− Мы с тобой сегодня схожи на предмет помятой рожи, − сказал Геннадий Жукову, всматриваясь в приятеля и неодобрительно покачивая головой.

− Да, зеркало с утра опять с похмелья, − уныло согласился тот.

Они сидели на кухне среди собранных сумок и порожних бутылок, ожидая, пока освободится ванная, где Слабодрищенко, под обильную россыпь душевых струй, напевал ласковым баском нечто жизнеутверждающее. Казалось, события прошедшей ночи прошли мимо его рассудка. Психика у этого человека была создана из прочнейшего материала.

Похмелье было тяжелым, но его пересиливал заполошный страх перед местью бандитов и бестолково упущенным временем.

Наспех позавтракав, подхватили баулы, принявшись грузить их в «Ниву». Во дворике было тихо, на сквере, под присмотром мамаш, играли детишки, опасности не сулило ничто. Мимо проехал смердящий зловонием грузовик с облезлым контейнером, набитым мусором. Нос к носу уперся в микроавтобус, стоящий в тупике и закрывающий ему подъезд к помойке. В автобусе никого не было. Чумазый водитель грузовика заглушил двигатель, высунувшись из окна, крикнул Жукову:

− Чья тачка, не знаешь? − И, получив отрицательный ответ, нехорошо выругался.

В ржавом проеме мусоросборника, над кривой задымленной балкой и прочим нагромождением грубого железа, Жуков приметил выведенную мелом надпись: «Здесь ваш последний причал, чайники…»

Слабодрищенко, усевшийся за руль, осторожно подгазовывал, разогревая движок.

В этот момент возле грузовика, словно материализовавшийся из пространства, возник верткий, как крыса, тип, чеканно обратившись к водителю:

− Немедленно убрать машину!

− Да куда ж я…

− Подать назад!

− Трогай быстрее, − обратился Квасов к Слабодрищенко. − Иначе этот чертила нам все перекроет!

Стартер мусоровоза между тем вяло всхлипнул, а дальше последовал беспомощный щелчок реле.

− Аккумулятор, сука! − сокрушенно проговорил водитель, возмущенно скосив мутные рачьи глаза к кончику длинного, хрящеватого носа.

Взгляд неизвестного гражданина, метнувшись потерянно, в следующий момент внезапно и сверляще уставился на Жукова, захлопывающего багажник. После незнакомец повел себя странно. Полез за пазуху, доставая оттуда явно милицейского свойства документ, в два шага пересек разделяющее его и Юру пространство, раскрыл документик и произнес:

− Господа, вам придется…

Договорить, впрочем, он не сумел: Жуков, не раздумывая ни мгновения, нанес ему сокрушительный удар в гладкую, волевую скулу. Огромный вес бывшего десантника и отлично усвоенные им навыки, вкупе с нерастраченной злостью от вчерашней беспомощности перед бандитами, сделали свое дело: словно втянутый пылесосом фантик, человек с удостоверением канул в зев мусоросборника, прямо под пророческую надпись.

Жуков запрыгнул в «Ниву», живо сорвавшуюся с места. Оглянувшись назад, увидел понурую фигуру водителя мусоровоза, торчащие из ниши ноги с заголенными икрами и в щегольских штиблетах, и − двух мужчин, сгорбленно, как солдаты в атаке, выбегающих из-за тыла микроавтобуса.

− Нас пасли, − мерно проронил Слабодрищенко, твердой рукой поправляя зеркало заднего вида. − Но фокус у врагов не удался.

− Что же будет-то, что же будет?!.. − причитал, словно в беспамятстве, Квасов, лихорадочно открывая жестянку с пивом.

− Сначала похороны, потом отдохнем на природе, − невозмутимо молвил Слабодрищенко. – Ты пей себе… Холодное пиво согревает душу. А утром оно не только вредно, но и полезно.

− Главное – проскочить пост на кольце, а я знаю один хитрый выезд, − нашелся бывший таксист Жуков. − Давай-ка сейчас налево… − Он затравленно озирался в опаске возможной погони.

И его худшие подозрения подтвердились: уже в самом начале загородного шоссе он приметил черный «Лексус», неотступно вихляющий за ними. Мощный автомобиль давно бы мог обогнать слабосильную «Ниву», ехавшую со своим криминальным грузом строго по правилам, дабы не привлекать внимания постовых, однако ее законопослушному примеру следовала и быстроходная машина, явно таясь в глубине общего потока.

Жуков поделился своими сомнениями с товарищами. Неотрывно хлебавший пиво Геннадий, услышав такую новость, начал седеть на глазах. Слабодрищенко, напротив, воспринял версию Жукова без малейшего замешательства.

− Значит, это не милиция, − сказал он. − И хорошо. Пусть едут себе… В нужный момент мы дадим им решительный бой.

− Это еще какой бой?!.. − заклекотал Геннадий.

− Я, кстати, герой афганской войны, − поделился Слабодрищенко значительным голосом. − И многому научился в этой связи. Мы будем пересекать удобную местность, и там получат свое развитие необходимые события.

− Мне надо выйти, пузырь уже не выдерживает, − слабым голосом произнес Геннадий. – Пиво подошло к концу.

− Это будет тактическая ошибка, − сказал Слабодрищенко. – Мочевой пузырь, как сердце, ему не прикажешь, но сейчас такая роскошь недопустима. Юра, поищи в отсеке канистру из-под масла, она там была.

− Она под трупом…

− Значит, придется терпеть.

− Тут есть большой шланг. Кстати, диаметр вполне…

− Прекрасное решение.

«Нива» ехала, оставляя за собой следы переработанного организмом Квасовым пива. Участливо и предупреждающе гудела двигавшаяся сзади машина, намекая, видимо, на неисправность в радиаторе партнера по движению.

Слабодрищенко принял в левый ряд, съезжая с магистрали к повороту, ведущему в деревеньку. Пролетели за окном бревенчатые дома с замшелым шифером крыш, усеянных палой листвой. Разбитый асфальт перешел в щебенку широкой пустынной дороги, ведущей в глубь синеющих вдалеке лесов. За «Нивой» вился, как смерч, белесый пыльный туман, но в нем отчетливо различался хромированный блеск носовой решетки преследующего их «Лексуса», явно прибавившего прыти в заповедной глухомани, не омраченной посторонним присутствием и свидетельством.

Нажал на педаль газа и Слабодрищенко, отвердев сосредоточенным лицом. Сказал:

− Великолепная машина! Бегает, как перепуганная. И отступать нам некуда, хоть и велика Россия. Позади Москва, пробки. − Затем коротко обернулся на Жукова: − Готов?

Юра, будто бы переброшенный через время, и вновь ощутивший себя солдатом, произнес краткое «Есть!», закладывая снаряд в жерло противотанкового ружья.

− Отдача зверская, учти, − услышалось предупреждение Геннадия.

«Лексус» требовательно и зловеще мигал фарами, а затем из его оконца вырвалось, прорезав пыльную мглу, злое и длинное оранжевое пламя. Стреляли явно из автомата, требуя остановиться.

Кургузой трубой ружья Юра вмиг высадил заднее стекло. Подумал:

«В драке волос не жалеют»…

«Лексус», дышащий жаром, овеянный дымным маревом, надвигался, скалясь решеткой облицовки радиатора и яростно выбрасывая струи щебня из-под широких напористых колес. Он был похож на разгоряченного носорога, устремленного на хлипкого обидчика границ его территориальных владений.

Жуков нажал на спуск. Упорная дуга казалось, вырвала у него плечо своей жестокой, непримиримой отдачей. Бронебойный снаряд, злое состаренное дитя канувшей в Лету войны, обрел-таки свою ушедшую в небытие востребованность. Раздался раздирающий небеса грохот, и позади надулся гигантский оранжевый пузырь спрессованного огня. Юру откинуло назад. Слабодрищенко затормозил.

Пыль постепенно развеяло. Истаивали остатки дыма, уносимого в безмятежные пожухлые поля. Никакого «Лексуса» на дороге не было. Лишь белесый грубый щебень с пятнами сажи.

Вдалеке, в канаве кювета, что-то слабо потрескивало. Вылезшая из «Нивы» троица подошла ближе.

Сиявший лаком, налитый мощью и нахрапистостью автомобиль представлял собой дымящиеся покоробленные жестянки изуродованного до неузнаваемости кузова, смиренно догорающего в ядовитом ленивом чаду. Чернели подпаленными перекрученными поленьями какие-то неясные останки, в которых едва различались разнесенные взрывом трупы людей.

− Теряем время, это не Третьяковская галерея, − сказал Слабодрищенко, нарушив трагическую тишину.

Смысл его слов едва дошел до оглохшего сознания Юры.

Подобрали улику − обвислый растресканный лист заднего стекла. «Нива» помчалась дальше. Через пару километров свернули в лес. Лавируя между вековых сосен, пней и кустарника, углубились в чащу.

Слабодрищенко вытащил из багажника лопату, передал Квасову:

− Теперь потрудись и ты…

Отточенный титан хрустко вонзился в сухую глинистую почву, давно не ведавшую дождей.

После упрямого дерна, продернутого жилистыми корнями, пошел песок − золотой, отборный. Гора его неуклонно росла.

− Река, видимо, невдалеке, − прокомментировал Жуков. Он болезненно морщился, ощупывая ноющее плечо и безвольно свисающую руку.

− Откуда знаешь? − Квасов отер потный лоб ладонью, оставив на нем земляную полосу. Копал он на удивление сноровисто, короткими, скупыми движениями, видимо, сказывался опыт профессии нелегального поисковика.

− Старое русло, наверняка… − Юра осекся.

Вертикальный пласт песка со стены ямы обвалился Геннадию под ноги, обнажив соты проржавевших снарядов. Плотно спаянные ломкой, обваленной в земле коростой, они напоминали засахаренные леденцы в банке.

− Здесь гремели бои, − произнес Слабодрищенко.

− Да что же такое, куда ни плюнь… − закашлялся Квасов. − Вот же у меня участь…

Юра подал ему руку, помогая покинуть опасную яму.

Свалив в нее окоченевшее тело Антифриза, бросили вслед противотанковое ружье, затем, меняясь по очереди, аккуратно засыпали безымянную могилу, уместили, плотно подогнав друг к другу, нарезанные, как вафельный торт, куски дерна.

− Сделано большое дело, − подвел итог Слабодрищенко и вдумчиво перекрестился. Его примеру последовали Квасов и Жуков.

− При дальнейших раскопках, − заметил Геннадий самым серьезным тоном, − его могут принять за неопознанного бойца.

Пока Юра очищал лопату, и поливал заголившегося по пояс копателя водой из припасенной пластиковый бутылки, вернулся отлучавшийся по нужде Слабодрищенко. Положил на капот пять отборных белых грибов. Сказал:

− Сгодятся на суп. Надо бы посмотреть еще… Леса тут богатые. А какой воздух!

Побродили вокруг машины, нашли еще пару десятков осенних крепких подосиновых и белых.

Выбравшись на проселок, вернулись к повороту, ведшему в сторону дачных участков. Путь к воротам преграждали «Жигули», неловко съехавшие с обочины и застрявшие задним колесом в канаве. У «Жигулей» стояли двое: подтянутый парень в легкой кожаной куртке и стройная, в блузке и в джинсах, девица. Лица их были скорбны от случившейся оплошности.

Совместными усилиями машину без особенного труда переместили на дорогу.

− Огибал яму, и вот… − пояснил парень Жукову раздраженным голосом. − Пока буксовал, сцепление поджег…

− У меня эстакадка, − сказал Квасов. − Вскарабкаешься, подтянешь нажимную вилку, авось, поможет…

− А где это?

− Дуй за мной.

Пока баулы вносились в дом, включался водопровод и холодильник, парень, снабженный имеющимся у запасливого Гены инструментом, подтянул необходимые гайки, предварительно водрузив машину на сваренную из швеллера горку, приткнувшуюся к палисаднику с живописной налитой калиной и облетевшей сиренью. Девица с интересом наблюдала за его манипуляциями, не произнося, впрочем, ни слова.

− Чего тут делаете-то? − небрежно поинтересовался Жуков.

− Дачу ищем, − ответил парень. − Ну, чтобы купить…

− А чего к осени?

− Так ведь цены дешевле…

− Купи мою, − услышав разговор, предложил, подходя к машине, Квасов. − Отдам практически задаром.

Парень с интересом оглядел высившийся за перекошенной изгородью дом.

− Всего тысяч семь, − проговорил Квасов. − Американской обесценивающейся валютой. И получаете дорожающую собственность. Со всеми причиндалами. То есть: грабли, тяпки, бочки…

− А почему продаешь?

− А на кой мне она? − пожал плечами Геннадий. − Я холостой, все лето по дачам друзей, а эта вон заросла, как могила антихриста… А у вас, глядишь, дети, я правильно понимаю? − вежливо обратился к спутнице парня.

Та принужденно улыбнулась.

− Она глухонемая, − отчужденно пояснил парень.

− Во, как… А красивая! − Квасов оглянулся по сторонам, упорно и судорожно о чем-то раздумывая. − Ну, будешь смотреть хату? − вновь обратился к парню. − Всю мебель оставляю, котел у меня. Дровяной, правда… И подтекает. Но сварщику работы тут − полчаса, было б желание.

− Отчего бы и нет? − покладисто произнес парень. Протянув руку, представился: − Сергей. А она, − указал на свою спутницу, − Лена.

Девица вновь натянуто улыбнулась, протянув Квасову свою холеную ладошку. Среди убогих курятников блеклых летних домов, обнесенных кривыми заборами, она выглядела диковинной, пестрой птицей, занесенной сюда неведомым чудом. Фотомодель с атласной обложки, ступившая с пышного бархата подиума в захолустье дощатых трущоб.

− Так, может, это… − в свою очередь приветливо оскалился Геннадий. − Мы с друзьями сюда по грибы, собрали уже… Может, того, по сто грамм? Картошечки изжарим, как?

− Мы, в общем, не против… − сказал невозмутимый спутник красотки. − Да и дом − вполне… Меня интригует ваше предложение.

− Можете, кстати, заночевать. Мы баню истопим… − Квасов увлекал гостей к калитке. − Все в лучшем виде…

Жуков, рассеянно поглядывающий на приятеля, и в самом деле не чаявшего избавиться от редко им посещаемой и заброшенной дачи, поймал себя на мысли, что негаданно попавшаяся на дороге парочка отличается некоей узнаваемостью… Нет, он определенно не встречал этих людей, ни малейшей опасности от них не исходило, но что-то неожиданно и колко встревожило его… Что именно − уяснить не пришлось: гремя раздолбанной подвеской и недовольно пофыркивая на ухабах пожилым двигателем, к дому подрулила милицейская машина, явно местной принадлежности. Непритязательный жестяной джип с воинственной ведомственной раскраской.

Из машины вышел низкорослый угрюмый милиционер, вынеся в идиллическую безмятежность пространства осенней природы, обрюзгшую и значительную, как сургучная печать, морду с золотыми зубами. Званием милиционер был капитан.

− Генка здесь? − хмуро спросил он у Жукова, застывшего в столбняке пригвоздившего его страха.

− Тут, тут, − услужливо проговорил Юра деревянным языком. − Вот, по грибы мы…

Милиционер, не мешкая, прошел в калитку.

Спустя пару минут откровение его появления прояснилось. Страж порядка оказался местным участковым, проверенным собутыльником Квасова, и приехал в поселок с целью обнаружения свидетелей странного происшествия, случившегося неподалеку на проселке, где подорвался автомобиль с экипажем в составе бывших четырех человек, вооруженных автоматами и пистолетами.

Данную информацию дачное сообщество выслушало с живейшим интересом и соболезнованиями.

− Бабахнуло так, что в деревне окна перекосило, − повествовал участковый, принимая из рук Геннадия рюмку и нанизанную на вилку шпротку. − Ваше здоровье…

− Если у них было оружие, − степенно поднял бровь Слабодрищенко, − не исключено и наличие гранат… Следовательно, налицо несчастный случай.

− В наших краях отродясь таких аль-капонов не мелькало, − морщился участковый, вдохновенно принюхиваясь к хлебной корке, а затем поглощая ее. − Чего им тут делать с таким боезапасом?

− Возможно, «черные копатели», − выдвинул версию Квасов. − Нашли мину…

− С «калашниковыми»? − опроверг участковый. − Но… да, на мину похоже, вот и прокурор говорит… Везли, дескать, внутри машины. Хотя у него интерес… Год до пенсии, к чему морока? Вчера у Петровича, соседа моего, двух индюков из загона сперли, а он: пиши отказ, мол, улетели с перелетными птицами, надо было вовремя подстригать крылья… А у этих, кстати, номера-то − того… Липа.

− Это уже проблемы погибших, − заметил Слабодрищенко. − Люди встали на кривой путь, и он привел их к несовершенству.

− Предлагаю, чтобы нам таким образом не окончить свой глобальный маршрут, − сказал Юра, поднимая стакан. − Вы здесь прожили всю жизнь? − обратился он к участковому.

− Пока нет… − растерянно ответил тот.

Стихийный банкет перешел в застолье с дымящейся картошкой, жареными грибами, прошлогодними соленьями, извлеченными из подпола и обилием алкоголя, хранящегося у предусмотрительного Геннадия в забитом хламом гараже.

− Люблю проснуться среди запасов, − пояснил он собранию, восхвалявшему его хозяйскую сметку.

Поздним вечером, поминутно врезаясь в заборы привычным к таким столкновениям бампером своего автомобиля, милиционер отправился в деревню, на место постоянного проживания. Слабодрищенко ушел спать в комнату вместе с Геннадием, гостям отвели спальню на втором этаже, а Жуков разместился в бане, перетащив туда свои сумки.

В этот вечер он пил мало, терзаемый каким-то неясным, но неотступным предчувствием значительных перемен. Что-то должно было случиться. Хотя что − неясно. Приют, найденный им у Квасова, на поверку оказался западней, и стоило незамедлительно покинуть ее, снова переместившись в неприкаянную неизвестность.

Уже под утро в дверь бани осторожно постучали. Жуков вскочил с топчана, настороженно вглядываясь в темень. Светящиеся фосфором стрелки часов указывали на половину четвертого утра.

− Юра, вы спите? − донесся заспанный голос пришлого Сергея. − Ленке в туалет приспичило, а я не знаю, где тут и как…

Жуков нажал клавишу выключателя. Резкий свет болезненно ударил в истомленные глаза. Он отодвинул задвижку двери.

Увиделось виноватое лицо потревожившего его постояльца. Тот нерешительно ступил на порог, а затем нога его буквально выстрелила Жукову в грудь. Юра отлетел на топчан, распластано замерев на нем. Сухие дубовые веники и заскорузлые войлочные шляпы, сорвавшиеся с сотрясшейся стены, завалили его. Потерянно отмахиваясь, он отбросил банные причиндалы на пол.

− Если ты будешь вести себя разумно, − буднично и приветливо сказал Сергей, − то останешься жив и здоров. Я обещаю. Диски с собой?

Только сейчас ослепительная молния догадки донесла до Жукова истину, раскрывающую, что именно озадачило его при взгляде на этого парня и его подругу: американская одежда!

Уж ему-то не знать эту элегантную курточку, словно с витрины бутика «Донна Каран», рубашку с конником «Ральф Лаурен», женскую блузочку «Гэп», кольцо с розой из черных бриллиантов, столь модных среди нью-йоркских вертихвосток, джинсы «Сэвен» и «Кэлвин Клейн», ремни от «Гуччи»… И дело не в названиях фирм, а в несомненной подлинности их качества, дышавшего дорогими магазинами Штатов, облазанными им вдоль и поперек… В нивелированности китайского и турецкого расхожего барахла, заполонившего Россию, эти вещи терялись, как истинные фрукты среди пластиковых муляжей. Надо было лишь присмотреться, и различить изысканность их добротной сути…

− Еще раз спрашиваю: диски с собой? − уже с твердой угрозой произнес посланец непреодолимых сил возмездия. То, что он был мускулист, строен, Жуков отметил сразу, однако никакими особыми атлетическими признаками незнакомец не отличался, казался вяло-благожелательным, заторможенным, и распознать в нем таящуюся силу и прыть Юра смог только сейчас, удрученный открытием своей рыхлой медлительной беспомощности перед этой агрессивной стальной пружиной. Словно откликаясь на его мысли, парень произнес:

− Я знаю: ты − малый не промах, служил в десанте… Но даже не пробуй выходить за пределы… Лет пятнадцать назад, когда ты еще был в форме, тебя едва ли взяли бы в нашу шарагу даже в ученики.

− Я все понял, − сказал Жуков, постепенно справляясь с вынужденным помутнением сознания. − Но нам надо правильно договориться.

− Затем я и здесь, − коротко улыбнулся незнакомец. − Присаживайся поудобней. Время у нас, полагаю, имеется.

В дверь заглянула его спутница. Лицо ее было сосредоточенным и отчужденным. Что-то произнесла на английском. Парень невнятно ответил, и девушка исчезла в темноте.

− Вот тебе и немая… − произнес Жуков. Помедлив, прибавил: − Серьезная за вами сила. Только теперь понял.

− Это очень сложный вопрос, − сказал парень. − Многое зависит от обстоятельств. И сейчас они сложились в твою пользу. Твоя задача: умно ими воспользоваться.

− Точно не убьете? − спросил Жуков.

− Постараюсь изо всех сил.

− Тогда − так… Все диски в сумке…

− Все двадцать одна штука?

Тут Юра вспомнил, что один из дисков забыт им в проигрывателе, оставленном в доме Геннадия.

Впрочем, сейчас это не имело особенного значения.

− Да, двадцать один. Можете пересчитать.