На работу Жуков ехал в состоянии оцепенелой подавленности. Случилось то, что, в принципе, он ожидал в своих наихудших опасениях, но во что категорически не хотелось верить. Вчера, вернувшись домой с рыбалки, где провел выходные, он обнаружил на столе в гостиной записку, накарябанную Лорой. Смысл записки сводился к тому, что у Лоры случились неприятности с бизнесом, и она вынуждена срочно уехать в Чикаго, дабы разобраться там со своими недобросовестными компаньонами.

В реальности это означало следующее: двадцать пять тысяч, выклянченных ею у Жукова на бизнес, безвозвратно пропали, и Лора, в справедливой боязни оказаться инвалидом, решила от греха подальше смыться. Изучив содержимое гардероба, Жуков обнаружил в нем отсутствие всех ее сколь-нибудь стоящих вещей. Исчезла даже повседневная косметика, но, когда взгляд обманутого и покинутого мужчины остановился на вазочке, куда обычно помещалась денежная мелочь, и не узрел в ней даже почерневших медных центов, в кровь Жукова резко хлынул адреналин, и он поспешил в ванную; подцепил отверткой одну из плиток, хитроумно державшуюся на магнитах и… с ужасом обнаружил, что его замечательный тайник, где обретались последние шесть тысяч долларов, совершенно и принципиально пуст…

Ведьма подсмотрела, когда он лазал в него! Наверняка!

Перед отъездом на рыбалку он заметил странный взор Лоры, остановившийся на баллоне от акваланга, где до сей поры хранилась основная часть денег и, истолковав нехорошую пристальность такого взгляда как разоблачение хитроумной заначки, поспешил переместить средства в ванную, на чем и погорел.

Кроме того, перед отъездом он вновь пригрозил супруге пучиной океана, причем самым серьезным тоном, и это дало свои ядовитые плоды, кои сейчас он вкушал.

А попадись эта бестия ему в руки, все равно бы вывернулась: дескать, ехать в Чикаго предстояло срочно, денег на поездку не было, пришлось, дабы не пропали инвестиции, позаимствовать из заначки. На очередной беспомощный вопрос о возврате денег прозвучал бы известный ответ.

Жуков присел на диванчик и пригорюнился. Хотелось напиться, но тогда завтрашний день наверняка пойдет насмарку, а с ремонтом в логове магната он и так затянул − выгонят на кислород и останешься вовсе без средств. Хотя с другой стороны, что решают эти средства, если учесть все Лорины долги за квартиру, телефон, штрафы за парковку и неоплаченное обязательное страхование машины? А еще трехмесячный долг за стоянку у дома − триста баксов… А деньги, одолженные ей у знакомых − там тысяч пять… А оформленный на него, Жукова, кредит на шубу − ой, бля… Кроме того − счета за кабельное телевидение и аренду подвала, где хранились какие-то гинекологические прокладки, купленные Лорой с целью перепродажи, но так и не нашедшие конечного пункта назначения…

Помимо всего свинью подложил и мистер Уитни. Его холуй Ричард внезапно сообщил, что за работу хозяин платит банковским чеком, а не наличными и, видимо, Юра неправильно понял первоначальную договоренность из-за слабого знания английского. Горячие протесты Жукова, подкрепленные маханиями руками, были им категорически отвергнуты.

Не желая вручать чек Лоре − иначе, пиши пропало! − Юра кинулся по знакомым, но все бубнили что-то о вычете налогов и отсрочке платежа во времени, покуда не будет установлена действительность финансового документа. За минусом изрядного процента чек согласился принять на свой счет морпех Виктор.

Позвонил Марк, предложил совершить вечерний променад на Стейтен-Айленд, пошакалить на предмет шмоток, но от предложения подельника Жуков отказался, сославшись на плохое самочувствие. Какой еще Стейтен-Айленд! Там нужны кураж и собранность, а не глухой, как гнилое полено, ступор.

− Ты случайно говна не наелся? − спросил Марк.

− Не понял… − механически отозвался Жуков.

− Голос очень задумчивый.

− Лорка меня кинула, − не удержавшись, сообщил Юра приятелю. − Свинтила со всеми бабками. Заначку раздербанила…

− Веселая крыса, − откликнулся Марк. − Я так и думал, что этим кончится. Говорить тебе не хотел.

− Да мне самому давно ясно было… − вздохнул Жуков.

− Ничего, переживем, − на мажорной ноте уверил Марк.

− Ну, давай, пока, − с минором завершил разговор Жуков, понимая, что переживать придется не Марку, а исключительно ему.

Ночью он спал неспокойно, а утром явился «супер» − то бишь, смотрящий за домом, с кем у Юры были отношения самые задушевные: «супер» предоставлял ему клиентов для укладки паркета, получая свой посреднический процент.

Горестным голосом «супер» сообщил, что у него есть самые точные данные, будто владелец дома не сегодня-завтра вызывает службу «маршала», должного выселить нерадивого жильца из квартиры.

− Срочно давай мне чек! − сочувственно завершил «супер». − А машину со стоянки убери немедленно, иначе увезут, понял?

Запарковав автомобиль на улице, Юра двинулся на работу. Единственно, что слегка утешило − прошел в служебную дверь сабвея, не уплатив за проезд: воспользовался тем, что продавец билетов в будке наклонился, уронив на пол мелочь на сдачу.

И вот теперь, катя через приземистый, заштрихованный серым дождичком Бруклин, к небоскребам Манхэттена, Жуков размышлял о перспективах.

Одолжить денег не у кого. Из квартиры его вышибут точно. Что-то можно продать − технику, к примеру. Золотой браслет. Хотя сколько дадут за браслет? Ну, сотен пять − максимум. «Маршал» может приехать под вечер. Куда прикажете податься? Кантоваться по углам у знакомых? А ведь какую квартиру он теряет! Окно с видом на океан, шикарная кровать, новая мебель… Э-эх!

Вновь его навестила неотвязная в последнее время мысль: а если бросить все и улететь на Родину? Чего хорошего здесь, в Америке? Хотя − что значит, «чего хорошего»? Привык он и к чистому воздуху, и к качественной жизни, и к невероятным удобствам, и к масштабности этой страны… А что в России? Также класть паркет в новостройках? Но сколько ему заплатят там за такой труд? На этой работе вкалывают нищие иностранцы из Молдавии и Украины, получая в день те крохи, что он здесь тратит на проезд в метро к месту работы… Да, здесь, в Америке, он сродни нищете из бывших советских республик, кормящейся в относительно благополучной Москве. Но… И в этом «но» вся диалектика.

Пройдя у ворот особняка процедуру идентификации личности, Юра, невольно робея от торжественной чопорности интерьера, минул зал с раззолоченным потолком и античными статуями и поднялся по мраморной лестнице к месту своих непосредственных усердий.

Помещение большого кабинета встретило его гулкой пустотой и унылой запыленностью дубового паркетного настила, посреди которого возвышался циклевочный агрегат.

Пройдя в ванную комнату, Жуков понуро опустился на низкий пластиковый стульчик, с чьей спинки свисал к полу его рабочий комбинезон. Он напряженно раздумывал… И в раздумьях этих были и текущие его неприятности, и размышления над жизнью как таковой, и крутились слова о недельном отсутствии хозяина сейфа, а до сейфа рукой подать…

Затем взгляд Жукова скользнул в угол, застеленный картоном, где навалом лежал необходимый инструмент: отвертки, дрели, коробки с шурупами, стамески, а под ними − дисковая машина для резки металла и бетона. Отчего-то в его родной стране она получила наименование «болгарки».

Далее его действия отличала неторопливость и абсолютная бесстрастность. Был включен циклевочный агрегат, помещение заполнил рев мощного мотора, взвесь паркетной пыльцы и шпаклевки; кто-то − вероятно, отвечающий за охрану здания Ричард, сунулся в дверь, но тут же с коротким проклятьем ее захлопнул; а Жуков, переведя аппарат на холостой ход, подошел к зеркалу, нажал на потайные бронзовые кнопки, и, отведя раму в сторону, в точности как это проделывал Уитни, демаскировал сейфовую нишу.

Пошарив по верху сейфа ладонью, нащупал секретную кнопку, надавил на нее. Кнопка утопилась и, щелкнув, осталась в зафиксированном положении.

Не теряя времени, Юра подключил к электрическому удлинителю дисковую пилу с новеньким отрезным кругом.

Брызнул оранжевой искрящейся струей рассекаемый абразивом металл.

Работа оказалась непростой: прежде, чем распилились запорные штыри, руки Жукова налились от агрессивной вибрации машины чугунной тяжестью, а лицо и грудь залил обильный пот. Однако же одним диском, хотя и истерзанным до основания, без всякого перерыва, он выпилил сейфовую дверцу, и в какой-то миг нутром ощутил: все, амба! − дрогнула она и словно провисла беспомощно в петлях, не препятствуя доступу к неведомым сокровищам.

Отключив горячую, как утюг, пилу, он, предварительно отжав кнопку, вернул зеркало на место, поправил респиратор, вылил пот из защитных очков, и вновь принялся циклевать паркет.

Когда древесный туман плотно заволок помещение, дверь снова раскрыл кто-то из любопытствующих, и снова поспешно ретировался.

Саркастически усмехнувшись, Жуков вернулся к сейфу.

Вставив крепкую отвертку в паз замка, без труда растворил дверцу.

Вот они − заветные пачки долларов − сотнями, в бумажных банковских перетяжках…

В сейфе лежали какие-то бумаги на непонятном английском и сафьяновая коробка с золоченым замочком − видать, как решил Юра, с драгоценностями.

Раздумывать было некогда: изъяв коробки и наличность, Жуков, орудуя отверткой как рычагом, не без труда втиснул дверцу на прежнее место, горестно покачал головой, обозревая уродливый паз распила, и, наконец, замаскировал свое надругательство над чужой буржуазной собственностью запыленным зеркалом в защитной пленке.

После вернулся в туалет, сложил трофеи в спортивную сумку, и, покуривая сигарету, задумался о своих дальнейших действиях.

Теперь все пути к отступлению были, конечно же, отрезаны. Этой самой дисковой пилой. Напрочь.

Малодушно хотелось сполоснуться на скорую руку, переодеться и, оповестив охрану, что, мол, отойдет на часок перекусить, смыться куда подальше. Однако Жуков решил иначе.

Во-первых, он не мог бросить работу незаконченной, считая это весьма непорядочным по отношению к клиенту. Во-вторых, ему оставалось всего лишь пропылесосить помещение и приступить к процессу лакировки. После чего, как он сметливо сообразил, раскрытие кражи уверенно отодвинется на двое суток, ибо в помещение, покуда не устоится лак, не сунется никто.

Следом его посетила еще одна практичная мысль: набрав по мобильному телефону номер одного из начинающих коллег-паркетчиков, бывших у него в выучке, он предложил ему выкупить весь свой инструмент и дорогущую циклевочную машину, взятую в аренду, всего за тысячу долларов, на что получил горячее и немедленное согласие.

Коллега прибыл через пару часов, забрал необходимые причиндалы, рассчитался, а Жуков, к тому времени закончивший процесс уборки помещения, смыл с себя пот, вынес на лестницу вещички и − принялся за процесс грунтовки.

Ядовитый запах химиката заполнил все пространство лестничного пролета. Находящийся в здании люд, не стесняясь в беспомощных ругательствах, хлынул на дождливую улицу, сгрудившись под козырьком здания.

Впрочем, едкий раствор в считанные минуты впитался в дерево и быстро выветрился.

Натужно пыхтя в респиратор, Жуков открыл, наконец, ведро с лаком. Лак тоже пованивал, но так, терпимо.

К вечеру зал представлял собой сияющее великолепие.

Мистер Ричард, брезгливо кривясь от остаточных химических благовоний, тем не менее, одобрительно обозрел янтарную гладь, с уважением выслушал наставление Жукова о неприкосновенности помещения в течение двух суток, а затем вручил работяге загодя приготовленный чек.

Покачиваясь от изнурительных трудов − праведных и не очень, Юра, крепко держа сумку с валютой и, как он предполагал, бриллиантами, вышел из особняка. Первым его желанием было вернуться домой на такси, но затем он решил не шиковать, да к тому же в вагоне подземки лучше думалось о перспективах, которые были весьма туманны.

Несомненным оставалось одно: в течение суток предстояло бежать из Нью-Йорка, распродав имущество.

Из вагона подземки, следующего из Манхэттена в Бруклин, Жуков позвонил Марку и Вите, предложив выкупить сегодня же и немедленно телевизор, диван, кое-что из одежды и вообще все, что понравится. Затем, прибыв по месту жительства и, от души поплескавшись в душе, достал из сумки заветную коробку.

Наступил торжественный момент, чье предвкушение достигло своего апогея. Орудуя Лориной шпилькой, Юра без труда вскрыл замок.

О, судьба с ее безжалостными ударами! Бриллиантовое зарево ожидаемых колье, перстней, диадем и всякого рода ювелирных излишеств подменял собой тускленький блеск стандартных компьютерных дисков в прозрачных чехольчиках.

Юра привычно сглотнул горькую слюну очередного разочарования.

Затем посмотрел на настенные часы. Вот и вечер настал… Заодно прикинул, что за часы долларов десять Марк отдаст без вопросов… А Марк должен прибыть с минуты на минуту.

Небрежно перебирая диски, Юра увидел, что каждый был помечен непонятной надписью на английском и датой, а на одном красно и жирно выделялось: 11 СЕНТЯБРЯ. Эта дата, знаменовавшая крушение небоскребов торгового центра, заваливших, кстати, любимый магазин Жукова − 21 век, из которого он потаскал массу замечательных вещиц, заставила его, преодолев навалившуюся усталость, включить проигрыватель и телевизор.

Диск скрылся в недрах устройства, Жуков нажал кнопку на пульте, и тут же на широком экране появились люди. Пятеро. В одном из них он тут же признал мистера Уитни. Люди сидели за огромным столом в каком-то сумрачном, хотя и роскошно отделанном резными дубовыми панелями помещении и что-то неторопливо обсуждали.

Еще два лица показались Жукову знакомыми − точно, где-то он видел этих типажей… Да по телевизору он их видел! Какие-то важные деятели…

Юра прислушался к беседе, но ничего не понял.

Американцы говорили между собой на языке, категорически паркетчику недоступном. Им различались лишь отдельные слова.

Скрипнула незапертая входная дверь, и на пороге появился Марк.

Жуков ругнул себя за невнимательность, но теперь уже было поздно.

− О! − сказал Марк, шагнув в гостиную. − Чего смотрим? − Он мельком оглянулся на экран. − Новости с секретного фронта?

− То есть? − удивился Жуков.

− Ну, как… − Марк указал на телевизор. − Бывший директор ЦРУ… − Затем осекся, прислушавшись.

Замер и Юра, постигая, что крупно и непоправимо влип. Так человек, чувствовавший себя до поры до времени здоровым и деятельным, вдруг ощущает в себе признаки начинающейся болезни − уже неотвратимой, с каждой секундой набирающей силу…

− Это чего такое? − подозрительно скосившись на Жукова, спросил Марк.

− Да кто его знает… Нашел вот… − откликнулся тот.

Марк подвинул стул, уселся поближе к телевизору. В отличие от простака-паркетчика он очень хорошо знал английский язык, благо, очутившись в Штатах, его освоение поставил первоочередной задачей.

Оба молчали. Говорили только люди в телевизоре, и с каждым их словом лицо Марка мрачнело все больше и больше.

Внезапно запись оборвалась.

− Что-то я не понял… − Марк подозрительно покосился на Жукова. − Откуда это взялось? − Он вновь кивнул на телевизор, чей экран застилала васильковая астральная синь.

− Да чего там такого-то? − с возмущенной ноткой откликнулся Юра.

− Одиннадцатое сентября помнишь? − утвердительным тоном произнес Марк. − По всему выходит, эти деятели если не устроили известное всем шоу, то были в курсе, что оно состоится. Вот так. Конечно, если запись − не хохма какая-нибудь… Так откуда кино?..

− Ну… особняк этот чудной знаешь, да? В котором паркет я кладу? − К Жукову вернулось хладнокровие. − Я же тебе рассказывал… Про этого Уитни, про «роллс-ройс» его… Короче, он − птица высокого полета. Во-от. Ну, в общем, там, в особняке этом…

− В общем, там ты кое-что тяпнул, − вдумчиво предположил Марк. − И теперь линяешь… И правильно делаешь, мудила. Только если эти ребята узнают, что у тебя есть такое кино, я за твою шкуру дам… Вернее, не дам ни цента. А Уитни твой не птица, а бомбардировщик. И готовься принять от него на свою голову весь боезапас. И меня, ты, кстати, впутал…

− Да ладно тебе, − отмахнулся Жуков. − Ну, прилип диск и прилип…

− Значит, так, − сказал Марк. − Я ничего не видел и не слышал. Давай показывай барахло, я «вэн» подогнал, грузимся, и я тебя больше не знаю, усек?

− Да чего ты тут драму с трагедией… − начал Жуков, но Марк категорическим жестом рубанул перед собой воздух, сказав:

− Слышь, ты, высокомолекулярное соединение… Ты себе закажи плиту надгробную с эпитафией: «Он был оптимистом». Если нас теперь и пронесет, то только чудом. Ты попал, и сам это знаешь. Другое дело − может, не понимаешь до конца… Но конец будет. И принцип: а Хилари нам Клинтон! – тут не пройдет. Хочешь совет? Хотя советчик я не лучший, ибо мое чувство юмора сильнее чувства жалости.

− Ну…

− Ни о чем не спрашиваю, потому что ни о чем знать не хочу, но лично я теперь заинтересован в одном: чтобы ты грамотно «сделал ноги». В Штатах тебя вычислят в три приема. А может, и в один… Линяй в Рашку. И затеряйся в ее глубинах. Ксивы сообрази новые, со старыми погоришь. И сиди там тихо, как говно в траве. − Он задумался, покусывая нижнюю губу. − Знаешь, − произнес невесело, − пожалуй, не нужно мне твое барахло… Пожалуй, нужно мне отваливать на всех парах…

− Ну, а с дисками чего делать? − растерянно спросил Жуков.

− Ха… Так он не один? Ты их побереги, − рассудительно промолвил Марк. − Они тебе еще очень даже пригодятся.

− В смысле?

− Когда тебе в зад раскаленный лом вставят, то будет такой расклад: или лом дальше двинется, или наружу выйдет, − объяснил умудренный урка. − В обмен на диски. Так что они тебе здорово облегчат дальнейшую жизнь и смерть.

Брякнул входной звонок.

− Кто это? − напрягся Марк, побледнев.

− Витька, наверное…

И это действительно был Виктор. Вошел, обозрел компанию веселым бесшабашным взором.

− Значит, − резюмировал жизнерадостно, − звезда нелегальной эмиграции Лора Голубец ретировалась с нашего небосклона. А ты, − обратился к Жукову, − решил последовать ее примеру. Ну, и куда теперь?

− Говорит, в Сан-Франциско едет, − угрюмо сказал Марк. − Кореш там у него, строительная компания…

− Чудо-город, − откликнулся Виктор. − Климат − сказка! Круглый год − лето с бодрящей прохладцей.

− Угу, − невпопад высказался Жуков, с благодарностью поглядев на Марка.

− Покеда, братцы, − откланялся тот. − Не пропадайте. Особенно − ты, − скосился на Жукова. − В каком смысле − понимаешь…

Когда за Марком захлопнулась дверь, Жуковым овладело тупое равнодушие и отчаяние. Он понял, что все его неприятности лишь начинаются, и что самое главное: прогноз их абсолютно невозможен.

Ушлый Марк наверняка знал, о чем говорил. Битый судьбою и жизнью аферюга сразу понял, к чему идет дело. А он, дурак, живет одним днем, даже не удосужась хоть на недельку заглянуть в будущее…

Не слыша слов, он кивал Виктору, ощупывавшему его пиджаки и рубашки, называвшему какие-то цены, затем была кутерьма с погрузкой мебели и чемоданов; после, уже поздней ночью оставшись в пустой квартире, Жуков постелил на паркете старые одеяла, улегся, и под мерный шум атлантических волн за окном погрузился в тревожное ломкое забытье.