Худой Билл – владелец небольшого автосервиса, куда Серегин устроился на работу в качестве подсобного рабочего, никоим образом не производил впечатления опасного парня, каким его обозначил Джон. Напротив, он выглядел флегматичным скромнягой: корректный, деликатный, даже застенчивый, рассеянно и спокойно оглядывающий пространство окружающего его мира. Серегин, до сей поры сталкивавшийся лишь с российскими бандитами – существами наглыми, открыто источающими угрозу и презрение к окружающим, никак не мог соотнести устоявшиеся в его сознании стереотипы с личностью своего нового шефа. Билл, конечно, грешил махинациями со страховками, угонами и даже кражами фур с товаром, но то были преступления мирного характера, не связанные ни с насилием, ни с кровью. Вскоре, впрочем, Серегин убедился, что, в отличие от всякого рода криминального сброда, выставляющего напоказ свою уголовную суть, тихоня Худой Билл являет собой преступника, куда более изощренного, расчетливого и бестрепетного, нежели целая шайка грабителей и убийц.

Он был невысокого роста, худощав, лицо его отличалось невыразительностью и бесстрастностью, а в движениях и в словах сквозили апатия и лень. Пока не доходило до дела! Тут Билл превращался в пружину, в атакующую гюрзу, и уследить за тем, как он наносит стремительный удар или как в руках его внезапно появляется нож или пистолет, не мог бы и глаз знатока. Серегину довелось быть свидетелем ограбления его автосервиса, когда банда из трех обкуренных негров с револьверами ворвалась в помещение, потребовав наличные из кассы. Билл, сидевший за столом в офисе, казалось, изначально был готов к такого рода ситуации: не раздумывая ни мгновения, не дрогнув ни одной чертой лица, он тут же принял решение. Его рука метнулась под газету, где лежало оружие, со скоростью, которую невозможно понять и измерить, так быстро, что и сам он наверняка не осознал происходящее. Он словно материализовал в своей ладони увесистый пластиковый «глок», будто отлитый из тугой резины. Это случилось стремительнее хода осознанного мышления, и теперь он и бандиты напротив превратились в существ, подчиненных инстинкту и опыту, и победа должна была достаться тому, у кого лучший инстинкт и больше опыта. Решающим фактором было расстояние: в непосредственной близости мастерство не играет никакой роли, но в десяти шагах важно не то, кто стреляет быстро, а то, кто стреляет и быстро, и метко.

В следующий миг Билл, как показалось Серегину, слил вопреки всем рациональным законам физики и возможностям оружия три выстрела в один. Грабители, как по команде, словно захлебнувшись своими угрожающими выкриками, рухнули на кафельный пол. Все было кончено меньше чем за две секунды. Как выяснилось позже, каждая пуля безупречно нашла подходящий ей лоб.

Это была демонстрация воистину древнейшей профессии в мире – убивать того, кто хочет убить тебя.

Билл же, невозмутимо положив горячий «глок» на стол, обратился к одному из механиков – доминиканцу-нелегалу, бледно-пепельному от пережитого страха: дескать, чеши-ка, парень, домой, ибо, когда нагрянет полиция для опроса свидетелей, я могу пострадать за твое незаконное трудоустройство. При этом от проема входной двери в сервис, в котором могли возникнуть сообщники убитых, стылого змеиного взора он не отрывал, и лежащий перед ним пистолет, как уяснил Серегин, в любой миг был готов запрыгнуть в его бестрепетную кисть руки. Кстати, маленькую, аккуратную, едва ли не девичью, с тщательно ухоженными ногтями. Однако при первом знакомстве с Серегиным рукопожатие Билла оказалось гораздо более крепким, чем можно было ожидать. В нем, судя по всему, вообще таилась масса сюрпризов.

На вопрос Олега о моральных муках, связанных с убийством трех человек, пусть и не представляющих из себя достойного примера, Худой Билл, подумав, ответил так:

– Еще в детстве я понял, что есть люди, которые появляются на свет, чтобы убивать всякую мразь из огнестрельного оружия. Они могут быть тоже плохими парнями, но они видят черту между плохим и неприемлемо плохим. И обладают внутренней твердостью, чтобы отнимать человеческую жизнь куском свинца, не испытывая по этому поводу никаких переживаний. В свое время была такая особая порода служителей закона. Мне кажется, ее больше не осталось. А я бы стал таким, если бы судьба не вывела меня на иной путь. С другой стороны, убийство теперь не причисляют к работе для настоящих мужчин. Этому занятию придали какую-то нездоровую окраску, и человек, победивший в честной перестрелке, воспитан так, что испытывает угрызения совести и отправляется лечиться в больницу. И это быстренько приводит такого убийцу в сумасшедший дом, на пенсию или в могилу. Он становится врагом себе, с которым ему ни за что не справиться.

Из дальнейшего общения с новым шефом Серегин уяснил, что тот, как и великое множество американцев, не знает, вращается ли Земля вокруг Солнца или же Солнце вокруг Земли, как выглядит таблица умножения и президент США. Однако угнать за считанные секунды любую машину, хладнокровно застрелить противника и заработать доллары из воздуха этот субъект умел без излишних раздумий.

Узнав, что местом прошлого проживания Серегина была Москва, Билл, поразмыслив, задал ему следующий вопрос:

– А сколько займет времени доехать туда на машине?

Из всех занятий на свете Худой Билл интересовался разве рыбалкой и, вероятно, поэтому обитал в Бруклине рядом с океаном, непременно проплывая полмили каждое утро даже зимой и в шторма. Будучи большим экономом и спартанцем, квартиру он не снимал, а проживал в подвале под старым домом, примыкающем к набережной, тянущейся вдоль побережья.

Подвал был огромен, в дебрях его высились бетонные колонны, уходящие в фундамент, пол застилали многочисленные грязные ковры, отобранные на дворовой помойке, а старинным буфетам, столикам, креслам и прочей рухляди, также перенесенной в подземные хоромы из внутреннего дворика, куда жильцы сваливали крупногабаритные бытовые неликвиды, терялось число. За пребывание в своем логове Билл расплачивался с супером – смотрителем дома, мелкими услугами по ремонту его автомобиля. Жениться в ближайшее время Билл не намеревался, полагая, что супружество – мероприятие неоправданно расходное, а, кроме того, обретая женщину своей мечты, с остальными мечтами можно распрощаться. Кроме того, любовь он воспринимал как торжество воображения над интеллектом. В качестве подруг Билл то и дело заселял в подвал залетных нелегалок из стран дальнего и ближнего зарубежья, выделяя им временный кров в обмен на бесплатный секс. Вознаграждение дам за плотские утехи он полагал столь же несуразным, как приобретение за деньги лицензии «Windows».

Когда Билл узнал, что у нового механика из России существуют проблемы с местом постоянного проживания, то сразу же предложил ему поселиться в своем подземелье всего лишь за сто долларов в месяц – сумму чепуховую. Олегу был отведен свой угол со шкафом и с диваном, и вменена обязанность пылесосить замусоленные ковры и протирать подвальные оконца, выходящие в кирпичные ниши, примыкающие к тротуару.

С равнодушной ко всему Хелен, прилипшей к своему компьютеру, Олег расстался без сожалений, услышав на прощание:

– Я позвоню, когда появится настроение… И не забудь, завтра у нас регистрация. С тебя – тысяча зеленых.

У Билла Серегин прожил две недели, более не смог. Он ощущал себя запертым в огромной могиле, круглосуточно залитой люминесцентным светом и наполненной шорохом крыс, снующих в простенках старого дома. Посему недолго держались возле благодетеля Билла и бездомные дамы, спешно пускающиеся на розыски жилья, в окна которого заглядывало бы солнце и струила бы свой свет луна.

Олег съехал к Джону, благо тот подыскал очередную квартиру, платить за которую вдвоем было куда сподручнее, нежели в одиночку. И, присев у окна, вздохнул с обморочным облегчением, глядя на кроны полувековых деревьев джошуа, крыши автомобилей, высокое нью-йоркское небо и поражаясь стальному характеру Худого Билла, чьей выдержки хватило бы на бригаду потомственных шахтеров.

Место же Серегина в каземате занял папа Худого Билла, приехавший к сыну из Техаса, где его усердно разыскивали местные правоохранительные органы. Папа Билла – ветеран американских тюрем, прибыл в Нью-Йорк на машине с фальшивыми номерами, в чьем багажнике обретались два тюка марихуаны, похищенные им неведомым образом с полицейского склада вещдоков.

Лицо папы украшали бесчисленные шрамы и короткая седая бородка; его дубленая кожа никогда не потела, кулачищи напоминали окорока, а глаза – бритвы. На голове его красовалась широкополая шляпа, на ногах – ковбойские сапоги из змеиной кожи, расшитые узорами шелковой нити, а клетчатая рубаха и замшевая жилетка придавали его облику несомненную импозантность исконного жителя Дикого Запада.

Утром папа уезжал с пакетом марихуаны в глубины Бруклина, где, без труда наладив необходимые контакты, сбывал свои травяные сборы перекупщикам-неграм со слезящимися глазами, рослым охранникам стрип-клубов и проституткам неясного расового происхождения с набережной возле аттракционов Кони-Айленд. Не брезговал товарцем и сам: с его появлением в обиталище Худого Билла, несмотря на открытые подвальные форточки, прочно установился брутальный дух запретного курева. Худой Билл, ведущий здоровый образ жизни, крыл родителя почем зря, но к сыновним упрекам тот был безучастен, а выпив ежедневную бутыль виски, становился агрессивен как бык, огрызался матерными отповедями, и то и дело хватался за пистолет. Вразумить родителя было делом пустым, и отчаявшийся Билл предоставил его будущее на усмотрение случая и судьбы.

В очередной раз сотоварищи собрались в бетонном чреве автосервиса, где за конторкой, отделенной от ремонтной зоны запыленными пластиковыми жалюзи, восседал хозяин частного учреждения, перебирая ворохи бумаг и то и дело отвечая на звонки по телефону, висевшему на стене. Телефон «Белл», изготовленный еще до Великой депрессии, снабженный дисковым набором номера и рычагами для трубки, чей треснутый корпус был перевязан изоляцией, тем не менее работал исправно и менять его консерватор Билл принципиально не собирался. К тому же такой не украдут, справедливо размышлял он.

Запыхавшийся Джон прибыл в автосервис с деловым разговором: некто Риччи Фаринелли, один из его знакомцев, входящий в круги итальянской мафии, в хлам разбил свой новенький «бентли» и теперь предлагал аферу: угнать аналогичную машину, придать ей прежний номер кузова, а старую разобрать на запчасти в гараже Билла.

– Он получил страховку, – говорил Джон, отхлебывая кофе из пластикового стаканчика и одновременно перекатывая за щекой жвачку. – Теперь отдает нам битый «бентли» в подарок вкупе с двумя тысячами за угон нового и за переделку номеров и – катается себе… После у него, естественно, угонят и этот, он получит новую страховку…

– Это понятно, – лениво отвечал Билл, поглядывая в экран производственного компьютера, – но мне дышат в затылок копы по таким же делам, и я объявил себе месячник праведной жизни. К тому же у меня на шее висит чертов папа со своими фокусами, весь дом скоро провоняет коноплей, и я каждый день жду обыска. Вы же предлагаете мне в такой обстановке рисковать лишний раз своим добрым именем… Впрочем, я согласен разобраться с номерами, это ремесленная работа, но с угоном придется потрудиться самим. Я дам вам инструмент и компьютер. Дело займет считанные минуты. Машину поставите в запасной гараж в Куинсе. У Фаринелли дорогая модель, но выпасти подобную – не проблема. Я знаю один сервис в Бруклине, там вы приметите нужную тачку как пить дать. Моя доля – битый металлолом и пятьсот монет. Остальное – ваше.

Джон раскрыл рот с намерением удариться в торги, но тут же на лицо Билла легла свинцовая тень отчуждения, а взор приобрел столь непоколебимое выражение, что у мошенника сразу же пропала охота пускаться в споры.

Необходимая машина нашлась в тот же день, однако, несмотря на все попытки считать электронные коды, отключающие сигнализацию, покорить роскошное авто, чью подномерную табличку украшала надпись: «Все люди – братья», у угонщиков не получилось. Машина была неприступна и нема, как отвесная скала. Пришлось вновь обращаться к Худому Биллу.

Заглянув в его просторный склеп, Олег и Джон застали приятеля за занятием достаточно экстравагантным: Билл неторопливо надувал с помощью небольшого ножного насоса резиновую куклу, лежавшую на полу. Кукла являла собой обнаженную голубоглазую блондинку, чьи формы с каждым терпеливым вздохом насоса обретали завораживающую округлость и законченность.

Худой Билл лишь мельком оглянулся на вошедших приятелей, чьи лица расплылись в снисходительных улыбках.

– Все девки куда-то слиняли, – ничуть не смущаясь, пояснил он самым обыденным тоном. – Их пугает папаша. А физиологию никуда не деть, как ни крути. Эта баба обошлась мне в шестьсот монет. Но, думаю, дело того стоит. В крайнем случае товар подлежит возврату. Но что мне нравится в блондинках, – кивнул он на куклу, – так это грудь!

– Ее-то и подкачай, – посоветовал Джон. – И руки, по-моему, какие-то обвисшие…

– Ты думаешь? – деловито покосился на него Худой Билл. – А мне кажется, в самый раз…

– Ну-ка, дай-ка… – Джон опустил тяжелую ступню на «лягушку» насоса.

– Не переусердствуй…

– Я знаю, что делаю… Еще пару-тройку качков – и дамочка будет в самом соку… Видишь, у нее еще ямки на щеках и складка на животе…

Последовал новый вздох насоса. И тут сознание троицы ошеломил внезапный тугой взрыв. Резиновое туловище, свистя образовавшейся в нем прорехой, оторвалось от шланга насоса, взмыло к потолку, крутнулось каким-то ведьминским пируэтом вокруг стен и вылетело в раскрытое подвальное оконце на улицу, откуда в сей же миг донесся истошный женский вопль.

– Все люди – божьи твари, но ты самая редкая, Джон, – мрачно обронил Билл, устремляясь к выходу. – Если тебе дать пароход, высохнет море.

Вернувшись, он с омерзением бросил резиновый ком в угол, брезгливо поморщившись от стука об стену пластиковой головы с мелированной шевелюрой.

– Ну, – вопросил он неприязненно, – какой еще сюрприз вы заготовили на день сегодняшний?

Олег подробно поведал ему о неудаче с «бентли».

– Видимо, там какая-то серьезная охранная система, из новых, – выслушав его, кивнул Худой Билл. – Ищите другой вариант. И побыстрее, я уже перепродал битое железо. А Фаринелли проволочек не потерпят.

– Таких тачек в Нью-Йорке – на счет, – возразил Джон. – Ты должен включиться в дело, мы явно не тянем…

– Ладно, – пораздумав, решился Билл. – Но вам это будет стоить треть гонорара. Это плата за повышенный риск, вы ставите под угрозу мой бизнес. Хотите гарантий – придется за них заплатить. Или обращайтесь куда-нибудь в другое место, к человеку, который сдерет с вас втридорога.

– Ну, ты ведь уже наварился!.. – возмущенно ворочая челюстью, проговорил Джон. – Хапуга!

– Я деловой человек. Вам была поручена работа, и вы с ней не справились. Давайте, черт вас дери, раскошеливайтесь – или проваливайте. Я сыт разговорами.

– Расчет после угона, – произнес Олег.

– Так и быть. Где машина?

– На Манхэттен-Бич, район тихий, сплошные особняки и толстосумы…

– И тьма патрульной охраны, – зло откликнулся Билл. – Выпасти хозяина надо в городе. Это ваше дело. Мне нужны стоянка и его отсутствие в течение десяти минут. Ладно, проваливайте. И заходите еще, без вас потом так хорошо…

На следующий день владелец «бентли» – молодой человек с аккуратной прической, в великолепно пошитом костюме, бросив на заднее сиденье портфель из крокодиловой кожи, направился в деловой центр города, где оставил автомобиль на дорогущем подземном паркинге, пройдя затем к парадному подъезду офисного здания.

Через полчаса на паркинге появился Худой Билл – в куртке с капюшоном, с приклеенной к физиономии бородкой, в темных очках; с саквояжем необходимого инструментария.

Серегин вел наблюдение за выходом из здания, где скрылся хозяин «бентли», а Джон между тем нарезал круги в машине наружного наблюдения, ожидая указаний от высокопрофессионального сообщника, орудующего в гулких сумерках подвальной стоянки.

Когда молодой человек вновь появился в дверях здания, Серегин включил рацию, предупредив Билла об опасности появления хозяина машины и поинтересовавшись, как движется дело.

– Все сложно, – сообщил ему бесстрастный голос. – Но задачу я выполню, оставайтесь на местах.

Спустя пять минут уже Худой Билл вызвал на связь Олега, сказав:

– Прыгай в тачку к Джону, недоучка. Я все сделал. Встретимся в Бруклине. Еду в отстойник.

Вечерняя встреча подельников в конторке автосервиса открыла для Джона и Олега секрет того, как было обстряпано дельце.

Попивая из горлышка бутылки холодное пиво и мельком поглядывая на экран телевизора, притороченного к стенке, Худой Билл небрежным тоном выговаривал:

– Там действительно оказалась затейливая сигнализация, но я бы ее приручил, будь у нас время… Посему пришлось решать проблему радикально, чтобы не уронить репутации в глазах клиента. Гоните монеты – и уже завтра можете передать автомобиль заказчику.

– Насколько радикально? – осторожно поинтересовался Джон.

– Пришлось дать парню в череп и отобрать ключи, – сообщил Худой Билл равнодушно.

– Он жив? – спросил Серегин.

– Конечно, – пожал плечами Худой Билл. – Я христианин и никогда не лишу жизни человека за какое-то корыто на колесах. Но некоторое лечение, увы, ему предстоит.

Только тут Олег узрел стоящий в уголке конторы знакомый портфель из лакированной крокодиловой кожи. Перехватив его взгляд, Худой Билл мельком пояснил:

– Небольшой бонус. – Затем, пожевав губами, добавил: – Красивая вещица. Если желаешь – продам за пятьдесят монет, за бесценок… – И тут же отмахнулся: – Нет, это надо предлагать приличным людям, вы, босяки, обойдетесь и пластиковыми пакетами.

Через два дня, когда Серегин, менявший масло в очередном автомобиле, поднятом к потолку на подъемнике, предвкушал обеденный поход в ближайшую китайскую закусочную, где его ожидала тарелка гречневой лапши с говядиной в кисло-сладком соусе, в автосервис пожаловал Джон с перекошенным от страха лицом. Спросил:

– Где этот чертов Билл, эта скотина?

Олег кивнул на конторку.

– Пошли! – потянул его за собой Джон. – Речь пойдет не о погоде… И еще: времени у нас нет!

Далее, когда компания собралась в полном своем составе, Джон, то и дело хватаясь за горло, через одышку, вызванную крайним волнением, поведал следующее: угнанный «бентли», переданный вчера Фаринелли, оказался собственностью его двоюродного брата, который лежит с черепно-мозговой травмой в одном из госпиталей и за чью жизнь борются врачи. Эту новость Джону сообщил один из его приятелей, связанных с итальянцами. Побросав в машину скарб Серегина и свои личные вещи, Джон незамедлительно покинул квартиру, куда спустя час явилась целая банда молодчиков с намерениями бесповоротно и абсолютно агрессивными. И теперь, судя по всему, появление этой банды в здешних стенах – вопрос быстро истекающего времени.

Худой Билл, задумчиво покачивающийся на стуле, передернув безразлично плечами, мерно произнес:

– Нам заказывали машину, а как ее раздобыть – не обсуждалось в принципе. Но это, конечно, слабая отговорка в сегодняшних обстоятельствах. Мы не те персонажи, чтобы тягаться в дискуссиях с мафией. Я дам вам адресок, пересидите там первое время…

– Не могу поверить, что ты, кто всему виной, подставив под топор наши головы, теперь спокойно рассуждаешь о наших же судьбах! – воскликнул Джон, возведя глаза к потолку. – Не сомневаюсь: у тебя где-то на теле наверняка есть клеймо с числом дьявола!

– Твое психическое состояние требует профессиональной оценки, – спокойно ответил Худой Билл. – Хотя нервная система у тебя в отличном состоянии – заводится с полоборота. Но в своей истерике ты извращаешь события. Лично я только перебил номера. И еще подсобил вам, неумехам. Что можно мне предъявить за добросовестную работу?

– Воистину, чтобы испортить отношения, достаточно их выяснить, – вздохнул Серегин, саркастически взиравший на пикировку партнеров.

– Но ведь крайними оказываемся мы, не он! – возопил Джон, призывая Олега в свидетели своего негодования, однако Билл столь же ровно и бесстрастно продолжил:

– Вам так необходимо приплюсовать меня к своей компании? Отлично! Тогда вместо двух голов полетят три. Но только будет ли с этого толк? Куда вы подадитесь сейчас, кто поможет вам завтра? – Он посмотрел на часы. – Да, нам следует поторопиться. У Фаринелли неплохо обстоят дела с информацией. И если его гориллы заявятся ко мне домой, беды не миновать. Там мой сумасшедший папа, способный открыть пальбу по любому поводу. А коли туда нагрянет полиция, ее ожидают интересные находки: мешок с травой и пять стволов с темными биографиями. Наш план такой: едем ко мне, забираем предметы нетрадиционного применения, и я перевожу вас на квартиру в Бронкс.

– А как же ты? – спросил Серегин.

– У меня – отношения с серьезными ирландскими ребятами, моими дальними родственниками, – уверенно ответил Худой Билл. – Они многим мне обязаны и сумеют постоять за товарища и за родную кровь.

Пока Худой Билл собирал имущество, трясшийся от страха на переднем сиденье машины Джон выговаривал Серегину:

– Нам надо линять в Майами. Там у меня есть один тип, его зовут Слепой Доминик, он сделает нам новые документы. Всего за двадцать тысяч.

– Но где их взять, эти тыщи? – вздыхал Олег.

– Имеется хорошее дело… Один русский парень работает на грузовике. Он возит сигареты со склада в Вирджинии. Он готов вступить в пай: мы инсценируем ограбление, а сигареты я сдам за шестьдесят тысяч уже через час. Его же долю мне отдают вперед крутые латиносы.

Серегин тяжко вздохнул. Как ему все надоело! Куда он попал? В какую-то окаянную тьму вместо света, к которому стремился. И как выползти из этой ямы, куда податься? Переехать в другой город и начать все с нуля? Снова влачить существование и мыкаться по углам? Как же войти в благонравную, одухотворенную каким-либо смыслом жизнь? Или Бог посылает ему эти испытания, не давая сойти с кривых и опасных стезей?

– Жизнь не дает нам покоя, – откликнулся на его мысли вернувшийся за руль Худой Билл. – Умер папа.

– Как?! – подпрыгнул на сиденье Джон. – Его уже убили?

– Нет, – покачал головой Билл. – Я нашел его сидящим на унитазе. Смерть застала старика в неподходящий момент.

– Ну… отвези нас в свое запасное логово и вызывай полицию…

– Меня затаскают по каталажкам, – ответил Худой Билл, задумчиво почесывая горло. – После предстоят похороны. Папа оставил кое-какие деньжата, но хватит ли их на гроб, печь и венки? Не уверен также, что его похоронят по социальной карте.

– Тогда тело надо вывезти в лес, – встрял Джон. – Я знаю одно местечко… Лужайка, старые сосны… Там очень уютно и сухо. Покойник не будет на нас в обиде. Мы будем приезжать на барбекю и навещать его.

– А может, похороним папу под мостом Веррезано-Бридж? – внезапным мечтательным тоном произнес Худой Билл. – Его всегда восхищал открывающийся с него простор.

– Но потребуется какая-нибудь посудина… – сказал Джон.

– У меня есть водный мотоцикл, – кивнул ему Билл. – Ваше дело – подсобить мне уместить на него папу за моей спиной. А сейчас пристегнем его ремнем на заднем сиденье.

– Это еще зачем? – взвился Серегин, не желавший ехать бок о бок с трупом.

– При этом обязательно надо надеть на него шляпу, – словно не слушая его, продолжил Худой Билл. – У него будет вид уснувшего человека. А когда папа закоченеет, он будет прямо и ровно сидеть на мотоцикле.

Джон и Серегин растерянно переглянулись. Подобная находчивость товарища привела их в ошарашенное онемение. Однако таковое предложение послужило руководством к действию, и вскоре Худой Билл уверенно вырулил на трассу, держа путь к мрачным обиталищам Южного Бронкса, кишащего шпаной и наркоманами. Где-где, но уж там – увозимые из подвала стволы могли сослужить белым джентльменам из Бруклина полезную и необходимую службу в защите своей чести и достоинства.

Путешествие с составлявшим троице компанию покойником та находила уже явлением житейским и отчасти забавным; Серегин то и дело заботливо и уважительно поправлял съезжающие к кончику носа усопшего гангстера женские пляжные очки вычурного дизайна с зеркальными линзами.

Очутившись в затхлой трущобе на задворках города, Олег преисполнился мрачной тоски. Вокруг теснились закопченные кирпичные дома – грязно-желтые и буро-красные, большей частью заброшенные, с выбитыми стеклами окон; на пустырях покоились обгорелые кузова машин без колес, по тротуарам со щербатым асфальтом, выстеленным обрывками газет и мусора, бродили одинокие старые негры, передвигающиеся так медленно, будто заметили поджидающую их в конце квартала смерть.

В доме напротив гремела музыка – там располагался местный бар и бордель. То и дело из его окон выглядывали женщины – одновременно соблазнительные и враждебные. Махали ладошками приветственно и с намеком угрюмо взирающему на них Серегину. Впрочем, и в глазах напротив не было теплоты, только расчет. Там продавались дамские часики. Часик стоил порядка ста долларов.

«Поздравь себя, милый друг, – думал он. – Твоя американская мечта идиота сбылась!»

В Бронксе, впрочем, друзья не задержались, вскоре выехав в соседний штат Нью-Джерси на дело.

Оставив машину возле стеклянной громады торгового комплекса, прошли в его недра, где пообедали в одной из забегаловок, после чего позвонили из таксофона Худому Биллу. Товарищ сообщил, что неполный час назад он вернулся со встречи с жаждущими крови итальянцами, чьи косвенные обвинения в свой адрес сумел опровергнуть с помощью сопровождавших его бандитов-ирландцев. Что же касается Олега и Джона, дела их печальны и в Нью-Йорк им лучше нос не совать. Обращаться в полицию мафия, конечно, не станет, но свои сети раскинет по всей стране, и, открой кто-либо из них счет в банке или обзаведись постоянным адресом, будет обнаружен мгновенно, со всеми скорбными последствиями такого обнаружения. Уныния от таких новостей ни Джон, ни Серегин в себе не обнаружили. Впереди их ожидало перспективное денежное дело, а далее – солнечная Флорида с новыми документами и пусть неясными, но, как им казалось, радужными перспективами дальнейшего обитания под пальмами и апельсиновыми кущами.

Вечером они перебрались на противоположную от торгового центра сторону дороги, где располагался приземистый мотель с обширной автостоянкой. На паркинге стояло несколько грузовиков с внушительными стальными контейнерами.

– Один из них – наш, – шепнул Серегину Джон. – А вот какой – сейчас выясним…

Он обвел взором окна мотеля. Увидев на одном из них приклеенный пластырь, подошел к нужной двери, постучал в нее.

Дверь раскрылась. В ее проеме стоял сухощавый парень, одетый лишь в длинные цветастые трусы. Был он скуласт, остр подбородком, коротко стрижен, взгляд серых глаз отличала внимательная, с оттенком пренебрежения, оценка стоящих на пороге гостей.

– Привет, Вася, – произнес Джон по-русски, улыбаясь учтиво и осторожно.

– Проходите, господа мошенники, – с безразличным видом кивнул тот в сумрачную глубь номера, где размыто виднелась обшарпанная меблировка дешевого придорожного пристанища. Затем, присев на прикроватную тумбочку, закинул руки за голову и, мечтательно потянувшись, сказал: – Прошу ознакомить с перечнем дальнейших действий.

– Все как договаривались, – решительно заявил Джон. – Пеленаем тебя, как знатного египтянина, забираем ключи, документы, и – вперед. Твою долю я отвез по указанному адресу, так что задней передачи у тебя в трансмиссии нет.

– Ну, иди примеряйся к тачке, – сказал Вася. – Вот ключ. – И, проводив испытующим взором направившегося к двери Джона, добавил себе под нос: – Во что лезу, дурак?..

– Я тоже понимаю великий и могучий, – заметил Серегин вскользь.

– Во как! – приятно удивился Вася. – Откуда родом?

– Москва…

– А я из Воронежа!

Последовало вялое рукопожатие.

– Давно в этом чертятнике? – поинтересовался Вася, имея в виду то ли Соединенные Штаты как таковые, то ли среду своего обитания в них.

– Скоро свихнусь, – ответил Серегин, подтверждая родство мировоззренческих позиций сторон.

– Вот и меня достало… – мрачно доверился ему эмигрант из Воронежа. – Потому склоняюсь к преступному умыслу. В составе группы себе подобных.

– Я чувствую, у тебя какие-то сомнения в предстоящем мероприятии, – проронил Серегин.

– Он чувствует! – возмущенно всхрюкнул визави, заерзав на тумбочке. – Это я чувствую, что через час вы растворитесь с товаром в пампасах штата Нью-Йорк, а мне вампиры из ФБР вцепятся в загривок на добрый десяток лет. То, что я с вами в доле, – для мусоров версия номер один. И вся дальнейшая житуха отныне будет протекать под их микроскопом. Кроме того, у меня грин-кард на подходе… И ее только так могут притормозить.

– Ну, так дождись грин-кард…

– Матери в России нужны деньги на операцию. Да и вообще… – Он болезненно сощурился и сглотнул, словно едкой слюной подавился. – В раздумье я… Нужна мне эта Америка? Зарабатываешь доллары и сразу же их отдаешь, – квартира, страховки, счета – веером… В итоге за что лямку тянешь – неясно. Горбатишься, чтобы выйти на ноль. А высунься чуток наверх – сразу же под косу попадаешь: налоги, фискалы… Не страна, а бизнес. У всех на уме только доллары и как бы ближнего объегорить, ничего другого. А мы тут вообще рабочий скот.

– А ты думал, в сказку попал? – спросил Серегин. – Не, ты в жизнь вляпался. Кто нас сюда звал? И кто тут нам чем обязан?

– Вот те на! – Вася встал у стены и, сложив на груди руки, уперся в Серегина негодующим взором. – Нам эти американские барбосы обязаны всем! – Голос его обрел деревянную суровость идейного обличителя. – Зри в корень, земеля! И слушай, какой у нас к ним счет! От Гитлера мы их спасли? Это не обсуждается даже. Так они на этом еще и заработали с особой безнравственностью. Сплавили нам свои неликвиды за тонны золота. Это ж какой, сука, цинизм в квадрате! Мы кровь за них лили, не щадили жизней…

– Ты-то тут при чем? – буркнул Серегин.

– Еще как при чем! – Вася потянулся к пачке сигарет, чиркнул бумажной спичкой, закурил нервно. – Вот дед мой на Западном фронте три года по окопам напрягался. В любые погодные условия зимы и лета. Думаешь, это беспошлинно прошло для всякого рода сперматозоидов? Все проморожено до основания, хотя, с другой стороны, закалка, и она положительно сказалась в дальнейшем, пример перед глазами… Но это – редкое исключение. К тому же голодуха, апельсинов там не давали… Только, сука, водку для храбрости, но она ведь тоже не витамин… И сперматозоид, кстати, к ней приучивается, обретая пагубный навык. Понимаешь, какой нам случился урон по генофонду и по всем направлениям в принципе? – Отмахнулся от табачного дыма, продолжив вдумчиво: – Это первое… А как продолжалась инсинуация в дальнейшем? Холодная война, гонка вооружений. Опять мы в жопе и опять без полезных веществ. Дефицит, недовольство властью. И снова голодуха. Перловка, концентраты, солдатам – бром. Ну, картошка еще… И неопределенная, как богословие, медицина. Результат: развитие похоронного дела. Кто виноват? Естественно – демоны империализма, я в этом не сомневаюсь даже. Далее! – внушительно поднял палец. – Обрушив мировые цены на нефть, они навернули, считай, весь Эсэсэсэр. А теперь продвигают в наши мозги свою демократию. Капиталистический индивидуализм. То есть хотят придушить нас нашими же руками. Я вот тут задумался, крутя рулевое колесо… – Голос его обрел доверительную интонацию. – Подсчитал совершенно элементарно… В русском алфавите тридцать три буквы, а у них – двадцать шесть. Эти суки нам точно чего-то недоговаривают… А когда разберемся, чего именно, окажемся в очередной жопе без возможности проникновения к кислороду. По собственной дури и легковерию. Дело к тому идет стремительной походкой! Так что, братец, мы здесь кто? Можно сказать, бойцы на передовой! Народные мстители в тылу у врага. Отчуждаем то, что нам по праву принадлежит. Осуществляем законную экспроприацию, олицетворяющую боевые трофеи. Радеем и за себя и, за того, как говорится, парня… Кто не дожил либо не получил визу. Таких, как мы, надо бы еще во времена Сталина сюда переправлять. Через Магадан эшелонами. На чисто патриотическом мотиве, безо всяких шпионских командировочных, бескорыстно. Мы бы тут такого наворотили, что, пока бы они с нами разбирались, за СССР уже было бы не угнаться! Опустились бы руки… Но с этим решением политическое руководство промедлило… – Он запнулся: в номер вошел Джон.

Джон сказал:

– Все готово, парни. Дело не ждет.

– Вот так, – вяло произнес Вася. – Я не договорил, а уже и пора прощаться. Подведем итоги, земляк. Мои выводы: надо бороться. Преступления капитала нуждаются хотя бы в каком-то возмездии… Кстати, табачные компании – это же, б…, реальные торговцы смертью! – Он загасил окурок о плинтус. – Их всех взорвать надо, а мы всего-то какой-то контейнер с сигаретами упираем, даже неловко… Кроме того, я понял одно: нигде серьезных денег честно не заработать…

Джон, терпеливо выслушивающий речь на языке своих славянских предков, раздраженно кашлянул.

– О’кей, босс, – кивнул ему Вася. – Я готов заняться животрепещущей конкретикой, но у меня твердое условие: никаких телесных повреждений! Здоровье здесь стоит дорого. А его лечение – изнасилование в извращенной форме. Таким образом, рулим по интеллигентной легенде: вы угрожали мне оружием, а я отбивался от вас цитатами из гостиничной библии…

Через полчаса Вася, прилежно обмотанный клейкой матерчатой лентой, лежал на ковровом покрытии пола, а Джон выводил со стоянки тяжелый грузовик. Серегин двигался на легковушке в кильватере похищенной грузовой машины.

Мексиканцы, принявшие в отстойнике желанный груз, рассчитались с ними сполна, тем более Джон уверил их в повторении подобной акции на следующей неделе и даже взял под нее залог в десять тысяч долларов. Поскольку возвращения в Нью-Йорк в ближайшие годы не предполагалось, мести обманутых мачо он не опасался, забыв об их существовании через мгновение после умещения безвозвратного аванса в карман. Обмен товара на деньги страховал Серегин, в любой момент готовый выхватить из-за пояса пистолет, находящийся на боевом взводе. Несмотря на внешнюю миролюбивость мексиканцев, в деловых взаимоотношениях с ними Джон помимо личного обаяния полагал нелишней и обаяние силовой поддержки.

– А вот теперь, – сказал он Серегину, усаживаясь в машину, – нам надо увеличить свой капитал. И я знаю, что следует для этого сделать.

– И что же? – с опаской спросил Олег.

– Мы едем в Атлантик-Сити, – последовал твердый ответ. – В казино.

– Что?!

– Ты еще не понимаешь, с кем имеешь дело! Я знаю систему… Абсолютно беспроигрышную. Естественно, мы не разорим их дочиста, в этой шараге заправляют опытные итальянские сволочи… Но мы отрежем по кусочку от их жирных задниц! Со своим другом Джоном ты не пропадешь никогда! Кстати, вот твои пять тысяч за труды и за помощь.

– Всего-то? – спросил Серегин.

– А что ты сделал? – спросил Джон. – Составил мне компанию и поскучал с пистолетом возле гаража? Кроме того, я покупаю тебе документы за свой личный счет, хотя и в долг… Но без процентов. Не говорю про текущие расходы. С ними мы разберемся позже… Оцени и то, что ставлю тебя своими руками на настоящий американский путь. Ты каждый день набираешься знаний и опыта. И эти пять тысяч – неслыханная щедрость с моей стороны, признай это, не будь свиньей.