Спросите, как найти приключения, которые сильно разнообразят вашу жизнь. Не торопитесь ударяться в экстрим. Может случиться, что судьба все решит за вас, и они придут сами, и выберут для этого самое неподходящее время. Например, обычный июньский день.

Утро выдалось замечательным, не слишком жарким, но в, то, же время солнечным и безветренным. В такую погоду хочется отправиться на природу, поближе к воде, пожарить мясо, выпить пива, лучше светлого не фильтрованного, хотя и темное пошло бы на ура. А мясо, замаринованное и приготовленное мною, ценится любителями вкусно поесть, достаточно высоко. Без ложной скромности можно сказать, что у меня к этому талант. Не зря же я, на протяжении доброго десятка лет, в свободное от основного вида деятельности время, отвечал за организацию и проведение всех празднований руководства и личного состава одного из подразделений в системе МВД. И хотя это уже в прошлом - четыре года как пенсионер с тридцатилетней выслугой, но вспомнить былое приятно. Однако день сегодня трудовой, и я приехал на работу. Пенсия пенсией но, во-первых, дома без дела смог только полгода высидеть, а во-вторых, деньги лишними не бывают. Опять же я хоть и юрист по образованию, но руки золотые, что угодно могу отремонтировать, починить или просто сделать, при наличии инструмента и материалов естественно. Нередко и из разного барахла приходилось мастерить, чем многие и пользовались, так как смена рода деятельности была в радость, а денег со знакомых и не брал ни когда. Но сегодня у нас с напарником плановое мероприятие по устранению протечки масла в системе жидкотопливного теплогенератора, который установлен на складе, прямо над кабинетом местных полубосов. И по всем не писаным законам, капает прямо над входом и обязательно именно в момент, когда кто-то из них проходит мимо.

И да, я подполковник полиции в отставке и юрист-правовед по образованию, работаю простым электриком-хозяйственником на одном из авто обслуживающих предприятий родного города, где пригодилась моя гражданская специальность, полученная в далекой юности, и ни капельки, поэтому поводу не переживаю. После выхода на пенсию посыпался град предложений от банков, но все либо связано с безопасностью, либо вообще коллекторство. Правда было и предложение стать преподавателем в академии, но решил радикально сменить вид деятельности и не пожалел. Наконец-то обрел долгожданное спокойствие: ни какой ответственности за принятое решение; отсутствие подчиненных, все время ищущих приключения на свое интимное место; нет сроков исполнения и самой необходимости выполнять дурные приказы и распоряжения; и главное не нужно принимать близко к сердцу развал системы МВД. Господи, как же хорошо на «гражданке»!

Первый и самый тяжелый час рабочего времени, был благополучно потрачен на переодевание, утреннее чаепитие и обсуждение с напарником международной обстановки в частности, и некоторых сотрудников склада персонально, после чего наступило время применить свои профессиональные навыки на практике. Принесенная лестница была приставлена к стене в месте предполагаемого ремонта, и я, как ведущий специалист, поднялся по ней на четырехметровую высоту. Место протечки нашел сразу, но без инструмента неисправность не устранить, о чем сообщил напарнику Евгению, отправив его за необходимым. Принести ключи ума много не надо, до нашего кабинета всего несколько метров, но Женя сумел потеряться или забыть, зачем пошел, что для него обычное дело. Прошло несколько минут. Стоять на лестнице неудобно, вниз спускаться лень, поэтому поднявшись повыше, развернулся и сел на одну из верхних ступенек, оперевшись спиной о стену. Пусть не очень удобно, но какой-никакой комфорт. Только расположился, как лестница заскользила по гладкому бетонному полу, и я понял - падаю, и это будет как минимум больно. Сгруппироваться, из положения, в котором находился, по-человечески не получилось. Удар об пол и ступни ног буквально взорвались болью, а следом что-то бьет по голове и наступает темнота.

Удивительно, но сознание не теряю, хотя ничего и не вижу. Мысли хаотичным ураганом носились вокруг столь неожиданного начала дня. Разобраться в своих ощущениях сразу не получается. Основная «как сильно убился?» вдруг отодвигается, какой то странной - «показательный прыжок, видимо несчастливый». И тут осознаю, что я не совсем я, а еще и кто-то другой. В глазах проясняется, оглядываюсь по сторонам и понимаю, что сижу на земле на краю летного поля и вижу бегущих ко мне людей: одних в военной форме, других одетых в технические темно-синие комбинезоны. Немного удивляет отсутствие современных материалов, но в то же время обстановка воспринимается абсолютно обыденно, как будто так и должно быть. Одежда явно старых образцов у меня удивления не вызывает, кроме того многих из этих людей я узнаю, вернее узнает их человек в сознании которого я нахожусь, и при этом ни он ни я ни какого дискомфорта не ощущаем. Наоборот чувство как будто вернулся домой после долгого отсутствия, тело прекрасно слушается, боль тоже ощущается в полной мере, но что делать дальше не понятно, так как мыслим мы как бы двумя потоками, каждый о своем.

В уши врывается надсадный рев санитарной машины, перед глазами мелькают встревоженные лица товарищей, среди них лицо нашего штатного укладчика парашютов Ивана Бедрина, который первым подбежал к месту моего неудачного приземления. Убедившись, что со мной относительно нормально, он кинулся осматривать купол парашюта. Понять его можно, сейчас парашюты укладывают специально обученные люди, и они же несут ответственность за результат раскрытия и приземления. Это в мое время требования к укладке касаются всех, не взирая, на звания и лица, сам укладываешь - сам и ответственность несешь. А что бы сомнения не было оставляешь записку на шелке, кто и когда делал работу.

Пытаюсь встать, и опять сильнейшая боль простреливает ступни, отдается в пятки, сознание плывет, и я проваливаюсь в спасительное забытье.

В себя прихожу, окончательно осознав, что попал в 21 июня 1941 года и разделяю теперь тело и сознание с начальником инспекторской службы штаба ВВС Западного особого военного округа, капитаном РККА Песиковым Владленом Владимировичем. Возраст тридцать шесть лет. Не женат, детей не имею. Происхождением из крестьян. Родился и вырос в Сибирском городе Омске. В Красной Армии с 1920, там же вступил в комсомол. В боях с белогвардейцами барона Унгера был ранен. По окончании лечения поступил в школу военных разведчиков. Активно занимался комсомольской работой, и в 1926 году стал выпускником совпартшколы. С 1929 член компартии. После окончания в тридцатом году школы красных командиров имени 3-го Коминтерна, командовал взводом конной разведки в горах Хингана, в Кударе возглавлял группу ЧОНа, послужил в Хабаровском крае. Спортсмен многоборец. С 1931 года, как большинство кавалеристов, сменил живого коня на железного, отдав свой выбор небу, что привело в Оренбургское военное училище им. Ворошилова, а затем и на курсы парашютистов в Ейскую военную школу им. Сталина. Апофеозом образования стало окончание в 1940 году заочного командного Факультета Военно-воздушной академии им. Жуковского. Странно, что при таком послужном списке всего капитан, хотя о чем я, характеры у нас похожи - оба любим, рубить правду матку, не взирая, на лица, но при этом, не теряя здравого смысла.

Вообще-то имя и отчество - это скорее «оперативный псевдоним», дань революционным веяниям 20-х годов двадцатого века. Что можно требовать от пацана, который в неполные шестнадцать лет, записался добровольцем в кавалерийский эскадрон, и ушел добивать белогвардейские банды. Владлен расшифровывается как Владимир Ленин, а отчеством стало имя своего первого командира эскадрона, которому многим был обязан. В то время смена имени была довольно распространенной практикой - “отречемся от старого мира”. Ленин, Сталин, Троцкий список “псевдонимов” героев революции очень длинный. А молодежь всегда шла за своими кумирами. Особенно доставалось юным комсомолкам, сколько было Октябрин, Революций и Даздраперм.

Более интересная история смены имени была у моего непосредственного начальника по службе в штабе ВВС полковника С. А. Худякова. Настоящее его имя Арменак Артёмович Ханферянц. Он тоже в 15 лет ушел из дома и устроился учеником электрика на нефтепромыслы Баку. Там же познакомился со Сталиным, возглавлявшим партийную ячейку. В феврале 1918 года вступил в Красную Армию. Оборонял Царицын (Сталинград). В одном из боев был спасен своим другом и командиром Сергеем Александровичем Худяковым. Позднее во время рейда в тылу белоказаков смертельно раненый Худяков передал командование Арменаку, и тот в кожанке и с оружием побратима в руках, вывел конный отряд разведки из окружения. После этого и принял фамилию и имя погибшего. Но до сих пор в разговоре изредка, да и проскальзывают слова родного языка, что выдает в нем армянина.

Все знания и умения как мои, так и моего носителя сохранились в полном объеме, но при этом не перемешались, а как бы дополняют друг друга. В общем, чувствую себя как в очень продвинутой компьютерной игре, если бы были такие технологии. Все нужные и обязательные действия мой герой делает сам, а я только направляю его на выполнение квестов. Однако боль, да и все другие чувства-ощущения работают в полной мере. Понятны и обстоятельства получения травмы.

Всю прошедшую неделю проходили сборы инструкторов парашютной подготовки округа. Окончание которых, по традиции, заканчивалось сдачей зачетов работниками штаба. Физическую и боевую подготовку я, то есть человек в чьем сознании нахожусь, принимал вчера, а на сегодня были запланированы прыжки с парашютом, оценивать которые должен был мой коллега - начальник парашютно-десантной службы округа капитан Старчак Иван Григорьевич, но его вчера вечером срочно направили в расположение 4-го десантного корпуса в Пуховичи. Так, что его заменил старший лейтенант Балашов, а мне доверили выполнить первый показательный прыжок, который совместил с испытанием нового парашюта, сконструированного инженером Мироновым. Выпрыгнуть нужно было с самолета, идущего на максимальной скорости. Основной парашют ПЛ-1, создававшийся в СССР в начале 30-х годов, для самолетов, скорость которых не превышала 300 км/ч, морально устарел, да и просто был не надежен, так как от нагрузки разрушалась ткань купола. С 1935 года велись не прекращающиеся экспериментальные работы по созданию новых образцов и подбор специальной ткани. На замену уже поступил ПЛ-3, но как говорится нет предела совершенству и полету конструкторской мысли. А испытания должны проводиться в условиях максимально суровых, по возможности приближенных к боевым.

Этот первый выходной день недели,из двух, что впервые за долгие годы, выделило командование РККА. обещал быть на загляденье хорош, безветренно, на небе ни облачка - идеальные условия. Прыжки обычно проводятся утром, пока воздух не успел прогреться и, нет сильных восходящих и нисходящих потоков. Самолет я покинул нормально, но в момент, полного раскрытия купола, когда перегрузка стала предельной, одна пара круговых лямок не выдержала и оборвалась. Каким-то чудом смог ухватиться сначала одной, а потом другой рукой за раскачивающиеся в воздухе стропы. Раскрыть запасной парашют даже не стал пытаться. Управлять снижением не было ни какой возможности, поэтому приземление вышло крайне не удачным.

И сейчас подпрыгивая и громыхая на выбоинах, небольшой темно-зеленый автобус с красными крестами на стеклах, везет меня в Минск, в окружной госпиталь. На предложение вылечиться в амбулаторных условиях медики вежливо, но твердо отказали, тем более что под шлемом оказалась сильно кровоточащая царапина. Причина ее появления осталась загадкой, так как ткань шлема повреждений не имеет, а удариться на поле не обо что.

В приемном отделении меня еще раз осмотрели, обработали ноги и наложили временную повязку. Затем отобрали одежду, выдав взамен больничную пижаму и халат, а дюжие санитары отнесли в палату, так как сам я имел ограниченную подвижность, хорошо, что до туалета мог добираться самостоятельно. В большом зеркале наконец-то смог рассмотреть человека, которым я теперь себя осознаю. Из-за стеклянной поверхности на меня смотрел молодой мужчина крепкого телосложения, примерно моего роста - 178 сантиметров, волос такой же густой и светлый, высокий открытый лоб, курносый нос, лицо обычное. Не писаный красавец, но, как говорится, и так сойдет. Черты лица чем-то неуловимо похожи на семейные (по линии матери), да и фамилия говорит об этом. Так что возможно это мой дальний родственник, а может, я просто цепляюсь за притянутые за уши факты, пытаясь хоть как-то обосновать происшедшее.

Разместили меня в палате на третьем этаже, где все койки были свободны, поэтому я выбрал стоящую у самого окна. Лег, положив ногу в лубке на кроватную дужку, укрылся с головой простыней и попытался обдумать сложившуюся ситуацию.

В предвоенном Минске, над которым уже сгущаются тучи вражеского нашествия, люди продолжают жить обычной мирной жизнью. Совсем недавно было закончено строительство шлюзов минского искусственного озера, в сооружении которого активное участие принимали и авиаторы гарнизона. Три дня назад щиты были опущены и котловина начала постепенно заполняться водами Свислочи. Само открытие было назначено как раз на 22 июня 1941 года и теперь уже мне, на посвященном этому событию митинге, должно было быть предоставлено слово.

Пока мое второе я переживает о том, что расстроились все его планы на предстоящий выходной, где был и торжественный митинг с танцами, и вечерний спектакль Московского художественного академического театра в Доме Красной Армии, я решаю более глобальные проблемы. Ни на прием к Сталину, ни в гости к Берии я однозначно не собираюсь, письма им писать тоже не буду. Быть мессией и нести знания будущего это хорошо только на различных компьютерных форумах, которые я, кстати, и не посещал ни когда, жизнь она гораздо сложнее. Общение с руководителями разного уровня и рангов, научило нас обоих, что мнение подчиненных, отличное от их собственного, или от выработанной ими «генеральной линии», чревато серьезными последствиями. В лучшем случае оно просто игнорируется, во всех остальных «самый умный» карается всеми доступными средствами. А учитывая, что большинство старших командиров и партийных работников так прямо гордятся своим церковно-приходским образованием, игнорируя нечастые курсы повышения квалификации, повторяя Ленинское - «У нас каждая кухарка может управлять государством» - забывая продолжение - «которая получит соответствующие знания» - то выделяться не особенно хочется. Тем более свою некомпетентность большие начальники компенсируют бравированием прежними революционными заслугами, что часто оборачивается принятием волевых, но непродуманных, а порой просто вздорных решений. Именно такой тип руководителя - брутального мало компетентного, но слепо преданного партии и вождю - был типичным для этого времени. Всех кто выделялся из общей массы, смело чистками 1937-го года, а вчерашние капитаны и лейтенанты в мгновение ока оказавшиеся на генеральских должностях доверия не вызывали.

Но меньше чем через сутки, начнется самая страшная для нашей страны война, и остаться в стороне став сторонним наблюдателем я просто не могу. Да, сегодня поздно вечером по всем приграничным округам разойдется Директива о приведении войск в состоянии боевой готовности, но выполнить ее смогут далеко не все. Я же нахожусь в направлении удара немецкой группировки армий «Центр», в составе четырех армий, две из которых танковые, плюс 2-ой воздушный флот и другие части, в том числе войска СС. Моторизованные корпуса танковых групп, сметая все на своем пути, меньше чем за неделю, прорвутся вглубь советской территории, как нож сквозь масло. Убеждать в чем-то командующего Павлова бесполезно, даже информация о его расстреле уже не поможет.

Пришел главный хирург, размотал бинты, прощупал ноги.

- Жить будете - дежурно выдал он.

- Это понятно. Выпишут когда?

- Экий вы быстрый! - удивился доктор. - На службу не терпится?

- Просто больницы не люблю.

- Считайте, что легко отделались. Переломов нет, только связки повреждены. Дней через десять выпишем на амбулаторное лечение, но о прыжках можете забыть на пару месяцев.

Когда боль немного утихла, захотелось, есть: как-никак без обеда остался. Санитарка, которую позвал, сказала, что придется потерпеть до полдника или ужина. Попросил свежую газету - тоже отказ: почта еще не пришла.

В это время в палату зашел мой непосредственный начальник полковник С. А. Худяков, оказавшийся в числе больных. Посетовав на то, что нам не удастся побывать на спектакле Художественного театра, мы как-то незаметно перешли к служебным темам, стали говорить о предстоящих больших летних учениях. В ходе их предполагалось проверить в условиях, приближенных к боевым, новую технику. В раскрытые окна вместе со свежим ветерком влетали звуки музыки, доносившиеся из городского парка. Они вплетались в нашу беседу. Но вот Худяков замолчал, и я решился, пора немного всколыхнуть это сонное болото, пусть хоть компетентные органы начнут шевелиться.

- Сергей Александрович, мне вот что не дает покоя. Когда с парашютом выпрыгнул, то в стороне в районе Апчак видел выброску десятка парашютистов. Далековато было, купола рассмотрел, а самолет не очень. Сразу внимание не обратил не до того было, приземлился не удачно, а сейчас о боевой подготовке говорили и я сообразил - «А кто это без разрешения и утвержденного плана прыгает?» - у меня бумаг точно ни кто не подписывал и в плане прыжков сегодня нет, а у нас этим строго сам знаешь.

- Погоди, думаешь, кто-то самовольничает?

- Да нет, обстановка сам знаешь какая. Ровно неделя прошла, как было опубликовано сообщения ТАСС, опровергающее “слухи о возможной войне Германии с СССР”. Немец в мае не напал, хоть мы и ждали, но провокации чуть не каждый день. Вчера командир эскадрильи 123-го ИАП 10-й авиадивизии Миша Савченко на свой страх и риск попытался остановить очередного нарушителя на Ме-110, перекрыв ему направление движения. Тот в ответ начал стрелять, но промахнулся. Савченко в долгу не остался и влепил прямо в двигатель, тот задымил и со снижением ушел за линию границы. Так, что боюсь, что это совсем не наши.

- Намекаешь на диверсантов. Смотри, в паникеры попадешь, потом не отмоешься.

- Я не намекаю, а прямо говорю парашютисты не наши. А вот диверсанты они, белополяки или прочие враги и «заклятые друзья» пусть выясняют компетентные органы. Сам я до телефона не дойду, посодействуй, чтобы мне связь дали или попроси, пусть особист зайдет, только сейчас, а то потом поздно будет.

- Уверен? Я-то телефон тебе организую, или даже лучше. Тут при госпитале с весны сотрудник НКВД закреплен, я его немного знаю, он у нас в штабе раньше работал, и сейчас найду, только смотри…

- Смотри не смотри, а информацию я сообщить обязан.

- Хорошо жди. - С этими словами Худяков ушел, а я остался лежать в ожидании.

Принесли полдник. Санитарка, пожилая женщина помогла мне с приемом пищи. Когда допивал компот, в палату вошли Худяков и сержант в форме НКВД. Я его тоже неоднократно ранее в штабе округа видел, но знаком с ним не был. Он представился. Излагая свою версию событий, упирал на то, что информацию необходимо срочно проверять. Более того предположил, что раз выброска проходила в наглую средь белого дня, то парашютисты могут быть одеты в нашу форму, имеют достоверные документы и свободно владеют языком.

- Владлен Владимирович в таком виде предоставленная Вами информация, подлежит немедленному сообщению в Республиканское управление НКВД, кроме того мне нужен Ваш письменный рапорт. Вы понимаете, какая это ответственность.

- Да я готов и рапорт написать и ответственность понести.

- Хорошо, вот бумага и карандаш, пером Вы здесь толком писать не сможете, потом оформим, как полагается. Пока пишите на имя своего командира, а я сообщу в центральный аппарат.

Когда особист ушел, Худяков мне сказал:

- Ну, ты даешь. Ты так преподнес случившееся, что даже я задумался, ведь это не просто провокацией попахивает…

- Я вот о чем еще подумал, а если это больше чем провокация. Вспомни, нам ведь доводили, что перед крупными военными операциями немцев, они проводят выброску парашютистов для организации диверсий в тылу, нарушения связи и управления войсками.

- Гитлер всегда по воскресениям нападает, что предлагаешь? Учти, боевую тревогу объявить нам ни кто не позволит. Павлов как с цепи сорвался. Приказ не поддаваться на провокации под роспись получал? Максимум, что можно, это усилить дежурные звенья на аэродромах, и то потом влетит по первое число.

- А как же Директива народного комиссара обороны от 13 июня “О повышении боевой готовности войск округа”. Сергей Александрович вот мы с тобой предстоящие учения обсуждали, давай еще раз, только теперь рассмотрим все со стороны внезапного нападения с сопредельной территории.

- Предлагаешь мини штабные учения в условиях ограниченных больничными стенами. За кого будешь воевать? Чур, я за РККА.

- Ладно, тогда я как предполагаемый противник, в течение последнего года неоднократно проводивший авиаразведку над интересующей меня территорией и имеющий агентуру в указанном районе, давно составил карту с указанием расположения всех воинских частей и укреп районов.

- Ну, это ты братец хватил, конечно.

- Почему, достаточно посмотреть те же приказы, что нам регулярно доводят о нарушении немецкими самолетами государственной границы с проникновением на нашу территорию на сотни километров, с запретом их сбивать. Помнишь, как недавно летчики Захарова немецкий самолет на вынужденную посадили, а экипаж явно из одних разведчиков состоит. К тому же планы немцев еще в 1939 году нам из топографических карт военных игр вермахта, известны. По ним противник в случае начала боевых действий планировал взять Минск уже на пятый день войны.

- Ты и сам в это не веришь, за пять дней они и границу не перейдут. Хорошо возьмем за основу их всезнание, но тогда и у меня данные разведки о месте сосредоточения войск и направлении главного удара.

- Что-то мы не туда пошли, я думаю нам так глобально мыслить не надо, по крайней мере, сейчас. Рассмотрим самое начало боевых действий, первые часы, когда противник стремится ошеломить и нанести максимально возможный ущерб в живой силе и технике, для обеспечения себе тактического, а возможно и стратегического превосходства.

- Согласен, чувствуется уверенность в твоих словах, поэтому продолжай.

Проговорили долго. Я незаметно пытался подвести Худякова к мысли о необходимости немедленно связаться с командующим ВВС генерал-майором авиации И. И. Копец и поднять части по тревоге. Хотя бы в рамках учений, зная, что влияния полковника для этого вполне достаточно. Они вмести воевали и дружили, так что не удивительно, что в вопросах боевой подготовки командарм часто обращался к Худякову за советом. Сам он был храбрым лётчиком-истребителем, однако приобрести необходимый опыт командования столь крупным авиационным соединением не успел. Занимая высокую должность, Копец преимущественно занимался контролем переучивания лётного состава, постоянно сам, поднимая машины в небо.

На оставленных особистом листках я схематически набросал направления главных ударов немцев, известных мне еще по школе. Объяснял последствия для ВВС при потерях авиации на аэродромах, особенно приграничных, находящихся в пределах досягаемости огня немецких крупнокалиберных батарей. В ответ слышал как контраргументы, связанные с популярной доктриной “Победа малой кровью на чужой территории”, так и полное понимание и поддержку но, ни каких конкретных действий он предпринимать не собирался. Конечно, не имей я сведений о будущем, то тоже не стал, суетиться раньше времени. Вот будет приказ и тогда “Гремя огнем, сверкая блеском стали” доблестная Красная Армия всех врагов и сразу в пыль.

Разговор сам собой потихоньку затих, каждый задумался о своем. Я думал о том, что в это время в Москве готовится Директива о приведении войск приграничных районах в состояние полной боевой готовности. Тимошенко и Жуков ведут постоянные консультации и переговоры по ВЧ со всеми командующими западной группы войск. Пограничники обрывают все телефоны, докладывая о выдвижении на сопредельной территории танковых частей и артиллерии непосредственно к границе, о том, что «снаряды выкладываются на грунт», т.е. пушки готовятся стрелять. В 21.30ч. очередной перебежчик сообщит о начале военных действий со стороны Германии и ее союзников в 04.00 ч. 22 июня 1941 г. Павлов зная о предстоящем приказе, ни каких существенных мер не предпримет. Даже по получении Директивы довести ее до войск толком не успеют, а может и не захотят. Не зря же Павлова потом расстреляют. И только Флот окажется на высоте. В 04.00 ч. адмирал Октябрьский доложит в Москву, что со стороны Черного моря в сторону кораблей ВМФ движется большая группа самолетов противника и запросит разрешения на открытие огня. В ответ получит указание ждать дальнейших распоряжений, и примет решение самостоятельно, отразив воздушную атаку с минимальными потерями. В 04.30 ч. Нарком Кузнецов сообщит в Генштаб, что Северный Флот так же подвергся нападению с воздуха, которое успешно отбито. Фактически Война с Германией уже начнется, а приказ об открытии огня по врагу, поступит только утром, когда будет гореть все приграничье, а танковые клинья вермахта уже прорвут нашу оборону и устремятся вглубь страны. Сталин до последнего будет цепляться за надежду, что это не война, а самостоятельные действия группы немецких генералов, не поставивших Гитлера в известность, и скоро все разъяснится, а происшедшее можно будет свести к приграничному конфликту, в крайнем случае, пожертвовав частью своих территорий.

- Заинтриговал ты меня, конечно, разбередил так сказать душу, но думаю, что до понедельника дела подождут, хотя пару звонков я, наверное, сделаю, твоя интуиция в прошлом году нам сильно помогла, когда проверка из Москвы приезжала. С этими словами Худяков ушел к себе готовиться к ужину.

Мне пришли делать перевязку. Ступни заметно припухли, и цвет кожи не выглядел здоровым. Сестра, смешливая молодая девушка, нанесла какую-то мазь и сделала тугую повязку. Жаль, нет «нурофена» или «долгита» - подумал с грустью, в свое время эта мазь мне сильно помогала при ушибах после тренировок. Ссадина на голове меня вообще не беспокоила, хотя обстоятельства ее получения так и остались загадкой. Я сделал девушке пару дежурных комплиментов и один раз удачно пошутил, используя знания медицинского юмора будущего. Медсестра упорхнула очень довольной, а мне было не до веселья. Принесли ранний ужин, который съел без всякого аппетита и удовольствия. Мысли о дальнейшем были прерваны появлением сотрудника НКВД в звании капитана, а это, между прочим, по армейскому - полковник. Он представился и сказал, что заехал за моим рапортом и пояснением, какие учения с использованием выброски десанта проводились на территории округа за последнюю неделю.

- На текущей неделе, согласно ранее утвержденного плана боевой подготовки, - начал я, но меня прервали.

- Не на совещании Владлен Владимирович, давай коротко и по делу. А что бы наш интерес был понятен, поясню текущий момент.

В это время от двери раздался голос Худякова - Здравия желаю Игорь Михайлович. Не помешаю.

- Смотрю и вы здесь Сергей Александрович - улыбнулся капитан - проходите, конечно. Большой тайны из сказанного нет, так как информация только собирается, тем более, товарищ капитан ваш подчиненный и вы наверняка уже в курсе. Но рассказывать услышанное посторонним, конечно же, не надо, во избежание так сказать. Продолжайте товарищ капитан.

- Во вторник и четверг планово прошли десантирование две роты четвертого воздушно-десантного корпуса в районе Гродно. В четверг с последующим марш-броском к месту дислокации - продолжил уже не так официально - В пятницу шефская помощь парашютистам любителям. Группа из десяти спортсменок здесь, под Минском. Ну и сборы инструкторов парашютной подготовки.

- На карте покажете.

- Конечно.

Я сел на кровати повыше и у меня на коленях развернули карту. Указав места высадки и маршрут последующего движения, поинтересовался, чем вызван подобный интерес.

- Задали Вы нам сегодня задачу Владлен Владимирович. Прямо скажем непростую и последствия грядут очень серьезные - озадачил нас НКВДешник. Да не в отношении Вас - сказал он, махнув рукой, увидев наши напрягшиеся лица.

- Тут, похоже, такое заворачивается … - продолжил он многозначительно - При проверке Вашей информации выяснилось, что парашютистов сегодня в указанном месте не видели. Но счетовод в сельсовете по телефону пояснил, что два дня назад в четверг, в пяти километрах от села, на выпасках, садился самолет, высадивший группу солдат и командиров в форме и с оружием РККА. Всего было 7 человек из них 2 командира. Один с пехотными петлицами, второй сапер. Разделившись на две группы, убыли в разные стороны. Все это видели мальчишки, которые даже подсказали саперам - капитану и двум бойцам, как на дорогу в сторону Минска выбраться. Сейчас их, наверное, уже наши сотрудники опрашивают, которых срочно туда направили. Но и это еще не все. Дежурный по управлению, по собственной инициативе дал команду обзвонить все сельсоветы и колхозы в республике, где имеется связь. Установлено, кроме указанных Вами, еще как минимум два места, но уже ближе к границе, где проводилась выброска парашютистов. А в ночь на 17 июня на участке Ломжанского погранотряда была задержана группа диверсантов из восьми человек, одетых в форму командиров РККА и войск НКВД. Возглавлял группу немец, но в составе белоэмигранты, украинские националисты и поляки.

Поговорили еще около 10 минут, я отдал рапорт и подписанное объяснение. Капитан пожелал нам скорейшего выздоровления, и они с Худяковым вышли покурить. Я с удовлетворением подумал, что хотя бы одну маленькую капельку на мельницу нашей победы да капнул. Зная систему, на сто процентов уверен, что уже работают усиленные патрули, направлены ориентировки на розыск диверсантов в форме РККА, а при той плотности заброски, которая мне известна, кто-то из них обязательно попадется.

- Да Владлен, заварил ты кашу - сказал, вернувшийся Худяков - мне сейчас по секрету сказали, что на границе не спокойно, в Москве идут непрерывные совещания, Цанава держит прямую линию с Москвой, да и Первый секретарь Белоруссии Пономарев с телефона не слазит. Все говорит о подготовке немцев к проведению крупной провокации на границе, причем в зоне нашей ответственности и в ближайшее время. Метеосводок о небе над Польшей второй день не поступает. За день самолеты Люфтваффе трижды нарушали государственную границу, один из них обстрелял военнослужащих, работавших на строительстве укрепрайона, есть жертвы.

- Чем не повод позвонить командующему, в штабах конечно люди умные сидят, но ведь и мы формально, тоже штабники, и опыта у нас хоть ведром черпай - нервно пошутил я, боясь упустить возможность еще чуть-чуть изменить историю в лучшую сторону.

- У меня тут мысль одна в голову стучится - продолжаю острить - можно с морячками нашими связаться, Пинской военной флотилии. У них на Буге катера есть и связь. Так уж повелось на Руси, что морячки народ ушлый и все узнают раньше простых смертных. Кроме того я точно знаю, что у морячков, новую систему раннего обнаружения воздушных целей установили, а у нас по старинке - ушами слушаем. Кстати посты ВНОС предупредить надо пусть слушают ночью лучше. Но это все полумеры и в случае реального массового применения авиации, мы, ни чего не выигрываем, банально не успеем среагировать, а одни дежурные звенья просто не справятся. Поднятие личного состава по тревоги у нас от часа до двух, а от границы лететь всего полчаса - продолжаю я давить - время уже 20.00 ч., и если звонить командующему, нужны конкретные мероприятия. Предлагаю как обычно, просить больше, а пользоваться тем, что дадут. А что бы начальству лучше думалось можно направить на облет границы один дежурный бомбардировщик с мощной радиостанцией, и пока светло пусть снимут на камеру, что с той стороны происходит. Такой самолет у нас прямо на аэродроме стоит, его для топографии местности переделали для строителей укрепрайонов.

- Хватит, не забывай, что я тоже в военном деле разбираюсь, и все это у нас уже в планах на случай войны расписано и по пунктам и по времени развертывания - осадил меня Худяков, и уже выходя из палаты, добавил. - Все я к телефону.

Когда он ушел, я облегченно откинулся на подушки. Часть дела сделана, но вымотался я очень сильно. Понятно, что полностью мой план не осуществиться. Я служил срочную службу в рядах СА еще при СССР, знаю Российскую Армию, как конца девяностых так и начала двухтысячных. Мое второе Я в лице Песикова вообще кадровый военный РККА. Нам ли не знать всю неповоротливость военной машины, без хорошего пинка сверху. В иное время и при других обстоятельствах мне ни за что бы, ни получилось уговорить Худякова на такой шаг, который может стоить ему не только должности, но и головы. Спасибо психологии нового тысячелетия и некоторым навыкам, приобретенным на службе в системе МВД. Назовем это модным словом нейролингвистическое программирование, хотя то, что я сделал немного другое, но тоже связано с манипулированием сознанием человека. Немного убеждения с использованием известных, в моем времени, технологий влияния, некоторые фокусы языка, точнее, манеры говорить и тембр голоса, касания, отзеркаливание движений и т.д.

Ладно, до чего договорятся большие начальники, не знаю, будем надеяться на лучшее, но и себя со счетов сбрасывать рано. Сейчас Худяков начнет искать Копца, тот еще, наверное, не на концерте, куда Павлов загнал все руководство Округа. Начнет со штаба и от дежурного информация мгновенно разнесется по всему гарнизону. Поэтому я сейчас, используя обаяние, прошу медсестру, ту самую - смешливую, проводить, а точнее отвезти меня к телефону, который в приемном покое находится, и тоже сделаю десяток звонков. Любой служивший в армии знает, что обо всех внезапных подъемах по тревоге, военный человек знает заранее. Ответ на такую осведомленность прост. Достаточно сказать по секрету одному и дальше в дело вступает великое российское народное умение - распространение информации со скоростью мысли. Кроме того на последних весенних сборах для командиров и в командировках по частям, в составе комиссий по проверке боевой готовности Песиков, то есть теперь я, познакомился со многими командирами, которые надеюсь, сумеют распорядиться моей информацией с толком. Например, в штабе 56-й стрелковой дивизии 3-й Армии, что под Гродно. Командарм Кузнецов В.И. конечно перестраховщик, а командира дивизии только назначили, зато зам. комдива Рыжков Афанасий Николаевич показался очень грамотным, если начнет действовать, то не только дивизию, но и весь 68-й укрепрайон на ноги поставит. Только обязательно уточнить, чтобы сухой паек и боекомплект брали по максиму. И командиру 345-го полка той же армии Солодовникову В.К. обязательно, тот на авторитеты не смотрит и полк у него один из лучших, он всегда делает так, как подсказывают его знания и опыт. В 113-й полк 25-й танковой дивизии тоже нужно позвонить. Пусть хоть горючкой зальются по полной, и боекомплект загрузят. Командир 86-й дивизии 5-го стрелкового корпуса полковник М.А. Зашибалов, что переправы у Дрохичина, должен оборонять, после весенней проверки мне как родному верит, значит обязательно предупредить. Единственным доступным мне соединением в 10-й армии является, только 36-я кавалерийская дивизия имени И. В. Сталина знаю и комдива генерал-майора Е. С. Зыбина и зама бригадного комиссара Г. Н. Дурнова. Ее управление и спецподразделения располагались в Волковыске и окрестностях. Наименование само за себя говорит - в дивизии все лучшее и подготовлена она отлично. Как только они поднимутся по тревоге, глядя на них, и остальные зашевелятся. Ну и свои летные части не забуду, пусть самолеты заправляют, вооружаются, до кого дозвонюсь. В западных районах, что под Польшей были, наверняка местные жители уже столбы пилят и связь рвут. А вот, свой любимый 4-й воздушно-десантный корпус, трогать не буду. Он дислоцируется во втором эшелоне, и использовать его силы будут уже при обороне Минска.

Очень жаль, что бывший начальник оперативного штаба Белорусского военного округа полковник Захаров Матвей Васильевич ушел на повышение в Генштаб РККА. Умнейший человек аналитик от бога, служил бы сейчас у нас смог бы и Павлова убедить и части в готовность привести. Однако он с мая 1940 года возглавил штаб Одесского военного округа. К моему удивлению и радости я легко нашел Захарова на запасном командном пункте в Тирасполе. Разговор с ним прошел на удивление легко. Коротко обрисовав ситуацию и сославшись на Директиву, предложил поднять приграничные войска по боевой тревоге, а частям округа, занять оборонительные рубежи согласно планам, и быть готовым встретить врага огнем. Сложилось впечатление, что Захаров уже принял решение, но ему не хватало самой малости, что бы начать действовать. Мой звонок послужил камешком, сдвинувшим с места лавину. Я по-хорошему позавидовал такой оперативности, и еще раз пожалел, что такой решительный человек не служит у нас в округе, мы бы обломали немцам зубы.

Летние вечера быстротечны о наступлении полуночи возвестил перезвон кремлевских курантов. Наступило воскресенье 22 июня. Все что мог я сделал, остальное от меня не зависит. Зашел усталый Худяков, - Только что закончилось совещание у Павлова, их всех прямо с концерта вызвали. Копец доложил, что авиация в состояние боевой готовности приведена, отчасти это и наша заслуга. Только Павлов все равно огонь на поражение открывать запретил. Оказывается, он недавно был в 122-м истребительном полку и приказал снять с истребителей все вооружение. А у них один механик на звено, сколько они самолетов в строй смогут поставить? На других аэродромах то же бардак. Вот за 127-й ИАП спокоен, у подполковника А. В. Гордиенко порядок во всем, даже маскировочные сети натянуты. Правда у него на 73 стареньких самолетов И-16 и И-153 всего 53 летчика.

Спал я плохо, пробудился от какого-то толчка. Стряхнул остатки дремоты, прислушался. Со стороны нашего аэродрома донеслись четыре сильных взрыва.

Как ни больно было, хватаясь за стену, запрыгал в палату полковника Худякова. Он закончил говорить по телефону. Но трубку продолжал держать в руке.

- Вот что, капитан, кажется это не провокация - началась война. Не вовремя мы с тобой здесь очутились…

Говорить особо было не о чем. Думы навалились тяжкие, и каждый погрузился в себя. Я, опять по стеночке, вернулся в палату. Сил просто лежать не было, но сделать я больше, ни чего не мог. Душой я рвался в бой, кто из нас мальчишек, выросших в СССР, не мечтал встретиться с проклятыми фашистами лицом к лицу. Но посмотрев на ноги, понял, что лечение парой дней, как вчера думал, не обойдется. Ступни опухли, увеличившись в два раза и стали фиолетовыми. Ни компрессы с мазью, ни тугая повязка не помогли.

В первый день войны немецкой авиации так и не удалось прорваться к Минску - несколько атак фашистских самолётов были отбиты на ближних подступах. В силу этого, несмотря на периодические объявления воздушной тревоги, обстановка в городе была относительно спокойной. Штурмовая авиация врага смогли прорваться к Минску только на следующий день, когда были атакованы аэродром в Лошице и восточная окраина города. Но в полдень появились и бомбардировщики - они бомбили товарную станцию и расположение стрелковой дивизии в Уручье. После повторной атаки аэродрома в Лошице, где не смогли организовать зенитное прикрытие, большое количество самолётов было уничтожено прямо на земле, горели склады с авиационным горючим. Немецкая авиация сразу же завоевала общее господство в воздухе. Плохая организация ПВО не позволила надежно прикрыть город и к вечеру Минск горел.

Немецкие самолеты почти безнаказанно бомбили аэродромы, расположенные вокруг Минска. В меньшей степени доставалось и городу, то здесь, то там раздавались взрывы бомб. Но и «Сталинские соколы» не пропали бесследно. Страшное сражение развертывалось в минском небе, даже в окно палаты было видно, как наши истребители врываются в строй желто-черных вражеских бомбардировщиков, идущих без истребительного прикрытия, но сказывалась слабость вооружения. Пулеметным огнем сбить частично бронированные самолеты противника совсем не просто. К реву моторов присоединялся гул зенитных орудий, треск пулеметов, и этот шум не стихал ни на миг. Значит, не зря я суетился, значит, смогли сохранить летный состав и материальную часть. Но с каждым днем краснозвездных самолетов становилось меньше, сказывалось преимущество немцев в подготовке и технике.

Начали поступать раненные. Медперсонал бегал и как то бестолково суетился, не понимая за что хвататься в первую очередь. От раненых летчиков стало известно, что после первых серьезных боев едва ли не единственным боеспособным авиасоединением Западного фронта осталась 43-я ИАД под командованием прославившегося ещё в Испании комдива Г.Н.Захарова, базировавшаяся в районе Орши. В первый же день войны два ее истребительных полка: 160-й и 163-й, прикрывая Минск, сбили 10 самолетов противника и сорвали все попытки прицельной бомбардировки города. Однако плохая организация системы ПВО Минска не позволила этой внушительной силе по 60 самолетов И-153 и И-16 надежно прикрыть столицу Белоруссии.

- Ну, и зачем такое попадание в прошлое, свое оно или чужое - думал я с тоской, от вчерашней уверенности, что могу горы свернуть, и только одним своим присутствием изменю историю, не осталось и следа. Красная армия отступала. Всю жизнь я верил, что самые тяжелые поражения наших войск связаны с внезапностью немецкого нападения. Считал, что достаточно предупредить командование, успеть поднять части по тревоге и немцы умоются кровью при преодолении пограничных рубежей, а затем мы погоним и уничтожим агрессора в его логове. Действительность как обычно разбила мои светлые мечты. Сразу вспомнились годы службы в Советской армии, бардак был еще тот. Основное время мы проводили на строевой подготовке, политзанятиях и уборке территории. Любая попытка увильнуть от исполнения своих обязанностей, считалась нормой. Умение «втереть очки», «навешать лапши на уши» или просто проигнорировать приказ командира являлась мерилом, лихости и независимости солдата. Коллективные взаимоотношения строились на четком доминировании старослужащих, с молчаливого одобрения командиров, при условии отсутствия неуставных отношений и негативного проявления «дедовщины», такого как избиение или «чмырение», в виде стирания носков или чего-то подобного. Так решалось сразу несколько задач, молодое пополнение сразу понимало, что «служба - не сахар”; осваивало свою воинскую специальность и училось уважать старших. Кроме того настраивало на философский лад, давая осознание, что худшее уже позади или скоро закончится, а впереди «крутость и бурость» дедовского бытия. Хоть, что-то понимать в службе стали только отслужив год но, тем не менее, оружие и технику знали досконально, стрелять научились все, ОЗК и противогазом пользовались уверенно. А что с РККА? Ведь в планах советского командования перевооружение, занимало не последнее место. В том числе замена устаревших винтовок и карабинов Мосина образца 1891/1930 года на автоматические. Но реализация этих планов натолкнулось на неожиданное препятствие, а именно на низкую подготовку призывного контингента. Несмотря на то, что СВТ-40 была лишь модернизацией СВТ-38, то есть конструктивная схожесть присутствовала, но даже в 1941 году этот вариант автоматического оружия в войсках не пользовался популярностью. По банальной причине - у нее был больший носимый боезапас, и она требовала повышенного внимания, аккуратности и определенной технической грамотности при обслуживании и эксплуатации. А вот с этим у бойцов были значительные затруднения. За три года Красная Армия не смогла освоить даже один образец стрелкового автоматического вооружения! Что тут говорить о более сложной технике. Новобранцы, набранные на вновь присоединенных территориях, предпочитали при первой же возможности бросить оружие и сдаться в плен или разбежаться по домам. За короткое время советскими людьми они так и не стали. Им было без разницы, чья власть: польская, советская или немецкая. Поэтому они впоследствии и пополняли состав всяких националистических частей у немцев. А, между прочим, на присоединенных территориях проживало около 15 миллионов населения.

Так в думах прошел день, затем второй. В обед забежал Худяков, уже одетый в форму, попрощался, сказав - «После войны долечимся», - и убыл в часть. Новости поступали обрывками, в основном от раненых и из сводок Совинформбюро. Потери в авиации, не смотря на все усилия, все равно оказались очень большими. В первую очередь досталось аэродромам, находившимся вблизи границы, в пределах досягаемости огня артиллерии противника, они и понесли самый тяжелый урон. Такие потери уже на следующий день заставили покончить с собой командующего ВВС округа генерал-майора И. И. Копца, а его заместитель генерал-майор А. И. Таюрский был арестован и скорее всего в ближайшее время будет расстрелян.

Самое обидное было услышать, что на одном, из приграничных аэродромов летчики к 4:00 часам уже сидели в кабинах, готовые к бою. Но, ни один самолет не взлетел навстречу врагу, а фашисты без помех в упор расстреливали, бомбили и поджигали все самолеты, ангары, все аэродромное хозяйство. Командир и политрук бегали между машинами с оружием в руках, запрещая вылет - “Нет приказа на взлет. Это провокация, местный инцидент”. И только в 6.00ч. оставшиеся самолеты пошли в бой. За эти дни погибли сотни “сталинских соколов”. Всех уравняли смерть и забвение: тех, кто на своих фанерно-перкалевых “ишаках” и “чайках” пытался взлетать из пламени растерзанных аэродромов и был сбит, и тех, кто взлетал и погибал в воздушных боях, и тех, кто не успевал даже добежать до своей машины, скошенный свинцом.

На третьи сутки, по моей просьбе, сослуживцы принесли форму, и личные вещи. Рассказали, что началась мобилизация, создаются отряды ополчения в каждом из трёх районов Минска, жители помогают готовиться к обороне города и не смотря на потери, все уверены в скорой победе.

После их ухода, мною овладело тягостное чувство. Мучило собственное бессилие: где-то товарищи ведут с врагом бой, а я ничем не могу им помочь. До падения Минска, остаются считанные дни, по учебникам истории немцы вошли в город 28 июля.

Диктор читал указ о мобилизации и объявлении в отдельных местностях страны военного положения. Всей больницей слушали сводки о боях. Тревожных новостей вроде бы не было, но чувствовалась какая-то недосказанность.

Когда объявляли воздушную тревогу, ходячие больные, как нас называл медперсонал, спускались в бомбоубежище. Тех, кто не могли передвигаться, санитары переносили на носилках. Мне это быстро надоело, подниматься по лестнице было все-таки тяжело, а пользоваться помощью санитаров не позволяла совесть. Я решил во время налетов из палаты не уходить, тем более, что пока в госпиталь не попала ни одна бомба. Когда санитары пришли за мной в очередной раз, я поблагодарил их за заботу, спускаться вниз отказался.

- Приказ начальника госпиталя. Надо подчиняться, - строго сказал молодой санитар и добавил: - Нам уговаривать некогда.

- Ладно. Только без носилок - спорить не хотелось, решил перетерпеть.

Опираясь на плечо санитара, потихоньку добрался до подвала, где было оборудовано бомбоубежище.

В это время две молодые девчонки, побежали во двор разложить на земле простыни с нарисованным красным крестом. Попытался их удержать от такой глупости. Да куда там, они же не знают, что немцы специально бомбили и расстреливали наши санитарные эшелоны. Когда находились в повале, от двух близких разрывов тяжелых бомб, нас порядочно тряхнуло. Потом поднявшись наверх, увидел, что воронки находятся как раз в том месте, где раскладывали красный крест. Больше такой глупости ни кто не делал.

Пока мог поддерживать связь со знакомыми командирами, удавалось получать свежие новости. От них узнал, что 24 июня командующий 13-й армией генерал-лейтенант П. М. Филатов, что бы задержать продвижение 3-й танковой группы Гота, получил приказ: объединить управление четырьмя дивизиями и всеми отходившими войсками, в том числе и отошедшую в Белоруссию 5-ю танковую дивизию Северо-Западного фронта. А находившийся в резерве фронта 44-й стрелковый корпус комдива В. А. Юшкевича занял оставшиеся сооружения Минского укрепленного района.

25 июня Совинформбюро сообщило о контрнаступлении на Бродском направлении. На следующий день в сводке говорилось о контрнаступлении на Луцком направлении. Я было воспрял духом, но как оказалось зря. Как гром среди ясного неба прошла информация, что немецкие танки ворвались в расположение штаба 13-й армии. Захвачена большая часть автомашин, в том числе и с шифровальными документами, штаб лишился почти всех средств связи. Около 50 командиров пропали без вести. Управление войсками полностью нарушено.

В палату, где до сих пор была занята лишь одна моя кровать, стали поступать раненые. Последним санитары вкатили каталку, на которой лежал кто-то весь в бинтах, уткнувшийся лицом в подушку. Он был сильно обожжен, но все-таки у нас вскоре завязалась беседа. По голосу я узнал соседа - заместитель командира 122-го истребительного полка, того самого, который в канун войны разоружил Павлов. Тяжело дыша, морщась от боли, он глухо говорил:

- Спасибо капитан, еле успели обратно оружие навесить и сразу в бой. Но дело плохо. Наседают, собаки… Нашим ребятам по восемь вылетов в день приходилось делать. Их тьма, нас горстка! В первом же групповом бою мы 5 самолетов противника приземлили, а через 4 дня летать уже не на чем стало. В Прибалтике говорят в первый же день в авиаполках меньше чем по два звена машин оставалось

В полдень 27 числа забежал старшина Бедрин, который принес мое табельное оружие и документы. Кроме того по моей просьбе он забежал ко мне домой и забрал “тревожный чемодан” и самое главное для меня зимние сапоги. На самом деле зимние сапоги от других отличались только тем, что были на размер больше, что бы можно было наматывать теплые портянки. Но для моих больных ног будут в самый раз. Так же среди документов была и моя сберкнижка с почти семью тысячами рублей и несколько, заверенных листков выписка из сберкассы с номерами облигаций Госзайма, ровно на двадцать тысяч рублей. Да, государство хоть и щедро платило военным, но и не забывало о своих интересах. Приходилось «добровольно» либо сдавать деньги на помощь братским народам, либо покупать облигации внутреннего займа.

- Перебазируемся, - сказал он, - куда не знаю. В штабе сказали, что оружие и документы могут понадобиться при эвакуации.

После его ухода, мне удалось связаться со штабом, с предложением срочно вывозить в тыл семьи летчиков, но в этот раз поддержки не нашел, успели только сказать, что утром пришлют в госпиталь машину для эвакуации. На следующий день в субботу связь со штабом ВВС полностью прекратилась. Подразделения авиации, базировавшиеся на нашем аэродроме, перелетели на другие площадки. Только после этого командование спохватилось и занялось вывозом семей командиров.

Все эти дни я, как мог, разминал ноги, готовясь покинуть госпиталь в случае опасности. Проблема была в том, что опухшие ноги не желали влезать даже в сапоги большего размера, а так я уже самостоятельно мог передвигаться по коридору. Пользуясь этим, пару дней назад, добрался до телефона и дозвонился в 214-ю воздушно-десантную бригаду полковника А. Ф. Левашева, ссылаясь на готовящийся в штабе приказ об их переброске под Минск, рассказал о тактике немецких войск, связанных с рассечением наших частей концентрированным танковым ударом, охватом узлов обороны и прорывом в глубокий тыл. Посоветовал максимально загрузиться боеприпасами и продовольствием, готовясь действовать в отдалении от баз снабжения. Предложил мобилизовать на конезаводе лошадей и использовать их как вьючных, а так же делать закладки боеприпасов и продовольствия в лесах, с целью их использования как пунктов резервного боепитания. Напомнил о тактике действия малых групп в тылу на коммуникациях противника и тех наработках, что отрабатывали на весенних учениях.

Вскоре поступило распоряжение - госпиталь эвакуировать. По коридорам разносились гулкие удары подкованных сапог: соседняя воинская часть помогала увозить раненых. Но как, имея всего два санитарных автобуса, вывезти всех раненых? По указанию главврача медперсонал ходил по палатам со словами:

- Товарищи командиры, кто может хоть как-то двигаться, выбирайтесь на автостраду Москва - Минск, вам окажут помощь в посадке на попутные машины.

Я, поднявшись с кровати, начал одеваться, думая как быть с обувью, рассчитывая на обещанную, к обеду следующего дня машину, особо не переживал, но спать решил в форме. В нашу палату, в которой остались только мы с майором, заглянули.

- Товарищ капитан, сумеете своим ходом?

- Я-то, пожалуй, уже дойду, а вот как быть с лежачим больным? - указал на соседнюю койку.

- Ни одной машины, но в штабе фронта к вечеру обещали выделить транспорт.

С утра 28 июня город бомбили постоянно и безнаказанно, немецкие самолеты шли волна за волной, наших истребителей в небе не было. Не стреляли зенитные орудия. Город горел, в окна был виден бушующий повсюду пожар. Пожарные не успевали тушить пламя, и огонь перекидывался с одного здания на другое. Если днем на улицах еще кто-то показывался, проезжал транспорт, то к вечеру все словно вымерли. Повсюду летали хлопья пепла и копоти, дым разъедал глаза. На западных окраинах города непрерывно грохотала канонада. В том, что город к утру падет, уже ни кто не сомневался.

В палатах остались лишь те, кого нельзя было перевозить. Многие метались в бреду, кричали или стонали от боли, просили пить, кого-то звали. Помочь им было не чем. На улице стало стемнеть. Обещанный транспорт не пришел, и ждать дальше становилось опасно. Нужно было что-то предпринимать, в плен я не собирался. Время двадцать два часа, пора уходить.

- Давай выбираться на улицу, а там что-нибудь придумаем, - сказал я майору. Сам я уже был готов, даже с трудом натянул сапоги, но передвигался только с помощью костыля и помощник из меня не важный.

Он попытался приподняться на руках, но тотчас, же со стоном упал, вскрикнув от боли, потом сказал:

- Оставь меня, капитан, уходи, пока не поздно.

- Брось, товарищ майор. Сейчас выберусь на улицу и приведу людей.

- Уходи, а то ни за что пропадешь. Утром, может быть, и разыскал кого-нибудь, а теперь… Возьми мои документы, сдашь в штаб ВВС. Пистолет оставь и уходи.

В свое время я насмотрелся всякого, чужой болью и страданием меня не удивишь, но вот так бросить на верную смерть человека, которого знаешь… Может меня и забросило-то сюда в тело другого человека, чтобы спасти именно этого майора?

- Ни куда не уходи - неуклюже пошутил я.

Превозмогая боль, поднялся и подошел к его кровати. От острой боли меня бросило в жар. Оставив на тумбочке пачку папирос “Курортные”, сам не курю и это тело гробить не дам, взял документы, а пистолет, по его просьбе, положил под подушку.

Мне показалось, что он боится остаться один. Но майор, попросив подкурить, решительно протянул руку.

- Ну, капитан, больше тебе здесь делать нечего. Бывай! Иди, а я уж тут сам…

Потихоньку спустившись на первый этаж, встретил рыжеватого лейтенанта с забинтованной ногой и наложенной шиной, который так же ковыляя, собирался покинуть госпиталь.

Приглядевшись ко мне, он радостно заявил:

- А я вас знаю, товарищ капитан. Вы у нас с проверкой были. Я младший лейтенант Иван Дукин истребитель. Был сбит в воздушном бою, при посадке скапотировал и вот ногу сломал. Жду Ваших распоряжений.

- На третьем этаже в палате лежит заместитель командира 122-го истребительного полка, пока не устроим куда-нибудь, не уйдем.

- Так что же за нами не идут? - спросил лейтенант - С первого этажа всех увезли, и со второго, и с нашего… А за нами не идут.

- Придут, - ответил я, морщась от боли, которую причинял каждый новый шаг. Поддерживая друг друга, мы выбрались во двор и, миновав госпитальный сад, вышли на улицу.