Представитель военной контрразведки, услышав от Серегина доклад о его вербовке русскими, воззрился на подопечного, как невинная пастушка на вывалившегося из кустов Сатира. Чувствовалось, что за всю свою практику он впервые удостоился случая лицезреть настоящего шпиона, пускай начинающего и пришедшего с повинной.

Далее закрутилась ведомственная и межведомственная карусель. Армейские особисты передали агента врага в ФБР, где, пройдя сито допросов, он согласился на безусловное сотрудничество с органами правопорядка новой страны своего обитания. И хотя при склонении к сотрудничеству с уст американцев то и дело слетало определение этой страны как «новой родины», согласиться с подобной формулировкой Олег не мог, ибо Родина, как и мать, и отец, в сознании его присутствовали величинами первоначальными и бесповоротно единственными.

Под контролем ФБР произошло и его знакомство с Элис, предварительно посвященной в сложившуюся ситуацию.

Элис – очаровательная, жизнерадостная шатенка ирландских кровей, авантюрная и бесшабашная, без тени сомнения приняла предложение ФБР сыграть партию с русской разведкой и уже на первой встрече с Серегиным с откровенной заинтересованностью оглядела его, дав понять, что подставной кавалер ей пришелся по вкусу.

Спектакль пришлось играть неформально: они часто встречались, ходили на шоу, в гости, ужинали в ресторанах, и однажды, для убедительности, коли за ними возможен контроль русских, Олег предложил партнерше снять на часок номер в отеле «горячих простыней» для озабоченных парочек, на что последовало неуверенное, однако – согласие. Войдя в комнату, они переглянулись, взаимно уяснив, что необходимости, а главное, желания смотреть телевизор или же вести вымученные беседы у них нет, и… часок затянулся до полудня следующих суток.

А после закрутился роман. Воспаленный и отчаянный. И с приходом любви разум отправился на каникулы. Сущей чепухой и смехотворным недоразумением казались в круговерти страстей всякого рода шпионские уклады и обязательства, хотя дяди из ФБР напоминали о них постоянно. Внезапный же поворот оперативной ситуации воспринимали хотя и с гнусными многозначительными ухмылками, однако доброжелательно.

Визу для Ани – первоначально выставленное Серегиным условие, они сделали, но та ехать в Америку наотрез отказалась.

– Почему? – вяло интересовался он, звоня ей по телефону, чувствуя себя лживой свиньей, мучаясь этим, но трусливо скрывая правду. Или боясь потерять надежный берег в охватившей его стихии внезапного романа?

– Я буду жить там, где родилась.

– Ты одерживаешь одну за другой победы над здравым смыслом!

– Вероятно. Первой такой победой было мое знакомство с тобой…

И так каждый раз. Он опускал трубку, невольно исполняясь раздражения и досады. Прежде всего – на самого себя. Он любил двух женщин и терялся в выборе между ними. Из Америки его тянуло в Москву, из Москвы – в Штаты… Кроме того, тяготило иное: игра с одинаково отвратительными ему спецслужбами. Сколько ей длиться? Когда она закончится? И, главное, чем?

Его уволили из армии, но ФБР позаботилось об устройстве инструктором в процветающий стрелковый клуб, а кроме того, ежемесячно выдавало субсидии на времяпрепровождение с Элис. Гэбэшники, в свою очередь, тоже подбрасывали премии в качестве компенсации за утраченную военную карьеру. Он вновь занялся экспортом в Россию автомобилей, постоянно летая туда и обратно, что крайне приветствовалось обеими курирующими его сторонами.

Аня уже не столь болезненно переживала его отлучки, зато сцены ревности постоянно закатывала Элис, однако, остывала после очередного преподнесенного ей подарка, причем бижутерия или парфюмерная сивуха из супермаркета в ее случае исключались: самые дорогие духи, самое изысканное белье, ювелирные украшения ручной работы… Это Серегина настораживало, но покуда в руки плыли доллары, он тратил их бездумно, лишь иногда сокрушаясь их скольжению мимо пальцев…

Час «Х», то бишь «вербовка» Элис, завершился, к удовольствию сторон, безусловной готовностью объекта передавать информацию, но, к явственному огорчению ГэБэ, – отнюдь не бесплатно…

– А как вы думали?! – с напором говорил на это Олег очкастому куратору при встрече в очередном конспиративном логове. – Она американка, и она чертовски меркантильна! Это у них в генах… Кстати, а кто, извините, придумал весь этот фарс? И что мне теперь делать, все идет к свадьбе, а может, и к детям…

– Утрясется, – вяло отбивался куратор. – А деньги… что ж.

В свою очередь люди из ФБР деликатно интересовались, не хочет ли русская разведка раскошелиться на некоторые нужды своей новоиспеченной агентессы.

– Говорят, у них сейчас сложности с валютой, – угрюмо отвечал Серегин, расписываясь за очередную шпионскую премию. – Говорят, Россия только встает с колен…

– В общем, вся надежда исключительно на ваше обаяние? – неприязненно вопрошали его американские опера.

– И на вашу кассу, – деловито отвечал он. – Кстати, Элис заказала новое колечко. И знаете, сколько оно стоит?

– Мистер Серегин, не перегибайте палку! Вы сами влезли в эти двусмысленные отношения!

– Зато я хоть сейчас смогу привезти ее в Москву! И никто не усомнится, что отношения у нас совершенно однозначные! А значит, все козыри у вас!

Тут Серегину подумалось, что он много чего нахватался от проходимца Джона, общение даром не прошло… Кроме того, тот же Джон поведал ему, что на каждую серьезную операцию, то бишь «кейс», ЦРУ и ФБР выделяют значительную бюджетную сумму, порой бессовестно используемую офицерами-исполнителями.

– Ваши слова, как и пули, ложатся точно в цель… – заметили Олегу ледяным тоном. – Покуда… Но смотрите не промахнитесь!

При очередном приезде в Россию Серегин был незамедлительно навещен деловитым Евсеевым, доверительно поведавшим, что встреча с Олегом остро необходима его руководству, некоему всемогущему генералу. Нынешняя расстановка сил в вышестоящих над ним иерархиях была Олегу ясна: он всецело принадлежал разведке, а бывшие его надзиратели из контрразведки лишь обеспечивали необходимое оперативное прикрытие на российской земле, никоим образом не смев отныне даже поинтересоваться спецификой его американской жизни и выполняемых им поручений.

Тем не менее Евсеев во многих отношениях представлял собой куда более действенную и рациональную силу, нежели скользкие и никчемные в своих связях и возможностях шефы из шпионского ведомства, не способные решить приземленных, но жизненно важных проблем на отечественной почве без поддержки «контриков», для которых были открыты все двери. Любые проблемы агентов, включая бытовые заморочки или же недоразумения с полицейскими властями, утрясались ими без излишних вопросов и проволочек. Посему в кондовую силу тайной полиции Серегин верил, а в эфемерной расплывчатости возможностей разведчиков презрительно разочаровывался: чего ни коснись, тут же у них возникали организационные сложности, необходимость согласования инициатив с руководством… Словом, интеллигенция в погонах с флером таинственности и с дешевым апломбом. Тьфу!

Встреча с генералом, как пояснил Евсеев, должна произойти око в око, и факт ее не подлежал разглашению никому, ибо…

Серегин, воспитанный советский мальчик, в очередной раз проявил всецелое понимание деликатной вводной.

Рандеву состоялось в затхлом конспиративном номере гостиницы «Москва», впоследствии снесенной и восстановленной по прежнему образцу во имя распила городского бюджета ее ликвидаторами и воссоздателями.

Генерал – розовокожий, вальяжный, лучащийся довольством дядя пенсионного возраста, сразу приступил к делу:

– Мы – ваши крестные, – безапелляционно заявил он. – И от своих блудных сыновей не откажемся никогда, в какую бы стихию их не занесло. Это понятно?

– Чего уж! – ответил Серегин.

– Сейчас вы не на нашем поле и не в нашей команде, но завтра…

– Я понимаю, что с вами предстоит дружить, – ответил Серегин. – Чего надо-то?

– Помощь вашего приятеля Джона, – небрежно пояснил генерал. – Он же заведует большим боевым арсеналом? Чего надо? Три специфические крупнокалиберные винтовки с боезапасом. Этакие деликатесы: M-200, RT-20, «Barret». Можно аналоги, устроит «Anzio-20», к примеру…

– Осваивал, знаю, – сказал Серегин. – Но, во-первых, как их украсть? Во-вторых – как вывезти? А в-третьих – на общественных или же героико-патриотических началах эта афера не прокатит, извините за вульгарность лексикона.

– За круглую сумму ваш друг сообразит, как изъять их из бережного складского хранения, – вдумчивым тоном ответил военачальник от опричнины. – Тем более тамошние склады напоминают город… Между стенами стеллажей служивый люд передвигается на электрокарах. Какой там учет и контроль – Богу известно… Короче. Оружие вывезете по известному вам местному коррумпированному каналу. В контейнере для мебели, которую закупите в соответствии с каталогом. Встречу контейнера в России обеспечат мои люди. Словом, все, как обычно. В наш разговор Евсеев не посвящается, уяснили? – Он протянул Олегу клочок бумаги. – Это мой телефон. Вернее, телефон моего секретаря. Представитесь как Павел Никодимов.

Возвращаясь в Штаты и, глядя в иллюминатор самолета на заснеженные просторы Гренландии, Олег прокручивал в голове вероятности тайной цели поставленного перед ним задания. Зачем гэбэшникам эти винтовки, по своим свойствам похожие на артиллерийские пушки? Оснащенные баллистическими вычислителями, датчиками скорости ветра, температуры воздуха, атмосферного давления, с лазерными дальномерами, с огромными патронами, чьи пули дробят в своем полете на атомы саму материю воздуха? Аналогов подобного оружия в России нет, тут все ясно. Но кого они решили раздолбать из этих дурометов? Президента США – этого улыбчивого бабника? Или же собственного придурковатого алкоголика? То, что готовится громкая спецоперация – понятно. А что станет с теми, кто ее осуществит? Впрочем, что ему грозит? Кто он? Доставала матчасти, «шестерка»… Или, от греха, сослаться на трудности исполнения задачи, на отказ Джона?

… – За эти бабки я бы им спер два комплекта, – выслушав Серегина, сказал Джон. – Езжай закупать мебель. Все провернем в лучшем виде.

И Серегин честно исполнил государственный, как он был убежден, заказ. Но, позвонив в секретариат генерала с сообщением о прибытии груза в питерский порт, был немало озабочен сухим ответом адъютанта:

– Он больше у нас не работает… Но вы можете изложить мне цель вашего звонка.

– Я просто его знакомый… – промямлил Серегин. – Был далеко, теперь в Москве, хотел встретиться…

Последовала пауза. После, словно набравшись решительности и доверия к собеседнику, голос из секретного ведомства стесненно произнес:

– Товарищ генерал умер…

– Вот как! – ахнул Олег.

– М-да… – И грянули похоронным маршем гудки отбоя…

Итак? Кому отгружать мебель и стволы? Звонить Евсееву? А не лучше ли рискнуть, оставив контейнер себе, родному?

Преисполнившись отваги и наглости, Олег приехал в Питер, обнаружив в знакомом порту родного до боли в зубах и в скулах таможенника Диму, благодаря агентурному сотрудничеству с госбезопасностью перебравшегося в кабинет начальника поста и приобретшего в связи с карьерным ростом вид неприступный, внушительный и непоколебимый. Однако старый знакомец, свидетель многих контрабандных тягот Серегина, и воспринимавший его ныне как сотрудника госбезопасности, каким, впрочем, тот и являлся, встрече искренне обрадовался и удостоил посетителя дружеского объятия.

– У меня – контейнер, – сказал Олег тоном, каким обычно произносят пароль.

– Нет вопросов, – сказал Дима.

– Поможешь с машиной до Москвы? Генерал ждет мебель… – Усмехнулся криво. – Во, с какими поручениями приходится навещать проверенных товарищей…

Дима сочувственно покачал головой.

– Думаешь, ты один такой?

Набив папин убогий металлический гараж коробками с разборными частями изысканной итальянской гостиной и затесавшимися между ними контейнерами с контрабандным оружием, Олег призадумался: грянет ли разбирательство? И что? Пусть грянет. Он выполнил задание и в нужный час передаст груз тому, кто принудит его к исполнению обязательств.

Но дни шли за днями, карго пылилось в гараже, и посещали Серегина смутные подозрения, что кончина генерала была связана с некими политическими игрищами, в одном из которых, несостоявшемся, подспорьем и должны были бы послужить отменные натовские винтари…

Через год мебель он продал, а винтовки, законсервировав в масле, закопал в лесу, полагая – безвозвратно, ибо заинтересованным покупателем такого оружия могла быть исключительно могущественная организация, традиционно расплачивающаяся с продавцами подобного товара дешевой тупой пулей.

Между тем шпионская чехарда набирала обороты. Родная разведка обременила его несколькими техническими поручениями, дабы окончательно уверить ФБР в лояльности перевербованного им перебежчика.

В частности, раз в две недели он осуществлял тайниковую операцию: доставал из ниши, замаскированной в поручне лестницы, ведущей на площадку, где располагалась его квартира, пластиковый цилиндрик – контейнер с информацией, и отправлялся в физкультурный клуб, где осваивал тренажеры, плавал в бассейне, а затем, следуя в сауну с зажатым в кулаке контейнером, передавал его обозначенному лицу. Передача осуществлялась в узком коридорчике, ведущем из раздевалки, незаметно, изящно и моментально. При этом у партнера, согласно инструкции, часы должны были располагаться исключительно на левой руке, часы на руке правой служили сигналом тревоги.

До тревоги, впрочем, не доходило. Зато ванная комната после проведенной операции всякий раз смердела зловонием хлорки от подсыхающих после оздоровительного бассейна плавок.

Как понимал Серегин, в роли закладчика дезы и ее принимающей стороны выступали либо провалившиеся «гаврилы», поднадзорные ФБР, либо пушечное агентурное мясо. Так или иначе, американские покровители деятельностью его удовлетворялись в той же степени, что и их российские оппоненты.

Тревожило другое: все, доселе им исполняемое, представляло собой акцию прикрытия перед большой основной операцией, и какова станет его роль в ней? Предчувствовалось, незавидной…

И этими своими сомнениями он все же поделился с плешивым куратором, сознавая как глупость такого поступка, так и успокоительную ложь всякого рода уверений.

– А я скажу честно, – ответил тот. – Ты прорвался на очень серьезную для нас позицию. Ты – не расходный материал. Тебя будут прикрывать все наши умы и силы. Ты же внедрился в спецслужбы противника, и он поверил тебе. С таким достижением за здорово живешь не расстаются… Но приготовься. В разведке порой операции подготавливаются не годами, а десятилетиями. Так что живи и жди своего часа.

Если куратор и врал – то убедительно…

Неусыпный контроль над агентурой – категория, далекая от практики, хотя, время от времени возобновляясь, он часто и мистически выявляет объект при совершении им горячего греха. Длительное же прозябание агента без реальных заданий расхолаживает его, а потому, наверняка приняв во внимание живой характер Серегина, и, несмотря на его нахождение в тисках спецслужб США, руководство разведки то и дело отводило ему роль в смелых операциях. Инициатором их стал неугомонный Джон, связавшийся с коллегами-кладовщиками в Пентагоне, откуда тырил электронные блоки новейшей боевой техники. Естественно, с откровенным коммерческим умыслом.

Главным звеном цепи переправки секретных изделий с военного склада в русское посольство осуществлял Серегин, благо его контакты с дипломатами-шпионами безоговорочно благословляло ФБР.

Очередным подарком российской обороне от беспринципного Джона стал электронный чип хитрого авиационного боеприпаса, самонаводящегося на наземные цели. Согласно шифровке чип надлежало уместить в багажник посольской машины, чей водитель, естественно – злодей из легальной резидентуры, запарковал бы свою машину на площадке у супермаркета, прикинувшись добросовестным покупателем.

Подручный шпиона, знакомый Серегину по прежним операциям нелегал, перехватил его в толпе, заполонившей магазин, шепнул на ухо:

– Все отменяется…

– Это… как?

– В страну прилетел русский президент, любая активность запрещена, отбой…

– Но товар уже в багажнике, – проронил Серегин. – И заложить его туда было непросто. Я бы назвал это цирковым номером.

– Уже?! Так… что же делать?

– А о чем вы думали раньше?

– С тобой, коли и припрет, не свяжешься по мобильному, не понимаешь, что ли? А не приехать мы не могли, мало ли что тебе в башку втемяшится? Какие сомнения… Решили пересечься на месте.

– Тогда так… – промолвил Серегин, рассматривая снятую с витрины банку с анчоусами. – Вызовите эвакуатор. С таксофона, чтобы звонок не засекли. Дескать, сломалась машина, заберите ее, доставьте в посольство… А сам дипломат пускай туда на такси двигает, если что – он ни при чем…

У партнера по профессии округлились глаза.

– Ты… это только сейчас придумал?

– Ну да…

– Ты гений, парень…

«Просто вы идиоты…»

Как стало Серегину известно позже, за эту операцию и личную находчивость офицер из резидентуры получил медаль и внеочередное звание, Олег же удовлетворился неофициальной благодарностью сквозь зубы от московского своего надзиралы. Ну, и некоторой толикой дензнаков, отсчитанных ему с пыхтением скрягой Джоном.

Разнообразны и рискованны были всякого рода поручения и игры на шпионском поприще, и летело время, отмеченное многими успехами, не затмившими, однако, провалы в жизни личной.

Вечером пошли с Аней поужинать в ресторан.

Она сидела напротив него – напряженная, с бледным лицом и, чувствовалось, едва скрывала слезы.

– Что с тобой? – терпеливо вопросил он.

– Ничего… – улыбнулась она рассеянной улыбкой, и губы ее мелко дрогнули. Затем подняла на него залитые страданием глаза, произнесла: – Вот… наш прощальный ужин.

– В каком смысле? – поинтересовался он, хотя знал – в каком…

– Ну, у тебя же там другая женщина, – произнесла она и выставила руку вперед, поморщившись брезгливо на его протестующе раскрывшийся рот. – Олежек, прошу тебя, – добавила она увещевающее, – не надо врать… Ты делаешь этим хуже прежде всего себе. Я не слепая, но даже если бы я была слепой, то все почувствовала бы и уяснила. Не мечись между двух огней. Ты уже привык к этой Америке, хотя не пойму, какое она дала тебе счастье… Или счастье для тебя – в постоянном движении в никуда? А может, в ней, в другой? Тогда благословляю тебя.

Он молчал. И с каждой секундой этого молчания мучительно и пусто осознавал, что вот оно и все… Окончательно все. Или все-таки из последних сил изощриться во лжи, в уговорах и в заверениях? Но нет у него этих сил.

– И не звони мне больше, – произнесла она, вставая. – Помни: каждый твой звонок – боль для меня. Как удар хлыстом. Уж в этом меня пожалей.

И она ушла.

Некоторое время он сидел, словно в ступоре, потом отодвинул занавеску, чтобы если не окликнуть ее, то хотя бы увидеть в последний раз – уже навсегда уходящую из его жизни и навсегда любимую и желанную, как он пронзительно понял это сейчас, но проход был пуст, а напротив, за большим столом в зале восседала какая-то сумрачная компания во всем черном, и отдаленно дошло: отмечают поминки…

Сутулый тип, качаясь из стороны в сторону, провозглашал, воздымая неверную рюмку водки:

– Хочу выпить за друга, рядом сидящего. Устроил всю эту похоронную канитель, как по нотам, и поляну со скидкой накрыл, светлая, как говорится, ему память…

Друг пьяно и ошарашенно покосился на него.

– Ты чего лепишь, дурик? – возмутилась дородная бабища в черной косынке. – Вообще… при чем здесь какие-то, блин, друзья?

– А, да… – согласился сутулый. – Ну, а что до покойницы, пусть святые встретят честь по чести, оценят заслуги… Ну, всего ей желаю там: удачи, здоровья в личной жизни…

Серегин задернул шторку. Бред… И вся его жизнь – бред!

На следующий день он улетел в Америку и сразу же отправился к Элис.

– Привет, шпион! – с радостным хохотом бросилась она ему на шею. – Тебя не пытали в бетонных застенках КГБ?

– Обошлось, – невольно улыбнулся он.

– Ты уехал, я тоже взяла отпуск и махнула в Лас-Вегас! – мечтательным тоном поведала она, а потом вдруг неожиданно посерьезнела и хлюпнула носом. – Олег! – произнесла она торжественным тоном. – Я грязная сука. Я встретила там парня…

– И?.. – продолжил Серегин, невольно похолодев и подобравшись.

– Так распорядилась жизнь, – уже буднично прибавила она. – Он такой… широкий! Он вице-президент «Кока-колы»! Он подарил мне «ягуар», и мы там обвенчались…. Он дает мне пять миллионов за гарантию брака… Дорогой, ты должен меня понять! Но, что касается поручений правительства, мы также можем встречаться, и…

– В общем, тебе очень жаль… – резюмировал Серегин.

– Мне очень жаль! – горестным тоном подтвердила Элис. При этом она была совершенно и безукоризненно безыскусна.

И как он не разглядел в ней обычную американскую куклу…

Да, вот уж всучила ему судьба «куклу», так «куклу»… И поделом! Он же привык к русским женщинам – безоглядно преданным, искренним, мучающимся… И одухотворил с детства знакомыми образами всего лишь идеальное тело…

«Хочешь иметь идеальное тело? – вспомнилась реприза циника Джона. – Пятьсот долларов, и всю ночь оно будет твоим…»

Через неделю он снова вылетел в Москву по срочному вызову куратора. На встрече с ним Серегину представили молодого человека лет тридцати с приятным открытым лицом.

– Леонид, – протянул тот сухую крепкую руку.

– Вам предстоит познакомиться ближе, – последовала директива из-за плеча. – Леонид отныне как бы ваш новый «шеф». По возвращении в Штаты вы доложите офицерам свои первые впечатления о нем. Ваши впечатления мы составили в письменном виде, ознакомьтесь.

– Начинается большое дело? – хмуро догадался Серегин.

– Именно…