— Карлино! Эй, Карлино, выходи, бездельник, встречай гостей!

Мужчина в серебристом чешуйчатом панцире спрыгнул с коня и направился к трактиру у обочины дороги. Слуга его тоже спешился и, взяв лошадей под уздцы, повел к коновязи.

— Карлино! Карлино, дьявол и тысяча святых тебе в глотку!

Мужчина в панцире хотел было уже пинком открыть дверь трактира, над которой вместо вывески был укреплен позеленевший от времени медный петушок, но в этот момент она распахнулась, и на пороге появился приземистый широкоплечий человек в вязаном колпаке с кисточкой на конце.

— Чего изволите? — густым басом вопросил он и тут же, неожиданно перейдя на фальцет, завопил: — Принц! Принц Лотто! Вот редкий и всегда желанный гость! Эй, Тоза, Манетта, собирайте на стол!

Карлино отступил в сторону, с поклоном пропуская гостя в дом.

— Давненько не показывались в наших краях, ваша милость!

— Ну и глотка у тебя! — поморщился мужчина и, нагнув голову, шагнул через порог. — Привет, Тоза, все толстеешь? — обратился он к полной женщине, выплывшей ему навстречу из глубин просторного полутемного зала.

— Принц Лотто! — Толстуха всплеснула руками, разом утратив свой величественный вид. — Какими судьбами? Я-то думаю, чего это мой дурак горло дерет? А у нас такой гость!

Мужчина улыбнулся, разглядывая толстуху, расстегнул перевязь с длинным тяжелым мечом и бросил на лавку.

— Чем угощать будешь, хозяюшка? Не перевелось ли еще в твоем погребе ардаутское? Отчего на столах пыль и тишина — словно на кладбище?

— Ах, принц! — Толстуха снова всплеснула руками, и в голосе ее зазвучали слезы. — Откуда ж шуму-то быть, коль постояльцев нету? Совсем обнищали мы, сгубил нас Зачарованный Лес!

В зал вбежала девица в белом чепце и наспех повязанном переднике и, пробормотав: «Доброго здоровья, принц!» — принялась протирать тряпкой стол, сколоченный из длинных толстых брусков.

— Да у вас тут и правда пустынно стало. И пахнет, как в монастырской трапезной в великий пост!

— Ах, принц! Нет посетителей — нету денег. Теперь у монахов в пост кормят сытнее, чем у нас в праздники!

— Однако, глядя на тебя, этого не скажешь.

— Ах, принц!..

— Хватит ахать, Тоза! Беги зажарь карасей, которых я утром поймал у старой мельницы. Да разогрей баранью похлебку. Манетта, оставь стол в покое и подай вина из маленького бочонка. Джано, проводи ее, там могут быть крысы, а девчонка их до смерти боится, — обратился Карлино к слуге принца. — Присаживайтесь, ваша милость, отдохните с дороги.

Женщины скрылись, Джано последовал за ними, а трактирщик, растворив жалобно скрипнувшие дверцы пристенного шкафа, достал из него высокий серебряный кубок и несколько оловянных тарелок. Рот его при этом не закрывался ни на минуту.

— Какой ветер занес вас в наши забытые Богом и людьми места? С тех пор как худая слава о Зачарованном Лесе разнеслась по округе, нам редко приходится видеть знатных посетителей, не то что прежде. Даже купцы, едущие в Лизано, объезжают эти места по Озерной дороге, хотя это удлиняет их путь на день, а то и на два. Хозяйство пришло в упадок, и если бы не крестьяне, мы были бы разорены. Дела идут год от года хуже, и недалек тот день, когда «Задорный петушок» превратится в захудалую деревенскую харчевню, способную встретить путника разве что местным вином, оскорбляющим вкус истинного знатока, да кислым творогом с кашей. — Трактирщик тяжело вздохнул. — Что там говорить… Я забыл, когда видел полновесную серебряную монету, не говоря уже о золотой. Проклятый Железный Замок сделал нас нищими!

— Да-да… — рассеянно кивнул принц, осматривая закопченные стены зала и низко нависший потолок. — Герцогиня Венсана тоже жаловалась мне на то, что Зачарованный Лес сильно сокращает ее доходы. Но, быть может, всему этому скоро придет конец. Расскажи-ка мне поподробнее и про лес, и про замок.

— Кхым-кхе. — Трактирщик закашлялся, провел по своему одутловатому лицу короткопалой ладонью и воровато оглянулся по сторонам. — Не очень-то, ваша милость, об этом говорить можно… Разве что после глотка ардаутского… Эй, Манетта, Джано, долго ли вы будете там копаться?!

— Иде-ем! — донесся откуда-то из-под пола голос Джано и хихиканье Манетты.

— Ну что с этой девкой делать будешь? Ни одного конюха не пропустит! — сокрушенно развел руками Карлино. — Сейчас, ваша милость, я их потороплю.

* * *

— Так вы и правда в Зачарованный Лес собрались? — спросила Манетта, наполняя высокие глиняные кружки вином из кувшина.

— А то как же! — Джано осторожно коснулся редкой поросли на верхней губе, которая еще не имела права называться усами, и важно сообщил: — Принц Лотто поклялся снять чары с вашего леса и расколдовать Железный Замок.

— Да что ты! — Манетта придвинула юноше кружку и отхлебнула из своей. — Зачем же он дал такой ужасный обет? Или ему жизнь недорога?

— Дорога-то дорога, но и обходится недешево. А платить нечем. Поиздержался принц в походах да в пирушках. — И Джано прислушался к голосам, доносящимся из зала.

— А король-отец что же?

— Какой он теперь король? За него новая королева всем управляет. А уж она-то и деревеньки захудалой Лотто не выделит.

— Неужто такая злодейка?

— Трижды убийц подсылала. Отравленный кинжал — это она запросто подсунуть может, а деньгами помочь…

— Ну и?..

— Решил наш принц дела свои женитьбой поправить. Испросил на то разрешение у короля и посватался к герцогине Венсане.

— Ну?..

— Та его, конечно, приветила, а чуть до дела дошло, так и говорит: мол, я согласна, да только покажи сперва, на что ты способен. Меня, говорит, этот Зачарованный Лес совсем скоро по миру пустит. Ярмарки-то, сама знаешь, теперь в Казет-то переехали, и доходов с них герцогиня не получает — не то что раньше, когда они на ее земле проходили. Вот она и говорит принцу — расколдуй, дескать, Железный Замок, тогда и свадьбу справим.

— Ну это ж надо! — Манетта снова наполнила кружки и подвинулась поближе к Джано.

— Да, так и сказала. А ему что делать? Накупил у епископа святых мощей полную торбу, еще сколько-то в долг взял — и сюда. Но я-то думаю, что королева-мачеха специально Венсану подговорила. Чтобы, значит, от законного наследника избавиться и своего сынка после смерти короля на престол возвести. Уж я принца-то отговаривал-отговаривал…

— Неужто и ты в этот лес въехать отважишься?

— А как же! Куда господин мой, туда и я!

— Смельчаки! — восхитилась Манетта и как бы невзначай положила ладонь на колено юноши.

— Подумаешь, лес какой-то! Да принц Лотто и дьявола не побоится! Он…

— А ты?.. — спросила девушка жарким шепотом.

— А уж я тем более! — ответил юноша и жадно припал губами к вишневым губкам Манетты.

* * *

— Добрый путь! — прокричал Карлино и проводил всадников взглядом, пока те не скрылись среди рыжих холмов; он долго еще стоял на пороге трактира, слушая утреннюю песню жаворонка, заливавшегося высоко в небе.

Мысленно он уже похоронил своих нежданных гостей и сейчас испытывал смешанное чувство печали и облегчения. Печаль его была вызвана тем, что он хорошо знал, по-своему любил и уважал принца — полную противоположность себе во всем. Веселый, смелый, богатый и удачливый, за прошедшие годы принц, правда, сильно изменился внешне: возмужал, окреп, его кожа от солнца и ветра стала бронзового цвета, а черты лица приобрели суровую завершенность, и теперь решительный профиль наследника престола не зазорно было чеканить на монетах любого достоинства. Вместе с тем Карлино обратил внимание на то, что в коротко подстриженных бороде и усах принца уже появились серебряные нити, наличие которых в волосах человека, знакомого с детства, напомнило ему, что и сам он всего лишь странник в этом мире, недолгий гость на бренной земле. Они порядочно выпили и хорошо поговорили вчера, вспомнив былое, а сегодня принц расплатился звонким золотом, и трактирщик не мог не огорчаться, зная об участи, ожидавшей его именитого знакомца.

А облегчение он испытывал потому, что знал о бурном романе своей жены с Лотто, имевшем место лет десять тому назад. В общем, Карлино и тогда уже не особенно ревновал Тозу к красавцу принцу, а уж теперь и подавно. Втайне он даже гордился связью своей жены с законным наследником престола и порой любил помечтать о том, как изменится его жизнь, когда тот наконец сделается королем. Однако никто не будет спорить, что значительно удобнее и безопаснее гордиться мертвым, нежели живым, а так как жить принцу, по мнению трактирщика, оставалось совсем недолго и рассчитывать на его протекцию в будущем не приходилось, то он даже испытал что-то вроде вспышки запоздалой радости отмщенного рогоносца, тут же, впрочем, и погасшей. На место ее пришло чувство облегчения: дескать, кто бы что ни говорил, на свете все же есть справедливость; хоть и давно нашкодил Лотто в его доме, но Всевышний этого так не оставил и решил пусть не сразу, но отплатить ему за оскорбление супружеского ложа бедного трактирщика. Кроме того, теперь стало очевидно, что принцу не суждено стать королем и, следовательно, никаких изменений в судьбе Карлино не предвидится, чему он, как ни странно, даже обрадовался.

О, разумеется, он честно предупредил Лотто, что поход его — сущее безумие. Он рассказал, что уже многие достойные люди ходили в Зачарованный Лес после появления там Железного Замка. Некоторым из них даже посчастливилось вернуться, и они с гордостью говорили, что побывали во внутренних покоях замка, однако век их после этого был недолог. Одни умирали через день-два после выхода из леса, и несколько храбрых юношей опочили прямо в «Задорном петушке» на руках безутешной Манетты. Другие прожили дольше, но, кажется, никому не удалось протянуть больше года после посещения заколдованного места. Карлино поведал принцу о крестьянах, охотниках, диких и домашних животных, десятками умиравших с тех пор в окрестностях Зачарованного Леса, однако Лотто остался непреклонен. Выслушав трактирщика, принц заявил, что даже если бы ему и захотелось отказаться от похода в Зачарованный Лес, он не смог бы этого сделать. Клятва вступить в бой с силами зла, обитающими в Железном Замке, была принесена публично, и нарушить ее, не покрыв свое имя позором, было невозможно. А наследник престола был не из тех, кто мог предпочесть смерти бесчестие.

— Н-да-аа… Если Бог хочет кого-то погубить, он лишает его разума, — пробормотал Карлино запомнившееся изречение ученого клирика, ночевавшего когда-то в трактире, и, подивившись, как это жаворонки не устают так долго петь, вернулся в прохладный сумрак зала. В конце концов, у него были дела поважнее, чем размышлять о принце Лотто. Например, он давно собирался изготовить капкан на крыс, удивительно быстро расплодившихся и чувствовавших себя полновластными хозяевами погреба, а то и всего трактира.

* * *

Принц медленно ехал по некогда оживленной, а ныне пустынной и сильно заросшей лесной дороге. За годы, прошедшие с тех пор, как здесь появился Железный Замок, она стала больше походить на старую просеку, чем на проезжий тракт, связывающий крупные торговые города. Тут и там ее захлестывали волны боярышника и шиповника, кое-где стали пробиваться молоденькие березы и осины, а местами она прямо-таки тонула в зарослях бледно-зеленых папоротников, доходивших лошадям до брюха.

Принц отлично помнил эти места, хотя уже много лет не бывал здесь. Помнил длинные купеческие обозы, пестрые и шумные кавалькады знати, выезжавшей поохотиться или же просто поразмяться, медлительные вереницы крестьянских телег, тянувшихся под разноголосый аккомпанемент овечьего блеяния и мычания коров на сезонные ярмарки. Иногда принц узнавал приметные деревья: при въезде в лес на глаза ему попалась разлапистая сосна со сломанной ураганом верхушкой, на повороте дороги — три старые березы, растущие из одного корня и похожие на гигантский трезубец. А вот и столетний дуб-великан — в его дупле свободно могли уместиться три взрослых человека. Тот самый памятный дуб, под которым частенько, возвращаясь с охоты, он встречался с Тозой, тогда еще хорошенькой молодой женой трактирщика.

Принц невесело усмехнулся, вспомнив, в какую неповоротливую тушу превратилась его пылкая возлюбленная. А ведь не так уж много времени прошло… Он не заметил, как в военных походах, рыцарских турнирах, дорожных стычках и веселых пирушках пролетело целое десятилетие. Не раз за это время он влюблялся и был любим, интриговал при дворе и не гнушался политикой, прослыв человеком, пекущимся о благе отчизны и немало в том преуспевшим. Он прославился как рыцарь и командир отряда королевской гвардии в пятьсот человек, снискал известность как музыкант и поэт, и народ благословлял имя Лотто, помня его добрый нрав, надеясь, что, несмотря на козни королевы-мачехи, он рано или поздно станет королем.

Он многое успел с тех пор, как последний раз побывал в этих краях, но сейчас, едучи на верную смерть и подводя итоги сделанному, принц должен был признать, что вел жизнь мотылька, бездумно порхающего с цветка на цветок и послушного легчайшему дуновению. Идеалы, совсем недавно казавшиеся достойными того, чтобы, не задумываясь, отдать за них жизнь, представились ему вдруг до обидного мелкими и незначительными, а подвиги — не стоящими упоминания даже в летописи их королевства. А уж королевство-то, Всеблагий Боже! Его и на карте-то не сразу найдешь.

Принц Лотто печально улыбнулся, ему было до отчаяния жаль себя. Прожив тридцать с лишним лет, он вдруг понял, что ему не с чем предстать перед суровым судом Вседержителя, нечем оправдать великую милость, которую тот оказал ему, позволив явиться в этот мир.

Он участвовал в жестоких сечах с соседями за клочок спорной земли, но обогатилось ли от этого королевство? У него есть десятка полтора внебрачных детей, но ни одного из них он не видел. Будущее их обеспечено, но только одному Господу известно, как сложится их судьба и не станут ли они всю свою жизнь проклинать случайного отца. А их матери… Вспоминают ли они хотя бы изредка о своем знатном возлюбленном, а если вспоминают, то добром ли? Кто в целом свете опечалится, узнав о его смерти? Боевые друзья и участники веселых застолий? Быть может, первые полгода они и будут поминать его при случае, а потом легко забудут, как и сам он забывал погибших товарищей…

Джано? Вряд ли. Скорее всего, он без труда найдет себе нового господина и так же лихо будет рубиться во славу королевы-мачехи, как делал это прежде ради наследного принца. Да, у мальчишки еще вся жизнь впереди и ему незачем следовать за своим рыцарем на верную смерть. Принц придержал коня.

— Джано! Останься тут. Если до третьего рассвета я не вернусь, отправляйся к королю с известием о моей смерти.

— Но, господин!..

— Ты слышал? Оставайся тут. А еще лучше — вернись и жди меня около дуплистого дуба. Ты храбрый юноша, но едва ли твой зоркий глаз и твердая рука понадобятся мне в борьбе со злыми силами Железного Замка. Передай мне копье, шлем и часть наших припасов.

— Но, господин!

— Исполняй. И если я не вернусь, не печалься обо мне. И не вздумай меня разыскивать: отпущение грехов я уже получил у моего друга-епископа, а где будут гнить мои останки, мне совершенно безразлично. Тем более что оплакивать их все равно некому. Не перечь и делай, как я велю! — повысил голос принц, заметив, что юноша собирается ему возразить.

* * *

На дороге все чаще стали попадаться одетые мхом скелеты мелких животных, из чего принц заключил, что цель его похода близка. Кости во множестве погибшего здесь зверья произвели на Лотто тягостное впечатление, и тем не менее его не покидала смутная надежда, что все еще обойдется. Иначе откуда этот несмолкающий птичий гомон или семейство зайцев, замеченное им на одной из придорожных полянок, поросших невысокой сочной травой? Помнится, трактирщик клялся-божился, что ни птицы, ни звери здесь больше не живут. Да и все слышанные принцем легенды говорили о том же. Значит, либо слухи о здешних ужасах были сильно преувеличены, либо что-то в лесу успело за это время измениться. А если так, то…

Где-то вдалеке громко и зловеще закаркала ворона, и принц, вздрогнув, крепче сжал древко копья, поймав себя на том, что здорово трусит. Впрочем, это и немудрено. Если бы у Железного Замка его поджидал отряд меченосцев Черного Рудольфа или, скажем, копейщики Джека-малыша, он бы не ощутил и тени страха, но при мысли о таинственном Нечто, несущем смерть всему живому, на лбу у него выступила холодная испарина. Честно говоря, принц совершенно не представлял, как могут выглядеть силы зла и что он должен сделать, чтобы расколдовать Железный Замок и Зачарованный Лес. Если ему придется биться с существами, которых можно пронзить копьем или поразить мечом, тогда все в порядке — таким делам он обучен. Но ведь зло может принимать любое обличье — вот и трактирщик говорил что-то о голубом дыме и черных облаках, а это, надо сказать, совсем иное. Как можно сражаться с дымом и облаками?

Конечно, на случай чего-нибудь в этом роде он запасся множеством ладанок, амулетов и оберегов, однако епископ Саутский, старинный его приятель и не последний боец в королевстве, по секрету предупредил принца, что хоть предметы эти и обладают несомненной охранной силой, лучше бы он не особенно на них рассчитывал, а положился на собственный ратный опыт, верный меч и копье. Ничего удивительного, что после напутственных слов епископа принца едва не покинула вера в способность подобных вещиц рассеивать злые чары, а страх перед Железным Замком заметно возрос.

Впереди лес неожиданно посветлел, и вскоре принц, издав тихий возглас удивления, остановил коня. Перед ним открылась гигантская поляна, скорее даже поле, сплошь заваленное стволами деревьев, в центре которого — на расстоянии нескольких миль — возвышался Железный Замок, увенчанный сияющим куполом. Но сколько принц ни вглядывался в даль, рассмотреть его как следует было невозможно — мешало бьющее в глаза солнце. И тогда он сосредоточил свое внимание на окрестностях.

Даже сейчас, по прошествии стольких лет, нетрудно было догадаться, что здесь произошло. Какая-то исходящая от замка сила повалила окружающие деревья. Некоторые были обломаны, другие — вырваны с корнем. Ровная стена уцелевшего леса кольцом опоясывала замок и поле.

Принц тихонько присвистнул, глядя на мощные лесные гиганты, поваленные неведомо кем и для чего. Ну и ну! Такое даже армии лесорубов не под силу!

На открытом месте солнце стало припекать сильнее, принц скинул плащ, снял шлем и еще раз растерянно огляделся по сторонам. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что добраться до замка на коне невозможно, да и пешему сделать это будет непросто.

— Щит и поножи придется оставить. А может, и еще кое-что, — проворчал принц, не отводя глаз от чудовищной просеки, напоминавшей поле боя, усеянное телами павших воинов. Он был готов ко всяким неожиданностям и чудесам, но такого даже представить себе не мог…

Идти было тяжело — деревья образовали почти непреодолимый заслон, и принцу постоянно приходилось пускать в дело меч и прорубаться сквозь завалы, охранявшие замок от непрошеных посетителей лучше рвов, наполненных водой, крепостных стен и валов. Он не ожидал, что ему предстоит такой адский, тяжелый и длительный труд, и не раз уже и про себя, и вслух проклинал тот день и час, когда герцогине Венсане пришла в голову мысль послать его в Зачарованный Лес.

Он готов был биться с сотней врагов, готов был погибнуть, сражаясь с нечистью, живущей в Замке, но превратиться в лесоруба… Нет, это занятие не для принца. Ему приходилось махать своим прославленным Сокрушителем, словно это был не боевой меч, сработанный лучшим мастером королевства, а простой топор, вышедший из-под молота деревенского коваля-неумехи. Опасаясь нападения обитателей замка, он не мог снять панцирь и был вынужден, словно вьючный мул, тащить на себе копье и съестные припасы.

Лотто представил, как забавно он выглядит сейчас со стороны, и заскрипел зубами. И все же надо идти вперед, другого выхода нет. Принц снова поднял меч и с яростью обрушил его на гибкие, тянущиеся к лицу, словно живые, ветви поверженного исполинского дуба.

Чем ближе он подбирался к замку, тем больше поражала его архитектура этого диковинного здания. Центральная часть его больше всего походила на гигантский стальной шлем, стянутый у основания широким выпуклым обручем. Однако сильнее всего изумило принца то, что громада эта не стоит, а висит над землей, опираясь обручем на пять массивных металлических башен-колонн. Даже издали замок производил внушительное впечатление. Своими размерами он, пожалуй, превосходил королевский дворец, строившийся без малого сто лет, и принца то и дело одолевали сомнения: не пора ли одуматься и, пока не поздно, повернуть назад. Те, кто способен был создать такое чудо, наверняка смогут его и защитить. Да и мыслимое ли дело отважиться на единоборство с теми, кто сумел повалить могучий лес? А ведь если верить рассказам Барба-жонглера, на подступах к замку его поджидают железные стражи, похожие на птиц и гигантских пауков…

— Ну, это-то пустяки, мне бы только из завалов выбраться, — переводя дух, пробормотал принц, с удивлением оглядывая молодую березку, вылезшую к свету из-под своей погибшей прародительницы. — Мне бы только до замка дойти, а уж на открытом месте я себя в обиду не дам. Да и железные стражи — это вам не голубой дым, с ними уж как-нибудь разберемся…

Принц отер пот со лба и осмотрел лезвие меча. Ни одной зазубрины — вот что значит хороший мастер!

* * *

Когда принц вышел на поляну, отделявшую замок от бурелома, его поразило отсутствие кустов и деревьев. Ничто, кроме густой, похожей на ковер травы, не росло ни на разделительной полосе шириной в добрую милю, ни под самим замком, сверкающей громадой нависшим над незваным гостем. Судя по обугленным стволам на краю завала, когда-то здесь бушевал пожар, который и расчистил это место от деревьев. Но почему тогда огонь не перекинулся на бурелом и почему так сверкают стены замка? Если здесь действительно был пожар, они должны быть закопченные и уж во всяком случае потемнеть, покрыться патиной: десять лет — срок более чем достаточный. Впрочем, если замок заколдованный, все может быть.

Принц разглядывал высящуюся перед ним громаду, пытаясь обнаружить окна, двери или хотя бы швы между металлическими листами, но все его старания были тщетными. Замок производил впечатление монолита, цельнолитого сооружения из голубоватого металла, и, казалось, нет никакой возможности проникнуть в его внутренние покои. А может, так оно и было и все рассказы о том, что кто-то уже побывал там, лишь досужие вымыслы? Но кому и для чего нужно было создавать этакий колосс?

Разглядывая замок и прилегающие к нему луга с их ровной, как на королевских ристалищах, травой, принц на время забыл об опасности, которой подвергался, стоя на открытом месте. Чтобы прогнать внезапно навалившуюся усталость и вырваться из усыпляющих бдительность пут тишины и покоя, принц потряс головой, звякнул мечом о пластинки панциря и постарался припомнить самые жуткие рассказы о Железном Замке и его обитателях. Это помогло и если и не вернуло бодрость, то хотя бы заставило сосредоточиться.

Принц осмотрелся, размышляя о том, что лучше: попытаться добраться до замка сейчас или подождать темноты и двигаться дальше под ее покровом. Последнее казалось более разумным, однако именно ночью злые силы властвуют на земле безраздельно, и если его успели заметить, то подобное промедление позволит неведомым противникам подготовиться, измыслить какую-нибудь хитроумную ловушку или устроить засаду… После недолгих колебаний принц еще раз окинул окрестности пытливым взглядом и зашагал к замку.

Он прошел уже больше половины расстояния, отделявшего его от ближайшей башни-колонны, диаметр которой, по самым скромным подсчетам, был не меньше сотни локтей, когда до него донеслось негромкое стрекотание. Принц остановился и почти сразу заметил в тени замка какое-то движение.

— Начинается, — пробормотал он, поудобнее перехватывая тяжелое копье, предназначенное для верхового боя. Пользоваться таким оружием в пешей схватке было не слишком удобно, однако от удачно нанесенного копьем удара не спасал ни панцирь, ни даже двойная кольчуга, сработанная трирскими оружейниками.

Принц не понял, прятались его противники в тени башни или находились внутри нее. Он даже не успел задуматься над этим, настолько поразил его их внешний облик. Значит, Барб-жонглер не врал и железные пауки действительно существуют! Принц попятился, но тут же взял себя в руки — немало побед одержал он над закованными в сверхпрочные латы противниками, не к лицу ему показывать спину каким-то железным таракашкам!

Впрочем, справедливости ради следовало признать, что эти пауки были мало похожи на тех, о которых престарелый жонглер рассказывал, закатывая глаза от ужаса. Их металлические тела, напоминавшие заостренные с обеих сторон зерна, достигали четырех локтей в длину и опирались на восемь тонких суставчатых ног. Выглядели чудовища дико, однако, глядя на них, принц почему-то не испытывал ни суеверного страха, ни отвращения, хотя мальчишкой терпеть не мог здешних пауков-мохначей, самые крупные из которых размерами не превосходили кулака взрослого мужчины.

Серебристые твари, прятавшиеся в тени замка, снялись с места и с громким стрекотом вылетели навстречу принцу. Теперь они казались ему скорее похожими на изящных водомерок, он даже испытал легкое разочарование оттого, что ему придется сражаться с такими хрупкими созданиями.

Дюжина «водомерок» легко скользила по траве, охватывая принца полукольцом. Возможно, намерения у них были самые недружелюбные, но он не мог разглядеть ни страшных, истекающих ядом жал, ни горящих ненавистью глаз, ни крючьев на лапах, которые так смачно описывал Барб. Ну, да что с жонглера взять, коли сам он их не видел?..

Принц замер, готовясь принять на острие копья первую же «водомерку», которая вздумает броситься на него. Время словно замедлило свой ход. Мгновения превратились в минуты, бег «водомерок» тоже, казалось, стал не таким стремительным… Принц перевел дух. Нет, не померещилось! Бег их и впрямь замедлился, и вот уже вся дюжина «водомерок» замерла в полутора десятках локтей от принца. Длинные гибкие усики на их гладких металлических мордах шевелились, издавая негромкое и даже, можно сказать, мелодичное стрекотание. Теперь принц видел их совсем близко и мог поклясться, что на этих-то усиках и находятся круглые и выпуклые, как у стрекозы, глаза «водомерок».

Несколько минут они недвижно стояли друг против друга, потом принц не выдержал и спросил чуть охрипшим голосом:

— Ну так что же вы?

«Водомерки» продолжали что-то стрекотать, не двигаясь с места, и тогда принц решительно шагнул вперед:

— Раз нападать не собираетесь, пропустите меня!

Он сделал еще несколько шагов, держа копье наготове, и тут две замершие перед ним «водомерки» скользнули в разные стороны, освобождая путь к замку.

— Ну то-то! — усмехнулся принц и шагнул в образовавшийся проход, краешками глаз продолжая наблюдать за «водомерками», а те, словно получив какую-то команду, перестроились в две шеренги, образовав то ли почетный эскорт, то ли отряд конвоиров.

— Ладно, следуйте за мной. Только без подлостей, — предупредил принц и, погрозив «водомеркам» копьем, зашагал к замку, пламенеющему, словно драгоценный лал, в лучах заходящего солнца.

* * *

Чем ближе подходил принц к замку, тем больше тот изумлял его. Он уже успел привыкнуть к его размерам и странной форме, но вот отсутствие дверей и окон… Сколько ни вглядывался принц, он не мог различить на его гладкой, до зеркального блеска отполированной поверхности ни заклепок, ни швов, ни каких-либо иных соединений. Даже подойдя к основанию утонувшей в земле башни-колонны, он не нашел ничего, что указывало бы на рукотворное происхождение этого исполина, и первый раз подумал, что попасть в замок будет вовсе не так просто, как это ему поначалу казалось.

С некоторым опасением он коснулся ладонью холодной металлической поверхности и тут же отдернул руку. Нет, ничего страшного не произошло, просто он ощутил едва уловимое колебание стены замка, словно это было живое существо, в недрах которого билось горячее сердце.

Принц почти закончил обход башни-колонны, когда глазам его предстали наконец желанные двери, а точнее, ворота в замок. Широкие, высотой в два человеческих роста, чуть утопленные в глубь основного массива стены, они были плотно затворены, причем рядом не было ни кольца, ни молотка, ни колокольчика — словом, ничего из того, чем пришедший мог бы известить обитателей замка о своем появлении. Не было у этих диковинных ворот ни ручки, ни замка, ни петель, ни даже щели между створками, в которую можно было бы просунуть лезвие меча и попытаться их отворить.

Принц помедлил, подозрительно оглядел «водомерок», собравшихся за его спиной в колонну по трое, и положил руку на створку двери. Нажал сначала легонько, потом сильнее, еще сильнее… Створки ворот не шелохнулись. Принц стукнул по ним кулаком, ногой, рукоятью меча…

Он стучал в них, пока не устала рука и вся безнадежность этого занятия не стала ему очевидна. Принц сел на траву и задумался.

Поход этот с самого начала представлялся ему довольно сумасбродной затеей, однако принц не предполагал, что дело может обернуться таким образом. Если, обойдя остальные башни замка, он не обнаружит открывающихся ворот — а так, скорее всего, и будет, — ему придется возвращаться восвояси несолоно хлебавши. И разумеется, в королевстве найдутся злопыхатели, которые не поверят (или сделают вид, что не поверили) ни единому его слову. Что ж, придется заткнуть десяток самых крикливых глоток, хотя самая голосистая, принадлежащая королеве-мачехе, долго еще будет извергать на него хулу, и ничего с этим не поделаешь. Но зато он вернется домой живым. А Венсана… Пусть уж она сама решает, выполнил ли он клятву. В конце концов, на все есть воля Божья, и раз он не смог попасть в замок, значит, не ему предназначил Господь свершить это деяние. А Венсана… Ну что же, она мила, умна, и женитьба на ней сразу положила бы конец его денежным затруднениям, но ведь на ней свет клином не сошелся…

Принц рассеянно наблюдал за терпеливо ожидающими чего-то «водомерками», в обществе которых, судя по всему, он будет вынужден провести нынешнюю ночь, и ничто не предвещало последовавшего вскоре приступа ярости. Он спокойно думал о предстоящем возвращении, как вдруг в глазах у него вспыхнул алый свет, губы искривились судорогой, а рука сама собой легла на рукоять меча… Несколько минут он молча и упорно боролся с собой, загоняя на место темного зверя, поднявшегося из глубин его подсознания. Но вот красная мгла в глазах принца начала редеть, и сквозь нее проступили очертания розовых башен, розовых «водомерок», в розовой траве появились изумрудные отливы… Лотто прислонился к холодной стене замка и закрыл лицо ладонями.

Приступ прошел на удивление быстро — наверно, потому, что никого поблизости не случилось, а то бы не избежать смертоубийства. Эта алая, гасящая сознание ярость досталась ему в наследство от отца, в порыве бешенства зарубившего свою жену — мать Лотто. Во время таких припадков у короля или его сына придворные, стараясь не попадаться им на глаза, отсиживались в самых неожиданных местах. Если приступ ярости настигал принца на поле брани — а это случалось нередко, — он был способен в одиночку обратить в бегство полсотни воинов противника, поскольку страх смерти и чувство боли покидали его.

Но почему сейчас, именно сейчас, вспыхнул перед его глазами алый свет? Обычно он чувствовал приближение приступа заранее, иногда за час, за два, и старался встретить его один и без оружия. Впрочем, и безоружный принц Лотто мог натворить немало бед.

Но сейчас… Все шло хорошо, не было никаких причин для вспышки… Или были? Тут принц с радостью ощутил, что к нему возвращаются силы, совсем было его покинувшие. В голове прояснилось, и все встало на свои места. А причины все-таки были, и очень веские: он не хотел ехать в столицу, он не хотел видеть ни Венсану, ни короля-отца, ни королеву-мачеху. Он шел сюда, чтобы умереть. Он знал, что должен умереть, он готов был умереть, он хотел умереть…

Стена лживых и лицемерных харь, прикинувшихся людьми, встала перед глазами принца. Подосланные убийцы, убийца-отец и стремящаяся не отставать от него убийца-мачеха… И кредиторы, разом решившие взыскать с него все долги. И Венсана, которая, уж верно, не сама надумала послать его к Железному Замку…

Принц поднялся на ноги.

— Эта дверь должна открыться. Я хочу, чтобы она открылась, какие бы жуткие твари ни таились за ней! Я хочу умереть как рыцарь, с мечом в руках!

Да, именно так: не бросаться в отчаянии на собственный меч, не ждать, когда лучший друг подсыпет в твой кубок яд из перстня или лукавый трактирщик в чаянии грядущих милостей вонзит тебе спящему вилы в спину! Нет, в битве со злом он хочет обрести свою смерть!

Неожиданно принц ясно представил себе, как распахиваются массивные створки ворот, и поднял меч…

Послышался громкий вздох. Створки ворот разъехались, и из проема выполз металлический пандус. Принц подобрал копье, быстро взбежал по пандусу и оказался в ярко освещенном зале. Следом бросились «водомерки», и ворота с легким шипением закрылись.

* * *

«Попался!» — пронеслось в голове у принца. Зал, в котором он очутился, был достаточно просторен и высок, чтобы в нем можно было орудовать копьем, однако четыре стены есть четыре стены: рано или поздно его здесь осилят.

Он решил, что уж теперь-то «водомерки» точно бросятся на него, однако серебристые твари безучастно замерли у входа и не выказывали никаких агрессивных намерений. Даже стрекотать перестали.

Настороженно поводя глазами по сторонам, принц, подобравшийся, словно сжатая стальная пружина, готовая вот-вот распрямиться, ожидал, что с минуты на минуту какая-нибудь стена разверзнется и на него полезет клыкастая, зубастая, рогатая нечисть, но ничего такого не происходило. Он почувствовал, что откуда-то подул горячий ветер, потом в воздухе запахло чем-то приторным, желтый свет, льющийся с потолка, сменился голубым. Тело стало слегка покалывать невидимыми крохотными иголочками. Что-то вокруг все время менялось, но это что-то было почти нематериальным и не представляло опасности.

— Интересно, что сие колдовство значит? — негромко бросил принц в пустоту и с удивлением обнаружил, что его вопрос услышан. В стене напротив отворились не замеченные им прежде двери, за которыми оказалась маленькая комнатка размером примерно четыре на четыре локтя. Принц нерешительно шагнул к ней и сразу понял, что с копьем он здесь не поместится. И тут же, с некоторым, правда, опозданием, ему в голову пришла другая мысль: «А зачем вообще в нее заходить? Может быть, его хотят заманить в какую-то новую ловушку, где сопротивление станет и вовсе невозможным? Если обитатели замка знают, зачем он сюда явился, — а не догадываться о его намерениях они не могут, — то это, конечно, ловушка, и надо постараться ее избежать. Хотя, с другой стороны…»

Никакой «другой стороны», с которой можно было бы взглянуть на возникшую перед ним каморку, он придумать не смог. Ничем иным, кроме как ловушкой, она быть не могла, однако с того момента, как принц увидел Железный Замок вблизи, у него возникло ощущение нереальности происходящего. И в этом полусне-полуяви чувство опасности притупилось, а только что пережитый страх перед западней показался ему почему-то смешным. Стоит ли чего-то опасаться тому, кто возжелал смерти? Может ли он отступить в тот самый миг, когда чрево замка раскрылось перед ним? Неужели его пустили сюда лишь для того, чтобы убить, и разве не могли обитатели замка расправиться с ним раньше? А ведь другие рыцари, судя по рассказам, не только побывали здесь, но и сумели вернуться назад… Мысли принца путались, и он не стал в них разбираться, а прислонил копье к стене и шагнул в каморку.

Наплечник звякнул о створку двери, не полностью ушедшую в стену, и вновь принц отстраненно, словно не о себе, а о ком-то постороннем подумал, что ведет он себя крайне опрометчиво. Впрочем, сожалеть о чем-либо было поздно — двери за спиной сомкнулись, и тут же в воздухе разлился аромат неизвестных цветов. В следующее мгновение принцу показалось, что комнатка странным образом уменьшилась, и он попятился. Теперь уже не могло быть сомнений: стены из тускло-серого металла сдвигались. Он вырвал меч из ножен, собираясь использовать его в качестве клина, и тут же почувствовал, что пол уходит у него из-под ног.

* * *

…Железный гроб начал тихонько подрагивать, желтое свечение, идущее откуда-то сбоку, сделалось ярче, а вверху в стене стали раскрываться щели и отверстия всевозможных форм и размеров. Из одного выполз блестящий червь, а из другого показался громадный глаз. К распростертому телу принца потянулись металлические и хрустальные трубки, цилиндры, шары, гибкие прозрачные жгуты. Из стены слева выдвинулось несколько шкатулок неизвестного назначения, покрытых замысловатыми рисунками и письменами. Он почувствовал, как холодные присоски коснулись лица и рук.

Принц хотел рвануться в сторону, закричать, но тело его осталось неподвижным, и голоса своего он не услышал. Непослушными губами он стал шептать «Боже, услыши и спаси…» и с ужасом обнаружил, что помнит лишь первую треть молитвы. Проклятие! Он воззвал к святым мощам и оберегам, вшитым в рубаху и намертво вделанным в доспехи, но видение не рассеивалось, и принц с горечью подумал, что прав был его друг-епископ: негоже воину уповать на охранные вещицы больше, чем на себя самого.

— Господи, ты видишь, что делают с твоим верным слугой дети тьмы… — Принц решился наконец обратиться к Всевышнему непосредственно и без соблюдения этикета, но в этот момент увидел, как внутри одного из жгутов, присосавшихся к его левой руке, быстро поднимается красная жидкость. «Кровь, наверно», — подумал он, забыв о начатом обращении к Богу. Стало быть, ради того, чтобы насытить этих прозрачных пиявок, его и пустили в замок?

Он попробовал пошевелить правой рукой. «Если бы только дотянуться до кинжала…» Но пальцы не хотели слушаться. Впрочем, боли он не чувствовал. Может быть, это все ему снится? Сколько раз, бывало, он сражался во сне с неведомым противником, который, принимая удар за ударом, лишь хохотал из-под забрала. Принц не мог поразить его: Сокрушитель проходил сквозь тело неуязвимого незнакомца, как сквозь воду, не оставляя после себя никаких следов и не причиняя ему вреда. Но и сам он не страдал от секиры противника, каким бы грозным ни был ее вид, как неотвратимо ни блистала бы она перед его глазами… Это был глупый, отвратительный сон, но проснуться принцу никак не удавалось. Снова и снова закрывал он глаза, но, открыв их, убеждался, что диковинные твари и не думают пропадать.

Сделав еще одну отчаянную попытку добраться до кинжала, принц совсем обессилел и вновь, на этот раз уже почти бессвязно, воззвал к Господу. Если это сон, пусть он прекратится, а если явь, пусть смерть избавит его от вида мерзких тварей, сосущих соки из не очень набожного, но все же честного рыцаря.

И Всевышний внял его мольбам: принца Лотто объяла темнота и тишина, и он перестал ощущать свое тело.

* * *

Где-то неподалеку нудно и протяжно звонил колокол, призывая жителей деревни на вечернюю молитву. Принц открыл глаза и уставился в низкое желтое небо, ощупал руками ровную металлическую поверхность под собой и, приподнявшись на руках, сел. Так и есть: поблизости не было ни деревни, ни колокольни. Он находился в Железном Замке — в комнате с серыми стенами. Вынутый из ножен Сокрушитель лежал на полу.

Принц спустил ноги со своего жесткого ложа и нагнулся за мечом. Колокол в голове загудел громче, и ему снова почудилось, что стены и пол меняются местами, опрокидывают его, превращаясь в металлический гроб. Он пошатнулся, но все же устоял на ногах и подумал, что пора бы стенам раскрыться и выпустить его из Комнаты Снов. Сны были чудовищными, и вспоминать о них принцу не хотелось.

Осмотревшись, он подобрал седельную сумку с припасами, достал из нее плоскую глиняную флягу и сделал несколько глотков. Укладывая флягу на место, он обратил внимание на запястье левой руки. Там, чуть повыше широкого серебряного браслета, синел круглый след от присоски. Принц вздрогнул. Значит, это был не сон?.. Но почему же тогда он остался жив?..

Почувствовав легкое головокружение и тошноту, принц оперся плечом о стену и тут же ощутил, что она начинает медленно отползать в сторону. Поборов охватившую его слабость, он шагнул в образовавшийся проход и оказался в низкой квадратной комнате. Едва двери сомкнулись, он понял, что попал в какой-то диковинный подъемник, который, повинуясь команде невидимых хозяев замка, беззвучно устремился вверх.

* * *

«Водомерка», спешившая по коридору с зажатым в передних лапах ларцом замысловатой формы, замерла перед принцем, словно собака, ожидающая команды охотника, и, не получив никаких приказов, унеслась куда-то по своим делам. Принц проводил ее рассеянным взглядом и, остановившись у одной из дверей, мысленно представил, что она раскрывается.

Створки бесшумно разошлись в разные стороны, и он, не переступая невысокий порог, заглянул внутрь. Длинные металлические конусы, выступающие из пола, высокие, во всю стену, шкафы с круглыми стеклянными окошечками на уровне человеческого лица, столы, испещренные цветными кружками, матовые опаловые кристаллы над ними… Одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться, что и здесь хозяев замка нет. Скользнув равнодушным взглядом по непонятным предметам, загромождавшим комнату, принц вновь зашагал по бесконечному коридору.

Лотто не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он попал в Железный Замок, — несколько дней или недель. Здесь не было ни дня, ни ночи, светящиеся потолки зажигались, как только он входил в помещение, в противном случае довольно было пожелать, чтобы вокруг стало светло, — и мысленная команда немедленно исполнялась. Иногда свет в залах и комнатах исходил не от потолка: светились стены, полы или отдельные их участки, причем принц заметил, что свет этот не давал тепла. Впрочем, светящиеся стены, потолки, раскрывающиеся при его приближении двери и прочие чудеса Железного Замка, в изобилии встречавшиеся принцу, уже перестали его удивлять. Бесшумные подъемники, самодвижущиеся лестницы и ковры, залы с гудящими, похожими на детскую юлу колесами, размерами не уступающие Пиршественному покою королевского дворца (в каждом из них без труда мог разместиться весь его гвардейский отряд вместе с заводными лошадьми, слугами и оруженосцами), — все это первое время поражало воображение принца, восхищало и ужасало, но постепенно он стал относиться ко всему окружающему если не равнодушно, то, во всяком случае, спокойно — именно так, вероятно, и должны выглядеть чертоги колдунов и волшебников, решил он. Лотто перестал опасаться ловушек и засад, и, пожалуй, только одно действительно изумляло и интриговало его — отсутствие людей.

Тщетно искал их принц, плутая по лабиринтам Железного Замка. Он ни разу не видел ни одной человеческой фигуры, ни разу не мелькнул в глубине коридора силуэт чародея, спешащего скрыться от глаз нахального пришлеца. Только «водомерки» стремительно и бесшумно сновали тут и там, занятые непонятными принцу делами.

Несмотря на то что провизия, принесенная им с собой, давно кончилась, принц не испытывал недостатка в пище и питье. Понемногу он освоился с местными порядками и узнал (вышло это, правда, случайно), что, если мысленно обратиться с просьбой к любой из «водомерок», та спустя некоторое время исполнит требуемое. Пища выглядела несколько странно и была почти безвкусной, однако разноцветные твердые и желеобразные кубики, завернутые в прозрачную материю, отлично утоляли голод. Питье же, упакованное в небольшие цилиндрики, которые «водомерки» протыкали своими лапами, перед тем как передать принцу, было просто изумительным.

За время скитаний по залам и переходам Железного Замка принц часто сталкивался с «водомерками» и, наблюдая за ними, заметил, что эти металлические твари обладают удивительными свойствами. Так, например, они могли менять свои конечности и вместо ног прикреплять что-то вроде клешни, кинжала или другого орудия, необходимого им для производства тех или иных работ. Кроме того, их глаз мог светиться не хуже фонаря, и они были способны таскать немалые тяжести. Однажды принцу довелось увидеть, как три «водомерки» лечили четвертую, расчленив ее туловище и запустив в ее нутро свои лапы. Из этого он сделал вывод, что «водомерки» — не живые существа, а механические слуги, сделанные обитателями замка себе в помощь.

В том, что здешние обитатели похожи на людей, принц уже не сомневался. Блуждая по замку, он часто видел в разных комнатах и залах столы и кресла, явно предназначенные для существ, имеющих человеческий облик. Наблюдение это еще больше усилило желание принца познакомиться с ними поближе. Однако поиски его оставались безрезультатными.

Иногда принцу казалось, что обитатели замка давно умерли и искать их бесполезно. Подчас его охватывала нестерпимая тоска по солнцу и бескрайнему небу над головой, тоска по людям. Ему хотелось как можно скорее выбраться из Железного Замка, где он казался себе заживо погребенным. Принц едва сдерживался, чтобы не позвать «водомерку», которая вызволила бы его отсюда. Впрочем, убедить себя не поддаваться минутному порыву было нетрудно, стоило лишь подумать о том, какой прием окажут ему в столице. Джано, вероятно, уже успел известить короля о смерти наследника престола, а королева-мачеха не замедлила справить по нему пышные поминки. Надо думать, после всего этого его появление на площади Семи фонтанов произведет на жителей столицы неизгладимое впечатление. Да, пожалуй, только верный конь еще ждет своего пропавшего хозяина и друга, бродя где-нибудь возле лесного завала, который окружает замок. Но возвращаться ради коня, право же, смешно! К тому же он еще не выполнил свою клятву — разве Зачарованный Лес перестал быть зачарованным?

Словом, у принца хватало причин, чтобы оставаться в Железном Замке, но главной из них, бесспорно, было желание во что бы то ни стало увидеть его обитателей, существ, сумевших сотворить чудо, равного которому не было и нет на свете. Именно это желание и заставляло его вновь и вновь шагать по бесконечным коридорам, подниматься и опускаться с этажа на этаж в замаскированных под обычные комнаты подъемниках, ездить на самодвижущихся лестницах и коврах, снова и снова заглядывать в бесчисленные залы и комнатушки, криками будить тишину переходов. В зависимости от настроения принца крики его были то грозными и вызывающими, адресованными затаившимся недругам, то тревожными и нетерпеливыми, предназначенными неизвестным друзьям, попавшим, может быть, в беду и ожидающим помощи. Но ни в залах, ни в комнатах и переходах замка людей не было, и на призывы принца отзывалось лишь насмешливое эхо.

* * *

Разглядев содержимое первого матового кристалла, принц в ужасе отпрянул — там, погруженный в голубоватый туман, лежал человек! Принц протер глаза и прочертил в воздухе магическую пентаграмму, обороняющую от злых сил. Хотя он много раз убеждался, что в Железном Замке заклятия не действуют, привычка взяла свое.

Переждав несколько минут, принц, собравшись с духом, снова подступил к полупрозрачному кристаллу, похожему на опал, и заглянул в него, надеясь и одновременно побаиваясь, что человек, замурованный в нем, исчезнет. Но нет — и надежды, и опасения были напрасны. Сквозь клубящееся, подобно облаку, сияние он вновь увидел человека, заключенного в кристалле, словно муха в янтаре. Это был мужчина с темными, коротко остриженными волосами, причем черты его бледного худощавого лица живо напомнили принцу епископа Саутского. Мужчина был одет в плотно облегающее трико, оставшиеся открытыми запястья и лодыжки опутывали прозрачные жгуты, при виде которых принц поежился.

Между тем клубящееся облачное сияние на мгновение скрыло лицо замурованного в кристалле, и принц сообразил, что никакой это не кристалл, а, скорее всего, нечто вроде хрустального гроба, наполненного каким-то таинственным составом, не дающим телу мертвеца разлагаться.

— Велика власть служителей тьмы! — пробормотал он, отступив от хрустального гроба, и окинул взглядом длинное низкое помещение, в которое привел его случай. Хрустальные гробы стояли вдоль стен, и было их по меньшей мере два десятка. И в каждом — человек? Неужели это и есть хозяева замка? Или это всего лишь их жертвы? Принц шагнул к следующему гробу. В первый раз он увидел здесь людей, и, кто знает, может быть, именно здесь он найдет разгадку всех чудес замка.

Во втором гробу лежала пышнотелая черноволосая женщина. Она была совсем не похожа на мертвеца, казалось, сон лишь на мгновение смежил ее веки, и принц, прошептав: «Чур меня, чур!», торопливо проследовал дальше.

Двое мужчин примерно одного с ним возраста, с мужественными открытыми лицами тоже показались принцу только дремлющими, и он невольно вздрогнул, представив, как хрустальные гробы один за другим открываются и из них встают ожившие чародеи. Впрочем, вглядываясь в удивительно правильные, чистые лица лежащих в гробах людей, принц вынужден был признать, что обладателей их легче принять за Божественных подвижников, чем счесть злокозненными ворожеями и мерзкими колдунами, цель которых — всячески пакостить человеческому роду.

Он подошел к пятому гробу и застыл как вкопанный. Под хрустальной крышкой в клубящемся золотистом тумане лежала золотая девушка. Принц почувствовал, как сильно забилось у него сердце, попробовал отвернуться, пройти мимо, но ноги сами привели его к ней.

— Как мотылек, лечу я на свечу, — прошептал принц непослушными губами.

Сначала он даже не мог как следует рассмотреть это божество, сияющее молодостью и красотой. Потом сквозь искрящуюся дымку стали проступать детали: золотистое трико, толстые золотые косы, спускающиеся к округлым коленям, покатые плечи, из которых вырастал цветок лица на упругом стебле шеи. Подчиняясь чарам, исходившим от пленительной незнакомки, принц наклонился над ней и уперся лбом в холодный кристалл.

— Это она… — прошептал принц, не в силах отвести глаз от нежного, источающего неземной свет лица спящей девушки. — Она, она… — пробормотал он, и руки его сами собой сделали движение, чтобы откинуть прозрачную крышку гроба. Исполнилась его мечта, грезы о сказочно прекрасной принцессе-чужестранке обрели плоть.

Приоткрытые губы девушки дрогнули, и принц, почувствовав, что ему не хватает воздуха, попятился и опустился на металлическое основание соседнего саркофага.

— Светлый лик ее явился мне…

В голове принца проносились обрывки никогда не слышанных им стихов, и медленная торжественная музыка звучала откуда-то из неведомого далека.

— В золоте хрустальных отражений Девы неземная красота…

Принц помотал головой, пытаясь избавиться от наваждения, но слова и музыка наплывали звенящими льдинками, затягивали в какой-то сладостный омут…

— Волнами волос ее рассветных я опутан был и опьянен, будто золотым дождем омытый, в сон волшебной тайны погружен…

* * *

— Проклятые чародеи! — в отчаянии воскликнул принц, отбросив бесполезного Сокрушителя. Хрустальная крышка гроба так плотно примыкала к металлическому основанию, что не оставалось ни малейшей щелки, в которую можно было бы просунуть лезвие меча, дабы использовать ее как рычаг. Хрусталь же был так прочен, что удары меча не оставляли на нем даже царапины.

— Что же делать? — Принц беспомощно оглянулся по сторонам и наклонился к цветным кружкам, вделанным в основание саркофага. Уже не в первый раз он с недоумением рассматривал овальные окошечки, за стеклами которых пестрели непонятные значки. Он догадывался, что эти чародейские письмена и закорючки как-то связаны с туманом, в который погружена Божественная Дева, что, вероятно, существует тайный шифр, при помощи которого можно освободить ее из хрустального гроба и разбудить от волшебного сна, — но как его узнать? Он уже пробовал читать немногие сохранившиеся в памяти молитвы, обращался к Всевышнему с горячими просьбами и, разодрав одежду, даже выложил на хрустальную крышку гроба все свои обереги и талисманы, однако, как и следовало ожидать, они не подействовали. Такие же точно цветные кружки он уже встречал в разных помещениях замка и знал, что если на них надавить пальцем, сработает невидимая пружина, и они утонут в массиве стены. Он хотел было нажать и на эти, но не посмел — кто знает, не причинит ли это вреда Божественной Деве?

В задумчивости принц опустился на пол. Он не ел и не пил с тех пор, как попал в эту уставленную хрустальными гробами комнату, а времени, вероятно, прошло уже немало. Может, на сытый желудок голова у него будет работать лучше, и стоит позвать «водомерку», попросить, чтобы она принесла ему воды и пищи? Он сосредоточился, послал мысленный приказ в глубины замка и снова уставился на испещренную таинственными знаками стену саркофага.

Легкий топоток «водомерки» заставил его очнуться от раздумий. Приблизившись, она протянула ему цилиндрик с питьем и несколько цветных кубиков, скрепленных между собой прозрачной смолой.

Не дожидаясь, когда «водомерка» откупорит цилиндрик, принц пробил его крышку кинжалом и сделал несколько глотков желтой горьковатой жидкости. Потом взгляд его упал на «водомерку», неподвижно ожидавшую приказаний, и догадка, яркая, как вспышка молнии, мелькнула у него в мозгу. А почему бы не попросить «водомерку» открыть хрустальный гроб? Быть может, она знает тайный шифр?

Принц поднялся и, глядя на спящую Деву, попытался как можно отчетливее представить откинутую крышку гроба. «Водомерка» зашевелила усиками, блеснула расположенными на них глазами и двинулась к саркофагу. Принц затаил дыхание. Вот ловкие лапы коснулись зеленого кружка, утопив его в основание саркофага, синего, надавили на металлический рычажок…

— Ну?.. — нетерпеливо спросил принц.

«Водомерка», словно испугавшись его голоса, перестала стрекотать и стремительно унеслась из зала.

Под хрустальной крышкой гроба по-прежнему плавало золотистое сияние, лицо Божественной Девы оставалось спокойным — она продолжала спать.

— Не получилось.

Усталость и апатия нахлынули на принца. Он сел на пол и, прислонившись спиной к стене соседнего саркофага, прикрыл глаза.

* * *

— А эла ви гу э лэ? — спросил глубокий бархатный голос.

Принц, очнувшись, вскинул голову и тут же, ослепленный, зажмурился. Потом медленно, не вполне веря в реальность происходящего, разлепил веки.

Девушка с сияющим, словно солнце, телом склонилась над ним. Ее лицо было совсем близко, концы ее кос касались его ног, а темно-фиолетовые глаза, широко распахнутые от изумления, глядели прямо в глаза принца.

— Вива ди моруэтэ гу интерна соло? Монари э нура элеверси? Буну э рэ?

Принц вскочил на ноги:

— Ты проснулась? Божественная Дева! О Дева Семи Небес, как я счастлив!

Губы незнакомки тронула улыбка, и принц почувствовал, как грохнуло, словно упало с гигантской высоты и разбилось вдребезги, его сердце, горячая волна омыла мозг. Нет, это была не Божественная Дева, это была прекраснейшая из смертных девушек! Быть может, заморская принцесса, но никак не Дева и не божество, требующее покорности и поклонения. Просто такой же человек, как он сам, существо, созданное из плоти и крови.

— А эла дидо э ла гу тарэ? — снова спросила девушка, но на этот раз в ее взгляде мелькнула тревога. Она протянула руку и коснулась пальцами чешуйчатого панциря принца. Потом наклонилась над распахнутым саркофагом и надавила на красный кружок.

— Фу туру лэ си ди санэ. — Девушка сделала принцу знак следовать за собой и вышла из помещения. Принц, мгновение поколебавшись, бросил последний взгляд на устланное золотистой тканью ложе открытого саркофага и двинулся за ней.

Девушка шла на удивление быстро, плавно покачивая бедрами, и принц не мог отвести взгляд от ее легкой и сильной фигуры. Странное одеяние ее, сначала смутившее его своей открытостью, так не похожее на тяжелые пышные платья придворных дам, теперь показалось ему очень естественным среди голых серо-стальных стен в коридорах и переходах замка. Девушка обернулась и, помахав рукой, скрылась в одной из комнат. Принц торопливо последовал за ней и оказался в низком полукруглом зале.

Он уже был здесь и сейчас с удивлением и опаской смотрел, как золотоволосая девушка, опустившись в центральное кресло, положила руки на наклонный металлический стол, усеянный рычажками, стеклянными окошечками и цветными кружками, испещренный замысловатыми надписями и закорючками.

Ее гибкие пальцы пробежали по поверхности стола, едва приметно коснулись рычажков, вдавили несколько цветных кружков — и тут же над ней зажглись три больших матовых кристалла, вспыхнули разноцветными огнями окошечки и глазки на центральном и соседних с ним столах.

Золотоволосая девушка продолжала колдовать над своими кружками и рычажками, а принц, на мгновение забыв о ее присутствии, устремил взгляд на ожившие магические кристаллы. На двух из них плясали, постоянно меняя очертания, диковинные символы, письмена и рисунки, смысл которых был принцу неясен, зато на третьем он увидел окрестности замка, выглядевшие так, словно зритель, превратившись в птицу, медленно парил над ними. Он почти сразу узнал покрытую травяным холмом поляну, древесные завалы и поднимающуюся вдали стену Зачарованного Леса.

— И впрямь колдунья! — пробормотал пораженный принц, сделал шаг назад и резко обернулся, ощутив присутствие в зале посторонних.

В распахнутых дверях стояли двое мужчин в серебристых трико, из-за их спин выглядывала пышнотелая брюнетка, совсем недавно мирно спавшая во втором саркофаге.

— Во вэвэ ра ю? Страга э коминэ? — строго спросил высокий худощавый мужчина, судя по всему, вождь чародеев, глядя на принца тяжелым неприятным взглядом.

— Не понимаю! — ответил принц, обнажая меч. Он не любил, когда на него смотрели так, как этот высокий мужчина.

— Тарэл ди нуота! — громко сказала золотоволосая девушка за спиной принца.

— Ли ин ли мэ! Тосовуси гу матиэри! Ги соло дэбрэи! — неожиданно тонким голосом воскликнула брюнетка, указывая куда-то вверх — вероятно, на ожившие магические кристаллы.

Вождь пробормотал что-то нечленораздельное и, не глядя на принца, поспешил к креслу, в котором сидела золотоволосая девушка. Остальные, оживленно переговариваясь на своем певучем языке и не обращая на принца ни малейшего внимания, двинулись за ним.

— Проклятие! — Принц вернул меч в ножны и растерянно уступил им дорогу.

В зал входили все новые и новые чародеи, о чем-то галдели, глядя на магические кристаллы, щелкали рычажками, и казалось, что им не было никакого дела до остолбеневшего принца. Они обходили его, словно статую, перебрасывались непонятными фразами, вызывали «водомерок», снова выходили в коридор, а он только крутил головой, силясь постичь, что же здесь происходит и почему его персона совершенно не вызывает интереса.

Между тем над наклонными столами зажглась еще дюжина магических кристаллов, что-то запищало, загудело, вождь чародеев принялся говорить в изогнутую железную трубу, выросшую из его стола, и она отвечала ему высоким размеренным голосом…

— Ну и волшебники… — обиженно и удивленно протянул принц и пожал плечами. Он чувствовал непонятное раздражение и разочарование. Принц понимал, что сейчас здесь происходит что-то важное и что он явно лишний в этом зале. Лучше бы ему куда-нибудь незаметно скрыться, но куда? И что ему делать дальше?

Он потер лицо ладонями: в голове теснились и путались мысли о клятве, Венсане, возвращении в столицу, о золотоволосой девушке и трактирщике, жаловавшемся на то, что из-за Железного Замка он вконец разорился. Принц попытался привести их в порядок, но, видя, что ничего путного из этого не выходит, решительно тряхнул головой и, подойдя к креслу золотоволосой девушки, положил руку на ее плечо.

Она с удивлением взглянула на него: дескать, кто он такой, что делает здесь, почему еще не исчез, и тогда принц, изумляясь, что язык повинуется ему, в свою очередь вопросил:

— Что здесь происходит? Кто ты, прекрасная? Человек или фея?

Под взглядом дивно мерцающих темно-фиолетовых глаз принц готов был рухнуть на колени, чего уже давно не совершал даже перед иконами. Черт с ним, с замком, клятвой и королевством, лишь бы еще раз услышать ее бархатный, ласкающий душу голос. И неважно, что он не поймет ни слова, может, это даже к лучшему.

Однако услышать голос золотоволосой девушки ему не пришлось. Подождав, не скажет ли он еще что-нибудь, она вопросительно взглянула на вождя, и тот разразился длинной тирадой, даже общий смысл которой был совершенно непонятен наследнику престола. Золотоволосая девушка нехотя кивнула и поднялась с кресла, которое тут же занял невесть откуда взявшийся мужчина с вытянутым лицом пророка. Золотоволосая девушка несколько мгновений смотрела на принца о явным неодобрением, потом, заметив его состояние, усмехнулась, обнажив ровный жемчуг зубов, и жестом велела ему следовать за собой.

* * *

Принц отстегнул ручные и ножные браслеты и встал с кресла. Поколебавшись, он снял легкий белый шлем и положил на низкий столик, — Тоэлла будет недовольна, ну да Бог с ней.

Подойдя к большому, во весь рост, глубокому и светлому зеркалу, принц некоторое время всматривался в свое отражение. Он обладал приятной наружностью, знал это и потому любил зеркала, однако в этот раз созерцание собственной персоны не доставило ему ни малейшего удовольствия и не только не умиротворило, а еще больше раздосадовало. Взять хотя бы серебристо-голубое трико, единственным украшением которого являлось невероятное множество карманов, в которые ему решительно нечего было класть. Изысканная, чрезвычайно приятная на ощупь ткань, да и покрой значительно удобнее его походной одежды, а главное — это подарок Тоэллы. И все же, как ни крути, в нем он похож на бродячего певца-жонглера. Нельзя сказать, чтобы принц не любил жонглеров, напротив, к лучшим представителям этой профессии он испытывал живейшую симпатию, однако наследнику престола подобное одеяние было явно не к лицу.

Кстати, о лице. Благодаря волшебной мази Тоэллы оно было великолепно выбрито — мазь замедляла появление щетины по меньшей мере на несколько суток. Но выражение лица… Выражение его было совершенно несвойственно принцу Лотто — воину, рыцарю, третьему после венценосной четы человеку королевства. Увы, сейчас в нем не было ни твердости, ни величавой надменности. Это было лицо мечтателя, поэта, человека более привычного к лютне, чем к мечу.

Принц сделал гримасу, которая должна была придать его лицу выражение решительности, непримиримости и гордого презрения ко всему на свете. Но стало еще хуже. Гримаса так и осталась гримасой, и, глядя на свое перекошенное лицо, принц не мог сдержать усмешки.

Неужели жизнь в Железном Замке, вид Тоэллы до такой степени изменили его? Принц шагнул к встроенному в стену шкафу, намереваясь извлечь из него меч-Сокрушитель: может быть, вид привычного оружия вернет его глазам холодный стальной блеск? Раскрыв дверцы шкафа, он несколько мгновений задумчиво глядел на верный меч, потом, вздохнув и пробормотав: «Прости», снял с полки инструмент, немного напоминающий лютню.

Принц вернулся в кресло и тихонько тронул струны, вспоминая, как легко перебирали их гибкие пальцы Тоэллы…

Досада и раздражение постепенно растаяли, осталась только печаль, которая не покидала принца с тех пор, как он увидел золотоволосую девушку. Что бы он ни делал, повинуясь указаниям Тоэллы, чувство это, вызванное ее прелестью и недосягаемостью, не пропадало, то усиливаясь, то уходя куда-то в самые глубины души. Даже сны принца оно окрашивало в безнадежные золотисто-фиолетовые тона.

Он просиживал долгие томительные часы перед какими-то ящиками, рассказывая, что делают движущиеся в глубине одного из них крошечные человеческие фигурки: сидят, лежат, бегают, разговаривают. Иногда он усилием мысли рисовал на светящейся поверхности магического кристалла своих друзей, врагов, военные схватки, городские торговые площади, пахарей, уныло бредущих за плугом, крестьян, мечущих стога, строителей, возводящих церкви и крепостные стены в Караканге. Он вспоминал пышные дворцовые балы и гвардейские учения, застенки подземных тюрем и посольские приемы, сопровождая возникавшие в магических кристаллах картины подробными пояснениями. Как умел он представлял карту обитаемого мира, описывал обычаи соседних держав и полумифических племен, живущих на окраинных землях.

Глядя на созданные им картины, золотоволосая девушка смеялась, ужасалась, восхищалась и в свою очередь показывала дивные сны наяву. Небольшая комнатка, отведенная принцу, внезапно увеличивалась, превращаясь то в гигантские спортивные арены, то в площади светлых просторных городов, где здания, словно исполинские обелиски, тянулись вверх так высоко, что их вершины терялись в облаках. Принц то оказывался в диковинных садах, где на тонких ветках приземистых деревьев покачивались фрукты, размерами превосходящие человеческую голову, то странствовал в подводном мире, где среди разноцветных сказочных рыб плавали совершенно обнаженные, божественно прекрасные люди, а со дна поднимались хрустальные купола волшебных дворцов.

Нажатием цветного кружка на одном из ящиков Тоэлла заставляла звучать в комнате удивительную музыку, от которой принц то плакал, как ребенок, то метался от ярости, желая вызвать на поединок всех рыцарей королевства. Иногда золотоволосая девушка брала в руки странный инструмент и сама играла принцу. Без труда освоив принесенную Тоэллой лютню, он тоже играл на ней и пел лучшие из известных ему песен. Бывали минуты, когда лицо девушки начинало светиться нежным внутренним светом, и принцу казалось, что вот-вот чары непонимания рассеются и она заговорит на его родном языке. Но чуда не происходило, и принц снова и снова вслушивался в чарующие звуки незнакомой речи, пытаясь по интонации догадаться, о чем говорит прекрасная Тоэлла.

Временами, когда золотоволосая девушка долго не появлялась, принц, устав от одиночества, отправлялся бродить по пустынным коридорам Железного Замка. Изредка ему встречались чародеи, занятые какими-то спешными, неотложными делами. Они обменивались с ним любезными поклонами, улыбались, всячески выказывая ему свою симпатию, однако принц ясно ощущал, что им не до него, и стремился поскорее уйти. Чувство одиночества от подобных встреч усиливалось, и однажды принц, поддавшись минутной слабости, едва не покинул замок. «Водомерка» проводила его к воротам, где он опять попал в усыпляющую комнату. В этот раз он, правда, уже не испытывал прежнего ужаса и, благополучно выбравшись из нее, спустился по пандусу на траву и долго любовался багровым закатным небом. Только мысль о том, что если он сейчас уйдет, то никогда больше не увидит Тоэллу, заставила его вернуться в замок.

И вновь потекло незаметное, тягучее время, лишенное деления на дни и ночи. Снова принц сидел перед волшебными ящиками, тосковал по настоящей мужской работе, бесился от тоски и одиночества, едва сдерживаясь, чтобы не начать крушить все вокруг. И снова приходила золотоволосая девушка, которая не могла не приметить счастливые огоньки, зажигавшиеся в глазах принца при ее появлении. А принц, глядя на Тоэллу, с удивлением думал о том, что, несмотря на одиночество и окружающие его железные стены, он счастлив. Печаль щемила его сердце, потому что он понимал, что это горькое странное счастье не может быть долгим…

* * *

Принц с изумлением стянул с головы волшебный шлем, соединенный гибкими жгутами с магическим кристаллом, и поднялся с кресла, не сводя глаз с Тоэллы.

На этот раз косы ее были расплетены, и волосы золотыми волнами струились и водопадом ниспадали с плеч. Вместо привычного трико на ней была белая с красным узором рубашка свободного покроя и короткая широкая красная юбка. Пояс и края этой юбки были украшены золотым орнаментом. В новом наряде Тоэлла показалась принцу еще прекраснее и желаннее, чем прежде, и он не смог сдержать возгласа восхищения:

— О божественная донна, как хороша ты сегодня!

— Та эва вералисимо эрг Лотто! — певуче ответила золотоволосая девушка, и тут же коробочка, повешенная у нее на груди, внятно произнесла металлическим голосом: — Рада приветствовать тебя, принц Лотто!

Принц вздрогнул от неожиданности и впился глазами в лицо Тоэллы.

— Ты изучила мой язык, божественная?

Золотоволосая девушка кивнула, произнесла длинную звучную фразу, и металлический голос без всякого выражения перевел:

— Мы многое узнали о тебе и твоем королевстве, ты не зря столько времени промучился в замке. Благодаря этому мы можем понимать друг друга.

— Тоэлла… — начал было принц и замолчал. Он так много хотел сказать золотоволосой девушке и так долго страдал из-за различия их языков, что сейчас все приготовленные слова вылетели у него из головы.

— Что же ты молчишь, красноречивый? — спросила Тоэлла, насмешливо улыбаясь. — Разве ты перестал быть принцем, рыцарем, не ведающим страха и упрека? Или ужас перед новым чародейством Железного Замка сковал твой язык?

— Его сковала твоя красота, божественная, — пробормотал принц и, повинуясь безотчетному порыву, опустился на пол перед золотоволосой девушкой и прижался лицом к ее коленям.

— Опомнись, подобает ли так вести себя принцу — наследнику престола? — спросила Тоэлла, и принц почувствовал, что ее пальцы погрузились в его волосы.

— Подобает. Чем влюбленный принц отличается от любого другого влюбленного? — прошептал он, касаясь горячим лицом прохладной кожи золотоволосой девушки.

* * *

— Скверно только, что каждый раз, прежде чем выйти из замка, приходится проходить через усыпительную комнату, — сказал принц, протягивая Тоэлле руку, чтобы помочь спуститься с пандуса.

— Я же говорила тебе, что эта комната необходима. Она лечит человека от болезней, не позволяя вынести наши в ваш мир и не давая вашим проникнуть в замок.

Принц кивнул. Он и сам заметил, что за время пребывания в Железном Замке ни разу не чувствовал ни малейшего недомогания. Даже алая ярость как будто оставила его в покое.

— Знаю, и все равно неприятно. Особенно когда эти прозрачные пиявки начинают сосать кровь из жил.

— Зато сегодня тебя ожидает сюрприз — мы сможем прогуляться до самого леса.

— Хм! Не очень-то через эти завалы погуляешь.

— А ты посмотри, — спрыгнув на траву, предложила Тоэлла.

Принц взглянул в указанном направлении и глазам своим не поверил — через бурелом шла узкая, прямая, как стрела, просека.

— Удивительно! Значит, вы все-таки решили выйти в наше королевство? — спросил он с надеждой.

— Нет, это сделано для нас с тобой…

Принц почувствовал, что золотоволосая девушка что-то не договаривает, но переспрашивать не стал. И без пояснений было ясно, что просека эта проложена еще и для того, чтобы он мог беспрепятственно уйти, когда Железный Замок поднимется в воздух, унося своих хозяев в их далекий заоблачный мир.

— Что же ты не предупредила? Может, мне вернуться и взять меч?

Тоэлла покачала головой и двинулась к просеке. Посмотрев на «водомерок», ползающих вниз головой по днищу центральной части Железного Замка, принц последовал за ней.

Они медленно шли к желто-красной стене Зачарованного Леса, и принц, полной грудью вдыхая пропитанный лесными ароматами воздух, думал о том, что провел в волшебном замке целое лето и что лето это было, пожалуй, самым лучшим в его жизни. Да и жил ли он прежде? Турниры, пограничные стычки, дворцовые интриги, хмельные пирушки казались ему сейчас далеким и сумбурным сном. Реальностью была Тоэлла — золотоволосая девушка, случайно вошедшая в сон принца и разбудившая его. То, что она рассказывала, было удивительно и совершенно не похоже на слышанное им раньше от ученейших мужей королевства, противоречило его собственному жизненному опыту, и все же он верил ей. Верил, потому что все, что окружало Тоэллу, тоже было удивительным, хотя, разумеется, самым дивным из чудес Железного Замка была она сама. Только странный, непохожий на его собственный мир мог породить ее, и он сделал это. И потому не было причин сомневаться в его существовании.

Ему почти не пришлось делать над собой усилий, чтобы поверить в существование множества иных миров, в которых не было обособленных и враждующих между собой государств, разделенных границами. Те миры были населены свободными и счастливыми людьми, где не было бедных и богатых, где люди не знали болезней и жили по нескольку веков, оставаясь юными и полными сил до самой смерти.

Он готов был часами слушать про огромный мир чародеев, поэтов и художников, где не было войн, а о зависти, злобе, клевете и предательстве люди знали только из старинных преданий. Истории о подводных, плавающих и летающих городах он мог бы принять за сказки, если бы не сны наяву, показанные ему Тоэллой, уверявшей, что все это правда, и если бы не Железный Замок, реальность которого не вызывала сомнений…

— Через месяц-другой выпадет снег и окутает землю толстой белой шубой, — оказал принц. Он хотел добавить, что это очень красивое зрелище и стоит потерять немного времени, чтобы увидеть его, но промолчал.

— Да, занесенный снегом, этот лес действительно станет зачарованным, — ответила Тоэлла, и принц подумал, что почти не слушает металлического переводчика. Он и так знал, о чем говорит и о чем молчит золотоволосая девушка. А молчала она о том, что не в ее силах задержать отлет Железного Замка, как бы ей этого ни хотелось.

Тоэлла рассказывала принцу, что Железный Замок оказался здесь случайно. Когда он летел от одного обитаемого мира к другому, чтобы доставить туда множество волшебных вещей, произошла катастрофа. Умные машины, управлявшие им во время полета, сумели опустить замок на никому не известный островок, затерянный в гигантском черном море, именуемом космосом, но другие умные машины испортились и не смогли своевременно разбудить погруженных в чародейский сон людей. Из-за них-то Железный Замок и натворил столько бед в округе, сея невидимую, неосязаемую смерть. Сейчас обитатели замка работают над тем, чтобы починить сломавшиеся умные машины, и как только им это удастся, они продолжат свой путь. Принц вздохнул. Он знал, что ремонт умных машин близится к концу и Железный Замок улетит значительно раньше, чем первый снег укроет землю.

— Полно вздыхать, принц. Жизнь прекрасна и удивительна, не омрачай ее тоской по прошлогоднему снегу.

— Я тоскую не о прошлогоднем, а о будущем снеге.

— Ждешь не дождешься, когда сможешь сообщить своей невесте о том, что сдержал клятву и очистил Зачарованный Лес от нечисти, рассеял колдовские чары волшебного замка, стерев его с лица земли?

— Зачем ты смеешься надо мной, Тоэлла?

— Что же мне делать, видя твое уныние? А я-то думала, что эта просека порадует тебя…

— Она радует меня, — эхом отозвался принц, с ужасом думая о том, что ведь он ничего, решительно ничего не может сделать, чтобы хоть ненадолго отложить отлет Железного Замка.

— Оно и видно. Неужели вид осеннего леса поверг тебя в такую меланхолию и превратил твою горячую кровь в скисшее молоко? Тысяча святых и сотня дьяволов, никогда бы в это не поверила! А ну-ка брось думать о будущем, догоняй меня, покажи, на что ты способен!

Тоэлла тряхнула головой, и принцу показалось, что с ее волос дождем посыпались золотые искры. Она понеслась в направлении леса. Ее темно-красная юбка взметнулась как флаг, и принц, неожиданно почувствовав, как по его жилам пробежала огненная волна, гигантскими прыжками устремился за ней.

— Почему ты зовешь меня принцем?

— Но ты ведь и есть принц.

— Да, но не для тебя.

Тоэлла лукаво улыбнулась:

— Ты мой принц, а как тебя величают в твоем королевстве, мне совершенно неважно.

Принц протянул золотоволосой девушке только что сорванный цветок с белыми лепестками.

— Мне хотелось бы подарить тебе Королевскую Розу, но сколь она ни хороша, ей так же далеко до тебя, как и этой ромашке.

— Искусный льстец! Сразу видно, что ты воспитывался при королевском дворе! — усмехнулась Тоэлла. — А где же место с твоим скарбом? Или ты забыл, что обещал укутать меня теплым плащом? Становится прохладно!

Она капризно надула губки, и принц ощутил, как гулко и неровно забилось его сердце.

— Зачем тебе плащ, прекрасная, когда рядом его владелец? Право же, он сумеет согреть тебя значительно лучше!

— Но-но! — Золотоволосая девушка блеснула жемчужными зубами и спряталась за толстую, поросшую голубоватым мхом березу. — Похоже-то похоже, да не одно и то же! Предпочитаю обещанный плащ!

— Воля твоя, идем, — сказал принц и покорно поплелся вперед. Однако не успел он сделать и десятка шагов, как тонкие сильные руки опустились на его плечи.

— Если ты столь же решителен и на поле брани, то твоим гвардейцам стоит посочувствовать — им достался не слишком смелый командир, — вкрадчиво сказал нежный голосок в самое его ухо.

— Любимая… — Принц прижал ладони девушки к своему лицу.

— Та эва насимо Лотто. Эва но… — едва слышно прошептала Тоэлла.

Перевода не последовало. Принц обернулся и увидел алые, трепещущие, словно лепестки розы под легким ветерком, приоткрытые губы и огромные темно-фиолетовые, почти черные глаза, в глубине которых сияли золотые огоньки счастья…

* * *

Принц почувствовал легкий озноб, поплотнее укутался в плащ и сел на ствол поваленного дерева.

Он уже начал было надеяться, что чародеям не удастся починить свои умные машины, когда Железный Замок стал медленно всплывать над землей. Сначала его плавное бесшумное движение было почти незаметным, и принц подумал даже, что это ему мерещится. Однако через несколько мгновений всякие сомнения отпали — просека, проделанная в буреломе, позволила ясно увидеть, как расстояние между башнями-колоннами и землей стано медленно увеличиваться. Пять локтей, десять, пятнадцать…

Блестя на солнце, словно громадный, отменно начищенный шлем, замок строго вертикально уплывал вверх. Поднявшись над поляной, он стал похож на черепаху, неуклюже растопырившую лапы. Принц прикрыл глаза рукой — уж очень ярко сверкал Железный Замок, поднимаясь все выше и выше в безоблачное небо. Чересчур ярко для человеческих глаз…

Вот он на мгновение замер, завис над землей, словно раздумывая, стоит ли ему покидать такой красивый, насыщенный солнцем, по-праздничному убранный золотом и пурпуром мир, — и сердце у принца остановилось.

— Не улетай, — прошептал он, но тут под брюхом стальной черепахи вспыхнуло оранжевое пламя, и она стала стремительно таять в бескрайней голубизне. Вот она уже размером с мячик, с яблоко, с яблочное семечко…

Принц опустил голову и почувствовал, что по щекам его текут слезы. Все вокруг стало туманным, словно он глядел на мир сквозь залитое водой стекло. Колебались и дрожали очертания Зачарованного Леса, бурелома, и даже ближайшие предметы расплывались у него перед глазами. Растекающийся, взбаламученный мир вздрогнул, и принц, стараясь обрести равновесие, вцепился в лютню, подаренную ему на прощание Тоэллой. Гладкие, полированные ее бока были теплыми, а струны, как им и положено, — жесткими и звонкими…

День клонился к вечеру, голубые сумерки наползали из глубины Зачарованного Леса, а принц по-прежнему оставался недвижим, словно превратился в статую. Сердце его билось ровно, на спокойном лице не появлялось даже тени заботы или волнения. Все, о чем он мечтал, исполнилось, и теперь ему нечего было желать, не к чему стремиться. Все его грезы сбылись, и он мог спокойно умереть. Ибо что еще ему оставалось делать?..

* * *

— Чего изволит славный рыцарь?

— Обед мне и моему оруженосцу. Да ты вроде и не узнал меня, Карлино? — И мужчина в зеленом, расшитом серебром камзоле фамильярно шлепнул трактирщика по спине.

— Не могу припомнить вашу милость…

— Неужто забыл слугу принца Лотто? Я же сопровождал его, когда он приезжал расколдовывать ваш лес!

— Конечно, конечно, — угодливо закивал трактирщик. — Вы уж не взыщите, старый я стал, глаза ослабели, память что решето. Да и много лет прошло с тех пор, как благодетель наш уничтожил Железный Замок и снял чары с леса. Много лет… Я уж и не помню, был ли при нем слуга иль оруженосец.

— Ах ты, садовое пугало! Конечно, был! Я же во дворец весть о его гибели и доставил. Кстати, помнится, у тебя служаночка была оч-чень ничего!

— Манетта-то? Была, была… На ней женился купец из Лизано. Примерно через год после того, как принц уничтожил Железный Замок. Да вы, ваша милость, проходите в трактир, что на пороге-то стоять!

Войдя в зал, Джано небрежно кивнул компании купцов, шумно приветствовавших его появление, и с любопытством огляделся.

— Ого! Видать, дела твои поправились! Небось и ардаутское в запасе имеется?

— А то как же! Чего изволит ваша милость? Суп из головы осетра, заливное, пирог с олениной, седло барашка, любертский сыр, печеночный паштет?

— Выбирай сам, но чтобы было съедобно.

— В «Задорном петушке» посетителей не угощают чем попало, — с достоинством отозвался трактирщик. — Осенью здесь останавливался молодой король и не нашел, к чему придраться. А ведь мы даже не были предупреждены о его намерении заглянуть к нам, и обед ничем не отличался от обычного.

— Тебе повезло — молодой король равнодушен к еде. А что, хозяйка твоя еще жива?

— Тоза? Жива — что с этой пивной бочкой сделается! Вот уж кто оплакивал принца! Уж она-то вас наверняка вспомнит. Лиззи, Джилетта! Накрывайте на стол, — окликнул он хорошеньких девушек в белых передниках, жеманно хихикавших над шутками купцов.

Рыцарь отстегнул меч, положил его на лавку и сел за светлый, недавно выскобленный стол. Сделал вошедшему оруженосцу знак усаживаться рядом и снова обратился к трактирщику:

— Садись, Карлино, потешь нас забавным рассказом.

— Какие уж у меня рассказы. А вот заглянул к нам бродячий жонглер, может, хотите его послушать? — Трактирщик повернулся и крикнул в дальний угол зала: — Эй, любезный, не споешь ли знатному господину и почтенным купцам что-нибудь подходящее к случаю?

— Спою, — донесся ответ из угла. — О чем хотят слушать господа?

— Что угодно вашей милости? — склонился трактирщик к Джано. — Про походы и битвы или про прекрасных дам?

— Да мне как-то все равно. Ну, пусть хоть про дам.

— Про жгучие очи! Про пышные бедра! Про наших милашек! — недружным хором подхватили подвыпившие купцы.

— Ну что ж, слушайте. — Жонглер тронул струны и запел сильным низким голосом:

— Славно поет. И голос почему-то кажется мне знакомым. — Рыцарь покосился на Карлино, но трактирщик только пожал плечами:

— Мало ли их по дорогам бродит! Может, уже слышали его где-то прежде. Если желаете, я могу узнать его имя.

Джано махнул рукой и потянулся к оловянным судкам и тарелкам, которыми проворные служанки успели уставить стол, — действительно, ну что ему за дело до имени бродячего жонглера! Трактирщик наполнил кубки темно-красным вином.

— Жаль, герцогиня Венсана его не слышит. Очень она любит этакие вот песенки, даром что супруг ее ни трактиров, ни жонглеров терпеть не может, — сообщил трактирщик.

— Да, хорошо жонглер поет, — подтвердил рыцарь, осушив кубок. Он достал из кошелька золотую монету и бросил ее на стол. — Передай ему, пусть прополощет горло. Да узнай, не хочет ли он служить у молодого короля. А то у короля такой хор безголосых набран, что от их пения на пиру кусок в горле застревает. Лягушек слушать и то краше.

Едва весеннее солнце позолотило окрестные поля, жонглер вышел из «Задорного петушка» и двинулся к Зачарованному Лесу. Выглядел он так же, как и большинство его собратьев по профессии: загорелое мужественное лицо, длинные волосы до плеч, широкополая шляпа с алой лентой на тулье. За спиной у него был дорожный мешок и лютня, имевшая очертания, непривычные для здешних музыкантов, а из-под тяжелого темного плаща выглядывал меч в кожаных ножнах.

Неторопливо шагая по хорошо наезженной дороге, жонглер с любопытством осматривался по сторонам. С тех пор как он был тут последний раз, многое успело измениться: крестьяне огородили общинный выпас забором из жердей, возле трактира предприимчивые хозяева возвели пекарню и кузницу, в которой, несмотря на ранний час, подручный кузнеца уже разводил огонь.

Жонглер улыбнулся — за годы бродяжничества по чужим землям он столько всего перевидал, что, казалось бы, из его памяти начисто должны были исчезнуть многие детали здешнего ландшафта, а вот поди ж ты, и мельницу эту у реки он помнит, и разлапистую сосну со сломанной ураганом верхушкой, стоящую, словно часовой, у въезда в лес.

Путник остановился, пытаясь припомнить, что же еще он увидит в лесу. Три старые березы, растущие из одного корня и напоминающие гигантский трезубец, дуплистый дуб-великан, около которого он оставил тогда Джано, который стал теперь рыцарем и важным человеком при дворе молодого короля. А потом… Потом, отойдя чуть в сторону от дороги, он выйдет к бурелому, за которым когда-то стоял Железный Замок. А потом?

Потом опять будут дороги, и другие страны, и другие земли, и люди, поющие совсем иные песни. И так бесконечно? Кто знает…

Жонглер, некогда бывший принцем Лотто, с наслаждением подставил запрокинутое лицо солнцу, словно хотел побольше вобрать его в себя, прежде чем войти под хмурые своды переставшего быть зачарованным, но не утратившего своего названия леса, и прошептал:

— Любовью скрепляйте концы… — повторил бывший принц и подумал, что если ему доведется когда-нибудь сложить песню о Спящей Красавице, то финал у нее будет совсем иной, чем в жизни. Впрочем, другим, вероятно, будет и начало. И вообще, очень может статься, что получится у него не песня, а что-нибудь другое. Например, волшебная сказка. А сказку, разумеется, следует начинать словами: «Жили-были король с королевой…»

1989 г.