Сегодня ностальгию по былой Москве испытывают – без преувеличения – все. И коренные москвичи, и те, кто сравнительно недавно поселился в столице, и те, кому удается ее просто навещать. Дело лишь в том, что предмет ностальгии для каждого рисуется по-иному.

Для одних это бесследно исчезающий архитектурный облик города с уютной вязью улиц, год от года хиреющий и к тому же варварски уничтожаемый его зеленый наряд. Для других – удобный транспорт с множеством остановок, нарядные магазины, доступные театры и музеи. Для третьих – чистота улиц и уют дворов, которые для многих поколений становились частью родного дома и так естественно дополняли и облегчали стесненный быт пресловутых коммуналок. Для четвертых – давно перешедшая в разряд легенд доброжелательность москвичей, их гостеприимство, умение помочь каждому и понять каждого.

Но если обобщить все претензии к городу, очевидно одно – пестрая мозаика преданий и воспоминаний складывается в тоску по той и в самом деле неповторимой городской среде и культуре, которыми отличалась Москва. Хотя мы, нынешние, и не можем их себе по-настоящему представить.

8 апреля 1936 года первому секретарю Московского Горкома партии Н.С. Хрущеву был вручен строителями приемный акт на новый объект – впервые открываемый в стране Городской Дворец пионеров и школьников по адресу переулок Стопани (бывший Чудовский, ныне – Огородная слобода), рядом с площадью Мясницких – Кировских ворот. Первому секретарю оставалось поставить свою подпись и определить программу общегородских торжеств по поводу открытия. Делегации всяческого рода передовиков, иностранных гостей из числа руководителей компартий, Красной Армии, деятелей искусства подразумевались само собой – все, кроме старых большевиков. И в этом пропуске не было случайности: недаром Городской дворец открывался в наскоро переделанном Доме Старых Большевиков, Общество которых в начале того же года ликвидировалось. Легенда о том, что подобная замена произошла по идее Н.К. Крупской, не соответствовала действительности. Очевидцы свидетельствуют: вдова Ленина была в былом доме своих товарищей один раз, в 1939 году, прошла по комнатам и, не отозвавшись ни одним словом, уехала. Через несколько дней газеты сообщили о ее кончине.

Шахматная партия. Незамысловатая, но стремительно разыгранная. В водовороте происходивших событий современники и участники просто не успели отдать себе в ней отчета.

Декабрь 1934-го – все еще неразгаданная смерть Кирова и его торжественнейшие похороны в Москве. Переименования по всему пути шествия погребального кортежа от Каланчевской площади: Мясницкая – Кировская, Мясницкие ворота – Кировские, станция метро у Чистых прудов. Выделенный в Замоскворечье из Ленинского Кировский район. Множество фабрик и заводов имени. Правда, единственный памятник – на территории завода «Динамо».

Кирову принадлежала идея строительства Дворца Советов. Ему же принадлежала (приписывалась?) программа «Счастливое детство». По крайней мере, на время выявления и ликвидации «врагов народа». С весны 1935-го по всей Москве началось строительство новых школ. На пустырях, чаще на месте сносимых церквей. Типовых. Красного или силикатного кирпича. Четырехэтажных. С одноэтажными крыльями по двум сторонам – администрация и квартира директора. По идее, директору вменялось в обязанность находиться в школе круглый день и круглый год. По сторонам здания широкие двухпролетные лестницы. Классы – каждый на три больших квадратных окна. Физкультурный, он же при необходимости актовый зал. Такая же просторная столовая. Физический и химический кабинеты. Непременная библиотека – записываться и брать книги обязан был каждый ученик. За этим следили классные руководители.

Школы-новостройки открылись одновременно 1 сентября 1936-го. Несколько сотен в городе. И вместе с ними во всех районах – Дома пионеров. Их не строили заново. Обходились лучшими особняками, с сохранившимися в большей или меньшей степени интерьерами и даже мебелью былых владельцев. Другое дело – бывший Дом Старых Большевиков, кстати сказать, один из любопытных образцов московской архитектуры рубежа ХIХ– ХХ веков.

Имя Романа Ивановича Клейна стало харизматическим для старой столицы. И дело не только в том, что без «выстроенных им зданий Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Центрального Универсального Магазина – бывшего „Мюр и Мерилиз“, без Бородинского моста не представить себе Москвы. Клейн вносит активно в архитектурную практику принципы конструктивизма, которые сообразно моде тех лет декорируются в самых разнообразных вариантах – от „Чайного дома“ чаеторговца С. Перлова на Мясницкой, 19 до древнерусских мотивов в Средних Торговых рядах на Красной площади или псевдоклассицизма Музея изобразительных искусств. Значительно явственнее эти принципы обнаруживают себя в доходных домах Р. И. Клейна, как светлейших князей Ливен (Страстной бульвар, 8), Третьей мужской гимназии (Мясницкая, угол Фуркасовского переулка) или акционерного общества Депре на Петровском бульваре, 17.

Клейна нельзя отнести к числу модных строителей особняков. Тем не менее, именно к нему обращается с заказом на проект своего дома по Воздвиженке, 14 Варвара Алексеевна Морозова. На нем останавливает свой выбор и еще один известный чаеторговец – Давид Васильевич Высоцкий, директор Товарищества чайной торговли «В. Высоцкий и К0», председатель Московского еврейского хозяйственного правления, приобретший двор в Чудовском переулке.

Архитектор разворачивает дом основным фасадом в сад, делая парадный вход с выходящего в переулок угла. За небольшим предвестибюлем открывается собственно вестибюль с безукоризненно нарисованной лестницей во всю высоту здания, под стеклянным колпаком. Дом строится на четырех уровнях. В полуподвальном помещении располагаются службы, включая жилые комнаты прислуги. На высоком бельэтаже вестибюль фланкирует небольшой зимний сад, рядом – большой зал-столовая, по противоположной стороне – гостиная. Из вестибюля вход на хозяйскую половину с большим кабинетом хозяина, будуаром. На втором этаже большое помещение над входом занимает угловая библиотека.

Передача особняка Высоцких мало что изменила в отделке интерьеров. Главным новшеством стала пристройка во второй половине 20-х годов со стороны сада театрального здания на 700 мест, которое заняли «молодые бунтари» – актеры, оставившие Художественный театр и Театр Корша, чтобы образовать самостоятельную труппу, получившую название Рабочего Художественного театра. Помещение спорадически использовалось Обществом старых большевиков, но в основном театр работал на обычных основаниях, имел собственный репертуар и собственную публику. Он был оборудован по последнему слову сценической техники и имел полный подсобный штат.

Но программа «Счастливое детство» прежде всего должна была скрыть действительные происходившие в стране изменения. Параллельно с подготовкой к открытию новых школ и домов пионеров начинается наступление на профессиональную культуру. В Москве одновременно закрывается, безо всяких обоснований, 18 театров, вполне благополучных в отношении и репертуара, и количества зрителей. В их число попадает и Рабочий Художественный. Сотни актеров и театральных работников остаются без работы и безо всякой надежды на ее получение. Единственным выходом становится самодеятельность всех видов, включая и детскую, на которую делается ставка партийными идеологами. «Наши» люди и «наши» дети должны сменить сомнительных взрослых мастеров искусств. Едва ли ни единственный из режиссеров, сумевший добиться приема у Н. С. Хрущева, руководитель Рабочего художественного театра Кричко получает ответ, который Хрущев, уже в качестве хозяина всей страны, повторит в 1962 году в Манеже: «Я, как руководитель… заявляю, что советскому народу такое искусство не нужно. Вас всех нужно перевоспитывать и переучивать».

Между тем московские строительные организации получают заказ на немедленное создание «ансамбля Городского Дворца пионеров и школьников». Исходное здание было совершенно обязательным. Все поиски и решения могли возникать лишь вокруг него и в связи с ним. Срок исполнения исчислялся несколькими месяцами. Проектно-техническая документация, по свидетельству инженеров-исполнителей, разрабатывалась одновременно с началом строительных работ. Так, первыми приступили к росписям так называемой игротеки мастера-палешане, в цокольном этаже ремонтировался пищеблок. Архитектурную часть консультировал Виктор Александрович Веснин, возглавлявший тогда в качестве председателя Оргбюро Союза Советских архитекторов. Общий принцип перепланировки этого городского участка был выдвинут не им, но силовым порядком навязан архитекторам Горкомом партии.

В результате переулок Стопани был перегорожен (со стороны Малого Харитоньевского переулка наглухо). К домовладению № 6 присоединено соседнее – № 4 (все постройки снесены) и через переулок – № 5 (бывший дом купца А. Н. Грибова, члена богатейшего Торгового дома «Грибов с Сыновьями»). В грибовском особняке был оборудован технический корпус, за особняком Высоцких, в саду, станция юннатов. Рабочий Художественный превратился в самостоятельно функционировавший Городской театр пионеров и школьников, где ежедневно проходили спектакли театральных студий Дворца, концерты, составлявшиеся из питомцев других кружков, встречи со всеми сколько-нибудь замечательными людьми, оказывавшимися в Москве, – от папанинцев, летчиков, пограничников до руководителей коммунистических партий других стран. И все же главной осталась студийная работа, интересы которой, как показала практика, строителями не были учтены. Сказалась установка В. А. Веснина по возможности сохранить решения уважаемого им Р. И. Клейна. Допущенным им пределом стала баузерия, которой декорировалось большинство предназначенных для студийных занятий помещений. В обстановке предпочтение было отдано мебели Н. Рогожина, демонстрировавшейся еще на Парижской выставке – из металлических трубок с обтянутыми искусственной кожей сидениями и спинками – красной в студийных комнатах. Синей в библиотеке и читальном зале, белой в столовой и «Молочном гроте», в который был превращен театральный буфет.

Если даже создатели программы «Счастливое детство» первоначально имели в виду воспитание нового, идеального в идеологическом смысле поколения, практика не позволила им достичь подобной цели. Система детской художественной самодеятельности должна была сразу же начать давать очевидные результаты. Требовались немедленные, как можно более впечатляющие отчеты, выступления, показы. Художественное воспитание сменилось спешной подготовкой юных исполнителей, тем более что машина «ежовщины» набирала обороты. Рос вал репрессии и идеологического наступления, которому и должны были противостоять «молодые дарования». Городской Дворец пионеров открывается официально в сентябре 1936 года и сразу же включается в общегосударственную акцию празднования 100-летия со дня гибели А.С. Пушкина. Его питомцам, а точнее – отобранным из тысяч ребят исполнителям, достаются все первые места и призы. На Октябрьскую годовщину 1937-го проводится первый торжественный вечер в Большом театре в присутствии всего руководства партии и правительства, и воспитанники Городского Дворца выступают в смешанной программе вместе с народными артистами СССР на протяжении всех трех концертных отделений. В дальнейшем это участие становится традиционным, но появляются еще десятки особо ответственных площадок, вроде Колонного зала, Свердловского зала Кремля, зала Чайковского, в теплое время – Зеленого театра Центрального парка культуры и отдыха имени А. М. Горького. И, может быть, самое важное – никаких скидок на возраст, никакого умиления детством не допускалось. Причина – с ребятами работали самые талантливые молодые профессионалы.

Достаточно назвать имена народного артиста СССР, профессора Московской консерватории Владислава Геннадиевича Соколова, создавшего уникальный Ансамбль пионерской песни и пляски, которого в те годы курировала народная артистка СССР Валерия Владимировна Барсова. Или Леонида Якобсона, будущего выдающегося хореографа, – его знаменитым постановкам в Мариинке предшествовали пользовавшиеся исключительным успехом балетные миниатюры в том же ансамбле, а первым опытам только что образовывавшегося Ансамбля народного танца Игоря Моисеева профессионалы противопоставляли народные танцевальные сценки Владимира Семеновича Константиновского.

В составе ансамбля был собственный оркестр, которым руководил композитор Виктор Борисович Шайкевич. Существовал и отдельный неаполитанский оркестр, и группа исполнителей оригинальных жанров, как ксилофонисты или дуэты художественного свиста.

Театральная студия оказывается под влиянием Камерного театра, и даже не столько А. Я. Таирова, сколько ведущей его актрисы, любимицы К. С. Станиславского, Алисы Коонен. Занятия ведет режиссер Камерного театра и племянница замечательной актрисы Нина Станиславовна Сухоцкая. Те же установки Станиславского утверждала и руководитель студии художественного слова, ученица Вахтангова, Анна Гавриловна Бовшек. В начале Великой Отечественной войны студия художественного слова оформляется как самостоятельное учебное заведение, дававшее диплом среднего профессионального образования.

Широкую известность получает шахматный кружок, студия изо, утверждавшая принципы Аристарха Лентулова, станция юннатов, члены которой начинают даже публиковать в научных бюллетенях информацию о своих опытах.

Единственное, чего нельзя было найти в практике этого дворца, собственно пионерская работа. Предполагалось, что воспитанники «охвачены» ею в школах, тогда как школы их от всякой нагрузки вообще освобождали. В результате складывалось профессиональное обучение, и именно оно решает судьбы первых «пионердомовцев» с началом войны.

Большинство из них уезжает на рытье окопов в первых же числах июля 41-го. Не было никаких приказов, списков, мобилизации – просто предложение ехать в наспех написанных бумажках, расклеенных на входных дверях, и указание мест сбора. Другие приходят работать в сортировочные госпитали. Те, кто к сентябрю возвращаются в Москву под натиском наступавших фашистов, снова без списков и мобилизации отправляются в подмосковные колхозы на уборку овощей: с эвакуацией колхозов урожай остался в земле. Учебный год все равно был отменен. И если чем-то эти защитники Москвы отличались от взрослых, то это отсутствием всякой регистрации, а значит, и справок, даже продовольственных карточек, простой еды, которой в Москве к началу 42-го все острее начинало не хватать. Тем не менее их трудом город избежал полного кризиса с овощами, которые все же удалось собрать хоть сколько-то и ввезти в город.

Эвакуация коснулась в Москве только каждого второго: из двухмиллионного население стало миллионным. Вернувшиеся еще раз в Москву 16 октября школьники должны были заполнить все те бреши, которые возникали в результате эвакуации. Кому больше всего приходилось дежурить на крышах во время еженочных налетов, заменять в госпиталях младший медицинский персонал! Больше того. Опубликованные в связи с юбилеем Победы документы свидетельствуют: в ноябре обнаружилось, что в Москве не осталось артистов, которые могли бы обслуживать уходившие на фронт воинские части, госпитали, выезжать в части. Выход на первых порах был предложен за счет воспитанников творческих студий Городского Дворца пионеров. Со дня перелома под Москвой, 5 декабря 41-го, сформированные из них так называемые театрально-зрелищные бригады выезжают вслед за начавшей наступление Красной Армией. Возраст участников 15–16 лет. Те, кому исполнялось 17, тут же уходили в действующие части. И в большинстве своем не вернулись.

Программы бригад формировались и репетировались все в том же Дворце пионеров, где в саду теперь велись занятия всеобуча. Москва немногим могла обеспечить былой Дворец, и все же ему не давали замерзнуть – температура не опускалась ниже 14 градусов, а вчерашним воспитанникам, уезжавшим в очередные прифронтовые поездки, откуда-то доставали… растаявшее мороженое, которое можно было получать по пол-литра на человека.

С утверждением медали «За оборону Москвы» участники бригад были ею награждены, как и пропусками на Красную площадь на Парад Победы. На следующий год после окончания войны городской Дворец отпраздновал не только свое десятилетие, но и окончание своей истории. За время войны в его стены пришли новые педагоги и новые питомцы. Не нашлось места для доски, пусть из искусственного мрамора, где были бы написаны имена невернувшихся. Историю опять начинали писать с чистого листа. Хрущев поторопился заменить здание Клейна ансамблем на Воробьевых горах. Официальное открытие нового Дворца – передача ребятам символического ключа – состоялось 1 июня 1962 года. В день новочеркасских событий, унесших жизни таких же мальчишек.