Полковник Одинцов, начальник отдела ФСБ, томился в приемной главы управления, то и дело открывая служебную папку с документами, лежавшую у него на коленях, и перебирая листы бумаги, увенчанной грифами «Совершенно секретно».
Информация, пришедшая от агента и предназначавшаяся для доклада руководству, была бесспорной в своей правдивости, актуальности и даже, как казалось полковнику, сенсационной по сути, однако грызли Одинцова сомнения: как расценит руководство сведения, касающиеся интересов, а вернее – махинаций одного из высших лиц государства?
Информация – оружие обоюдоострое, им можно убить противника, но можно и смертельно пораниться самому. Сей факт полковник уяснил давно. К тому же еще вчера, будучи в гостях у одного из генералов министерства внутренних дел, услышал он от него следующую историю: при докладе президенту страны о проворном вице-премьере, погрязшем в мафиозных играх с алюминием, прозвучало следующее:
«И вот еще факт: на свадьбе своей дочери он подарил ей сверток со ста тысячами долларов наличными…»
«Но ведь дочке же!..» – с укоризной отозвалось Его Наипревосходительство.
Вот так. Какие еще комментарии, кроме тех, что и у президента две дочурки, и подобного рода подарки им наверняка не в диковинку.
А потому, с сомнением поджимая губы, перелистывал Одинцов секретные бумажки, преисполняясь тоской и сознавая, что, ознакомившись с ними, нечто подобное способен изречь и генерал, чудом державшийся в своем кресле при всей осведомленности о государственных делах и деятелях, их осуществляющих.
Адъютант снял трубку звякнувшего внутреннего телефона. Выслушав указание, небрежно кивнул Одинцову на ведущую в кабинет руководства дверь, приглашая к аудиенции с властительным монстром.
Генерал сидел в уютном кожаном кресле и задумчиво курил сигарету. Некурящий Одинцов, расположившийся на стуле напротив начальника, терпеливо морщился от табачного дыма.
Генерал выглядел утомленным, и приветливость, с которой он встретил Одинцова, показалась тому явно и трудно наигранной.
– Ну, докладывай, что там у тебя сверхъестественного…
Одинцов молча протянул папку.
– Давай на словах, – поморщился начальник. – От бумаг уже темень в глазах…
– О новом газопроводе вы, естественно, слышали? – начал Одинцов.
– Западноевропейском?
– Так точно.
– Ну и?..
– Суть такова. Газопровод протянется через территорию России и Европы с созданием сети газохранилищ в Германии. Что широко оглашено в прессе.
– Пусть тянется, туда ему и дорога…
– Товарищ генерал, покуда агентура не разъяснила мне некоторые детали, я думал примерно так же.
– Давай о деталях, – согласился начальник покладисто. – Где детали, там пакостный бес и хоронится, это верно.
– А детали таковы. Газохранилища – это своеобразные конденсаторы. Бывают они двух типов: наземные и подземные. А потому, не имея их, перекрыть кран, лишая ту или иную территорию сырья, невозможно. Если помните, мы уже пытались таким образом погрозить Украине, но запала хватило, по-моему, лишь на неделю. Дело в том, что возрастает давление газа в трубе…
– А газохранилища?
– Значительно облегчают проблему! – кивнул Одинцов. – Однако наземные имеют ограниченную емкость, а вот подземные – дело иное… И представляют они собою естественные полости, стены которых состоят из пористых пород, создающих эффект губки… И в такие хранилища газ качай и качай…
– Ну-ка… – Генерал, надев очки, раскрыл папку, погрузившись в чтение.
Одинцов терпеливо высиживал на стуле, озирая знакомый интерьер кабинета, чья прошлая социалистическая казенность уступила место роскоши итальянских шкафов и секретеров из ценных древесных пород, стульям с изящно гнутыми ножками и спинками и с зеленой кожей сидений, столу для совещаний на резных разлапистых тумбах… Нынешние удобства начальственных служебных апартаментов щедро оплачивались налогоплательщиками, большая часть из которых о подобной меблировке в своем быту не могла и мечтать.
– Н-да, материалец, – сказал генерал, закрывая папку. – Забавно. Таким образом, немцы получают колоссальное стратегическое преимущество. А… ты уверен, что на территории России подобные полости также существуют и версия об их отсутствии вредоносно надумана?
– Только под Ленинградом с гарантией установлены две…
– Под Санкт-Петербургом, полковник.
– Уж как привык, товарищ генерал…
Генерал снял очки, устало потер глаза.
– Кем установлены?
– Независимыми квалифицированными специалистами, – ответил Одинцов. – Довольно авторитетными. А что касается организации, официально отвечающей за геологическую разведку подобных полостей, то руководство ее превосходно себя чувствует, тратя, а вернее – похищая деньги из бюджета и работая с заведомо отрицательным результатом. Кому такой результат выгоден – вы понимаете. А реальные люди, обладающие оригинальными технологиями, способны в десятки раз дешевле произвести аналогичные работы и уже в течение месяца дать необходимые выкладки. Другой вопрос – кто им подобные работы закажет и вообще нужны ли подобные работы? Особенно немцам и их здешнему покровителю…
Генерал выжидающе молчал.
– Теперь о покровителе. По его связям с той стороной и финансовым переговорам определенного рода все задокументировано, имеются записи…
– Сережа! – Генерал встал, прошелся, заложив руки за спину, по кабинету. – Ты взрослый человек и все понимаешь… Ну, давай откровенно… К кому мы пойдем с этой информацией? Ввел ты меня в курс, спасибо. Но что дальше? Что мы можем? Главному фигуранту твоей разработки необходимы деньги. И не только на удовольствия быстротекущей жизни. Деньги на выборы, на многое, что за кадром… Собственную спецслужбишку человек создал и укрепляет – опять расходы… На власть ему деньги нужны! А власть – штука самая дорогая. И прожорливая. И тогда она власть, когда для подпитки ее есть реально существующие возможности. У него они есть, причем широкие. Значительно перекрывающие наши… Вывод сам сделаешь?
– Но…
– И никаких «но»! Связи он выявил! Записи у него!.. Тебе кто на них санкцию давал? Голову себе сломать захотел? Ну ладно… – Генерал вернулся в кресло, уселся, скрестив на груди пухлые пальцы. – Чувствую, неймется тебе… Хорошо. Допустим, стараниями нашими попадает вся эта история с именами и с цифрами в прессу. Очередной скандальчик с брызгами компромата. Результат? Нулевой! Это как со свиней шерсть стричь – визгу много, толку мало. Скандальчик на следующий же день забывается одуревшим от всего, что творится вокруг, обывателем. Для кого, спрашивается, стараться? Для любителей дебатов за кухонными столами? Подбросить им тему для стенаний и сетований? Да они, стенания эти, как начались в незапамятное время, так и продолжаются. Ничего не изменилось. Дать информацию на самый верх? Допустим, случится чудо и с фигуранта попросят объяснений. И что? Насчет целесообразности построения газохранилищ за бугром его помощнички десяток правдоподобных версий настрочат, да таких ловких, что пока контраргументы созреют, все обвинители сгинут… – Помолчал. Затем прибавил неприязненно: – Ну, кто сгинет, а кто внезапно разбогатеет, потеряв интерес к разоблачениям, не несущим, замечу, перспектив дивидендов…
– Но мы же вроде занимаемся государственной безопасностью, – безучастно откликнулся Одинцов.
– И занимайся! – горячо поддержал генерал. – Только не путай категории, полковник. И новые веяния анализируй. Ну что мне тебе объяснять? Встретился господин Гор с господином Ельциным в ответственный момент, потолковали всего полчасика, и где очутились начальник федеральной службы охраны и шеф госбезопасности, малость переусердствовавшие? За дверьми своих парадных подъездов. С внешней их стороны. И хорошо отделались. Так что зарываться не надо. А надо помнить: мы – инструмент политиков, тот меч, что сам собою из ножен не вылезает. Ты что, не знаешь, кто в правительстве и в парламенте с ЦРУ связан? Ну, так молчишь ведь! И правильно! Потому как шпион и агент влияния – они хотя, по сути, одно и то же, а по калибру – ох, разное… И путаница в терминологии тут, брат, до хорошего не доведет, тут дифференцировать приходится: это – да, шпионаж, а то – деликатное партнерство и политический компромисс… Кстати, – качнул заговорщицки пальцем, – года три назад наши психологи одного агентишку тестировали, очень интересно получилось… Спрашивают: что означает – не в свои сани не садись? Он так это… подумал… Парень простой… И знаешь, что ответил? Ну, говорит, как это чего означает? Не твои сани, значит, и не садись! – Генерал рассмеялся. – Ты запомни…
– Безысходность, – внезапно сказал Одинцов.
– Что? Да ладно, давай без соплей! – Генерал отчужденно отвернулся. Выдержав паузу, произнес: – Ты думаешь, мне не тошно? Тошно! Но что сделаешь? Нам навязали правила, да. Но не играй мы по ним, становись в позу, сразу будем из игры удалены. Списаны в утиль. Я с тобой, полковник, откровенно, двадцать лет уже бок о бок толкаемся, пора бы уяснить: дурного тебе никогда не советовал. Так что…
– Что? – поднял голову Одинцов, не без болезненной иронии всматриваясь в безмятежное лицо начальника.
– Так что все материалы, – продолжил генерал, – должны сегодня же быть у меня. Все! – повторил веско. – И… – Усмехнулся. – В царство небесное меня не зови, коли дороги до церкви не знаешь! Благодарю за службу.
– Разрешите идти?
– Ступай, милый, ступай… Агентуру, кстати, проинструктируй…
– То есть?
– Ну, насчет этих газовых хранилищ… вообще…
– Само собой, товарищ генерал!
– Вот и дивно! Да, кстати… Телевизор вчера смотрел? Нет? А там интересная, Сережа, передачка была. Господина Алиева демонстрировали. Его хадж в Мекку. Стоит, значит, этот самый наш комитетский волчара, бывший коммунист-ленинец, в простыне какой-то и принимает, коленопреклоненный, благословения от тамошних мулл… Метаморфозы, брат! А за ними – нефть, власть, доллары и – политика! Ну, ступай…
Оставшись в одиночестве, генерал призадумался.
Думалось о многом: о сегодняшних подлейших временах, о справедливо упомянутой полковником безысходности, что не миновала и его, принуждая каждодневно заботиться о сохранении равновесия шаткого кресла в ненавистном для чиновного жулья учреждении; о неясном будущем, способном превратиться в бесконечный черный день пенсионного жалкого забвения.
Нынешним своим положением генерал весьма удручался. Перестановки в ФСБ не прекращались уже много лет, он находился на той должности, что среди сотрудников именовалась «местом на вылет», и в новой системе кадров-пешек, не имеющих ни четких перспектив, ни какой-либо стабильности, приходилось лавировать: учитывать интересы покровителей, каждодневно оценивать их позиции с точки зрения возможных падений и взлетов, а также прикидывать целесообразность оказания услуг тем или иным сторонам, смертельно враждующим в своем высшем политическом клоповнике.
Сложная, изматывающая нервы игра…
Вчера он доложил одному из бонз о планируемой против бонзы интриги, затеянной иным кремлевским деятелем, но вот уже сегодня пожалел о скороспелом доносе, ибо ситуация изменилась, и состоись интрига – сыграла бы она генералу на руку. Теперь же приходилось выкручиваться в новых маневрах, дабы не раскрыть себя как источник информации, не подставиться под гнев самого влиятельного клана…
А все ради чего? Ради теплого местечка, твердо обещанного ему взамен за услуги, когда высшая политическая целесообразность выкинет его из этого кабинета…
И разве он один рассуждает подобным образом и живет подобной жизнью, вернее, как-то пытается выжить? Здесь, на Лубянке. Да и только ли на Лубянке?
Эх, а ведь были возможности уйти во внешнюю разведку, где все более-менее тихо, пусть и голодно, не говоря о ГРУ – там, за заслоном чиновного ареопага министерства обороны, принимающего на себя первый удар, куда как проще, чем в центральном аппарате контрразведки, столь нелюбимом вождями и парламентариями за свое нахождение в эпицентре внутренних передряг и столь опасную для многих информированность…
Но что делать, коли так вышло? А вот что!
Сегодняшнему своему Хозяину он непременно обязан сообщить о докладе Одинцова, поскольку именно о нем, Хозяине, не ведающий того полковник и доложил.
А что сказать? Такая-то, мол, ситуация, держим ее под контролем, отрабатываем хлеб насущный и будущий?.. Заботимся о качестве распространяемых о вас слухов?
Он потянулся к телефону, но, подумав, опустил руку.
Торопиться не следовало.
Надо точно подобрать слова, интонацию и, главное, отработать саму концепцию доклада. Концепция же обязана нести в себе этакую небрежную мыслишку, что, дескать, путаются тут под ногами разные доброхоты, падкие на скандальные разоблачения, а потому вы там подумайте о подходящем камуфляже для своих злодеяний – как, например, об упреждающем разные слухи интервью по актуальному поводу; далее – об определенной политико-воспитательной работе среди специалистов геологоразведки, газовиков… Или как их там?
Ну а итог – укрепление нынешнего генеральского кресла. За заслуги пусть и небоевые, но…
Он внезапно подумал, что находится сейчас в роли перевербованного агентишки, пытающегося выслужиться перед новым начальством, способным растереть его в пыль, и стало от такой мысли генералу мерзко и одиноко, и все оправдания, которые мгновенно начали выстраиваться в мозгу, затмевая собой едкий униженный стыд, отмелись им, прекрасно о таких оправданиях ведавшим, бесповоротно и жестко.
Да, он выживал. Очередной раз в новых условиях. И все. Да, он приспособленец во власти. Иная же перспектива – жалкий, всеми забытый старик.
Внезапно вспомнился бывший приятель – ныне покойный генеральный прокурор. Как бы предстал перед взором: в добротном пальто, шляпе, выпрастывающий, как медведь из берлоги, свое громоздкое туловище из казенной «чайки», горделиво, с невидящим взором следующий к лифту, а затем – в кабинет под шорох спешно скрывающихся за дверьми сотрудников…
А после возник иной образ, также присутствовавший в памяти генерала: сутулый пенсионер, стоящий в очереди за картошкой, продаваемой из кузова грузовика. Кургузая курточка, вязаная лыжная шапочка, драная авоська…
Генерал помнил, как попросил шофера остановить машину и долго, не веря глазам, приглядывался к этому дедку, с болезненным недоумением уясняя: да, он самый, генеральный, сверзившийся из ослепительной вышины некогда грозный небожитель…
Ну, нет!
Он снял трубку телефона правительственной связи.
– Виктор Сергеевич, тут у меня деликатный момент… Вы не могли бы уделить минут пять? Завтра? После обеда, ага. Благодарю, Виктор Сергеевич…