− Повторяю еще раз: недопустима никакая лишняя информация и всякого рода импровизации, − говорил Дик, вышагивая по комнате и невидяще глядя в пространство перед собой. − Никакой игры. Все должно быть естественно. Слова, переживания, реакции… Придумывать ничего не стоит, жизнь уже все придумала за тебя.

Абу, мерно и согласно кивающий напутствиям американца, впервые за все знакомство отмечал его немалую взволнованность, красноречиво говорившую обо всей серьезности предстоящего задания.

Словно подтверждая мысли Абу, куратор с тревогой в голосе продолжил:

− Твой разговор с Хабиллулой − не просто праздная болтовня. Ты должен заронить семена в плодородную почву…

− Тщательно удобренную, я так понимаю? − подал реплику Абу.

− Если подобного рода понимание… − Американец, остановившись, уперся в него тяжелым взглядом. − Если оно хоть как-то уяснится им… Ну, в лучшем случае мы все провалим. И распишемся в своей полнейшей несостоятельности. Какие будут выводы со стороны нашего руководства или же оппонентов − лучше не думать… Так или иначе прошу учесть, что за твое привлечение в организацию хлопотал я, и на кону стоит моя карьера.

− Я не подведу тебя, Дик.

− Главное, не подведи себя, тогда и со мной бед не будет… Итак, давай-ка снова пройдемся по легенде…

Завтрашним днем Абу с женой предстояло вылететь в Эмираты. Якобы в отпуск. Как подобает мусульманину, он желает провести его в стране правоверных, вернувшись к исконным ценностям, без которых столь тоскливо на Западе, где он вынужден приживать, зарабатывая деньги на будущее. День-два он проведет в отеле, затем позвонит старым приятелям, пригласит их на совместный ужин. Или же они пригласят его к себе. Без их внимания, как уверял Дик, он не останется. Им интересен проживающий США собрат. И, в частности, в каком качестве он там проживает и как свое проживание оценивает.

Полет был утомителен, но, едва Абу ступил на знакомую землю, едва воздух Востока коснулся его ноздрей, облегчение и тихая радость установились в его сердце, и тысячи разорванных таинственных нитей одна за другой воссоздались, связуя его естество с родным пространством, питая душу живительными токами, возвращая саму жизнь в пустую, иссохшую оболочку.

Это была не его страна, но ее наполнял понятный ему родственный смысл, энергии и традиции, безраздельно властвующие на земле общих предков.

Приободрилась и Мариам. Заблестели ее глаза, разгладились горькие морщинки у губ, взволнованный румянец тронул щеки, и дрогнули губы в потерянной улыбке…

Миг мимолетного счастья. Впрочем, какое счастье не мимолетно?

Абу удалось уверить жену, что, несмотря на все испытания, посланные им судьбой и Всевышним, им удалось выйти на верную дорогу, и пускай трудности ее еще впереди, за горизонтом − свет обновленной родины, куда им предстоит вернуться из изгнания во славе и почестях, и ради этого стоит жить. Так предначертано. И в это он упорно заставлял верить себя сам.

Хабибулла встретил его как старого друга, без проволочек пригласив к себе в дом. После сытного обеда уселись на ковре в прохладной, выстуженной кондиционером комнате, в окнах которой сверкал на солнце мириадами зеркальных осколков Персидский залив. Потекла неторопливая беседа.

Ничуть не играя, Абу поведал духовному учителю о чужеродности Америки, о своих душевных терзаниях и одиночестве, преследующем его в среде заокеанских жителей, о невозможности общения с теми, кому истинно и трепетно дорог ислам.

− Америка извращает души, − говорил он. − Она угнетает любого, втискивая его в свой трафарет. Там, где живу я, вообще нет наших сообществ, все раздроблены. Но думаю, что скоро я перееду в Нью-Йорк, там иная картина, там тысячи мусульман…

− А что тебя ждет в Нью-Йорке?

− У меня есть знакомый, − сказал Абу. − Тот, в компании которого я работаю. Она связана с авиацией. Он рекомендовал меня в школу гражданских летчиков, но пока у меня трудности с деньгами, а обучение стоит недешево… А в Нью-Йорке его друг берет меня в службу безопасности аэропорта. Зарплата хорошая, много льгот, это позволит скопить некоторую сумму…

Взгляд Хабибуллы внезапно приобрел задумчивую отрешенность.

− Служба безопасности… − медленно проговорил он. − И в каком же качестве…

− Досмотр пассажиров и багажа, − беспечно отозвался Абу. − Конечно, не лучшая карьера, но с чего-то надо начинать.

− А где находится школа летчиков?

− Во Флориде, там, где я сейчас живу.

− Вот что, − произнес Хабибулла словно бы нехотя. − Твой босс не мог бы рекомендовать туда двух моих родственников? Они очень хорошие молодые люди, сейчас работают в Германии, и хотят окончить школу пилотов во Франкфурте. Но у них скоро истекает срок виз и, кроме того, существует еще ряд всяческих трудностей… Так или иначе деньги на их обучение мы найдем. Более того. Если ты сумеешь оказать такую услугу, мы поможем с оплатой и твоего курса…

− Я могу поговорить… Но ведь им нужна визовая поддержка?

− С этим мне обещали помочь. − Хабибулла многозначительно поджал губы.

− Хорошо, когда я вернусь, я сразу же с ним переговорю.

− Переговорить можно и по телефону. Пускай предварительно.

Абу согласно кивнул.

− Значит, ты считаешь, что правоверные в Америке разобщены? − поднял бровь Хабибулла.

− Нет, просто я − вне круга близкого мне общения, − вздохнул Абу. − И мне тяжело. Ведь если говорить откровенно, кто я там? Наемный работник, живущий ради заработка их долларов. А кто они? Наши враги, с которыми нас связывает лишь одно: нефть. Если бы ее не стало, их интерес к нам был бы не больше, чем к племенам Африки. И если мы перестанем давать им нефть, они пойдут на нас войной. Я живу среди скромных миролюбивых людей, но знаю, что они за несколько дней превратятся в шайтанов, если баки их машин не будут заправлены бензином или у них не станет в кранах горячей воды. Но с каждым днем нефти им нужно все больше и больше. Но она нужна и нам. И у меня вопрос: если мы продадим свое будущее за их зеленые бумажки, то не превратятся ли бумажки в ненужный сор, а наше будущее в обман?

− И ты готов бороться за будущее правоверных? − с серьезностью и теплотой спросил наставник.

− Аллах дал мне испытание пресмыкаться, − скорбно произнес Абу.

− Главное, что Аллах свел нас по замыслу своему, − ответил Хабибулла. − Запомни одно: в сегодняшнем мире ни один правоверный не пропадет. Во всех земных просторах он найдет приют и опору, ибо отныне мы − везде. Твое отчаяние напрасно, в Америке достаточно наших собратьев, и каждый из них отнесется к тебе, как к близкому. Просто надо иметь цель и знать эту цель. И тогда, даже не упоминая о ней, ты будешь излучать ее смысл, и сердца правоверных откроются перед тобой. Я объясню тебе истину. Она проста, но не у всех есть ум и глаза, чтобы понять и увидеть то, что лежит на поверхности. За последние сорок лет население земли увеличилось вдвое, с трех миллиардов до шести. Но белые народы практически выпали из этого процесса. Из сорока семи европейских стран только мусульманская Албания сохранила должное воспроизводство. Остальная Европа вымирает. Их женщин интересует карьера и удовольствия. И скоро НАТО будет защищать сообщество пенсионеров. Но будет ли? Кто главный в НАТО? Америка. Зачем ей такая обуза? Да и какое это сообщество? Они провозгласили единство, но остались разобщены. Каждый занят собой, у них нет рождаемости. Они обнадежились тем, что государство будет выделять им изрядные пенсии, так зачем тогда нужны дети, как страховка для старости? Но как выделять пенсии, если вскоре некому будет работать? Они приглашают работать нас, но к чему нам нужны их пенсионеры? Нам нужны наши дети на их земле, благоустроенной их куда более умными и культурными предками. Они с охотой освободили себя от семейных обязанностей, а мы себе никогда не позволим такого. Они утратили желание иметь детей и саму свою веру. Их церкви пусты. Они вымирают миллионами, а мы миллионами прирастаем. Погибающие, теряющие силу, они пытаются навязать нам аборты и конрацептивы, но зачем нам убивать себя, если завтра они уйдут со сцены и оставят нам весь земной шар?

− Тоже происходит и в Америке, − позволил себе реплику Абу.

− Конечно. Они провозгласили феминизм, заявив, что браки придуманы мужчинами и на благо мужчин, и это метод управления женщинами, который должен быть уничтожен. Но это вызов Божественному установлению. Женщина отличается от мужчины, сколько не доказывай обратное. Мы не в состоянии исполнить их роли, а они − наши. Женщина, ведущая мужской образ жизни − угроза для семьи и общества, разрушитель морали. Отчасти отсюда − приветствуемый ими гомосексуализм. Какой правоверный посмотрит на однополую любовь без презрения? А они с легкостью бросают вызов Всевышнему и его разумению. И что в итоге? Духовное и физическое самоубийство. Но эту противоестественную мерзость Запад уже громогласно приветствует. Миссис Клинтон в праздник католиков отказывается пройти с торжественным маршем по Нью-Йорку, зато участвует в параде геев в том же Нью-Йорке. А ведь она политик, сенатор, и ей прочат в будущем президентское кресло! Хотя есть более интересные персоналии, способные его оседлать, но это решится позднее. За импичмент президента Клинтона не проголосовал ни один демократ, ибо они утратили понятия о простейшей этике, признав свою культурную революцию, разрушившую всю их мораль. Английская королева посылает поздравления с собачьей свадьбой Элтону Джону, глашатаю их этой самой культуры, так что стоит таковая, да и сам английский трон? Как Боже сохранит Великобританию, если она пронизана развратом и отказом от его промысла?

− Мы уже захватываем ее, − проронил Абу.

− И скоро ислам будет там государственной религией, − кивнул Хабибулла. − Там уже есть наши больницы, школы, магазины, институты. Они боятся нас, но признают уже без оговорки. Каждый четвертый европеец − мусульманин. Поэтому их время − время заката. Они слабы, они надеются, что мы сможем с ними сосуществовать. Никогда! Нет равноправия культур или религий, как бы это не декларировалось. Разве христианин поставит себя вровень с индийцем? А ты признаешь протестанта или католика?

− И каким же тебе видится будущий мир? − не без трепета спросил Абу.

− Сначала мы захватим Европу, − уверенно доложил наставник. − Там будет наш штаб. Мы консолидируем всю Африку, что уже практически сделано. Одновременно Россия потеряет Кавказ, ей не справиться с той лавиной, что зреет на его склонах. Крым станет мусульманской республикой. Как только это произойдет, оживится Китай. Он набрал мощь, но его экология и ресурсы изъела своими аппетитами индустрия, служащая Западу. Он предъявит русским права на сибирские территории, где раньше были его границы, и настанет великая смута. У России те же болезни, что и у Запада, она угасла и одряхлела, она пропитана безверием и коррупцией, и кто ей поможет?

− Америка, − осторожно вставил Абу.

− Только в расчете на ее ресурсы, − ответил Хабибулла. − Но не все ли равно, чьи они будут? Сдать позиции, не обременяя себя войной с Китаем, или рассчитывать на алчную Америку, в любой момент способную подло предать тебя, либо из союзника превратиться во врага? К тому же учти, что в России − миллионы мусульман, и им будет о чем призадуматься, глядя на наше победное шествие с Востока на Запад. Да, Америке нужна война, но не с Китаем. Америка будет воевать за нефть. И тут есть две цели: Ирак и Иран.

− Ирак − цель попроще, − сказал Абу. − Я знаю наших генералов, они продажны, и с ними обо всем легко договориться. К тому же мы разделены многими амбициями, а Иран − целостен, могуч, и лидеры его возвышены народом. А его запасы нефти и газа − главные в мире.

− Наверное, ты прав, − отозвался Хабибулла. − Но если они покушаются на мусульман, нам тоже стоит предупредить их о своей силе…

− Каким образом?

− Возможно, я посвящу тебя в свои мысли. Но − позже, позже…

− Хорошо, − сказал Абу. − Но я не понимаю одного: если мы захватим Европу, то Америке, вероятно, сегодня это и на руку. Ей на руку и слабая Россия, и ее дрязги с Китаем. Но ведь ей совсем не на руку наше шествие по планете?

− Будет война, − равнодушно кивнул наставник. − Но кто из правоверных боится войны? У нас есть Аллах, а что есть у них? Ракетами и бомбами ничего не решишь, если трясешься на свою жалкую шкуру и одновременно жаждешь добычи. Рано или поздно ты должен ступить на землю, которую бомбил издалека. А что ждет тебя − захватчика, неженку и труса среди тех, кого ты пытался растоптать? Сейчас они это не понимают, а поймут тогда, когда будет поздно. У Америки нет будущего. Раньше ее объединял консерватизм и христианская религия. Консерватизм убит псевдо-культурой, насаженной дьяволом, а христианство подменили сотни суетных сект. Их страну захлестнул поток нелегальных пришельцев, их миллионы. Они приехали за долларом, их цель − не укрепить Америку, а составить личное состояние. Ты знаешь это лучше меня. Эти люди не ведают историю страны, ее традиции, им наплевать, кто президент и сенаторы, и что будет завтра; главное для них − собственный желудок, личный дом и автомобиль. Прежние ценности Америки умерли, как и те, кто их создавал. Раньше Америка была плавильным тиглем всех рас, сейчас − сборище группировок и национальных общин. Пройдет совсем немного времени, и все это подкосит ноги исполина, он рухнет. Но прежде, чем рухнет, попытается, спохватившись, договориться с нами о паритете. Или − открыто провозгласит свой штаб с мировым правительством. Их МВФ, ВТО и Всемирный банк − предтечи министерств финансов, торговли и развития объединенного мира. Но − напрасно! Повторяю: они опоздают. Им помешают разногласия и либерализм, трусость и меркантильность. Мы, мусульмане, не войдем в этот их суррогатный мир. Мы будем диктовать все и всем! И наша задача − не в социальном, а в религиозном объединении. Социальное происходит сейчас, религиозное − задача грядущего десятилетия. Мы должны быть едины и непримиримы, избегая разнотолков Корана. Разнотолки будут тягчайшими преступлениями, уясни это, Абу. Наша суть − абсолютная нетерпимость к инакомыслию.

− Это я понимаю, учитель…

− К сожалению, − доверительно произнес Хабибулла, − многие уважаемые наши люди еще не сознают, что мы должны показать Америке крепкие зубы уже сегодня. Мол, таковое нам покуда невыгодно, сопряжено с риском… Но ведь они ослеплены своим могуществом и не принимают в расчет никакое сопротивление. В стране, где живет пять процентов населения планеты, а военный бюджет составляет пятьдесят процентов от затрат на все мировое вооружение, конечно же, готовятся к агрессии. Затраты в четыреста миллиардов долларов на армию были немыслимы, когда они противостояли вооруженным до зубов Советам, а сейчас эта сумма − данность… − Он запнулся. Затем, усмехнувшись, выставил ладонь в сторону собеседника, продолжив насмешливо: − Ладно, я утомил тебя своими размышлениями вслух… А скажи-ка ты мне вот что… Был тут у меня на днях спор с одним человеком… Возможно ли с земли отключить управление пассажирским или военным самолетом? Чтобы летчик не сумел повлиять на полет, и тот бы продолжился так, как последуют команды с земли?

− Тот, кто утверждал такое, проиграл спор, − сказал Абу. − Если как-то вывести из строя автопилот, летчик возьмет управление на себя.

− То есть, подобное невероятно в принципе?

− Для этого надо создать целые конструкции, внедрить их, испытать, обучить наземного оператора на станции слежения…

− Ну, хватит, хватит, − отмахнулся Хабибулла. − Спор и в самом деле был глуп. Другое дело, я думал, что у современной техники куда больше возможностей… − Он сонно потер глаза. − Жду тебя завтра, − сказал утомленным голосом. − Завтра ко мне придут друзья, и мы сможем вместе молиться. Приходи и ты.

Следуя на такси к отелю, Абу анализировал свое свидание с проповедником. Задание ЦРУ он выполнил, сказав то, что должен был услышать собеседник. Из разговора же вытекало следующее: Хабибулла имеет отношение к реализации в США некоего теракта, − вероятно, с помощью начиненного взрывчаткой самолета. ЦРУ о таком плане знает. Он, Абу, покуда используется обеими сторонами втемную. Американцы с его помощью, возможно, стремятся укрепить данную мысль в голове Хабибуллы и его сподвижников, а те, в свою очередь, способны привлечь к исполнению акции Абу, что также устраивает ЦРУ. Что это означало по сути? Экстремисты, взращенные и выпестованные Америкой, некогда слепо повиновавшиеся всем ее указаниям, ныне превратились, раздробясь, в самостоятельные силы, пускай и напичканные агентурой старых хозяев. Однако надменные приказы из-за океана остались в прошлом, настала пора отчужденности, тонких интриг, теневых комбинаций и в лучшем случае − временных договоренностей. Устремления Хабибуллы и его сподвижников явно пытались использовать с дальним прицелом, исподволь подогревая их. Абу был лишь одним из элементов многоступенчатого плана неведомой ему операции.

Игра вырисовывалась долгой и опасной. Предстояло решить, что следует докладывать Дику, а что опустить в отчете. Например, интерес Хабибуллы к управлению летательными средствами извне. Стоит ли говорить об этом? Такой вопрос раскрывает для него, агента, суть его миссии. А понравится ли осведомленность Абу начальству?

С другой стороны, его контакт могли фиксировать со стороны, и понравится ли начальству лукавство Абу, умолчи он об интересах Хабибуллы?

Ему придется быть откровенным. Он выбрал ту сторону, на которой теперь поневоле придется добросовестно и взвешенно играть. Ему чужды его хозяева, но разве ему близок Хабибулла? И для тех, и для других − он всего лишь инструмент. И его задача − стать инструментом не одноразового, а долгого и ценного использования. Иного уже не дано.

Капкан захлопнулся.