Дорогая Эмилия!

Императрицы Анны больше нет. Ты уже узнала об этом, конечно, из депеш и газет, но все же я позволю себе воспользоваться своей привилегией познакомить тебя с подробностями этого значительного для России события. Они необычны и знаменательны, как, впрочем, и все, что происходит с коронованными особами. Иногда мне начинает казаться, что власть, возможность распоряжаться жизнью и счастьем других людей придают совершенно незаслуженное значение словам и поступкам венценосцев, которые на деле оказываются самыми посредственными, а порой и жалкими людьми со всеми присущими простым смертным грехами, слабостями и пороками. Не мне судить о действительном значении царствования покойной императрицы, но в России повсюду, без преувеличения, раздался вздох облегчения, хотя оставленное ею наследство и не видится мне в таком розовом свете.

Прелюдией того, что сейчас происходит в Петербурге, стало заключение Белградского мира. Хотя фаворит не имел к нему ни малейшего отношения, это политическое событие было отмечено для него фантастическим по щедрости подарком императрицы – высоким золотым бокалом, наполненным доверху превосходнейшими бриллиантами, которые оцениваются придворным ювелиром в полмиллиона рублей. Поистине императрица превзошла самою себя, но и резко усложнила собственное положение.

Полученный бокал, кажется, окончательно убедил фаворита не только в незыблемости его влияния на императрицу, но и в возможности, не ограничиваясь Курляндией, протянуть руку к императорскому скипетру. Поведение герцога изменилось до неузнаваемости. Вольность его поведения доходила до того, что он позволял себе не обращать внимания на приход императрицы, спокойно сидеть в ее присутствии и не слушать обращенных к нему слов. Он третировал Анну с такой настойчивостью и откровенностью, как будто это составляло часть некоего задуманного им плана. Всегда любезный с цесаревной Елизаветой, он превратился в отношении нее в воплощенную предупредительность и неоднократно говорил, что, если бы это было в его возможностях, он создал бы для нее поистине царскую жизнь вместо того нищенского существования, которое она вынуждена влачить. Вопреки строжайшему запрету императрицы он нашел способ пригласить в Петербург графа Линара, дав возможность прекрасному саксонцу проводить все время подле принцессы Анны. Но апогеем всеобщего изумления стало появление в Петербурге Алексея Бестужева. После двадцати с лишним лет пребывания на дипломатической службе за пределами империи он оказался вызванным для того, чтобы занять место в Кабинете министров. Бестужев демонстрировал великолепные отношения и с императрицей, и с фаворитом, что по нынешним временам представляет довольно затруднительное предприятие. Кто именно его вызвал и почему – фаворит и Анна пришли на этот раз в отношении Бестужева к общему решению, – остается их тайной, о которую, как об утес, разбиваются все наши догадки.

Нынешний 1740 год с первых же дней явно обещал множество неожиданностей. Вскоре после вручения фавориту знаменитого кубка – это было, помнится, 12 февраля – императрица занемогла. Ее болезнь не внушала сначала серьезных опасений, но тем не менее заставляла Анну пренебрегать все большим числом своих императорских обязанностей. Распространился слух о быстром развитии той самой каменной болезни в почках, которая унесла в могилу мать Анны и, как принято считать, обеих ее сестер. Так ли было в действительности, сказать трудно. Ты знаешь, что такое лейб-медики и насколько можно им доверять.

Слухи шли, императрица прихварывала, фаворит все больше чувствовал себя единовластным правителем, опиравшимся главным образом на Алексея Бестужева, готового выполнить каждую прихоть герцога, пока 12 августа принцесса не родила сына. Вопреки ожиданию, маленький Иоанн не сразу был провозглашен наследником, в чем усматривали очередную хитрость, измышленную Бироном и Бестужевым, тем более что оба они заняли откровенно пренебрежительную позицию по отношению к принцессе.

Трудно предположить, как долго длилось бы подобное положение, если бы 5 октября за обедом императрице не стало дурно. Ее перенесли в спальню, с большим трудом привели в чувство, и, по-видимому, едва придя в себя от припадка, Анна подписала указ об объявлении Иоанна наследником российского престола – мера вполне своевременная, если принять во внимание, что уже 17 октября императрицы не стало. Сразу после смерти Анны ее маленький внук был провозглашен императором. Манифест не оговаривал регентства, и все были убеждены, что правителями при сыне станут до его совершеннолетия родители. Однако появившийся днем позже указ Сената развеял иллюзии. Регентство досталось одному Бирону, к великому гневу и отчаянию принцессы. Впрочем, и принц Антон не скрывает своих чувств. Очень похоже, что и он стал мечтать о власти, причем без участия своей супруги, и нашел некоторое число сторонников подобного варианта среди влиятельной знати. В конце концов, поддерживая подобных соискателей, даже простой камер-лакей ищет способов собственного возвышения.

Бирон решил откупиться от своих соперников внушительными денежными суммами, тем более что помимо фактических прав на власть он обеспечил себе титул королевского высочества и полумиллионное годовое содержание. По всей вероятности, для того чтобы окончательно рассорить царственных супругов, тот же титул получил только принц Антон, хотя содержание его вместе с принцессой намного меньше – всего триста тысяч рублей в год. Бирон позаботился и об улучшении условий цесаревны, удвоив ее содержание, хотя оно даже теперь будет составлять восемьдесят тысяч – разница очень значительная, особенно для самолюбия Елизаветы.

Добавлю еще только несколько подробностей. Двухмесячный император отрешен от родителей и помещен во дворец под наблюдение герцогини Бирон, что вызывает немало толков. Сумеет ли злая горбунья сохранить жизнь и здоровье младенца? Во время церемониала поздравлений все придворные должны были прикладываться к руке Бирона. Многие сказались больными, но большинство подвергло себя этому унизительному испытанию. Надолго ли?