Подмосковье встретило нас не ласково. Низкая облачность, которая готова была вот-вот пролиться дождем. Попутный самолет придется ждать несколько часов, заняться нечем, а выспаться за последние сутки я успел. Это моим бойцам хорошо, они отъедаются и отсыпаются, компенсирую тяготы и лишения последних дней. Решил позвонить по оставленному Ильей Сергеевичем номеру, нужно пристроить мою находку. Первоначально хотел передать ее через политотдел штаба ВВС, но сейчас показалось, что правильнее будет отдать знамя не через официальные каналы, громкая слава мне не нужна, хватит простой благодарности. Оказалось, что попал в приемную Пономаренко. Я представился и сообщил, от кого получил данный номер, так же сказал, что имею важный разговор и некий предмет, являющейся собственностью ЦК Белоруссии. Собеседник слегка удивился и предложил мне приехать, к чему, мол, такие тайны. Я ответил, что только что с фронта, в Москве проездом, жду самолет в свою часть. Секретарь попросил номер коммутатора войсковой части, где я нахожусь, и подождать, пока со мной не свяжутся. Делать все равно было не чего, и я остался, развлекая свободных от смены телефонисток. Тем более, что я снял трофейный плащ и щеголял в мериносовской форме без знаков различия, чем вносил некоторую интригу в свой образ. Через полчаса меня пригласили к телефону и судя по выражению лица девчушки, передавшей мне трубку телефона, мои «акции» резко подросли. То-то разговоров у них будет после смены, как же звонили из ЦК.

- Добрый день, - раздалось из трубки. Связь на удивление была хорошей, и я без труда узнал знакомый голос.

- И Вам не хворать Илья Сергеевич. Я можно сказать только что из командировки. Был с поручением за линией фронта и вышел вчера с 62-м корпусом.

- Как же, как же, за новостями следим. Про прорыв и освобождение Великих Лук слышали, даже знаю, что дана команда, подготовить приказ о награждении командования корпуса. А вас то, какими путями туда занесло, я понимаю, что ты Владлен Владимирович личность героическая, овеянная печатной славой.

- Вот Илья Сергеевич, вроде как ты меня похвалил, а осадочек то остался, а я ведь не просто так позвонил, о здоровье твоем драгоценном побеспокоиться. У меня ведь подарочек есть, да не простой. Хочу вернуть одну вещь, из имущества ЦК Белоруссии, во время отступления утраченную.

- Заинтриговал. Что-то из наших архивов?

- Да нет, это кое, что красного цвета с золотым шитьем.

На том конце провода повисла пауза, только слышно было вдруг тяжело задышавшего собеседника. Я тоже замолчал, растерявшись от такой неожиданной реакции.

- Если это-то о чем я подумал, - хрипло раздалось в трубке, - то готовь место под орден, а пока молчок.

И после небольшой паузы градом посыпались вопросы и указания.

- Кто еще об этом знает? Где точно находишься? Охрану обеспечить можешь? Находись на месте, ни с кем не разговаривай, ни куда не уходи. А еще лучше позови к трубке командира части, я дам ему указания.

- Тихо, тихо, Илья Сергеевич, не суетись. Я на подмосковном аэродроме, со мной два бойца охраны. Мы ни куда не торопимся, до самолета еще несколько часов, нас ни кто не обижает, а вот лишнее внимание, согласись, ни мне, ни вам не нужно.

- Какой самолет? Жди я срочно выезжаю, командировку ЦК тебе продлит насколько потребуется. Твоему командованию сами сообщим. Все жди, я уже еду.

В трубке раздаются короткие гудки. Возвращаю аппарат связистке, а у той глаза стали круглыми от удивления, и щеки начинают разгораться румянцем. Я понимаю, что это не от внезапно проснувшейся ко мне страсти, а от того, что она разговор слышала. Понимает, что стала причастна к большой тайне. Ей и любопытно и страшно одновременно, а ну как я ее в шпионаже обвинят. Жестом показываю, что бы о разговоре молчала. И на всякий случай говорю, что услышанное является гостайной и разглашению не подлежит. Для усиления эффекта, хотел взять подписку о неразглашении, но подумал, что это уже перебор. На самом деле ни чего такого она не услышала, просто впечатлилась должностью звонившего, все-таки ЦК партии, а не какой-нибудь генералишко.

В штаб ВВС я все-таки позвонил, и доложил о возможной задержке. Не хватало еще, что бы меня снова потеряли, а то действительно объявят дезертиром. Примерно через полтора часа на аэродром приехал ЗИС-101А, не смотря на лужи на дороге, сверкающий лаком и хромом. Машина представительского класса, по местным меркам - очень круто. Переплюнуть это семиместное чудо может только Паккард. Не сказать, что машина настолько уж уникальная, до войны в Москве ЗИС-101 и в качестве такси использовался. Пускай в гараже ЦК машина не прижилась, так как руководство страны, как обычно выбрало для себя иностранного производителя, но простому обывателю получить такую, в личное пользование, было не реально. Лимузин, хотя и выполненный частично из дерева, считался наградным и выделялся только «заслуженным» руководителям и деятелям культуры.

Однако к машине мы торопиться не стали, так как вместо ожидаемого Ильи Сергеевича из нее вышел незнакомый мне мужчина в форме без знаков различия. Оглядевшись по сторонам, он уверенно направился в нашу сторону.

- Добрый день. Вы капитан Песиков? - обратился он ко мне.

- Да, это я. Простите, с кем имею честь? - ответил немного настороженно, так как пакостей со стороны приехавшего не ожидал, но ситуация как-то напрягала.

- Я доверенное лицо Пантелеймона Кондратьевича, зовут меня Игорь Викторвич. К сожалению, Илью Сергеевича в последний момент срочно вызвал к себе Пономаренко, а мне поручил отправиться за вами. И вот еще, что бы не возникло недопонимания, Вам записка.

Развернув бумагу, с трудом разобрал торопливый почерк: «Приехать не могу. Этому человеку можно доверять, он друг Самуила Яковлевича». Последняя приписка сделана, очевидно, для того, что бы я не сомневался, что записка от Ильи Сергеевича. Какие-то шпионские игры. Можно подумать, что если бы мне просто предложили проследовать в Москву, то я бы отказался.

В машину мы загрузились быстро. Вещей у нас не так и много. По вещмешку на человека, да у бойцов оружие, ППД и СВТ. Мой трофейный МП-40 пришлось отдать, точнее, обменять на форсистую фуражку. Свой головной убор я оставил в немецком тылу, а когда бегал и подписывал документы у штабников, форму одежды необходимо было соблюдать.

Дорога оказалась не очень хорошего качества. Подвеска с неровностями справлялась, ход машины был достаточно мягок, но скорость не превышала сорока километров в час, а деревянный кузов слегка поскрипывал. Мы с Игорем Викторовичем разместились на заднем сидении, хотя я бы назвал это диваном, и неудобств не испытывали. Бойцы же получали от поездки искреннее удовольствие. Один с ППД, разместился рядом с водителем, причем переднее сидение ничем не уступало нашему «дивану», а второму выдвинули из пола раскладное сидение. Магнитолы в машине не было, и дорогу мы коротали за ни чем не обязывающим разговором. Игорь Викторович делился новостями, я рассказал пару фронтовых историй, а бойцы с восторгом смотрели по сторонам и в разговор старших не лезли. Я же за окном ни чего интересного не видел, предместье Москвы напоминало большую деревню, и в связи с дождливой погодой, картина была просто неприглядной. Перед въездом в город нас обогнала ЭМКа, плеснув на ЗИС грязью из лужи, на что наш водитель разразился гневной тирадой, чем невольно вызвал мою улыбку. Вспомнился водитель служебного автомобиля Александр, во времена, когда я был молод и работал заместителем начальника городского отдела УВД. Как-то подвозил он меня с пятилетней дочерью и в похожей ситуации выдал длинную тираду, умудрившись не употребить ни одного нецензурного слова, но при этом произведя на ребенка неизгладимое впечатление. Дочь от восторга даже запрыгала на месте, смеясь и хлопая в ладошки. Отвлекшись на воспоминания, я не сразу обратил внимание, что машина остановилась. Оказалось, что впереди пропускной пункт и к нам направляется пехотный майор, сопровождаемый двумя бойцами и лейтенантом НКВД.

- Что им нужно, - удивился мой сопровождающий. - Петрович, я а ты спецпропуск повесил?

- Да я его и не снимаю никогда, - ответил наш водитель.

- Хорошо, сейчас разберемся. На всякий случай, - обращается он ко мне, - вы вроде из окружения выходили, как у вас с документами?

- Полностью в порядке, со всеми отметками и предписанием о следовании к месту службы, - отвечаю не задумываясь. Не зря же потратил полдня, занимаясь бюрократией.

В это время подошедший майор представляется и просит предъявить документы. С интересом жду продолжения, что бы было понятно, это как ГИБДДшнику остановить машину депутата Госдумы. Вроде и службу несешь, а сделать то ни чего не можешь. Водитель, молча, показывает на спецпропуск, закрепленный на лобовом стекле.

- Прошу пассажиров предъявить документы, - повторяет командир блокпоста в открытое окно, - время военное у меня приказ досматривать все машины.

- И это дает Вам право досматривать машины со спецномерами и спецпропуском, - через плечо водителя говорит Игорь Викторович, - да Вы отважный человек товарищ майор. Я о таком распоряжении пока не слышал, мы же не в прифронтовом городе, или я не прав?

Майор отчаянно краснеет и беспомощно поворачивается в сторону лейтенанта НКВД. Теперь понятно, откуда дует ветер. Очевидно, это по мою душу, наверное, хотят первыми получить отчет о выполнении задания. Но как они меня нашли? Так я тайны из этого не делал, сам позвонил в штаб ВВС и сообщил, что задерживаюсь и где нахожусь. Вот заинтересованная сторона и подсуетилась.

- Мы располагаем сведениями, что в машине находится самовольно оставивший часть капитан Песиков, и хотели бы получить от него пояснения о его действиях в тылу немецких войск, - лейтенант приводит, как ему кажется убийственный аргумент.

- Капитан Песиков выполнял в тылу противника задание партии, - говорит в ответ Игорь Викторович, - а сейчас он сопровождает в ЦК важные документы. Если у Вас есть ордер на задержание капитана, то прошу предъявить его, в противном случае прошу нас не задерживать. В любом случае о ваших действиях будет доложено в военную прокуратуру и вашему непосредственному начальству. Товарищ майор надеюсь, Вы проверили документы у товарища лейтенанта госбезопасности и отразите все в рапорте своему руководству.

Лейтенант угрюмо молчит, потом козыряет и направляется в сторону ЭМКи, стоящей за блок постом, наверняка той самой, что плеснула грязью на нашу машину. Майор вздыхает с видимым облегчением, и дает отмашку пропустить нас.

- Не забудьте про рапорт, - напоминает ему мой сопровождающий.

Дальше мы следуем без происшествий. Ни какой вины я за собой не чувствую, оправдательные документы у меня железные, но вот какое-то чувство неудовлетворенности присутствует. Дурная слава карательных органов не дает успокоиться. Да и формулировочка «самовольно оставивший» мне совсем не нравится. Сами послали, а теперь дезертирство «шьют», или они так пытаются от странного приказа «откреститься». Я так до сих пор и не понял смысл выполнения этого задания, да еще и с определенными ограничениями. Нужно немного отредактировать версию моих приключений, особенно ту ее часть, когда я остался один на один с группой захвата. Пусть я и двумя словами с немцами не перемолвился, но и того, что формально предложил сдаться врагу, при умелой подаче, может и на высшую меру социальной защиты хватить. Значит, в отредактированной версии будет установка в доме минной ловушки и короткий бой с отходом через деревню в ближайший лес. В принципе и свидетели у меня есть, это два моих бойца - знаменосца. И деревенские подтвердят, что бой был и немцев мы немало побили, вот только майор-связист немного беспокоит, но его в ближайшее время точно допросить не смогут. А так больше и огрехов в моих действиях нет, в немецком тылу я, после встречи «комсомольцев», один не оставался, опять же принимал участие в боевой операции. Со всех сторон получается, чист, но береженного, как говорится, бог бережет, поэтому нужно будет подстраховаться и заручиться поддержкой партийных органов. Так за раздумьями мы и доехали, я даже Москву-то толком не рассмотрел.

Встреча прошла немного буднично. Илья Сергеевич провел нас в отдельный кабинет и нетерпеливо достал из сумки свернутое полотнище. Бойцы помогли развернуть немаленькое знамя, удерживая за углы.

- Ух, это запасное, - немного разочаровано выдохнул он, - но ничего так наверное даже лучше. В свое время было сделано два знамени, отличались они не значительно. Одно присутствовало на всех торжественных мероприятиях, а второе лежало в сейфе «на всякий случай». Эвакуация из Минска проходила в спешке, вывоз полотен был поручен ответственному работнику ЦК, вместе с другим имуществом. Однако в машину было прямое попадание авиабомбы, полагали, что все уничтожено, про второе знамя в спешке забыли. Кто и как его вывез, мы не знаем. Вы ни каких документов вместе с ним не обнаружили?

Я описал место, обстоятельства обнаружения и машину, в которой находилась сумка. Но по выражению лица понял, что никакой зацепки не дал. Нам принесли чай и печенье, а Илья Сергеевич умчался на доклад. Минут через пятнадцать меня пригласили к Пономаренко, где пришлось пересказать все историю целиком, начиная с вручения пакета и заканчивая выходом из окружения. Пантелеймон Кондратьевич слушал меня очень внимательно, его сильно волновали вопросы отношения населения Белоруссии к оккупантам. Пришлось рассказать и о плане «ОСТ» с его обширной программой закрепления господства Третьего рейха на захваченной территории с последовательным уничтожением и принудительным переселением двух третей проживающего там населения, и обращения оставшихся фактически в рабов. При этом я естественно ссылался на пленного немецкого полковника из отдела пропаганды, которой погиб от пули немецких солдат, на крыле нашего самолета. Беседа длилась больше часа, по окончании Пономаренко еще раз поблагодарил, за возвращение политического символа Белоруссии и сказал, что будет ходатайствовать о награждении меня и моих бойцов правительственными наградами. Помня о неудачах с прошлыми награждениями и не желая, что бы в политотделе опять возникли какие-нибудь препятствия, я честно попросил не упоминать мою роль в спасении знамени. Присутствующие при разговоре опешили от такого, наверное, впервые кто-то от награды отказывается. Я поспешил объяснить свою позицию, о конфликте с Мехлисом упомянув только вскользь, больше упирая на то, что у НКВД ко мне какой-то нездоровый интерес, связанный с выполнением последнего задания. Пономаренко ни когда бы не достиг такого высокого поста, если бы не умел разбираться в политических интригах, царивших в ЦК и сразу понял мою маленькую хитрость. Тем более, что и Илья Сергеевич, что-то пошептал ему на ушко.

- Значит, опасаешься Льву Захаровичу лишний раз на глаза попадаться, - добродушно усмехаясь, спросил он.

- Не столько его, как инициативных дураков, желающих показать свою преданность и расторопность, - отвечаю, немного подумав, - такие в порыве рвения в землю втопчут, а я еще Родине послужить хочу.

- Мы твое личное дело к себе затребуем, мне-то уж не откажут. А ты всерьез подумай о переходе на партийную работу ко мне. Я сейчас формально являюсь членом Военного Совета Центрального фронта, но фактически занимаюсь организацией партизанского движения на территории Белоруссии. В дальнейшем планируем создать единый или точнее Центральный штаб для управления всеми отрядами и группами на оккупированной территории, и люди, имеющие практический опыт работы в тылу врага нам будут очень нужны. Сейчас отдам команду на ваше размещение и питание. Переночуете в нашей ведомственной гостинице, а утром с Ильей Сергеевичем согласуете вопрос об освещении в печати возвращение знамени.

- У меня есть готовое предложение, я уже думал над этим. Давайте честь возвращения знамени возложим на ребят, которые его всю дорогу охраняли. Более того они ведь с одной винтовкой и десятком патронов собирались сражаться с немцами, давая возможность мне уйти. Если это не героический поступок, то тогда… тогда я не знаю…

- А как объяснить, что знамя попало к ним?

- Здесь я полностью доверяю Вашему опыту, но мне кажется, немного героической лирики и драматизма не помешают. Допустим смертельно раненый сотрудник центрального аппарата компартии Белоруссии передал комсомольцам знамя с наказам любой ценой доставить к своим. А уж как голодные из последних сил пробирались к линии фронта они в красках расскажут, и свой последний бой опишут. Здесь им даже придумывать ни чего не надо.

- Хорошо, мы подумаем, а пока отдыхайте. Вопрос по вашему последнему заданию с НКВД я постараюсь решить.

- Разрешите идти, - встаю со стула и принимаю строевую стойку.

- Идите, - улыбаясь, говорит Понмаренко, - и подумайте над моим предложением. Такие политически грамотные люди нам нужны.

«Хитрожопые, а не политически грамотные» - подумал я, но естественно промолчал. Не стал напоминать и про то кто спас его на ржаном поле под Могилевом.

Ведомственная гостиница роскошью не поразила, скорее наоборот. Под нужды эвакуированных из Могилева сотрудников партаппарата Белоруссии передали здание какого-то института или ведомства, и помещения, в одном крыле здания, приспосабливалась под жилые в спешке. Наверняка это временная мера. Кто-то с семьями уедет дальше в тыл, оказывать помощь в организации производства на эвакуированных предприятиях. Кто-то наоборот вернется на передовую, а то и немецкий тыл в качестве политработников и организаторов партизанских отрядов. А из самых верных и преданных будут формироваться будущие отделы Центрального штаба партизанского движения при ставке. До создания такой организации еще больше полугода, но наверняка Пономаренко уже просчитал такую возможность и заранее предпринимает необходимые шаги. «Номера» больше напоминали больничные палаты или комнаты в «Доме колхозника». В бывшие кабинеты, достаточно просторные, установили кровати, тумбочки и по паре платяных шкафов, задние стенки которых были выполнены из едва ошкуренного горбыля. Это несколько меня шокировало, так как лицевая часть и боковые стенки были выполнены из качественного шпона и прекрасно залакированы. Такая вот особенность советской промышленности лицевая часть сверкает, а все остальное из остатков. Нам, по местным меркам, достался почти «люкс». Номер на четверых, причем четвертого не подселили. Чистые простыни, настоящие матрасы и подушки произвели на моих комсомольцев неизгладимое впечатление. Всего неделя скитания по лесам и простые блага цивилизации кажутся им райскими. А от возможности принять душ ребята впали в экстаз, минут пятнадцать бестолково мечась по комнате не зная за что хвататься в первую очередь. Я было предложил сначала спуститься в столовую, а уже потом заняться мытьем и стиркой, но желание постоять под упругими струями горячей воды пересилило, да и перекусили мы на аэродроме сравнительно недавно. Увидев, что мы направились в душевую, дежурная по этажу предложила почистить и привести в порядок нашу форму. Конечно, это в первую очередь относилось ко мне, чего красноармейцам красоту наводить, подшил воротничок, да и все. Я задумался, удобно ли будет в качестве подменки надеть камуфляж «лесных братьев», но женщина, расценила наше замешательство по своему, улыбнувшись, предложила нам халаты. Да, это не турецкие отели, халаты были не намного лучше больничных, но нам ли привередничать, бери, что дают. Закончив мыться намного раньше своих бойцов, простирнул трусы и майку, так как запасных не было, надел камуфляжные штаны, тапочки и халат. Выйдя в коридор, сначала услышал шум, а затем и увидел, как трое сотрудников НКВД пытаются обойти человека в полувоенной форме, который успешно блокировал их попытки пройти дальше в сторону нашего номера. При этом он им что-то выговаривал и требовал предъявить бумаги. Все время слышалось «санкции, санкции». «Прямо как Америка против России», - невесело подумалось мне. Это точно ко мне, или за мной. Неужели все так серьезно, что Пономаренко ни чего не смог сделать. Можно конечно вернуться в душевую, и попытаться отсидеться, но это не выход. Вздохнул и, засунув сырое белье в карманы халата, направляюсь в сторону, спорящих и медленно продвигающихся в нужную им сторону сотрудников госбезопасности, сказывается опыт преодоления препятствий в виде чиновников различного уровня. Неожиданно дорогу мне заступает старшая по этажу.

- Пройдемте со мной в гладильную, Ваша форма готова, - и тише добавила, - товарищ комиссар госбезопасности уже в курсе и просил подождать своего представителя буквально пять минут. Пока можете переодеться, форма действительно готова. А девушки напоят Вас чаем.

- Спасибо большое, и за чай тоже.

- На здоровье, - услышал в ответ, и женщина выпорхнула в коридор, прикрыв за собой дверь.

А у меня прямо гора упала с плеч, даже слабость накатила, предательски ослабив коленки. Оказалось, что непроизвольно я весь сжался как пружина, сопротивляться аресту я конечно же не собирался, драться тем более, но тело само среагировало на возможную опасность. Вот ведь какая слава у НКВД, и не виноват вроде, а поджилки трясутся. Даже голый я без оружия не остался, пусть считают параноиком, но сразу после помывки, метательный нож закрепил на запястье. Это уже рефлекс, совсем без оружия чувствую себя не в своей тарелке.

Большой кабинет был разгорожен ширмами-перегородками на три подсобных помещения. В одном суетятся две девушки, выполняющие роль горничных, сейчас занятых приведением в порядок нашей формы. Моя правда уже вычищенная и поглаженная висит на плечиках, и к ней даже подшит воротничок, хотя к френчу он не положен. Но смотрится миленько и совсем не чужеродно, так что, почему бы и нет, пусть уже будет. Переодеваться при девушках я не могу, так как трусы и майка по-прежнему в кармане халата, да и форму одевать на мокрое вовсе не хочется.

- Девушки, красавицы, - обращаюсь к ним, - мне тут чай был обещан. А пока готовить будете, разрешите утюжком воспользоваться.

- Ой, так давайте я ж и поглажу чего нужно, не беспокойтесь, - говорит, очевидно, самая бойкая.

- Нет, красавица. Есть вещи, которые мужчина может доверить только близкому человеку.

- Ну чего ты такая бестолковая, -толкает ее другая, - товарищ капитан стесняется нам свое командирское тело показать. Вдруг не устоим, а мы ведь такие податливые.

И так зыркает на меня своими глазищами, что меня даже в испарину кинуло. А ведь совсем не красавица, и особо не фигуристая, но есть что-то такое в ней чисто женское завлекательное, что я и про «гостей» забыл. Девушки же радостные, что смутили меня, хихикая, упорхнули за занавеску, где продолжили шептаться. Проводив их взглядом, вздыхаю и подхожу к гладильной доске, расправляю на ней трусы и подняв утюг, мысленно присвистываю. Конечно аппарат не электрический, а на угольках, и с виду массивный, но видя с какой легкостью, он мелькал в девичьих руках, не ожидал такой тяжести. Быстро доведя белье до приемлемого состояния, надеваю форму. Не успеваю застегнуть все пуговицы, как за ширмой раздается очередное хи-хи, и девичья рука выставляет в проход мои начищенные сапоги. Я так скажу, в обеих жизнях, пришлось немало сапог почистить, пытаясь довести их до состояния близкого к идеалу. Но что такое идеал, понял только сейчас, и так, же понял, что не смогу повторить этого, ни когда. Сапоги были черные и в то же время как будто отлитые из метала, чем-то напоминали «жидкого терминатора», нет объяснить это сложно. Намотав портянки и одним движением вбив ноги в сапоги, чувствую себя полностью готовым к встрече с любым испытанием. Правда говорят, хочешь лишить человека уверенности, оставь его голым, ну или не полностью одетым. Только сейчас понял, что задержи меня в халате с мокрыми трусами в кармане, я заранее сам себя считал бы виноватым и во время допроса больше бы пытался оправдаться, то есть занял бы неправильную, изначально проигрышную позицию. Поэтому от чистого сердца благодарю девушек и прошу разрешения присоединиться герою парашютисту к чаепитию.

- Так уж и герою, - недоверчиво и немного провокационно, спрашивают почти синхронно и опять хихикают.

Присаживаюсь на предложенное место и начинаю самозабвенно и беззастенчиво врать. В момент, когда я пересказываю из фильма «В бой идут одни старики», сцену, где командир «поющей эскадрильи» на трофейном «Месере» расстреливает немецкую колону во главе с генералом на белом коне. Прямо посреди фразы: - «Представляете, этот гад мне ручкой вот так машет… Ну, я и не сдержался». В комнату входит процессия. Впереди с гордо поднятой головой дежурная по этажу, за ней, знакомый мне по Минскому госпиталю, капитан НКВД, следом трое сотрудников местной службы государственной безопасности и замыкающим представитель администрации. Прерываю повествование и, встав, представляюсь старшему по званию. Краем глаза с удовольствием отмечаю, что девчонки, слушавшие меня буквально с открытыми ртами, при виде такой представительной делегации, краснеют и выскакивают из помещения. Капитан, оглядев комнату, просит подыскать нам для разговора более достойный кабинет. Представитель администрации предлагает пройти в переговорную комнату, оказывается тут и такая есть. На второй этаж спускаемся все вместе, а вот в выделенный кабинет вхожу только в сопровождении капитана и лейтенанта госбезопасности. Переговорная больше напоминает комнату отдыха: два дивана, мягкие кресла, везде ковры, тяжелые портьеры закрывают окна. Яркий, но мягкий свет льется из многочисленных бра на стенах. Обстановка для допроса не располагает совершенно, наверняка в здании есть помещения пригодные для этих задач, но сюда мы пришли с другой целью. Попробуйте надавить на человека, когда собеседник вольготно расположился в мягком кресле, а не ерзает на неудобном табурете, прикрученном к полу. Не удивлюсь, если нам предложат кофе. Лейтенант явно чувствует себя не в своей тарелке. Не успеваем устроиться и начать разговор, как действительно заносят разнос, на котором стоит заварной чайник, вазочки с печеньем, сахаром и вареньем. Насчет кофе ошибся, подали чай, это окончательно добивает лейтенанта, который полностью растрачивает боевой настрой. Слишком он молод, а вот капитан молодец, наверняка это его экспромт, а возможно и «домашняя заготовка».

Разговор надолго не затягивается. Отвечаю на несколько вопросов, уточняю интересующие моменты и предъявляю оправдательные документы. Все понимают, что это просто формальность, позволяющая сохранить присутствующим лицо. Организация вроде как бы одна, а вот отделы разные, порой ведущие между собой незримую, но не мене отчаянную борьбу за внимание руководства, а значит и за ресурсы, влияние, звания, должности.

- С какой целью был направлен в немецкий тыл?

- Выполнял задание командование.

- Почему не поставил в известность собственное руководство.

- Соблюдал режим секретности.

- Можно ознакомиться с предписанием?

Да на здоровье. Вот и отметка о выполнении приказа и о выходе из немецкого тыла в составе штаба 62-го корпуса.

- Вступал ли в соприкосновение с противником?

- Только в виде боестолкновения. Свидетелей целая деревня, плюс два красноармейца, так же учувствовавших в бою.

- Можно ли их опросить?

- Вопрос не ко мне, так как они находятся в распоряжении ЦК КП Белоруссии.

- Что я делаю вдали от места дислокации? Выполняю личное распоряжение Члена Военного совета фронта. Вот командировочное предписание.

По большому счету ни чего незначащие вопросы, такие же ответы. Потом следует предложение изложить все письменно. Не вижу к этому препятствий, тем более, что и своему руководству придется все излагать на бумаге, так что потренируюсь. Пока сотрудники ГБ в неторопливой беседе обсуждали футбольное противостояние команд «Динамо» и ВВС я дописал рапорт. Единственное, что меня беспокоило - отличается ли мой подчерк от оригинала. На первый взгляд нет, а вот стиль изложения точно другой. Примерно через час остаемся вдвоем с Игорем Михайловичем, который начинает, радостно улыбаясь потирать ладошки, приговаривая:

- Надо же, как все удачно складывается, ваш приезд Владлен Владимирович прямо подарок какой-то.

И видя непонимание на моем лице, поясняет.

- Не обращайте внимания, это все наши ведомственные интриги. Белоруссия почти полностью потеряна, решение по бывшему военному руководству Западного военного округа уже принято. Из Могилева эвакуируются последние госучреждения. В такой ситуации наш наркомат фактически можно считать упраздненным, и этим не преминули воспользоваться некоторые руководители в центральном аппарате НКВД. Посчитав, что позиции Лаврентия Фомича сильно пошатнулись, без нашего ведома и без согласования был предпринят ряд попыток использования наших людей, оставленных на территории Белоруссии, в своих целях. Подготовка групп и их переброска в тыл противника сейчас проводится в таком массовом количестве, что напоминает своеобразный конвейер. За месяц, на оккупированные территории Белоруссии, было заброшено больше сотни диверсионных групп. Из-за того, что каждый отдел действует самостоятельно, единого учета переменного состава нет. Особо хитрые товарищи, не имея собственных наработок, используют для заброски, подготовленных нами людей, даже не ставя куратора в известность. Доходит до того, что поспешно подобранный сотрудник уже находился в тылу врага, но, не оформленный положенным образом через военкомат, он числится или дезертиром, или пропавшим без вести. Я ознакомился с вашим личным делом и в курсе, что вы, в свое время, закончили разведшколу, так, что поймете, о чем я говорю. Один, не слишком умный работник, желая показать свою значимость и полезность, может, походя разрушить, целую систему, которую мы планировали развернуть во вражеском тылу. Представьте, что мы долго готовим человека на роль резидента, подбираем ему кадры, знакомим с местными условиями, легендируем, а потом оказывается, что его спешно перебросили в другую местность и с другим заданием. Огромные ресурсы потрачены зря. Да и Ваше последнее задание с официальной версией - дезинформации противника, выглядит весьма сомнительно. Посылать человека, который является секретоносителем серьезного уровня, фактически в руки немецкой разведки… Согласитесь от такой несогласованности больше вреда.

- То есть я фактически рисковал зря, ведь фальшивый приказ можно было передать и другим способом.

- В нашей работе не все так просто, операция, скорее всего, планировалась как многоходовая, имеющая несколько целей. Возможно, повысить значимость своего внедренного агента, или показать вас с не самой лучшей стороны, не зря же всплыла версия с дезертирством, но подробности нам вряд ли сообщат.

- Я, то чем не угодил. Сижу в тылу, занимаюсь подготовкой парашютистов.

- Не скажите, подготовленные вами группы действуют несколько эффективней, результаты и живучесть у них даже лучше, чем у профессионально подготовленных. К тому же ваша роль в уничтожении мостов через Березину, тайной ни для кого не является. Вопрос подрыва переправ стоял на контроле, на самом верху и соответственно тот, кто первый выполнил и доложил, тот и на коне. Не так много положительных новостей приходит с фронта, и каждый успех сейчас особенно ценен.

«Кто-то на фронте жилы рвет, а они соцсоревнования устраивают, а потом в приемной у наркома толкаются, кто первым доложит» - со злостью подумал я, - еще и меня во все это втянуть хотят.

- Пограничники округа в первых боях показали себя очень хорошо, войска НКВД тоже, - продолжал между тем капитан, - Руководство страны высоко оценило нашу работу по подготовке к войне и на начальном этапе боевых действий. Берия лично передал благодарность Сталина сотрудникам наркомата НКВД Белоруссии, что значительно укрепляет позиции Лаврентия Фомича, и позволяет нам спокойно продолжить работу до переформирования, не раздергивая людские ресурсы. Мы исходим из того, что ни какая другая, тем более вновь созданная структура, не сможет эффективно выполнить задачу организации и руководства партизанским движением, как это может сделать аппарат ЦК Белоруссии, обладающий знанием кадров и связанный со всеми обкомами и райкомами, в том числе и на оккупированной территории. Когда же потребуется создать специальный аппарат для военно-оперативного руководства и удовлетворения практических нужд партизанского движения, то тогда такой аппарат и будет незамедлительно создан из уже проверенных и имеющих соответствующий опыт людей. Другой важный принцип заключается в том, что бы не формировать для засылки в тыл врага больших партизанских отрядов, а тем более партизанских батальонов и полков, на чем настаивают некоторые товарищи. Там где достаточно людей, готовых взяться за оружие, нужны организаторы, способные возглавить наших советских граждан, разбирающиеся в местных условиях. И такие партийные, советские, комсомольские, хозяйственные, научные и другие работники у нас есть. Данные соображения нашли понимание и целиком поддержаны постановлением ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск» на прошедшем 18 июля заседании. Естественно, что нашлись не согласные и недовольные, тем более, что кое-кого нам удалось поставить на место, но впрочем, речь не об этом. Какие планы у Вас на вечер?

- Ни каких, на ужин сходить, да может по магазинам пробежаться, если вопрос с вашими коллегами закрыт.

- По этому вопросу не волнуйтесь, недоразумение полностью разрешилось. Насколько мне известно, вы оказали неоценимую помощь руководству компартии Белоруссии, и кроме благоприятного разрешения вашего вопроса Пантелеймон Кондратьевич лично попросил побеспокоиться о вашем досуге.

- Могу я отказаться, хотелось бы провести вечер в тишине за чашечкой чая.

- Экий вы Владлен Владимирович затейник, «посидеть в тишине». Находясь в столице и отказаться от посещения культурных достопримечательностей - конечно же, не позволим. Как я говорил ранее, ваш приезд очень вовремя и одеты вы как специально для этого мероприятия. Единственно пару нужно подобрать.

- Где же я вам пару найду, и хотя бы намекните, что за мероприятие. Концерт камерной музыки я не потяну, мне медведь уши отдавил.

- Сотрудницу в пару подберем, - начал задумчиво Игорь Михайлович.

И мне почему-то сразу представился эпизод из фильма «Пятый элемент», где Брюсу предложили в сопровождение женщину майора, внушительных габаритов. Понимая, что меня не поощряют, а в очередной раз используют в своих целях, точнее совмещают мое приятное со своим полезным, решил выбить себе хоть какие-то льготы. Но тут, же понял, что меня к этому и подводят. Все равно сделают по своему, все давно расписано, но попросив, что-то для себя, заранее становлюсь в невыгодное положение. Поэтому промолчал, в чужой игре не зная правил, выиграть невозможно.

Увидев, что я изображаю покорность и обреченность. Он усмехается, давая понять, что оценил мою проницательность, и продолжил.

- Через час к подъезду подадут машину, она же, после окончания мероприятия, привезет назад. Вам предстоит прослушать и просмотреть концертную программу, потом небольшой банкет в малом зале на втором этаже. У вас будут пригласительные. Закуски и напитки на столах, в этом ограничений нет. Отдыхайте, общайтесь, будут представители творческой интеллигенции, в общем, наслаждайтесь моментом. Если честно я даже немножко завидую, прямо с фронта и на бал.

Еще минут пять мы перебрасывались ни чего не значащими фразами, после чего тепло попрощались. За оставшееся время я провел небольшой инструктаж с бойцами-комсомольцами, а что бы ни бездельничали, посадил их за написание рапортов о своих действиях в немецком тылу, потом все равно переписывать, но пусть тренируются. В киоске на первом этаже купил неплохой одеколон, расческу и пару носовых платков. Потом прибежал администратор гостиницы и погнал нас получать в кассе премию. Бойцам выдали по сто рублей, а мне целую тысячу. Приличные деньги, с учетом того, что мой довоенный оклад, с доплатой за прыжки и другими надбавками, составлял тысячу двести рублей. Красноармейцы первого года службы получают восемь рублей пятьдесят копеек, а в военное время одиннадцать. Средняя зарплата рабочего в промышленности составляет около 350 рублей. Так что бонус приятный, можно будет что-нибудь в качестве подарков - сувениров прикупить, а то я не смотря на наличие денег, с собой больше двухсот рублей не носил, тратить то особенно негде было.

Вопреки моим ожиданиям вечер удался на славу. Пропетляв с полчаса по Московским улицам, мы подъехали к какому-то помпезному зданию. Понятно, что это Дом Культуры, но не ЦДКА, а к какому ведомству относится непонятно. Обучаясь в академии им. Жуковского, мне приходилось бывать в Москве, но знатоком ее улиц мне стать не довелось, так что определить, где нахожусь не получалось, а спрашивать у своей спутницы постеснялся. Мой пригласительный оказался в ложу, там уже присутствовали высокие чины, но поскольку на мне знаков различия не было, я вполне сошел за «важную шишку», поэтому скованности не испытывал. Раскланявшись, без проявления чинопочитания, мы расположились на выделенных нам местах. Мужчин в форме различных армейских специальностей в зале было большинство, хотя попадались и не носящие знаков различия, так что я особо не выделялся. А потом был концерт, который действительно понравился, даже пожалел, что не догадался купить цветы. В банкетный зал попасть оказалось проще простого. Выйдя из ложи, пошли за генералами и, пройдя по коридору, оказались в малом зале, даже приглашение показывать не пришлось.

Меня волновал вопрос: «Что за пир во время чумы?». На фронте дела прямо скажем не очень, сегодняшней ночью был первый массовый налет немецкой авиации на столицу. По слухам, участвовало несколько сотен бомбардировщиков, которые накатывали четырьмя волнами, но прорваться смогло не больше десятка и особого ущерба не причинили. Москвичи, к моему удивлению, к бомбежке отнеслись спокойно, хотя наверняка многие провели ночь в бомбоубежищах. Выходные прошли, ближайший праздник «День ВМФ» будет послезавтра, «День парашютиста» вообще 26 июля. На чей-то юбилей тоже не похоже. Но все оказалось значительно проще - праздновали создание и отправление на фронт концертных бригад. Концерт был своеобразной обкаткой программы, а банкет спонсировался политуправлением и тылом РККА.

«Барствовать» соответственно ни кто не собирался, все было устроено красиво, но достаточно скромно. Со стороны задрапированных, а может и заложенных, по случаю войны, окон стояли накрытые столы. Винный ряд представлялся в основном столовыми сортами разных марок, но одного производителя, которым выступал «Мосвинзавод». Хотя я рассмотрел и крепленное, скромно стоящие в стороне, ну это на любителя. Все вино не дороже семи рублей за бутылку, правда и плодово-ягодных, то есть самых дешевых, не было. Вместо бокалов была помесь граненых стаканов с чем-то на ножках. Я не любитель вина, это связано с тем, что любое вино, кроме ликеров, после нескольких глотков становится для меня кислятиной. Проверять, поменялись ли вкусовые ощущения при переносе в новое тело, не хочется. Закусок хватало, но разнообразием они тоже не поражали, по крайней мере, на мой взгляд. На столах стояли многоярусные вазы, нижняя тарелка которых была заполнена красиво порезанными фруктами, средняя крекерным печением или «розочками» с паштетами, а в самой маленькой верхней были конфеты или крошечные пирожные. На отдельных тарелках лежали рыбные рулетики и умилившие меня бутербродики, из черного хлеба, огуречного кружочка и кусочка сардины, вместо привычной мне шпроты. Кстати сардиной здесь считают сельдь иваси, так и пишут на банках «сардина (иваси)». Ни черной, ни красной икры, ни мясной или сырной нарезки, даже лосося не было. Для любителей крепких напитков и плотной закуски работал буфет, в котором, кстати, бутерброды с икрой присутствовали, по цене пять рублей за штуку. А, что вы хотите, трехкратная ресторанная наценка.

Компания молодых летчиков, на груди которых поблескивали ордена, окруженная девушками из танцевальной группы, не успевших, или не захотевших менять сценические наряды, сразу оккупировала немногочисленные столики буфета, сдвинув их в стороне в один большой. От них веселье и бесшабашность волнами расходилась по залу, собравшем до сотни приглашенных. Народ разбился по группам, которые делились, по родам войск, взаимным интересам или знакомым. Многие просто переходили от одной к другой, перебрасываясь словами. Я, кивая редким знакомым, увлек Ольгу в сторону буфета, предложив ей шампанское. Отстояв короткую очередь, выпросил у буфетчицы нормальный фужер под шампанское, а себе вазочку из-под мороженого, которая, по моему мнению, изначально была бокалом под коньяк, так как была шарообразной формы. Затем договорился, что купленная бутылка шампанского постоит в холодке, а мы будем подходить по мере надобности. Так же купил коробочку хороших шоколадных конфет для Ольги, а себе двести грамм коньяка, что бы бокал был заполнен до самой его широкой части, и нарезанный полукольцами лимон. Занимать вторую руку блюдцем с лимоном посчитал лишним, поэтому несколько долек надел на край бокала, как у коктейлей, чем вызвал определенную заинтересованность. Лимоном коньяк закусывают только в России, почему так повелось, не знаю, но для меня это уже традиция. Европейцам, а уж тем более французам, никогда не понять, что такое «лимон под коньяк», ведь для них это весьма дико: лимон обладает резким вкусом и полностью забивает вкус и послевкусие напитка.

Далеко отходить от буфета не стали, устроившись возле колоны. Это мне хорошо, так сказать все свое ношу с собой, но даме необходимо время от времени подливать шампанское, и бегать через зал не хочется. Место выбрали удачное, всех видим и в то же время остаемся в стороне, Ольга пыталась несколько раз заставить меня пройтись среди присутствующих, «засветить лицо». Но мне удавалось отговориться. Плясать под чужую дудку с неизвестной целью не хотелось, и так на ровном месте чуть в дезертиры не попал. Но настроение улучшалось пропорционально понижению уровня коньяка в бокале, мелькнула даже мысль попозже присоединиться к танцующим. В это время ко мне от «летного» столика направился старший лейтенант, и я слегка напрягся.

- Товарищ капитан, - как-то полувопросительно обратился он ко мне, - простите, просто у Вас знаки различия отсутствуют, а в Борисове Вы в капитанской форме были.

- По-прежнему капитан, - отвечаю, пытаясь восстановить обстоятельства, при которых мы могли видеться. Летчиков я тогда вывез под два десятка, всех не упомнишь.

- Вспомните, Вы истребительно-штурмовое звено создали, а я там самым молодым был. - Продолжает он, видя мои потуги.

- Извини старлей, - пытаюсь перевести разговор на ты, к чему выкать-то, - я тогда в такой запарке был, что совсем лиц не помню.

- Я понимаю все. Когда кто-то из красноармейцев рассказал о вашем прорыве из Минска, сам сначала не поверил, а когда под крылья стали бочки крепить, даже пожалел, что вызвался добровольцем.

- Говорят, все отлично получилось, - улыбаюсь, так уже дважды слышал эту историю, пусть и не от прямых участников.

- Да уж сработало так, что я чуть не забыл свои бочки сбросить, а потом бой с «Юнкерсами» и «Мессершмитами» был, - продолжает он, заводясь от собственных воспоминаний, - правда на обратном пути нас немного потрепали, я еле до аэродрома дотянул. Вот «Красную звезду» дали. А к Вам подошел спасибо сказать за то, что в небо меня вернули. Нас ведь всех кто из отпусков в свои части возвращался, но не успел, прямо на мосту через Березину заворачивали и командирами в пехоту определяли. Мне взвод из отступающих насобирали и участок обороны определили. А из меня пехотный командир, сами понимаете какой, только общие знания имею. Настроение у красноармейцев такое, что только и следи, чтобы не разбежались. Хорошо хоть сержант из старослужащих попался, помог порядок навести, правда, кое-кому пришлось мозги и кулаками вправлять. Но положение у нас аховое было. Патронов даже на один боекомплект не хватает, пулемет всего один на роту, про орудия и минометы, даже не слышно. И главное за двое суток, ни какого питания не выдали, насобирали у кого, что было в общий котел и варили жидкую похлебку раз в день, а утром и вечером пустой чай. Настроение такое, что нутром чувствуешь, в любую минуту могут в спину выстрелить и к немцу побегут. А потом, как глоток воды в пустыне, новость пронеслась - пленных немцев в Борисов целую колону пригнали вместе с техникой. Перед тем как стемнело, команда пришла получать боеприпасы и продовольствие, а командирам явиться для постановки боевой задачи. Командир батальона - капитан из кадровых, встретил нас повеселевшим, говорит: «Наконец-то командование за разум взялось и от сплошной линии обороны отказалось. Создаются укрепрайоны, прикрытые артиллерией. Ну и всех имеющих воинские специальности по списку направить в тыл на переформирование. В первую очередь летчиков».

Старший лейтенант уже хорошо под градусом, нет на ногах держится уверено, и вполне адекватен, но чувствуется, что это ненадолго. Речь начинает сбиваться, стал повторяться, много восторженных выражений, я конечно рад встрече с «крестником», но пора закругляться, тем более, что появилась представительная делегация, в составе которой вижу Пономаренко и несколько знакомых генералов. Поэтому предлагаю выпить за победу, старлей приглашает к своему столу, но при помощи Ольги вежливо отказываюсь. А она уже тянет меня поближе к вошедшим. Понимая, что в этот раз остаться в укромном уголке не получится, обновляю шампанское в ее фужере, и мы выходим на оперативный простор. На всякий случай, я отставил бокал а, взамен взял тарелку с миниатюрными пирожными. Безе просто таяло на языке. Ольга быстро их распробовав, тарелку у меня отобрала, пришлось вернуться за коньяком, и тут меня перехватил кинохроникер.

- Уважаемый гость! - с обезоруживающей улыбкой блеснул черными глазами смуглый красавчик с модной полоской усов и затараторил: - Прошу, скажите пару слов по поводу сегодняшнего мероприятия для истории. Это не займет много времени, уверяю вас. А потом сделаем несколько фотографий для памятного альбома.

Подобные скользкие типы никогда не нравились мне, а конкретный почему-то и вовсе раздражал, поэтому я отказался, не слишком заботясь о вежливости.

- Пожалуй, не стоит.

Ни сниматься на камеру, ни говорить какие-то дежурные фразы, я не собирался.

- Но почему? - изумился корреспондент. - В этом нет ничего сложного…

Я без особого труда ухватил его за лацкан пиджака, притянул к себе, улыбнулся и доверительно сообщил:

- Хотите пообщаться с компетентными органами?

Мой выпад угодил в цель: он заметно вздрогнул и даже слегка побледнел. Скомкано распрощался со мной и отправился восвояси. А я отправился на поиски Ольги, которую застал в обществе двух солидных и безусловно преуспевающих мужчин. Такое наметанный глаз отмечает сразу: форма, без знаков различия, пошита на заказ, аромат хорошего одеколона, уверенные жесты. При этом они были полной противоположностью друг друга. Один - коренастый и бритый наголо, с круглым лицом и роскошными усами. Другой - высокий, со спокойным лицом уверенного в собственных силах человека и тонкими пальцами музыканта. Зачесанные назад волосы открывали высокий лоб и глубокие залысины на висках; умное и волевое лицо было мне определенно знакомо, по фотографиям в газетах. Но кто это, к своему стыду, вспомнить не смог.

Меня она представила как сослуживца, а мужчин как коллег по работе своего отца.

- Молодой человек - обратился, разглаживая усы один из них. - Вижу, подобные сборища вам не по душе?

- Чувствую себя не в своей тарелке, - признал я очевидное.

- Я тоже, - хитро улыбнулся он. - Но открою секрет, у светских раутов есть одна немаловажная особенность - они дают возможность познакомиться с интересными и нужными людьми. Выезд артистов к линии фронта мероприятие не простое, хотя и очень нужное. Необходимо позаботиться о снабжении, транспорте, питание, размещении да много о чем, и большинство из присутствующих в дальнейшем и будут этим заниматься. А решать сложные вопросы всегда легче со знакомым, тем более, если знакомство произошло во время дружеского застолья. Правда первоначально все планировалось по другому, без такого официоза, но из-за вчерашнего налета пришлось многое менять. Гитлер целую неделю хвастался на весь мир, что смешает Москву с землей и даже прислал асов бомбивших Лондон. А все оказалось пшиком. К столице прорвалось около десятка самолетов и те не дальше окраин. Теперь пусть пресса покажет всему миру, что мы врага не боимся и дадим ему жесткий отпор.

- Это он так на комплимент нарывается, как организатор - усмехнулся второй. - Ольга сказала вы прямо с фронта, так, что хочется услышать Ваше мнение по одному вопросу. Дано задание разработать меры поощрения личного состава за отличия в бою, в дополнение к правительственным наградам. Так сказать материально, заинтересовать рядовой и командный состав. Назовем это добавочными выплатами или «премий по результатам боевой работы».

- Да, что скажете по этому поводу, молодой человек? - Поддержал его коренастый.

- А что вы хотите услышать? - не стушевался я. - Инициатива конечно нужная. У бойца должен быть и дополнительный стимул, кроме ненависти к врагу. Но мне кажется, сейчас более важно материально стимулировать не только за уничтоженную вражескую технику, но и обязательно за нашу эвакуированную с поля боя и восстановленную. Это гораздо экономичнее, чем поставлять новую.

- Вот, что значит свежий взгляд со стороны. Тыловиков мы совсем упустили из виду…

Спор между ними разгорелся с новой силой, и Ольга, деликатно попрощавшись, потянула меня в сторону Пономаренко.

Я этого не особо хотел, но поскольку сейчас мои желания никакой роли не играли, покладисто дал себя увести в нужную сторону, хотя вечер стал терять свою привлекательность.

В этот момент к группе творческой интелегинции, стоящей рядом, подскочил растрепанный мужчина с зачесанными назад, дабы скрыть лысину, жидкими прядями волос. Глаза его лихорадочно бегали из стороны в сторону, не задерживаясь ни на чем дольше чем на пару секунд, а сильный запах спиртного чувствовался даже с расстояния трех шагов.

- Что опять стряслось, Франц Иосифович? - поинтересовался главный режиссер театра со смесью снисходительности и раздражения.

- Ида Рубинштейн окончательно отказалась выступать под декламацию Григорием своей новой поэмы!

- Это пренеприятнейшее известие! - прорычал режиссер. - Я просил сделать все по высшему разряду, неужели это так сложно?!

- А я сразу говорил, что это пустая затея, - подлил масла в огонь кто-то из присутствующих. - Ида сейчас работает над переосмыслением образа в новой постановке…

- Да кого сейчас это интересуют! - вскричал режиссер. - Я так на нее рассчитывал! Теперь уже не успеть договориться ни с Павловой, ни с Серовой! - и злой как черт убежал по коридору.

- Ох уж эти люди искусства! - рассмеялся кто-то в свите Пономаренко. - С ними не соскучишься! Жизнь бьет ключом, обожаю! Просто обожаю!

Я кивнул. Жизнь продолжается, все идет своим чередом. Небольшой оркестр играл незнакомую мелодию, которую большинство слушало с удовольствием.

- Что играют? - спросил я, не стесняясь продемонстрировать собственное невежество.

Ольга пожала плечами.

- Это из балета, который на следующей неделе представят в Большом. Название я запамятовала, кажется, что-то из славянской мифологии.

В это время Пономаренко решил обратить внимание на нас, точнее ввести меня в свой разговор.

- Ну, что Владлен Владимирович, как настроение? Вы говорили, что не смогли, месяц назад, присутствовать в Минске на концерте. Вот Мы и постарались исправить это. Ведь Вы к нам прямо с фронта, да еще и в прорыве участвовали, расскажите как там наши белорусы, оказывают помощь Красной Армии.

Пришлось пересказывать, как люди, для обеспечения техники горючим, несли последний керосин, как помогали продовольствием и сведениями о противнике. Упомянул начальника станции, который, несмотря на непризывной возраст, присоединился к нашему отряду. Присутствующий корреспондент, строчил в блокноте не останавливаясь, а когда я выдохся, отпросился у Пономаренко и умчался в редакцию. Потом я еще какое-то время поотвечал на вопросы присутствующих и про меня благополучно забыли. Очевидно, я свою функцию выполнил, хотя в чем была ее суть, так и не понял, все-таки интриги это не мое.

С Ольгой я все-таки потанцевал, но ее у меня быстро увели. Убедившись, что девушку доставят до дома и она против этого не возражает, закупился в буфете цыплятами в табака, шоколадом и парой бутылок коньяка, после чего отправился в гостиницу. Хорошо, что водителю была дана команда меня отвезти, а то сам бы я вряд ли нашел место, где остановился. Москва сороковых гораздо меньше, чем я ее знал но, тем не менее достаточно крупный город и затеряться не его улицах очень просто.

В гостинице, будучи «слегка навеселе» я предложил девушкам горничным, что так мне помогли, и смена которых еще не закончилась, отпраздновать мое скорое возвращение на фронт. Легко сломив их слабое сопротивление, тем более, что их прямо распирало от желания узнать, продолжение моих героических похождений, и то, чем вызван такой интерес к моей скромной персоне со стороны различных органов, мы устроили небольшой банкет с продолжением.

Утро я встретил в своей постели и в прекрасном настроении. «Комсомольцы» смотрели на меня завистливыми взглядами и вздыхали.

- Будет и на вашей улице праздник, - успокоил я их с усмешкой, - какие ваши годы. Тем более вам сегодня предстоит фотссесия и общение с репортером, а то и не с одним. А теперь слушаем вводную.

Рассказав новые обстоятельства спасения знамени, без деталей, которые наверняка появятся позже, но уже в интерпретации партийных органов, и выслушав возражения, я поставил бойцов по стойке смирно.

- Значит так красноармейцы. Это не моя прихоть, а приказ родины и партии. Мне в газеты попадать категорически нельзя, не та у меня военная специальность, а спасение знамени осветить в печати обязательно нужно для поднятия боевого духа. С этим согласны?

- Да, - бойцы неуверенно переглядываются.

- Кроме того, вы ведь действительно остались прикрывать отход командира, а потом до выхода из окружения охраняли знамя. Так в чем же здесь не правда?

- Но ведь…, - начинает один из них.

- Отставить, - прерываю на полуслове, не давая разгореться спору, - я все сказал, за невыполнение приказа расстрел. А героев если, что и без вас найдут, но я рассчитываю на вашу комсомольскую сознательность. Партия сказала - НАДО! Комсомол должен ответить - ЕСТЬ!

И увидев недоумение на их лицах, вспомнил, что плакаты с такой надписью появятся гораздо позже, еще и песен нет строчки, из которых я только, что процитировал. Повнимательнее нужно, а то ляпну что-нибудь вроде того, что комсомол имеет шесть наград, а их то пока всего две: орден Красного знамени - за боевые заслуги в годы Гражданской войны, и орден Трудового Красного Знамени - за первые пятилетки.

- Спор окончен. Вперед готовиться к встрече с прессой.

Дальше все прошло как по писаному. Сотрудник ЦК компартии Белоруссии переговорил с бойцами. Те выслушали отредактированную версию, покивали головами и пошли на встречу с корреспондентом. Смущаясь и краснея рассказали как оказались в немецком тылу, как встретили политработника, и прикрывали его отход из винтовки и трофейного автомата, как он, смертельно раненый, поручил им вынести знамя. Потом распотрошили все мои запасы, вооружив бойцов по максимуму, даже револьвер умудрились заткнуть кому-то из них за пояс. Ребята смотрелись боевито и грозно, хоть сейчас на плакат. Когда вся эта суета закончилась, я подписал командировочное, попрощался с парнями, их дальнейшей судьбой обещали заняться партийные органы Белоруссии, закупился подарками и убыл на подмосковный аэродром. Перед этим правда еле отбился от чести выступления на митинге одного из московских предприятий и интервью для радио.

В родном штабе встретили меня с упреками, оказывается им крепко досталось за то, что получается любой мог вручить пакет и направить курьера куда угодно. Рай для немецких диверсантов, печатай любой приказ и официально направляй его от имени штаба. Доложился Худякову, тот рукой махнул:

- Не до тебя сейчас, после поговорим. Срочно готовим план мероприятий по перехвату немецких бомбардировщиков на дальних подступах к Москве. Слышал о массированном налете на столицу в ночь на 22 июля? Немцев потрепали, не ожидали они, что у нас ночные перехватчики есть, но недостатков в обороне выявилось достаточно. Хорошо, что накануне масштабные учения по противовоздушной обороне Москвы прошли.

- У немцев вроде нет дальних бомбардировщиков.

- А им и не надо. Фронт видел как приблизился, у 111-х Хенкелей, да и 88-х Юнкерсов дальности с большим запасом хватает. Гитлер по радио еще 16 июля объявил, что сравняет Москву с землей. По данным разведки неделю назад в прифронтовую полосу стали прибывать авиачасти с западного направления, те что англичан бомбили, опыта за два года поднабрались, да на нас зубы обломают.

- Одними оборонительными мероприятиями ограничиваться не стоит, необходимо самим ударить по местам их базирования. Отследили, откуда происходят налеты?

- Да, установили, что в налете участвовало около двухсот машин. Посты ВНОС обнаружили их еще до наступления темноты по линии Рославль - Смоленск. При этом больше сотни машин шли компактной группой, выдерживая направление Вязьма - Гжатск - Можайск на высоте до трех тысяч метров, обходя узлы противовоздушной обороны. А разведка докладывает, что с наступлением темноты на маршруте полета диверсанты разложили костры, служившие экипажам ориентирами. На подступах к городу самолеты рассредоточились и проникали к назначенным им целям с разных направлений малыми группами, от трех до девяти самолетов. В город прорвались единицы, полтора десятка сбили. Откуда взлетали и куда возвращались, примерно выяснили. Действовали в основном с аэродромов Дубицкая Слобода, Орша и Бояры, а также с других аэродромов южнее Минска и Борисова. Еще одна группа на «Доронье» взлетала с аэродрома Вильнюс.

- Я бы рекомендовал нанесение превентивных ударов, пока новые части не обустроились и нас всерьез не принимают. Дневные массовые налеты, как в начале июля, нам не потянуть, а ночью отбомбиться вполне по силам.

- Вот возьми почитай, что мы предлагаем, и садись, пиши свои предложения. Думаю, что сейчас любая разумная инициатива будет к месту. - С этими словами он протягивает мне рапорт.

Секретно

ДОКЛАД КОМАНДОВАНИЯ ВОЕННО-ВОЗДУШНЫХ СИЛ ЗАПАДНОГО ФРОНТА ВОЕННОМУ СОВЕТУ ЗАПАДНОГО НАПРАВЛЕНИЯ ПО ОРГАНИЗАЦИИ ПЕРЕХВАТА САМОЛЕТОВ ПРОТИВНИКА, ПРОИЗВОДЯЩИХ НАЛЕТЫ НА МОСКВУ ЧЛЕНУ ВОЕННОГО СОВЕТА ЗАПАДНОГО НАПРАВЛЕНИЯ тов. БУЛГАНИНУ

Докладываю соображения по организации перехвата самолетов противника, производящих бомбометание по Москве.

1. Установлено наблюдением системой противовоздушной обороны, что бомбардировщики противника летают на столицу в пространстве между Ржевом (10 - 15 км южнее) и Спас-Деменском. Обратное возвращение также производится на этом участке.

2. Для противодействия налетам противника на столицу на подходе к меридиану Ржев, Вязьма, Спас-Деменск необходимо:

а) Иметь, кроме истребителей, расположенных на аэродромах Ржев. Новое Село, Двоевка и Шайковка, истребительные звенья в засаде на существующих площадках согласно прилагаемой схеме. По мере готовности площадок звенья засады необходимо посадить: одно звено - на запад от станции Касня, одно звено - у станции Гадуновка, одно звено - разъезд Завальный. Эта линия истребительных частей и звеньев, находящихся в засадах, образует первую линию перехвата самолетов противника, идущих на столицу.

б) Кроме первой линии засад, образовать вторую линию засад на существующих площадках: Трисели, Гжатск, станция Угрюмово, Юхнов.

в) Задача, как первой, так и второй линии засад: во взаимодействие: с истребителями противовоздушной обороны уничтожать авиацию противника при пролете меридиана. Ржев, Спас-Деменск как на Москву, так и обратно.

г) Для ночного перехвата организовать барражирование ночных звеньев на аэродромах Ржев, Новое Село, Двоевка. Остальные звенья и, засады использовать для перехвата вечером, в сумерках и на рассвете.

3. Для организации наблюдения района посадки самолетов противника, необходимо иметь на аэродромах Ржев, Сычевка, Новое Село, Шайковка, Гжатск, Медынь, Юхнов, Мосальск специальные самолеты наблюдения и связи (СНИС) типа Пе-2, Як-4, которые при обратном пролете ввязываются в хвост самолетов противника и засекают их маршрут и аэродром посадки. Все самолеты наблюдения и связи (с рассветом - дневные экипажи, а ночью - ночные экипажи) должны патрулировать в воздухе на высоте пролета противника. Данные о наблюдении передаются по радио на командный пункт.

4. Для выполнения задач перехвата и службы самолетов наблюдения и связи потребуется:

а) истребительных звеньев - 12 - 36 самолетов;

б) из них ночных звеньев - 5 - 15 самолетов;

в) на каждый из пяти ночных аэродромов необходимо по три прожектора на аэродром, то есть 15 прожекторов;

г) самолетов наблюдения и связи - 8;

д) зенитных батарей для взаимодействия с прожекторами и ночными истребителями - 5;

5. Распоряжением командующего военно-воздушными силами фронта можно выделить: одно звено ночных истребителей на аэродром Двоевка и одно звено на аэродроме Новое Село из состава 38-й истребительной авиационной дивизии. На сегодня всего во фронтовой авиации имеется истребителей: 9 исправных , 6 неисправных. Самолеты наблюдения и связи можно выделить из фронтовой бомбардировочной авиации на аэродромах: Ржев, Новое Село, Шайковка, Медынь, Мосальск. Все остальные 10 звеньев для засад и 3 самолета наблюдения и связи нужно выделить из состава частей военно-воздушных сил Резервного фронта. Зенитные батареи и прожектора имеются в распоряжении начальника противовоздушной обороны фронта.

6. Управление всей системой перехвата (звенья в засадах, самолеты наблюдения и связи, прожекторы и зенитная артиллерия) необходимо сосредоточить или в штабе военно-воздушных сил Резервного фронта, или объединить с системой противовоздушной обороны Москвы (в последнем случае будет достигнуто значительно лучшее взаимодействие).

Командующий военно-воздушными силами Западного фронта полковник НАУМЕНКО

Военный комиссар военно-воздушных сил Западного фронта бригадный комиссар КЛОКОВ

Начальник штаба военно-воздушных сил Западного фронта полковник ХУДЯКОВ 24.7.41 г.

Все понятно и в общем-то правильно, задача была поставлена организовать своевременное обнаружение и перехват авиации противника и она выполнена из расчета имеющихся сил и средств. Военные мыслят в рамках поставленных задач, не отвлекаясь и не проявляя ненужную инициативу. Но Худяков мужик головастый и сразу ухватил предложенную идею, и в полной мере реализовал старый армейский принцип: инициатива имеет инициатора - кто предложил тот и делает.

Массированный авиационный удар ВВС пяти фронтов, состоявшийся 8 июля по крупным аэродромам противника показал как эффективность уничтожения техники на земле, так и ряд недостатков в организации самой атаки. Отсутствие точных разведданных о боевой работе противника не позволило застать врага на земле. Большая часть самолетов оказалась на вылете, и в результате удалось повредить не так много техники, как планировалось, в основном разбомбили склады и инфраструктуру. В других случаях подвела погода - низкая облачность не способствовала точности бомбометания. Так что при планировании акции, необходимо будет учитывать мнения специалистов, как летчиков, так и метеорологов. А в целом предстоит спланировать стандартный разведывательно-диверсионный рейд в немецкий тыл с задачей установить режим работы аэродрома, график полетов, схему противовоздушной обороны и систему обозначения «свой - чужой». Установив данные, навести на аэродром нашу авиацию, и обозначить его границы. В принципе ни чего сложного. Правда, я считаю, что действия ДРГ должно быть шире. Мало уничтожить технику, обязательно нужно попытаться нанести урон в живой силе, выбить как можно больше специалистов, начиная с летного состава и заканчивая механиками. Через полчаса в дополнение к докладу я приложил свой рапорт с предложениями об организации удара по аэродромам в районе Орши и Борисова. Еще через час, после ознакомления, свои визы наложили командующий ВВС, комиссар и начальник штаба. Такие вот времена, любой документ или приказ должен быть подписан или согласован с указанной тройкой. При отсутствии хотя бы одной подписи приказ считается не действительным, до принципа единоначалия пока еще далеко.

Перед тем как отправиться в расположение части Худяков остановил меня и сказал, что от полетов мы, то есть вся служба, пока отстранены. Обеспечение доставки приказов, возложено на фельдегерьскую службу, а мы формально оставаясь в штате штаба ВВС переходим в оперативное подчинение разведотдла штаба фронта. На нас остается подготовка и заброска диверсионно-разведывательных групп, причем относительно меня вопрос открыт. В чем это выражается Сергей Александрович не пояснил. С оказией добрался до своих и получил разнос еще и от Старчака, хотя он мне не командир даже формально. Видать крепко их вздрючили раз до сих пор не успокоился, но прав он, конечно же прав. Я сам уже сто раз пожалел, что согласился на свое крайнее задание, ведь мог отказаться вполне официально, но все мы умны задним числом. А вот парни мне действительно обрадовались, особенно когда раздавал Московские гостинцы.

Во второй половине дня 27 июня на наш аэродром на У-2 прилетел полковник Н.Ф. Науменко. До начала войны он занимал должность заместителя командующего ВВС Западного округа, а теперь, был назначен командующим, и поговаривали, что представление на генеральское звание находится на согласовании. Меня, уже традиционно и показательно выпороли, а потом зачитали приказ, согласно которому Ставка Верховного Главнокомандования решила привести в порядок части ВДВ и использовать их на Западном фронте по прямому назначению. В качестве средства выброски десанта предназначались 1-й и 3-й авиаполки тяжелых бомбардировщиков ТБ-3, с местом базирования на четырех аэродромах вокруг г. Юхнов. Обеспечение боевой и летной подготовки было возложено на батальон аэродромного обслуживания (БАО). Капитан Старчак назначался командиром Отдельной парашютно-десантной группы, со штатным расписанием: десантный батальон, взвод подрывников и отдельная разведгруппа. Местом под базу для подготовки назначили пионерский лагерь, недалеко от Мальцевского аэродрома, на берегу реки Угры. Официально задачей обозначено обучение инструкторов парашютно-десантной подготовки, на самом деле будет «учебка» среднего командного звена парашютистов-диверсантов. И как ранее мне говорил Худяков, формально оставаясь в составе штаба ВВС, мы переходим в оперативное подчинение разведотдела штаба фронта.

Отдельным приказом уточнили, что переменный состав из числа агентурных разведчиков и разведчиков-диверсантов (разведкурсы при 1-м и 2-м отделениях разведотдела штаба Западного фронта), а так же все партизанские группы в это число не входят и будут выполнять специальные задания только по указанию штаба фронта. Контроль за их подготовкой возлагался на меня, как представителя Военного Совета Западного Направления. Должность моя будет называться военный наблюдатель (военнаб), имеет потолок по воинскому званию - полковник, но знаки различия, мне вроде как не положены. Для упрощения действий в прифронтовой полосе разрешается носить капитанские шпалы, до присвоения следующего воинского звания.

Капитану Старчак предписывалось сдать дела, и с личным составом, который он забирает с собой, выдвинуться в район дислокации в течение двух суток. Туда же направится и личный состав, приписанный ко мне. А мне предстоит направиться в распоряжение Военного Совета Западного Направления для получения документов, инструктажа и постановке задач.

Прошел ровно месяц с моего первого боя в этой реальности, особых успехов я не достиг, но и не облажался по крупному. А теперь и делом займусь, которое оказалось мне по душе и по способностям. Если честно, то как кадровый командир РККА, я себя вижу слабо, окопный бой - не мое. Вот нагадить врагу, навести шороху у него в тылу, это прямо как для меня, здесь я Родине больше пользы принесу. Так, что вперед к новому месту службы и к новым победам.

конец 1 книги. КНИГА ВТОРАЯ .Там где твоё место