Враги появились аккурат в тот самый день, который предсказывал Слепой Буддар. Едва успели люди приготовить себе горячую пищу, воспользовавшись густым утренним туманом, как наблюдатель подал условленный сигнал. В убежище сразу же воцарилась мёртвая тишина. Дети, уловив тревожное настроение взрослых, жались к матерям. Воины схватились за оружие и напряжённо прислушивались к доносящимся снаружи звукам. Все прекрасно понимали, что если их обнаружат, то это подземелье из надёжного убежища не замедлит превратиться в братскую могилу.

Греф, который успел немного передохнуть после ночной охоты, едва ли не физически почувствовал, как давят не него стены и потолок этого каменного мешка. Инстинкты требовали выбираться наружу: опасность лучше встречать под открытым небом, а не в этой подземной западне. Взгляды людей, которые поверили в реальность его плана, буквально жгли кожу. Всё смешалось в них: страх, злость, отчаяние. А ещё во многих из них читалась надежда. Надежда и вера в то, что их необычный соплеменник совершит некое чудо и спасет всех от гибели. И все это буквально принуждало его предпринять хоть что‑то.

Не в силах больше сидеть в полном неведении, Греф осторожно выскользнул наружу. После душного подземелья мир открыл во всей своей красе, словно раздвинулись некие горизонты восприятия. Вокруг текла своим чередом лесная жизнь. Пышные кроны деревьев скрывали происходящее в небесах, и потому, чтобы хоть что‑то увидеть, следовало спуститься к берегу озера. Крадучись, он направился вниз по склону холма.

Враг обнаружил себя звуком: раньше, чем глаза отыскали в небе движущуюся фигурку, до ушей донёсся непривычный звук. Он был похож на скрежет металла по стеклу: громкий, тягучий, противный и… опасный. Именно опасный — этот скрежет заставил Грефа замереть в кустарнике на самом краю галечного пляжа. Голос неизвестного существа казался каким‑то чужеродным, не принадлежащим этому миру. Когда через несколько секунд глаза обнаружили источник неприятного звука, это ощущение только усилилось.

Высоко над озером медленно летело существо, напоминающее смесь птицы, летучей мыши и ящерицы. Туловище и длинная шея придавали ему сходство с огромным ощипанным гусем. Кожаная перепонка крыльев, постепенно сужаясь, тянулась от кончиков верхней конечности почти до основания короткого и толстого хвоста. Голова была относительно небольшого размера, и значительная её часть припадала на вытянутый далеко вперёд нос с огромными ноздрями. Небольшая клыкастая пасть, две когтистые лапы, прижатые в полёте к брюху, чешуя по всему телу, от головы до кончика хвоста, завершали облик существа. У основания шеи, приблизительно в том месте, где начинались кости кожистых лап–крыльев, восседала вполне человеческого вида фигурка. Существо издало свой очередной писк–скрежет, описало в небе дугу, и неспешно помахивая крыльями, полетело в сторону сожженного селения. Из густой кроны огромного дерева раздался крик одной из местных птиц — это был условный знак, изданный спрятанным среди ветвей наблюдателя.

Странное впечатление оставил после себя этот визитёр. Греф, безусловно, не был великим знатоком фауны этого мира, но в облике крылатого существа прослеживался ряд явных несоответствий принципу полёта. Во–первых, соотношение размеров туловища к размаху и площади крыльев, заставляли сомневаться в способности этого странного животного к длительным полётам в принципе. А между тем, оно не только летало, но ещё и несло на своей спине седока. Во–вторых, короткий и толстый хвост никак не мог служить для управления полётом. Да и крыльями животное работало не очень активно, хотя это совершенно не мешало ему развивать довольно приличную скорость.

Греф снова вспомнил свои первые ощущения от звука голоса этого небесного летуна. Похоже, что это существо действительно чужеродный элемент в этом мире. Его полёт иначе как наличием магии никак не объяснить. Утверждать это однозначно он не мог, однако существовал способ проверить свои предположения. Для этого следовало отправиться на поиски лагеря Крылатых Убийц. Существовала ещё одна причина для того, чтобы покинуть отряд: следовало удостовериться, что неизвестный враг не ведёт поиски в этом направлении. С такими мыслями Греф отправился обратно в подземелье.

Лангак уже стоял возле входа. Рядом с ним собрались практически все воины, среди которых обнаружилась и Эйла. Все с оружием. Они как раз приготовились слушать рассказ одного из наблюдателей.

— Убийца был один. Он прилетел от большой реки, сделал круг над озером и улетел обратно. К холму Убийца не приближался. Больше я никого не видел.

— Когда он появился, он летел над озером или над лесом?

— Он осматривал лес.

Повисла тишина. Греф понял причину мрачного настроения Лангака и остальных воинов: вполне возможно, что враг обнаружил их следы и теперь разыскивает укрытие. Пока это было всего лишь предположение, но его следовало немедленно проверить. Вряд ли они смогут предпринять что‑то действительно серьёзное, если враг уже действительно идёт по их следу, но и сидеть в совершенном неведении будет просто преступно. Если есть хотя бы мизерный шанс спасти женщин и детей, то им нужно воспользоваться.

— Нужно осмотреть путь, по которому мы пришли сюда. От этого холма и до берега большой реки. Пойдут Кодаг, Дакудра, — Лангак посмотрел в глаза Грефу, и тот в ответ едва заметно кивнул, — Греф и Эйла. Идите быстро, но не забывайте об осторожности. Сейчас не время для подвигов — семьи в опасности. Старшим будет, — Лангак мгновение поколебался, а потом указал рукой, — Греф.

Греф опешил. Пусть он действительно сильнее, быстрее и опаснее всех остальных в назначенной четверке, но оказаться в роле командира… Это было со стороны Лангака очень рискованно, а излишний риск в такой ситуации чреват большими неприятностями. Впрочем, возможная неприятность у них тут предвидеться только одна — смерть.

А вот умирать Греф не собирался. Хватит и одного опыта такого рода. Он поочерёдно посмотрел в глаза каждому из своих спутников в предстоящем походе, задержавшись на Эйле. В ответных взглядах виделись одновременно недоумение решением вождя и решимость выполнить его поручение. Почему Лангак назначил в отряд девушку? Нет, она достаточно сильна и вынослива, — во время их марша к этому холму держалась наравне с воинами. Она хороший стрелок из лука и, судя по всему, хороший охотник — этими качествами, как успел заметить Греф, девушка отличалась от подавляющей части женской половины племени. Но вряд ли причина такого решения кроется только в этом. В чём же ещё? Но гадать времени не было.

— Мы идти. Вечер. Нас нет — вы уходить.

— Нет, — покачал головой Лангак, — Нам некуда уходить.

— Моран. Остров. Вода мелкая. Я знаю.

— Ты предлагаешь в случае опасности уходить на остров к ведьме? Если нас не убьют враги, то это сделает она. И неизвестно, можно ли спрятаться там.

Такому предложению поразился не только Лангак, но и все присутствующие. Лишь одна Эйла поддержала Грефа.

— Ведьма сильна и опасна. Это правда. Но она одна из племени. Если придётся сражаться с убийцами, я была бы рада сражаться рядом с ней. Пусть враги бояться её силы, а мы будем всего лишь осторожны.

— Вечер, Лангак, — повторил Греф.

— Хорошо, — согласился мрачный молодой вождь, — Если к закату солнца от вас не будет вестей, мы покинем пещеру. Из‑за тебя мы уже нарушили традицию, так чего нам теперь бояться всего лишь ведьмы.

Греф одобрительно кивнул и начал спускаться с холма. Прощаться он не стал — это должно было служить неким символом успешного выполнения задачи. Во всяком случае, в это хотелось верить.

***

Около полудня Греф отправил обратно Дакудру. Откровенно говоря, люди задерживали его, и он с большим удовольствием отправил бы в убежище всех троих своих спутников. Однако было пройдено и проверено только две трети намеченного пути. Если врагов не обнаружат вообще, то кто‑то должен будет сообщить об этом Лангаку. И эта миссия предназначалась Кодагу с Эйлой: возвращаться вдвоем им будет безопасней. Дакудра, самый опытный и сильный в группе после оборотня, вполне мог вернуться к холму самостоятельно, чтобы хоть немного успокоить людей. А вот сам Греф решил, что постарается изучить Крылатых Убийц лучше. Простые воины будут ему в этом только помехой. И в первую очередь девушка. Лангак, скорее всего, и отправил её с Грефом для того, чтобы оборотень хорошенько обдумывал каждое свое решение. Распоряжаться жизнями воинов это одно, а вот отвечать за жизнь явно симпатизирующей тебе особе противоположного пола — совсем другое дело. Тут поневоле соберёшься с мыслями и забудешь про геройства.

К самому берегу Кодаг с Эйлой не дошли. Греф подумал и решил, что случись на берегу враг, он в облике зверя вполне способен догнать и перегнать пару своих подчинённых. Хотя девушка явно и не была в восторге от такого поворота событий, она всё же подчинилась приказу. Когда на кону безопасность большой группы твоих соплеменников, личные проблемы отходит на второй план. Гонцам было поручено передать, что сам оборотень пока останется в лесу и понаблюдает за врагом. Мало ли что.

Остаток пути к большой реке Греф преодолел уже в облике зверя. Никаких признаков присутствия или хотя бы посещения этого места чужаками он не обнаружил. Пуст был берег большой реки, если не принимать во внимание привычных обитателей этой лесной местности. Однако, когда зверь спустился к кромке воды, чтобы утолить жажду, его внимание привлекли несколько тёмных точек, которые кружились в воздухе выше по течению.

Оборотень замер. Непосредственной опасности не было — если это враг, то он достаточно далеко. Судя по всему, дальше от того места, где начинала переправу человеческая стая. Осознав это, зверь первым делом решил насущную проблему — утолил начинающую донимать его жажду. После этого он побежал вдоль берега реки, пока не оказался напротив того места, где люди вязали плоты. Несмотря на приличное расстояние, он рассмотрел достаточно, чтобы убедиться — враги не шли по следам человеческой стаи.

А вот чёрные точки, как оказалось, кружились не над самой рекой, а немного в стороне от её русла. С высоты холма в последних лучах садящегося за горизонт светила, было видно, как они одна за другой начинают опускаться вниз, скрываясь в зелени леса. Интересующее их место располагалось на этом берегу реки, что вызывало тревогу и любопытство одновременно. Зверь повернулся и внимательно осмотрел темнеющее небо над противоположным берегом. Он было пустынным. Только далёкие тёмные тучи медленно двигались по небесной синеве. Инстинкты подсказывали, что завтра, или уже сегодня ночью, будет дождь. Не тот короткий тёплый ливень, свидетелем которого он уже несколько раз был, а мелкий, нагоняющий лень и унынье, затяжной дождь, который тянется иногда по несколько суток. Для прячущейся в подземном убежище человеческой стаи он означал спасение: никакие следы её передвижения нельзя будет обнаружить уже всего лишь через сутки.

Определившись с направлением, зверь пустился в путь.

***

Дождь начался после полуночи. Короткий, но сильный ливень, ознаменовавший прибытие дождевых туч, быстро напитал влагой почву и прошлогоднюю опавшую листву. Пришедший ему на смену мелкий дождик наполнил воздух мельчайшими, почти невесомыми капельками влаги. В лесу наступила власть сырости. Дождь разогнал большую часть лесных обитателей по их логовам. Только самые упорные из них, гонимые голодом или иными инстинктами, продолжали заниматься своими делами. В их числе был и похожий на волка хищник, необычно больших размеров и почти белого окраса.

Зверь не охотился. Ещё задолго до полуночи ему повстречался отбившийся от стада отпрыск местной свиньи. Останки непослушного свинёнка сейчас поедались хищной мелюзгой, а его убийца размеренным шагом двигался к намеченной цели. Он двигался бы быстрее, но приходилось соблюдать осторожность: шорох дождевых капель приглушал все остальные звуки леса. Это резко уменьшало расстояние, на котором можно было обнаружить опасность. Но с другой стороны этот же шорох скрывал звуки его собственных шагов, что отчасти уравнивало шансы. На второе неудобство — мокрый от дождя мех — зверь попросту не обращал внимания. Идущая из глубины души решимость, гнала его вперёд по ночному лесу, заставляя игнорировать и тяжёлый от пищи желудок, и влагу, и возможные опасности.

Приближение к намеченной цели он почувствовал раньше, чем слух уловил приглушенные дождём неприятные скрипучие звуки. Чувство опасности, поднимающееся откуда‑то изнутри, начало подавать тревожные сигналы, заставив уменьшить скорость движения. Осторожно, шаг за шагом, зверь приближался к конечному пункту своего ночного похода. Но наступил момент, когда инстинкт самосохранения, требовавший убираться подальше отсюда, заставил его замереть на месте. Он не мог сдвинуться вперёд ни на шаг, но и не мог отступить обратно. Одна часть его души гнала вперёд, а другая не менее решительно требовала отступить. Огромный волк стоял неподвижно, не реагируя ни на что, пока человек и зверь боролись за право овладеть его телом — человеческая решимость и чувство долга против звериных инстинктов. И в этой борьбе завершался процесс, начатый ещё за Гранью мира.

***

Незримые нити, которые связывали две такие различные сущности в одно целое, уже давно перестали быть просто нитями. Словно прутики ивы, посаженные во влажную плодородную почву, эти останки астрального существа пустили корни в душу смертного и дух зверя. Прорастая, они изменяли тела сущностей, вытягивая из них нужную для этого процесса энергию. Но в результате и само это связующее звено изменялось. Все три составляющие: душа человека, зверя и останки астрального хищника, постепенно превращались в единое целое. Каждое напряжение духовных сил, каждый всплеск эмоций, словно катализатор, ускоряли это слияние. И вот наступил момент, когда незримая борьба смела последние барьеры, и человек со зверем осознали, что они связаны навеки и им не обойтись друг без друга. Осознали и потянулись друг к другу, сливаясь в единое целое, поглощая и растворяя в себе ошмётки их общего врага.

***

Информация из окружающего мира обрушилась в сознание бурным потоком, будто снова включился какой‑то приёмник. Греф пребывал в облике огромного белого волка, но это его совершенно не волновало. Он просто осознавал этот факт, и всё. Отныне ему не грозили спонтанные превращения или возможные неудачи с этим процессом. Изменение тела стало таким же простым и понятным, как и способности управлять своими конечностями. Тот или иной облик физической оболочки теперь можно было использовать для достижения поставленной задачи максимально эффективно. В данном конкретном случае, облик зверя был не вполне удобен. Пары секунд хватило, чтобы волк превратился в смертельно–опасное существо, сочетающее в себе черты человека и зверя.

Неизвестный враг находился уже близко. Неприятный писк–скрежет странных летающих созданий не оставлял в этом никаких сомнений. Но настораживало другое: Греф ощущал этих птице–ящеров примерно так же, как и местных магов. Однако были существенные различия. Энергетика шаманов не вызывала у него такого чувства гадкой брезгливости. Эти крылатые создания были не только необычные по виду, но и мерзкие по своей сути.

Среди энергии этих тварей чувствовалось присутствие и вполне обычных носителей магии. Неужели Крылатые Убийцы — это маги человеческого рода, которые ради каких‑то своих загадочных целей не дают покоя сородичам? Выяснить прав ли он в своих предположениях, Греф мог только одним способом. Для этого следовало подобраться поближе. Оборотень осторожно скользнул вперёд, прикрываясь стволами лесных гигантов. Шаг за шагом он приближался к разгадке тайны, которая не давала ему покоя в последние дни. Дождь и крики странных скакунов позволяли надеяться, что его присутствие останется незамеченным.

Лагерь чужаков расположился на обширной поляне. Выбрали её, скорее всего, из‑за наличия бойкого родника и отсутствия зарослей кустарника. Это позволяло, как предположил Греф, не опасаться за самое уязвимое место «транспортного средства» — кожистые крылья. Плотные накидки закрывали глаза этих необычных животных, тем самым не давая им подняться в небеса. Дополнительной страховкой служили поводки из блестящих и неожиданно тонких цепей, один конец которых крепился к забитому в почву штырю, а второй заканчивался кольцом, продетым в огромные ноздри. Крылатым зверям не оставалось ничего другого как отдыхать, временами оглашая округу своим противным голосом.

Их хозяев Греф поначалу принял за людей. Две руки, две ноги, голова — всё как у представителей рода homo sapiens. Необычно стройны все, но и только. Но это вполне может быть результатом повального увлечения культом собственного тела. Ночь и дождь мешали сразу рассмотреть более мелкие детали, а потому первую значимую деталь чужаков удалось узнать благодаря усилившейся чувствительности: все они были носители магии. Вот только большая часть пришельцев ощущалась едва–едва, а примерно десяток, или чуть больше, на этом фоне выглядели яркими факелами. И пользовались своими способностями эти избранники судьбы весьма охотно. Чем ещё кроме магии можно было объяснить ярко пылающие костры и совершенно сухие туши крылатых созданий. Да и одежды чужаков мокрыми не выглядели.

Именно яркие языки пламени позволили Грефу заметить главное отличие пришельцев от людей — удлинённые и заострённые уши. Потом проявились и отличия уже между самыми чужаками. Носители магии были темнокожи и обладали яркими светлыми волосами, напоминающими по цвету золото. Их прислуга и охрана отличались куда более светлой кожей, тёмными волосами и чуть более низким ростом. Последняя деталь, впрочем, была почти незаметна. Одежда и оружие хозяев отличалась богатством и индивидуальностью, в то время как у более светлокожих чужаков царила изящная простота и единообразие.

Охрану пришельцы выставили грамотно и несли исправно. Не было здесь видно той небрежности, которая позволила Грефу навести столько шороха на ночёвке местных каннибалов. Помимо бдительных часовых, ощущались и незримые магические потоки по всему периметру лагеря. Они были едва различимы, но всё же присутствовали. Греф сначала удивился этой детали, но потом вспомнил ритуал в исполнении Глатака. Если тогда ему удалось ощутить магию в деревьях, то разве стоит удивляться, что вражеские маги что‑то сотворили для своей безопасности. Вот только означало сие открытие то, что умение и знание чужаков в этом аспекте местной реальности куда больше, чем у людских шаманов. Ну и ещё практичней, что ли.

Чем дольше наблюдал Греф за вражеским лагерем, тем сильнее его мучил червяк сомнений и подозрений. Что‑то было не так во всём этом. Организованная по всем правилам охрана ночного привала, которую несли вышколенные и отлично вооруженные светлокожие воины, слабо вязалась с расслабленным поведением темнокожих магов. Если это военный поход, пусть даже карательная акция, то почему эти обладатели золотых шевелюр позволяют себе выпивать, закусывать и вообще вести себя так, словно они и не находятся вовсе на вражеской территории? Они настолько уверенны в своих солдатах и собственных силах? Или за многие поколения им подобные сумели так запугать обитателей местных лесов, что теперь и не воспринимают их всерьёз?

С удивлением Греф отметил, что среди отдыхающих не только мужчины, но и женщины. Походная, пусть и богатая, одежда, всеобщая стройность и длинные причёски поначалу ввели оборотня в заблуждение. Но по мере того, как воздействие горячительных напитков начало усиливать своё влияние, отдыхающие стали допускать некоторые вольности в общении. Вот тут то и заметил укрытый ночью и дождём тайный соглядатай, что у некоторых магов имеются в наличии такой отличительный признак, как женская грудь. И червяк сомнений принялся за своё дело с новыми силами. В том, что женщины могут служить в военных формированиях, никакого чуда бывший землянин не увидел. Но вот вольности, которые допускали в общении сослуживцы, явно принадлежащие к офицерскому составу, мягко выражаясь, удивляли. За подобные вещи, да ещё и на глазах у младшего состава, в земных армиях запросто можно было бы угодить под трибунал.

В конце–концов гуляки всё же отправились отдыхать в разбитые возле костров приличного вида палатки. До рассвета оставалось не так уж и много времени, а потому и оборотень потихоньку и незаметно удалился вглубь леса, чтобы покемарить где‑нибудь пару часов. С первыми лучами солнца он намеревался вернуться на свой наблюдательный пост, чтобы продолжить изучение этого врага и, если получиться, понять его дальнейшие планы.

Подходящее для сна место удалось отыскать относительно недалеко от лагеря Крылатых Убийц. Один из лесных гигантов в прошлом не выдержал натиска ветра и рухнул, выворотив из земли своё обширное корневище. Кустарник и травы заплели этот неопрятный ком земли, под которым в результате образовалась небольшая пещерка. Для Грефа главным её достоинством была относительная сухость её земляного пола. Превратившись обратно в волка, он заполз в этот временный приют, с наслаждением вытянулся, положил голову на передние лапы и уснул. Спал чутко, время от времени поднимая голову и прислушиваясь к доносящимся звукам.

***

К утру дождь практически прекратился, хотя небо было по–прежнему затянуто пеленой серых туч. Но такая погода не являлась существенным препятствием для полёта трикстеров, и старший десятник Баалейн отдал команду готовиться к выступлению. Бойцы отряда охраны не мешкая приступили к сворачиванию лагеря, оставляя в покое только палатки высокородных ангья.

— В этом году дожди пришли слишком рано.

Баалейн даже не обернулся, чтобы узнать, кто сумел так тихо подобраться к нему со спины. Он и так знал, что позади сейчас стоит его заместитель Тарлааен, точно такой же десятник и старый товарищ.

— Ты прав. Обычно в это время здесь ещё царит Солнце.

— Может, Покровителям неугоден этот поход?

— Никому неведома воля Покровителей, до тех пор, пока они не возвестят её своим слугам, Тарлааен. И потом, с чего ты решил, что Покровителям интересна судьба этих фиримар? До сих пор всё было совсем наоборот.

— Времена и обстоятельства меняются, Баалейн. Когда к нашему господину прилетал эрниль Илоонир, я перекинулся несколькими словами со своим знакомцем из его свиты.

— И что же тебе поведал твой знакомец?

— На юге назревают проблемы. Эрниль Илоонир был очень обеспокоен, после последнего Совета властителей. Ты же знаешь, что он не из тех высокородных, которые начинают волноваться по любым пустякам.

Баалейн помолчал, наблюдая за тем, как воины упаковывают тюки и распределяют их по трикстерам. Молчал и его собеседник.

— Ты прав, — промолвил он наконец, — Эрниль Илоонир достаточно часто встречался с призраками времён Иа, чтобы научиться отличать опасность от глупых подозрений. Но какое это имеет отношение к воли Покровителей?

— Может, что и никакого, но дожди вот начались слишком рано. Не нравиться мне всё это.

— Ты слишком подозрителен, Тарлааен.

— Согласен. Вот и сегодня ночью мне показалось, что за нами кто‑то следит.

— Показалось?

— Именно. Правда, караул ничего не заметил, трикстеры вели себя не шумнее обычного, да и к периметру никто не приближался. Точно показалось.

— Но что‑то тебя всё же насторожило?

— Да это, наверное, просто хищник какой‑то ночной близко подошёл.

Старший десятник Баалейн хотел было продолжить расспросы, но тут из своей палатки вышел первый из высокородных — младший отпрыск эрниля Санкаана и глава этого похода ангья Релеенарин.

— Потом договорим, — бросил старший десятник собеседнику уже на ходу.

— Потом так потом, — согласился тот, и направился к воинам, которые уже завершали погрузку вьюков на трикстеров.

***

Греф вернулся к лагерю чужаков, едва небо на востоке начало сереть. На этот раз он решил остаться в облике зверя: если заметят, то пусть лучше заинтересуются просто необычным хищником, а не монстром.

Крылатые Убийцы сворачивали лагерь. Светлокожие воины сноровисто собирали палатки и упаковывали нехитрый походный скарб в небольшие тюки. Часть из них была занята кормлением крылатых созданий: куски туш убитых оленей на длинных шестах подносились к безобразным головам и мгновенно исчезали в клыкастых пастях. Впрочем, обильной трапеза этих необычных летунов не выглядела. Очевидно, отряд намеревался продолжить движение, а тяжёлый желудок в таком случае будет только помехой. Хотя, если подумать, полёт обеспечивается далеко не крыльями — их площади не хватит для удержания в воздухе довольно массивного тела, на котором ещё и восседает всадник с оружием и пожитками. Может, их намеренно не хотели кормить досыта, чтобы твари были злее и агрессивнее?

Золотоволосых офицеров пока в поле зрения не наблюдалось: очевидно, проблемы поддержания дисциплины на должном уровне возлагались на других членов отряда. Вскоре Греф обнаружил этот младший командный состав: двое чужаков не участвовали во всеобщих хлопотах, а только следили за остальными. Понятно: вот он — местный аналог сержантов или прапорщиков.

Благодаря приличному освещению удалось составить более полную картину внешнего облика пришельцев. Помимо удлинённых ушей, всех их объединяла «модельная внешность»: идеальные пропорции фигуры и лица, гладкая кожа, пышные волосы. Больше всего они напоминали хорошеньких гимнастов. Или даже гимнасток: на его взгляд в облике этих воинов присутствовала некая толика изнеженности.

Впрочем, это совершенно не мешало им выглядеть дисциплинированными и хорошо обученными солдатами. Очевидно, что и своим оружием они тоже умели пользоваться. Греф заметил обязательное наличие сабель, кинжалов, луков и довольно необычного с виду древкового оружия. Поначалу он обозвал его копьём, но потом понял, что ошибся: однолезвийный ножевидный наконечник с хвостовиком, закреплённый на древке позволял не только колоть, но ещё наносить рубящие и режущие удары. Умелый воин таким оружием может сражаться, пожалуй, даже эффективней, чем мечом или, как данном случае, саблей.

Лагерь практически был собран, когда из своих палаток начали появляться темнокожие и золотоволосые маги–офицеры. Младшие командиры тут же устремились к одному из них, очевидно для доклада и получения дальнейших инструкций. Греф внимательней пригляделся к этой личности. Строен, темнокож и светловолос. Определить возраст было невозможным: то ли чужаки здесь сплошь молодёжь, что сомнительно, то ли им известен рецепт вечной молодости. «Эльфы, блин, ушастые», — подумал оборотень, и буквально остолбенел от такой неожиданной догадки.

Действительно, если предположить, что раса чужаков соответствует сказочному народу из земных преданий как внешне, так и по своим способностям, то многое становиться на свои места. Внешний вид так уж точно. И вражда к представителям человеческой расы теперь вполне объяснима — действительно чужаки, да ещё и путающиеся под ногами в этом мире. Хотя не такие уж и чужие они по крови, если вспомнить историю появления в племени ведьмы Моран. В сказках проблема смешения кровей вообще‑то никого не волновала, но на то они и сказки. «Что‑то здесь не так, — подумал Греф, — У обезьян с человеком больше 90 процентов общих генов, но все попытки земных спецслужб 30–40 годов вывести расу суперсолдат тем не менее потерпели неудачу. А здесь общий потомок не только вполне жизнеспособен, но и весьма одарён. Опять магия? Или причина в чём‑то ещё, кроме генов? Да и я сам то кто, если не самый натуральный оборотень?»

Пока Греф размышлял над своей теорией, младший командный состав получил указания от своего начальства и поспешил донести его к сведенью рядовых бойцов. Маги, между тем приступили к утренним омовениям и завтраку. Вели они себя вовсе не как офицеры армейского подразделения, что было подмечено ещё ночью, а словно туристы на пикнике. Смутное подозрение в очередной раз закралось в душу бывшего землянина: а если это действительно не военная операция? Может, это и не солдаты вовсе? И была догадка настолько мерзкой, что Греф поспешил от неё отмахнуться, словно от надоедливой мухи. Отмахнутся, то он отмахнулся, но червь подозрения снова принялся за своё привычное дело. И успокоить его могли только проверенные факты. А как их получить? Как отличить истину от домыслов? Вспомнилась древняя загадка: «Как узнать расстояние между правдой и ложью?» «Все просто, — отвечали мудрецы, — Померяй расстояние между своим глазом и ухом». Греф мысленно чертыхнулся: принцип понятен, но ему то что делать? Другого выхода, кроме как продолжать наблюдение за чужаками он не видел. Вот только одна проблема: ушастые сейчас позавтракают, погрузятся на свои крылатые и зубатые транспортные средства, и спокойно продолжат путешествие. Уже в небесах. А ему придётся нестись за ними вслед по буеракам да кочкам. И не просто нестись, а ещё и осторожничать при этом: мало ли что с высоты полёта видно. Заметят необычного белого хищника, бегущего следом, да и долбанут чем‑то самонаводящимся. Просто на всякий случай или развлечения ради — лично ему то без разницы..

Но вздохи вздохами, а для себя Греф уже всё решил: будет преследовать этих Крылатых Убийц, пока не развеет свои сомнения и подозрения. Рискованно, опасно, но что делать если иного выхода нет. Пусть он и стал самым натуральным оборотнем, но человеческих корней его никто и никогда лишить не сможет. Только желание сохранить своё человеческое Я позволило его душе уцелеть там, за Гранью Мира. И раз уж тот астральный хищник обломался, то и с этими ушастыми самоуверенными красавцами он уж как‑то постарается справиться. А справиться должен, чтобы понять природу этой вражды и отыскать способы противодействия этому противнику. Люди, если они действительно люди, не должны бегать по лесам от каких‑то небесных пискунов и их всадников. На Земле, помниться, есть вещи пострашней, и ничего. Не бегают.

Завтрак начальства закончился, и подчинённые сноровисто упаковали последние тюки, после чего уничтожили следы своего пребывания на этом участке леса. Не все следы, но поляна не выглядела, как после отдыха буйной компании отдыхающих земляков Грефа. Вообще, многие неудобства своего нынешнего положения бывший землянин был готов простить судьбе только за то, что она забросила его в столь чистое и первозданное место. Здесь можно было без опаски пить воду из родников, рек и озёр, есть немытые ягоды и при этом совершенно не бояться отравления какой‑либо химией или радиации. От дождя здесь прятались только потому, что быть мокрым довольно неуютно. Но ни разу здесь не возникла мысль, что от льющейся с небес воды можно запросто лишиться волос. Под кустами, как и полагается лесной природе, росли грибы и ягоды, а не валялись груды мусора. Не успели ещё разумные расы загадить мир. Не успели, или им попросту не позволили этого сделать? Ответа на этот вопрос, как и на многие другие, тоже не было.

Вскоре на морды всех крылатых созданий была одета упряжь из кожаных ремней и металлических цепей. В отличие от лошадиной упряжи, где удила вставлялись в рот животного, здесь акцент делался на продетое в ноздри кольцо. Очевидно, это было самое чувствительное место, как у собак или быков. Сёдла по конструкции напоминали лошадиные, только стремян здесь не было. Всадники обеспечивали себе устойчивость при помощи широкого пояса, который несколькими ремнями крепился к седлу. Конструкция практически сводила к нулю вероятность падения. К седлу также крепились колчаны для стрел и чехол для лука. Странные копья и сабли зачехлялись и при помощи ременных перевязей закреплялись за спинами воинов практически вертикально. В таком положении они не представляли опасности для кожаных перепонок крыла. Все эти конструкции и приёмы свидетельствовало о многовековом опыте использования таких необычных животных. Единственное, чего не заметил Греф, это чего‑то напоминающего парашюты. Каким образом всадники должны были обеспечивать себе безопасность в случае гибели «скакуна», так и осталось загадкой. Возможно, на этот случай были предусмотрены какие‑то магические предметы. Впрочем, существовала ещё вероятность, что такой вариант развития событий в глазах местных эльфов выглядел совсем уж невероятным, а потому в расчёт попросту не брался.

Задерживаться на земле ушастые не стали. Один из магов совершил некое действие, в результате которого невидимые глазу магические потоки начали стремительно таять. После этого все чужаки распределились по животным и начали поочерёдно взлетать в покрытое серыми тучами небо. Крылатые создания неожиданно легко отрывались от земли: им для этого хватало одного сильно прыжка, совершенно неожиданного, если принять во внимание не столь уж и впечатляющие размеры когтистых лап. Но для Грефа никакой странности не было: в момент прыжка от каждой твари исходил довольно мощный всплеск магии. Единственный момент, который настораживал — магия эта ощущалась действительно какой‑то чужой, мрачной и отвратительной. Он словно на мгновение оказался рядом с протухшей тушей, на мясе которой уже успели вылупиться личинки мух. А вот маги–всадники ничем принципиальным кроме внешнего вида от людей не отличались.

Летуны совершили несколько кругов над поляной, пока все не поднялись в небо, после чего начали выстраиваться в некий клинообразный строй, остриё которого было направлено на северо–запад. В воздухе темнокожие маги тоже оказались со всех сторон окружены светлокожими охранниками. Несколько воинов отделились от строя: одни увеличили скорость и ушли вперёд, другие направились в стороны от отряда. Было очевидно, что чужаки чувствуют себя хозяевами положение. В противном случае вести разведку безопасней парами.

Греф дождался, пока вражеский строй не удалится на достаточно безопасное расстояние, и начал преследование. Ему не нужно было постоянно видеть чужаков — достаточно периодически сверяться с направлением. Гораздо больше внимания занимали одиночки, которые занимались разведкой окрестных территорий. Вот эти вполне могли заметить интерес необычного хищника к маршруту движения их отряда. Так что на возвышенностях и открытых пространствах оборотень очень резво вертел по сторонам, а во время движения старательно прислушивался к звукам, доносящимся из леса и с неба.

Следовать за передвигающимся по воздуху отрядом оказалось весьма непростой задачей. Помимо необходимости быть всё время на чеку, приходилось ещё и передвигаться с довольно приличной скоростью по весьма пересечённой местности. Свои коррективы вносила и погода. Ближе к полудню мелкий дождик начал усиливаться. Ветер стал налетать порывами, швыряясь холодными водяными зарядами. Он словно подгонял оборотня, требуя ускорить темп движения. Мокрый от дождя и сшибаемой на бегу влаги мех тоже не способствовал хорошему настроению. Греф уже начал было задумываться, не совершает ли он ошибку. Может, стоило вернуться к отряду Лангака, пересидеть опасное время, заодно и непогоду, в сухом подземелье, а интерес к Крылатым Убийцам отложить до следующего их визита. Наверняка, Слепой Буддар и рыжеволосая ведьма Моран знают об этом странном противнике куда больше, чем Огра, Эйла, Лангак, Глатак и все остальные члены этого маленького отряда вместе взятые. А выслушав мудрых людей, и сам Греф сможет лучше подготовиться.

Но интуиция настойчиво твердила своё: «Вперёд! За ними!» И он бежал.

Во второй половине дня, когда скрытое облаками светило уже проделало две трети своего пути, Греф услышал отдалённые раскаты грома. Один. Второй. Третий. Потом полыхнула целая канонада громовых ударов. Создавалось впечатление, что приближается грозовой фронт. Тишина, а потом новая серия.

Оборотень остановился, скользнув лапами по мокрой траве. Звуки грома доносились спереди, а ведь ветер дул с востока. Это значило, что не грозовой фронт приближается к Грефу, а он сам бежит к месту сосредоточения гнева воздушной стихии. Да и в грозе ли тут дело? Ведь именно в том направлении улетел отряд чужаков.

Греф прислушался. Во время движения ему было сложно сосредоточиться на отдалённых звуках, поэтому и воспринял он всё это как громовые раскаты. А на самом деле всё было несколько сложнее. Тонкий слух позволил различить два вида далёких ударов. Один из них действительно был не чем иным, как звуковым сопровождением молнии — характерный трескучий звук прохождения электрического разряда сквозь воздух трудно спутать с чем‑то другим. Но вот второй… Это тягучее «Пбу–у–ум!!!» вызывало в памяти образы вспышек дымного пламени, в которых погибали какие‑то здания, конструкции и люди. Взрывы. Это без сомнения были взрывы, знакомые по той, прошлой жизни. Но там, на Земле, они вызывались воспламенением специфических веществ, и зачастую в немалых их количествах. Откуда же им взяться здесь, посреди необъятных лесных пространств этого мира?

Чужаки. Крылатые Убийцы, а точнее говоря, небольшая их часть — темнокожая и светловолосая. Эти самоуверенные и властные обладатели магии, вполне могли устроить нечто подобное. Если уж разрисованный под скелет ведьмак племени любителей человеческой плоти мог наносить удары на расстоянии, то способности остроухих одарённых, наверняка, куда разнообразней. Молнии и огонь упоминали в своих рассказах о чужаках Огра и Лангак. А раз так, то сейчас там впереди Крылатые Убийцы совершают то, ради чего, собственно говоря, они и прилетают сюда на протяжении веков.

Огромный белый хищник сорвался с места. Вот о чём твердила его интуиция. Враг обнаружил один из отрядов людей и сейчас занимался его уничтожением. А ведь это, судя по всему, ещё территория его, Грефа, племени. Он ведь мог… А собственно говоря, что он мог сделать? Обойти вражеский лагерь ночью и предупредить людей о надвигающейся опасности. Так откуда ему было знать, в какую сторону двинуться чужаки? Обогнать врага он тоже не в состоянии. Его скорости едва хватает на то, чтобы не потерять противника окончательно. Помчись он впереди, то, скорее всего, пришлось бы попросту разделить судьбу несчастных. Нет, пока он не готов умирать. Сейчас нужно наблюдать, чтобы выяснить слабые стороны Крылатых Убийц. Не может быть такого, чтобы у остроухих чужаков не было недостатков.

Но все эти логические умозаключения не могли успокоить злость, которая проснулась в душе. Душа жаждала мести. Грефу мучительно хотелось добраться до глотки одного из тех золотоволосых магов, разорвать её, и наблюдать, как с потоком крови угасает в глазах врага жизнь.

По мере приближения оборотня к месту событий, интенсивность взрывов и ударов молний уменьшалась, а звуки усиливались. Вскоре уши уловили знакомый писк–скрежет и странный свист — будто что на очень высокой скорости рассекало воздух. Кроме того стали слышны крики боли. Люди даже не кричали, а вопили и выли от нестерпимой боли.

Неожиданно слева раздался крик, потом прозвучал голос крылатой твари одного из чужаков. Кричала женщина, и она словно предупреждала кого‑то или желая отвлечь внимание. Греф изменил направление своего движения, одновременно сменяя облик. В несколько прыжков он взлетел на вершину небольшого холма, и там увидел врага. На той стороне холма деревья росли относительно, что позволяло частично разглядеть неспешно летящую почти над самими вершинами тварь и восседающего на ней наездника. Остроухий натянул лук, и через несколько мгновений внизу раздались крики: детский и женский. Первый был коротким — скорее всего, предсмертным, а второй был полон отчаянья.

От нахлынувшей злобы Греф даже не понял, как оказался почти на вершине одного из местных лесных великанов. Крылатое создание совершало поворот и оказалось почти рядом. И оно, и её хозяин успели заметить метнувшуюся к ним из листвы белую тень, но изменить уже ничего не успели. Стрела черкнула оборотня по намокшему меху, даже не оцарапав кожи. Шея животного изогнулась, огромные ноздри расширились, с оглушительным свистом выпуская струю гнилостно–зелёного пара. Но Греф успел ухватиться двумя своими когтистыми лапами за провисший ремень упряжи, и словно груз маятника качнулся дальше. Под его весом упряжь натянулась, растягивая к земле ноздри крылатого создания, заставляя его изменять направление полёта. Тварь резко накренилась вправо и вниз. Её крыло напоролось на ветки дерева. С треском лопнула и разорвалась в нескольких направлениях кожаная мембрана. Длинная кость зацепилась верхушку ствола, окончательно лишая летуна возможности подняться в небо. Инерция провернула животное вокруг дерева и бросила вниз. С треском ломались ветки и кости, в воздух взметнулась туча оборванной листвы и струи ядовитого пара. Потом последовал глухой удар о землю, и всё затихло. Только растревоженные лесные птицы что есть мочи выражали своё неудовольствие.

Грефу повезло. Пролетев над вершиной дерева, он сообразил отпустить ремень, и его забросило в крону одного из лесных великанов чуть в стороне от места падения одного из чужаков. Словно обезьяна, оборотень совершил несколько прыжков с ветки на ветку, гася скорость падения. На земле он оказался почти одновременно с противником, но в отличие от последнего отделался только несколькими ушибами, царапинами и клочьями выдранной шерсти. Обширный ствол защитил его и от последней ядовитой струи, выброшенной обречённой тварью. Глядя на последствия этого удара, Греф понял, что крылатый монстр выдыхал под большим давлением какую‑то кислоту. Она буквально на глазах разъедала листву, ветки и кору дерева. Живое существо, попав под такой выстрел, было обречено умереть в страшных мучениях или остаться изуродованным калекой.

В два прыжка оборотень оказался рядом с вздрагивающей тушей. Судьба крылатого монстра была ясна с первого взгляда — с такой неестественно вывороченной в паре–тройке мест шеей даже эта тварь жить не могла. Сейчас она уже корчилась в последних конвульсиях агонии. Грефа больше интересовала участь её наездника.

Остроухому повезло. Повезло в том смысле, что умер он почти мгновенно — во время падения его буквально вырвало из седла и со всей дури приложило грудью о ствол дерева. Скорее всего, на землю упал уже бездыханный труп — крови возле тела остроухого оказалось относительно немного. «Наверное, умер от повреждений внутренних органов. Сердце такого удара точно не должно было выдержать», — подумал Греф, глядя на светлокожее лицо, покрытое ссадинами и пятнами крови.

А вот оружие остроухого летуна уцелело. И если сохранность зачехлённые сабли и странного вида копья особо не удивляла, то объяснить, каким образом не пострадал во время падения зажатый в левой ладони лук, можно было только чудом. Но, в любом случае, оставлять такое богатство Грефу, который уже начал осознавать цену хорошего оружия в этом мире, показалось грешно. Одним рывком он сорвал с мертвеца ременную перевязь, разжал пальцы, и несколькими быстрыми движениями связал трофеи обрывками кожаных полосок. Наверняка такие вещи пригодятся в будущем.

Громкий крик, полный отчаяния и невыносимого горя, донёсся от подножия холма. Через пару десятков секунд Греф оказался в нужном месте.

Голосила женщина. Растрёпанная и оборванная, она почти что выла, держа на руках окровавленное тело мальчика лет семи–восьми. Несчастная даже не обратила внимания на появление оборотня. Стрела остроухого убийцы попала ребёнку в спину. Выстрел оказался достаточно сильным, чтобы древко прошло сквозь тело, и наконечник вышел наружу с другой стороны. Взирая на эту картину, Греф неожиданно осознал, что чужак намеренно убил сначала именно мальчика, чтобы доставить матери больше муки перед её собственной смертью. И в это же мгновение ему, по сути чужому в этом мире человеку, стало понятно, что у него появилась цель — убийство как можно большего числа вот таких вот уродов. Как он это сделает — покажет будущее, но сделает обязательно. Достойная цель. Ради такой можно и умереть повторно.

А пока надо спасти вот эту несчастную. Греф уже слышал, как по небу к месту падения приближаются сородичи погибшего, сопровождая свой полёт интенсивным писком–скрипом. Скоро они будут здесь, обнаружат тела, а потом займутся поисками виновников смерти сородича. До этого времени и сам оборотень, и убитая горем мать должны оказаться как можно дальше.

Утешать или вразумлять женщину Греф не стал — для этого просто не было ни времени, ни желания. Вместо этого он просто хорошей оплеухой лишил её сознания, перебросил уже бесчувственное тело через плечо и со всей возможной скоростью помчался в лесную чащу. «Главное укрыться от атаки с воздуха, — подумал оборотень, — А на земле я уж с ними разберусь. Преследуйте же нас, мрази! Для вас будет лучше, если найдёте и уничтожите меня сегодня!»