Он держал ее за руку. На них с грустью смотрели каменные лики фасадов старых зданий вдоль Фонтанки. В лицо дул сильный ветер, и по набережной летели листья с Летнего сада, виднеющегося впереди. Они порхали в золотом свете фонарей, точно бабочки, как огненные звезды падали с черного неба, усыпанного множеством блестящих ангельских глаз. Листья кружились. Одни чуть касались асфальта, путались под ногами и с новым порывом ветра взлетали. Другие с едва различимым плеском погружались в воду и плыли, сопротивляясь волнам.

— Слышишь? — спросил Вильям у своей безмолвной спутницы.

— «Лунная соната», — промолвила та, не отнимая от губ трубочку, воткнутую в бумажный стакан с кровью. Девушка уверяла, что так ей легче не думать о кофе.

Взгляд зеленых глаз устремился в окно первого этажа, где горел тусклый свет, оттуда и лилась дивная музыка. У фортепиано, сгорбившись, с закрытыми глазами сидела пожилая женщина и играла Бетховена.

— Можно я угадаю, о ком ты подумал? — беззлобно хмыкнула Бесс.

Молодой человек улыбнулся.

Она, конечно, знала, но вряд ли подозревала, какую пронзительную тоску вызвала у него любимая братом музыка.

Ему столько всего хотелось сказать Лайонелу, о стольком спросить. Вчера он поделился с Цимаон Ницхитем, что видел беса, поднявшегося из мертвого тела друга Лизы. Но Создатель лишь пожал плечами и сказал: «Свершилось! Мост опустился для нас, и завтра мы выступаем!»

Того не интересовало, почему к его предполагаемому бесу самим дьяволом был приставлен другой бес, выполняющий какую-то миссию, Мост опустился, и детали никого уже не заботили.

Вильям бросил взгляд на девушку. Какую игру затеял дьявол? Мог ли удерживать беса-предателя, который променял его на любовь ангела? Существовало ли прощение в дьявольском сердце? Отношения Бесс с Ювелиром больше походили на отношения учителя и ученицы. Истинному же бесу учитель был ни к чему. Да и безропотное подчинение не являлось характерной чертой. Бес бы противостоял, а девушка была полностью ему подчинена.

Чем больше думал обо всем этом, тем очевиднее становилось: все они где-то ошиблись, что-то упустили. Лайонел не верил, что Лиза бес, но он принял эту версию.

Вильям вздохнул. Ему следовало поступить так же, но бесконечно преследовавшая мысль о картине предсказательницы, где он изображен с Катей, не давала покоя. Ведь если Создатель ошибся — ангела ждала вечность не с той девушкой.

Молодой человек порывисто обнял Бесс и приник к ее губам. На языке он ощутил трепковато-сладкий вкус крови. Они остановились на Пантелеймоновском мосту, с темной позолотой на перилах, и как одержимые целовались. А над ними под печальные звуки «Лунной сонаты» танцевали сорванные ветром с деревьев мертвые листья.

Бесс подняла глаза в небо и прошептала:

— Знаешь, чего я хочу?

— Скажи…

— Путешествовать, — выдохнула она, очень серьезно глядя на него. — А еще, чтобы ты был человеком.

— А ты? — Он попытался за шутливым тоном скрыть грусть, но у него не получилось.

— И я, — ответила она и потянула его за собой на другую сторону моста, к входу в Летний сад.

Фонарные столбы, украшенные пиками, щитами и двуглавыми орлами, откидывали красивые тени на асфальт.

— А куда бы мы поехали?

Она обернулась, и ее красивое лицо осветилось нежной улыбкой.

— Мы… — передразнила она. — Мы бы поехали в Англию… — Бес тряхнула волосами, убранными в высокий хвост. — Да какое это имеет значение? Куда бы мы ни приехали, везде нашли бы кафешки с вкусной едой и отели с небольшими уютными номерами. Мы бы возвращались по вечерам, смотрели телик и занимались любовью. Я бы хотела объехать весь мир… — Она засмеялась. — Хочу плюнуть с Эйфелевой башни. А ты?

Вильям хмыкнул.

— Пожалуй. — И крепче сжал ее ладонь. — Сотни раз побывав в Париже, я до сих пор этого не сделал. Не плюнул.

— Ты другой, — покачала она головой.

— Нет же, — возразил молодой человек и улыбнулся ей, — я хочу плюнуть, очень. С тобой… одновременно.

Она недоверчиво прищурила по-летнему зеленые глаза.

— И посмотреть, у кого быстрее полетит?

— Да, именно, — расхохотался он и, легко шлепнув ее по попе, прибавил: — С тобой я никогда не буду скучать.

Они около часа гуляли по темным аллеям сада, застеленным толстым ковром из листьев, вдыхая холодный запах осени и непринужденно болтая.

А потом Вильям нехотя напомнил:

— Нам пора возвращаться. Цимаон Ницхи ждет.

Девушка не возразила, пихнула его в грудь и, отскочив, предложила:

— На перегонки до Университетской набережной?

Особого дара у нее не обнаружилось. Да и как иначе?

Создатель подарил лишь каплю своей крови. Видно, боялся, что может создать вампира, который попытается ему противостоять.

Девушке явно нравилась ее новая сила, открывшиеся возможности. И все-таки она хотела быть человеком, тем самым напоминая ему Лайонела. Сильные духом — они в любой ипостаси были способны найти себе место. А слабые — и с силой, и без — все одно.

— Дать тебе фору? — усмехнулась Бесс.

Он не ответил и сорвался с места, подняв с земли вихрь листьев. Но даже если бы мог обогнать ее, не воспользовался бы, уступил. Слишком многого в жизни была лишена девушка, чтобы отнимать у нее радость маленьких побед.

Музыка смолкла на набережной, и ветер утих. Вильям с Бесс пронеслись по ночным улицам вдоль решетки парка.

Девушка вскочила на мотоцикл — золотой чоппер Лайонела, в глазах ее промелькнуло восхищение, и она с досадой сказала:

— Жалко его.

Молодой человек сел позади нее. С того дня, как Бесс заполучила заветные ключи, она практически не расставалась с байком. Вильям даже немного ревновал.

Скорость была ее страстью.

Спустя полчаса они пересекли черту города и вскоре, свернув с трассы, выехали на поле. Вильям пересел за руль и направил мотоцикл в растущие в ряд деревья.

Он чувствовал, как девушка крепче обхватила его за талию. Ее доверие приятно наполнило грудь теплом.

— Похоже на самоубийство, — шепнула Бесс.

Чоппер прошел сквозь стволы и вылетел на шоссе.

Посреди него стояло множество вампиров. Создатель и старейшины тоже находились тут. Бесс потрясенно повертела головой, глядя на снежные деревья вдоль дороги, покрытой инеем, на птиц с пустыми глазницами.

— Зима? — потрясенно уточнила она.

Потом расскажу, — пообещал Вильям и поднялся навстречу Создателю.

Тот взял Бесс за руку, с неподдельным обожанием оглядел ее и промолвил:

— Пора.

— А с ним что? — тоскливо посмотрела она на чоппер.

Цимаон Ницхи отступил на шаг, впился в мотоцикл взглядом янтарных глаз, и тот рассыпался, превратившись в гору пепла.

Девушка застонала:

— Нелюдь.

Тот потянул Лизу за собой. Когда подвел к своей свите, прочертил в воздухе рукой арку, затем схватил Вильяма за локоть и шагнул за невидимую дверь.

Возникло краткое чувство полета, а потом в легкие ворвался ледяной дух Антарктиды.

* * *

Композиция «Коралловые поля» Вангелиса — прекрасная, наполненная волшебными звуками — точно стелилась с утренним туманом по морской глади, восставала за предрассветными лучами, нарастая и плавно перетекая.

— Художницей? — переспросил Лайонел, чуть повернув голову.

Катя смутилась.

— Ну да…

Они сидели в маках на крутом берегу над пещерой и любовались рассветом.

— А ты умеешь рисовать?

— Не-ет… не совсем.

Молодой человек хмыкнул.

— Милая, не кажется ли тебе, что следует руководствоваться своими настоящими способностями и талантами при выборе специальности?

Катя откинулась на спину.

— Милый, мы же мечтаем! Ты хоть знаешь, что такое мечтать? Это когда ты можешь вообразить все что тебе захочется! И мне хочется быть художницей! Точка! — Она взглянула на него из-под ресниц, прибавив: — А если руководствоваться способностями и талантами, то мне прямая дорога в крематорий. Подрабатывать огнем в печи!

Он посмеялся.

— А что ты будешь рисовать?

— Пейзажи, — с ходу ответила девушка.

— А в какой технике писать?

Катя вздохнула.

— Да какая разница? Поговорим о тебе! Ты, конечно, хотел бы стать президентом? Или как минимум мэром?

Лайонел сломал стебель мака и поднес кровавые лепестки к ноздрям.

— Неужели королем Англии? — с притворным ужасом, выдохнула Катя.

Он посмотрел на нее и провел бархатистыми лепестками цветка по ее шее.

— Конечно, я бы связал свою жизнь с политикой.

— Политики такие нудные…

— А художники вечно грязные, — поморщил он нос.

— Да, внешне грязные, но внутри они чисты, в отличие от чистых внешне политиков с их гнилыми душонками! — Катя резко села. — Вот видишь?

— Что именно?

— Мы ссоримся! Политик не друг художнику, — прошептала она, и на глаза ей навернулись горькие острые слезы.

Лайонел растерянно смотрел на нее, потом обнял.

— Ну-ну, — он поцеловал ее в уголок губ, — у политиков прекрасный вкус, и внутри своей грязной души они восхищаются художниками, поверь мне.

Она прижалась к его груди.

— Мы не встретимся. Все это глупо… мечтать.

— Не глупо, — гладил он ее по волосам, — каждому достанется по вере, помнишь?

— Я не верю…

— Я верю, — уверенно сказал он.

Слезы отступили, девушка вымученно улыбнулась.

— Тогда я еще мечтаю, чтобы мы встретились и ты любил меня до конца наших дней!

Поскольку он ничего не возразил, она воодушевленно продолжила:

— Я мечтаю, чтобы у нас были дети, похожие на тебя: мальчик и девочка. Артур и Анжелика.

— Анжелика? — изумился Лайонел.

— Красивое имя, — пожала плечами Катя и осторожно взглянула на него. — А еще, чтобы ты не был таким… таким… — Она замолчала, подбирая слова.

— Каким?

— Тираном, — тихо вымолвила она. И боясь, что он не поймет, выпалила: — Чтобы ты не был жесток с нашими детьми и со мной.

Лайонел опустил глаза, помолчал, затем взял ее руку и поцеловал в ладонь.

— Пусть твои мечты сбудутся.

— А твои? — спросила Катя.

— Мои навсегда связаны с тобой.

Они занимались любовью, а потом, лежа в маках голова к голове и глядя в чистое розовое небо, тихо разговаривали.

Она рассказывала ему, что они будут жить в квартире с видом на Дворцовую площадь, в свободное время гулять вдоль каналов, посещать театры, ходить в оперу и в картинные галереи, на выставки. А в летние месяцы уезжать в загородный дом с зеленым садом. Их дочь, красавица с золотистыми волосами, и сын, точная копия отца, вырастут сильными и независимыми.

Катя потянулась и, потершись щекой о плечо Лайонела, призналась:

— Конечно, ничего из этого не важно, если, переродившись, я забуду, какой прекрасной может быть жизнь Для тех, кто умеет ее ценить.

Ледяные глаза воззрились на нее.

— Знания о прошлых жизнях стираются, но есть вещи, которые клеймом отпечатываются на душах, и их не стереть. Ты не забудешь. И наверняка станешь самой жизнелюбивой девочкой на свете.

— «Катя, Катя, посмотри», — услышали они.

Девушка приподнялась, поправляя корсаж платья нежно-зеленого цвета с белыми кружевами.

— Олило осторожно прокрался меж стеблей и предстал перед ними, увешанный всевозможными украшениями. На тонкой шее гордо красовалось изумрудное колье, на котором висели кольца и браслеты. На рожках и копытцах тоже блестели драгоценности.

— Какая безвкусица, — не выдержал Лайонел.

Чертенок обратил на него влажные зеркальные глаза.

— «А Цимаон Ницхи сказал, что я симпатичный!»

— Цимаон Ницхи? — переспросили в один голос Катя с Лайонелом.

Молодой человек вскочил на ноги и посмотрел вниз. По тому, как окаменело его лицо и лед заострился в глазах, девушка все поняла. Она тоже поднялась и, увидев стоящего перед пещерой Создателя, невесело кивнула ему.

Лайонел спросил:

— Это произошло?

Катя впервые слышала в его голосе столько волнения и страха. Отец всех вампиров медленно улыбнулся.

— Да, мой мальчик. Пора.

В голове у нее зазвучала Пятая серенада Йозефа Гайдна — немного грустная, но все же триумфальная, пронизанная тоскливым ликованием.

И тогда девушка поняла. Лайонел боялся, что мост не опустится и им всем придется вернуться в пропасть вечности. Это страшило его куда больше смерти.

Катя схватила его за руку.

— Мы разве не вернемся в Петербург? А как же мои родители?

Он повернулся к ней и, погладив по щеке, сказал:

— Их дочь вернулась домой.

Девушка растерянно моргнула.

— Но… я ведь не приняла решение!

— Его принял я.

Она недоверчиво смотрела в его красивое бесстрастное лицо, не в силах представить, что какая-то девушка, пусть и похожая на нее, заменила ее.

— А мои родители ши… они…

— Да, — кивнул он, — они ее приняли за тебя.

Катя ошеломленно прошептала:

— Мама была счастлива?

— Очень. Как же иначе?

— Лайонел, ты можешь поклясться?

— Клянусь.

Девушка медленно вздохнула, а затем, с облегчением улыбаясь, уткнулась лбом ему в плечо.

— Спасибо.

После Катя нагнулась и погладила Олило между рожками.

— До свидания, дружок.

Малыш обхватил копытцами ее ногу.

— «А ты ведь приедешь еще, правда?»

Девушка в смятении посмотрела на Создателя — тот покачал головой. Тогда она присела перед чертенком на корточки и сказала:

— Мы уезжаем в путешествие, Олило, очень-очень далеко.

— «Катя, а почему бы мне не поехать с вами? Я мог бы смешить тебя!» — Он затанцевал.

— Видишь ли, — девушка провела ноготком по украшениям у него на груди, — в то место, куда мы направляемся, нельзя ничего с собой взять. Ни одного камешка или колечка.

Чертенок испуганно схватился за свои драгоценности и отступил, как будто боялся, что их отнимут.

— «Ой, Катя, а знаешь, моя мама меня не отпустит. А я обещал быть хорошим!»

— Конечно, — улыбнулась она, — я так и думала. Ну, давай прощаться?

Чертенок вновь доверчиво обнял ее ногу.

— «Какая же ты хорошая!»

— И ты хороший, — шепнула Катя.

Цимаон Ницхи, наблюдая за ними, посмеивался. Он находился в прекрасном расположении духа и, кажется, любил весь мир.

Когда девушка спустилась со склона, Создатель галантно подал ей руку, но Лайонел ревниво отнял у него ее руку, проворчав:

— Обойдемся без любезностей, па-па.

Тот добродушно похлопал его по плечу.

— Каким испорченным мальчишкой сделала тебя моя мягкость.

Все трое устремились к воде.

Катя уже находилась по пояс в море, когда обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на прекрасный остров кровавых маков.

На песчаном берегу со своими драгоценностями играл Олило. Он увлеченно подбрасывал бриллиантовое колье, и оно сияло в розовых лучах рассвета всеми цветами радуги. Блеск его отражался в черных зеркальных глазах, чертенок беззаботно смеялся, не замечая ее взгляда.

Воздушная серенада, слившаяся с его звонким смехом, провожала ее до самой двери — невидимой арки, прочерченной Создателем под водой.

А за ней их ждали краткий полет и, как девушке хотелось верить, новая жизнь.

* * *

Улицы диковинного города час за часом заполнялись все новыми и новыми вампирами. Многие из них были красивы. Все они разговаривали на разных языках, но понимали друг друга.

Бесс стояла на балконе дворца Цимаон Ницхи, опершись о золотые перила, и смотрела на главную улицу Тартаруса.

До того, как она попала сюда, у нее оставалась еще надежда, что все как-то разрешится малой кровью. Новый мир больше напоминал фантазию, чем реальность. Теперь она в полной мере осознала — эта фантазия и есть их реальность.

По левую руку от нее стоял Наркисс в черном балахоне, безучастный и молчаливый, справа — Вильям, облаченный в легкую тунику.

Бесс скользнула взглядом по своему собственному наряду и удовлетворенно улыбнулась. На ней были черные кожаные штаны и черная обтягивающая футболка. От нарядов, присланных Создателем, напоминающих платья для балерин из оперы «Лебединое озеро», она категорически отказалась. К счастью, настаивать тот не стал, покинул город почти сразу, как привел их во дворец.

С голубого безоблачного неба смотрело солнце, и в его ослепительном свете сияли мостовые, переливались драгоценные камни в декоре домов. Красота и богатство подземного города поражали.

— Значит, мост на поверхности?

— Конечно, — ответил Вильям, — он же небесный!

— Получается, нам необходимо подняться на поверхность Антарктиды? Но ведь в это время года там лето и царит круглосуточный день!

Боль от соприкосновения с дневным светом она испытала сразу же после обращения. Не могла до конца поверить, что солнечные лучи могут причинить ей вред. Удостоверилась быстро, в какие-то доли секунды. Больше не хотелось.

— Очищение возможно лишь через боль, — презрительно обронил Наркисс. Было очевидно, подобная перспектива старика не прельщает.

Бесс представила длинную очередь из вампиров, стоящих под палящим солнцем перед мостом среди белоснежных снегов, и ей сделалось не по себе.

— А как-то по-другому нельзя?

Наркисс обратил на нее черный проем капюшона.

— Бес боится?

— «Человеку страшнее всего прикосновение неизвестного», — гордо заметила она.

Тот в ответ процитировал Цицерона: «В страхе больше зла, чем в самом предмете, которого боятся».

Вильям промолчал. Девушка проследила за его взглядом и увидела, что вампиры на главной улице кого-то приветствуют. Дряхлый старик, замотанный в тряпки, едва заметно кивал головой.

Бесс заметила невысокого вампира с бородкой, она узнала его — это был врач из больницы Святого Авдотия. Тот кинулся к старику в лохмотьях и принялся что-то быстро-быстро ему говорить — странный путник кивал. После на кресле с колесами вывезли вампира, такого худого, что ребра натягивали бледно-зеленоватую кожу. Доктор поднес к его губам стакан с водой, и тот принялся пить большими глотками.

Старик внимательно наблюдал. А потом приблизился к креслу с больным вплотную, положил обе ладони ему на голову.

— Кто он? — спросила Бесс.

— Святой Авдотий, давненько его никто не видел, — промолвил Наркисс, — вампир с сильнейшим даром целителя.

На улице тем временем старик убрал руки от головы больного, и тому подали бокал крови. Руки у несчастного не действовали, потому доктор сам напоил его.

— Он излечил его? — удивилась девушка.

Наркисс лишь качнул капюшоном.

Вампиры вновь расступились, теперь пропуская Создателя. Позади него шли Лайонел с Катей.

— А чего это к ней все тянут руки, как к голливудской звезде? — удивилась Бесс.

На разных языках скандировалась одна и та же фраза: «Девочка Ягуара!» Катя была заметно смущена всеобщим вниманием и жалась к Лайонелу.

— История их любви облетела весь свет, — сухо пояснил Вильям.

— А тебя это как будто задевает?

Молодой человек опустил глаза.

— Глупости, — развернулся и зашагал прочь.

Бесс посмотрела ему вслед и, глянув на Наркисса, многозначительно хмыкнула:

— А почему бы нам не причислить Катю к лику святых? Уверена, она неплохо будет смотреться на вампирских иконах!

Собственный портрет во весь рост, повешенный во дворце в зале среди других портретов мужчин и женщин, в чьих телах находились ангел и бес, немало ее удивил. Когда успели?

Старейшина хрипловато посмеялся, наблюдая за рыжеволосой девушкой, доверчиво держащей Лайонела за руку.

— Женщины вроде тебя — сильные, слишком умные, независимые, — никому не нужны, разве что скрытым гомосексуалистам, жаждущим иметь подле себя некое подобие мужчины. Всем остальным нужны вот такие трогательные, нежные, женственные, хрупкие, беззащитные создания, но не совсем лишенные характера. Мужчина часто любит не женщину, а себя рядом с правильной женщиной. И напротив, ненавидит себя с той, кто пытается отрастить себе пенис.

Бесс смерила его надменным взглядом.

— Пожалуй, я пойду… отрублю все, что там болтается между ног, мешая мне стать счастливой.

— Руби голову с плеч, так вернее, — бросил Наркисс.

Лайонел вытянул руку.

— Ничего не говори, дай угадаю, — ухмыльнулся он. — Ты хочешь со мной поговорить?

Вильям улыбнулся, останавливаясь в двух шагах от него и Кати.

— Если ты не против.

Брат засмеялся, на кончиках его золотистых ресниц заиграли солнечные блики.

— Когда мне удавалось уйти от твоих разговоров? — но в голосе его не слышалось обычной издевки, он смотрел весело и дружелюбно.

Выпустил ладонь девушки, предположив:

— Наверняка ты хочешь увидеть Йоро?

Она кивнула и, боязливо поглядев на взволнованных вампиров позади, поспешила за Цимаон Ницхи. Тот уже достиг лестницы дворца, но вернулся и предостерегающе похлопал Вильяма по плечу:

— Я смотрю, ангел мой, ты все никак не успокоишься! Нехорошо это. В поисках всякой истины наступает день, когда необходимо остановиться и принять решение.

Лайонел с любопытством наклонил голову.

— Какую истину на этот раз ищет мой брат? А с принятием решений у него всегда обстояло все довольно скверно.

Создатель сделал шаг назад, милостиво промолвив:

— Оставлю вас.

Братья обошли дворец и, устремляясь по дорожке из блестящего кровавого песка, прошли в садик с серебряными скульптурами.

— Подле Лизы с самого детства находился бес, — с ходу сказал Вильям. — Ювелир убил у нее на глазах Максана. Бес почувствовал бы другого беса, не находишь? Я много думал об этом… Земные дочери и сыны дьявола — просто его марионетки, бесы же, бывшие ангелы, наделены волей и могут ему противостоять. Лиза не могла.

Лайонел присел на бортик фонтана и подозрительно нахмурился.

— Ты хочешь мне сейчас доказать, что она не бес?

— Я… я не знаю, — признался Вильям, — ведь тогда нужно объяснить появление моста…

— Да, дьявол не приставит к одному бесу другого, в этом нет смысла, однако он может приставить беса-контролера к Отмеченной… Но, Вильям, возможно, Цимаон Ницхи прав и все это просто не нужно? Не нужно ничего доказывать и продолжать поиски!

Вильям открыл рот, чтобы, наконец, поведать о предсказании Даримы, но брат его перебил:

— Вил, какая, к черту, разница, почему опустился треклятый мост? Когда мужчина хочет хорошенькую женщину, он спрашивает себя, почему так? Нет, он принимает как данность. Вот и тебе стоит…

Вильям не дал ему закончить:

— А когда мужчина хочет другого мужчину? Пожалуй, он спросит себя, почему так! Не надо проводить простых параллелей! Я не могу не задаваться вопросом, с кем мне предстоит встретить вечность! Меня пугает мысль, что это может быть не Лиза.

Лайонел какое-то время молча созерцал его, потом отрывисто произнес:

— Пророчество могло совершиться лишь в том случае, если ангел и бес ужились, влюбились, сумели принять друг друга. С Катей у тебя не получилось. С Бесс получилось. Мне следует знать еще о какой-то твоей девушке? — Брат обаятельно улыбнулся. — Я даже склонен поверить, что бес мог выбрать тело Отмеченной намеренно. Посмотрел, что люди быстро ломаются, и выбрал себе тело под патронатом самого дьявола. Ведь его дочь — отмеченная, не поскользнется и не сломает себе ногу, не попадет случайно под авто, она с рождения обладает прекрасным набором способностей, нацеленных на успешное существование в мире людей. Его дети занимают особое — вакантное положение. Хорошая семья, которая не будет мешать, деньги. Согласись, удобное положение! А что до приставленного беса… Учитывая историю взаимоотношений сатаны с бесом-предателем, такой вариант вероятен.

Вильям нехотя кивнул, все же слабо возразив:

— Бес бы сопротивлялся. Разве ты не слышал все эти истории об упрямстве людей и вампиров, в чьих телах когда-то находился бес? Его невозможно контролировать, заставить насильно.

Лайонел повел плечом.

— А ты не думал, что девчонка недостаточно сопротивлялась? Существа порочные любят поддаваться искушению. Дьяволу не обязательно брать насильно, ему стоит лишь поманить, пообещать.

— Но бес оставил дьявола.

— Ангел оставил Бога, но это не мешает ему вот уже какой век сомневаться в своем поступке! Почему же бес не может колебаться?

— Не знаю, — вздохнул Вильям. У брата на все был ответ, но облегчения то не приносило. Напросив, близость к нему, уверенность, сквозившая в каждом жесте, слове, заставляла сердце легонько шевелиться в груди.

— А зачем вообще вселяться в человека, если можно выбрать более прочное тело вампира? — поскорее спросил он, чтобы отвлечься от странных ощущений внутри.

— По легенде, ангелы завладели телами живых людей, возможно, потому у них есть выбор. Но насколько мне известно, никем пока не доказано, что один из ангелов должен вселиться именно в человека, а другой в вампира.

Лайонел умолк и, поднявшись, прошелся по саду. Вильяму вновь нестерпимо захотелось поделиться тем, что видел в каморке слепой предсказательницы, но огромным усилием воли он заставил себя проглотить рвущиеся наружу слова. Не имел права огорчать брата. Тот, конечно, никогда бы не показал, что предпочел бы ни о чем не знать, но Вильям знал. Если не сдержится, его признание станет самым эгоистичным поступком за всю их жизнь и бессмертие. Даже хуже, чем обречь брата вместе с собой на бессмертие.

— У тебя все? — поинтересовался Лайонел, поглядывая на окна дворца.

— Да. — Вильям решительно устремился к выходу из сада.

— Постой… — окликнул брат и, когда он тот обернулся, помедлив, произнес: — Я уверен, тебе не о чем беспокоиться. Твоего ангела ждет вечность с той, кого он сам избрал.

У молодого человека сердце ударилось так резко, что болью отдало в виски.

— Спасибо, — едва различимо прошептал он.

Лайонел поравнялся с ним и резко сменил тему:

— Нашего Создателя случаем не видел?

— Бенедикт еще не прибыл, — усмехнулся Вильям, шагая с братом по аллее к дворцу. — Любопытно его увидеть.

— Я бы на твоем месте не рассчитывал на теплый прием.

Вильям с трудом сделал вдох, он задыхался в морозно-ледяном аромате, исходившем от Лайонела, поэтому остановился.

Брат взглянул на него недоуменно, чуть вздернул бровь.

— В чем дело?

Хотелось сказать: «В тебе», но Вильям солгал:

— Вспомнил кое-что, ерунда. Иди, увидимся еще.

Лайонел пожал плечами и ушел, а Вильям стоял, не дыша, до тех пор, пока из теплого воздуха, сладостно свежего от духа трав и цветов, почти исчез морозный запах. Лишь тогда двинулся во дворец. Он жаждал увидеть Бесс. Он нуждался в ней сейчас как еще никогда, как никогда страстно хотел ее.