Все произошло столь буднично и скучно, что Марк и удивиться не успел: едва они с Виктором приблизились к машине, оставленной на стоянке, из будки менеджера вышла парочка черных придурков, приплясывающих в такт рэпа, бьющего им в головы из наушников плееров; «шахтеры», как называл их Марк, по-гусиному дергая шеями в такт музыке, направились в сторону выезда, а, поравнявшись с ним, внезапно предъявили полицейские жетоны. И в сей же миг, сияя «люстрами» на крышах, у выезда с лота, нос к носу остановились две бело-голубые патрульные машины.

Наручники, обыск, потертое казенное сиденье, сетка, отгораживающая арестанта от водителя, булькающий вой сирены и – безрадостный путь в темницу.

Их везли на двух машинах, раздельно, что бывший опер счел вполне логичным рутинным решением, но вот когда машины остановились не у полицейского участка, а въехали на территорию военной базы, затормозив возле угрюмого строения, до Марка дошла пугающая несуразность происходящего. А после ясно и страшно дошло: его привезли туда, где ссылки на законы и поддержку адвокатов были по меньшей мере наивны. Отсюда и он, и Виктор могли бесследно кануть в безвестность. Это была без сомнения тюрьма какой-то спецслужбы.

С вопросами он не спешил, понимая, что в свое время ему на них ответят в полном объеме, а потому безропотно проследовал в подвал здания, где на него пахнуло обреченностью унылого тюремного застенка. Грубая керамическая плитка на полу, лампы дневного освещения, решетчатый вход в коридор, упирающийся в бетонный тупик, а по его бокам – стальные двери камер.

Лязгнул запор. В помещении, лишенном окна, стояла голая солдатская койка и привинченный к полу стул. В одном углу раковина, в другом – унитаз.

− Проходите, − бесцветно обронил тюремщик, одетый в военную форму без знака различий.

В тусклом свете привинченного к потолку плафона потекли минуты ожидания. Минуты превращались в часы, не потревоженные ни единым звуком извне.

Марк понял, что угодил в серьезную переделку. Изощренный мозг судорожно просчитывал всевозможные варианты будущего допроса, в попытке предугадать основную партию игры под названием «преступник и следователь». Беспокоило и то, как поведет себя Виктор. Малейшее несоответствие в показаниях выведет следствие к истине. А если откроется, что нападение на Уитни организовали они, кара будет страшной, в чем Марк ни на мгновение не сомневался.

К вечеру в оконце двери ему просунули поднос с пластиковой бутылкой воды и парой худосочных бутербродов. На вопрос, принесут ли матрац, заметили, что здесь не отель, и придется удовлетвориться панцирной сеткой. Оконце неприязненно захлопнулось.

Утром подали завтрак, состоящий из той же воды и пары разваренных сосисок. Понятия обеда и ужина тюремщики проигнорировали вовсе, что привело Марка к закономерному выводу о плачевности его перспектив.

На следующее утро в оконце опять задымились дешевые сосиски, и он несколько воспрянул духом.

Время он угадывал интуитивно, но ближе к вечеру в камеру вошли двое мордоворотов в штатском, надели на него наручники и повели на второй этаж здания.

Его ввели в кабинет, обставленный казенно и неуютно. В кабинете, за пустынным письменным столом сидел человек, чье лицо показалось Марку до оторопи знакомым.

Уитни! Как?!.

Человек был бледен, ему явно нездоровилось, но в его болезненно блестевших глазах, устремленный на Марка, несомненно угадывалась непреклонная воля, ирония и некоторая отчетливая брезгливость.

Мордовороты усадили Марка в кресло напротив, освободили его руки от наручников, а затем, завернув кисти за высокую спинку кресла, снова замкнули кандалы.

Уитни удовлетворенно кивнул, и стражи покинули помещение, встав, вероятно, за дверью – звука удаляющихся шагов Марк не услышал.

− По-английски, как понимаю, вы говорите, − сказал человек. – И кто я – знаете. – Голос его был тих, слова срывались с губ через одышку, и Марк уяснил, что перед ним действительно Уитни, видимо, изрядно пострадавший в аварии.

− Да, я говорю по-английски, а вы – Генри Уитни, − подтвердил он.

− Я посмотрел данные на вас, − продолжил собеседник. – Вы большой плут. Однако советую вам собрать весь неприкосновенный запас своей искренности, поскольку только он в состоянии скрасить ваше будущее.

− Я постараюсь, − заверил Марк.

− Это в ваших интересах, − устало произнес Уитни. – И хочу вас сразу же предупредить: едва я начинаю испытывать сомнения в ваших ответах, как здесь появляется специалист, и делает вам известного рода укол… После этого ваша дальнейшая судьба не будет вызывать у меня ни малейшего любопытства.

В этих ленивых, тяжелых словах, падающих, как гири, было столько угрожающей силы и правды, а взгляд Уитни налился такой безжалостной непреклонностью, что Марк почувствовал доселе неиспытанный им страх. Единственный раз он испытал нечто подобное, когда, плавая в тропических рифах с аквалангом, увидел мчавшуюся на него из синего сумрака огромную белую акулу. Он ощутил себя дряблым куском мяса, неуклюже барахтающимся в глубине. Страшная пасть с кинжалами кривых зубов и застывшая демоническая усмешка в неподвижных темных глазах, вселяли первобытный ужас, но главное было в том, что стремительная туша могла смять его в лепешку одним ударом своего литого носа. На счастье, рыбина описала вокруг него ленивую дугу и скрылась вдали.

И вдруг – вот тебе, брат, и на! − с изумлением и досадой он ощутил наличие некоторой влаги в исподнем, хотя определить ее точное физиологическое происхождение в недоумении своем так и не смог.

Лицо Уитни превратилось в спокойную злобную маску. Губы слегка искривились, обнажив влажный оскал, готовый по-волчьи ощериться. От него исходило черное колкое поле, простреливающее пространство морозными стремительными иглами. Перед Марком сидел сущий дьявол, способный движением века оправить его в геенну.

− Я отвечу на все ваши вопросы, сэр… − молвил он сорванным голосом.

− И правильно сделаете. Только зачем мне утруждаться? Вы сами знаете, что мне хотелось бы от вас услышать. Начинайте.

− Предыстория моей американской жизни, вас, полагаю, не волнует, − сказал Марк.

− Почему? Полезно услышать, какой путь привел вас в это кресло…

− Тогда – так!

И Марк впервые в жизни, довольно честно и беспристрастно поведал свою биографию до того момента, как оказался в кустах возле дома Уитни со сканером. Рассказывать о своих похождениях в Лос-Анджелесе категорически не хотелось, несмотря на пагубность последствий.

− И что же дальше?

− Дальше в горле у Шехерезады пересохло, и ей необходимо его промочить.

Уитни нажал на какую-то скрытую кнопку и в кабинет вошел молчаливый верзила.

− Принесите ему воды.

Пластиковый стакан ткнулся в губы. Ручеек потек по подбородку, скатившись за ворот рубашки.

− Жду продолжения, − проронил Уитни.

− Мы хотели послушать ваши разговоры, а дальше, если речь в них пойдет о наших персонах, наметить дальнейшие действия.

− То есть?

− В зависимости от ситуации. Если она стабильна, имеет смысл затаиться в Штатах, если накалена − скрыться в России. Лично я склонялся к последнему варианту.

− В вашей машине мои люди обнаружили много американских документов. С их помощью ваше нелегальное положение было бы весьма стабильным. Зачем вам Россия?

− Документы и фото на них надо обновлять, − сказал Марк. – И тут можно нарваться на засаду в компьютерных сетях. Помимо того, мои отпечатки существуют в полицейских досье. Попади я даже в мелкую переделку, и, будь идентифицирован, остаток дней проведу в тюрьме за подделку федеральных документов. Так что в России было бы надежнее. А уж Виктору… ну, моему товарищу, тем более. Языка не знает, интеллект, извините, как у мартышки… Хотя партнер он надежный и толковый.

− То есть, вы хотите сказать, что очутились в тупике?

− Вот именно. – С огромным облегчением Марк начал сознавать, что Уитни, во-первых, настроен отнюдь не кровожадно, а во-вторых, отчего-то не соотносит инцидент в Лос-Анджелесе с его, Марка, происками.

Или это игра, или какое-то безумное везение! Только бы не прокололся Витя, если сейчас с ним ведут задушевные беседы палачи олигарха.

− Вы посмотрели диски, − сказал Уитни. – И какой сделали вывод?

− Я посмотрел несколько фрагментов, − поправил его Марк. – Вывод? Это не вывод, а подтверждение того, о чем знают практически все. Есть мировое правительство, пытающееся держать в рамках существующую цивилизацию. Оно далеко не всесильно. Устремления его встречают отпор тех или иных национальных сообществ. Приходится идти на разного рода маневры. Зачастую – непопулярные. Секретность этих маневров шита белыми нитками. Если завтра, к примеру, в Китае, вспыхнет какой-нибудь грипп, поражающий лиц только с определенным разрезом глаз, меня это совершенно не удивит. Вас, судя по всему, тоже. Но попробуй только заикнись кто-либо с высокой трибуны о лабораторном происхождении вируса! Несмываемое оскорбление, враждебный выпад, грязная провокация! И – соответствующий демарш, который вывернет скандал в пользу разобиженной стороны… Поиски доказательств, вдумчивые разоблачения? Да кому они, в общем-то, нужны? Успокойтесь, мистер Уитни, мир давно принадлежит вам. И главный храм в нем – храм золотого тельца. В Библии об этом все есть.

− Дело обстоит куда как сложнее, − покривившись, произнес Уитни. − Мне знакома подобная точка зрения о нас, американцах. Вы рассуждаете, как завистник и маргинал, каким, собственно, и являетесь. Вы приехали в мою страну, чтобы паразитировать в ней, отдайте себе в этом отчет. Ваше преимущество перед остальными эмигрантами лишь в одном: вы стремились выучить английский язык. Мексиканцы, переселяющиеся к нам целыми деревнями, уже не испытывают такого желания, им проще создать в наших городах свои «маленькие Тихуаны». Впрочем, у вас тоже есть свой Брайтон-бич.

− Вы так не любите эмигрантов?

− Я не люблю тенденцию, когда единое общество подменяется раздробленными поселениями со своими газетами, телевидением; анклавами, где властвует не просто национальная идентичность, но и собственная экономика. Но это − разговор с другим собеседником.

− Я не настолько туп и ничтожен, − сказал Марк. − И могу вам возразить: вы давно утратили ту Америку, в которой выросли. И сейчас руководите другой. Где нет единого языка и единой веры. Кроме иудеев, протестантов и католиков теперь здесь существуют индуисты, буддисты, мусульмане, мормоны, синтоисты, агностики, вуду, растафари. Тьма сатанистов разного толка… Атеисты, наконец. Когда во время инаугурации упомянули имя Христа, то президента укорили за неуважение к чувствам верующих и пренебрежение к иным конфессиям… И данный процесс неостановим. Сюда возвращается язычество, мистер Уитни. И такой прецедент в истории уже был. Правда, иного качества и природы.

− Какой же прецедент?

− Он назывался Третьим Рейхом.

− А вы шутник. − Губы Уитни дрогнули в снисходительной улыбке. − Так вот, поведайте мне господин шутник: каким вы видите свое будущее в этой языческой стране?

− Если вы милостиво оставите меня в живых, то я продолжу свое пресмыкание, − сказал Марк. − Держа язык в языческой стране за зубами. И помня, что мне в любой момент его могут отрезать. Может, женюсь, ибо мечтаю о детях.

Уитни медленно откинулся на спинку кресла. Лицо его смягчилось, а глаза равнодушно потухли, уставившись в пространство за головой Марка.

− Что же, − сказал он. – Мечтать не вредно, вредно не мечтать. С другой стороны, мне кажется, настало время извлечь выгоду из наших отношений. Помогите вернуть материалы. Признаюсь, мне крайне неприятен факт их пребывания вне моего сейфа.

− Какой я идиот! – с чувством произнес Марк. – Что стоило мне оставить их здесь!

− Ваш товарищ увез их в Москву?

− В том-то и дело! И если вы спросите, почему мы так решили, я не смогу дать внятного ответа. Мы находились в горячке…

− Вы поддерживаете с ним связь?

− Я дал ему номер своего нового сотового телефона. Он позвонил один раз. Затем − пропал.

− Очевидно, он понимает, что, если вы попали к нам, разговоры с вами – занятие пустое. А если не попали, то попадете. А он не имеет желания отнести эти материалы… во всякого рода инстанции?

− Я ему объяснил… Тому, кто сдает такие козыри, отрубают руки. Он понял.

− Хорошо. Что бы вы сделали, рассуждая, как бывший полицейский?

− Я мог бы поехать в Москву, навестить его родителей и через них убедить его выйти на меня.

− Хм-м… − Уитни помедлил. – Знаете, а мне пришла в голову забавная идея… – Может быть, вы действительно отправитесь в Москву. Хотя там и без вас хватает народу. Но отправитесь чуть позже. А пока я доверю вам и вашему товарищу несколько поручений. Если вы справитесь с ними, то, считайте, что приняты на работу. Вам же нужна работа? Тем более, вам давно пора заняться полезным трудом. Через труд совершенствуется душа, и я ненавижу бездельников.

− Я готов проявить себя в деле сыска, − начал Марк, но Уитни от него отмахнулся:

− Сыщик из вас никакой. По крайней мере, здесь. Вы не вросли в наш менталитет… По-моему, живя в Америке, вы постоянно путаете ее с Россией. Потому, собственно, вас без труда вычислили.

− Подробности можно?

− В свое время. Добавлю, что подготовка разведчика в вас отсутствует вовсе. Но применение вам мы найдем. Так вот. После выполнения первого же задания я со спокойным сердцем предоставлю вам свободу в любых передвижениях. И жизнь ваша наполнится смыслом, поскольку авантюризм вашей натуры удовлетворится незабываемыми приключениями.

− Мне надо пройти испытательный срок? – уточнил Марк. – Понял. Но в чем будут выражаться ваши задания?

− В совершении ряда тяжких преступлений, − небрежно произнес Уитни. – Под нашим прикрытием. В вашем случае доверие можно заслужить лишь таким образом.

− Речь, надеюсь, идет не об убийствах?

− Вы же только что поведали мне, что исполняли смертные приговоры.

− Я не испытывал от этого ни малейшего удовольствия.

− Этим вы мне и приглянулись.

− Неужели у вас мало людей для выполнения подобных акций?

− Вы не поверите, но острой нужды в головорезах я до сей поры не испытывал. То есть, мне всегда было к кому обратиться… Однако сейчас обстоятельства изменились, и вот я подбираю соответствующие кадры.

− Альтернативы, как понимаю, у меня нет…

− Почему же? Если откажетесь, то посидите здесь с месячишко, а когда мои люди вернут мне диски, я вышвырну вас на улицу. Зла вы мне не сделали, в переплет угодили случайно, ситуация с вами теперь ясна, зачем же проливать кровь понапрасну?

− Но вы же прекрасно понимаете, что если сейчас я выйду отсюда, то буду нем, как полено! И такие же гарантии, кстати, даю за своего товарища.

− Это теоретический подход, − сказал Уитни. – Личности, подобные вам, управляемы лишь в тисках обязательств. У вас экстремальное мышление и комплекс предателя. Очень опасное сочетание.

− Кого же я предавал? – жалко усмехнулся Марк.

− Да вы не обижайтесь. Порою предать – это всего-навсего предвидеть… Ваша эмиграция – предвидение дальнейших экономических и политических неопределенностей в России, к примеру.

− Значит, все эмигранты – предатели?

− Большинство. Конечно. Если человек спасает этим свою семью, сам не желая покидать Отечество, тогда его можно понять. Основы же эмиграции: погоня за благополучием, трусость, тщеславие. Попутно − отсутствие национального сознания и затаенные обиды на свою Родину.

− Вы неверно сформулировали мой мотив, − сказал Марк. – Для меня это была просто игра. Причем – на голый интерес. С легким меркантильным душком, конечно. Теперь. Пока мы здесь говорили, во мне окрепло мнение, что с вашим предложением следует согласиться. Но я хотел бы, чтобы вы оставили наш дуэт с Виктором неприкосновенным…

− А мнение вашего товарища вас не интересует?

Марк от души расхохотался. Дверь скрипнула, и в нее просунулось озабоченная физиономия охранника.

− Лучшего предложения ему, наверное, не делали за всю его жизнь! – заявил Марк убежденно. – Уж этот-то… расстарается! Витя, слуга антихристов…

−Что вы сказали?

− Да так, к слову, не обращайте внимания. Мне надо с ним поговорить, естественно, но много времени разговор не займет, обещаю.

Согнутым пальцем Уитни поманил охранника, призывая его подойти ближе. Задумчиво покусывая сухие губы, приказал:

− Снимите с него браслеты. После – отвезите к Кноппу, он обо всем позаботится.

Проскрипели зубцы наручников. Марк согнул в локтях затекшие руки. Уитни не двигался с кресла, уставившись на него стылым насмешливым взглядом. Один глаз был у него широко, напряженно раскрыт, а второй привычно скептически сужен.

− Вы все сделали очень правильно, господин Уитни, − сказал Марк, поднимаясь с кресла. – Бог нам всем судья, но, как бы там ни было, мы перед вами в большом долгу. И ваши ожидания оправдаем.

− Вы не поинтересовались своим вознаграждением за предстоящие, так сказать, труды, − промолвил Уитни, не меняя ни позы, ни выражения лица.

− Какие счеты? – Марк воздел руки к потолку. – Вы только что спасли нам жизнь. Испытательный срок мы готовы пройти без зарплаты. А дальше, надеюсь, договоримся… Вернее, с уважением воспримем все ваши предложения.

− Вы еврей?

− И этим горд!

− У меня всегда хорошо шли дела с евреями. С немцами, кстати, тоже. Это очень пунктуальные нации. Вообще у них много общего… Я вас не задерживаю.