«Великий Исход» начался на второй день, после возвращения отряда домой, закончился через три дня. Слепой старик, которого все в селении называли Слепой Буддар, именно столько времени отвел для того, чтобы люди собрались и покинули свои дома. Решения этого человека не оспаривалась: Греф пришёл к выводу, что он является для племени кем‑то вроде вождя, шамана и духовного лидера в одном лице. Родные утверждали, что духи открывают этому старику грядущее. Эти утверждения имели под собой достаточно твердую почву: Греф подметил, что ощущает в этом человеке знакомую мощную энергетику. Может действительно ему повстречался самый настоящий пророк?

За эти три дни было упаковано и подготовлено к транспортировке всё, что действительно являлось ценным и не могло быть восстановлено. Последний отряд предал селение огню. Хорошо высушенные на солнце каркасные конструкции домов запылали так, словно их хорошенько облили бензином. Такая же судьба постигла и ограду. Столбы пламени поднимались, казалось, до небес. Ветер сносил искры и горящие куски древесины в озеро: был выбран удобный момент для поджога, поскольку лесной пожар в планах эвакуации не значился. Неизвестному врагу должны были достаться зола и пепел только от временного селения, а настоящим домом и крепостью этих людей был лес.

Теперь Грефу стал окончательно понятен непривычный ему аскетизм, что царил в быту племени. Действительно, зачем людям обременять себя грудой вещей, которые предстоит пустить в буквальном смысле «по ветру». Вот и получалось, что в домах встречались либо действительно ценные и необходимые предметы, передающиеся из поколения в поколение, либо те, которые можно быстро и без особых усилий изготовить из подручных материалов. Похожее правило действовало и в отношении строений. Разумно.

Но была ещё одна сторона у наблюдаемой Грефом картины — тёмная. Она его настораживала и очень не нравилась. Вся эта продуманная простота жизни, а также сноровка, с которой происходил процесс исхода, свидетельствовали о практике, выработанной на основании опыта многих поколений. В голову приходили мысли о набегах, которые совершали земные кочевые народы на своих оседлых соседей. Но аналогии не получалось. Все сохранившиеся воспоминания свидетельствовали о том, что на Земле люди искали, и небезуспешно, способы противодействия таким вторжениям. Лучшим из этих способов было создание сильных государств. Однако здесь даже намёков на похожие процессы не наблюдалось. Неужели враг настолько могуч? Если да, тогда почему до сих пор не уничтожил род человеческий окончательно?

Он пытался выяснить причину такого положения вещей у соплеменников, но безуспешно. Даже наметившиеся успехи на поприще изучения местного языка помогли мало. Складывалось впечатление, что всё это является чем‑то вроде незыблемой традиции, нарушать которую не просто опасно, а грешно. Нет, многие воины при упоминании о новом враге тянулись к оружию, но… Они не хотели сражения с этим противником.

Греф прекратил расспросы после того, как к нему подошёл один из шаманов и объяснил, что за ошибку одного расплачиваются многие. Когда убивали хотя бы одного из Крылатых Убийц, то смерть не щадила никого. Правда в его наставлениях удалось обнаружить нюанс: если врага убивали, защищая женщин и детей, то возмездия можно было избежать. Так что все храбрецы, которые не желали смириться с подобным положением вещей, уходили далеко на юг в земли этих чужаков. Вот только никто оттуда не вернулся. Такая вот традиция, позволяющая выпустить пар справедливого гнева. Или же это способ избавиться от самых непокорных воинов?

Каждый прожитый день добавлял все новые и новые частицы пазла под названием «Состояние дел в этом мире». Но Греф никак не мог сложить из них хоть какое‑то подобие целостной картины: то ли частиц было слишком мало, то ли полотно было таким огромным? А понять ситуацию было необходимо: очень уж легко оказалось в этом мире помереть от незнания. Когда Греф возвращался из похода, после сражений с каннибалами и оборотнями, ему показалось, что он почти достиг успеха в выстраивании логичной картины. Но новые сведения показали ошибочность таких суждений. Кое‑что они действительно объясняли, но ещё больше новых вопросов возникло на месте старых. И чем дальше, тем больше крепла уверенность в том, что упущена или ещё не найдена какая‑то очень важная деталь.

Люди уходили в лес группами, которые потом делились. И чем дальше они удалялись от пожарища, тем меньшими становились эти отряды. Простая логика: чем больше они рассеются по лесным просторам, тем больше таких групп уцелеет. Тоже ведь, наверняка, проверено опытом не одного поколения.

По началу, Греф не особо обращал внимания на состав отряда, в котором двигался. Но когда численность группы уменьшилась примерно до шести десятков человек, пришло время неожиданного открытия. На очередном привале вдруг бросилось в глаза, что вокруг много воинов, знакомых по недавнему походу. Присмотревшись к окружающим и задав несколько вопросов своим родным, Греф понял, что его семья оказалась в одном отряде с семьями тех самых молодых воинов. Коргара, правда, не было, но вот знакомый шаман присутствовал. Ну и Эйла отправилась вместе с ними, правда без родных. Почему так случилось? Совпадение или чей‑то умысел? Может, таким образом, пытаются избавиться от него самого?

— Огра, — обратился Греф к брату, — Греф не видеть мудрость воина здесь.

Брат несколько секунд помолчал, потом кивнул: вопрос был понят.

— Многие боятся за свои семьи, брат. В тебе живёт зверь.

— Коргар боятся?

— Жена Коргара боится за своих детей. Здесь те, кто не боится белого зверя. Эти воины говорят, что ты спас их. Они убедили родных пойти с тобой.

Греф задумался на несколько мгновений. Прорыв в общении ещё не означал, что на этом пути были устранены все препятствия. Накопив достаточный багаж слов, он теперь достаточно легко понимал собеседника, но вот отвечать или задавать вопросы было гораздо сложнее. Слагать местные глаголы и прочие части речи не получалось. Требовалось время. А пока приходилось больше надеяться на понимание, ум и интуицию собеседника.

— Они говорить, зверь спасти людей?

— Да, брат. Крылатые Убийцы хорошо знают лес и умеют читать следы не хуже нас. Не все сумеют спрятаться достаточно хорошо. Старые шаманы умеют призвать на помощь духов леса, и те укроют следы от врага. Но таких шаманов мало, а людей много. Воины верят, что если им придётся защищать семьи, белый зверь снова придёт им на помощь. Коргар и Лангак говорили об этом.

— Глатак?

— Племя — семья Глатака. Крылатые Убийцы отыскали его родных. Он шаман, но он не хочет прятаться от Крылатых Убийц. Глатак едва не ушёл на юг. Слепой Буддар велел ему остаться и учиться у шаманов. Воинов много, а шаманов мало. Слепого Буддара слушают — духи показывают ему многое.

Неожиданно Греф вспомнил рыжеволосую ведьму.

— Моран?

При упоминании этого имени сидящая недалеко Эйла внимательно посмотрела ему в глаза, но ничего так и не сказала. Огра едва заметно улыбнулся и ответил на вопрос брата.

— Ведьма не уходит с племенем. Она не боится. Когда Крылатые Убийцы прилетали в последний раз, они оставили две головы на её острове. Ведьма очень сильна. Но она опасна. Духи могут помутить её разум. Такое случилось однажды, когда девушки и юноши смеялись над ней. Хорошо, что Буддар оказался рядом. Она может сказать человеку, и тот сделает всё, что ему прикажут. Может убить себя. Даже сильному шаману трудно сделать такое.

— Моран другой. Волосы. Кожа. Глаз. Другой.

Огра помолчал, словно вспоминал что‑то или набирался решимости. Греф уже начал сомневаться, что услышит ответ, но брат заговорил.

— Это было давно. Греф и Огра ещё были детьми. Буддар был ещё молод, но уже был слеп. Однажды в небе заметили одного из Крылатых Убийц, хотя их время ещё не пришло. Я помню, как плакали женщины, а воины готовились к сражению. Но Убийца был один. Он пролетел над селением и упал в лес. Отец рассказывал потом, что Буддар послал воинов отыскать его. Убийца был уже мёртв, когда его нашли. Воины принесли в селение раненную женщину, которая готовилась стать матерью. Она была не из нашего племени. Женщина умирала, но ещё успела родить девочку с тёмной кожей и рыжими волосами. Так в племени появилась Моран. Одна из женщин взяла её к себе в дом, выкормила и воспитала. А потом Крылатые Убийцы убили всю эту семью.

«Действительно, — подумал Греф, — это не она, а её должны бояться». Разговор пришлось прервать, поскольку привал закончился. Снова все подхватили свою поклажу и зашагали на север. Во время движения сохранялось полное молчание: в лесу нужно слушать, а не разговаривать. Греф уже достаточно проникся настроением, которое охватило окружающих его людей, и тоже старательно вслушивался в доносящиеся звуки. По причине отсутствия собак, которые бежали из селения в лес ещё в самом начале этого расселения, он даже принюхивался к запахам. Похоже, что собаки здесь тоже имели свои традиции. Но все напрасно: пока ничего необычного не было.

Следы движения старательно путались и уничтожались. Двигаться старались по твердой почве или под покровом густых ветвей. У каждого человека к ногам были привязаны небольшие метёлки, которые заметали отпечатки подошв обуви. Каждый ручей использовался для того, чтобы пройти по его руслу вверх или вниз несколько сот метров. После каждого водоёма идущие в конце отряда воины старательно поливали за собой землю и примятую траву водой из бурдюков. Пару раз шаман отставал и проводил какой‑то ритуал. Короче говоря, старались на совесть.

Только когда на землю опустились сумерки, отряд отыскал подходящее место для отдыха. Видимо во время паводка воды небольшой речки подмыли склон холма, но корни вековых деревьев удержали глинистую почву от обрушения. В результате получился довольно приличных размеров грот, в котором можно было достаточно надёжно укрыть всех от посторонних взглядов. В качестве постоянного жилища это место не годилось — всё же глина не камень, но для разового ночлега было самое то. Две пары часовых, наблюдающих за входами, обеспечивали вполне надёжную охрану. Со стороны реки выставлять охрану было незачем: Греф успел убедиться, что в этих широтах чего‑то похожего на земных крокодилов не водилось. Никаких костров зажигать никто не стал, что тоже было вполне объяснимо. Враг передвигается по воздуху и делает это практически бесшумно, а ночью огонь виден очень далеко. Так что понятие «светомаскировка» здесь было известно.

«Зенитку бы сюда, — подумал Греф, — с радаром или ПНВ».

Эта шальная мысль подсказала ему, что момент с тактикой этого необычного врага пока остается невыясненным. А ведь если хорошенько подумать, то на Земле авиация для борьбы с прячущимися в лесу мелкими отрядами сама по себе практически бесполезна. Ну, разве что засыпать бомбами или заливать напалмом участок за участком в расчёте, что рано или поздно повезёт. Нужна разведка и наводка. А как эта проблема решается неизвестными наездниками крылатых созданий? Сомнительно, что с небес можно увидеть что‑то, кроме вершин деревьев. И потом, Огра упоминал, что враги хорошо умеют читать следы. Значит, передвигаются не только по воздуху, но и по земле. А воюют чем? Вопрос следовало прояснить, так что брату пришлось прервать сон и заняться изложением известных ему сведений.

Получалось примерно следующее. Крылатые Убийцы начинали поиски людей с обнаружения селений. Часть из них всегда передвигалась по воздуху, стараясь обнаружить следы присутствия людей в лесу. Другая часть оставляла свой «транспорт» под охраной и передвигалась в пешем порядке. Эти искали пути отступления групп людей. Если поиски оказывались результативными, в нужный район оперативно стягивались почти все силы. Судьба людей, которые скрывались в той части леса, была незавидной: редко кому удавалось спастись. Особенно опасными были те чужаки, которые практически не оставляли небес. По словам немногочисленных свидетелей, они повелевали огнём и молниями, вынуждая людей выйти из‑под свода вековых деревьев. На опушке леса или на полянах уцелевших расстреливали из луков. Иногда некоторых брали в плен.

Сильно выручало то, что враг не отличался большим терпением. Если следы удавалось хорошо запутать, а прячущиеся в чаще люди ничем не выказывали своего присутствия, Крылатые Убийцы улетали прочь или на другие территории. В некоторые годы они вообще не появлялись на землях племени, отдавая предпочтение соседним племенам. Но почти каждый их прилёт заканчивался гибелью одной или нескольких прячущихся в лесу групп беглецов.

Когда из Огры было вытянуто всё, что он знал, ему позволили вернуться к прерванному отдыху. Греф же погрузился в мысли. Всё, что ему рассказал брат, мало походило на войну. Впрочем, местные разборки между людскими сообществами тоже разительно отличались от подобных процессов на Земле. Но борьба людей с людьми велась примерно на равных. А вот визиты Крылатых Убийц больше всего походили на поиск и уничтожение террористических формирований. Набегом это назвать было нельзя: ценной добычи у этих людей было не найти, да и пленные, судя по всему, чужаков интересовали мало. Но если это действительно «превентивные меры», то чем обитатели лесов могли быть опасны? И потом был ещё один существенный момент: земные спецподразделения, как правило, женщин и детей не трогали. Здесь же убивали всех, кого смогли обнаружить.

Проворочавшись пару часов, Греф так и не пришёл к однозначному выводу, относительно целей Крылатых Убийц. Одно он понял наверняка: если их обнаружат, то всё будет очень плохо. По уму следовало бы устроить в подходящем месте укреплённый лагерь, собрать там метких стрелков, подтянуть шаманов, и оказать врагу достойное сопротивление. Оборотни племени «Волков» очень пригодились бы в сражении с пешим противником, а умение колдунов каннибалов наносить удары на расстоянии — против местной авиации. Шаманы этого племени, могли бы помочь с маскировкой ловушек и засад. Потерь, конечно, не избежать, но ведь и врагу можно вправить мозги. Жаль, что ничего из этого не получиться — межплеменная вражда помешает.

Сон принес конец таким невесёлым размышлениям.

На следующий день движение продолжилось. Лангак уводил людей всё дальше от селения, пользуясь отсутствием врага. Постепенно их группа начала сворачивать в сторону большой реки. Греф даже подумал, что будь у них достаточный запас времени, то он рискнул бы отвести родных в гости к знакомой скале. Уж там‑то они точно были бы в безопасности. Но пешим порядком, с грузом на плечах, в сопровождении детей и пожилых членов племени, этот путь затянется надолго. Обнаружат на марше и… Нужно искать подходящее укрытие.

На очередном привале ему в голову пришла шальная мысль. Вспомнилось изречение: «Хочешь хорошо спрятать вещь — прячь на самом видном месте». Сначала он отмахнулся от неё, но потом задумался. Взвесив все за и против, Греф поднялся, позвал Огру и направился к Лангаку. Эйла тоже пошла с ними, хотя её и не звали. Молодой вождь их отряда как раз тихонько обсуждал что‑то с Глатаком и ещё двумя воинами.

— Греф говорить. Вы слушать.

— Хорошо, — сказал Лангак, — мы слушаем тебя.

— Идти обратно, — Греф сделал рукой движение, рисуя в воздухе дугу, — Убийцы искать дом. Потом искать след. Так?

— Да, — подтвердил Огра, — Убийцы начнут искать следы возле селения.

— Возле селения много следов, — добавила Эйла, — Но нужные отыщутся быстро, если знаешь что искать.

— Да. Селение. Люди идти далеко. Убийцы искать людей. Зачем искать возле селения? Дом нет. Люди нет. Убийцы идти? Греф думать — они идти.

Повисла тишина. Пять пар глаз глядели то на него, то друг на друга.

— Люди покидали селение большими отрядами, — прервал молчание Лангак, — Много людей — много следов. Эйла права: нужные следы они всё равно найдут.

— Верно, — подтвердил Огра, — Именно по этой причине потом большие отряды делятся на маленькие: и следов меньше, и не отыскать всех.

— Так делали наши предки, — подхватил разговор Глатак, — Много поколений. Возле брошенных селений никто не прячется. Убийцы знают это.

— Греф думать: Убийцы искать в лес. Возле селения не искать.

— Нет, Греф. Они будут они искать и там, — возразил Лангак, — Но они вполне могут думать так: возле брошенных селений никто не прячется, а значит искать здесь нужно только следы. Мой дед однажды ослушался старейшин и ходил смотреть на лагерь Убийц. Ходил один, хорошо прятался и вернулся живой. Старейшины потом наказали его за это и запретили рассказывать, но он снова ослушался и рассказал отцу и мне.

— Что он рассказывал тебе, Лангак? — спросил Огра.

— Мало. Говорил, что Убийцы ставят лагерь на открытых местах. Среди деревьев их звери могут повредить крылья. В тот раз палатки стояли на месте сожженного селения. Я думаю, что стоит попробовать.

— Да, к Большим Валунам мы можем и не дойти, — согласился один из воинов, — Из‑за хиддим мы потеряли много времени. Но с нами женщины и дети. Нужно место, где они могут спрятаться. А времени на поиски нет.

— Жаль, что лодки все спрятали, — вступил в разговор, отмачивавшийся до этого времени невысокий плотный воин.

— Зачем тебе лодки, Таррок?

— Переправиться через Большую Реку. На берегу большого озера есть один холм. Там корни деревьев растут посреди камней. Много камней. Однажды я охотился на водяных крыс и остался ночевать на этом холме. Там есть пещеры. Я ночевал в маленькой: в большой пещере одному ночевать опасно. То было давно, но у холма ведь нет ног, и плавать он не умеет.

— Почему не рассказывал об этом раньше?

— Я предлагал Кодагу и Боленбе поохотиться в тех местах, но они отказались. Вот я и не стал рассказывать о пещерах. Зачем? От селения близко, прятаться там от Крылатых Убийц старейшины не разрешат. Да и сыро там. Думаю, что старейшины знают об этом месте, но оно слишком близко. Опасно.

— А далеко оттуда до острова, где живёт ведьма? — спросила Эйла.

— Это примерно на половине пути. Почему спрашиваешь?

— Убийцы знают, что в прошлый раз двое из них исчезли там. Они могут искать виновников.

Все задумались. Через пару минут Лангак прервал молчание.

— Не думаю, что так будет. Они никогда не ищут долго, а мстят сразу. Так рассказывали старейшины. А ведьму они так и не нашли. В любом случае, если мы не спрячем женщин и детей, то не важно, найдут нас на пути к Большим Валунам или возле озера. А путь к озеру короче. Если мы сейчас пойдем прямо к реке, то к вечеру достигнем берега.

— Но лодок там не будет, Лангак.

— Свяжем плоты и переправимся.

— Если появятся Крылатые Убийцы, они утопят всех в реке.

— Не утопят, Таррок. Мы не будем ждать утра. Переправимся ночью и сразу же двинемся к озеру. Надо спешить. Женщины и дети отдохнут, пока будут вязаться плоты и во время переправы. Воины должны выдержать.

— Идти ночью по лесу опасно. А следы?

— Тот берег высокий. Почва твердая. Листьев на земле много. Следов будет мало. А ночью нас поведёт Греф. Ты справишься?

Греф утвердительно кивнул головой. Даже сейчас он знал о состоянии дел в лесу куда больше, чем эти люди. А если получится призвать зверя, то проблем не должно быть вообще. Другое дело, что не знает ориентиров в этой местности, но в этом ему помогут. То же Таррок укажет направление. Главное к озеру выйти побыстрее, а там уже разберутся.

— Предупредить людей о Белый Зверь.

— Предупредим, — ответил Лангак, — Позовите сюда остальных воинов.

Вскоре отряд выступил. Маршрут движения резко изменился: сначала на запад. Потом на юго–запад. Во второй половине дня о следах уже почти не беспокоились: люди двигались по руслу большого ручья, который нес вои воды в сторону большой реки. По мнению самого Грефа, это несколько замедляло движение, но воины решили, что так будет безопасней.

Когда солнце уже касалось вершин деревьев, люди достигли берега большой реки. Греф уже начал опасаться, что они не успеют построить плоты. Как отыскать в темноте нужное количество брёвен? Но он ошибся.

Воины начали строить не классические плоты, а нечто вроде прямоугольных каркасных конструкций из брёвен и длинных жердей. Проблему плавучести решили весьма просто: использовали надутые воздухом бурдюки из шкур. Эти поплавки привязывались снизу к изготовленному каркасу. В результате получилось три довольно хрупких с виду, но все держащихся на плаву примитивных судна. Когда все погрузились, вода плескалась прямо под ступнями людей. Многие предпочли стоять всё время переправы, чем сидеть на сирых ветвях палубы.

Впрочем, переправа обошлась без происшествий. Течение порядком снесло эти трудно управляемые транспортные средства к югу, но это было не страшно. Главное, что после полуночи все оказались на другом берегу, и когда плоты были разобраны, к восходу солнца ещё оставалось несколько часов. Греф не принимал участия в процессе уничтожения средств переправы. Едва люди сошли на берег, он тут же отправился в лес.

Ещё во время возвращения из похода наметилось некоторое взаимопонимание, что ли, между человеческой и звериной частью его души. Он начал замечать, что во многом его действия стали основываться на инстинктах, и, самое главное, это его совсем не беспокоило. Всё как‑то упростилось. Хотелось есть — он искал пищу, не дожидаясь обеда. Уставал — старался лечь и поспать. Картина окружающего пространства открывалась человеку всё больше и больше: звуки, запахи и ощущения сразу же вызывали в сознании полноценные образы животных или предметов, сообщали о грядущих изменениях в погоде и т. д. Только когда дело касалось социальных аспектов жизни в обществе, на пути инстинктов возникали барьеры человеческой морали. И странным образом это совсем не отобразилось на способности размышлять над вполне абстрактными вещами, понимание которых, как он помнил из опыта прошлой жизни, зверю не доступны.

Но проверить, коснулись ли эти изменения и второго его обличия, возможности пока не выпадало. Это настораживало: до сих пор превращения происходили, по большей части, спонтанно. Он только нащупал ниточку, которая позволяла, теоретически, запустить этот процесс. Этой ниточкой являлись сильные чувства, желание драться, которые возникали при мыслях о врагах. Но сказать, что это срабатывало со стопроцентной гарантией — означало приукрасить правду. Кроме того, в последний раз ему удалось превратиться не только в зверя, а в самого настоящего оборотня. И было под большим вопросом, сумеет ли он повторить это достижение.

Размышляя о причинах такого состояния дел, Греф пришёл к выводу, что всё дело в ритуале: он не был доведён до конца. Шаманы племени Волков никогда бы не оставили оборотней бесконтрольными. В этом случае это было бы уже не оружие, а одна сплошная проблема. Монстры, с которыми он сражался в ночном лесу, не имели с людьми практически ничего общего, за исключением некоторых общих очертаний фигуры. Исходя из этого принципа, можно было бы причислить к человеческому роду обезьян: две руки, две ноги, голова — вот и человек. Но вот то, что скрывалось под телесной оболочкой, было абсолютно звериным. Причём не просто звериным, а принадлежащим бешеному зверю. Монстры существовали только для того, преследовать, убивать и жрать. Но при всём этом они подчинялись приказам. Значит, шаманы умели их подчинять. Судя по всему, они одновременно заставляли плоть оставаться в самой смертоносной из трёх форм — в форме огромной мутированной обезьяны, которая была лишена свободы выбора.

С самим же Грефом дела, скорее всего, обстояли куда сложнее. Почти незаметный рисунок шрамов на теле, по всей видимости, и являлся причиной такой пластичности плоти. Другое дело, что сама его душа состояла как бы из двух частей, каждая из которых могла самостоятельно принимать решения. Очень похоже на раздвоение личности, но в отличие от шизофреников здесь была одна личность. Время, проведённое в облике зверя, точно так же откладывалось в памяти, как и время в человеческом теле. Мир, правда, воспринимался по иному, но только и всего. А вот появление третьей формы навело на тревожные мысли: если две части его души, в конце концов, сольются, то не превратиться ли он тогда окончательно в то опасное существо? Основания для опасения были: человеческое тело постепенно изменялось. Мышцы становились больше и крепче, реакция быстрее, да и волосы на теле гуще. Хорошо, что ещё лицо не начало обрастать сверх меры.

Превратиться в зверя не составило проблем. Достаточно было удалиться от людей настолько, чтобы осознать опасность ночного леса для одинокого невооружённого человека. Сразу же возникло желание поохотиться, но удаляться было нельзя. На берегу реки находилась его стая, которую следовало вести за собой и защищать. Однако неосторожный грызун, довольно крупных размеров, был мгновенно задушен, разорван и съеден.

Вскоре люди построились в колону, которая направилась в лес. Зверь то двигался впереди, указывая путь идущему во главе отряда воину, то отставал и проверял, нет ли позади какого ночного хищника. Несколько раз он уходил в сторону от отряда и грозным рычанием предупреждал больших кошек о необходимости держаться подальше. К утру, зверь уже порядком устал, его мучили голод и жажда.

Сначала женщины и дети испуганно застывали, когда из темноты появлялась светлая тень большого хищника. Но постепенно они привыкли, и даже начинали волноваться, когда он, по их мнению, слишком задерживался. Воины, знакомые с оборотнем ещё по походу, держались вполне уверенно.

Когда первые лучи встающего солнца начали превращать ночной мрак в предрассветную серость, зверь появился возле идущего впереди воина, толкнул его головой в сторону движения отряда и совершенно бесшумно скрылся среди стволов.

— Что это значит? — остановился Лангак, — Там что, опасность?

— Не думаю, — ответила ему идущая неподалеку Эйла, — Наверное, он ушёл поохотиться, а нам предлагает пока двигаться самостоятельно.

— Почему ты так решила?

Охотница только пожала плечами.

— После возвращения, Греф не отлучался из селения по ночам. Да и отряд он не оставлял, — ответил за девушку Огра, — Даже я не против подкрепиться, а у зверя аппетит куда больше. Он нас отыщет, и, может быть, принесёт свежее мясо. Оленя, например.

— Костров разводить нельзя, — сразу же отрезал Лангак, — Давайте отыщем воду и остановимся немного передохнуть. Если продолжим движение, то за день можем дойти к озеру. Нужно спешить: Убийцы уже должны прилететь.

— Жаль, что нельзя отвести их в земли хиддим, — вздохнул Таррок, — Хоть бы раз от них какой‑то прок случился.

Воины, которые слышали его слова, согласно закивали головами.

Чем ближе подходил отряд к озеру, тем ниже становилась местность. Вскоре в низинах между пологими холмами потянулись густые сырые ельники, которые приходилось обходить: двигаться по этой чаще было трудно даже воинам. Здесь зверь догнал людей. Предположение Огры не подтвердилось: никакой добычи зверь не принёс, хотя на светлом мехе были отчётливо видны пятна крови. Не один Лангак понимал, что костров для готовки разводить нельзя. Греф, хоть и пребывал в зверином облике, ко многим вещам относился с человеческой точки зрения. Он снова принялся разведывать обстановку впереди отряда и присматривать, не появился ли неподалёку большой хищник или какая другая опасность. Свиное семейство, например.

Таким порядком они к вечеру и достигли конечной цели своего марша. Таррок удачно сориентировался, и зверь вывел отряд прямо к нужному холму. Тот действительно отличался от своих соседей наличием большого числа обросших мхом и лишайниками камней, многие из которых были погружены в почву. Здесь Греф снова принял человеческий облик.

Лично его заинтересовала форма многих булыжников. Некоторые их стороны были неожиданно плоскими. Иногда это была одна сторона, иногда две и даже три. Это навело на определённые мысли. А увидев пещеру, в которой когда‑то ночевал Таррок, Греф попросту застыл на месте. Это была совсем не пещера, а остатки обрушившегося хода в какое‑то древнее строение. Громадные валуны были настолько тщательно подогнаны друг к другу, что никакого раствора здесь не требовалось. Вскоре воины обнаружили ещё несколько ходов. Внутренние размеры этих подземелий позволяли надёжно спрятаться всем членам их отряда. Лангак решил разместиться в одном из них, которое располагалось примерно посередине высоты холма? Здесь было относительно сухо: в тех, что располагались ниже, на полу даже плескались небольшие озерца стоячей воды. Корни деревьев свисали с потолка, но они же обеспечивали сносную вентиляцию будущего жилища: на месте сгнивших корневищ кое–где образовались сквозные отверстия, которые создавали несильный сквозняк. Когда‑то здесь было логово неизвестного хищника.

— Если будет туман, то мы даже сможем развести здесь костер, — отметил Лангак, — В остальное время придется обойтись без огня. Довольно надёжное убежище. И вход охранять легко.

— Я могу попробовать заручиться поддержкой духов, — сказал Глатак, — Может и получится.

— Что для этого тебе нужно?

— У меня всё есть. Только следите за небом и предупредите вовремя. Всем, кроме охраны, лучше пока укрыться здесь. Можно ложиться спать.

— Хорошо, Глатак. Мы так и поступим. Только немного уберём здесь.

— Живые корни не трогайте, — сразу предупредил шаман.

Пока было ещё светло, люди взялись хоть немного обустроить своё пристанище. Сухие корни обрубали и укладывали в одном из углов, заготавливая таким образом запас топлива для костров. Ненужный мусор воины на кожаных одеялах относили в одно из нижних подземелий. И по мере того, как удалялись груды земли и мелкого щебня, смешанные с остатками костей, открывался неплохо сохранившийся каменный пол. Греф был готов поклясться, что это были гигантских размеров каменные плиты, уложенные на столь же циклопические стены. Даже его спутников такие открытия не оставили равнодушными. Воины удивлённо осматривали ровную каменную поверхность. В отличие от мужчин, женщины радовались возможности устроиться удобней, чем в лесу. Только дети никак не отреагировали: они попросту засыпали от усталости, едва им давали возможность лечь.

Лангак в очередной раз подтвердил, что не зря выбран вождём отряда.

— Что тебя беспокоит, Греф?

Тот в ответ постучал по камням стены, потом указал на пол и обвел жестом руки всё помещение.

— Не холм. Дом. Давно. Очень давно. Много поколений.

Сказано было коряво, но собеседник его мысль понял. Воин ещё раз осмотрел помещение, после чего снова повернулся к оборотню.

— Такой большой дом? Кто здесь жил? — удивился Лангак, — Это опасно?

— Нет. Чужой здесь нет. Очень давно нет.

— Тогда остаемся. Некогда искать другое убежище.

— Пусто. Почему пусто? Чей дом?

— Я не знаю, Греф. Может Глатак что‑то слышал от шаманов?

Слова Лангака о молодом шамане, напомнили Грефу о том, что сейчас ему предоставляется подходящий случай понаблюдать за магическим действом. Этот аспект жизни местных жителей он как‑то упускал из виду. А зря: были подозрения, что кое‑что из этой науки может почерпнуть. Древнее строение, вернее его останки, никуда не денутся, а вот Глатак его ждать точно не будет. Хорошо, если не прогонит: а ну как тайные знания тут под строгим надзором.

Его не прогнали. Глатак только посмотрел пристально и попросил соблюдать тишину. Наблюдать, впрочем, пока было особенно нечего. Шаман довольно долго бродил по всем склонам холма, старательно осматривая самые большие деревья. Когда он оставался доволен результатами осмотра, то на кору дерева наносился довольно заковыристый знак. Рисунок делался обыкновенной глиной, разведённой до состояния густой пасты. Грефу он показался похожим на один из дальневосточных иероглифов, только более сложным в начертании. В конце этот знак заключался в приплюснутый овал. Уроки каллиграфии сопровождались негромкими тягучими звуками, напоминающими пения без слов. У каждого дерева Глатак отрывал по листочку. На каждом склоне холма таким необычным образом было помечено по три дерева. Греф, правда, наблюдал за работой шамана только на двух из них, но ни капельки не сомневался, что и на остальных склонах была проведена совершенно аналогичная процедура. В завершение Глатак выбрал одно их деревьев на самой вершине холма и разрисовал его по кругу странным орнаментом. Греф не сразу сообразил, эти линии есть не что иное, как четыре уже знакомых знака, только соединённых между собой. Возле этого дерева уже лежали четыре бурдюка с водой из озера: видимо это было поручено кому‑то из воинов. Сосуды для воды лежали вокруг дерева, сориентированные по сторонам света.

А дальше стало гораздо интересней. Глатак перетёр все собранные литья в однородную зелёную массу, которую смешал с каким‑то порошком, извлечённым на свет из плотно набитого наплечного мешка. Получилось что‑то похожее на маленький кусочек зелёного пластилина. Потом всё из того же мешка появились поочерёдно длинная трубка, украшенная мелкой резьбой, деревянная фляга, отполированная до блеска и разрисованная мелкими знаками, богато обшитый разноцветными бусинами кисет и сухая палочка, обгоревшая с одного конца. Всё это было аккуратно выложено на одном из камней. Палочка оказалась нужна для добывания огня, а тот, в свою очередь, для разжигания в трубке смеси какого‑то серого порошка и измельчённых сухих листьев. Внешне всё таинство свелось до приличного глотка из фляги, окропления всё той же жидкостью помеченного дерева и лежащих под ним бурдюков с водой, после чего пришёл черёд усердного пыхтения трубкой. Полученный из сорванных листьев пластилин тоже ожидала участь послужить заменителем табака. Процесс поглощения дыма Глатак совершил, восседая на коленях возле дерева. Как и предполагал проницательный наблюдатель, молодой шаман докурился до состояния нирваны: когда трубка погасла, он сидел под деревом с закрытыми глазами и плавно покачивался во все стороны.

Но за внешней простотой незатейливого обряда всё же происходило нечто особенное. По мере того, как Глатак всё глубже погружался в явно наркотический транс, то странное ощущение, которое преследовало Грефа в присутствии местных адептов тайных знаний, начало стремительно усиливаться. Создавалось впечатление, что шаман сумел подключиться к невидимому источнику энергии, и теперь стремительно черпает её оттуда для собственных нужд. Через некоторое время это странное ощущение усилилось настолько, что захотелось покинуть вершину холма. И когда Греф уже совсем решил плюнуть на своё любопытство и убраться от греха подальше, случилось нечто такое, что поразило его до глубины души. На какие‑то две–три секунды он ощутил не только Глатака, но и дерево, под которым тот сидел. Это было похоже на вспышку света, только невидимую. И похожие вспышки, правда, гораздо слабее, произошли за спиной у Грефа.

Потом молодой шаман, бледный и потный, смывал нанесённые недавно им самым знаки, пользуясь водой из принимавших участие в ритуале бурдюков. Посохшая глина неожиданно легко размывалась и стекала к корням. Главное дерево, как окрестил его про себя Греф, было очищено в самом конце. Для этого использовались остатки влаги из всех четырёх кожаных мешков. Измотанный до невозможности Глатак уже почти в сумерках добрался до входа в их убежище. Грефу пришлось даже поддержать его пару раз.

— Я сумел договориться с духами леса, — поведал шаман вождю отряда в ответ, на его вопрошающий взгляд, — Они скроют наши следы, если мы будем вести себя осторожно и не станем нарушать их покой.

После этих слов Глатак буквально повалился на одну из охапок веток, покрытую шкурой, и мгновенно уснул.

— Глатак станет большим шаманом, — с уважением произнес Таррок.

— Я видел Убррока, после того, как он договаривался с духами два года назад, — ответил Лангак, — Убррок стар, но после ритуала уставшим не выглядел. Глатаку ещё нужно многому учиться и много раз говорить с духами, если он хочет стать действительно могущественным шаманом.

— Он ещё молод. Научиться.

— Греф! Скажи, Глатак пил отвар или курил дым?

— Пил. Курил.

— Вот видишь, Таррок. Пил и курил. А старые воины говорят, что Слепому Буддару отвар и дым вообще не нужны. И ведьме Моран тоже. Они говорят с духами, словно с людьми. Галатку ещё нужно многому учиться.

Затронутая тема заинтересовала Грефа. Раз уж делать приходится прятаться под землёй, то почему бы не воспользоваться случаем и не расспросить товарищей о некоторых интригующих моментах. Относительно рыжеволосой ведьмы он кое‑что уяснил.

— Буддар? Глаза?

— Как Буддар потерял глаза? — переспросил Лангак.

— Да. Как?

— Я не знаю точно. Отец рассказывал, что когда Буддар был ещё молодым шаманом, Крылатые Убийцы нашли людей. Они убили всех, кроме одного человека. Ему только выжгли глаза и оставили умирать в лесу. Отец говорил, что Буддар тогда сам отыскал людей. Это был большой подвиг. С тех пор он часто говорит племени о том, что происходит в далёких землях, умеет общаться с животными и даже предрекает грядущее. Он встал Великим Шаманом племени. Уже многие годы он возглавляет совет старейшин.

— Слепой Буддар очень мудр. Убийцы не могут отыскать отряд, которым руководит он. Говорят, что духи ослепляют глаза врагов и лишают их слуха.

— Да, Таррок, так говорят. Но даже Буддар не может уговорить духов леса спасти всё племя.

Греф решил продолжить допрос: эти два воина спать не собирались и были склонны поболтать.

— Поход. Волки. Хиддим. Шаманы сражаться. Буддар сражаться?

Воины задумались.

— Буддар может предупредить воинов, где и когда появятся враги. Это очень важно. Иногда он просит духов помочь воинам племени. Но я не помню, чтобы он сражался. Когда Крылатые Убийцы покинут наши земли и племя снова соберётся вместе, поговори с Буддаром сам. Он многое знает.

Лангак принялся осматривать оружие, давая понять, что пора прекращать разговоры. Таррок последовал его примеру. Что‑то расстроило их. Похоже, они раньше не задумывались над тем, какое участие в военных действиях принимают шаманы родного племени, а какое их коллеги из чужих племён. Греф подозревал, что сравнение совсем не порадовало молодых воинов.

А вот со Слепым Буддаром действительно нужно будет потолковать. Старик должен многое знать, и, что самое важное, он не производил впечатления человека, который немного не в себе. Рыжую ведьму Моран, к примеру, Греф почему‑то побеспокоить не решился бы без достаточных для того основания: от той можно было ожидать всякого.

Практически все уже спали. Люди устали от стремительных маршей по лесной местности. Но не меньше физической усталости влияла на них психологическая усталость: каждую минуту они ожидали появления смертельно опасных чужаков. И потому, едва прошла эйфория, вызванная этим относительно безопасным убежищем, накатил всеобщий упадок сил. Люди уподобились воздушным шарикам, из которых спустили приличное количество воздуха. Впрочем, Греф не сомневался, что всё это временное явление. Соплеменники отдохнут, и начнут потихоньку обустраиваться в этом временном жилище. В этом мире места для слабых и ленивых особей не было. А потому следовало заняться делами насущными.

Греф поднялся со своего места и выбрался наружу. Ночь уже вступала в свои права. Кем бы ни были эти Крылатые Убийцы, но сомнительно, что они будут заниматься поисками своих жертв в это время суток. С другой стороны, днём людям лучше всего не выходить из облюбованного подземелья. Воины не смогут заниматься охотой или рыбной ловлей. Запасы пищи пока ещё были, но кто знает, как долго продлиться это опасная неопределённость? И раз уж люди доверились ему, то надо хотя бы позаботиться об их пропитании. Это самое меньшее, что он может для них сделать. По крайней мере, пока.

Греф спустился вниз по склону к ближайшему из часовых.

— Греф уходит. Охота.

— Когда вернёшься?

— Утро.

— Будь осторожен, Белый Зверь. И не забывай поглядывать на небеса.

— Хорошо.

Через несколько минут опасный хищник уже скользил между стволами деревьев.