Вскинувшись рыба хватанула воздух и одурев плеснула хвостом, оставив играющие бликами круги. Путник, закатывая рукава клетчатой рубахи, проводил ее завистливым взглядом. Над плесом со звоном толклась мошкара, раздающийся среди палаток смех отскакивая от глади уносился на другую сторону заросшего сочными камышами озера. Шуня сопел, тщательно оттирая закопченный котел. Идиллия. Смотреть как горит огонь течет вода и кто-то работает можно до бесконечности.

- Удочку бы, спиннинг.

- Разве это ловля – хмыкнул путник – дерево должно быть живое, а не всякий там полимер. Три, я сейчас.

Оставив молодое поколение работать, направился в сторону небольшого лещинника, и через минут десять вернулся,  неся  на плече длинные прямые удилища. Опустив наземь, сноровливо выстругал из акациевой коры поплавки и подмигнул:

- Свинец найдется?

- Откуда – вытаращил глаза Шуня – разве аккумулятор раздолбать.

- Не юли, у тебя в нагрудном кармане дробь. На уток что ли собрался? Явно не сезон.

Шуня достал пару горошин дроби и вынул из-под подкладки берета скрученную леску. Быстро приладив грузики Брама привязал леску, порывшись пальцами в рыхлой земле поймал жирных червей и закинул удочки.

Подошедшая Полина уселась в прибрежную траву, присматриваясь к бликам заходящего солнца. Ирис и остальные хлопотали по хозяйству, присматривая краем глаза за спящей Наташей. Спать она будет долго, до вечера. Давало знать  обилие впечатлений. Шуня тараторил без умолку, не давая Браме вставить слова, рассказывал, как изменился мир, как появилась Зона, разворачивал картины голема, демонстрируя мерцающие аномалиями пейзажи, и в конце ее нервная система не выдержала. Это безобразие пресекла появившаяся у детсадика Полина, задав Шуне так, что тот еще долго чесал голову. Едва они выбрались за привычный и вместе с тем незнакомый Киев, как Наталья уснула на полуслове, едва не выпустив Вереса из рук. Проснувшись, голова будет ясной, словно и не было информационного перегруза, а мир глубже и понятнее. Браму в произошедшем не винили: он затыкал Шуне рот как мог, но того развезло от неожиданного счастья, за что и получил два честных наряда вне очереди, драя под бдительным присмотром путника закопченный котел.

- Не верится, будто сто лет прошло – посмотрела в сторону Экс-один с высившейся антенной дальней связи Полина.

- И воду пить можно, а как вспомнишь, что тут раньше водилось – начал Шуня и осекся, начав драить еще усерднее.

- Нас хватило лишь восстановить пространство и природу ­- кивнул огорченно путник – дальше отпущенная сила словно иссякла, а так хотелось изменить мир в лучшую сторону. Счастья всем, по совести.

- Такого не будет – хмыкнула Полина – счастье у каждого разное, свое собственное, часто мелкое и сиюминутное.

- Но и того что сделали хватит с лихвой – встрял Шуня – раньше от аномалий не пробиться было, железо и бетон торчало на каждом шагу, только и смотри чтобы не попасть. Чего? Да не смотрите вы так. Знаю, дурак, не рассчитал.

Полина смерила его взглядом и примирительно махнула: дуракам наука, но хуже всего если она бьет по самим близким.

- Железо, да… сколько его было здесь, а помнишь, как отбивались от зомбей, вон на том пригорочке?

- Иногда снится. Вскакиваю среди ночи с дикими глазами, автомат ищу, а Уголек успокаивает. Лист еще с нами был.

- Лист – потянула Полина, вертя в руках стебелек – кто знает, где они теперь, в каких небесах. Звездочет тоже ушел, помог сообща навести порядок и ушел, передав все дела Вересу. Словно часть души ушла вместе с ними и не вернулась.

Тут поплавок дернулся, и Брама сделав подсечку начал тянуть здоровенную рыбину. Она взлетела на воздух, трепаясь зеркальными отблесками, леска натянулась, гудела и вибрировала словно тетива. Путник сделав отчаянный рывок взметнул коропа на берег, прямо в лицо Полине. Та ушла перекатом вбок, поскользнулась на скользкой земле и приземлилась пятой точкой в воду. Шуня дернулся следом, протягивая руку, но Полина неожиданно дернула на себя и он свалился рядом, отфыркиваясь от воды. Выбравшись на берег она отбросила бьющуюся рыбину подальше и отжимая волосы торжествующе посматривала на отплевывающегося лесника. Шуня прытко выскочил наружу, хотев было брызнуть водой на хохочущего Браму, но предпочел не рисковать. Вода была теплая, пахла тиной и ряской, встревоженные стайки мальков метались вдоль берега. Вышедший на плеск Ирис, прикидывая, с чего рыбалка превратилась в купание, забрал рыбину и пошел чистить.

- Продолжим? – скосил на Полину глаза взбалмошный лесник – Вон с того пригорка были видны затопленные машины…

Закончить он не успел, Северова молнией рванула вперед, он растеряно хлопал глазами, а потом поддал ходу. Из лагеря выскочил Уголек и с лаем устремился следом. Во всеобщей кутерьме смешались кены, люди, выполз даже Эксик, брезгливо отряхивая с лап воду, постоял какой-то миг, а затем, вздыхая, устроился возле Брамы, не сводя глаз с поплавка.

Из лагеря вышел Журбин потирая руки:

- Дай посидеть старику с удочкой, сто лет не рыбачил, а ты иди, окунись с ребятами.

Брама благодарно кивнул и устремился сквозь камыши к высокому глинистому обрыву, от которого слышалось плеск. Разбежавшись вместе с одеждой ухнул в прозрачную, изумрудного отлива воду, взметнувши фонтан брызг. Выбравшись на берег отряхнулся как здоровенный кен, вызвав одобрительный лай Уголька, и рухнул на песок. Над головой с шелестом носились стрекозы, где-то высоко гудел самолет, а он лежал, думая как хорошо быть просто человеком. Быть счастливым от разделенной дружбы и любви, и весь путь горечи и утрат стоит не затянутого Зоной неба. Полина и Шуня переговаривались, он шевельнулся и тут же был вылизан любвеобильным Угольком:

- О чем секретничаете?

- Да особо ни о чем: рассказываю, как вернулись из «погружения» доставляя Мак-Грегора. Верес и Самум из-за него были вызваны в Москву, обсуждают что-то в Минобороны. Жаль, пропустят хороший вечер. В кои то веки можно собраться всем вместе у костра, да еще и в таких памятных местах. Полина, а что, Митош все так же на Экс-один сидит?

- Сидит. Наружу он не особенно ходит, хотя может. Предпочитает сторожить свой огород.

- Какой это?

- А что, кены не рассказывали? - открыла глаз Полина, став похожа на зеленую саламандру.

- Не, они не особо Экс-один любят. Шумана ценят, но дай им волю, окопались бы норно-семейным способом на Агарти.

- Как тебе сказать, Зону мы тогда закрыли: силы у нас было много, опыта мало, на свое благо пространственную метрику вернули в норму лишь частично. Это позволило обойтись без аномалий и взращивать необходимые арты.

- Зря особисты Зону открыли – буркнул Шуня – вдруг какой шпик пролезет и арт потянет. Они же за бугром такое из него сотворят, мало не покажется. Выворотников там, мать моя, все туда лезут. Потому рейд и затянулся.

- Не сотворят, силенки не хватит – фыркнула Полина – что такое арт? Узкопрофильный преобразователь энергий.

- Погоди, это что же, вы как на грядке их выращиваете? – Шуня от удивления вытаращил глаза на приникшую к песку  саламандру – арты ведь в аномалиях рождаются, сам не раз за ними ползал под дулами бандитских автоматов.

- Аномалии это внешний признак смешения пространственных метрик, а арты рождаются от столкновения законов.

- Значит, зная эти законы можно выращивать их штучно и никаких тебе монстров, аномалий и прочих радостей?

- Митош успешно все это делает на восстановленном Эксе. Под его руководством там все починили и модернизировали.

Из лагеря донесся свист, Ирис оповещал, все готово и они потянулись обратно. Шуня просветлел, узнав, что за арты теперь не платят жизнями и усмиренные законы поставлены на службу человечеству. Разумеется, под строгим контролем морально этических принципов консультационного совета девяти. Пробовали без них и что из этого вышло? Зона.

На поляне трещало пламя, Верес уже снял с костра большой котелок с кипящей огненной ухой и отставил в сторону. Рядом терся и орал на всю глотку обожравшийся рыбы Эксик, хотя набитый как бубон живот большего не вмещал. Он метался по поляне то нюхая уху, то снова кидаясь к ведру с рыбой, делая вид умирающего от голода. Но на это никто не обращал внимания, все давно привыкли к подобным ужимкам диких инстинктов. Уголек не сводил глаз с порученного ему младшего Вереса, наблюдая, как тот возится в зарослях лесных цветов, на замшелой колоде негромко переговаривались Доктор с Семецким. Брама почувствовав пробуждение Натальи, подошел в машине и подал руку:

- Прошу к ужину, все готово, ждем только тебя.

Опершись на руку путника, она вылезла из мощного внедорожника и удивленными глазами обвела лесную сень:

- Где это мы?

- На берегу хрустального озера, бывшая территория Экс-один, одно из чудеснейших мест. Как ты себя чувствуешь?

- Ужасно хочется есть! – призналась Наталья, наблюдая за кутерьмой у костра.

- Эй, народ расступитесь, дайте место – крикнул путник, усаживая Наталью на раскладной стульчик.

 Стоящий на раздаче Верес тут же зачерпнул с самого дна ароматной ухи и протянул новой знакомой. Та благодарно кивнула, все еще смущаясь от обычного человеческого внимания, отвыкнув от него в обыденной, оставшейся позади жизни. Под веселые шутки все взялись за уху, нахваливая мастерство лесника и подтрунивая над Полиной, сумевшей удержать улов столь необычным способом. Верес есть не захотел и Полина не став заставлять отпустила его под присмотр Уголька. Наталья, превозмогая свою робость, укорила нерадивого родителя:

- Ребенку нужны витамины, правильное питание, как же он без этого вырастет здоровым?

- Проголодается придет – пожала плечами Полина, ничуть не обидевшись замечанию – если пихать в ребенка через силу, то и полезности будет немного. На свежем воздухе он быстро нагуляет аппетит и сам умнет предлагаемое за милую душу. Разбаловали его в садике, так что имей ввиду и не попускай капризам. Спартанское воспитание дает самые лучшие плоды: от него еще никто не умер, зато чудесно закалил характер, тело и иммунные силы организма.

Над озером, осыпая небосвод бисером звезд взметнулась ночь, разошлись лягушачьи хоры, из обрамлявшего Экс-один леса раздались соловьиные трели. Собравшиеся переговаривались, вспоминая прошлые, канувшие в лету события, вспоминали легко, отпуская на волю старую горечь и боль, изливая пред теми, кто понимал без слов. К удивлению заслушавшейся страшными, захватывающими рассказами Натальи, изголодавшийся Верес не стал канючить взрослых, а сам подошел к котелку, подобрал с земли тарелку и попробовав зачерпнуть уху огромным половником шлепнулся наземь.

Полина многозначительно посмотрела на Наталью, та смущенно улыбнулась, признавая ее суровую жизненную правоту, и пошла кормить изголодавшееся дитя. Верес есть с чужих рук не хотел, взяв ложку лопал сам без всяких уговоров. Едва он опорожнил тарелку, как отяжелевшие веки сомкнулись, Полина отнесла его в палатку и вернулась неся гитару. Мужчины одобрительно загудели, гитару взял Ирис и запел звучным проникновенным голосом. Наталья не запомнила простых слов, рассказывающих о судьбе, ожидании, о вере и неугасающей надежде, но в душе поднималось что-то глубокое, от чего хотелось обнять мир. В ее вероятности давно не было таких простых, отзывающихся в душе песен, сцену заполонили гламурные существа выводящие под фонограмму пустые слова-однодневки, которых на завтра не помнишь. Подсвеченные отблесками костра из леса вышли две фигуры и не тревожа седую от росы траву сели рядом. Один был облачен в черную, воронова крыла броню, кряжист, в плечах даже шире Брамы. Он внимательно посмотрел на Наталью и приложил палец к губам, призвал к молчанию. Второй, худощавый и жилистый, облаченный в плащ как у Доктора, с тускло отсвечивающими кругляшами на капюшоне, улыбнулся краем губ и подвинув Браму сел на колоду.

- Григорий, Шухов, какими судьбами? – раздались приветствия.

- Не могли же мы пропустить крестины – загудел Шухов – не каждый день рождаются новые ступени человечества!

- Верно – кивнул доминус – этого мало, но для начала сойдет. Самое трудное начать, а дальше будет видно. Только не по сталкерски это, крестины ухой заедать. Шухов, тащи «лозу», встретим нового друга как следует.

Никто не понял, откуда появилась оплетенная вербовой лозой бутыль, Шухов, выбив пробку, плеснул в подставленные стаканы терпкую рубиновую жидкость, затем встал, взявши на правах старшего слово:

- За новых и старых друзей, за будущих супругов! Ура!

Они чокнулись над огненными языками костра и Наталья пригубила «лозу». Она была немного терпковатой, сладости не почти не было, но удивительно освежала. Так же как и в дружбе: слова старого друга могут быть терпкими как застывшие на морозе терновые ягоды, в них нет сладкой лести, но, несмотря на горечь, они поддерживают и дают силы. По жилам словно пробежал огонь, голова пошла кругом и все ее оцепенение и скованность разом прошла, слетев с души как отмерший лист. Григорий, скинув оббитый нейтрализаторами капюшон, посмотрел на крестницу:

- За человечность и за человечество, за все, что делает нас людьми.

Наталья почувствовала как вздымаются поддерживая плечи новых друзей, лица словно озаряются неземным светом, сливаясь в нечто неделимое, что невозможно разъять и разбить. Они были твердыней и осью витков эволюции, от их решения зависело куда шагнет человечество. Не боги, не вершители, а люди: звено в эволюции вечности. Они молча всматривались в пляшущие языки пламени, время от времени бросая хворост и молчание их было глубже несказанных слов. Молчание понимающее и принимающее без оговорок и условий. Робко прикоснувшись к невесомому покрывалу   почувствовала что ее словно ведут за руку и погрузилась в странное инобытие. Других слов и определений не было. Именно так, иное состояние души и ума: видишь и осознаешь открывающийся в безмолвии горизонт вечности.

Когда очнулась, из палаток раздавалось мерное дыхание спящих. Григорий, помешивая в котелке душистый кофе, протянул кружку. Она зябко дернула плечами, все сияло от росы, но было вовсе не холодно.

- Попробуй, у вас такого почти не осталось. Это настоящий, натуральный, а не пахнущая химия.

- Спасибо.

- Да не за что, это тебе спасибо – Григорий, раскурив сигарету сел на колоду с подветренной стороны – ты всех выручила.

- Я? – изумилась Наталья, отхлебнув горячий напиток.

- Да. Ты уже знаешь, что раньше нас было двенадцать, но потом трое ушли. Лист вернулся куда-то туда – Григорий описал рукой полукруг – у вас бы назвали духовными небесами. Следом Звездочет, Шуман улетел осуществлять мечту о новом доме для человечества. Хотя вот они, под боком, только заселяй и живи. Хуже всего пришлось Браме, он оказался не готов к новому состоянию. Просто так случилось. Может быть по недомыслию, а может и по промыслу. Забился как барсук в нору, оплакивая прошлое. Прошлого не вернешь, было и не стало, живое движется вперед. А потом неожиданно привел тебя.

Доминус беззвучно засмеялся:

- Признаться, мы поначалу страшно перепугались, не зная, что же нам с тобой делать: ты первая синхротка пришедшая извне. Потом все сложилось само собой с твоим отражением и новой судьбой. Благодаря тебе Брама нашел силы признать в себе то, что получил в дар и что не должен растратить впустую. Обучая тебя, будет обучать и себя. И я очень этому рад. Кто бы мог подумать, что судьба ждала его где-то там, за тонкой вероятностью выбора. Он сделал свой, за тобой ответ.

- Я все выбрала – снизала плечами Наталья – сразу как увидела, с первого взгляда. Словно что-то стало на свое место, и  бывшая в душе пустота заполнилась сразу и навсегда. Глупо звучит, правда?

- Наоборот, только так и будет правильно, когда ты уже не принадлежишь себе, но и не требуешь ничего. Настоящая любовь никогда не станет насиловать или досаждать, иначе любит не другого, а свое представление о любимом. Знаешь, я очень признателен, все мы признательны – из-за чувства долга мы лишили себя права любить. При нашей работе это просто немыслимо: то ты здесь, а на другой день уже за тридевять земель, и сколько всего… это только кажется что мы лодыри и у нас одни пикники и бесконечные разговоры о жизни. Говорить без слов можно говорить только со своими.

- Я вовсе так не думаю – она отрицательно мотнула головой – я пока мало что видела, но даже этого хватило чтобы оценить все что вы сделали. У нас через одного поголовная нищета, мы не живем, а выживаем в мире ставшем большой Зоной. И если здесь ее усмирили, принося в жертву себя, то у нас приносят в жертву своим интересам. У нас нет мутантов, но выродившийся беспредел бюрократизма и повального воровства пожирает всех. Нет аномалий, но через одну зоны экологических бедствий, чистых мест нет, дети рождаются сразу больными и слабыми.  Мы обречены и нас уже нет.

Григорий, сраженный ее словами курил, всматриваясь в пламя:

- Завидую я Браме, по-доброму завидую. Любить это счастье, а любить взаимно счастье вдвойне. Я так не смогу.

- Почему? Здесь нельзя говорить определенно, она случается без нас и не спрашивает когда прийти и уйти. Ведь любим не за что-то, любим вопреки. Сейчас мне подумать страшно, а что если бы я опоздала хоть на пять минут, или пошла другой дорогой, мы никогда бы не встретились. Но мы встретились, встретились вопреки.

Григорий едва заметно усмехнулся:

- Кто бы мог сказать что меня, доминуса со стажем, будет учить любви юная синхротка. Не обижайся.

- В ваших устах это звучит как похвала. Еще сутки назад я была обыкновенной серой мышкой и только мечтала о любви, плача в подушку от бессилия, одиночества и ненужности, думая, что лучше умереть, чем жить вот так, а сегодня я здесь.

- Видимо, так надо, ты нужна миру более, чем можешь представить. Но уже поздно, светает. Мы заболтались.

- Знаете, Григорий, за одну такую ночь, за один такой день не жалко отдать жизнь.

- Зачем ее отдавать? Этот мир твой, это все твое и этого уже не отнять. А теперь иди-ка ты спать, а я подумаю о любви.