Их было так много, и нарастали они с такой немыслимой быстротой, что трудно себе представить, как Пушкин вообще мог решиться на семейную жизнь, изменить свое положение не связанного ни с какими семейными обязательствами холостяка.

Ростовщик Никита Вейер, что у Никитских Ворот, он появится еще до свадьбы, когда А. С. Пушкин станет выручать запутавшегося в долгах П. В. Нащокина. И во время медового месяца поэта на Арбате. Но все это оказалось мелочами по сравнению с карточным долгом 1830 года, с которым придется справляться уже опекунам осиротевших детей поэта. А все вместе было прелюдией и фоном жизни в первой семейной квартире.

Ошибка вкралась в написание фамилии. Составитель справочника «Пушкин и его окружение» спутал стоявший в конце слова твердый знак с мягким. Появившийся в результате Огон-Довгановский превратился в молочного брата поручика Киже. Подобной фамилии в природе не существовало, и это было тем важнее, что речь шла о прообразе одного из действующих лиц «Пиковой дамы» – Чекалинского.

Пушкинские строки: «Долговременная опытность заслужила ему доверенность товарищей, а открытый дом, славный повар, ласковость и веселость приобрели уважение публики… Он был человек лет шестидесяти, самой почтенной наружности». Поэт имел в виду потомка польского шляхетского рода Огон-Догановского, перешедшего на русскую службу после взятия Смоленска при царе Алексее Михайловиче.

В отличие от далеких предков, первый из которых был пожалован в стольники, современник Пушкина государственной службе предпочитал спокойную жизнь помещика Серпуховского уезда Московской губернии. Вместе с супругой Екатериной Николаевной, урожденной Потемкиной, они держали в Москве открытый дом. Их особняк и сегодня производит впечатление своими размерами и великолепием. Застроенный многоэтажным доходным домом на углу Большой Дмитровки (№ 9) и Камергерского переулка, он относится к числу лучших памятников московской архитектуры конца XVIII века, но упоминается обычно в связи с именем Льва Толстого. В нем находилась первая семейная московская квартира писателя после свадьбы, здесь он работал над «Семейным счастьем».

Для Пушкина все сложилось иначе. За карточным столом у Василия Семеновича Огон-Догановского поэт проигрывает, уже после официальной помолвки с Н. Н. Гончаровой, огромную для него сумму в 25 тысяч рублей. Иначе и не могло быть. Хозяин дома был профессиональным игроком, и хотя никто никогда не обвинял его впрямую в мошенничестве, зеленый стол составлял основной и неисчерпаемый источник его дохода. Василий Семенович никогда не бывал в проигрыше, тем более что располагал целым штатом подручных. Расплатиться Пушкин был, само собой разумеется, не в состоянии. На часть долга ему пришлось подписать кабальный вексель:

«Тысяча восемьсот тридцатого года июля в 3-й день я, нижеподписавшийся 10-го класса Александр Сергеев сын Пушкин, занял у полковника Луки Ильина сына Жемчужникова денег государственными ассигнациями двенадцать тысяч пятьсот рублей за указанные проценты сроком впредь на два года: будущего тысяча восемьсот тридцать второго года июня по вышеписанное число, на которое должен всю ту сумму сполна заплатить, а буде чего не заплачу, то волен будет он, господин Жемчужников, просить о взыскании и поступлении по законам. К сему заемному письму 10-го класса Александр Сергеев сын Пушкин руку приложил. № 1196-й. 1830 года Июля третьего дня сие заемное письмо к определению в Москве публичному Нотариусу явлено и в книгу под номером тысячу сто девяносто шестым записано – Нотариус Ратьков».

Отставной полковник Жемчужников был компаньоном «почтенного Чекалинского». Дальше Пушкину оставалось ехать к отцу для выяснения своего и без того нелегкого материального положения.

Респектабельный хозяин дома – и не менее респектабельный его компаньон, снимавший дом в Серебряном переулке на Арбате. Л. И. Жемчужников как нельзя лучше вписался в московский высший свет. Гвардейский полковник, помещик Боровского и Медынского уездов, член Петербургского Английского собрания, женатый на красавице неаполитанке графине Морелли, титул и происхождение которой, впрочем, вызывали у современников серьезные сомнения. Играл Жемчужников ежедневно и из игры черпал средства для жизни и обогащения. Поэт же был за зеленым сукном всего лишь любителем – азартным и неумелым.

Так или иначе, дом существовал и доставлял немало неприятностей. Уже после свадьбы Пушкин вынужден приехать специально для его урегулирования в Москву. С мая 1831 года он жил с женой в Петербурге, надеясь на благополучную оплату долга при посредстве московских друзей. 7 октября А. С. Пушкин напишет П. В. Нащокину: «Прошу тебя в последний раз войти с ними в сношение и предложить им твои готовые 15 т(ысяч), а остальные 5 я заплачу в течение 3 месяцев». Через три недели возможность личного объяснения с кредиторами появится у самого поэта: «Видел я Жемчужникова. Они согласились взять с меня 5000 векселем, а 15 000 получить тотчас. Как же мы сие сделаем? Не приехать ли мне самому в Москву?» В результате 6-22 декабря 1831 года Пушкин проводит в Москве.

И все равно расплатиться в оговоренный срок Пушкин не смог. Росла семья, росли расходы. К старым долгам неумолимо прибавлялись все новые и новые. Жемчужниковский вексель продолжал тяготеть над Пушкиным до последнего дня его жизни. Вексель погасила только опека 11 мая 1837 года, когда сумма векселя с указанными процентами достигла 6389 рублей. В. С. Догановского не стало ровно через год – в мае 1838-го.

Л. И. Жемчужников пережил своего компаньона почти на двадцать лет. Любопытно, что оказалось возможным установить, куда пошли проигранные А. С. Пушкиным деньги. Отставной полковник стал на них совладельцем нынешнего микрорайона – сельца Ховрино. Другая часть Ховрина принадлежала Столыпиным, семейству двоюродной бабки М. Ю. Лермонтова – Натальи Алексеевны, вышедшей замуж за своего дальнего родственника и однофамильца, Пензенского губернского предводителя дворянства. Между совладельцами делились 22 ховринских двора, в которых проживало 82 мужика и 71 баба. Л. И. Жемчужников оказался рачительным хозяином. Он подновил старый, еще боярский дом с флигелями, отремонтировал церковь, почистил раскинутый на холмах сад с мостиками и гротами.

Но долго пользоваться Ховрином Жемчужниковым не пришлось. В 1854 году умер единственный сын, двадцатичетырехлетний поручик. Годом позже не стало жены игрока, а в 1856-м к их могилам на Смоленском кладбище Петербурга присоединилось погребение и самого пушкинского кредитора – последняя точка в истории рокового долга.