Где-то за городом, май 1935 года

— Как ты себя чувствуешь, милая? — спросил Хогарт. — Тебе лучше?

В комнате было очень темно. Она лежала под чем-то тяжелым и ничего не видела, не видела лица Хогарта, своих собственных рук. Не могла пошевелиться. Что…

— Что случилось? — с трудом выдавила она. — У меня голова закружилась. Я упала в обморок?

— В некотором роде — да, — ответил Хогарт. Его голос звучал совсем не так, как раньше. Стал хриплым, нетерпеливым. Взволнованным — таким она его никогда не слышала. В его голосе было что-то чужое. И это ее испугало.

— Слушай меня внимательно, — произнес Хогарт и взял ее за руки. — Я хочу тебе кое-что сказать. — Он прочистил горло. — Я давно искал тебя, очень давно. Мы все тебя искали. Ты была избрана из многих других. Из тысяч красивых и умных девушек со всего мира, каких мы видели, мы избрали тебя одну. Одну-единственную.

— Что? О чем вы говорите? — Ее голос звучал непривычно, будто откуда-то издалека. У нее едва хватало сил раскрывать рот.

— Боюсь, девочка моя, я был с тобой не во всем честен.

Ее сердце отчаянно заколотилось. Она не могла вздохнуть — мешал туго затянутый корсет.

— Да, я привез тебя на костюмированный бал, но бал этот самого необычного характера, — продолжал Хогарт. — Самого необычного, простые люди сюда не допускаются. Его устраивает своего рода Клуб. Организация джентльменов, существующая с очень давних времен. Время от времени они встречаются для собственного удовольствия.

Его голос становился все более возбужденным.

— Да, для удовольствия, — повторил он. — И тебе, моя дорогая, предназначено быть удовольствием на сегодняшний вечер. Тебя избрали.

— Нет, — проговорила она, изо всех сил пытаясь встать. Ничего не получилось. Она не могла шевельнуться. Ее поймали в ловушку.

— Лежи тихо, — сказал Хогарт. — Не двигайся. Не произноси ни слова. Если начнешь дергаться или визжать, мне, к сожалению, придется тебя придушить. Кроме того, если даже твой крик и услышат, никто не придет тебе на помощь. Лежи тихо, будь умницей.

Она ничего не понимала. Ее охватила паника. Что он говорит? Хогарт — и придушит ее? Нет, он, наверное, шутит. Все это глупая шутка. Она танцевала с Хогартом, вдруг закружилась голова, и теперь она видит страшный сон.

— Помнишь, в квартире у Джун я спросил тебя, как ты поступишь, если тебе представится возможность сделать нечто необычайное, такое, что полностью изменит твою жизнь? — сказал он. — Сделать шаг из света в тень.

Голос был не таким, как всегда. Это был не Хогарт, веселый, бесшабашный Хогарт, который водил их на чай в «Кафе Ройял».

— Ты, моя милая, сделала этот шаг. Сейчас ты во мраке. А когда выйдешь отсюда, все переменится. Да, ты была избрана.

Он говорил, не умолкая, его руки все так же крепко сжимали ее.

— Мы выработали собственные правила, и их нельзя нарушать, — говорил он. — Мы не отвечаем ни перед кем, кроме самих себя. И, конечно, кроме тебя, наша избранная гостья. Быть членом этого Клуба — величайшая честь, она передается от отца к сыну, из поколения в поколение. Это самый роскошный и самый закрытый Клуб в мире, и я не хвастаюсь. Мы встречаемся каждые несколько лет и делимся своими тайнами. Да, мы связаны клятвами и правилами Клуба, мы никогда их не нарушим.

Он выпустил ее руки, подложил под голову подушки. Она все равно не могла двигаться: ее прижимала какая-то тяжесть. Хогарт поднес к ее губам стакан ледяной воды, она жадно выпила. Страшно мучила жажда.

— Вы меня опоили, — сказала она. — Обманули и опоили каким-то снадобьем.

— Да. Сожалею. Простите меня, пожалуйста. Это было очень непристойно.

— Непристойно? — переспросила она. Ей казалось, что она возмущено кричит, но на самом деле ее голос был едва слышен. — Вы с ума сошли? Пустите меня. Так нельзя, вы должны…

— Я могу делать все, что мне заблагорассудится, — ответил он. — Мы все можем делать это и делаем. Клуб существует уже сотни лет, и все это время его члены делают все, что захотят. Рад сообщить, что вы одна из самых великолепных девушек, каких мы сюда приводили. И отыскал вас не кто иной, как я.

Жаль, что она не видит его лица, подумалось ей. Наверняка у него на губах играет хорошо ей знакомая суетливая усмешка. Она вскинула руки и хотела вцепиться ему в лицо, но он снова схватил ее. Для такого коротышки он был на удивление силен.

— Слушай внимательно, — произнес он. — Когда я вез тебя сюда по полям, во мне чуть было не заговорила совесть, а это на меня совсем не похоже. Поэтому я и решил рассказать тебе все, хотя и не имею права говорить. Только потому, что ты мне понравилась, честное слово. Я не желаю тебе зла. Совсем не желаю. Я выбрал тебя потому, что меня очаровало твое обаяние, твоя бьющая через край молодость — невинность, любознательность, неистощимая энергия. Кроме того, тебя привели в нашу прекрасную страну совершенно уникальные обстоятельства. У тебя нет семьи, никто не будет тебя искать, твоя бестолковая кузина Джун не станет скучать без тебя ни капельки.

— Что? — пробормотала она. Ее начала одолевать истерика. — Что вы хотите со мной сделать?

— Прикосновение запретного обостряет восприятие, — сказал он. — Вот почему ты здесь. Ты станешь гостьей членов Клуба. Видишь ли, они все хотят тебя, но получит тебя только один. Будь умницей и делай, как он скажет, и тогда твое пребывание у нас пройдет безболезненно.

— Нет, — заговорила она. — Нет, нет…

— Видишь ли, у нас есть правила, — продолжал он. — Правила очень строгие. Нарушать их нельзя, иначе виновного исключат навсегда. Уверяю тебя, никто не станет рисковать. Мы заботимся о наших гостьях. Все деньги достанутся только тебе.

— Что? Деньги? Какие деньги?

— Деньги, собранные за этот вечер, те, что ты заработаешь. Ты сможешь получить эти деньги в Швейцарском консолидированном банке. Номер счета сто шестнадцать — тире — шестьсот четырнадцать. Они будут ждать тебя вместе со средствами, которые ты… гм, скоро узнаешь. Тебе достанутся все драгоценности, все подарки, какие он тебе преподнесет. Все члены нашего Клуба в прошлом были очень щедрыми натурами. Надеюсь, тебе удастся пробудить в их душах самую неудержимую расточительность. Я очень тобой доволен.

Нет, наверняка это сон. Голос Хогарта доносится откуда-то из глубин кошмара. Она проснется и снова окажется в Лондоне, в их тесной квартирке, на соседней кровати будет похрапывать Джун.

— У нас есть правила, определяющие продолжительность твоего пребывания, — сказал он. — Поэтому тебе не о чем беспокоиться. Чем больше ты стоишь, тем дольше у нас останешься. Но чем больше ты стоишь, тем больше заработаешь. Милая, все очень просто. Очень просто. Не пугайся. Я буду к тебе заглядывать довольно часто.

Откуда-то издалека донесся гул голосов. Хогарт поцеловал ее стиснутые кулаки и выпустил их. Она хотела закричать, но не успела: ей на голову надели капюшон и связали его веревкой внизу, под подбородком, так что она не могла издать ни звука. Потом неимоверная тяжесть на груди сдавила еще сильнее, кто-то поднял ее и взвалил на плечо.

Куда ее несут? От страха она не могла даже думать.

Это должно быть, кошмар. Люди так не поступают. Люди не…

Ее пронесли через холодный коридор, вверх по лестнице, потом опять вниз, через какие-то комнаты. Она слышала, как открываются и закрываются двери. Ей казалось, будто она слышит голоса, мужской смех. Она не могла дышать. Они меня убьют, думала она. Не убивайте меня, прошу вас, я не хочу умирать.

Вдруг те, кто ее нес, остановились, опустили ее на землю, поставили на ноги, стянули неимоверную тяжесть, сковывавшую движения. На запястьях защелкнули холодные браслеты, похожие на наручники, растянули руки в стороны и привязали к крюкам на колоннах. Она хотела вырваться, но к ее поясу, под зеленым атласным лифом и корсетом, привязали что-то толстое и тугое, потом притянули ее к высокому шесту.

Помогите, кто-нибудь, помогите. Не убивайте меня. Мне всего восемнадцать, у меня впереди целая жизнь…

— Если услышу хоть один звук, — прошептал ей в ухо чей-то хриплый голос, — перережу горло. Поняла?

Она кивнула, стараясь не всхлипывать. Помогите мне, кто-нибудь, помогите! Что они со мной делают? Помогите…

— Джентльмены, прошу вашего внимания. — Это был голос Хогарта. — Наступила минута, которой вы давно ждали.

В зале мигом воцарилась тишина.

— Вы будете очень довольны, — продолжал он. — Очень довольны. Сегодня у нас в гостях юная американка, сиротка, бедная крошка, всего восемнадцати лет от роду. Она не только красива, обаятельна, энергична, умна, но и совершенно неиспорченна. Идеальный материал для обучения. Самое прелестное существо на свете. Очаровательнейшая девственница.

В ответ не прозвучало ни слова, но зал наполнился аплодисментами.

— Джентльмены, вот она!

С нее стянули капюшон, тошнотворный хриплый голос зашептал опять:

— Ни звука. Я стою у тебя за спиной.

Нет, нет, нет…

Она стояла за ярко раскрашенной ширмой, на невысоком помосте. Потом ширму убрали. В зале было темно, только ей в лицо светил прожектор да еще один, поменьше, освещал Хогарта. Он стоял в паре шагов от нее возле пюпитра с книгами. Его белый атласный костюм сверкал в лучах прожектора, в руках он держал председательский молоток.

Ей в глаза ударил яркий свет, она зажмурилась.

— Начинаем аукцион. Стартовая цена — тысяча фунтов стерлингов, — объявил Хогарт.

От удивления и ужаса она зажмурила глаза еще сильнее. Он обманул ее, опоил каким-то снадобьем, а теперь продает членам Клуба.

Хогарт был аукционистом.

Нет, нет, нет…

Она не могла удержаться. Приоткрыла глаза, подождала, пока зрачки привыкнут к яркому свету, бьющему в лицо. Мужчины, рассевшиеся вокруг, не издавали ни звука. Они были одеты, как монахи, в темные рясы с надвинутыми на лица капюшонами. Она не видела их лиц: вместо них были черные маски.

— Пятнадцать тысяч… — говорил Хогарт. — Двадцать тысяч…

На руках у них были блестящие перчатки из черной кожи. Она видела их каждый раз, когда они поднимали карточки.

Все они были пугающе одинаковыми. Неотличимые мужчины без лица, они сидели и молча торговались, пожирая ее глазами.

От ужаса она не могла бы сдвинуться с места, даже если бы ее развязали. Не могла закричать.

— Двадцать пять тысяч, — говорил Хогарт. — Великолепно. — Он кивнул человеку, стоявшему позади нее, и, не успела она понять, что происходит, тот развязал и отбросил лиф ее платья, обнажив грудь.

Мужчины беспокойно заерзали в креслах. Все ее хотели, все до единого. Она чувствовала, как их желание волнами накатывает на нее, опаляет, удушает.

Нет, нет, нет…

— Сорок тысяч. Сорок пять тысяч. Пятьдесят тысяч. Великолепно, джентльмены, — говорил Хогарт.

Страшный человек позади нее снова сделал шаг и расстегнул ее юбку вместе с нижними юбочками. На ней не осталось ничего, кроме трусиков, туфель, чулок с золотыми подвязками да корсета. На шее, как зеленое пламя, сверкало изумрудами и бриллиантами роскошное колье.

— Как вы знаете, самая высокая цена, уплаченная на нашем аукционе, составляла восемьдесят пять тысяч, — напомнил Хогарт. — Джентльмены, будем продолжать?

Снова взметнулись карточки.

— Семьдесят пять тысяч. Восемьдесят тысяч. Восемьдесят пять тысяч.

Опять загремели аплодисменты.

Девяносто тысяч. Сто тысяч фунтов. Хогарт утер лоб безукоризненно белым платком.

— Предлагаю тост, джентльмены, — сказал он, поднимая бокал. — За безграничную щедрость членов нашего Клуба. — Еще один всплеск вежливых аплодисментов.

— Будем продолжать? — спросил Хогарт, указывая молотком на чью-то карточку. — Сто десять тысяч. Сто пятнадцать тысяч. Сто двадцать тысяч. — Больше табличек не было. — Сто двадцать тысяч фунтов, джентльмены. Превосходный результат. Превосходный. Сто двадцать тысяч фунтов, раз… Сто двадцать…

— Миллион, — прогудел чей-то голос.

Зал сдавленно ахнул. Даже не потому, что покупатель заговорил вслух, хоть это и было вопиющим нарушением правил. Они изумились этому слову. Умопомрачительная сумма.

— Сэр, — нахмурился Хогарт. — Такие шутки непристойны.

«Непристойны? — в смятении подумала она. — Непристойны?»

— Будьте добры, выйдите вперед, — приказал Хогарт. Человек, стоявший у нее за спиной, подошел к столику аукциониста. Покупатель приблизился к ним. Произошел короткий разговор, потом Хогарт, сияя, вернулся за пюпитр.

— Джентльмены, простите мою поспешность. Все формальности улажены. Обеспечение вполне надежное, и, как мы все знаем, в необычайных обстоятельствах и прежде делались исключения. Сегодня, мне кажется, у нас именно такой случай. Необычайный. Я бы сказал, историческое событие. Да, воистину историческое. Ставлю вопрос на ваше голосование. Одобряем ли мы эту покупку? Кто за — поднимите ваши карточки.

Карточки медленно поднимались, одна за другой. Все, кроме одной. Предпоследнего покупателя.

— Голосование должно быть единогласным, — снова нахмурился Хогарт.

Все глаза повернулись к непокорному покупателю. Помедлив минуту, он с недовольным видом поднял карточку.

— Один миллион фунтов стерлингов! — выкрикнул Хогарт, опустив молоток. Новый рекорд! Миллион фунтов, думал он, просто невероятно! А все потому, что он ее нашел, спасибо этой гнусной американке, зануде Джун Никерсон, которая начала строить ему глазки однажды вечером в «Айви». А он-то считал ее никчемной потерей времени.

— Джентльмены, — провозгласил он, — обед будет подан через двадцать минут.

Она видела, как они опускают карточки и встают. Все, кроме одного. И ее разобрал смех. Безумный, истерический смех. Продана за миллион фунтов монаху в маске! Психопату в маске! Она ничего не могла с собой поделать. Пусть этот человек перережет ей горло — ей было все равно. Она не могла остановиться.

Она знала — все они смотрят на нее. И тогда они все тоже начали смеяться.

Перед ней снова поставили ширму. Теперь мужчины уже не видели ее. Это было сигналом освободить зал, и до нее донесся всеобщий стон разочарования. На голову ей снова надели капюшон, крепко завязали. Ей опять стало страшно, смех угас сам собой. В тот же миг ее отвязали от колонн и завернули туловище в какую-то тяжелую попону, так что она не могла пошевелиться. Чьи-то руки подхватили ее, взвалили на плечо, понесли вниз по лестнице, по коридорам. Вверх и вниз. Они шли очень быстро. У нее закружилась голова, она боялась, как бы ее не стошнило.

Открылась и закрылась дверь, они остановились. Она все еще висела вниз головой. С нее сняли капюшон, парик, шапочку, покрывавшую волосы, но вокруг стояла полная темнота, она ничего не видела. Кто-то собрал ее волосы в горсть.

Не отрезайте мне волосы. Не отрубайте голову.

Чья-то рука подняла ее волосы вверх, ей завязали глаза. Повязка была такая плотная, что она ничего не видела, не могла бы развязать ее сама, даже если бы руки были свободны.

Похитители двинулись дальше, в другую комнату. Открылась и закрылась дверь. Потом ее опустили на кровать, лицом вниз. Сняли туфли, прикрепили к лодыжкам что-то холодное. Развязали руки, перевернули ее, сняли тяжелую попону с груди. Растянули руки в стороны и зацепили за наручники что-то вроде крючков. Потом расстегнули колье на шее. И ушли.

Она лежала в непроглядной темноте. Попыталась пошевелиться, но ее привязали так крепко, что она не смогла сдвинуться с места. Корсет сдавливал грудь. Она не могла дышать.

Этого не может быть. Так не бывает.

Она очутилась среди кошмара. Спасения нет.

А в соседнем зале, взволнованно переговариваясь, прогуливались члены Клуба. Кто же среди них предложил такую неимоверную сумму? Впрочем, девочка, конечно, соблазнительная. Прелестная фигурка. Такая молоденькая, свежая. Легко будет обучить. Все вздыхали от зависти.

— Разве может женщина стоить таких денег?

— Как вы думаете, надолго он ее приобрел?

— Хороший вопрос. Давайте-ка посчитаем. Правила гласят — тысяча фунтов в неделю. Миллион фунтов соответствует тысяче недель. По пятьдесят две недели в году. Получается… примерно девятнадцать лет с четвертью. Выходит, он может держать ее до тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года.

Все расхохотались.

— Не стоит она этого, — заметил кто-то. — Получается все равно что жена. И стоит бешеных денег.

— Да еще нужно соблюдать секретность. Кормить и ухаживать. Сплошная головная боль.

— Да, хлебнет он с ней горя. Слышали, как она смеется? Гарантирую, он с ней еще наплачется.

Все опять расхохотались.

Но они все равно хотели ее. Все до единого. Хотели, как никогда.