В Москве, на военном аэродроме, Серегина встретили люди Его Преподобия, перевезя в частный дом в окрестностях столицы. Теперь он был окружен заботливыми помощниками, однако проку от них в предстоящей операции не было никакого. В партнеры ему были необходимы сторонние профессионалы, кто, в случае провала уже задуманной акции, не мог бы бросить тень своей причастности к общине и к ее связям. Кроме того, если и существовали в богатой талантами России специалисты надлежащей квалификации, искать бы их пришлось только в самых секретных недрах столь же секретных служб. Да и найдись таковые, все равно Серегин бы усомнился в их безупречности, ибо самый изощренный российский воин в душе полагается на бесшабашность и везение, а ему требовались солдаты безукоризненного и бестрепетного расчета, боевые роботы, исключающие промах в своем деле. Ему были необходимы люди Запада, тонко ценящие качество любой работы. А Восток всегда побеждал количеством, но не качеством.
Еще там, на земле Юга России он понял, что придется лететь в Америку. К Джону и к Биллу. Он опасался вступать с ними в связь по телефону или же по Интернету: люди из ЦРУ могли контролировать его прошлые контакты в режиме «сна», современная техника это легко позволяла.
С другой стороны, вступление на землю Америки с паспортом на чужое имя также предполагало известный риск, но уж куда как меньший, нежели нарушение правил игры с российской внешней разведкой, исключавшей для него какие-либо зарубежные вояжи.
А потому вначале, по российскому внутреннему паспорту Серегин прибыл в давно недружественную Украину, и уже там приобрел билет до Чикаго, где ныне проживал Джон.
Преодоление иммиграционного барьера в американском аэропорту прошло без заминки, и вскоре такси докатило его до отеля в центре города.
Бросив вещи в номере, он вышел на улицу. Вдохнул полной грудью воздух страны, которую, казалось, покинул навсегда. И тут каждой клеткой своего существа ощутил свое выстраданное родство с этой землей и небом далекого континента, где столько пережил, узнал и увидел. Сейчас он был подобен струне, отзывающейся на неразличимый камертон всех устоявшихся в здешнем пространстве внутренних энергий. Подспудно они давили на чужаков, отчего те впадали в необъяснимую тоску или же устремлялись обратно, не понимая, что диагноз «ностальгия» слишком прост и условен. Они покидали страну, желая попросту оказаться возле привычного камертона Отечества. Ведь человек — резонансная система и порой только через усилие способен приладиться к новому месту, где иной раз вольготно телу, но отчего-то тяжко душе.
Но сейчас, стоя на белой бетонной плите тротуара, глядя на темные, в пасмурной мороси стекла окружавших его небоскребов, на катившие мимо такси и лимузины, на черные, желтые и белые лица, скользившие поодаль, на деревья, завешенные гирляндами пока притушенных ламп, на кибитки уличных продавцов сосисок, заполнявших воздух горчично-уксусным запашком своих приправ, он снова и снова испытывал будоражащее и радостное чувство возвращения к себе самому… Он был словно зачарован картиной, стоящей в глазах: перед ним сияла Америка. И в каком бы обличье она не являлась, суть ее повсюду была одинакова. И он любил эту чертову стерву-Америку, как подлую, капризную, но желанную девку… И — что с этим делать?!.
Или всю жизнь суждено ему разрываться между Россией-матушкой и этим завлекательным, исполненным несокрушимой имперской мощи прекрасным чудовищем?
Он купил себе дешевый мобильный телефон, тут же набрав номер Джона.
Услышав голос приятеля, произнес:
— Вы должны меня помнить… Вы заказывали нам каталог мужской зимней одежды. Курьер может приехать к вам немедленно.
Возникла пауза. Старый прохиндей на ином конце связи, конечно же, узнал его, теперь лихорадочно соображая, чтобы ответить.
— Да, — наконец, произнес недовольным и важным голосом. — Вы можете подъехать. Кинотеатр «Вест-плаза». Я — владелец, буду до вечера…
Серегин, нажав кнопку отбоя, не удержался от саркастической ухмылки: владелец кинотеатра? Наверняка очередная заковыристая афера неуемного проходимца… И — протянул руку в сторону дороги, останавливая тут же ринувшееся к нему из глубины потока машин, как акула к ставридке, такси с рекламным щитом на крыше.
Кинотеатр находился в месте весьма странноватом: рядом кипела стройка, близлежащие улицы, перекопанные то там, то сям, перекрывали пластиковые цветные сетки, воняли синими солярными выхлопами экскаваторы, копавшие грунт, глухо перекликались, словно автоматные очереди из окопов, отбойные молотки.
Кинотеатр был закрыт и занавешен, как вдова в трауре, но тощий охранник с кислой мордой, сидевший за дверью служебного входа, провел его в крошечный кабинет Джона.
Обнялись — искренне и радостно.
— Я оставлял свои координаты на твоей секретной почте, — сказал Джон. — И не зря, как вижу. Хотя после того, что ты натворил, не думал встретиться уже никогда. Меня год таскали в ФБР, допрашивали по семь часов без перерыва. Из армии пришлось уволиться. Собственно, к лучшему. Через год на базе грянула ревизия, и это счастье, что я вовремя унес оттуда свою задницу… Ну, какими судьбами?
Когда Серегин закончил свой рассказ, приятель, вздохнув сочувственно, молвил:
— Что ж, назвался гусем, придется спасать Рим. Что касается меня, я помог бы тебе и бесплатно, ты знаешь… Но, подозреваю, кто-то готов нести расходы по проекту, и зачем этому противоречить? Тем более, ты же не предлагаешь съездить на уик-энд на дачу и пострелять из мелкашки по банкам из-под пива?
— Во-первых, — произнес Серегин, — тройка больших «винтов» с твоего бывшего склада остались у меня. Так получилось. Во-вторых, наперед платится гонорар: триста тысяч каждому. То есть, тебе и — Биллу, если мы его найдем.
— Чего его искать? — усмехнулся Джон. — Мы с ним партнеры в этом чертовом кинотеатре, с которым влипли по самые уши. Ты видел стройку вокруг?
— Вот я удивился… — начал Серегин, но Джон, перебив, продолжил:
— Нас крепко и красиво кинули, — поджав губы, поведал сердито. — Нам предложил этот бизнес один еврей, бывший владелец. Он спел нам сентиментальную песенку о своей старости, которую хотел бы провести на пляже в Майами, о невозможности продолжения трудов праведных из-за проблем с диабетом и прочим генитальным герпесом… Мы вникли, конечно, в результаты бизнеса. И — охренели! Нам предлагалась элитная дойная корова! Мы посмотрели, как народ каждый вечер валом валит сюда. И нам это понравилось. Но мы не посмотрели на план реконструкции города, нам такого и в головы не пришло! И теперь два года нам предлагается сидеть среди стройки с нулевым балансом и с кучей всяких счетов! Мы — на нуле.
Серегин задумчиво рассматривал фотографии, пришпиленные к стенке за спиной товарища. Джон на стрельбище, на пляже, на банкете с голливудскими знаменитостями, Джону вручают медаль в Пентагоне, Джон обнимает двух рок-певцов, а на их фоне — вся остальная группа — в коже, с гитарами, раскрашенными дикарскими красками шевелюрами…
Эти фото, похоже, красовались здесь, дабы придать их владельцу, обыкновенному американскому парню, значимость в слабых умах.
— «Стволы и розы», — уловив взгляд Олега, пояснил тот. — Популярнейшая группа в Штатах. Народ ломится на их концерты, как подорванный.
— Так и пригласи их сюда, — сказал Серегин. — Окупишь свое недоразумение с бизнесом.
— Да ладно! — отмахнулся Джон. — Поедут они в какой-то заштатный кинотеатр! Да, кстати! — Лицо его удручилось досадливой озабоченностью. — Этот умник еврей, оказывается, все продумал наилучшим образом! И, когда впаривал нам этот кинотеатр, одновременно заканчивал отделочные работы в другом, в трех блоках отсюда… То есть, публика плавно перетекла опять-таки в его объятия.
— Хороший кинотеатр? — спросил Серегин.
— Да просто концертный зал! Не будь здесь стройки, народ все равно бы плелся туда, а не к нам с Биллом. Он всерьез подумывает пристрелить этого старикашку с пейсами, но что таковое даст? И справедливо ли это? Во-первых, многие люди живы только потому, что стрелять в них незаконно. Во-вторых, этот человек попросту правильно распорядился своим бизнесом. Да и потом — экая оскорбленная добродетель, наш Билл! Хотя — я его понимаю. Так или иначе, завтра мы получаем чек за продажу помещения. Нашелся покупатель. Наши потери — семьдесят процентов от вложенного. Но на билет до Москвы хватит.
— Ты орудуешь здесь по вторым документам? — спросил Серегин.
— Да, мы решили с Биллом не тратиться на налоги в малоизвестном бизнесе. И, увы, оказались правы! Кроме того, я не забываю, что Фортуна улыбается тем, кого не замечает Фемида. И — терпеть не люблю всякие дефлорации о доходах!
Серегин по-прежнему не отрывал взора от лохматой компании с гитарами. Затем, встав со стула, аккуратно отцепил карточку от стены, положив перед Джоном. Сказал:
— С ней тебе стоит пойти к насолившему вам мошеннику.
— Зачем? — удивился Джон.
— Ты скажешь ему, что не испытываешь обид, а потому предлагаешь ему дело: устроить концерт этих парней у него на площадке. Доход — пополам. Он способен проверить твою инициативу, но я знаю, какой ты мастер обставлять тылы для ответного огня… Или — найдешь подставного директора, или задуришь мозги директору реальному…
— Но они по определению не поедут… — Тут Джон осекся, о чем-то трудно и хитро соображая…
— Думаю, Худой Билл одобрит такое дело, — вступил Серегин словом в наступившую паузу. — А коли мушкетеры собрались энное лет спустя, сегодня им предстоит крепко выпить. А лично мне — закусить свежими атлантическими ракушками с итальянским чесночно-томатным соусом. — Поскольку вы в очередной раз бедны, я и угощаю.
К предложению открытия нового кинотеатра с участием динозавров тяжелого рока престарелый иудей отнесся с пониманием. И тут же, как, собственно, ожидалось, попытался самостоятельно связаться с директором группы, решив срубить куш без посредников. Звонил он, правда, по номеру подставного телефона, напечатанного на карточке, как бы ненароком забытой Джоном у него на столе, а потому получил достойный ответ о необходимости ведения переговоров только через известных директору лиц.
С таковой постановкой дела многомудрому деловому человеку пришлось смириться. И — пойти на вынужденные траты на рекламу, оповещение заинтересованного населения и на изготовление билетов, ибо дееспособность к инвестициям у партнеров-банкротов объективно отсутствовала.
Во избежание недоразумений с дележом денег билеты продавались в день концерта. С раннего утра в кассу, несмотря на умопомрачительные цены, выстроилась феноменальная очередь. Подпирающая друг друга череда граждан едва ли бы устремилась в таком количестве даже к гробу президента США, если бы тот в расцвете полномочий внезапно почил в бозе.
Наличность у населения, согласно трудно выстраданному договору, принимал Билл, сидя в каморке-скворешнице, отсчитывая сдачу и складывая доллары в пластиковые хозяйственные сумки.
Изнутри дверь каморки подпирали нанятые иудеем охранники со зверскими рожами. Впрочем, Билла они ничуть не смущали.
Для пущей убедительности в грандиозности предстоящего действа Джон пригласил «для разогрева» публики местную дворовую группу начинающих рокеров, содрав с нее деньги за начало столь блистательной сценической карьеры в окружении звезд мирового уровня. Рокеры поспешили завезти в кинотеатр свои динамики, тарелки и барабаны, тут же приступив к вдохновенным репетициям, что также благотворно откликнулось в сознании хозяина заведения относительно масштабности затеянной феерии.
— Как идет дело? — полюбопытствовал Серегин, в очередной раз позвонив Джону.
— Лох цепенеет, — кратко ответил тот.
Когда же на сцену вышли лохматые татуированные создания с гитарами, тряся свисающими к поясу гривами, и стены потряс рев восторженной, загипнотизированной мраком своих умов толпы, и звякнули, скрежетнув консервным звуком, оркестровые тарелки, отворяя торжество грядущей музыкальной вакханалии, Серегин, пройдя черным ходом в служебные помещения, раскрыл дверь кабинета хозяина, застав в нем мизансцену с налетом идиллии:
Религиозный еврей в сюртуке и широкополой шляпе, блестя линзами очков, поглаживал окладистую бородку, сидя за командным столом, Худой Билл и Джон располагались на стульях за приставным столиком, а двое чернокожих горилл с толстенными золотыми цепями на шеях, сложив мускулистые руки на груди, стояли у стены. Взоры служивых людей были прикованы к груде долларовых купюр, высившейся на глади приставного столика.
Ленивым жестом поддернув ремень, притороченный к скобам, Серегин направил на громил изящный ствол «калашникова», порекомендовав:
— На пол! Руки — по швам! — И — удовлетворенно кивнул, постигая, с каким потрясающим повиновением был воспринят его совет.
Лицо религиозного человека за столом словно бы удлинилось, стекая к отяжелевшему подбородку. Кивнув на пустые сумки, валявшиеся у стены, грабитель обратился к Джону и к Биллу:
— Вы… Пакуйте деньги.
Поспешность в исполнении этого приказа удивления в нем не вызвала.
— Пойдете вперед, я — за вами, — продолжил Серегин, переводя зрачок автомата с одного своего компаньона на другого. — И, обращаясь к оставляемой в кабинете публике, прибавил: — Провожать меня не надо. Коридор узкий, из магазина не пропадет даром ни одна пуля…
Через считанные минуты они выезжали на трассу, ведущую в частный аэропорт. В оконце проплывало бескрайнее озеро Мичиган — темное и плоское. Остающийся позади Чикаго сиял огнями реклам, как процветающая шлюха показным изобилием бриллиантов.
Из кинотеатра на весь квартал гремела музыка, способная затмить усердия тысячи перфораторов. Но и ее перекрывали ликующие вопли восторженных почитателей.
— Здесь никого из Гарварда не встретишь, — сказал Худой Билл.
— Да… Просто — дети… — грустно поддакнул Серегин.
— Но во что превратятся эти непосредственные существа, когда не дождутся обещанных «Стволов и роз», — вздохнул лицемерно Джон. — Завтра непременно надо ознакомиться с новостями.