Препарирование факта. I

Передача радиовещательной станции Би-би-си «Глядя из Лондона»

Кестон-Колледж, лондонский институт по изучению религии в коммунистических странах, получил сообщение из достоверных источников, что в Советском Союзе арестованы музыканты Валерий Баринов и Сергей Тимохин из христианского ансамбля рок-музыки «Трубный зов» и им предъявлено обвинение в том, что они собирались нелегально перейти советскую границу около Мурманска.

Информация об аресте ленинградских музыкантов Баринова и Тимохина скудна, и не исключено, что им вменяются в вину действия, которых они не совершали. Дело же обстояло так.

В начале марта к Баринову пришел молодой человек, который сказал, что он из Мурманска, очень интересуется рок-музыкой и, в частности, творческой деятельностью ансамбля «Трубный зов». Через некоторое время Баринов и Тимохин поехали в Мурманск. Как считали их друзья, их туда пригласил молодой мурманчанин, давно познакомившийся с Бариновым.

Поскольку Баринов и Тимохин очень долго не могли найти постоянной работы, то родственники Баринова и Тимохина и их жены не возражали против их поездки в Мурманск и не особенно беспокоились, когда после своего отъезда Баринов и Тимохин около месяца не подавали о себе никаких вестей.

Побег

…В действительности, ни родственники, ни жены Баринова и Тимохина и мысли не допускали, что те якобы собираются в Мурманск. Тем более что ни тот, ни другой и не думали искать какую-либо работу. Цели у них были другими…

— На поезде доберемся до Лоухов. Оттуда на попутках — до Кестеньги. А потом уже и на лыжах. Там до границы рукой подать, — сказал Баринов. — Вот здесь будем переходить, — ткнул он пальцем в черную извилистую линию на карте.

На карте прекрасно была изображена приграничная территория СССР, подробно — лесные массивы, населенные пункты, дороги — крупные и мелкого значения, озера, реки и даже ручьи. Идя по такой карте, заблудиться невозможно.

— Возражения есть? — спросил Баринов.

Тимохин склонился над картой. Безусловно, Баринов выбрал самое удачное место. Но если бы у Тимохина даже и нашлись возражения, он все равно, скорее всего, промолчал бы. Так уж сложились их отношения — лидером был Баринов. В любом деле он брал на себя самое главное и трудное — идейную и организаторскую часть. Тимохину оставались лишь отдельные, эпизодические поручения. Так было и на этот раз.

Идея нелегального перехода границы опять-таки принадлежала Баринову. Она созрела после его очередной встречи с Лорной. Он тогда пришел к Тимохину злой как черт. Пахло от Баринова дорогим виски. Тимохин только поначалу покряхтывал в ответ на каждое ругательство друга (богохульство — грех) и наконец тихим своим голосом попросил объяснить, что же такое случилось.

— Не верю я им больше! — крикнул Баринов. — Ни на грош, ни на полслова. Водят нас с тобой за нос, дергают за веревочки, а мы: «Чего изволите? Гонения? Будут! Преследования? Пожалуйста! Пробуждение религиозного сознания у молодежи? Организуем! Психушки для верующих? И это найдем!» Надоело! Хватит!

Он умолк, глубоко вздохнул несколько раз, закрыл глаза:

— Господи, прости меня, грешного…

— Так что все-таки сказала Лорна? — не выдержал молчания Тимохин.

Баринов махнул рукой.

— И повторять не хочу — не поверишь. Я тоже сначала не поверил. То, помнишь, златые горы обещали и реки, полные вина… Концерты, записи на телевидении, фотографии в лондонских газетах, выступления по Би-би-си… А сегодня… «Знаешь ли ты, Валерий, брат мой, как у нас живется эмигрантам, если ты не капиталист или не имеешь помирающего богатого родственника? Конечно, братья во Христе не оставят тебя без хлеба насущного, но в основном будешь ты подобно псу бездомному бродить по помойкам и собирать отбросы!»

— Так и сказала? — усомнился Тимохин.

— Так, не так, но смысл именно такой. «Вызов из Кестон-Колледжа обеспечить не можем. Через Израиль — вообще нежелательно. Да и кто тебе, природному русаку, поверит, что у тебя в Иерусалиме дядя, какой-нибудь Бен-Гурион!» Да и не в этом, говорит, дело. Если уж сильно хотите, то и с вызовом можно постараться, хотя положение эмигранта в любой стране хуже горькой редьки. Конечно, если ты не ихний бывший шпион или крупный фигурант типа Солженицына. Никто, говорит, вас и не заметит ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке…

— Как так не заметит? — упавшим голосом спросил Тимохин. — А передачи по Би-би-си? Ведь там их тоже все слушали.

— Вчера передачи звучали, сегодня о них забыли, А слушали эти передачи, друг мой Серега, больше у нас, а не у них. Знаешь, что Лорна мне напоследок сказала? «Для нашего святого дела вы нужнее в СССР. Бог вас не оставит и дух ваш укрепит». Вот так, Серега, брате мой во Христе!

Баринов закурил. Тимохин ничего не сказал, но даже в молчании его чувствовалось неодобрение. Ведь именно за сигарету, да за водку, да за демонстративную страсть к заграничным тряпкам Баринова исключили из общины. Нет бы чтоб вести себя тихо, незаметно, как и велит вера. Будто специально показывает, что плевать он хотел и на мнение старших братьев и вообще на предписание одеваться скромно, начисто отказаться от спиртного и табака. Да какой верующий после этого подаст ему руку. А ведь их задача, которую перед ними поставили Майкл и Лорна и в выполнении которой помогали Салли, Джеймс и особенно Аркадий, именно в том, чтобы привлечь к вере как можно больше молодых ребят. А куда их теперь вести, молодых? В молельный дом их обоих теперь на порог не пускали, в последний раз прогнали чуть ли не палками. Как тут работать? А все из-за пижонства Баринова, его несдержанности, неумения подчинить тело духу…

— Так что же, теперь об отъезде забыть? — спросил Тимохин.

— Нет уж! — яростно крикнул Баринов. Но тут же овладел собой. — Нет, Серега. Надо бежать. Надоело. Надоело ходить в тряпках с чужого плеча. Надоело после каждого воззвания трястись: а вдруг завтра к твоему дому подъедет «канарейка»? Что нам друг перед другом темнить: и письма, и обращения к тому же Рейгану, папе римскому, в ООН — тут уже не религией, а политикой пахнет. Когда-нибудь нас загребут. Хватит ходить по лезвию ножа. Да и смысла не вижу!

Постепенно зрел план побега. Сначала думали о границе с Норвегией. Но, посоветовавшись с Аркадием, Баринов от этого варианта отказался. Норвегия — член НАТО, и здесь граница, конечно, охраняется усиленно. Остается Финляндия. Надо рисковать. И очень постараться. Выйти на местных баптистов, с их помощью незаметно пересечь территорию Финляндии, просочиться в Швецию, а там и Англия рядом. Баптисты, надо надеяться, и деньгами помогут. Не оставят же своих братьев во Христе! Только вот как с ними общаться? Да с помощью разговорника. Аркадий достанет. Но главное, надо взять с собой водку.

Он поручил Тимохину всю экипировку. Тимохин для начала сшил два белых маскировочных халата. Затем смастерил особые лыжи. Для этого купил четыре пары детских, скрепил их попарно. Получились две пары широких и легких лыж, годных для глубокого снега. Понадобились также и подзорная труба, компас с подсветкой (решили идти к границе ночью, а днем отлеживаться, чтоб пограничники не засекли с воздуха). Снегоступы, теплое белье, рюкзаки, продукты на три дня по меньшей мере… Жена Тимохина с удивлением наблюдала, как в доме растет гора вещей явно необычных, строила догадки, от которых холодело сердце, но вопросы мужу задавать не решалась.

Последним толчком к бегству послужил визит молодого парня из Мурманска, поклонника рока. Он слышал по Би-би-си о рок-опере «Трубный зов», записал адреса Баринова и Тимохина и теперь решил их навестить.

Разговор о музыке и религии быстро иссяк, гость уже несколько раз порывался уйти, но Баринов его все удерживал. Подробно расспрашивал, какая природа в тех краях, каков характер местности, замерзают ли болота, когда оттаивают, водятся ли дикие звери. Есть, оказывается, кабаны, лоси, бывают волки. Наконец отпустив гостя, сказал Тимохину:

— Купи завтра два топорика.

— Это зачем?

— Отбиваться от диких зверей.

Тимохин пожал плечами, но топорики все-таки купил.

И вот настал день, когда Баринов объявил:

— Завтра!

Назавтра Тимохин оделся по-походному. На вопрос жены, куда собрался, долго молчал, потом ответил:

— Скоро я буду… там.

— Где? — заплакала жена.

— Там, — шепнул Тимохин. — Жди вестей.

Поцеловал ее, детей и ушел.

Прощание Баринова с супругой было более долгим и деловым.

— Ухожу в подполье! — объявил он. — Так всем и говори — ушел, мол, в подполье сочинять новую музыкальную программу. Ну, если что случится, беги к Аркадию, пусть звонит в Лондон, пусть Лорна, Майкл весь Кестон поднимают на ноги, всю Англию, Штаты, Рейгана, чтоб помогали нам!

— Валера… — Жена глядела ему в глаза. — Я видела плохой сон, будто ты отрываешься от меня и улетаешь куда-то в темноту… Может, останешься?

— Надо. Скоро мы все будем там.

Решили сутки пересидеть у приятеля. Так требуют правила конспирации, заявил Баринов. Утром, попрощавшись с хозяином квартиры и тоже сказав ему, что уходят в «подполье» писать музыку, взяли такси и доехали до платформы Сортировочная. Здесь сели на электричку, добрались до Волхова. А уж тут взяли билеты на мурманский поезд.

— Думаю, от «хвоста» оторвались! — удовлетворенно сказал Баринов, устраиваясь в купе.

— Ты видел «хвост»?

— Видел, видел! Давай отдыхай!

Станция Лоухи. Вокзал-избушка. Пронизывающий мартовский ветер. И тишина — бесконечная, тягучая, недобрая. Остро чувствовалось, что граница где-то рядом.

Вышли на привокзальную площадь. И тут их ожидал первый сюрприз.

Их неожиданно окружили местные ребятишки. С любопытством разглядывали их импортные снегоступы, яркие куртки — местные жители так не одеваются. Перешептывались.

— Чего собрались? А ну брысь отсюда! — рявкнул Баринов.

— Вы кто, ребята? — спросил Тимохин.

— Юные друзья пограничников, — ответил один из мальчишек.

Баринов и Тимохин переглянулись. И тут мимо них медленно проехала милицейская машина. Милиционеры не спускали глаз с обоих.

— Вернемся пока на вокзал? — дрогнули губы у Баринова.

— Да, что-то есть захотелось…

— Смотри! — вдруг дернул Баринов Тимохина за рукав.

Далеко в небе появилась какая-то точка. Она росла, послышался стрекот мотора… Вертолет! Он пролетел так низко, что видны были лица летчиков. Казалось, и они не спускают глаз с беглецов.

— Что это значит? — шепотом спросил Тимохин, когда они расположились в вокзальном буфете.

— Я думаю! Не мешай! — огрызнулся Баринов и пошел к буфетчице.

Покупая еду, он поинтересовался у буфетчицы, как добраться до Кестеньги. Тетка сначала очень удивилась, но потом бойко объяснила, что туда вообще-то ходит автобус, но Кестеньга уже в погранзоне, так что в нее без специального пропуска не попасть, От нее не укрылся огонек растерянности и даже испуга, промелькнувший в глазах Баринова. Сумела она и оценить экипировку обоих.

И когда беглецы сели за стол, буфетчица отлучилась и из подсобки позвонила на линейный пост милиции…

Следователь Владимиров

Накануне он опять пришел домой поздно, жена и сын уже спали. Несколько дней назад было закончено крупное дело, казавшееся бесконечным. Организованная группа валютчиков, спекулянтов — настоящий подпольный концерн. Между членами группы четко были распределены обязанности, отработаны системы связи, существовали свои правила конспирации. Десятки нитей тянулись за границу. Золото, бриллианты, валюта, дорогое барахло… Сотни человек прошли перед Владимировым, дело с каждым днем стремительно набирало обороты, работа у следователя начиналась в семь утра, заканчивалась поздно вечером…

Но едва он закончил одно дело, как получил материалы другого. Оно было возбуждено против двух ленинградских баптистов Валерия Баринова и Сергея Тимохина. Прочтя первые документы, Владимиров поначалу ничего особенного не увидел — баптисты ну и баптисты. Как видно, не искренне верующие. Настоящие баптисты избегают «мирской суеты», а эта парочка отнюдь не отказывает себе в земных удовольствиях и радостях. Вот Баринов и выпить не дурак, а Тимохин денежку любит, уже задерживался за незаконную торговлю джинсами, которые шил сам из материала, скупленного у шоферов «Совтрансавто». Но скоро Владимиров остановился на материале, который в первый раз заставил его глубоко задуматься. Это было сообщение об активных контактах Баринова и Тимохина с иностранцами, гражданами Великобритании и США, тоже, в основном, баптистами. Связи углублялись, крепли, становились систематическими и имели четкую направленность и результаты — участившиеся сообщения западных средств массовой информации о «преследованиях» Баринова и Тимохина за веру. Между тем деятельность обоих имела четкий политический оттенок. И вот закономерный результат: Баринов и Тимохин совершили попытку нелегально перейти государственную границу, арестованы.

Заканчивая ужин, Владимиров думал, что дело, вероятнее всего, потребует массу рутинной канцелярской работы. Взять хотя бы такой сюжет. Баринов и Тимохин сообщали на Запад, что написали огромное количество жалоб в различные советские учреждения о том, что их ущемляют в свободе вероисповедания, мало того — подвергают репрессиям. Значит, придется теперь пройти по следам каждой жалобы, заново во всем разобраться.

…Сон долго не приходил, но вот наконец подействовал аутотренинг, мышцы обмякли и отяжелели, голова наполнилась цветным туманом. Напоследок промелькнула удивленно-обидная мысль, что вот сына уже почти месяц, считай, не видел. «Надо бы человечку хоть собаку купить…»

Владимиров подписал десятки запросов, разослал первые повестки. Предчувствие не обмануло его. Дело, на первый взгляд простое — виновные задержаны, содеянное ими очевидно, — таило в себе вторые и третьи планы. Постепенно Владимиров укреплялся в мысли, что настоящие подследственные, а вернее даже, его, Владимирова, противники не здесь, не в изоляторе. Они — за тысячи километров от Литейного проспекта, от Ленинграда. Каждый день тоже приходят на свою работу, в свои офисы — тихие особняки в тенистых парках или сверкающие стеклом и сталью небоскребы, углубляются в бумаги, дела, изучают, анализируют, препарируют информацию, придают ей такой вид, какой диктуют стратегические цели. Перетасовывают факты, раскладывая их, словно пасьянс, так и эдак, сдабривают гарниром из слухов, сплетен, домыслов, бережно «прослаивают» тонкой, но эффектно звучащей ложью. И вот каждый вечер мощные залпы радиоволн посылают идеологическую начинку в эфир — на СССР, на страны социалистического содружества. Сначала посеять скепсис, потом взрастить сомнения, а за ними и отрицание социалистического образа жизни и, наконец, подтолкнуть к активным антигосударственным действиям… Это настоящая война — без перемирия, война за умы, за души людей. В этой схватке, порой жестокой, есть свои жертвы. Как и в настоящей войне, первыми под незримыми выстрелами падают те, кто слабее, кто непривычен к борьбе, потому что жил в тепличных условиях и сдался перед трудностями жизни. Не выдерживают те, кто трусливее. И наконец, те, кто не имеет твердой духовной основы и потому способен в любую минуту изменить — другу, идее, Родине.

Однако при всем том, что противник, казалось бы, неплохо вооружен — целая сеть всевозможных институтов, тысячи специалистов, хорошо поднаторевших в дезинформации, отработанные, изощренные методы психологического воздействия, есть у него один серьезный изъян, который так или иначе в итоге обрекает его на поражение. Ведь основное его оружие — ложь. И как бы убедительно, как привлекательно она ни звучала, даже в окружении вполне достоверных фактов, век ее короток. И какой бы секретностью ни окружались лаборатории лжи, в недрах которых изготавливаются идеологические «мины» и «бомбы», все тайное неизбежно становится явным.

Это Владимиров знал как аксиому. Знал также, что поединок, в который он вступил, потребует немалого напряжения сил. Надо не только противопоставить противнику достоверные факты. Важно определить настоящую роль тех, на кого он делал ставку. Кто они, Баринов и Тимохин? Случайные жертвы «психологической войны»? Или активные, сознательные помощники врага, действовавшие в тылу?

В этот момент ему принесли письмо Баринова и Тимохина, которое они пытались нелегально переправить на волю. Адресовано оно было президенту США Рональду Рейгану. Арестованные умоляли президента вызволить их из тюрьмы.

В следующем своем письме они бросили еще один вызов: уведомляли. Президиум Верховного Совета СССР, что отказываются от советского гражданства.

Баринов

Психологическая характеристика

Эмоционально неустойчив. Проявляет постоянное желание находиться в центре внимания. Повышенная самооценка. Бурная деятельность может чередоваться с приступами лени. Интеллектуальный кругозор крайне ограничен: за последние пятнадцать лет практически не читал книг.

На каждом допросе он играл новую роль. То мученика, то умудренного жизнью скептика, то вдруг этакого пророка-обличителя. Легко он переходил и к роли озорника, простачка, пытаясь внушить следователю: все, что на нем «висит», — просто шалость, недостойная внимания КГБ. И вдруг резко переходил к состоянию самосозерцания, полного погружения в религиозные переживания. Целыми днями молился, на допросах к месту и не к месту цитировал Библию, демонстрируя смирение, отрешенность.

Владимиров с интересом наблюдал за каждым новым превращением. И после каждого допроса, получения дополнительных данных, уже начавших поступать из разных городов, организаций и учреждений, все ближе подходил к ответу на свой главный вопрос. Ответ на него остался бы неполным, если бы при уже известных что и как совершил подследственный, за кадром осталось бы почему.

Детство Баринова было тяжелым. Отец семью бросил, мать умерла, когда Валерию было десять лет. Опекуном стала тетка, но жизнь в этой семье была сущим адом. Муж тетки страшно пил, буянил, бывало, гонялся за женой с ножом. В конце концов попал в тюрьму, где и умер. А тетка, преждевременно состарившаяся женщина, ушла в религию, искала утешения в баптистской общине.

В четырнадцать лет Валерий сбежал из дома, бродяжничал, ночевал под лодками на берегу Невы. Наконец его определили в интернат.

Школу он все-таки закончил, хотя учился плохо. Увлекался музыкой, потом спортом и все бросал на полдороге. Лень. Проявились в нем и такие качества, как лживость, беспричинная жестокость.

В армии служил почтальоном, маялся от безделья. Вскоре это надоело старшине, и когда он объявил Баринову, что отныне тот будет служить, как все, Баринов имитировал побег. Целый день просидел на чердаке и давился от смеха, наблюдая, как его ищут.

Как ни странно, этот случай сошел Баринову с рук. Пострадал один лишь старшина, которому пришлось отвечать за «побег» своего подчиненного.

А Баринов совсем отпустил тормоза. Начались самоволки, выпивки. Дело запахло трибуналом…

Узнав об этом, к нему приехала тетка, Тамара Дмитриевна. Она была потрясена тем, в какой переплет попал племянник, которого она жалела и любила.

— Обратись к богу, Валерик, живи, как он завещал, — умоляла она.

— А как?

— Не пей, не кури, веди себя скромно, не гневи своих командиров. И воздастся тебе просветлением и душевным спокойствием.

— Ладно, тетя, чего там! — перебил ее Баринов. — Всем известно, что вашего бога нет.

— Это в сердце твоем его нет.

— А что, — вдруг прищурился Баринов, — замолвите за меня словечко перед богом. Вытащит он меня из-под трибунала, я в него поверю!

Тетка сокрушенно вздохнула.

— Князь тьмы говорит твоими устами… Я молюсь о тебе день и ночь. Но ты сам должен сделать шаг к очищению.

Тетка уехала, а Баринов глубоко задумался.

На следующий день он объявил в роте, что он баптист. В бога верил всегда, но было у него помрачение, князь тьмы попутал, а теперь всевышний наставил его на путь истинный. И с намеком добавил, что, конечно, верующих все притесняют, репрессируют, а то и под трибунал пытаются подвести… Но он готов пострадать за веру…

До трибунала не дошло. Все остальное время службы Баринов усиленно делал вид, что молится в каждую свободную минуту, хотя ни одной молитвы не знал, да и вообще не представлял, какие у баптистов молитвы.

После армии о боге забыл. Уехал работать на Север. А вернувшись в Ленинград, снова объявил себя баптистом, ходил в молельный дом, принял крещение. Правда, из общины его скоро исключили. Но зато в молельном доме успел познакомиться с Лорной, Салли, Майклом, Юджином, Филис…

На третью неделю ареста Баринов сообщил следователю, что объявляет голодовку.

— В честь чего? — поинтересовался Владимиров.

— В знак протеста против бесчеловечного обращения со мной! — крикнул Баринов.

— Гнев — великий грех, — укоризненно покачал головой Владимиров. — Искушаете сатану, — добавил он. — Так кто же это с вами бесчеловечно обращается? Накажем виновного!

— Вы! Вы со мной обращаетесь бесчеловечно!

Владимиров опешил:

— Не понял.

— Вы не даете мне Библию!

— Так ведь не держим ее в библиотеке. Мы — учреждение государственное, а церковь, как вы знаете, от государства отделена.

— Все равно: голодаю с этой минуты.

— Воля ваша, — холодно ответил Владимиров. — Но не советую. Нам с вами предстоит еще много работы. Так что силы вам еще пригодятся.

Расчет Баринова был не только на то, чтобы досадить следователю. Все было гораздо сложнее, тоньше. Еще на свободе, задолго до своего ареста, он с Лорной, с Еленой Глебовной проговаривал возможность того, что попадет в КГБ. Тогда он с ними и договорился, что через несколько дней после ареста объявит голодовку. А уж они используют ее как надо, выкачают из этого факта все до последнёй капли. Так что, отказавшись от еды, он поначалу терпел, борясь во сне с видениями горячего, с огня, шашлыка, шкворчащего, с поджаристой корочкой цыпленка-табака… Вместе с тем отлично понимал, что помереть от голода ему здесь не дадут. Да, собственно, срок голодовки для Баринова не имел значения. Было бы заявлено.

Однажды ночью Баринов внезапно проснулся. Вскочил с койки, жадно принюхиваясь. В камеру проник запах жареной яичницы с салом и луком. Баринов сразу все понял. Значит, вернулся из отпуска тот самый контролер…

Камера Баринова находилась неподалеку от комнаты отдыха, где один из контролеров свободной смены имел обыкновение ночью жарить себе яичницу. Баринов сглотнул слюну. «А — была не была! — махнул он рукой. — Кто об этом узнает!»

Он заколотил в дверь.

— Тебе чего? — показался встревоженный контролер.

И тут, глядя на сверкающие глаза Баринова, все понял. Широко улыбнулся.

— Что — будешь?

— Буду, — буркнул Баринов…

Глотая обжигающую яичницу, прямо кусками, не прожевывая, Баринов подумал, что, может быть, он и не сидел бы здесь, если бы тогда не подошел к этой пожилой иностранке, нарядившейся под пятнадцатилетнюю девчонку. Ведь именно тогда он заключил своего рода договор. Произошло все это как-то банально — без обычного ритуала вербовки, без подписки, изучения шифров, явок, паролей.

Эта иностранка уже двадцать минут вертелась у дверей собора Александро-Невской лавры, где была назначена встреча. А Баринов все не решался подойти. Он ожидал увидеть солидную, внушающую уважение женщину, а тут невесть кто — в стоптанных кроссовках, в желтых, почти прозрачных, бананах, в майке с надписью: «Ноу проблемз». Все-таки собрался с духом и подошел:

— Я Валерий Баринов. Вы Елена Глебовна?

— О, хэлло!

— Хау ду ю ду! — застенчиво улыбнулся он.

— О, ду ю спик инглиш? — удивилась иностранка.

— Да нет, — совсем смутился Баринов. — Только чуть-чуть.

— А надо бы не чуть-чуть, — сухо ответила она на прекрасном русском. — Ну ладно, пойдемте, побеседуем где-нибудь.

Они пошли в кафе «Экспресс», недалеко от Московского вокзала.

— Я представляю Би-би-си, — без предисловий начала Кожевникова. — Вас хорошо рекомендуют, особенно, Лорна и Аркадий. Нам нужна самая разнообразная информация — в первую очередь об угнетении верующих в СССР. Приводы в милицию, помещения в психиатрические больницы — ну, сами по ходу сообразите. Главное, держитесь в русле Кестон-Колледжа. Инструкции получать будете через Лорну, Салли. Поддерживайте постоянный контакт с Аркадием, но очень осторожно. Его канал старайтесь использовать лишь в случае непредвиденных осложнений. Аркадия засвечивать лишний раз нельзя.

— А что такое Кестон-Колледж?

— Институт по изучению религии. Главная его цель — помогать верующим в странах, где свирепствует коммунистический режим, защищать их от притеснений, возбуждать общественное мнение Запада. Между прочим, помощь бывает и материальная. Если заслужите, — добавила со значением Кожевникова. — Вот, кстати, для вас аванс. — Она передала ему сверток.

Он развернул. Там оказались поношенные джинсы с медными орлёными американскими бляхами.

— Но…

— Почему не новые? — усмехнулась Кожевникова. — Так ведь вещи для бедных советских баптистов братья во Христе собирали, давали кто что мог. Хорошо поработаете — будут и новые. Кестон-Колледж поможет…

С 1970 года в Англии под прикрытием научно-исследовательского учреждения действует клерикальная организация «Центр по изучению религии и коммунизма», известная также под названием Кестон-Колледж. Центр расположен в 30 километрах к юго-востоку от Лондона. Директором является Майкл Бардо, англиканский пастор, ведущий специалист по изучению религии в СССР.

Центр ведет интенсивный поиск и сбор клеветнической и тенденциозной информации о положении религии и верующих в социалистических странах. После соответствующей обработки эта информация активно используется пропагандистскими органами Запада и зарубежными антисоветскими центрами, в том числе радиостанциями «Свобода», «Голос Америки», Би-би-си в акциях идеологической диверсии.

Сбор информации осуществляется через западных религиозных деятелей, посещающих СССР для участия в официальных встречах представителей религиозных объединений и организаций, а также путем установления нелегальных каналов связи с враждебно настроенными элементами из церковно-сектантской среды.

Центр издает ежеквартальный журнал «Религия в коммунистических странах», выпускает сборники «документальных» материалов, в которых с клеветнических позиций трактуется положение верующих и общественно-политическая обстановка в социалистических странах.

Финансируется центр за счет перечислений англиканской, протестантской, католической и других церквей, а также спецслужб некоторых капиталистических государств.

У Баринова был лондонский телефон Лорны, и он не раз звонил ей по ночам из строительного управления, куда устроился сторожем. Но на вопрос, что нового, пока ничего ответить не мог. И тут судьба свела его в молельном доме с Сергеем Тимохиным. Тот однажды пожаловался, что его вызывают в милицию: со старой квартиры не выписался, а живет на новой, так вот из милиции даже повестку прислали. Требуют срочно оформить прописку.

— Покажи повестку! — заволновался Баринов.

Тот показал.

— Отлично! Молодец!

— Не понимаю…

— Скоро поймешь, Серега! Мы с тобой такое дело закрутим!

Вечером в Лондон было по телефону передано сообщение о том, что ленинградская милиция начала преследование молодого члена общины евангельских христиан-баптистов Сергея Тимохина. Ему шлют повестки, угрожают расправой.

Тимохин

Психологическая характеристика.

Эмоционально неустойчив, В юности перенес тяжелую черепно-мозговую травму, что в определенной мере обусловило особенности его поведения и характера. Нередко пребывает в подавленном состоянии, переходящем в безразличие. Охотно подчиняется чужой воле. Круг интеллектуальных интересов крайне ограничен. Не читает ничего, кроме религиозной литературы.

В следственном изоляторе Тимохин вел себя тихо, никаких скандалов не учинял. Как только его разъединили с Бариновым, впал в обычное для него состояние безразличия.

Впрочем, были дни, когда он охотно беседовал с Владимировым, легко шел на контакт, рассказывал о себе и своем «брате во Христе».

О детстве своем, впрочем, ничего толком вспомнить не мог. Рос в обеспеченной семье военнослужащего. Есть у него сестра, инженер («инжинер» — так написал Тимохин в своей анкете). В школе ко всему был равнодушен, правда, немного занимался музыкой. Хотел поступать в институт — все равно в какой, потом раздумал. Пошел в ПТУ, получил специальность портного и тут понял, что в жизни есть кое-что, к чему можно стремиться. Когда дело касалось легкого заработка, всякое безразличие слетало с Тимохина, как шелуха.

Как и когда пришел в молельный дом, не помнит. Просто зашел ради интереса раз-другой. Стал бывать чаще, появилась привычка. Познакомился с Бариновым.

Их потянуло друг к другу. Обнаружилось, что оба любят рок-музыку, Баринов, оказывается, играет на гитаре, аккордеоне, Тимохин тоже гитару знает. Они подолгу сидели у приемников, слушая концерты Би-би-си или «Голоса Америки».

Однажды, прослушав передачу, где упоминалось о гонениях верующих в СССР, впрочем без фактов, Баринов сказал:

— Дохлая информация. Надо им что-нибудь свеженькое подбросить. Тут выдумки не должно быть, надо, чтоб хоть один процент чего-то правдивого. А там уже распишут.

Именно такие инструкции ему давали Лорна, Елена Глебовна. Да он и сам понимал, что голого вранья хватит ненадолго.

Тимохин тогда пропустил его слова мимо ушей, а на следующий день случайно обмолвился о повестке в милицию, чем привел своего друга в восторг.

А вскоре по Би-би-си услышал свою фамилию. Ему понравилось, и он вспомнил еще и свои приводы за торговлю джинсами.

— И это сгодится! — обрадовался Баринов.

Сгодилось. «Но все это мелочевка! — повторял Баринов. — Нужна крупная акция!»

Такую акцию удалось организовать. Подготовка ее заняла месяц. Тимохин, высунув язык, бегал по всему городу — везде, где собирались полупьяные подростки-«петушки», девицы с жирной косметикой и с уже охрипшими голосами. Знакомился с ними у кафе «Эльф» на Стремянной, у кофейни на углу Невского и Владимирского, именуемой ими «Сайгон». Попался даже один семнадцатилетний «диссидент». Кофе он не пил, водки и вина тоже, предпочитал «ездить на колесах».

В назначенное время приглашенные собрались в конторе, где работал Баринов.

— Я поведаю вам об Иегове! — провозгласил Баринов и взял на гитаре несколько аккордов.

Песни, шум, свист были слышны даже на улице.

Какой-то прохожий, гулявший с собакой, заподозрил неладное, позвонил в милицию. Милиционеры обнаружили, что дверь в контору взломана, в одной из комнат полно полупьяных молодых людей…

— Пишите в Кестон-Колледж! — кричал в толпу Баринов, садясь в милицейскую машину. — Би-би-си нас тоже не забудет! Скоро весь мир услышит, как у нас издеваются над верующими!

— Уймись уж… верующий! — шикнул на него усатый милиционер.

— Настоящий верующий балаган не устраивает да замков не взламывает. Совесть ему или там бог не позволит! Ишь «измываются» над ним… И как только язык врать поворачивается… — ворчал милиционер все время, пока ехали в отделение.

Но Баринов не соврал. В том смысле, что Би-би-си действительно передала сообщение «об издевательствах милиции над собранием молодых баптистов».

«Британская радиовещательная корпорация» (Би-би-си) создана в 1926 году на основе «Британской радиовещательной компании».

Официально всей работой Би-би-си руководит управление директоров в составе 12 человек, назначаемых обычно на пятилетний срок королевой Великобритании, по представлению правительства. С 1969 года Би-би-си возглавляет генеральный директор Чарлз Каррэн.

Передачи на заграницу ведутся Би-би-си ежедневно на 38 языках — на 17 европейских и на 21 языке других стран мира, Непосредственно пропаганду против Советского Союза и других социалистических стран организуют и ведут восточноевропейский и центральноевропейский отделы Би-би-си. Передачи на русском языке проводятся ежедневно из Давентри, Кроубора, Скелтона, Уоффертона и Лимасола (Кипр). Время вещания на Советский Союз — от 6 часов до 7 часов 30 минут в сутки.

В передачах на СССР преобладает ярко выраженная антисоветская направленность. Большое место в передачах Би-би-си отводится попыткам опровергнуть или дискредитировать марксистско-ленинскую теорию, внушить советской общественности аполитичность, привить интерес к буржуазной морали, подтолкнуть отдельных советских людей на создание группировок, выступающих против политики КПСС. Би-би-си, в частности русская редакция, активно использует некоторых отщепенцев, прямо призывающих к усилению антисоветской пропаганды.

На другой день Баринова выпустили. Он пришел радостный, довольный. Первым делом — к Тимохину.

— Слушал? Передали?

— Передали.

— Порядок! Но — это уже отработанный пар. Нужно что-то новое. И оно уже есть. Прекрасная идея!

— Что за идея?

— Мы должны написать оперу. Рок-оперу! О втором пришествии Христа. И передать ее на Запад.

— Вроде «Джезус Крайст Суперстар»?

— Да.

— Но ведь мы даже нотной грамоты толком не знаем… — засомневался Тимохин. — Да и тексты надо сочинять, желательно в рифму. Ты умеешь? Я — нет.

— Не трусь, Тимоха! — хлопнул его по плечу Баринов. — Не в нотах дело, не в рифмах, а вот… — он постучал себя пальцем по лбу, — …в идее! Придумаем что-нибудь, найдем кого-нибудь…

…Салли и Лорна допили чай. Баринов был весь нетерпение. Ему хотелось преподнести сюрприз.

— А теперь, сестры, немного духовной музыки, — объявил он и включил магнитофон.

Раздались первые аккорды. Мужской голос: «…И пошлет бог ангелов своих с трубою громогласной». И — после паузы: «Вы слушаете «Трубный зов», который возвещает вам о втором пришествии господа нашего Иисуса Христа и о кончине века…»

Салли и Лорна слушали с громадным интересом. Наконец затихли последние аккорды.

— Что, сами сочинили, мальчики? — спросила Лорна. — Признайтесь, вам кто-нибудь помогал? — подмигнула она.

Баринов обиделся:

— Какое это сейчас имеет значение!

— Никакого, — согласилась Лорна. — Тем более что музыка, конечно, не того… Да не в ней дело. Главное — факт появления в СССР религиозной оперы! — заявила она. — Вы хоть понимаете, что это значит, какие разворачиваются перспективы?

— Да, — подтвердила Салли. Она перелистывала тексты. — Только и качество стихов, по-моему… — Она деликатно промолчала. — Я не такой уж знаток русского языка, и все-таки даже мне режет слух, например это:

— Вообще говоря, действительно, напоминает сильно… как это у вас? Сельскую самодеятельность. Но все-таки, я считаю, ничего страшного, — сказала Лорна. — Музыка громкая, все равно заглушит. Повторяю, не в музыке и стихах сейчас дело. А в факте существования оперы. И этот факт работает, агитирует. Кстати, там, в тексте, есть самая прямая агитация. Салли, найди место про то, где говорится, чтобы верующие не регистрировали свои общины у властей.

Салли прочла:

— Ну и стишки! — покрутила головой Салли.

— Ну этот кусок можно изъять, — смущенно согласился Баринов.

— Воля ваша, как хотите, — сказала Лорна, — но, по-моему, и это сойдет. Кроме того, при переводе на английский язык все эти несуразности исчезнут.

— А кто переведет? — спросил Тимохин. — Мы не сумеем.

— Мы с Салли. А ваша задача — начиная с завтрашнего дня требовать от властей, чтобы вам разрешили выступать с оперой, скажем, в филармонии или в «Октябрьском».

— Да вы что, девочки! — засмеялся Баринов. — Сколько живете в Ленинграде, а до сих пор не знаете… Там мировые звезды выступают… А кроме того, религиозные концерты — ну там песнопения или еще что — у нас по закону только в церкви можно…

— Я прекрасно разбираюсь в этом вопросе! — отрезала Лорна. — Вы будете требовать, вам пусть отказывают. Это нам и нужно, чтобы включились Кестон-Колледж и Би-би-си. Вы, ребята, открыли золотую жилу. Это же гениальный ход! Начинаем операцию «Трубный зов»! Завтра же пишите в Президиум вашего Верховного Совета… «Трубный зов»! До чего же удачное название для акции! Любой обыватель задумается: «Куда же он зовет, этот «Трубный зов»?» И все поймет.

— В Англию, что ли? — брякнул Тимохин.

— Если тебе так хочется, то и в Англию тоже, — терпеливо, как маленькому, объяснила ему Лорна. — А главное — к богу.

Тогда-то Тимохин впервые почувствовал легкий укол сомнения: к богу ли? И бог ли, вера ли волнуют сейчас их иностранных подруг? Но он тут же отогнал эти мысли прочь. Опера! Настоящая опера! И она прозвучит в эфире под их именами…

И в таком эйфорическом состоянии он пребывал все два месяца, пока Лорна и Салли, переехавшие жить к Баринову, сидели за переводом текстов оперы на английский… А Баринов чуть ли не через день приносил ему подписывать письма — в Москву, Лондон, Вашингтон и даже в Ватикан… И Тимохин подписывал. Постепенно почувствовал вкус к этой игре. А Баринов приносил новые воззвания, протесты.

— Наша курица должна каждый день нести золотые яйца, — говорил он.

И Тимохин снова подписывал бумаги, теперь уже четко понимая, что они занялись самой настоящей политикой. И цели ее даже он, которого обычно ничего вокруг не интересовало, теперь мог легко сформулировать: нанести удар Родине. С тыла.

Препарирование факта. II

Передача радиовещательной станции «Радио Свобода»

Программа «Не хлебом единым»

Группа молодых христианских музыкантов из Ленинграда обратилась к западным христианам с просьбой о поддержке. Эта группа, состоящая из молодых баптистов, называет себя «Трубный зов». Она ставит целью музыкальную проповедь Евангелия в Советском Союзе. Магнитофонные записи короткой рок-оперы, которую группа сочинила и исполнила на русском и английском языках, неофициально циркулируют в Советском Союзе в течение нескольких последних месяцев, Цель английской версии, которую недавно получил Кестон-Колледж, центр по изучению религии в коммунистических странах, — наладить контакты с молодыми христианами на Западе и установить творческое сотрудничество между музыкантами-евангелистами в СССР и западных странах.

Первое обращение подписано двумя руководителями группы — Валерием Бариновым и Сергеем Тимохиным. Это открытое обращение к Президиуму Верховного Совета СССР с требованием свободы публичных исполнений христианской музыки.

Второй документ — заявление, также адресованное Президиуму Верховного Совета…

Передача радиовещательной станции Би-би-си

Обращение ленинградского баптиста Валерия Баринова к молодым христианам

Итак, три человека по-разному свидетельствовали о боге, Наглый сказал, что его нет, хороший, что все-таки что-то такое есть. А родная тетушка, которой я очень верил, сказала прямо и твердо: «Бог есть. И если хочешь познать его, то проверь на фактах. Воззови к нему от всего сердца в трудную минуту, и он выявит тебя (так в тексте. — Н.В., В.У.) из любых обстоятельств и познаешь его в проявлениях, как мы видим в проявлениях ум, совесть, любовь».

И вот на последнем году службы я должен был предстать перед трибуналом за свои самоволки и пьянки, то есть за свое разгильдяйство, порожденное разочарованием в жизни, бесцельностью жизни и той ложной черной действительностью, которая меня окружала. И тогда же впервые я воззвал к богу в глубоком смирении и покаянии с такими словами: «Господи, прости меня ради Христа, и если ты действительно есть, помоги, что грехи свои я сознаю, запутался в жизни и, может быть, потому, что жил без тебя. И если ты мне поможешь, хотя это будет большое чудо, я буду верить тебе, тогда я пойму, что жизнь надо строить на твердом фундаменте, а этим фундаментом являешься ты».

И господь бог ответил мне и много раз выводил меня из труднейших обстоятельств.

Следователь Владимиров

Он достал из тумбочки пачку чая, распаковал. Пока грелся чайник, еще раз подвел итоги дня. Сегодня получен последний ответ на запросы по жалобам Баринова и Тимохина в различные государственные учреждения и органы власти. Честно говоря, каждый раз, когда приходило очередное письмо, он ловил себя на мысли, что втайне ему даже хочется, чтобы это оказалась отписка, бюрократическая оплеуха, и тогда можно будет найти хоть крошечное оправдание для подследственных. Дескать, обиделись на формализм, равнодушие — ну и пустились во все тяжкие. Но нет — на все жалобы им отвечали, быть может, очень сухо, но всегда в соответствии с законом.

Таким же был ответ от уполномоченного Совета по делам религий при Совете Министров СССР по Ленинграду и области.

Начальнику следственного отдела

Управления КГБ СССР

по Ленинградской области

На Ваш запрос сообщаю, что Баринов В. А. и Тимохин С. Ю. действительно обращались к Уполномоченному Совета по делам религий при Совете Министров СССР по Ленинграду и Ленинградской области с просьбой разрешить официально выступать с музыкально-религиозной программой созданного ими ансамбля «Трубный зов» в концертных залах страны, в чем им было отказано и разъяснено, что, согласно законодательству о религиозных культах, они могут исполнять религиозные произведения только в стенах официально действующего молитвенного дома евангельских христиан-баптистов как члены этого религиозного общества.

Уполномоченный Совета Г. С. Жаринов

И до чего же ловко они использовали этот отказ! А вот от всех утаили, что когда попытались выступить в молельном доме на Поклонной горе, то вызвали яростное сопротивление даже самых тихих баптистов. Члены общины были глубоко убеждены, что эта музыка, да и тексты оперы, не соответствуют представлениям о христианстве, являются «порождением сатаны».

«Сатана», впрочем, имел четкий адрес — Кестон-Колледж. И в который раз Владимиров отметил для себя, что противник ведет «психологическую войну» далеко не рыцарскими способами… Спекуляция на чувствах верующих и даже на чувствах атеистов, воспитанных на уважении к свободе совести, на терпимости к тем, у кого есть свои причины верить в Христа, Иегову, Магомета или Будду…

Сегодня был момент, когда Владимиров едва подавил в себе отвращение после встречи с Бариновым. Он дал ему прочесть протокол допроса его тети Тамары Дмитриевны Прониной, о которой Баринов повторял везде, где только мог: «Именно родная тетушка привела меня к богу… Благодаря ей я поверил…»

До встречи со старушкой Владимиров представлял ее себе этакой воинственной, агрессивной баптисткой, ненавидящей, подобно своему племяннику, все вокруг и готовой принести в жертву своему богу кого угодно. Но на деле все оказалось не так.

Усталая, изможденная пожилая женщина. Видно, что горя ей пришлось в жизни хлебнуть немало. И поражали при этом ее спокойствие, твердая убежденность, с какой она произносила каждое слово. Речь ее выдавала человека развитого, по-своему незаурядного.

— Тамара Дмитриевна, расскажите, пожалуйста, как можете поподробней о своем племяннике, о его вере, о его увлечении музыкой… И вообще, что он за человек?

Пронина помолчала.

— Вы задали очень трудный вопрос, Александр Владимирович. «Что он за человек…» Кто имеет право судить о другом? Ведь сказано…

— Не судите и судимы не будете?

— Вы знаете Святое писание?

— А что здесь странного? — в свою очередь удивился Владимиров;

— Но ведь вы, конечно, атеист?

— Естественно. А Ветхий и Новый завет изучал в университете… Так все-таки, Валерий… Как вы считаете, он действительно верит в бога?

Женщина вздохнула.

— Я Валерика люблю, как сына. Может, даже больше. Он ведь сирота, много страдал… Не могу о нем говорить плохо. Он рос в нашей семье, если этот ужас можно было назвать семьей… Но Валерию всегда не хватало смирения.

— А разве перед трудностями обязательно нужно смирение? — спросил Владимиров и тут же мысленно выругал себя: «Что за бестактность! Не на дискуссию же я ее позвал!»

Пронина опять глубоко вздохнула.

— Мы с вами люди разных воззрений… А Валерий… Он рос непослушным, легкомысленным и упрямым мальчиком. К сожалению, очень ленивым. Но — добрым. Сердце у него отзывчивое. И все же… В армии ему грозил трибунал. Я рассказала ему о боге… Кажется, он поверил. Не пил первое время, не курил, вел себя скромно. А когда завербовался на Север, в Тюмень, снова перестал быть баптистом. Правда, когда вернулся в Ленинград, снова как будто захотел исправиться, принял крещение. Работал шофером, потом сторожем. Его уволили за нарушения дисциплины… А он, всем твердил — за веру.

Голос Прониной неожиданно окреп:

— Я вполне допускаю, что отдельные должностные лица могут совершать перегибы, нарушения в отношении верующих. Бог им судья! Но закон… Закон защищает наши права, он на нашей стороне. Это ложь, что верующих у нас притесняют. Наказывают тех, кто откололся от церкви, нарушает законы, клевещет на действительность, на нашу Родину! А этого никто не потерпит. В том числе и мы, баптисты. Ведь мы такие же советские люди, такие же граждане, как и все, такие же патриоты. И так же любим Отечество, как и вы, атеисты!

«Вот тебе и смиренная христианка!» — удивлялся Владимиров.

— …Я говорила Валерию, много раз, чтобы он не гневил бога, не тешил сатану. Разве можно спекулировать на вере? Я слушала Би-би-си, передавали оперу Валерия. Мы, истинные баптисты, конечно, очень возмущены. Это бесовская музыка. Но больше всего меня возмутило, что Би-би-си назвало Валеру гениальным музыкантом. Ведь гений — он трудится с утра до ночи в поте лица своего, как и завещал господь, а Валерий только со своими иностранцами все время проводил, письма подметные сочинял… — И тут она заплакала.

Через час Владимиров вызвал Баринова.

— Как к вам относится ваша тетя, которая приобщила вас к вере?

— Она любит меня, как Христа! — заявил Баринов.

— Она способна сказать о вас всю правду?

— Только она и способна сказать обо мне всю правду!

— Прочтите.

Баринов прочел протокол. Глаза у него расширились, челюсть отвисла. Он был бледен.

Владимиров вызвал конвой.

— Уходите, Баринов, — шепотом сказал следователь. — Уходите…

Эмиссары и акции

Передача радиовещательной станции Би-би-си

У микрофона Сева Новгородцев:

— Энергичное письмо прислал москвич Павел. Он пишет нам:

«Хэлло, Сева! Искренний и горячий московский привет от любителя и поклонника рока, постоянного слушателя твоей передачи с марта. Меня заинтересовала твоя передача. Услышал я о группе «Трубный зов». Некоторые слушатели твоей передачи поносят «Трубный зов», называя себя при этом поклонниками рока. Я не хотел опускать свои симпатии в сортир и решил написать парням, благо передавались адреса. Но прошло два месяца — ни ответа ни привета, Я снова взялся за перо. Прошел месяц. И вот получаю ответ — Тимохин ни хрена там не проживает. Тогда я разозлился и написал им, что они там сволочи и чинуши. Ответа на сей раз долго ждать не пришлось — они мне написали, что я гнида и не ценю их добродетель. Пришлось на них плюнуть.

У меня к тебе просьба, Сева, скажи, когда у тебя день рождения? Хочу занести в свою картотеку как обозревателя рок-н-рола, у которого язык подвешен не там, где нужно.

На каких условиях я могу получить у тебя записи «Трубного зова»? Слушатель из Москвы Павел».

Спасибо на добром слове, Паша, День рождения у меня 9 июля. Что касается «Трубного зова», то мне в руки попала маленькая кассета, качество не очень хорошее… Лучше всего обратиться к самим ребятам. Это Валерий Баринов, который живет в Ленинграде (адрес) и Сергей Тимохин, тоже ленинградец (адрес).

Письма от поклонников шли из Тулы, Воронежа, Пскова… Баринов и Тимохин ликовали. Оба они теперь одевались только в «фирму». Правда, это были по-прежнему обноски, все с чужого плеча, которые в награду передавал им Кестон-Колледж через своих посланцев. В квартирах Баринова и Тимохина постоянно кто-то бывал — из Англии, США. И обязательно со свертком и инструкциями.

Бардо (Бурдо) Майкл, 1934 года рождения, уроженец города Камборна, подданный Великобритании. В 1959–1960 годах обучался в качестве стажера в МГУ имени М. В. Ломоносова. С 3 по 7 февраля 1975 года находился в СССР в качестве туриста. Занимался сбором клеветнической информации о положении верующих в СССР. В настоящее время возглавляет клерикальный «Центр по изучению религии и коммунизма» (Кестон-Колледж, Англия). Собираемая и обрабатываемая Кестон-Колледжем информация о нашей стране активно используется средствами массовой пропаганды капиталистических государств в акциях идеологической диверсии против СССР.

Бардо Лорна, 1955 года рождения, подданная Великобритании, жена Майкла Бардо. В 1977 году обучалась на курсах русского языка при ЛГУ имени А. А. Жданова. С 1 по 5 марта 1982 года находилась в Ленинграде в качестве туристки. Занималась сбором тенденциозной информации о положении верующих в СССР. В настоящее время является секретарем Кестон-Колледжа, активно участвует в сборе клеветнической информации об СССР.

Кожевникова Елена Глебовна, 1943 года рождения, уроженка Югославии, русская, гражданка Австралии, постоянно проживает в Англии. В период с 21 мая 1971 года по 22 мая 1972 года являлась сотрудником отдела новостей антисоветской радиостанции «Радио Свобода» (Мюнхен, ФРГ), вещающей на Советский Союз. С ноября 1972 года являлась корреспондентом этой же радиостанции в Нью-Йорке. В настоящее время состоит внештатным корреспондентом английской радиостанции Би-би-си, подготавливает и ведет религиозные программы этой радиостанции на русском языке. Поддерживает тесные связи с зарубежной антисоветской организацией «Народно-трудовой союз» (НТС) и клерикальным «Центром по изучению религии и коммунизма» (Кестон-Колледж, Англия).

В СССР находилась дважды: с 17 по 26 июня 1982 года и с 3 по 10 декабря 1983 года — оба раза в качестве туристки. Во время пребывания в СССР, в Ленинграде, по заданию Кестон-Колледжа занималась сбором информации о якобы имеющих место в СССР «гонениях» на верующих, которая впоследствии использовалась в антисоветских передачах радиостанции Би-би-си.

Клей Джон, 1959 года рождения, уроженец города Норфолка, штат Вирджиния, гражданин США. Аспирант Чикагского университета… В настоящее время проходит стажировку на историческом факультете ЛГУ имени А. А. Жданова. Проживает в Ленинграде по адресу: ул. Шевченко, дом 25, корп. 2, комната 76 (общежитие № 2 ЛГУ). Запланированный срок пребывания в Ленинграде… года. Находясь в СССР, пытался заниматься сбором тенденциозной информации о положении верующих в СССР.

Коллинс Филия, 1941 года рождения, уроженка города Форт-Уэрт, штат Техас, гражданка США. В настоящее время проживает в городе Арлингтон, работает преподавателем русского языка в колледже. Состоит в официальном браке с гражданином СССР, периодически посещает Советский Союз. В Ленинграде находилась дважды в качестве туристки: с 24 по 30 декабря 1980 года и с 21 по 31 декабря 1983 года. Занималась сбором тенденциозной информации о положении верующих в СССР.

* * *

Постепенно слава стала меркнуть. Один из иностранных гостей однажды настойчиво посоветовал Баринову:

— Нужно в движение вокруг вашего «Трубного зова» впрыснуть инъекцию свежей информации.

— Я подготовил еще одно воззвание к зарубежным христианским организациям, — сказал Баринов. — Вот: «Мы опять просим помощи от Кестон-Колледжа. Лучшие проповедники, в том числе я и Сергей Тимохин, у нас зажаты. Мы подвергаемся репрессиям. Мы всегда получали помощь от Кестон-Колледжа. Он имеет большую информацию о нас, нашем труде, нашем трудном положении. Жаль, что многие не понимают миссии Кестон-Колледжа. Жаль, что у него мало помощников. Но как и чем помочь? — спросите вы. Этот институт прежде всего нуждается в информации об угнетении верующих. Очень хорошо знать адрес Кестон-Колледжа…»

— Хватит, — перебил гость. — Не годится. Не обижайтесь, Валерий, но это голая агитка. Причем, простите, довольно безграмотная… Вот вы заговорили там о репрессиях. Каких? Факты?

— Ну… — замялся Баринов.

— Вот и подумайте… Хорошенько подумайте, Валерий.

Баринов думал. И, как часто уже бывало, помог случай.

Жена вместе с почтой вытащила из ящика повестку. В военкомат.

Баринов вертел бумажку в руках, думал.

— На сборы вызывают? — спросила жена.

— Может, на сборы, а может, просто на очередную медкомиссию…

И тут его осенило.

Вызывали действительно на обычную медкомиссию. Баринов стоял в очереди к невропатологу. Когда подошел его черед входить, лицо Баринова вдруг приняло глуповато-блаженное выражение.

Он сидел перед врачом. Остекленевшие глаза Баринова смотрели в одну точку, по углам рта стекала слюна. Он отметил, что невропатолог смотрит на него с нескрываемым интересом.

— Ваше имя, отчество?

— Имя мое Иисус, отчество — Христов, — тихо, но убежденно сообщил Баринов.

— Ка-а-к? Повторите… — изумленно пробормотал врач, медленно поднимаясь со стула.

Баринов охотно повторил — тем же тихим, проникновенным голосом.

— А какой день сегодня?

— Сегодня день сатаны года скончания века, — ласково отвечал Баринов.

— А кто вы по профессии? — продолжал спрашивать врач.

— Я сын неба и воплощение господа нашего на земле, — невозмутимо поведал Баринов.

Врачи совещались долго. Наконец вызвали Баринова.

— Вы идите домой, — сказал ему председатель комиссии. — А завтра сходите по этому адресу. Вас посмотрит еще один врач.

Он дал ему бумажку с адресом психоневрологического диспансера.

Баринов пулей вылетел из военкомата. То, что нужно!

Первым делом забежал к Аркадию. Тот выслушал рассказ Баринова, оживился:

— Кажется, наклевывается хорошенькая акция. А Тимохин повестку получил?

— Его не могут вызвать, у него черепушка проломлена. Списан подчистую.

— Ладно, подумаем. Значит, так: никуда не ходи, пусть сами за тобой приедут. Как только тебя загребут, сразу пусть жена даст мне знать. Об остальном не беспокойся.

Баринов заперся дома. Повестки из диспансера рвал, медсестру, присланную за ним, попросту выставил за дверь.

Расчет оказался верным. Через неделю около дома Баринова остановилась машина с красным крестом и оттуда вышли два санитара…

Препарирование факта. Ill

Передача радиовещательной станции «Радио Свобода»

Радиожурнал «Права человека»

У микрофона Виктор Федосеев:

— Передаю микрофон зарубежному представителю московской группы «Хельсинки» Людмиле Алексеевой.

Прошлый год был годом резкого сокращения открытых общественных групп и все более усиливающихся репрессий против их участников.

Существуют сотни, если не тысячи любительских музыкальных групп и ансамблей. Одну из них создали молодые ленинградские баптисты. Они назвали свою группу «Трубный зов». Участники группы сделали несколько магнитофонных записей религиозных песен и поп-опер.

В январе члены группы Валерий Баринов и Сергей Тимохин обратились в Президиум Верховного Совета с просьбой разрешить группе выступить с религиозными музыкальными программами в концертных залах страны. Их задержали, отобрали кассеты с музыкальными записями. А вскоре обоих призвали в армию и направили на психиатрическое обследование.

Передача радиовещательной станции «Радио Канада» на украинском языке

Канадская газета «Ванкувер сан» сообщает своим читателям о том, что популярного музыканта Валерия Баринова арестовали и привели в угнетенное состояние сильнодействующими уколами.

Баринов вернулся из больницы сытый, пополневший, посвежевший.

— Да ты словно после отпуска, — удивился Аркадий..

— Так отпуск и был.

— Налепили диагноз?

— Налепили! — радостно сообщил Баринов.

— Какой же?

— Психопатия.

— Не то, — огорчился Аркадий. — Это не диагноз. Психопатия, душа моя, не болезнь, а свойство характера. Из нее ничего не выжмешь. Так что получается, тебя выпустили чистеньким. Да еще, видишь, отожрался на казенных харчах…

И все-таки, по мнению Аркадия, акция оправдывала себя. Не зря он столько хлопотал…

Препарирование факта. IV

Передача радиовещательной станции Би-би-си

«Передача популярной музыки»

У микрофона Сева Новгородцев:

— Уважаемые друзья! Я получил письмо из Ленинграда.

«Уважаемый Всеволод, здравствуй! Пишут тебе Валера Баринов и Сергей Тимохин из рок-группы «Трубный зов». Благодарим тебя за передачу от 4 марта, в которой ты посвятил несколько минут нашей христианской группе. Что особенно важно — мы получили кучу писем от молодежи из разных концов СССР… Мы записывали нашу оперу тайно от властей. В открытый бой вышли мы тогда с Сережей! Нам угрожали. Меня начинают таскать по военкоматам, а на медкомиссии забраковал психиатр. Много трудностей. Но особая для нас трудность — финансовая!»

Что же, друзья? (С иронией.) Здесь, на Западе, скажем, когда хотят кому-либо в трудную минуту помочь, то шлют переводы по почте. А помогать друг другу надо…

Резидент

Расследуя дело, Владимиров все чаще и чаще натыкался на Аркадия М. И вот пришло время собрать о нем более подробные сведения.

Баптист, работает жестянщиком в автопарке. Он уже не раз попадал в поле зрения, но ничем себя не скомпрометировал. Вернее, не совершил ничего противозаконного. А ведь постоянно находился на грани, балансировал.

Постепенно Владимиров пришел к выводу, что это весьма интересный и важный фигурант в деле Баринова и Тимохина. Поражали обширные и прочные связи М. с зарубежными религиозными центрами, в первую очередь с теми, которые финансировались и направлялись спецслужбами некоторых капиталистических государств. У него постоянно гостил кто-нибудь из-за рубежа. «По делам веры приезжал», — неизменно отвечал М., если интересовались его гостем.

Сам он в свое время подал заявление о выезде из СССР. Вел активную переписку с зарубежными знакомыми, часто звонил в США, ФРГ, Англию. Внешне все, как говорят, в рамках. Активно прорезался, когда Баринова взяли на обследование в больницу имени Скворцова-Степанова. Именно М. первым прибежал туда, требуя свидания с Бариновым, встречи с главврачом, требовал назвать фамилии медиков, обследовавших Баринова, настаивал, чтобы ему сказали возможный диагноз. Именно он немедленно связался с Кестон-Колледжем, с Би-би-си и передал информацию о том, что Баринова и Тимохина «забрали в армию». Правда, Тимохин скоро сам собой отпал, но, видно, М. не очень-то огорчился из-за своего прокола. Он продолжал регулярно передавать сведения о Баринове, развил бурную деятельность. Писал жалобы в Главное управление здравоохранения Ленинграда, обвинял в произволе врачей больницы, медицину вообще. Получал ответы и опять использовал их для передачи информации на Запад, хотя Баринов к тому времени уже вернулся домой.

Анализируя образ жизни М., его контакты с иностранцами, отношения с Бариновым и Тимохиным, верующими, Владимиров пришел к выводу, совершенно неожиданному для себя. Ба, да ведь его вполне можно назвать резидентом! Действительно, по существу так оно и есть. Ведет целенаправленную организаторскую и агитационную деятельность, собирает нужную ему информацию, регулярно передает в центр, да и не в один. Уникальный случай — резидент, который действует вполне легально, без всякого прикрытия, без легенды. Работает открыто, нагло, а ничего с ним не сделать: действует в рамках закона. И, как ни парадоксально это звучит, закон охраняет его неприкосновенность — формально гражданина СССР, но по существу фигуру, враждебную нашему строю.

Обстоятельства дела требовали того, чтобы в квартире М. был проведен обыск. Прокурор санкцию дал.

Обнаружилось немало интересного: религиозная, антисоветская литература, валюта, досье на тех верующих, с кем М. вел работу. Среди литературы была «Юридическая памятка» — подробное руководство, как обманывать следствие, уходить от прямых вопросов, заметать следы… Среди писем и бумаг — обращение к президенту Рейгану с настойчивым требованием оказать давление на СССР по некоторым вопросам внутренних дел Советского Союза. Многочисленные магнитофонные записи псалмов, уголовно-романтических песен. Кстати, здесь же обнаружилась свеженькая инструкция, переданная Аркадию М. очередным эмиссаром и предназначенная лично для Баринова, которую М. не успел переправить по назначению:

«В октябре будет передача на Би-би-си о работе Кестон-Колледжа. Лорна просит, чтобы ты сделал записи на ленте, как Кестон-Колледж помогает тебе и верующим вообще в Союзе. Ты знаешь, как это сделать. К тебе в сентябре зайдет девушка Джаннис. Бог с тобой.

Майк Брэннан»

Владимиров решил вызвать М. на допрос. Тот пришел — спокойный, уверенный в себе, даже немного сонный. Он был крупен, широкоплеч — видно, в свое время немало занимался физической работой. Одет скромно. В петлице пиджака — золотой крестик.

«И не скрывает своей принадлежности к вере. Нет, это — сигнал, вызов. Вот, мол, кто я есть! А, тебе интересно? Необычного человека встретил? Ну, тогда знакомься, спрашивай. Я отвечу, я расскажу тебе и о себе, и о моей вере, и о Кестон-Колледже…»

— Вы хотите выехать из СССР?

— Есть такое желание.

— Что вас гонит за границу?

— Вера.

— Вы баптист?

— Да.

— Но что вам мешает удовлетворять свои религиозные потребности на Родине? Быть может, были факты гонения в отношении вас? Расскажите, мы разберемся, потребуем наказать виновных.

— Не было фактов. Пока… — многозначительно добавил М.

— Тогда что же?

— А я разошелся взглядами с евангельскими христианами-баптистами. Хочу основать собственную церковь.

— Как святой Петр? Или блаженный Августин?

— Вроде того, — равнодушно ответил М.

И все-таки очень хорошо чувствовалось, что разговор его даже забавляет. Опытен, хитер, ловок. Наверное, проштудировал не одно только пособие…

— У вас во время обыска была найдена валюта — доллары США. Как вы объясните ее происхождение?

— Видно, забыл кто-то из иностранцев, когда приезжал в гости. Не выбрасывать же!

— Вы часто звоните в Кестон-Колледж?

— Как когда. Разве это запрещено? — Он из-под своих тяжелых век в упор посмотрел на следователя.

— Не запрещено, конечно. Но ведь вы передаете информацию, во многом недостоверную. Вот, например, о Баринове такие страсти наговорили!

— Я только сообщил, что он помещен в психиатрическую больницу! — отрезал М. — Больше вы ничего доказать не сможете. Ясно? А что там корреспонденты о Валерии накрутили, за них ответственности не несу…

— Расскажите все-таки о ваших истинных мотивах уехать за рубеж.

— Я уже сказал.

— Ваша дочь пишет о том, какой представляется ей жизнь за рубежом и почему ваша семья стремится туг да. «Скоро мы уедем за границу и будем счастливы. Папа будет бриться каждый день и перестанет носить свои страшные штаны. Мама наконец похудеет, перестанет ругаться по любой ерунде и будет со вкусом одеваться…» Неужели и на Родине нельзя бриться каждый день, носить нормальные брюки, похудеть, в конце концов? Конечно, у нас женщине со вкусом одеваться бывает не так уж легко, но стоит ли ради этого уезжать навсегда?

М. медленно побагровел. «Вот она, его болевая точка», — подумал Владимиров.

— Не иронизируйте, гражданин следователь, — произнес Аркадий. — Я вам уже все сказал о своих мотивах.

Роль М. в деле Тимохина и Баринова стала проясняться. Но о нем — особый разговор…

Следователь Владимиров

Дело закончено. Шесть аккуратно переплетенных томов. Состоялся и суд. Баринов и Тимохин приговорены к различным срокам лишения свободы.

А Владимиров приступил к новому делу, на этот раз более сложному, обещавшему много неожиданных поворотов. Но в короткие минуты отдыха он вновь и вновь возвращался к Баринову и Тимохину.

Если посмотреть на их дело со стороны, холодным взглядом объективного наблюдателя, ничего интересного оно не сулило с самого начала и прошло, как и ожидалось, банально, даже скучно. Ни неожиданных ситуаций, ни погонь, ни схваток… И на суде ничего особенно нового не обнаружилось. Тимохин признал свою вину, раскаялся. Баринов, как и следовало ожидать, вел себя вызывающе. Ясно: «отрабатывал номер» в расчете на то, что его «друзья», а точнее было бы их назвать хозяевами, не оставят, поддержат, начнут мощную пропагандистскую кампанию в его защиту. Может, и до самих «верхов» она докатится…

Но тогда, на суде, Баринов еще не знал, как он жестоко просчитается. А ведь мог, даже должен был предвидеть, как обернутся события, если бы не отказали ему элементарная логика, здравый смысл, способность правильно оценивать ситуацию.

Да, еще некоторое время отголоски «Трубного зова» и всего того, что было связано с ним, звучали в эфирё. Но… Кестон-Колледж отработал Баринова и Тимохина как очередной вариант и поставил на них крест. Западная машина дезинформации перемолола все, что они могли ей дать, покалечила походя их судьбы и выплюнула за ненадобностью.

На скамье подсудимых тогда сидели только лишь двое ленинградских парней — обманутых, запутавшихся, пытавшихся решить свои проблемы, пойдя на преступление. Один — не совсем здоровый и потому легко поддающийся чужому влиянию, внушению. Другой — малоразвитый, ограниченный, неспособный трезво оценивать свои возможности, но зато мучимый жаждой успеха, признания, славы. Оба, несмотря на свой зрелый возраст, так и не сумели избавиться от инфантилизма, от наивного, в чем-то даже примитивного взгляда на мир, не научились серьезному отношению к жизни, не выработали в себе иммунитет к дешевым, а потому особенно опасным соблазнам. Много ли труда понадобилась тем, кто по существу и привел их на скамью подсудимых, чтобы сделать Баринова и Тимохина орудием своих нечестных замыслов? Да, собственно, о какой честности и о какой чести здесь речь? О каких духовных и моральных ценностях могут думать те, для кого цель оправдывает любые средства? Не кощунство ли открыто спекулировать на чувствах верующих, преподнося им из-за границы в качестве троянского коня идею о «защите» их законных интересов, их прав на свободу совести? Имеют ли право рассуждать о гуманизме сотрудники Кестон-Колледжа, для которых изначально было ясно, что, «заботясь» о благе Баринова и Тимохина, они в конце концов и их самих принесут в жертву Молоху «психологической войны» и нанесут удар по их семьям, жестоко ранят их детей.

Дети не виноваты в ошибках отцов, не несут за них ответственности. Но сколько времени пройдет, пока дети Баринова и Тимохина справятся с тем, что случилось, переживут, пережгут в себе драму, невольными участниками которой они стали?..

Задумывая операцию «Трубный зов», идеологический противник правильно рассчитывал, что яркая обертка, в которую он вкладывал отравленную конфету, привлечет внимание тех, на кого главным образом и направлены передачи западных радиостанций. Чего уж проще: в СССР молодежь живо интересуется рок-музыкой, возможно, что вместе с ритмами тяжелого, металлического рока кое-кто может проглотить и антисоветскую начинку. Что же, первое время надежды эти в какой-то мере оправдывались. Но вот прошло совсем немного времени, и «Трубный зов» начал давать сбои и постепенно умолк. Не нужно быть большим знатоком рока, чтобы убедиться, насколько беспомощное подражание известным западным образцам представляла собой эта опера. И не помогли гальванизировать ее популярность даже организованные ссылки на высказывания некоторых западных музыкантов. Да и неспособно стать событием культурной жизни произведение, цель и смысл которого лежат за пределами искусства и которое служит весьма приземленным целям — политической спекуляции, идеологической диверсии. Так что вполне закономерным оказался конец для Баринова и Тимохина, вполне закономерным был провал операции «Трубный зов». Не было лишь на скамье подсудимых рядом с Бариновым и Тимохиным тех, кто задумывал эту акцию и осуществлял ее, кто сегодня задумывает и осуществляет новые идеологические диверсии, направленные на разжигание «психологической войны». Но и эти акции изначально обречены на неудачу. Дезинформация, заложенная в них, обнаружит себя, будет торчать, как предательски торчали ослиные уши у легендарного царя Мидаса…