Массивный антикварный телефон, купленный на аукционе за бешеные деньги, зазвонил, когда Альберт Драз уже собирался в спальню, закончив все дела. За окнами особняка застыла октябрьская ночь, и старик плотнее запахнулся в халат.

Звонить в столь поздний час могли лишь по очень срочному делу. Он взял трубку.

— Слушаю.

— Альберт Борисович, — голос на другом конце провода звучал мрачно. — Авария. Его поместили в реанимацию 47-й клиники. — Пауза. — Надежд никаких. Подключили к аппарату искусственной жизни, так что два-три часа он проживет.

Старик на миг поджал губы.

— Сделайте оцифровку данных.

— Полагаю, вы понимаете, во сколько вам это обойдется, — мужчина в трубке уже говорил спокойнее. Старик-миллиардер денег ради единственного внука не пожалеет. Звонивший это знал, но был обязан спросить.

— Деньги не вопрос, Петр. Спасите его.

— Я займусь этим лично.

— Благодарю.

Тяжелая металлическая трубка опустилась на рычажки. Старик налил в стакан коньяка, и почувствовал, как жидкость приятно обожгла язык.

Ночь казалась Альберту Дразу нескончаемой.

* * *

В полдень следующего дня «кадиллак» Альберта проехал сквозь автоматические ворота и остановился у входа в НИИ, в котором Драз уже несколько лет финансировал исследования структуры сознания человека.

Оставшийся в машине водитель закурил, а старик направился внутрь. Лифт доставил его на минус третий этаж, где располагались особо важные помещения.

Петр Чадунов ждал его в лаборантской. Едва старик вошел, он тяжело поднялся на ноги. Лицо руководителя проекта осунулось, под глазами виднелись едва заметные круги — ночь выдалась трудной.

— Алберт Борисович, — приветствовал он старика.

Драз кивнул и сказал:

— Ведите меня к нему.

— Конечно. Могу представить, что вы пережили этой ночью.

— Не можете, Петр. Не можете. — Линолеум на полу смягчал стук их шагов. По обеим сторонам коридора тянулись двери. Устало глядя прямо перед собой, старик протянул Чадунову пухлый конверт. — Но я вам признателен.

— Ну что вы, Альберт Борисович, я лишь делал свое дело. Просто аренда вертолета, аппарата искусственной жизни и расход мощности при оцифровке… в общем, счет выставят немалый.

Драз все же вложил конверт ему в руку.

— Не беспокойтесь. Главное, что с Алексеем все в порядке.

Чадунов подумал, что это утверждение спорно, но счел за нужное промолчать.

Убрав конверт в карман, Петр протянул Дразу сотовый пострадавшего.

— Вот, Альберт Борисович… На него несколько раз звонили…

Старик молча протянул руку, и телефон исчез в кармане его дорогого пиджака. Освещенный яркими лампами коридор свернул влево.

— Вы сможете подключить ему сотовую связь? — спросил Альберт.

— Это потребует времени.

В голосе старика прозвучала горькая ирония.

— Времени у него теперь сколько угодно.

Они остановились у предпоследней двери.

— Все еще никак не привыкну к этой мысли, — произнес Драз, после недолгого молчания. Его постоянные спутники — воля и уверенность в собственных силах, с помощью которых он поднялся с низов общества на самый верх — сейчас повернулись к нему спиной. Но все же он сумел взять себя в руки.

— Значит так, Альберт Борисович. Вы видите его на мониторе. Он вас — через камеры. Отныне это его глаза. Это, как если бы вы общались через Интернет — вы здесь, а он…в другой стране…

«В очень и очень далекой стране», — подумал Драз машинально.

— Будете говорить через динамики или гарнитуру?

Альберт выбрал последнее. Чадунов протянул ему пакет с работающими дистанционно наушниками и встроенным микрофоном.

За отъехавшей в сторону массивной дверью оказалось просторное помещение с широким экраном на дальней стене и плоскими металлическими блоками, висевшими на стенах слева и справа.

«Системные блоки, — вспомнил слова Чадунова Альберт, когда Петр еще до катастрофы объяснял ему — главному спонсору НИИ — принцип действия разработки. — Пока что мы научились сохранять сознание лишь одного человека. Но в ближайшее время мы сумеем увеличить это число до трех, а то и до пяти».

Дразу уже семьдесят, и умирать он не хотел. Поэтому свои заработанные нефтяным бизнесом деньги вкладывал в развитие технологий, что позволят ему существовать и после смерти его тела. Пусть даже на электронном носителе. Однако старик не предполагал, что первым туда уйдет его внук, которому недавно исполнилось двадцать пять.

* * *

Они любили друг друга столь сильно, что, казалось, живи в наши дни Шекспир, он бы написал о них пьесу. Их светлую и беззаботную жизнь обеспечивал его дед, нефтяной магнат Альберт Драз, желавший обмануть смерть.

Однако без любимого дела даже богатый человек чувствует себя никчемным, поэтому он издавал книги, а она была фото-дизайнером и писала статьи. По вечерам они ходили в кино или на концерты, а затем — после занятий любовью подолгу лежали обнаженные в темноте, разговаривая. Она читала ему вслух свои стихи, а он потом клал их на музыку на рояле, что стоял в гостиной, массивный и неподвижный, как переживший века дольмен.

В тот злополучный вечер их нежный танец любви прервал зазвонивший телефон. Он срочно уехал из дома. Торопясь на неожиданно возникшую встречу, он поехал на красный свет и оказался на пути у шеститонного грузовика. Как в грозу, раздался грохот и звон осколков стекла, накрывших асфальт коротким дождем.

* * *

Чадунов нажал на широком пульте несколько кнопок, и на экране появилось молодое лицо Алексея Шербата. Его воссоздали по фотографии, которую ночью по электронной почте прислал Альберт.

Старик-магнат посмотрел на внука и надел наушники.

— Алеша…

— Дед… — донеслось до Драза искаженный компьютером голос. — Что происходит?

Альберт посмотрел на Чадунова в упор.

— Это не его голос.

— Эээ, видите ли, Альберт Борисович, — начал Чадунов, но Драз его оборвал.

— Где гарантия, что я сейчас не разговариваю с нарисованным лицом моего внука? Анимированным лицом. Петр, если вы решили меня кинуть…

— Нет-нет, что вы, Альберт Борисович. — После бессонной ночи у Петра даже не осталось сил возражать. — Просто мы не знали, как звучит его голос. Поэтому сделали так. Временно. Это стандартная голосовая программа. Позже мы воссоздадим его голос в точности.

Старик облизал пересохшие губы.

— Ну, хорошо, — сказал он и вновь посмотрел на экран. — Алеша, мы сделали все, чтобы тебя спасти.

— Поверить не могу, что я умер.

— Умерло твое тело — его размазало по салону «порше», на котором ты ехал на красный. Но ты — это не тело. Поэтому не волнуйся.

— Таня знает? — в голосе парня горечь смешалась с болью.

В кармане старика уже несколько секунд бесшумно жужжал телефон Алексея. Жужжание прерывалось и возникало снова. На дисплее светилась надпись «Танькин» и фото симпатичной светловолосой девушки.

— Еще не было времени ей сообщить.

— Так сообщи! — ударил по ушам Альберта низкий электронный голос, каким в телепередачах после монтажа говорят силовики, чтобы их не узнали. — Успокой, скажи ей, что я… — он запнулся, — жив. Я должен ее увидеть.

* * *

Она приходила к нему каждый вечер после работы. Они снова подолгу разговаривали, смеялись. Она читала ему стихи, в которых теперь беспечность и радость жизни покрылись пленкой грусти, а затем и вовсе стали меркнуть. В ответ из динамиков лилась музыка, которую он теперь создавал для ее стихов одной лишь силой воображения.

Спустя полгода она стала приходить реже, объясняя это тем, что теперь много работы — ей надо самой себя содержать. Деньги, которые по просьбе внука предложил ей Альберт Драз, желавший обмануть смерть, она не принимала.

Они по-прежнему были счастливы, но ему казалось, что радость на ее лице появляется все реже. Как и стихи, которые она уже почти не писала.

* * *

Через семь месяцев после «переселения», как это стали промеж себя называть сотрудники НИИ, в комнату к Алексею вошел Алберт Драз. Оператор наладил связь и удалился. Таня была с подругами в отпуске.

Лицо Драза светилось.

— Алеша!

— Что нового, дед?

— Ты разве не читаешь новости в Интернете?

— Читаю. — Голос Алексея уже был прежним, которым он говорил в старом, органическом теле. — Но их всегда приятнее услышать от «живого» человека, нежели узнать из статьи.

— Леша, у меня новости просто отличные. И у тебя, кстати, тоже! При условии, что тебе этого захочется.

У Алексея на экране удивленно приподнялась бровь. Он сидел в уютно обставленной комнате, которую воссоздали для него в виртуальном мире, и играл на массивном черном рояле. Таком же, на каком он в прежней жизни сочинял музыку на стихи Тани. Оторвавшись от клавиш, он посмотрел на деда.

— О чем это ты, старичок?

— Ты хотел бы снова облечься в плоть?

Из колонок ударил громкий какофонический рев — от неожиданности Алексей нажал на клавиши нижней октавы.

— Разумеется! — теперь от счастья светился он.

— Но есть одно «но», — предупредил Драз.

— Какое?!

— Ты будешь выглядеть по-другому.

* * *

— Он согласен. Ищите «донора».

— Полагаю, вы понимаете, что это будет незаконно.

— Деньги не вопрос, Петр.

— Что ж. Я уже кое-кого нашел. Этого человека никто не станет искать.

— Бездомный?

— На похищение обычных людей я не пойду.

— Но он хотя бы молод? Красив?

— Где вы видели красивых бомжей? Ему сорок два. Альберт Борисович, тут выбор невелик. Либо да, либо нет.

— Хорошо. Делайте перенос. Но сначала — медосмотр, чтобы у Леши в новом теле не было проблем.

— Как быть с сознанием бродяги?

— А как вы думаете! Я не собираюсь оплачивать его пребывание в виртуальности.

— Вам виднее. — Петр взял предложенный Дразом, что желал обмануть смерть, пухлый конверт.

— Благодарю.

* * *

Алексей смотрел в зеркало, размышляя, насколько ужасно его новое лицо. Чуть-чуть отросшие после стрижки «под ноль» волосы, опухшие губы и нос. Пластический хирург как мог поработал над обветренной от долгого приема бывшим хозяином тела алкоголя и постоянных ночевок на улице кожей, но все равно внешность Алексея была отвратительна.

Это — цена возвращения из виртуальности. Собственно говоря, он вернулся только ради Тани. Если бы не любовь, Алексей бы остался в построенном для него виртуальном мире, в котором возможно все, где нет ни болезней, ни смерти.

Вот только как Таня теперь его воспримет? Внутри он, как и прежде, Алексей Шербат, которого она любила, но внешне — он отвратителен и останется таким навсегда. У него теперь даже другой тембр голоса. Отвратительный, прокуренный бас. Вместо серых глаз песочно-карие и — отвисший живот пожилого мужчины, пусть и последнее — можно поправить. После изменения внешности это было самое неприятное — теперь ему сорок два, а Тане — по-прежнему тридцать. Он стал старше своей подруги на двенадцать лет.

К тому времени Таня уже вернулась из отпуска. О его возвращении она уже знала от Альберта Драза. Алексей позвонил и договорился о встрече, с наслаждением слушая каждый звук ее голоса, который был теперь холодно вежливым. Алексей надеялся, что после их встречи этот лед растает, и они снова будут вместе.

Он забрался под одеяло. Кровать, в которой раньше Таня читала ему стихи, казалась непомерно широкой для него одного.

* * *

Они встретились в кафе, где прошло их первое свидание.

— Привет.

— Привет.

Официантка принесла по чашке кофе. Вокруг негромко играла музыка.

— Я не должен был тогда уходить из дома. Прости.

— Ты не виноват. — Она помолчала. — Каково там, в вирутально-загробном мире?

— Все зависит от того, что для тебя важнее всего.

— И что это для тебя?

— Любовь. А что важно тебе?

— Не знаю. Наверное, тоже.

— Ты говоришь неуверенно.

— Извини. Говорю, как могу. — Она заправила за ухо локон волос.

От этого жеста у него защемило в груди. По ее тону и тому, как она постоянно отводила взгляд, он понял, что за время отпуска что-то изменилось. Ответ был очевиден.

— Кто он?

— Какая разница.

— И давно?

— Три недели.

Это было банально и предсказуемо, но его накрыло лавиной тоски.

Нетронутый кофе в обеих чашках остыл.

— Сначала ты исчез. А теперь ты совсем другой человек, — сказала она, рассматривая его опухшее лицо бродяги.

— Ты тоже.

Она ушла, оставив его с бутылкой бренди на столе в раздумьях, что ему делать теперь.

* * *

Следующие несколько дней он пил и смотрел видеозаписи, которые они делали вместе. Таня, стройная и обворожительная, в синем купальнике брызгает в него водой на пляже. Капли попадают на объектив камеры, текут вниз, и картинка расплывается. Или это у него что-то с глазами?

Они на пикнике в заповеднике. Вокруг стена леса и обрыв, откуда видна бескрайняя степь, окруженная сверкающей лентой реки.

Бренди обожгло ему рот, и Алексей едва не подавился. По голове расползался туман.

Из забытья его вывела телефонная трель.

— Алло.

— Вы знаете Татьяну Либрун?

— Да. — Внутри зашевелились ледяные щупальца.

— Я дежурный врач. Она попала под автобус, в бумажнике был ваш номер.

Хмель слетел с Алексея мгновенно.

— Боюсь, что прогноз неутешительный, — продолжал звонивший. — Многочисленные повреждения внутренних органов и мозга. Мы делаем все возможное, но до утра она не доживет.

— Подключите аппарат искусственной жизни!

— Уже сделано.

— Я скоро буду.

Он принялся лихорадочно одеваться, но вдруг застыл посреди комнаты и опустился на стул. Врачи все равно не помогут. Выход есть только один.

— Слушаю.

— Дед. Извини, что так поздно.

— Что случилось, Лешик? Мне теперь твой голос трудно узнать.

— Таня умирает.

— Господи…

— Ты можешь мне помочь?

* * *

— Привет.

— Привет.

— Ну как ты?

— Очень странное чувство. Как будто я дух, летающий в пустоте.

Он улыбнулся.

— Эту пустоту можно заполнить. Видишь дверь впереди? Войди в нее.

— Боже…Это же наша квартира. Рояль. Мои стихи. — Она замолчала, медленно отвела глаза. — Как будто я в старом, черно-белом кино.

Алексея такое сравнение с их прежней жизнью задело.

— Я хочу писать и работать, — сказала Таня.

— Это возможно.

— Я хочу жить в реальном мире.

— Этот мир реален.

— Алексей, — сказала она горько, — я сойду здесь с ума.

— Ты привыкнешь, так же, как и я. Я буду тебя навещать.

— Верни меня обратно, — попросила Таня. По ее щеке покатилась слеза, хотя она этого не чувствовала. Слеза была компьютерным эффектом. Но Таня чувствовала, будто на нее давит плита тоски и отчаяния. — Я знаю, ты можешь. Ведь ты же вернулся.

— Ты будешь выглядеть иначе.

— Мне все равно.

— Обычные люди не отдадут тебе свое тело. Ты будешь старой и уродливой, как я теперь.

— Что же мне делать?

— Оставайся там. Это шанс на бессмертие. — Он помолчал и добавил: — Если захочешь, я к тебе присоединюсь.

— Это не имеет значения, — сказала Таня. — Пока тебя не было, я поняла — любовь и ненависть: все это биохимия нашего организма. Нет тела, нет и любви. Но здесь не будет и ненависти — недаром проповедники это обещают всем после смерти.

Алексей не отвечал.

— Прошу тебя, Леша. Умоляю.

— Я вернусь завтра, — сказал он, и ее лицо исчезло с экрана.

Уходя, он попросил Петра Чадунова: «Сделайте так, чтобы она могла спать».

* * *

Эта ночь была для Алексея мучительной. Он снова смотрел записи с Таней, слушал их любимую музыку, и бренди обжигало ему рот.

Утром в НИИ он попросил, чтобы его сознание перевели обратно в виртуальность. Туда, где он будет выглядеть, как прежде. Туда, где они с Таней, возможно, снова будут вместе. Любовь — это не биохимия, твердил он про себя. Я тебе это докажу.