На похороны дражайшего родственника, оказавшегося злодеем и преступником, мало кто собрался прийти. Граф, его ближайшие знакомые, Наташа, да все та же кучка вечно любопытствующих, несколько нездорово возбужденных от возможности увидеть, как хоронят убийцу. Отпевание быстро провели в церкви, там же, к Наташиной радости, закрыли гроб, возле могилы быстро его заколотили и опустили в яму.
Они стояли возле могилы, обрамленной камнями и серой землей. Граф держался рукой за подбородок, хмуро вглядываясь в струйку песка, с тихим шелестом сыпавшуюся с края ямы на гроб. Наташа с тихой надеждой посмотрела на окружающих: может быть, кто-то проявит к ней персональную заботливость и тоже рухнет вниз, в яму? Все расследование тогда можно было бы прекратить… Но, к сожалению, ничего подобного не произошло… Граф вздохнул и подал знак могильщикам. Те очень осторожно, даже боязливо, быстро закидали могилу землей. Никаких слов о пуховой земле, конечно же, не прозвучало, слава богу, никто еще на могилу не плюнул! Шляпы и шляпки были одеты и общество – одна его часть чуть неудовлетворенная, другая с видимым облегчением – потянулось с кладбища…
Орлов пригласил немногочисленную мужскую часть присутствующих зайти к нему выпить по рюмочке. Не помянуть дражайшего, конечно нет, а просто как бы поставить горькую полынной настойки точку во всей этой нехорошей истории.
– Знаете, господа, – проговорил он, разливая настойку. – Ото всех этих событий какой-то осадок в душе остался – мутный, неприятный… Я решился на недельку в Москву податься, отвлечься… Да и дела у меня там… Прошу вас, Николай Никитич.
Князь принял рюмку и с теплым пониманием, соглашаясь с Сашиным решением, ласково кивнул ему.
– Потом вернусь, за дела тетушкины уже возьмусь, усадьбу в порядок приведу. – Граф отпил глоток и слегка поморщился. – Переделать тут опять же кое-что надо…
Тайный советник сочувствующе крякнул:
– Абсолютно правильное, Александр, решение. Тут, знаете ли, тьма еще, так сказать, атмосфера… Чтобы ее рассеять, самому надо сначала развеяться…
Доктор Никольский также высказал свое одобрение:
– Я, с врачебной точки зрения, абсолютно согласен. Даже рекомендовал бы вам не в Москву – шумно там и нервно нынче, а может, в деревеньку какую свою или на воды и не на недельку, а поболе, хотя, может, и нескольких дней хватит… но, главное, мой дорогой, – декорации сменить…
Граф допил настойку, поднял рюмку и, смотря на солнце сквозь двойное стекло – рюмки и окна, улыбнулся чему-то своему…
– Думаю, сегодня уже и соберусь, а завтра уеду, – обернулся он к князю. – Слуг тоже отпущу – родных навестить. Выпьем еще, господа! Пусть зло убивает само себя, пусть добро всегда находит путь к нашим сердцам, пусть мы все остаемся людьми, даже когда это кажется ненужным и невозможным!
Выпили и за этот странный Сашин тост, и наконец все, пожав друг другу руки с чувством абсолютно выполненного долга, разошлись…
* * *
Наташа, все это время гулявшая неподалеку, дождавшись, когда уедет последняя коляска, поспешила в дом.
– Ну что, сказали? Что уезжаете? – спросила она встречавшего ее в прихожей графа.
– Да, Наташенька, сказал. Что, быть может, завтра уже отбуду. Пойдемте в гостиную, чего ж мы здесь…
– Вот и хорошо, – говорила Наташа, пока они шли в комнату, – теперь эту новость все разнесут в мгновение ока. А вы начинайте собираться. Чем быстрее, тем лучше. Я Васе с утра записку послала, думаю, уже ответил – семья там радушная, никогда не откажет. – Она остановилась и вопросительно взглянула на графа… – Если вы, конечно, не побрезгуете не слишком роскошными комнатами?
Граф лишь с улыбкой посмотрел на всерьез засомневавшуюся Наташу.
В дверях появился слуга и деликатно кашлянул:
– К вам, ваше высокоблагородие, господин Заницкий.
– Проси! – недоуменно ответил граф и повернулся к Наташе: – Понятия не имею, кто это…
Слова эти он произнес достаточно громко, и возникший в дверях крупный, квадратообразный господин их, видимо, услышал, так как с поклоном, гулким голосом представился:
– Иннокентий Саввич Заницкий! Управляющий хозяйством почившего Антона Ивановича. – И, неожиданно закрыв лицо шляпой, перешел на всхлип: – Опоздал я! И к Феофане Ивановне бесценной, и к хозяину-убийце опоздал! Пока вести печальные получил, – резко отлепив шляпу от лица, взял голосом на два тона выше: – Пока делами на отсутствие распорядился – опоздал!
Приблизившись аккуратными шагами к слегка остолбеневшему графу и Наталье, управляющий сделал ужасные и всезнающие глаза. Втянув голову в шею, попутно быстро взглянув на дверь, зашептал:
– Но добрые люди рассказали. И про наследство, и про убийство, и про то, как хозяин себя изобличил, в могилу упал…
Граф, не в силах оторвать взгляда от живописного, ежесекундно меняющего свое выражение лица Иннокентия Саввича, показал ему на кресло, мол, садитесь. Наташа, менее впечатленная, отошла к окну и оттуда наблюдала за интересным человеком.
Тот, сев в кресло, казалось, мигом успокоился. Во всяком случае, всхлипывать перестал. Его крупный бесформенный нос грустно висел над тонкими собранными в плаксивую линию губами. Неожиданно красивые светлые глаза печально смотрели на графа.
– Только сейчас и прибыл. Даже на его, на убийцевы, похороны опоздал, – обтерев шляпой выступивший на лбу пот и недоуменно на нее посмотрев, Иннокентий Саввич свой монолог продолжил: – А вы знаете, ведь он всегда не в себе был, Антон Иванович. То ходит как сумрак ночной, ничем не интересуется, отчеты не проверяет, чуть ли ночную рубашку снять по утрам забывает. А потом вдруг как загорится, как придумает что-то, меня каждый день к себе требует, журналы по хозяйству выписывает, сам и в амбарах, и на поле, и на праздниках деревенских… Это у него после смерти хозяйки, Евгении Ивановны, пошло. Да… Любили ведь друг друга…
На глаза управляющего опять набежала слеза. Его руки утешающее гладили поля шляпы.
– Он по утрам ей кофей готовил, а она его по макушке гладили и в саду гуляли, да… Сиротку вот приютили, а потом и умерла. И началось все это…
– Иннокентий Саввич, может, чаю хотите? – отчего-то смущаясь, пробормотал граф.
– Ох да, благодарю, оно с дороги… очень признателен бы был, – управляющий как будто очнулся. – Вы уж меня простите, от волнений все…
– Говорите, говорите, – вмешалась Наташа, – вы очень интересно все рассказываете. – Подойдя, присела на соседнее кресло. Граф позвонил в колокольчик и распорядился насчет чая.
– Да что рассказывать. Последний год и вовсе как-то притих, хозяйство забросил и стал в город часто выезжать. А потом требования пошли. Дай, Иннокентий Саввич, две тысячи! Из оборота дай тысячу. Так и пошло. Известное дело, карты. Поглотили, увяз, в долги залез… Все с горя, с горя… да. Но сиротку как любил. Баловал, книжки да платья покупал. Как вот теперь все будет… Спасибо, спасибо, – откликнулся он на поданный Дуняшей стакан чаю и с видимым наслаждением стал его пить.
Граф с Наташей не прерывали этого священнодействия. Заницкий молча, ни на что не обращая внимания, скушал два ломтика кекса, выпил весь стакан и, аккуратно поставив его на подносик, поднял свои голубые глаза. На секунду в них промелькнуло какое-то недоумение и попытки что-то вспомнить, потом взор прояснился и он продолжал…
– Имение без моего знания заложил. После только я обнаружил да в ноги к нему – разоряете хозяйство, батюшка, а он кричать начал, плакал даже. А потом, знаете, вдруг к тетушке засобирался, повеселел опять, как бывалочи. Забегал, захлопотал. Я и то обрадовался – Феофана Ивановна добрый человек, не чужой опять же – утешит, поможет. Я так и думал, что он деньги поехал просить, кто же знал, что такое… – Иннокентий Саввич задумчиво посмотрел на шляпу, как бы решая, стоит в нее уткнуться сейчас или все-таки попозже, и, все также оценивающе на нее смотря, пробормотал: – Хотя вроде и долги уже выплачиваться начали…
– Что?! – воскликнули и граф, и Наташа одновременно. И оттого, что они так долго перед этим молчали, вскрик их получился какой-то очень громкий. Заницкий мгновенно схватил шляпу, прижал ее к груди и испуганно закосил на этих странных орущих господ.
– Простите нас, милейший, – граф смущенно кашлянул. – Продолжайте… Вы сказали, что долги погашаться начали…
– Ну да! – опасливо заговорил Заницкий. – Перед самым отъездом Антон Иванович две тысячи наличными мне выдал, сказал, чтобы отдал господину N. Известно, что в счет долгов карточных. И знаете, такую тайну из этого делал, словно боялся, что деньги вдруг испарятся. Велел ни единой душе не сказывать, но теперь-то уж чего, ведь умер… можно… Я даже жалею, что для составленного тетушкиного запроса об этих деньгах писать не стал. Ну запретил ведь барин…
Наташа кусала губы.
«Думай, думай! – говорила она себе. – Здесь ведь что-то очень важное таится».
Граф, видимо, догадался раньше, что именно, так как спросил:
– Значит, Иннокентий Саввич, деньги у Антона Ивановича откуда-то появились? Значит, к тетушке он не совсем нищим поехал?
– Да я об этом же и говорю! Антон Иванович даже предупредил меня, что вскорости все долги выплатит и хозяйство поднимать станет. Я обрадовался тогда очень. Что ж, хозяйство доброе, чуть-чуть подправить, и все хорошо станет…
Граф смотрел на Наташу. Та отвечала ему взглядом страха и непонимания…
– Да, Иннокентий Саввич, очень жаль, что вы опоздали на все наши печальные мероприятия, – вздохнул граф. – Я скажу прислуге, чтобы покормили вас, разместили. Отдохните, потом о делах вечером потолкуем.
– Благодарю, ваше высокоблагородие, – ненароком скаламбурил управляющий.
И он – грузный и чувствительный – зашагал прочь, поддерживаемый и утешаемый своей шляпой.
Наташа все с тем же страхом в широко открытых глазах смотрела на графа.
– Саша, ведь, если у Антона Ивановича появились деньги, если он намеревался поднимать хозяйство, значит, убивал он тетушку вовсе не из-за наследства, значит, он мог ей в ответ на угрозы о его лишении просто объяснить, что дела его вовсе не так плохи!
– А значит, является ошибочным основной мотив, который так красочно проиллюстрировал нам Аркадий Арсеньевич, и выходит на первое место то, до чего мы с вами, Наташенька, тут сами додумались.
– Антон Иванович приехал сюда не за деньгами, а за…
– Тетушкиными сокровищами! – закончил граф. – Вот только не понимаю, откуда у него взялись деньги на погашение долга, да немалые? И почему он об этом молчал?
– А также, – теперь уже закончила Наташа, – зачем он все-таки убил тетушку?
Вопросы были конечно же хорошими, но на сей момент – неразрешимыми…
* * *
Чуть позже Наташа, верная своему плану, отправилась навещать остальные горшки. Уже, правда, без Ольги. Для каждого визита, чтобы не вызывать подозрений, выдумывала причину. У отставного офицера Збруева для Николая Никитича попросила книжку господина Нолана «История и тактика кавалерии». Горшок в доме Збруева присутствовал, розовые фиалки стояли по стойке смирно и страшно от этой муштры горевали. У соседского купца, вернее у жены его, заказала несколько метров испанского кружева привезти. Здесь, впрочем, оказалось пусто, по крайней мере в парадных комнатах, в купеческую спальню ее по понятным причинам не пригласили. Тайный советник, для которого причин выдумывать и не надо было, напоил ее отличнейшим кофе, смотрел хитрыми понимающими глазами, и Наташа, в ответ на этот всезнающий взгляд, честно спросила его о горшке. Советник сильно покраснел, исчез и вышел с двумя горшками. Один, так мучающий Наташу, был с синими кружочками, другой совершенно незнакомый, но в нем тоже буйным цветом цвели фиалки!
– Это уже второй цветочек, первый, князевский, потомство дал, – снова покраснел Сергей Мстиславович, демонстрируя цветы. Тут Наташа поняла, почему он так смущался: цветочки были ухожены отменно, с тщательностью и любовью.
«Да! Кто мог подумать о такой тайной страсти советника. Хотя, если учесть, что в жизни его не было любви к женщине, куда-то данные Богом чувства надо было девать…» – задумалась Наташа. И только постоянно присутствовавшая в ней все последние дни настороженность помогла ей не вздрогнуть от вопроса:
– Ну что, Наталья, опять за какие-то расследования взялась?
Сегодня говорить неправду приходилось гораздо чаще обычного, поэтому она даже не покраснела отвечая:
– Да нет, просто удивительно, что у всех такие горшки есть, а у меня нет. Вот и рассматриваю, может, попросить у Князевой несколько…
И на этом от тайного советника ретировалась. В списке оставалось три непроведанных горшка. Конечно, они могли находиться у кого угодно, домов в уезде еще хватало, но Наташа, учитывая князевские предпочтения, пока остановилась на двух семьях. Пара божьих престарелых одуванчиков, когда-то служивших при дворе, и полная им противоположность – молодая, года полтора как поселившаяся у них в уезде пара, истово ненавидевшая город и перебравшаяся к ним строить отдельное персонально счастье на чистом воздухе и непременно с детьми. Приехали они уже с двойней. Недавно прибавился третий. У обеих семей Наташа в гостях бывала нечасто, и предлог для посещения надо было еще изобрести. И она решила дать себе перерыв, да и до дому как раз было недалеко. К тому же необходимо было подумать, где же мог затаиться последний горшок.
Дома Красков с удовольствием кормил обедом Васю.
Наташу тоже тут же усадили за стол. Николай Никитич, аккуратно разглаживая на коленях салфетку, чуть хмурясь, даже слегка укоризненно глядел на дочь:
– Наталья, ну дело ли это, все время где-то пропадаешь! Особенно в последние дни. Я знать не знаю где, ничего не говоришь, погода не такая уж хорошая… Впрочем, – после пристального осмотра князь вздохнул чуть облегченно, констатируя: – На лице румянец, глаза блестят, аппетит тоже хороший…
Наташа улыбнулась, доедая с борщом уже третий пирожок.
– Ну тогда бог с тобой, – махнул на дочь салфеткой князь. – Бегай где хочешь, только осторожно с приключениями своими, вон Василия бери да помни, что бегать недолго осталось…
И он очень значительно посмотрел на дочь. Та, конечно же, прекрасно его поняла, но про себя подумала: «Ох, думаю, что с Сашей мы, наверное, всю жизнь бегать будем…»
После обеда Николай Никитич как всегда поднялся к себе вздремнуть, давая тем самым заговорщикам полную свободу действий.
– Ну что, Вася, договорился? – прошептала Наташа, как только услышала мягкий стук закрывшейся двери отцовского кабинета.
– Да, барышня, – заулыбался Вася. – Все хорошо: граф хоть сегодня может приезжать, комнату ему матушка подготовит. Только вот не знаю, как ему покажется у нас, бедновато…
– Все чудесно! Я тогда поеду графу передам, чтоб собирался!
И, вскочив было, застыла, остановленная внимательными, серьезными Васиными глазами.
– А рассказать мне барышня ничего не хочет? – спросил он.
– Да, Вася, хочу… – Она немного поморщилась от образа всплывшего внезапно перед глазами уже совершенно ненавистного горшка с синими кружочками. – Хочу, очень! – повторила она, что-то обдумывая. – А вот что – поехали к графу вместе! Я тебе по дороге расскажу то, что ты не знаешь, ну а у него – чего вы оба пока не знаете. Втроем сподручнее будет решить, что дальше делать… Прямо сейчас и поехали!
* * *
День у Наташи получался длинный и пестрый, как лоскутное одеяло. Иногда какое-то неприятное ощущение крючочками вцеплялось в место где-то на уровне груди и заставляло Наташу думать, сопоставлять, делать выводы, чтобы хоть немного умаслить, успокоить эту колючую неудовлетворенность, но получалось плохо. Чем больше она узнавала, чем больше производила каких-то действий, тем сильнее проявлялось это чувство. Что-то немножко не то. Как-то немножко не туда.
К тому же по дороге к графу нехороший знак увидела: в двух местах лежали сломанным крестом ветки. Неприятно.
Граф искренне поблагодарил Васю и за участие в раскрытии тайны взорвавшегося пистолета, и за готовность приютить его у себя в доме. Потом молча положил перед друзьями какой-то листочек. Наташа тут же наклонилась, чтобы поизучать его, а Василий, лишь мельком взглянув, вопросительно посмотрел на графа.
Тот поспешил объяснить:
– Пока княжна сегодня горшки разыскивала, я тут поразмыслил и пришел к выводу: ведь, если Антон Иванович приехал в наши места, чтобы найти сокровища, значит, существует вполне реальная вероятность, что они здесь есть! И почему бы их в таком случае не поискать. И решил поискать. – Граф засмеялся. – Не в прямом смысле, конечно, хотя получилось, по-моему, прямее некуда. В общем, решил я комнату Антона Ивановича мелким решетом просеять на предмет чего-то ценного. Мы с Дуняшей поднялись вместе, она начала убираться, а я разбирать оставшиеся от него бумаги и документы. Ничего путного там не было. Может, Аркадий Арсеньевич расстарался и забрал, не знаю. А тем временем Дуняша к столу подобралась. Пресс-папье поднимает, а под ним вот этот листочек лежит себе. Помятый, полурваный, но все же со вполне различимым интересным содержанием. Я вижу, Василий, вам этот рисунок знаком?
– Да, – кивнул Вася. – Это почти то же самое, что Антон Иванович мне в городе показывал. Только там была четкая, вычерченная схема, а это какой-то рисунок от руки. Может, срисовка?
– Да, я тоже подумал, что это копия, – согласился с ним Саша. – Если вы внимательно рассмотрите этот рисунок, Наташа, то увидите, что на листочке изображена схема дома. Дома, в котором мы сейчас находимся…
– Ох! – вздохнула Наташа, и ее розовый пальчик постукал по жирному кресту в правом нижнем углу рисунка. – А это что?
– А это, видимо, место, где находятся сокровища, – произнес граф без улыбки, но потом все-таки засмеялся – больно странная получалась картина. Конец 19 века, граф, княжна и бывший дворовый, образованные современные люди, как какие-нибудь пираты, жадно изучают карту сокровищ. Но затем мертвое лицо тетушки всплыло перед глазами, и улыбка его погасла…
– Ну если там сокровища находятся, значит, мне надо срочно менять работу и получать деньги за ясновидение, – пробурчал Вася.
Граф с Наташей вопросительно посмотрели на него, и тот объяснил:
– Именно сюда я тогда Антон Ивановичу и указал, когда он спрашивал, где тайник в доме сделать… Он прямо при мне здесь крестик и поставил. Не может там быть никаких сокровищ!
– Н-да… – Васины слова озадачили графа. – Нелепость какая-то! Действительно, родственник мой был чрезвычайно странным человеком. Зачем делать копию со схемы, зачем ставить отметку в месте, наобум указанном посторонним человеком, да еще и прятать потом эту бумажку! Не понимаю! Ну хорошо. Во всяком случае, судя по состоянию дел Антона Ивановича, мы теперь можем предположить, что сокровища он таки не нашел. Вследствие чего мы теперь имеем шанс найти их. Если правильно подойдем к вопросу о тетушкиной мебели. Может, ее при дядюшкиной смерти неправильно как-то разобрали, может, нам стоит повторить этот тетушкин подвиг? Или есть еще более надежный путь, правда, он может занять немало времени, – пробормотал он, разглядывая схему. – Я попытаюсь найти любые подтверждающие документы или хотя бы слухи о том, что какие-либо сокровища вообще существовали. После этого тетушкину мебель можно будет громить уже более предметно… А еще…
– Саша, подождите… – вмешалась Наталья. – И вы, и Вася не подумали о самом важном…
Она встала и подошла к окну.
– Уважаемые господа, вы что, забыли, зачем я второй день по соседям бегаю? – волнуясь, продолжала она. – Чаю столько напилась, что с души воротит уже! Сплетен наслушалась – книгу написать хватит, и смотрят подозрительно: барышня опять что-то выискивает! А выискивает барышня…
– Вот это! – закончил за нее граф и, как фокусник, вытащил откуда-то ненавистный горшок с фиалками. Эти цветочки смотрели страшно виновато, мол, не хотели мы, нас насильно посадили…
Наташин нарастающий гнев сразу утих. Она подошла к горшку, пощупала, понюхала цветочки, провела пальчиком по синим кружочкам… и, разочарованно вздохнув, села:
– Значит, осталось всего два наименее подозрительных горшка, – каким-то бесцветным голосом проговорила она. – Князева рассказала, что было подарено примерно десять штук. Я ее поспрашивала кому, и она сказала, что, скорее всего, всем ближайшим соседям. О Феофане Ивановне, кстати, не упомянула, вот бы я этот горшок по всему уезду искала…
Граф уловил в Наташином голосе какие-то подозрительные звенящие нотки. Он внимательно всмотрелся в ее лицо: так и есть, глаза влажно блестят, вот-вот и его маленькая княжна заплачет…
– В моем списке осталось только два дома, где они могут быть, ну если ошиблась, то еще придется домов пять объехать, – чуть морщась, продолжала Наташа. – Но все эти люди не так уж близко знакомы с Феофаной Ивановной, то есть, понимаете…
От этой немного бессвязной и как бы оправдательной речи на нее напало ощущение какого-то бессилия… Быстрый темп последних событий, все время ускользающее Нечто, которое казалось ей самым важным, все это в секунду поднялось к горлу, и действительно слезы разочарования и усталости показались на ее глазах…
– Понимаете, ведь Антона Ивановича тоже убили! УБИЛИ, – воскликнула она. – И, скорее всего, убили именно из-за его поисков этих непонятных сокровищ, а значит, и вас, граф, могут убить! Там, где горшок с цветком, там и убийца, там и разгадка, но только два горшка, и то у стариков да блаженных остались и… – Уже невозможно было удерживать эти горячие, щиплющие глаза слезы, и, не сдерживаясь более, она расплакалась.
Граф быстро налил стакан воды, приобнял ее за плечи и стал поить. Наташа пила мелкими глоточками и продолжала плакать. Достав платок, Саша, мало стесняясь присутствия Васи, стал нежно вытирать ее мокрое лицо. Оба молодых человека молчали, понимая, что надо дать Наташе выплакаться, так будет лучше. Деликатный Вася даже отошел к окну и принялся что-то усиленно обдумывать. Граф, воспользовавшись тем, что он отвернулся, еще крепче обнял девушку, как бы загородив ее, защитив от того, что ее так мучило, и с нежностью и поддержкой гладил по голове.
– Наталья, дайте-ка мне рисунок цветка, – внезапно оторвался от окна Вася, – и описание его.
Наташа, тихонько всхлипывая, достала из сумки листочки. Вася быстро просмотрел один, что-то вычитал в другом и сел рядом с графом.
– Боюсь, Наташа, что искать эти цветы можно бесконечно долго, по крайней мере пока снег не выпадет…
– Бочему? – гнусавя от слез, спросила девушка.
– Потому что цветочек этот с успехом и в земле расти может, вот, – и Вася ткнул в печатную страницу пальцем: – Написано так.
– Но я же его в горшке помню, вот в таком, – Наташа указала на несчастный горшок. – И в никаком другом!
– А вы точно уверены? – слега вредным голосом поинтересовался Вася. – А может, у вас картинки в голове соединились? Я не смеюсь, Наташа, сами знаете, как бывает: твердо помнишь одно, а оно оказывается совсем другим. И потом, можем мы быть уверены, что убийца цветок в горшке оставил? Я думаю, что, конечно, этот путь никак оставлять нельзя и потихоньку проверять надо. Однако он может и неверным оказаться, а значит, попутно нужно придумывать что-то другое.
– Но что? – Наташа уже не плакала, отвлеченная от собственных печальных мыслей Васиными рассуждениями.
– Вы ведь, граф, объявили, что уезжаете, не так ли?
– Да!
– А это, – и Вася взял со столика листок со схемой, – лишь копия того, что я видел у Антона Ивановича в трактире. Так? Так!
И Вася весело посмотрел на пока не слишком соображавших Наташу и графа.
– А здесь, – он показал на крестик, – указание места, где находятся сокровища!
И тут граф захлопал в ладоши, с искренним восхищением глядя на юношу:
– Молодец, Василий, я понял, гениальное решение!
– А я ничего не поняла! – пробормотала Наташа.
– Наташенька, милая моя, это же просто классическая ловушка! Как в книгах, вспомните, как на рыбалке – ловить на живца…
Тут, взглянув на повеселевших друзей, на схему, на цветок, Наташа поняла! Она вскочила с кресла, мгновенно успокоившись, загоревшись новой открывающейся возможностью:
– Поняла, поняла! – смеялась она. – Я вам скажу, а вы меня поправьте!
– Если этот листочек лишь копия, значит, есть и оригинал. Если есть оригинал, и он не у Антона Ивановича, значит, он, скорее всего, кому-то передан или, допустим, отнят. – Вася кивнул. – Значит, существует Некто, также заинтересованный в поисках сокровищ, и мы можем предположить, что это он убил Антона Ивановича, – тут кивнул граф. – И этот Некто, имеющий схему с крестиком, может вовсе не знать, что место, которое на ней отмечено, указано бурной Васиной фантазией! А значит, этот Некто захочет место это посетить, – теперь Наташа уже сама себе кивнула. – А поскольку уже, наверное, весь уезд знает, что граф не сегодня завтра уезжает, значит, этот Некто, может воспользоваться случаем и в отсутствие графа подобраться к крестику, тьфу, к сокровищу?
– Да! – хором ответили молодые люди, и граф закончил Наташины логические построения:
– И мы его там поймаем! Было бы, конечно, большим подарком, если бы действительность полностью совпала с нашими предположениями, но, за неимением на нынешний момент лучшего, почему бы и нет?
«Ага!» – озадаченно пропищал долго молчавший саркастический голосок. Наташа подождала, не скажет ли он еще что-нибудь более вразумительное. Но не дождалась.
– Хорошо, – сказала она. – Только жаль, что в доме еще кто-то будет, вдруг помешают и этому Некто, и нам. Хотя слуги у Феофаны Ивановны всегда спят так, что из пушки не добудишься…
– Почти никого не будет, – улыбнулся граф. – Слуг я тоже отпускаю, и в округе об этом, наверное, уже знают.
– Барышня, – вздохнул Вася. – Пишите список, чего нам для засады понадобится…
Крючочки неудовлетворенности где-то глубоко в Наташиной груди чуть ослабили свою хватку, но не совсем, на немного…