Массивный антикварный телефон, купленный на аукционе за бешеные деньги, зазвонил, когда Альберт Драз уже собирался в спальню, закончив все дела. За окнами особняка застыла октябрьская ночь, и старик плотнее запахнулся в халат.
Звонить в столь поздний час могли лишь по очень срочному делу. Он взял трубку.
— Слушаю.
— Альберт Борисович, — голос на другом конце провода звучал мрачно. — Авария. Его поместили в реанимацию 47-й клиники. — Пауза. — Надежд никаких. Подключили к аппарату искусственной жизни, так что два-три часа он проживет.
Старик на миг поджал губы.
— Сделайте оцифровку данных.
— Полагаю, вы понимаете, во сколько вам это обойдется, — мужчина в трубке уже говорил спокойнее. Старик-миллиардер денег ради единственного внука не пожалеет. Звонивший это знал, но был обязан спросить.
— Деньги не вопрос, Петр. Спасите его.
— Я займусь этим лично.
— Благодарю.
Тяжелая металлическая трубка опустилась на рычажки. Старик налил в стакан коньяка, и почувствовал, как жидкость приятно обожгла язык.
Ночь казалась Альберту Дразу нескончаемой.
* * *
В полдень следующего дня «кадиллак» Альберта проехал сквозь автоматические ворота и остановился у входа в НИИ, в котором Драз уже несколько лет финансировал исследования структуры сознания человека.
Оставшийся в машине водитель закурил, а старик направился внутрь. Лифт доставил его на минус третий этаж, где располагались особо важные помещения.
Петр Чадунов ждал его в лаборантской. Едва старик вошел, он тяжело поднялся на ноги. Лицо руководителя проекта осунулось, под глазами виднелись едва заметные круги — ночь выдалась трудной.
— Алберт Борисович, — приветствовал он старика.
Драз кивнул и сказал:
— Ведите меня к нему.
— Конечно. Могу представить, что вы пережили этой ночью.
— Не можете, Петр. Не можете. — Линолеум на полу смягчал стук их шагов. По обеим сторонам коридора тянулись двери. Устало глядя прямо перед собой, старик протянул Чадунову пухлый конверт. — Но я вам признателен.
— Ну что вы, Альберт Борисович, я лишь делал свое дело. Просто аренда вертолета, аппарата искусственной жизни и расход мощности при оцифровке… в общем, счет выставят немалый.
Драз все же вложил конверт ему в руку.
— Не беспокойтесь. Главное, что с Алексеем все в порядке.
Чадунов подумал, что это утверждение спорно, но счел за нужное промолчать.
Убрав конверт в карман, Петр протянул Дразу сотовый пострадавшего.
— Вот, Альберт Борисович… На него несколько раз звонили…
Старик молча протянул руку, и телефон исчез в кармане его дорогого пиджака. Освещенный яркими лампами коридор свернул влево.
— Вы сможете подключить ему сотовую связь? — спросил Альберт.
— Это потребует времени.
В голосе старика прозвучала горькая ирония.
— Времени у него теперь сколько угодно.
Они остановились у предпоследней двери.
— Все еще никак не привыкну к этой мысли, — произнес Драз, после недолгого молчания. Его постоянные спутники — воля и уверенность в собственных силах, с помощью которых он поднялся с низов общества на самый верх — сейчас повернулись к нему спиной. Но все же он сумел взять себя в руки.
— Значит так, Альберт Борисович. Вы видите его на мониторе. Он вас — через камеры. Отныне это его глаза. Это, как если бы вы общались через Интернет — вы здесь, а он…в другой стране…
«В очень и очень далекой стране», — подумал Драз машинально.
— Будете говорить через динамики или гарнитуру?
Альберт выбрал последнее. Чадунов протянул ему пакет с работающими дистанционно наушниками и встроенным микрофоном.
За отъехавшей в сторону массивной дверью оказалось просторное помещение с широким экраном на дальней стене и плоскими металлическими блоками, висевшими на стенах слева и справа.
«Системные блоки, — вспомнил слова Чадунова Альберт, когда Петр еще до катастрофы объяснял ему — главному спонсору НИИ — принцип действия разработки. — Пока что мы научились сохранять сознание лишь одного человека. Но в ближайшее время мы сумеем увеличить это число до трех, а то и до пяти».
Дразу уже семьдесят, и умирать он не хотел. Поэтому свои заработанные нефтяным бизнесом деньги вкладывал в развитие технологий, что позволят ему существовать и после смерти его тела. Пусть даже на электронном носителе. Однако старик не предполагал, что первым туда уйдет его внук, которому недавно исполнилось двадцать пять.
* * *
Они любили друг друга столь сильно, что, казалось, живи в наши дни Шекспир, он бы написал о них пьесу. Их светлую и беззаботную жизнь обеспечивал его дед, нефтяной магнат Альберт Драз, желавший обмануть смерть.
Однако без любимого дела даже богатый человек чувствует себя никчемным, поэтому он издавал книги, а она была фото-дизайнером и писала статьи. По вечерам они ходили в кино или на концерты, а затем — после занятий любовью подолгу лежали обнаженные в темноте, разговаривая. Она читала ему вслух свои стихи, а он потом клал их на музыку на рояле, что стоял в гостиной, массивный и неподвижный, как переживший века дольмен.
В тот злополучный вечер их нежный танец любви прервал зазвонивший телефон. Он срочно уехал из дома. Торопясь на неожиданно возникшую встречу, он поехал на красный свет и оказался на пути у шеститонного грузовика. Как в грозу, раздался грохот и звон осколков стекла, накрывших асфальт коротким дождем.
* * *
Чадунов нажал на широком пульте несколько кнопок, и на экране появилось молодое лицо Алексея Шербата. Его воссоздали по фотографии, которую ночью по электронной почте прислал Альберт.
Старик-магнат посмотрел на внука и надел наушники.
— Алеша…
— Дед… — донеслось до Драза искаженный компьютером голос. — Что происходит?
Альберт посмотрел на Чадунова в упор.
— Это не его голос.
— Эээ, видите ли, Альберт Борисович, — начал Чадунов, но Драз его оборвал.
— Где гарантия, что я сейчас не разговариваю с нарисованным лицом моего внука? Анимированным лицом. Петр, если вы решили меня кинуть…
— Нет-нет, что вы, Альберт Борисович. — После бессонной ночи у Петра даже не осталось сил возражать. — Просто мы не знали, как звучит его голос. Поэтому сделали так. Временно. Это стандартная голосовая программа. Позже мы воссоздадим его голос в точности.
Старик облизал пересохшие губы.
— Ну, хорошо, — сказал он и вновь посмотрел на экран. — Алеша, мы сделали все, чтобы тебя спасти.
— Поверить не могу, что я умер.
— Умерло твое тело — его размазало по салону «порше», на котором ты ехал на красный. Но ты — это не тело. Поэтому не волнуйся.
— Таня знает? — в голосе парня горечь смешалась с болью.
В кармане старика уже несколько секунд бесшумно жужжал телефон Алексея. Жужжание прерывалось и возникало снова. На дисплее светилась надпись «Танькин» и фото симпатичной светловолосой девушки.
— Еще не было времени ей сообщить.
— Так сообщи! — ударил по ушам Альберта низкий электронный голос, каким в телепередачах после монтажа говорят силовики, чтобы их не узнали. — Успокой, скажи ей, что я… — он запнулся, — жив. Я должен ее увидеть.
* * *
Она приходила к нему каждый вечер после работы. Они снова подолгу разговаривали, смеялись. Она читала ему стихи, в которых теперь беспечность и радость жизни покрылись пленкой грусти, а затем и вовсе стали меркнуть. В ответ из динамиков лилась музыка, которую он теперь создавал для ее стихов одной лишь силой воображения.
Спустя полгода она стала приходить реже, объясняя это тем, что теперь много работы — ей надо самой себя содержать. Деньги, которые по просьбе внука предложил ей Альберт Драз, желавший обмануть смерть, она не принимала.
Они по-прежнему были счастливы, но ему казалось, что радость на ее лице появляется все реже. Как и стихи, которые она уже почти не писала.
* * *
Через семь месяцев после «переселения», как это стали промеж себя называть сотрудники НИИ, в комнату к Алексею вошел Алберт Драз. Оператор наладил связь и удалился. Таня была с подругами в отпуске.
Лицо Драза светилось.
— Алеша!
— Что нового, дед?
— Ты разве не читаешь новости в Интернете?
— Читаю. — Голос Алексея уже был прежним, которым он говорил в старом, органическом теле. — Но их всегда приятнее услышать от «живого» человека, нежели узнать из статьи.
— Леша, у меня новости просто отличные. И у тебя, кстати, тоже! При условии, что тебе этого захочется.
У Алексея на экране удивленно приподнялась бровь. Он сидел в уютно обставленной комнате, которую воссоздали для него в виртуальном мире, и играл на массивном черном рояле. Таком же, на каком он в прежней жизни сочинял музыку на стихи Тани. Оторвавшись от клавиш, он посмотрел на деда.
— О чем это ты, старичок?
— Ты хотел бы снова облечься в плоть?
Из колонок ударил громкий какофонический рев — от неожиданности Алексей нажал на клавиши нижней октавы.
— Разумеется! — теперь от счастья светился он.
— Но есть одно «но», — предупредил Драз.
— Какое?!
— Ты будешь выглядеть по-другому.
* * *
— Он согласен. Ищите «донора».
— Полагаю, вы понимаете, что это будет незаконно.
— Деньги не вопрос, Петр.
— Что ж. Я уже кое-кого нашел. Этого человека никто не станет искать.
— Бездомный?
— На похищение обычных людей я не пойду.
— Но он хотя бы молод? Красив?
— Где вы видели красивых бомжей? Ему сорок два. Альберт Борисович, тут выбор невелик. Либо да, либо нет.
— Хорошо. Делайте перенос. Но сначала — медосмотр, чтобы у Леши в новом теле не было проблем.
— Как быть с сознанием бродяги?
— А как вы думаете! Я не собираюсь оплачивать его пребывание в виртуальности.
— Вам виднее. — Петр взял предложенный Дразом, что желал обмануть смерть, пухлый конверт.
— Благодарю.
* * *
Алексей смотрел в зеркало, размышляя, насколько ужасно его новое лицо. Чуть-чуть отросшие после стрижки «под ноль» волосы, опухшие губы и нос. Пластический хирург как мог поработал над обветренной от долгого приема бывшим хозяином тела алкоголя и постоянных ночевок на улице кожей, но все равно внешность Алексея была отвратительна.
Это — цена возвращения из виртуальности. Собственно говоря, он вернулся только ради Тани. Если бы не любовь, Алексей бы остался в построенном для него виртуальном мире, в котором возможно все, где нет ни болезней, ни смерти.
Вот только как Таня теперь его воспримет? Внутри он, как и прежде, Алексей Шербат, которого она любила, но внешне — он отвратителен и останется таким навсегда. У него теперь даже другой тембр голоса. Отвратительный, прокуренный бас. Вместо серых глаз песочно-карие и — отвисший живот пожилого мужчины, пусть и последнее — можно поправить. После изменения внешности это было самое неприятное — теперь ему сорок два, а Тане — по-прежнему тридцать. Он стал старше своей подруги на двенадцать лет.
К тому времени Таня уже вернулась из отпуска. О его возвращении она уже знала от Альберта Драза. Алексей позвонил и договорился о встрече, с наслаждением слушая каждый звук ее голоса, который был теперь холодно вежливым. Алексей надеялся, что после их встречи этот лед растает, и они снова будут вместе.
Он забрался под одеяло. Кровать, в которой раньше Таня читала ему стихи, казалась непомерно широкой для него одного.
* * *
Они встретились в кафе, где прошло их первое свидание.
— Привет.
— Привет.
Официантка принесла по чашке кофе. Вокруг негромко играла музыка.
— Я не должен был тогда уходить из дома. Прости.
— Ты не виноват. — Она помолчала. — Каково там, в вирутально-загробном мире?
— Все зависит от того, что для тебя важнее всего.
— И что это для тебя?
— Любовь. А что важно тебе?
— Не знаю. Наверное, тоже.
— Ты говоришь неуверенно.
— Извини. Говорю, как могу. — Она заправила за ухо локон волос.
От этого жеста у него защемило в груди. По ее тону и тому, как она постоянно отводила взгляд, он понял, что за время отпуска что-то изменилось. Ответ был очевиден.
— Кто он?
— Какая разница.
— И давно?
— Три недели.
Это было банально и предсказуемо, но его накрыло лавиной тоски.
Нетронутый кофе в обеих чашках остыл.
— Сначала ты исчез. А теперь ты совсем другой человек, — сказала она, рассматривая его опухшее лицо бродяги.
— Ты тоже.
Она ушла, оставив его с бутылкой бренди на столе в раздумьях, что ему делать теперь.
* * *
Следующие несколько дней он пил и смотрел видеозаписи, которые они делали вместе. Таня, стройная и обворожительная, в синем купальнике брызгает в него водой на пляже. Капли попадают на объектив камеры, текут вниз, и картинка расплывается. Или это у него что-то с глазами?
Они на пикнике в заповеднике. Вокруг стена леса и обрыв, откуда видна бескрайняя степь, окруженная сверкающей лентой реки.
Бренди обожгло ему рот, и Алексей едва не подавился. По голове расползался туман.
Из забытья его вывела телефонная трель.
— Алло.
— Вы знаете Татьяну Либрун?
— Да. — Внутри зашевелились ледяные щупальца.
— Я дежурный врач. Она попала под автобус, в бумажнике был ваш номер.
Хмель слетел с Алексея мгновенно.
— Боюсь, что прогноз неутешительный, — продолжал звонивший. — Многочисленные повреждения внутренних органов и мозга. Мы делаем все возможное, но до утра она не доживет.
— Подключите аппарат искусственной жизни!
— Уже сделано.
— Я скоро буду.
Он принялся лихорадочно одеваться, но вдруг застыл посреди комнаты и опустился на стул. Врачи все равно не помогут. Выход есть только один.
— Слушаю.
— Дед. Извини, что так поздно.
— Что случилось, Лешик? Мне теперь твой голос трудно узнать.
— Таня умирает.
— Господи…
— Ты можешь мне помочь?
* * *
— Привет.
— Привет.
— Ну как ты?
— Очень странное чувство. Как будто я дух, летающий в пустоте.
Он улыбнулся.
— Эту пустоту можно заполнить. Видишь дверь впереди? Войди в нее.
— Боже…Это же наша квартира. Рояль. Мои стихи. — Она замолчала, медленно отвела глаза. — Как будто я в старом, черно-белом кино.
Алексея такое сравнение с их прежней жизнью задело.
— Я хочу писать и работать, — сказала Таня.
— Это возможно.
— Я хочу жить в реальном мире.
— Этот мир реален.
— Алексей, — сказала она горько, — я сойду здесь с ума.
— Ты привыкнешь, так же, как и я. Я буду тебя навещать.
— Верни меня обратно, — попросила Таня. По ее щеке покатилась слеза, хотя она этого не чувствовала. Слеза была компьютерным эффектом. Но Таня чувствовала, будто на нее давит плита тоски и отчаяния. — Я знаю, ты можешь. Ведь ты же вернулся.
— Ты будешь выглядеть иначе.
— Мне все равно.
— Обычные люди не отдадут тебе свое тело. Ты будешь старой и уродливой, как я теперь.
— Что же мне делать?
— Оставайся там. Это шанс на бессмертие. — Он помолчал и добавил: — Если захочешь, я к тебе присоединюсь.
— Это не имеет значения, — сказала Таня. — Пока тебя не было, я поняла — любовь и ненависть: все это биохимия нашего организма. Нет тела, нет и любви. Но здесь не будет и ненависти — недаром проповедники это обещают всем после смерти.
Алексей не отвечал.
— Прошу тебя, Леша. Умоляю.
— Я вернусь завтра, — сказал он, и ее лицо исчезло с экрана.
Уходя, он попросил Петра Чадунова: «Сделайте так, чтобы она могла спать».
* * *
Эта ночь была для Алексея мучительной. Он снова смотрел записи с Таней, слушал их любимую музыку, и бренди обжигало ему рот.
Утром в НИИ он попросил, чтобы его сознание перевели обратно в виртуальность. Туда, где он будет выглядеть, как прежде. Туда, где они с Таней, возможно, снова будут вместе. Любовь — это не биохимия, твердил он про себя. Я тебе это докажу.