День у Михаила задался горячим: уже ранним утром, страдая от жуткого недосыпа, он выехал в Вюнсдорф, в аэропорт Шперенберг, куда должен был приземлиться самолет командующего, на сей раз перевозивший на борту не высокого военного начальника, а каких-то двух особистов с важными бумагами и — контрабандный груз сигарет, лично Аверину предназначенный.

По дороге, позвонив по радиотелефону в Москву, Миша получил обескураживающую информацию: в самолете находился также представитель криминальной берлинской полиции, о «контрабасе», впрочем, ничего не ведающий, но чье присутствие на воздушном судне создавало некоторые сложности.

В военном аэропорте, ни паспортного контроля, ни таможни, не существовало. Сходи по трапу, выезжай за ворота, и вот тебе — Германия с ее сосисками и пивом. Наладив связи с необходимыми людьми в Москве, Аверин таким образом серьезно увеличил популяцию иностранцев из Юго-Восточной Азии, каждый из которых платил приличные деньги за возможность своего проникновения на территорию Западной Европы. Однако присутствие на борту офицера немецкой полиции, во-первых, не дало возможность переправить в Берлин очередную группу вьетнамцев, а, во-вторых, сильно осложняло перегрузку сигарет в зачехленные брезентом кузова военных машин, должных перебросить контрабанду из аэропорта в Карлсхорст, где те же вьетнамцы, занимающиеся нелегальным распространением курева, уже выплатили Аверину аванс в счет «русского транзита».

Кроме того, на въезде в Шперенберг Миша расставил четыре машины со своими боевиками, обязанными отразить возможное покушение на товар местной банды чеченцев, контролировавшей Шперенберг.

Боевиками руководил переодетый в форму немецкого полицейского бывший гэбэшник Курт. Опыт по части разгона чеченов у него уже имелся.

Мистификация выглядела следующим образом.

К чеченской «братве», дежурившей в машинах около въезда в аэропорт, подкатывали машины другие, за стеклами которых угадывались силуэты крепких парней, каждому из которых Миша платил по пятьдесят марок за участие в спектакле; из головного автомобиля выходил Курт в рубашке салатового цвета с погонами и, представившись на идеальном немецком, начинал проверку документов.

Проверить ему удавалось, как правило, одну машину; остальные мгновенно исчезали в пространстве…

Дело обычно ограничивалось взяткой в тысячу марок; счастливые сознанием того, что избежали неминуемого ареста и депортации, кавказские нелегалы-рэкитеры покидали место засады, и Курту оставалось лишь сопроводить транспорт с контрабандой до Берлина, где коробки с сигаретами грузились в огромный подвал особняка в Карлсхорсте, откуда шустрые вьетнамцы партиями растаскивали его в багажниках своих легковушек по всему городу.

То есть проблема состояла в некоторой задержке груза на летном поле, покуда не уберется с глаз долой германский полицейский, ибо коробки, обычно зачехленные, на сей раз отправлялись внаглую, красуясь надписями, выдававшими их содержимое. В дело могла вмешаться армейская контрразведка, чьи представители зачастую крутились в аэропорту, а выяснение отношений с данными представителями означало дополнительные финансовые затраты.

Кроме того, сигареты отправлялись на основе бартера; самолет должен был принять на борт для обратного рейса несколько ящиков с газовым оружием и арбалетами.

Операция, как сформулировал для себя Миша, в очередной раз стоила ему «куска оторванного здоровья», однако прошла на удивление гладко, и вскоре он, запыхавшийся не столько от долгого пути из пригорода, сколько от пережитой нервной нагрузки, уже открывал металлическую решетку, зачиная новый торговый день в своем «военторговском» магазинчике.

Сигареты из подвала особняка вьетнамцы решили забрать под покровом тьмы, поздним вечером, ибо в дневное время боялись бдительных немецких патрульных, особо внимательных к находящимся за рулем иностранцам азиатского происхождения.

Решетка распахнулась, скрипнув петлями, Миша привычно встал у кассы в ожидании армейского покупателя, размышляя, что на носу уже Новый год, а, значит, подошла пора заготовить уйму пиротехники, сулящей ему немалую прибыль, ибо фейерверк в Берлине в течение новогодней ночи — неизменная традиция; как вдруг вошел в магазин странный человек в дорогом длинном пальто, и чем-то глубоко чужим и далеким от этого человека повеяло; и ощущалась в нем сила внутренняя и физическая: взглд уверенный и бесстрастный, лицо — здоровое и жесткое; крепкая шея, широкие плечи, и даже бицепсы основательные угадывались за просторными рукавами… Нет, не славянского происхождения был человек этот, как бесповоротно Михаил уяснил, но, в то же время, удивительным показалось Аверину, что различает он и какую-то нехорошую печать на лике вошедшего; печать, служителям закона соответствующую…

«Ну — настоящий полковник», — вспомнился Мише фрагмент из популярного шлягера.

Брезгливо осмотрев достопримечательности магазина, вошедший спросил по-русски:

— Аверин — вы? — Да…

— Занимаете особняк здесь?..

— Да…

— Документы!

И Миша, словно укушенный залезшим под рубаху насекомым, полез куда-то глубоко за пазуху, извлекая свой замечательный синий паспорт постоянно проживающего…

— Так-так, — произнес зловещий посетитель, с вниманием документ изучая. — Ключи от особняка, надеюсь, у вас?

— Так точно… — просипел, встрепенувшись, Миша, всем видом выразив глубочайшую заинтересованность и готовность номер один. — А в чем, собственно, дело?..

Уже представился обыск подвала, опись сигарет, наручники, «попадалово» на умопомрачительную сумму…

— Дело в том, — спокойно пояснил незнакомец, — что владелец особняка — я.

— Ага, — сказал Михаил озадаченно.

— Вот и «ага». — Незнакомец помедлил. — Меня зовут Рихард Валленберг. Я живу в Америке, а дом, который вы заняли, принадлежал моему отцу. Я справлялся у местных властей, и теперь имею точную информацию и о вас, и о ваших перспективах по пребыванию в данном помещении. Не скрою: перспектив у вас нет. Те бумажки о ремонте, которые вы предъявили, обернутся в случае вашей настойчивости лишь обвинением вас в мошенничестве: достаточно элементарной экспертизы, а она будет в итоге проведена за ваш счет…

— Спокойно! — перебил Миша, с облегчением уясняя, что обыск и наручники покуда еще ему не грозят. — Все понял, готов к диалогу. Здравствуйте, господин Валленберг! — И он протянул собеседнику руку, ощутив цепкое пожатие тренированных, наверняка, в приемах единоборства пальцев. Вы не против совместного завтрака? Тут буквально в пяти минутах хода есть забегаловка возле Эс-бана… Фирменное блюдо: шницель с грибами, рекомендую. Я — угощаю. Как?

— За себя я плачу сам, — сказал Валленберг. — Обычно так дешевле выходит. Но позавтракать не откажусь.

Вскоре они сидели в уютном кафе возле метро; Михаил налегал на пиццу с креветками, а Ричард разделывался со шницелем, убеждаясь, что тот и в самом деле приготовлен с изрядным мастерством.

— Предлагаю вариант, — говорил Аверин. — Пока идет оформление документов, то-се, поживем в домике вместе. Я на первом этаже, вы — на втором… Места хватит. К тому же, там моя мебель, холодильники, микроволновая печь…

— Вы можете все это забрать, — резонно заметил Ричард.

— А ремонт? Какой-никакой, но был же, так?..

— Мы возвращаемся к тому, с чего начали.

— Ну… мне надо время, чтобы съехать, понимаете? К тому же, дом вы наверняка засадите… если в Америке живете…

— Стоп, — перебил Ричард. — Давайте начнем с другого. Вам негде жить? Хорошо, оставайтесь. Что там на втором этаже?..

— Кабинет, холл, спальня… Вам понравится.

— Ладно. Будете платить мне арендную плату.

— Сколько? — напрягся Аверин.

— Тысяча марок.

— Моя фамилия — не Рокфеллер, — заметил Михаил с неоспоримой справедливостью. — Да за тысячу марок я…

— Не хотите — не надо. — Ричард отхлебнул горячий черный кофе. Пожал плечами.

— Ну… хотя бы восемьсот…

— Тысяча марок — очень справедливая сумма. И вы это знаете не хуже меня.

Миша почувствовал, что за горло его держат стальные руки.

«Эсэсовец, бля…» — дал он собеседнику не очень лестную мысленную характеристику, но вслух же выразил вежливое, пусть и вялое согласие.

После завтрака поехали осматривать особняк.

Второй этаж хозяину понравился: просторный кабинет, гостиная с телевизором и баром, туалет и душевая, отдельный вход…

Осмотр первого этажа, согласно договору, являвшегося отныне временной вотчиной Михаила, носил характер чисто экскурсионный, после чего настырный домовладелец пожелал осмотреть подвал, и вот тут-то Мише пришлось поюлить, сославшись на отсутствие ключей, поскольку засвечивать объемную контрабанду перед посторонним лицом не следовало.

— Когда будут ключи? — последовал логичный вопрос.

— Дня через три… Партнер уехал во Францию за товаром, увез с собой всю связку, зараза… Да и чего там в подвалето? Мое барахло, коробки разные…

— Подвал мне может пригодиться, — прозвучало непреклонно. — Так что барахло придется вывезти.

Миша почувствовал, что лишается замечательного складского помещения, что удручило его всерьез.

— Хорошо, за подвал буду платить отдельно…

— Обсудим данный вопрос, после того, как помещение будет очищено, — отрезал американец арийского происхождения и направился вверх по лестнице, ведущей на его территорию.

Мише оставалось только скрипнуть зубами, выражая немое негодование. К тому же, он просто терялся в догадках, каким образом вывезти сегодня ночью из подвала сигареты, незаметно проведя такую операцию в присутствии нежелательного свидетеля.

К прилавку магазина он вернулся в состоянии взвинченной озлобленности, с ходу послав куда подальше одну из офицерских жен, принесшую обменять купленный ею накануне дефектный магнитофон.

— Ну, сука, достали! — высказался он в сторону двери, куда шмыгнула перепуганная его агрессивными матюгами клиентка. — Вот ведь народ, бля! — И — запустил «говорящим зеркалом», откликнувшимся на вибрации гневного его голоса елейным признанием в любви, — в стену, осыпавшуюся ветхой штукатуркой.