Московская жизнь, казавшаяся поначалу безысходной и сумеречной, неожиданно расцвела для Жукова привлекательными оттенками.

Он быстро освоил ремесло оружейника-реставратора, и оно приглянулось ему своей кропотливостью, неспешностью, а главное – высокой доходностью. К новому своему бытию он также приноровился, считая его увлекательным и многосторонним.

Жизнь двух бодрых холостяков была заполнена, помимо ведения хозяйства, поездками за город к многочисленным друзьям Гены Квасова, походами в кегельбаны, биллиардные клубы, кино, застольями, а также регулярными посещениями дам. Дамы делились на две категории: платные, со счетчиком времени, именуемые «таксомоторами» и − беззаветные подруги на общественных началах. Выбор «таксомоторов» диктовался необходимостью обновления чувств, рутинные варианты – сухой экономией. Порой в кафе или на улице снимались невозмутимые девочки «на разок».

Очередные посиделки, в которых неизменно участвовал напористый и хамоватый Слабодрищенко, проходили в плановом порядке: когда избыток алкоголя затмил в пожарном остатки разума, и он сполз со стула на пол, Жуков привычно подхватил его под микитки и отволок в кладовку, где стояла персональная раскладушка подельника-пьяницы. После, вернувшись к столу, бодро поведал Квасову:

− Теперь можно дать гудок девочкам. Пусть выезжают. Душа требует тела. И немедленно. К тому же пожарная наша халява отключилась надолго. У него девиз: предлагаю интим-услуги за интим-услуги, и никак иначе.

Слабодрищенко, как правило, избегал оплачивать труды дам по вызову, предоставляя это товарищам и неизменно отделываясь той фразой, что, мол, расходы по разврату вычтутся из доходов по реализации тротила или же пистолетов. Когда же дело доходило до вычетов, вставал в позу, возмущаясь мелочностью компаньонов, и, бия себя кулачищем в грудь, восклицал, что сбыт опасного товара на нем, его риск непомерен, и унизительные счеты оскорбляют его принципиально… Последний свой долг по данному поводу, впрочем, с неохотой признал, но предложил возвратить его вялеными судаками, подаренными ему сослуживцем, заядлым рыболовом.

Знакомая бандерша направила гулякам двух девиц из свежего пополнения своего ударного батальона. Блондинку и брюнетку, универсальный тандем на тот или иной вкус. Брюнетка, правда, могла быть крашеной блондинкой и – наоборот, но заказ, как правило, определялся поверхностными внешними признаками.

Гостьи были легкомысленно жизнерадостны, непринужденно уселись за стол, скривились от наличия в ассортименте одной только водки, но затем удовлетворились и ею. Впрочем, в качестве предварительных ласк им было предложено пиво.

Плату Квасов внес вперед, и указал Жукову на часы – оговоренное время протекало быстро, регламент поджимал, а успеть надо было многое. Пока Жуков, теряясь, оценивал фактуру дам, Геннадий утянул в гостиную ладную брюнетку с налитым бюстом, а Юре досталась худосочная блондинка.

Прошли в спальню, озаряемую приглушенным светом настольной лампы. Под ней когда-то прилежный мальчик Гена делал школьные уроки и получал подзатыльники за нерадивость.

− Чего это? – Блондинка, механически разоблачаясь, указала на подзорную трубу, водруженную на подоконник. – Подсматриваем за девушками в соседнем доме?

− Астрономы мы, − поведал Жуков.

– Ну, что же, астроном… Давайте полюбим себя при помощи друг друга…

– Готов к серьезным непродолжительным отношениям, – отозвался Жуков, стягивая с себя майку. Пояс с деньгами, который он постоянно носил на себе, на сей раз был предусмотрительно упрятан за платяной шкаф.

Банковской ячейкой, памятуя напутствие Марка, он не воспользовался, а надежного места, куда припрятать деньги, найти не мог. Со злосчастными дисками, которыми Юра дорожил в степени куда меньшей, он обошелся довольно бесцеремонным образом: ночью вывернул монтировкой бордюрный камень, подкопал нишу и сунул в нее запаянный в полиэтилен пакет. К своей досаде, на следующий день, роясь в сумке с вещами, он обнаружил еще один диск, выпавший, видимо, из коробки в спешке сборов. На диске, выведенная фломастером, имелась подпись: «11 сентября. Часть вторая, окончание».

Просмотрев диск, Жуков обнаружил на нем лишь пятиминутный фрагмент какого-то совещания с присутствием Уитни, видимо, финальную часть, не уместившуюся на основном носителе. Ничего из сказанного на сложном американском английском, Юра, как ни прислушивался, уразуметь не смог. Что делать с диском, тоже не знал. Вновь выворачивать тяжеленную глыбу, чтобы доложить его к остальным, охоты не было. Не мучаясь раздумьями, он оставил его в проигрывателе, решив на досуге поупражняться в постижении разговорных нюансов.

Проститутка подтолкнула Юру к постели и занялась привычными манипуляциями. В выверенной и скучной сноровке своих действий она напоминала медицинского работника. Отстраненно воспринимая оплаченные ласки, Жуков, уставившись в потолок, припомнил вероломную Лору Голубец, обнаружив в себе лишь отрицательные чувства к прошлой сожительнице. Подумал, что на баб ему отчаянно не везет. Сплошные расчетливые шкуры.

Когда физиологический процесс завершился, он отправил девицу с охапкой ее обмундирования в ванную, ибо оставить порочное существо наедине с деньгами, пусть и запрятанными, не хотел. Пока в ванной лилась вода, он, ожидая очереди, подошел к подзорной трубе, отодвинул штору.

Приникнув к окуляру, посмотрел сначала на окна родителей, потом на машины возле подъезда. Спускались осенние сумерки, загорались огни в домах, мелась по тротуарам порывами ветра ломкая опавшая листва.

Одна из машин, стоявшая возле подъезда родительского дома, чем-то Жукову не понравилась. Он заметил ее еще часа три назад, в ней находились какие-то два типа, явно кого-то поджидавших.

Теперь ситуация переменилась: неизвестные вышли из машины, направившись к остановившемуся неподалеку темному «Опелю». Из него вылез мужчина лет сорока в деловом костюмчике, похожий на банковского клерка. Невысокого роста, подвижный, крепкого сложения, он с успехом мог сойти за любую разновидность кавказца. Последовали рукопожатия и доверительный, судя по наклону голов, разговор. Кавказец снял пиджак, галстук, положил их в салон, откуда затем извлек свитер и мятую матерчатую куртку. Надел их. Куртка оказалась рабочей спецовкой с желтеющим на спине обозначением городской телефонной компании. Один из незнакомцев полез в карман, вытащив оттуда пассатижи. Клерк, обрядившийся мастеровым человеком, небрежно отмахнувшись от них, открыл багажник, откуда извлек железный инструментальный ящик. Загадочные типы, дожидавшиеся его, сели в машину и уехали. Телефонист же проследовал в подъезд.

Жуков наведался в ванную, а затем вернулся за стол, застав там свою партнершу по прелюбодеянию. Девица мелкими глоточками пила водку, разбавленную соком и курила тонкую длинную сигарету.

В ожидании пары, продолжавшей известные упражнения, покалякали о том, о сем. Девица поведала, что приехала в Москву за личным счастьем и обретением капитала с далекого сейсмоопасного Сахалина, где, по ее утверждениям, царило безденежье и разруха.

− А я из Америки, − поделился Жуков.

− Чего?

Вопрос нес много оттенков, но Жуков мгновенно уяснил его лейтмотив, ответив по-существу:

− Там тоже не мед с повидлом.

Блондинка обтекаемо поинтересовалась, как обстоит в США дело с ее специализацией. Жуков опять-таки проявил конкретность:

− Не меньше, чем триста за час.

− Да, тогда тебе здесь полегче…

− О, народ уже отстрелялся! – На кухне появился довольный Геннадий, обнимая свою разрумянившуюся подругу. Брюнетка, чья грудь призывно выпирала из разреза дежурного халата, предназначенного для посетительниц, показалась Юре куда привлекательнее изведанной субтильной блондинки, и, остро покосившись на настенные часы, он оценил свои оставшиеся силы. Силы, увы, нуждались в некотором укреплении.

Какое-то время он рассеянно прислушивался к застольной болтовне, а после, уколотый неосознанной тревогой, отлучился в свою комнату. Вновь приник к окуляру.

«Опель» кавказца стоял на месте.

Переведя мощную оптику на окна родительской квартиры, Жуков похолодел. На кухне горел свет, а за столом сидели мать и телефонный мастер, попивающий чай. Парочка вела неспешную беседу.

«Подстава!» – мелькнуло у Жукова. – «Испортили провод, потом якобы починили, теперь разводят маму на информацию».

Он оторвался от трубы, зашагав в раздумьях по комнате. Вот тот момент, которого, собственно, он и ждал, если это не какая-нибудь накладка или ошибка.

Снова навел трубу на окно кухни. Телефонист поднимался из-за стола и галантно кивал, видимо, на прощание. Мать улыбалась ему благодарно и польщено.

«Не иначе, отвешивает ей комплимент за комплиментом, подлюга» … − подумал Жуков.

Голова телефониста мелькнула, скрывшись в закоулке коридора.

К Жукову пришла шальная мысль.

Схватив висевшие в прихожей ключи от «Нивы», стоявшей у подъезда, он крикнул сидевшей на кухне компании:

− Скоро буду! – И вылетел на лестничную площадку, на ходу втискивая себя в куртку. Прикрыв дверь, вспомнил о поясе с деньгами и ринулся обратно. Лихорадочно просунул руку за шкаф, но неловко толкнул пояс, ускользнувший вглубь. Пришлось, поднатужившись, отодвигать громоздкую мебель. Пояс свалился на пол. Чертыхаясь, Жуков пал на четвереньки, изогнувшись, достал его, застегнул вместе с кожей на животе. Ругнувшись растерянно, втянул раздобревшее пузо, едва справившись с заевшим замком. После, поправляя выбившуюся наружу рубаху, скатился по ступенькам, отчаянно и суеверно плюясь по сторонам, ибо в возвращении виделась плохая примета. Разочарованно отметил, что не успел-таки полакомиться пикантной брюнеткой.

«Точно, дороги не будет», − подумалось обреченно.

Держа ключ, как стилет, он уже вознамерился вонзить его в замок «Нивы», но тут увидел, что переднее колесо машины спущено.

Между тем «Опель», видневшийся на другой стороне сквера, разворачивался, устремляясь к выезду на магистраль.

Жуков заметался. Перебежал газон, детскую площадку с грибочками, и − чуть не уткнулся в серую «Волгу», выезжающую со двора.

Взбудоражено замахал руками. «Волга» притормозила.

− Брат, хорошо заплачу! – выкрикнул Жуков водителю. – Давай вот за этим «Опелем»!

Водитель – лысый степенный мужчина, попыхивающий сигаретой, недоуменно указал на вспыхнувшие стоп-сигналы скрывающейся за поворотом машины.

− За этим?

− Да, брат, да!..

− Ну, ныряй…

Жуков обогнул «Волгу», дабы усесться рядом с шофером, но там обнаружился еще один пассажир – парень лет двадцати пяти с плоской, как блин, прыщавой продувной физиономией.

Пока Жуков забирался на заднее сидение, «Опель» исчез.

Его с трудом нагнали лишь на втором светофоре.

− Ты чего, сыщик? – спросил Жукова молодой парень, блестя узкими хитрыми глазками.

− Не, я это… − замялся Юра. − В общем, жена у меня косяков дает… А тут крендель от нее этот выходит… Помогите, мужики, надо узнать, кто такой… Ручка есть? Запишу номер…

Ручку, покопавшись в вещевом ящике, нашли. На сигаретной пачке Жуков накарябал цифры и плохо различимые из-за въевшейся грязи буквы.

− Ты чего, в кустах сидел, его ждал? – спросил водитель безразличным тоном.

− Приятель у меня в соседнем доме живет, все как на ладони…

«Опель» маневрировал, откровенно нарушая правила движения. Водитель, невольно следующий дурному примеру, заметил Жукову:

− Если чего, штрафы на тебе, кореш…

− О чем речь!

Трасса сузилась, и машины замедлили ход. До светофора тянулась тоскливая «пробка». Наглый «Мерседес» с мигалкой и с федеральным номером притер «Волгу», поневоле переместившуюся из крайнего ряда правее. «Опель», видневшийся через крыши впереди стоящих машин, и поначалу покорно томившийся в замершем железном стаде, начал нагло выворачивать на встречную полосу. Водитель «Волги», лишенный возможности маневра, разочарованно крякнул. «Опель» между тем бессовестно пересек две сплошные лини, и помчался к светофору, круто свернув налево под негодующий рев тронувшейся встречной армады. Через мгновение он исчез.

− Вот, сука… − На лице водителя «Волги» читалась отчетливая злоба. – Извини, брат, хахаль у твоей супруги борзой, не иначе как с ксивой …

− Пробью по номеру… − процедил Жуков.

− Слышь, − заелозил, растерянно шаря по карманам, молодой парень. − Я у Светки документы забыл, давай обратно…

− В смысле? − озадачился водитель.

− В смысле − обратно, ты чё, тупой?

− А-а… Ну, тебе повезло, − обратился водитель к Жукову. − Если б не этот растяпа, шкандыбал бы ты сейчас…

На обратном пути горячо обсуждали неверность и коварство женского пола. Жукову, вновь припомнившую незабвенную Лору Голубец, было чем поделиться с компанией в этом смысле.

− Сидим тут в бане, − рассказывал водитель. – Семь, значит, человек. Ну и про супруг своих, значит… В общем, все как один: кто уж кто, а моя мне не изменяет! А один вдруг и скажи: а мы-то с чьими женами, интересно, порою того… А? Так вот. Все призадумались…

Доставив Юру до дома за весьма умеренную плату, водитель и пассажир, напутствовав его «крепче влупить козе по рогам», уехали, а разгоряченный неудачей Жуков вернулся в квартиру.

Шлюхи еще сидели за столом.

− Если хотите знать, я не б…дь, а моя добродетельность и отзывчивость − состояние моей души, − пьяным голосом повествовала блондинка. – Мне больше не наливайте, я уже такая, как надо…

– И вообще ты просто боишься спать одна, – подтверждал Квасов, стягивая вилкой с паяльника очередную подогретую котлету: накануне у него поломалась электроплита.

С надеждой взглянув на часы, Юра уяснил, что потратил на поездку всего двадцать минут, время еще есть, а помимо всего, очевиден значительный прилив энергии, спровоцированный, вероятно, незадавшейся погоней.

Он недвусмысленно и призывно поманил ладонью разнежившуюся за столом брюнетку, призывая ее к исполнению надлежащих обязанностей.

Через полчаса за дамами прибыл служебный автомобиль, но к тому времени Жуков полностью освоил затраченные на увеселение средства.

− Куда срывался? – спросил его Квасов.

− Да тут такое дело… − Внезапно Жукову пришло в голову рассказать товарищу все, как есть. Что и сделал.

− Серьезная над тобой коса, − посочувствовал Геннадий. − Как бы и мне под нее не пристроиться…На тебя, небось, ополчилась вся масонская рать! А этот телефонист пожаловал с первым звоночком. Эх, Юра! Всегда тебя тянуло на тернистый путь! Ну, а насчет этого одиннадцатого сентября… Я, к примеру, не удивлен. Это все равно, как спалить свой дом, пришедший в упадок и захватить всю деревню, обвинив в поджоге соседей.

В прихожей брякнул звонок.

− Девки трусы забыли, − рассеянно произнес Гена. – Или еще что, как всегда. Вот, некстати! Хотя… и без баб плохо, и с ними плохо. С другой стороны, и с ними хорошо, и без них хорошо. Парадокс! Поди, открой.

Жуков беспечно открыл входную дверь, и тут же отлетел в коридор под напором хлынувшей в прихожую своры из трех плечистых громил.

Дверь захлопнулась. Жуков увидел направленный на него пистолет. За черным зрачком навинченного на ствол глушителя размыто увиделась длинная, словно стекающая вниз рожа с агрессивно выпирающей челюстью. Различились татуированные перстни на пальцах, сжимающих рукоять.

− Чего сипишь? – донеслось хрипло и злобно. – Где Генка?

− На кухне…

− Ну, вот и давай на кухню!

Жуков с опаской подчинился.

Узрев мрачную троицу, вошедшую с оружием наперевес в безмятежность уютного быта, Квасов скорее озадачился, нежели испугался.

− Ты чего, Антифриз? − обратился он к субъекту с чернильными лапами. − Вообще охренел? Куда вломился? Хату мою засветить хочешь?

− Дыхание задержи, − посоветовал тот. − И слушай сюда. Напарник твой бывший − Леня, где?

− Как… В тюряге…

− Был в тюряге. Вчера ушел под подписку и свинтил сквозняком… А на нем долг. Тридцать штук. Под ваши поставки. Вместе работали? Тебе отвечать!

− Он взял бабки вперед за железо?!. – Геннадий разродился возмущенным монологом, в котором он, неудавшийся пролетарский интеллигент, проявил естественные и недюжинные познания криминальной терминологии.

− Ты мне изумление на вывеске не вывешивай! – прервал его Антифриз. − Или монеты на стол, или закусишь свинцом. Эт-кто? − Небрежный кивок на Жукова. − Что за пингвин жеваный?

− Приятель мой…

− Плохой день у приятеля.

− Слышь, Антифриз, ты это… − У Квасова потерянно бегали глаза. − Я ж в натуре не при делах, у меня другой разносчик даже…

− Я считаю до трех, − сказал уголовник, поднимая пистолет ко лбу Гены. К ведению дальнейшей полемики он был явно не склонен.

Палец на спусковом крючке опасно подался назад, и Жуков понял, что от дороги на тот свет Геннадия отделяет то же расстояние, что и боек от капсюля. Его мысли, казалось, передались и товарищу.

− Спокойно, я согласен, − произнес Квасов севшим голосом. − Отдам товаром.

− И где товар?

− Здесь…

− Ну, показывай, купец…

Подталкиваемые настырными стволами, Жуков и Квасов проследовали в гостиную.

От сознания, что на нем сейчас пояс, за который бандиты способны разрезать его на куски, Юру пробрал колкий озноб. Вместе с тем о сопротивлении не могло быть и речи.

− У меня там подвал, − сказал Квасов, указуя пальцем в пол.

− Разумно, − откликнулся Антифриз и глубокомысленно поджал губы.

Когда панель с приклеенным к ней паркетом взгромоздилась у стены, и взорам собравшихся открылся ход в черноту, Антифриз скомандовал:

− Гена, ныряй! Хвощ и Мурзилка – туда же… Ты, фраер, − покосился на Жукова, − присядь на диван. Дернешься − замочу.

В подвале зажегся свет. Квасов в сопровождении бандитов спустился в мастерскую. Антифриз, усевшись на корточки, пытливо заглянул в подземелье. Усмешливо качнул головой:

− Во, конспирация… Большевистское подполье.

− Антифриз, да тут у них арсенал на два полка! − донесся из подвала восхищенный голос. − Тут грузовик нужен! Держи!

Из подпола появился сначала армейский «Вальтер», а вслед за ним − противотанковое ружье, чью боеспособность Жуков восстановил накануне.

− Тут и заряд к этой дуре, − последовал комментарий. − Ржавый слегка, правда…

− Ты меньше рассуждай… − склонившись над зевом провала, Антифриз деловито, одной левой рукой принимал оружие, укладывая его подле себя. Пистолета не выпускал, и то и дело косился на Жукова, не оставляя тому ни единого шанса на противодействие.

− Слышь, ты… − донесся раздраженный голос Квасова. − Куда лезешь? Это не пирожки на прилавке, а гранаты.

− А то я не видел гранат…

− Да осторожнее, муди…

Страшный взрыв потряс пространство гостиной. Жуков захлебнулся тугой ударной волной. Грохоту перевернутой мебели вторил льющийся звон битого стекла.

Жуков в мгновение оглох и на какое-то время утратил сознание. После, сквозь плавающую в глазах дымную пелену, в густом и страшном безмолвии, различил вывернутое винтом тело Антифриза, отброшенное взрывом к его ногам и напоминавшее застывшего в судороге червяка. Рот уголовника был открыт, словно он выставлял напоказ все свои коронки и пломбы. Рубаха и куртка намокали кровью, истыканные добрым десятком коряво торчащих из тела осколков. Один его башмак валялся на диване, другой улетел невесть куда.

Из гробовой тишины подземелья валил густой черный дым.

Ни чувств, ни мыслей Жуков не испытывал, действуя по какому-то наитию. Некоторое мгновение он всматривался в удушливую черноту, затем подволок к ней обмякшее тело бандита и сбросил его вниз. Прилаживая на место панель, услышал сердитый голос:

− Чего тут за Курская аномалия?

Вскинул глаза на вошедшего в комнату Слабодрищенко. Он был самодовольным и полусонным, как кот после случки. Затем, протирая глаза, невразумительно заморгал, постигая картину развала.

− Взорвалось… − поведал Юра потрясенно.

− Не понял, что? − Слабодрищенко играл задумчивыми желваками на скулах.

− Неосторожное обращение…

− Этого следовало ожидать! – с чувством изрек Слабодрищенко.

Будто охваченный каким-то болезненным порывом, Жуков спешно начал устанавливать на места перевернутую мебель, сбегал на кухню за веником и совком, дабы вымести хрустальный бой содержимого серванта и осколки оконного стекла.

Слабодрищенко, задумчиво почесав затылок, отправился в ванную. Он был еще не вполне трезв.

В самый разгар уборки в коридоре протопали чужие стремительные шаги, и Юра вспомнил о входной двери, оставшейся после визита уголовников незапертой.

В комнате появились какие-то возбужденные люди и низкорослый милиционер в засаленном бушлате, − явно участковый. Из сбивчивой речи посетителей Юра уразумел, что, во-первых, публика взволнована неясной природой взрыва, а во-вторых, из вентиляции по подъезду распространяется смрадная гарь, отрицательно влияющая на благополучие жильцов.

− Толко из кинолизаций дерьмо вся квартир залил, тэперь дымовой завеса! – сетовал один из пришедших, в котором Жуков узнал предводителя прошлого собрания пострадавших.

− Чего случилось, дорогой? − вопросил участковый Жукова.

Юра оторопело взглянул на милиционера, признав в нем соплеменника основного народонаселения дома.

«У них тут уже и милиция своя»….

− Вот… − Он кивнул на разбитый телевизор, валявшийся на полу. − Взорвался прибор. Во время просмотра…

Милиционер недоуменно покрутил головой. Выдвинул версию:

− Китайский, наверное…

− Просто диверсия! − возмутился Жуков.

Милиционер внезапно нагнулся, и поднял с пола валявшийся паспорт. Паспорт принадлежал Геннадию.

То и дело переводя внимательный взор с фотографии на лицо Жукова, участковый перелистал документ. Остановившись на графе «национальность», где значилось «индей из евреев», озадаченно произнес:

− Странная у вас принадлежность… Кстати, паспорт давно бы пора поменять!

Жуков смущенно развел руками. Затем полез в карман, достал купюру, оставшуюся со сдачи водителю «Волги», сунул ее милиционеру. Тот механически и совершенно естественно, словно предложенную сигарету, купюру принял, даже не взглянув на мелкое достоинство денежного знака.

Посетители еще потолклись, посудачив о таинственных свойствах китайской техники, и отправились восвояси. Закрывая за ними дверь, Жуков узрел в зеркале, висевшем в прихожем, свой лик. Лик покрывала сажа, прорезанная струйками нервного пота. Угадать расовую принадлежность данного типа физиономии было затруднительно даже ее обладателю.

Возвратившись в комнату, он застал там Слабодрищенко, пытающегося вновь отодвинуть панель, открывающую тайный лаз.

− Скрябают… − передернув плечами, пояснил он Жукову. − И кричат. Кто-то выходит на связь…

Юра обернулся в поисках оружия. С удивлением обнаружил пистолет Антифриза, выглядывающий из-под дивана, и чудом оставшийся незамеченным незваными пришельцами.

Вооружившись, помог освободить проход в подземелье. Повеяло остатками дыма, а затем наружу вылезла закопченная голова Квасова, захлебывающегося отчаянным кашлем.

Извлекши безвольное тело приятеля в разор гостиной, Юра спросил, опасливо всматриваясь в темноту:

− А эти?

− Кретины! − прохрипел Гена. − Черт их сделал! Там чека у гранаты на ладан дышала… Он ее хвать… Я рыбкой под верстак… У нас там тротила три пуда, как не сдетонировал − чудеса! − Он непрерывно и мелко икал.

− Чего-то горит, − принюхавшись, произнес Слабодрищенко.

− Картон тлеет, наверное, − равнодушно произнес Квасов. − Ик. Неси лампу и воду.

− А эти-то как? − не унимался Жуков.

− Как? Учатся играть на арфе… Ик. − Квасов постепенно приходил в себя. Неторопливо крестился, и что-то беззвучно бормоча, с благоговением взирал на почерневший потолок. После, поднявшись с колен и, осмотрев развал, произнес, кивнув на разбитые окна: − Отдираем фанеру от шкафа, заколачиваем хибару. Быстрый сбор и – уходим в бега. Ситуация экстремальная, а главное в экстриме – вовремя заметить, когда он кончается и начинается копец.

− И куда подаемся? − воодушевленно спросил Юра.

− На даче у меня отсидимся. − Гена потеряно махнул рукой. − Подальше надо отсюда… Где город, там черт, где деревня − Бог. Покойников сегодня же вывезем. Антифриза, кстати, ты мне на башку спихнул?

− Почему он Антифриз? − спросил Юра механически.

− Клиентов при разборках охлаждал, − кратко ответил Гена.

Закончив уборку, полезли в воняющий гарью провал. Обыскали трупы. У одного из покойников в кармане нашлись ключи от машины. Характерный значок на ключах указывал, что бандиты приехали на «Хонде».

Невозмутимый Слабодрищенко, уже окончательно протрезвевший, сказал, что готов вывезти тела в соседний район. У него имелось удостоверение офицера МВД, к которому ранее относилось пожарное ведомство, и это давало ему существенные преимущества.

Покойников упаковали в полиэтилен, чей рулон нашелся в подвале. Квасов принялся за сборы.

− Напомни, − сказал Жукову, − не забыть бы рубанок и презервативы!

− Хоро… Шо? Зачем?

− Рубанок − калитка заедает, а это… Ну, в общем, там много колхозниц.

− И чего будем делать на даче? − спросил Юра. − Арбузы сеять − пора прошла…

− Должны отстояться мысли, − патетически произнес Геннадий. − Антифриз в крутой банде, нагрянут − кишки выпустят без вопросов! Придется побегать, ибо под лежачий камень всегда успеем.

К полуночи, без особенного труда обнаружив во дворе дома искомую «Хонду», Слабодрищенко подогнал ее под окно квартиры, благо, защищавшая газончик изгородь была снесена его пожарной машиной.

При погрузке тел в багажник обнаружилась его непрактичная маломерность и, одновременно, крупногабаритность усопших, отчего в тесноту пространства их умещалось лишь двое.

− Третьего возьми в салон, − посоветовал Гена Слабодрищенко.

− Мало ли остановят? − засомневался тот. − А тут такая компания…

После долгих препирательств решили погрузить самого тощего − Антифриза, в «Ниву», освободившись от него по дороге на дачу.

Вскоре Слабодрищенко убыл, а Жуков пошел менять на «Ниве» спущенное колесо. Патрульная милицейская машина едва не забрала его, приняв за ночного вора, посягающего на целостность автомобиля, но недоразумение, впрочем, разъяснилось. Далее, следуя примеру пожарного, Юра подал «Ниву» к окну и уместил, содрогаясь от брезгливости, в задний ее отсек останки грозного Антифриза.

Вернулся бесшабашный Слабодрищенко с закуской и водкой. Глядя в тоскливое лицо Геннадия, не перестававшего икать не то от страха, не то от последствий контузии, произнес торжественным низким голосом:

− Их надо помянуть. − Затем добавил: − Остаюсь с вами, жена все равно сегодня не пустит.

− А если сейчас подкатит братва? − затравленно спросил Квасов.

− У нас еще много гранат, − заметил Слабодрищенко, открывая водку.

− Тогда так… Завтра проводишь нас на дачу… Ты за рулем. У тебя ксива, а у нас жмурик…

− Посодействуем.

На том и порешили. Пьянка затянулась до утра.

Жуков ощупывал пояс с деньгами и громко удивлялся несообразностям жизни. Ему хотелось бежать, куда глаза глядят, но бросать товарищей в беде представлялось делом трусливым и скользким.

В итоге Слабодрищенко предложил, прослезившись сурово, тост за усопшие безвременно души, пожелал им счастья в их загадочном далеке, всяческих успехов и даже здоровья, что утратившие остатки юмора Жуков и Квасов восприняли с должной серьезностью и скорбными выражениями лиц.

Последней фразой Квасова в этот вечер была:

– Чтобы русские не правили миром, Бог создал водку…

Все трое заснули за столом, пав головами в тарелки с селедочными скелетами.

Осенний настырный ветер колотил в фанерные заслоны окна. Жужжала, изнеможенно ползая в опустевшем стакане, мокрая пьяная муха. Мощно и ровно храпел Слабодрищенко, подминая щекой заветренный салат, устраиваясь в нем поудобней. Помигивали уличные фонари сиреневым призрачным светом. Коченел труп в багажнике.

Город замер в ощущении тревожной зари.