – и сказал пассажирам - жена беспокоится. Тут вроде до Киева недалеко, и беспорядков особых нет, а все равно переживает.
Он положил мобильник на панель и особист протянул руку:
- Можно позвонить?
- Да Бога ради. Давай сменю, а ты разговаривай. Меня вроде как отпустило.
Они поменялись местами, Самум быстро набрал какой-то номер, и в трубке раздались долгие гудки. На той стороне кто-то поднял, особист пару секунд помолчал, а потом спросил:
- Авдей, это я. Узнаешь? Вот и славно. Через два часа на условленном месте у Днепра.
Брама отвлекся от прослушивания новостей, и вопросительно уставился на спутника.
- Все нормально, это давний друг.
Он положил трубку, а Петр вытянул из-за щитка визитку с силуэтом такси:
- Друзья это хорошо. Звоните в любое время. Довезу куда скажете, а может не только довезу.
Машин стало больше, трасса раздалась на несколько полос, появились первые цветастые бигборды. И Брама брякул:
- Что это?
- Сплошное надувательство – ответил особист – рвотное вперемешку со слабительным.
Петр довольно захохотал и вскоре они проехали приветственную надпись – «Вас вітає місто-герой Київ!».