1

– Цыпа, тебе следует как-нибудь разнообразить методы работы, – строго указал я соратнику во время его ежедневного доклада по текущим делам. – Мент, что кормится от нашей фирмы, предупредил о создании в РУОПе спецбригады по расследованию выбросившихся из окон и с балконов. Проявляй в будущем хоть децал хитромудрости. Лады? Есть какие-то дельные варианты?

– Без проблем, Евген! – самодовольно заявил Цыпленок. – Можно полиэтиленовый мешок на башку клиенту надевать с выдавленным туда клеем «Момент». Мол, токсикоманом умерший был, вот и задохся по неосторожности.

– Ладушки! – чуток поразмыслив, одобрил я. – На некоторое время, пожалуй, покатит. Ныне токсикомания в большой моде. Что у нас дальше на повестке?

– Ничего особо важного, Евген. Мелочевка всякая. Муть, короче. – Цыпа вдруг почему-то сильно заинтересовался пепельницей-«акулой» на моем письменном столе, которую имел счастье лицезреть до этого уже биллионы раз. Ну, накрайняк, сотни раз – это уж железный верняк.

Заподозрив неладное, я внимательно-придирчивым взглядом ощупал насупленную мордаху подручного и поинтересовался самым невинным тоном:

– Какая такая мелочевка, браток? У всех девчонок одновременно настали «критические» дни? Разжуй поподробней, в чем конкретно эта «муть» заключается. Шибко мне любопытно почему-то. Рассказывай!

– Обычная текучка, Евген. – Цыпленок сделал последнюю слабую попытку уйти от ответа. – В «Кенте», к примеру, две наши шлюхи передрались промеж собой из-за одного выгодного клиента.

– Кончай темнить, братишка! – усмехнулся я. – У тебя ведь на фейсе аршинными буквами написано, что скрываешь нечто серьезное. Давай выкладывай. Хватит уж родному шефу голову морочить, в натуре!

– Все под контролем, Михалыч. Нынче по утряне задержан мусорами метрдотель гостиницы «Кент» Гришка.

– Из-за бабской баталии? – удивился я.

– Нет. По подозрению в убийстве приезжего коммерсанта и еще какого-то фраера. К делам фирмы явно никакого отношения не имеет. Так что не хипишуй зазря, Евген. Это личная головная боль Гришуни, а вовсе не наша. Гарантия!

– Цыпа, ты, как всегда, наивен до полного беспредела! – сообщил я свое ценное открытие молодому соратнику. – Двойная мокруха – это верный «вышак». И чтоб оттянуть расстрел хотя бы на месячишко-другой, Григорий запросто может начать давать показания на нашу фирму. Просекаешь?

– Ясное дело. Но ведь сейчас, я слыхал, уже не расстреливают, кажись?

– Ну и что из того? Пожизненное заключение в помещении камерного типа навряд ли будет более привлекательным для Гришки, чем расстрел. Хрен редьки не слаще, как говорится.

– И что же нам теперь делать? – озабоченно наморщил лоб Цыпленок, вкурив, наконец, мою безусловно стопроцентную правоту.

– Обмозгую на досуге, браток. Беру нарисовавшуюся проблемку под личную собственность. Григорий содержится в следственном изоляторе?

– Пока нет. Сидит в одиночной камере ИВ С Фрунзенского РОВД. Этап в СИЗО будет не раньше чем через три дня.

– Откуда такая стальная уверенность?

– На тюрьму из райотдела увозят по пятницам, Евген, а сегодня только вторник.

– Понятно. Во Фрунзенском, помнится, у нас имеется свой кадр?

– Да. Но мелкая сошка – старший сержант всего лишь, – Цыпа выпятил нижнюю губу, выказывая полное пренебрежение к такому незначительному воинскому званию. – Побег организовать он не в силах. Гарантия!

– Побег на волю – безусловно! – усмехнулся я, закуривая. – А в «Сочи»?

– А вот это – без базара, – довольно скривил губы мой заплечных дел мастер. – Самое правильное решение, считаю. Сварганю в лучшем виде. Нынче же с сержантом конкретно перетолкую. За парочку «штук» гринов подпишется на ликвид. Рубль за сто!

– Ладушки. Сам лично с ментом побеседую, прощупаю на ржавость. Созвонись-ка с ним и забей «стрелку» на сегодня.

Пока Цыпа, задумчиво шевеля пшеничными бровями, тыкал указательным пальцем в цифровой диск телефона, я успел слегка побаловать себя свежим горьковато-пряным баварским пивком из холодильника для поднятия жизненного тонуса и более оптимистичного восприятия окружающей жестокой действительности, где нет места старомодным сантиментам. Гришка, конечно, был моим шнырем на зоне, чуть ли не приятелем, но карты Фортуны легли для него на этот раз не в цвет. Фатально то бишь. И тут уже ничего не поделать, такова, видно, воля судьбы, а против судьбы не попрешь, как известно. К тому же – своя рубашка ближе к телу.

Нам явно пофартило: старший сержант Иван Гаврилович Черепков после ночного дежурства в ИВС отдыхал сейчас у себя в общаге, принадлежавшей областному управлению внутренних дел.

Через четверть часа мы с Цыпой уже бодро топали по широким лестничным маршам ментовского общежития, отыскивая нужную нам шестьдесят шестую комнату.

Она благополучно нашлась в начале длинного прямого коридора на четвертом этаже. Малометражная комнатенка с низким потолком поражала своим ничем не прикрытым убожеством. Железная кровать, застеленная грубым байковым одеялом, пара колченогих деревянных стульев и пошарпанный, в далеком прошлом полированный, обеденный стол – вот и вся скудная меблировка жилья старшего сержанта милиции. Но был и небольшой скромненький позитив – Иван Гаврилович Черепков проживал здесь, судя по всему, в гордом одиночестве. И то вперед, как говорится.

Хозяин эмвэдэшного «апартамента» безмятежно возлежал в фиолетовом спортивном трико на своей спартанской кровати и с хмурой мордой читал газету бесплатных объявлений «Ярмарка».

При нашем появлении сержант неохотно скинул ноги на голый пол и принял более приличное случаю сидячее положение.

Явно обуреваемый эмоциями, Черепков, отшвырнув газету в угол, воскликнул:

– Свинство какое! Даже в деревянных домах однокомнатные квартиры дешевле трех тысяч долларов не продаются! Это ж мне почти два года надо вкалывать, причем не тратя ни копейки на жратву и шмотки!

– Да, служивый брат, твоя горькая правда! – почти натурально, понимающе вздохнул я. – Выходит, и тебя испортил квартирный вопрос?

Тупоголовый блюститель правопорядка, ясное дело, не сумел оценить моего тонкого юмора с использованием общеизвестного классического афоризма из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова. Даже не улыбнулся, козел, сохранив на простоватом веснушчатом лице замкнуто-озлобленную мину.

– Никто меня не портил! – поняв мои слова по-плебейски явно превратно, набычился мент. – Зачем пожаловали? Никакой стоящей внимания информации пока что для вас не имеется.

– А мы вовсе не за этим навестили тебя, земляк. – Я одарил некультурного собеседника своей коронной доброжелательной улыбкой и осторожно примостился на одном из расшатанных стульев. – Дело в том, что я в глубинах души весьма крупный филантроп и романтик. До мозга костей, можно смело сказать. Ей-богу! В натуре то бишь. Очень часто мне нестерпимо хочется сотворить что-нибудь доброе и светлое. А к личным желаниям я с раннего детства привык относиться трепетно-ответственно. Собственные прихоти всегда необходимо полностью удовлетворять, сержант, чтоб поддерживать стабильно спокойное психическое равновесие. Вот и сегодня меня вдруг посетило неуемное благородное желание облагодетельствовать наши доблестные, но нищие органы правопорядка. В твоем лице хотя бы.

Принципиальных возражений нет? Я так и думал. Как мы с господином Цепелевым поняли, у тебя серьезные проблемы с жильем? Финансовые возможности нагло не соответствуют личным потребностям, верно? Дело поправимое, земляк, не журись. По свойственной мне широте души я решил презентовать тебе пять тысяч баксов в качестве доброй воли. Гуманитарной помощи то бишь.

– А взамен что потребуешь? – сразу захотел поставить жирную точку над «и» предусмотрительно осторожный служака.

– Что за недостойно-низкие подозрения?! – децал оскорбился я. – Не в моих моральных правилах требовать какую-либо плату за чистую благотворительность. Не так воспитан! Впрочем, если искренне желаешь выразить нам уважение и сердечную благодарность, то у тебя, хочу обрадовать, есть такая замечательная возможность...

– Просек! – скривил рожу, словно лимон только что зажевал, Черепков. – Ухватил суть. И чем эта ваша милая возможность для меня попахивает? Статьей из особой части Уголовного кодекса и тюремной баландой на долгие годы? Угадал, Монах?

– Некрасиво быть таким упертым черным пессимистом в неполные тридцать лет! – слегка попенял я продажному менту, укоризненно покачав головой. – Просто неприлично! Ясное дело, что добрая услуга, которую мы надеемся от тебя получить, повышенной сложности. По порожнякам, как ты сам должен отлично понимать, мы бы беспокоить не стали, земляк.

– Может, закончишь темнить, Монах, и ходить вокруг да около? Не дети поди. Что именно нужно сделать?

Некоторое время я молча разглядывал сержанта, прикидывая возможные неприятные последствия данного откровенного разговора. Впрочем, опасаться особо нечего. В натуре. Если мент вдруг на дело не подпишется, то его можно тут же «в Сочи» спровадить от греха. Благо безотказный десятизарядный «братишка» как раз при мне.

Совершенно успокоенный этим простеньким соображением, я уверенно продолжал:

– Требуемая от тебя товарищеская услуга – вещь совсем не пустячная, но и пять тысяч баксов – не баран чихал, согласись. Игра стоит свеч. Короче: в изоляторе временного содержания вашего РОВД сейчас парится в одиночке человечек по имени Григорий Коновалов. Этап на тюрьму через три дня, насколько в курсе. Так вот, нам бы очень пришлось по вкусу, если б указанный господин на этап не ушел. Вследствие смертельного несчастного случая либо самоубийства... Кстати, для успокоения твоей совести – ему все одно «вышка» светит за двойное убийство. Ну как, землячок? Сумеешь тихо и по уму суицид подследственному сварганить? Или кишка тонка?

Черепков вскинул на меня свои рыжие глаза. В бегающих, неестественно блестящих зрачках отражалась интенсивная борьба ангела с дьяволом. Победил, как и следовало ожидать, последний – причем уже в первом раунде. Слаба и уязвима человеческая натура, как ни прискорбно это констатировать. Рог алчности так же легко пробивает защиту души, состоящую из законов морали и добродетели, как спецназовский пистолет «гюрза» насквозь дырявит любой армейский бронежилет. Даже самый тяжелый в семнадцать килограммов.

– Гражданин Коновалов на этап в СИЗО не уйдет, обещаю, – как совершенно окончательно принятое решение, хриплым, но уверенным голосом заявил сержант. – Когда получу денежное вознаграждение? Или, как вы изысканно-цинично изволите называть, «гуманитарную помощь»?

«Гляди-ка, – мысленно подивился я такой неожиданной культурной речи мента. – По ходу, сержантишко в свободное от службы время русских писателей-дворян почитывает. Скорее всего – Тургенева или графа Толстого».

Вслух же сказал иное:

– Валюту получишь сразу, как только благополучно решишь проблемку с Григорием. Кстати, у тебя уже народились какие-нибудь варианты данного решения? Дельце необходимо весьма грамотно слепить, чтоб комар носа не подточил. Думаю, самоубийство будет вполне реально-убедительно выглядеть, так как миляга Григорий обвиняется сразу в двух мокрухах. Это голимая «вышка». Решат, что у него просто крыша задымилась и он наложил на себя руки, чтоб не мучиться в ожидании смертного приговора... Логично?

– Безусловно, Монах, – осклабился Черепков, но улыбка вышла какой-то натянуто-напряженной из-за судорожно дернувшегося несколько раз левого века. «Явный неврастеник и психопат», – тут же поставил я медицинский диагноз собеседнику не хуже какого-нибудь дипломированного эскулапа психотерапевта.

– Уверен, что справишься и не сдрейфишь в последний момент? – не скрывая ноток сильного сомнения, поинтересовался я, внимательно всматриваясь в сержантские глаза. Нервный тик у него уже прошел, и он ответил прямым твердым взглядом, несколько поколебав этим мои врачебные выкладки о нем.

– Все будет в полном ажуре, драгоценный Монах, – спокойно заявил мент, чему-то криво усмехаясь. – Чужая жизнь не имеет для меня ни малейшего значения. В позапрошлом году был командирован в Чечню, охранял в Моздоке наш фильтрационный пункт. Много чего пришлось там насмотреться...

– Не скромничай, Иван Гаврилыч, – понимающе подмигнул я старшему сержанту, хотя с огромным удовольствием врезал бы ему сейчас кастетом в челюсть. – Небось не только насмотреться, но и поучаствовать кое в чем пришлось?.. Признайся добрым друзьям, землячок.

– Это уж как положено. Если б не пачкался в кровушке как все, то меня бы моментом свои же в распыл пустили. Свидетелей ведь не одни вы оставлять не любите... Се ля ви, как говорят потомки Бонапарта и Бальзака.

– Ладушки. Вижу, что мое беспокойство напрасно – дело в надежных лапах профессионала, и положительный результат акции предопределен. Когда у тебя следующее дежурство в изоляторе?

– Завтра в день заступаю. Буду на работе до девятнадцати часов. Предполагаю, что у меня после смены уже появятся интересные для вас новости. Так что приготовь доллары, дорогой Монах.

– Весьма оперативно, земляк, хоть ты служишь вовсе не опером, – с легким юмором похвалил я сержанта, потрепав его в знак личного расположения по мощному, коротко стриженному загривку.

Мент мигом вывернул башку из-под моей дружеской, но нелегкой длани, недовольно скривившись конопатой мордой. Печально, но приходилось констатировать, что Черепков такая же тупая неблагодарная скотина, как и большинство людишек. Вот Цыпа всегда отвечает на подобные мои товарищеские знаки поощрения широкой радостной улыбкой, обнажая в избытке чувств чуть ли не все свои тридцать два острых зуба. Со стороны, правда, это выглядит не слишком приятно, даже децал жутковато – как дикий звериный оскал. Но это совершенно ошибочное восприятие. Просто, когда улыбается, у соратника сильно задирается верхняя губа, создавая неверное впечатление злобности и жестокости,– такая вот у Цыпленка странноватая конституция лица. Таким манером работают его лицевые мышцы то бишь.

«Как нет рыбы без костей, так нет людей без недостатков», – еще в прошлом веке очень верно подметил один импортный мыслитель. А может, в позапрошлом – точно уже не помню, признаться.

– Нашу «стрелку» назначим в таком случае на завтрашний вечер. – Я, из присущей мне тактичности, сделал вид, что не обратил внимания на плебейски-вульгарное поведение сержанта. – Говори, земляк, удобное тебе место и время.

– Наилучше всего встретиться как бы случайно на нейтральной территории, чтоб не привлекать ненужного внимания. В двадцать часов меня вполне устроит.

– Как скажешь, командир, так и будет! – верный давно укоренившейся лагерной привычке, съязвил я, мило улыбнувшись легавому, который без лишних раздумий, прямо на глазах, махом переквалифицировался из банального стукача-информатора в наемного убийцу. Конечно, это не только лишь заслуга моего красноречия. Сильнее всяких убедительных слов к подобным дьявольским метаморфозам толкают российского гомо сапиенса повсеместная беспросветная нищета и полнейшее отсутствие каких-либо реальных позитивных перспектив для улучшения своей жизни легальным, так называемым «честным» способом. Беспредельная гримаса недоношенного матушкой Россией капитализма, короче. Олигофренное у нас нынче общество, как ни прискорбно это сознавать.

– Так где завтра встретимся, Монах? – Старший сержант опять узколобо не захотел по достоинству оценить мой тонкий юмор, сохранив на веснушчатой роже угрюмо-решительное выражение.

– Сделай личико попроще! С такой постной мордой тебе надо в крематории служить, а не в доблестных органах внутренних дел! – слегка попенял я новоприобретенному душегубу. – Пересечемся в восемь вечера на центральной аллее парка-дендрария. От твоей общаги тут всего пара минут ходьбы. Покатит? Вот и ладушки! А сейчас мы обрываемся, мероприятий накопилось хоть пруд пруди. До завтра, земляк. Удачи!

– Считаешь, он мужик серьезный, не подведет? Акцию чисто нарисует? – спросил я у Цыпы, когда мы наконец вышли из этого пятиэтажного ментовского рассадника.

– Само собой. Гарантия! – весело откликнулся телохранитель. – От таких денег ни один фраер-чистоплюй не откажется. Даже монах! Я имею в виду не тебя, Евген, не бери в голову. Это случайно так смешно получилось. В натуре, гадом буду!

– Ладно. Не переживай – я совсем не сержусь, браток. Тем паче, что каламбурить сам обожаю. Рвем когти в клуб, обедать давно уж пора пришла. На голодный желудок, как неоднократно базарил незабвенный Суворов, много не навоюешь.

– В этом я с одноглазым полководцем полностью солидарен! – довольно ухмыльнулся Цыпленок, готовый набивать бездонный личный желудок хоть дюжину раз на дню. Неуемный аппетит здоровой молодости, ничего не скажешь. Остается лишь завидовать. Причем – молча, чтоб соратник не заподозрил наличия у шефа самой обыкновенной «жабы». Черной зависти то бишь.

Направили стопы, точнее – шипованные колеса нашего «мерса» – в ночной стриптиз-клуб «У Мари». По двум уважительно-веским основаниям. Во-первых, необходимо разобраться с двумя кадровыми путанками фирмы, учинившими вчера неприличную потасовку в зале ресторана гостиницы «Кент», а во-вторых, следуя своему непреложному принципу всегда соединять полезное с приятным, повидаться с зеленоглазой подругой дней моих суровых – очаровательно сексапильной Мари, стриптизеркой и номинальной хозяйкой заведения. Ну и заодно восполнить в организме истраченные килокалории.

В кабинет-будуар Мари заказал, как обычно, пиво «Монарх». И вовсе не из-за того, что слишком падок на аристократично-благородные названия, а просто потому лишь, что «монарх» и «Монах» приятно созвучны между собой. Братья-близнецы, можно сказать.

Взбодрившись изящным вкусовым дуэтом пива с сочной красной горбушей, решил перед разговором с провинившимися проститутками сперва удовлетворить любовную потребность с красотулькой Мари. Очень даже благоразумно поступил, так как отлично осознавал свою безоглядно-ярую приверженность к прелестям женского пола и вполне мог не устоять перед профессиональными жрицами секса. А капризная Мари – девушка весьма ревнивая, а может, впрочем, просто таковой старательно притворяется, желая потрафить моему мужскому самолюбию. Наивно-глупая девчонка в таком случае.

Супербдительный Цыпа сторожил, как всегда, кабинет с той стороны двери, и потому кувыркались мы с зеленоглазкой на постельном поле без всяких неожиданных помех.

Опытная стриптизерка мило и без особых затей закончила секс-сеанс в той же оригинально-бесхитростной позе, в которой привычно завершает свое зажигательное шоу в зале моего клуба. Я, естественно, не возражал – к коленно-локтевой позиции, признаться, отношусь более чем положительно. Тем паче, что у моей постоянной партнерши тонко-гибкая талия резко переходит в такую широкую, соблазнительно ядреную попочку.

Закурив «родопину», несколько минут позволил себе расслабленно поваляться на низкой софе, любуясь весьма довольной, молодо-свежей мордашкой подруги, не сводящей с меня благодарного взгляда ухоженной сытой кошечки. Оно и понятно – по натуре я вовсе не эгоист и запостоянку стараюсь доставить партнерше удовольствия в несколько раз больше, чем получаю лично сам. То бишь на каждый мой оргазм приходится как минимум два женских. В половом вопросе я самоотверженно-самозабвенный филантроп, короче. Как и все, впрочем, по-настоящему культурные и правильно воспитанные люди.

Вызвав Цыпу с его боевого поста в коридоре, велел по-быстрому доставить ко мне двух скандалисток. Днем обычно все кадровые девчонки из «Кента» сшиваются в клубе «У Мари», чтоб быть под рукой при надобности. Такая у нас железная постанова, а то начнут работать «бабочки» налево, на свой карман, и нанесут процветанию фирмы существенный финансовый урон, лишив законного процента. Ненадежный ведь контингент эти проститутки – уж лучше пусть будут постоянно на глазах. Так мне значительно покойней на душе.

Цыпленок не заставил слишком долго себя дожидаться, уже через пяток минут втолкнул в комнату двух молодых симпатичных самок в одинаковых мини-юбках. Масть, впрочем, у проституток оказалась разная – одна девка была солнечно-рыжей, а другая – жгучей брюнеткой, хотя лицо ее напоминало не азиатский, а скорее европейский тип.

– Алена и Вероника, – представил Цыпа оскандалившиеся кадры нашего спецконтингента.

Неловко потоптавшись у двери, девчонки, повинуясь моему приглашающему жесту, примостились рядышком на краю уже застеленной софы, не сводя с меня забавно расширенных, испуганных глаз. Я, как хозяин положения, гордо восседал на единственном стуле с гнутой спинкой в виде короны.

– Ну и как это прикажешь понимать, милашка? – обратился я в первую очередь к рыженькой Алене. – Наш «Кент» – весьма приличное заведение, а не зачуханный бордель, между прочим! Вы же в нем натуральный дебош давеча устроили. Хипиш из-за какого-то фраера то бишь. Давай-ка, крошка, досконально поясни ситуацию. Рассказывай!

Девка встрепенулась, как курица на насесте, и визгливым дискантом начала оправдываться:

– А почему Верка, шалава, мою постоянную клиентуру нахально клеит?! Будто у нее своих хахалей нет! Жадюга оборзевшая, вот она кто!

– Заткнись в тряпочку, родная, – мягко перекрыл я мерзкую словесную клоаку. – Хочу для объективности послушать сейчас другую сторону. Противную то бишь. – Невольно усмехнулся своему тонкому, чисто английскому юмору. Талант литератора из меня частенько буквально так и прет, признаюсь без лишней скромности.

Но никто из присутствующих каламбура не заметил и не оценил, как обычно. Ни один индивид даже краешком губ не улыбнулся. Боже, с какими недалекими, плоскомыслящими людьми приходится мне работать! Ну и наплевать на них с высокой крыши, пусть и дальше продолжают бултыхаться в личном невежестве, очевидных вещей не в силах грамотно уразуметь своими куцыми умишками.

Пришлось срочно закурить, чтоб загасить искренние раздражение и разочарование.

– Ни на грош не верьте Ленке, все она врет! – подала приятный бархатный голосок брюнетка. Лицо ее было покрыто густым слоем макияжа, но и он не сумел скрыть явно юного возраста Вероники. По ходу, сопернице Алены лет семнадцать, не больше. Хотя, может, она просто не пьет, не курит, а потребляет исключительно молочно-кислые продукты питания и часто бывает на свежем воздухе. И все одно она никак не могла успеть перешагнуть двадцатилетний рубеж. Глаз у меня на такие вещи весьма наметанный, в натуре.

– А зачем ей понадобилось врать? – полюбопытствовал я, выпуская изо рта довольно симпатичное голубенькое дымовое колечко. Правда, оно очень скоро и бесследно растаяло в пространстве, впрочем, как и все красивое в нашей малопривлекательной и забубенной жизни. Диалектический материализм – никуда не денешься. Привычный маразм гадского человеческого бытия, короче.

– Из бабской зависти врет! – убежденно пояснила Вероника, сверкнув на подругу по постельному ремеслу ореховыми глазами. – Я с Евгением Васильевичем уже второй месяц регулярно интимно встречаюсь, а Ленка переспала с ним всего-то несколько раз! Правда-правда! Я к нему не как к простому клиенту отношусь, а всерьез! Готова без всякого денежного стимула с ним встречаться. Разрешите, Евгений Михайлович? В качестве исключения.

– Как так? – Я даже слегка опешил от такого совершенно неожиданного поворота. – У вас любовь, что ли?

– Она самая! – уверенно тряхнула профессионально уложенными черными кудряшками явно сбрендившая на женских книжных романах Вероника. – Ни гроша не хочу с него брать!

– Но ведь, кажется, твое имя не Джульетта, а его не Ромео кличут? – попытался я перевести разговор на шутливый лад. – Да и убытки валютные от такой неслыханной благотворительности меня, признаться, почему-то весьма мало радуют.

– Меня Вероника зовут, точнее – Вера, а друга Евгением Васильевичем, – обиженно поджала свои чудные пухлые губки юная брюнетка.

– Кто такой этот мой тезка?! Новый Казанова или Дон Жуан? – повернулся я к Цыпе, намертво застывшему у дверей с широко расставленными ногами – навроде чернорубашечника-охранника в резиденции Гитлера или Мюллера. Я в кино таких часто видал. В «Семнадцати мгновениях весны», к примеру.

– Да нет! – пренебрежительно выпятил нижнюю губу мой верный телохранитель и соратник. – Не похож! Обыкновенный замухрышка-коммерсант, с животиком, как у дистрофика, и почти лысый. Мухлюет с оргтехникой, кажись. С компьютерами разными.

– Внешность бывает очень обманчива, – напомнил я наивному Цыпленку сей довольно доказанный факт. – Людовик Четырнадцатый тоже на богатыря совсем не смахивал, а трахал все, что шевелится, как говорится. Знатный был бабник. Я сам об этом в одной книженции читал. В натуре!

– Все французишки известные сердцееды. Потому как лэком с женщинами занимаются, – кивнул Цыпа, гранитно затвердев лицом и снова принимая «мертвую» стойку у дверей.

– Ничем таким он не занимается! – вмешалась в мужской базар Вероника, явно сильно оскорбившись за своего лысого любовника. – Правда! Хоть у Ленки спросите!

– Минет Евгений Васильевич уважает, а лэк – нет. Эгоист, как и большинство мужиков! – вставила свое веское слово опытная Алена. – И никогда не доплачивает, как ты ни старайся его ублажить всячески! Двести баксов за всю ночь – и гуляй, Вася!

– Ясно, – усмехнулся я. – Чем же он тебя взял, глупая Вероника?

– Уважением, добротой и искренностью, – не задумываясь, отрапортовала черноволосая идиотка. – А убытков у вас ни гроша не будет, не переживайте! Если желаете, я из своего кармана за каждое свидание с Евгением Васильевичем могу фирме отстегивать!

Я чуть было не поперхнулся сигаретным дымом, уязвленный, признаться, до самых глубин души.

– Ты чего себе вообразила?! – Я даже и не пытался скрыть штормовой волны возмущения в голосе. – Чтоб Монах отбирал личные накопления девчонок? Да ни в жизнь, дура! Хочешь трахаться с каким-то лысым обжорой бесплатно – черт с тобой, пожалуйста! Да на здоровье, хоть до полного посинения! В натуре, с кем работать приходится – одни законченные кретины вокруг!!

Заметив, что Цыпа тут же насупился, как мышь на крупу, я счел нужным слегка шлифануть базар:

– Мужской контингент фирмы в виду не имею!

Соратник моментально посветлел мордой и перестал прятать от меня глаза. Убедившись, что с этим все благополучно улажено, я повернулся к двум явно напуганным путанкам:

– Короче: наскучило мне с этим идиотским женским интимом разбираться. Ступайте восвояси и больше не грешите. Не деритесь то бишь. А то в следующий раз сбреем наголо ваши роскошные волосы. Усекли?

Обе проститутки согласно закивали, как китайские болванчики, не проронив в ответ ни слова.

– Вот и ладушки, – слегка подобрел я, с удовлетворением наблюдая их безусловно полную покорность высшему руководству. – Идите в зал, у нас нынче и без ваших проблем серьезных забот полон рот.

Девчонки мигом радостно упорхнули, а ко мне шагнул заметно насторожившийся телохранитель.

– А какие у нас сегодня дела, Евген? – безуспешно пытаясь не выдать свою заинтересованность, спросил он, забавно по привычке прищуривая озабоченно одновременно оба своих небесно-голубых глаза.

– Да есть одно пренеприятное казенное мероприятьице, – не стал я томить приятеля. – Вчера вечерком звякнули мне из налоговой инспекции, настоятельно предложили навестить нынче в семнадцать часов их учреждение по какому-то важному якобы поводу. Девятнадцатый кабинет.

– А кто конкретно звонил?

– Какой-то Назаренко. Пристав, кажется.

– Детали он не пояснил?

– В том-то и суть, что нет. Темнил, ходил вокруг да около, козел. Чисто ментовские привычки, в общем.

– А не задумали органы тебя таким хитрым манером под стражу взять? – высказал мрачное предположение Цыпа. – Ты ведь будешь там без всякой охраны.

– Маловероятно, браток, – децал поразмыслив, пришел я к очевидному выводу. – Для подобной акции масса более подходящих мест легко найдется. Да и что, собственно, они могут мне предъявить?

– А если Гришка уже начал колоться?

– По времени совершенно не совпадает, – отверг я эту явно завиральную идею. – Его взяли только нынче утром, а звонили мне вчера вечером, не забывай.

– Но тогда вовсе темный лес! Чего цепляются??! – Цыпа с расстройства задымил своим вонючим «Кэмелом», забыв спросить моего разрешения. – У нас же, Евген, полностью все схвачено с налоговой полицией! Платим козлам не скупясь!

– Необразованный ты у меня какой-то, – привычно посетовал я, откидываясь на спинку стула, подальше от его американской дымовой шашки. – Сколько раз говорил тебе: чаще надо книжки разные читать и по телевизору не одни только штатовские боевики глядеть. Налоговые полиция и инспекция – «две большие разницы», как шутят в Одессе-маме умники из телепередачи КВН.

– Развелось ментов разномастных как нерезаных собак! – выразил благородное негодование мой заплечных дел мастер. – Власти, по ходу, спецом это придумали, штаты кровососов раздувают, чтоб побольше взяточников развелось. Лист легче спрятать в лесу, как ты любишь говорить. И что, мы и этой занюханной инспекции отстегивать станем?

– Ну, вряд ли! – успокоил я соратника убежденным тоном, хотя совсем не был в этом уверен так, как хотелось бы.

– Да и халявной налоговой полиции платить западло! – раздухарился вдруг Цыпа, остервенело вминая окурок в хрустальную пепельницу. – По-другому можно запросто все с ними уладить. Ты же в курсе моих методов урегулирования...

– Еще бы! Методы твои все к одному всегда сводятся. – Я громко щелкнул пальцами у своего виска и усмехнулся. – Верно, братишка? Впрочем, не хмурься. Есть в словах твоих сермяжная правда. На досуге надо бы как-нибудь вплотную заняться халявщиками. Одолели, борзота, несчастных бизнесменов – прямо спасу нет. Так что, возможно, в данном вопросе мы с тобой скоро придем к полному взаимопониманию. Консенсусу то бишь.

В комнату вернулась Мари, которую я перед беседой с путанами загодя спровадил в общий зал, чтоб ее милые нежно-розовые ушки не повяли, буде мне вдруг придется воспитывать девок сорокаэтажным матом. Ругаюсь я, кстати, очень редко, но коли начну, то уж до самых верхних «этажей». Так как являюсь законченным максималистом, кредо которого: или все, или ничего.

До рандеву с Назаренко оставалась еще приличная толика времени, и я позволил себе оприходовать пару банок пива с солеными рассыпчатыми галетами. Конечно, по уму надо было бы заставить желудок принять что-нибудь горячее – тарелку борща хотя б, но, как и весь остальной организм, мой личный желудок отрицательно относился ко всей правоохранительной системе и категорически не хотел отвлекать своего хозяина перед, возможно, весьма сложной встречей таким банальным процессом, каким является пищеварительный.

К назначенному часу наш «мерс» благополучно припарковался на обширной автостоянке у здания налоговой инспекции. Трехэтажный особняк учреждения в стиле ампир производил впечатление самодовольного богатства. Небось и внутренности у него соответствуют внешности – отделочные работы «евро».

Весьма состоятельная организация, судя по всему. И это на жутком фоне всеобщей российской нищеты. Не хило, видать, отстегивает фискальным органам государство, да и слева, надо полагать, они совковой лопатой гребут.

Несмотря на настырно-настойчивое желание Цыпы меня сопровождать, я пресек его охранные инстинкты в корне и отправился в инспекцию один. Если что, Цыпин двадцатизарядный «аргумент» мне нисколько не поможет, а только усугубит положение. Я и с собой никакого оружия не прихватил от греха. Береженого Господь бережет.

Внутри особняка и на самом деле наблюдался безбожно дорогой «евроремонт». Просто некуда чинушам деньги девать, ясно. У меня ни в одном заведении такой роскоши не узришь, как ни пяль старательно глазенки. Я не полный кретин, чтоб на рожон озверелому обнищавшему населению лезть. На огонь летят лишь тупые мошки да зажравшиеся чиновники. Когда грянут голодные бунты и погромы, то начнутся они именно вот с таких нахально-помпезных особняков. Гарантия.

Девятнадцатый кабинет обретался на втором этаже. Длинная вереница стульев перед его двустворчатыми дубовыми дверями в настоящий момент пустовала. Посетителей ноль, что не могло меня не радовать. Впрочем, госпожа Удача здесь не при делах – просто конец рабочего дня.

Стучать я посчитал ниже своего достоинства. Дверь оказалась не запертой. В светлом просторном кабинете за единственным здесь письменным столом восседал рыжий мужик средних лет в однобортном шерстяном костюме цвета морской волны и синем галстуке с блестками. При моем появлении даже слабой попытки не сделал приподнять со стула свою задницу. Вежливость, по ходу, в данном казенном учреждении не котируется. Не в чести то бишь. Он лишь небрежно махнул на стул для посетителей с другой стороны стола и недовольно пророкотал:

– Заставляете себя ждать, Евгений Михайлович! Уже четыре минуты шестого. Надо уважительно относиться не только к личному, но и к чужому времени. Никак не предполагал, что такой известный в городе бизнесмен столь бесцеремонен. Присаживайтесь, пожалуйста, не торчите столбом. И дверь прикройте за собой. Разговор у нас предстоит строго конфиденциальный – поэтому я и час такой неурочный назначил.

– Очень любопытно. – Я сел на указанное место и, чтоб скрыть некоторое раздражение, неторопливо раскурил «родопину», из принципа не спросив на то разрешения у хозяина кабинета. – Вы меня неплохо знаете, как понял, а я вот вас – нет. Как прикажете к вам обращаться? Гражданин Назаренко?

– Зачем же так строго и официально? – неприлично вопросом на вопрос отозвался рыжий хмырь, поблескивая на меня своими серо-зелеными глазами. – Обращайтесь ко мне совсем просто, но со вкусом: господин старший пристав. Возражений не имеете?

Я счел за лучшее промолчать – терпеть не могу, когда меня пытаются сбить с панталыку шуточками-прибауточками, сильно смахивающими на банальные подначки. Если не на прямое издевательство.

– Молчание – золото и знак согласия, – усмехнулся старший пристав и вдруг стал совершенно серьезен. – Хорошо, Евгений Михайлович! Вы человек, как известно, деловой и на дух не переносите пустой треп. Я, кстати, тоже человек дела. Поэтому, более не мешкая, к делу сразу и перейдем. Возражений не имеете?

– Принципиальных – нет. Беспринципных, кажется, тоже. – Я прикурил новую сигарету от старой и одарил собеседника своей коронной доброжелательной улыбкой. – Внимательно вас слушаю, господин старший пристав.

– Вы, никак, нервничаете? – ухмыляясь, сочувственно полюбопытствовал хозяин кабинета. – Может, водички в стаканчик плеснуть? – и потянулся к графину на столе, не сводя с меня тяжелого, напряженного взгляда.

Эти явные несоответствие и несогласованность мимики, голоса и глаз меня не столько удивили, сколько насторожили. По всему видать, Назаренко – мужик далеко не простой, палец ему даже на секунду положить в рот нельзя. Враз откусит, гад.

– Боюсь, что сильно разочарую, но нервничать совсем не в моих правилах, – спокойно выдержал я давящий взгляд этого задрипанного гипнотизера-самоучки. – А что курю слишком часто – так это всего лишь привычка. Весьма вредная, согласен.

– Привычка – вторая натура, – понимающе кивнул старший пристав, вновь надевая казенно-официальную маску. – Заканчиваем пикировку, уважаемый Евгений Михайлович, и начинаем говорить по существу. Вы догадываетесь, зачем я вас пригласил?

– Понятия не имею, – искренне пожал я плечами. – Скорее всего откопали какое-то нарушение финансовой дисциплины. Безусловно очень незначительное, раз я не в курсе.

– Правильно, но не совсем. Нарушений у вас хоть отбавляй. И вы, естественно, отлично о них осведомлены. Иначе и быть не может, так как все они – крупные... Даже по вашим меркам.

– Что конкретно налоговая инспекция мне предъявляет? – спросил я, начиная уже, признаться, терять самообладание с этим наглючим прохвостом.

– Если бы я собирался что-то предъявлять, уважаемый Евгений Михайлович, то вызвал бы вас в рабочее время. Логично? – Хозяин кабинета, не вставая со стула, потянулся к сейфу справа от себя и открыл толстую стальную дверку. – Просто хочу поделиться кое-какой информацией. Вот, полюбопытствуйте!

На стол передо мной бесшумно легли несколько машинописных листков, аккуратно скрепленных булавкой.

Это оказалась оперативная разработка по основным питейным точкам нашей многопрофильной фирмы. Особый упор был сделан на бар «Вспомни былое», где алкогольная продукция продавалась только в розлив. Указывалось, что вся реализуемая через бар водка – «паленая». Самодельная то бишь. Особенно мне не понравился тот факт, что приводились даже госномера «ЗИЛ-130», на котором Фрол еженедельно поставлял из Верхней Пышмы в пивную двадцать пять ящиков алкогольного суррогата под фальшивыми этикетками «Русской» и «Московской» водки.

– На минуту предположим, что так все и обстоит на самом деле, а вы-то здесь каким боком? – Я небрежно бросил листочки на стол. – Это прерогатива полиции, а совсем не инспекции. Или в вашей конторе собственная оперативная служба появилась? Каким образом к вам попали эти сведения? Ветром надуло?

– Это уже совершенно никакого отношения к делу не имеет! – отрезал старший пристав, пряча листки с компроматом в стальное чрево сейфа и старательно запирая его на кодовый замок. – Главное, Евгений Михайлович, что сегодня данная информация находится у меня, а завтра, ежели не договоримся, она попадет в другое ведомство, где с вами будут разговаривать уже по-другому...

– Налоговую полицию имеете в виду?

– Нет, уважаемый! ФСБ!

– А при чем здесь они? – Я даже удивился.

– А при том, Евгений Михайлович, что ваш подпольный водочный цех наносит вред не только желудкам покупателей, но и самому государству, подрывая его экономику. Так как?

Мне была необходима небольшая пауза, чтоб прошевелить ситуацию от и до. Для этой цели я неторопливо вынул из кармана пачку сигарет и очень неспешно закурил.

«Ну, насчет Федеральной Службы Безопасности Назаренко наверняка заливает, просто на понт берет. «Паленкой» интересуются налоговая полиция и управление по экономическим преступлениям. И там и там у меня есть довольно серьезные связи. Смогут замять дело, но семь шкур, ясно, за это сдерут с фирмы. Да и торговлишку суррогатом придется прикрыть от греха на неопределенное время во всех заведениях. А это будет уже почти катастрофа – убытки нашей фирмы составят как минимум четырехзначную цифру в долларах с каждой торговой точки. Перспектива явно не из веселых... Дешевле заплатить этому вымогателю...»

Хозяин кабинета молча наблюдал за моими хитрыми табачными манипуляциями, терпеливо ожидая реакции на свои слова.

– Ладушки! – Я решил взять быка за рога, так как тянуть кота за хвост смысла не видел. – Подобьем бабки, итог то бишь. Каковы ваши предложения, господин старший пристав?

Назаренко, удовлетворенно хмыкнув, откинулся на спинку стула, убедившись, что разговор пошел в нужном ему русле.

– Только не поймите меня превратно, уважаемый Евгений Михайлович, я не шантажист, – начал он, суетливо забегав взглядом по столу. – Знаете, какова зарплата у пристава?

– Нет. Понятия не имею, – я невольно усмехнулся. – «Лимона» два-три?

Глаза Назаренко широко распахнулись, как окна в знойный день:

– Бог мой! Вашими бы устами... Четыреста тысяч всего-то! Разве возможно прожить на такие гроши?! А семью содержать? Вот и приходится крутиться как-то, постоянно выискивать дополнительные доходы. Вы, надеюсь, меня понимаете?

– Более чем! Давайте ближе к теме. Наша фирма всегда готова оказать благотворительную финансовую поддержку особо бедствующим сотрудникам доблестных правоохранительных органов. В пределах разумного, конечно. Итак: сколько?

Назаренко как-то незаметно уже растерял весь свой внешний лоск и напыщенности выглядел сейчас не хозяином положения, даже не вымогателем, а банальным просителем. Мне, признаться, стало его немного жаль где-то в глубинах души.

– Думаю, вам не будет слишком обременительно выплачивать мне четыреста долларов в месяц? – Старший пристав неуверенно улыбнулся. – Это ведь всего лишь стольник в неделю. Принципиальных возражений не имеете?

Я чуть было не расхохотался. Как же мелко плавает эта рыба! Я-то по наивности считал Назаренко зубастой щукой, а он оказался обыкновенной плотвой! Гора родила мышь, как говорится. С великим трудом, но мне все же удалось сохранить на лице внимательно-серьезное выражение.

– Крупная сумма... Но, возможно, она нас устроит. Сразу дать положительный ответ трудно, так как необходимо все досконально прежде взвесить. – Я сделал вид, что задумался. – Дадите мне пару-тройку дней на размышления?

Назаренко был явно разочарован, если не раздосадован:

– Хорошо, Евгений Михайлович, жду вас послезавтра в полдень. Не возражаете?

– Ладушки! – Я был более чем доволен. Оттяжкой выплаты этой смехотворно малой суммы я окончательно унизил пристава, полностью рассчитавшись с ним за его насмешки в начале переговоров.

Цыпа нервно расхаживал вокруг «мерса», протирая вехоткой и так блестевшие стерильной чистотой стекла. При моем появлении облегченно выдохнул воздух и счастливо заулыбался, как дурак.

– Все путем, Евген? Без осложнений?

– Как всегда, – усмехнулся я такой детски-искренней радости телохранителя, отразившейся на его лице, сияющем, как золотая двадцатидолларовая монета. – Заводи тачку, брат, ты уже дырки в стеклах протер!

– Кто такой Назаренко этот? Зачем вызывал?

– Старший судебный пристав. Мелкий вымогатель, дешевка. Вынюхал откуда-то, что мы «паленой» водярой торгуем, вот и наехал, шантажист задрипанный!

– И мы будем ему платить? – спросил Цыпленок, моментально нахохлившись и исподлобья уставясь злыми глазами на парадные двери налоговой инспекции, как баран на новые ворота.

– Нет, конечно, – успокоил я соратника, благоразумно решив не посвящать его в столь малозначительную «стипендию», как четыреста баксов. Деньги смехотворно копеечные, сам лично буду их Назаренко отстегивать. Пристав вполне может оказаться полезным приобретением в нашей колоде. Как сейчас, так и в будущем.

– Куда теперь? – уточнил курс Цыпа, поворачивая ключ зажигания. – В клуб?

– Нет, – поразмыслив чуток, отверг я. – Давай на фатеру рули. Надоело мне нынче человеческое стадо, хочу одиночеством насладиться.

Дома собрался было поразвлечься литературным творчеством, но не выгорело. В преддверии денежных потерь на хапугу-взяточника мозги сосредоточиваться напрочь отказывались, прогоняя по своим извилинам только тему нежданных близких убытков, пусть и небольших.

Жаль, в натуре, что я не многоголовый Змей Горыныч, а то бы разложил в каждую башку по проблемке, и пусть бы они там продумывались спокойненько в гордом одиночестве, не отвлекая главную «литературную» башку от любимого занятия творчеством.

Но, к несчастью, голова у меня всего лишь одна в наличии, и «варить» она категорически не желала. Сколько я ни подливал в свой черепной «котелок» алкогольного «масла», все пустой номер. Писательство не клеилось, и я забросил это дохлое дело до лучших времен.

Попробовал посмотреть телевизор, но и тут меня поджидало горькое разочарование. По НТВ в поддержку реформы образования выступала известная лидер Демократического Союза госпожа Новодворская, ратуя за всеобщее платное обучение. Дура набитая, а ведь я ее когда-то сильно уважал, несмотря на расплывшуюся от жира рожу и косолапую походку. Зачем приплетать к нищей России «опыт цивилизованного мира»?! Там средний годовой доход работяги составляет, как известно, двадцать пять тысяч долларов. У нас столько даже Президент не имеет! Официально, ясно. Совсем отстала от реальной жизни госпожа Новодворская на пару со своим дружком депутатом Боровым.

Может, слетать по-быстрому в Москву и прочистить явно заплывшие жиром мозги лидера Демсоюза разрывными пулями? Идея сперва мне очень понравилась, но после опорожненной бутылки коньяка отправляться в столь дальнее путешествие за свой счет сил уже не было. Поэтому я ограничился лишь демонстрацией кулака телевизионному изображению сумасшедшей толстухи.

Намахнув «ночной колпак» – рюмку «Матра» перед сном, я выключил зловредный телеящик и отправился на свидание с пуховой подушкой.

2

На следующий день поднялся довольно поздно – все утро продрых без задних ног и без сновидений.

Настроение, как и природа за окнами, было солнечно-оптимистичное. И для того имелись две веские причины. Во-первых: обожаю, когда ночью ни черта не снится, а во-вторых: твердо надеялся, что нынче, благодаря стараниям старшего сержанта, небольшая проблемка с арестованным Григорием благополучно разрешится.

Аппетит, как обычно, опять где-то шлялся вне пределов видимости, но все же заставил себя позавтракать, зажарив четыре яйца с сочным ломтиком ветчины. Денек предстоял ответственный, особенно – вечер, на который была назначена встреча с Черепковым. Необходимо находиться в приличной физической форме – терпеть не могу, когда посторонние замечают у меня черные круги под глазами и бледное осунувшееся лицо. А полноценное регулярное питание – наипервейшее условие для нормального внешнего вида. Учитывая данный факт, я сверху яичницы запихал в личный желудок, почти не прожевывая, еще пару бутербродов с крестьянским маслом и красной икрой.

Хоть у меня и есть некоторая предрасположенность к эгоизму, но не к махровому. Поэтому я не забыл также покормить любимых рыбок «кардинал» в пятидесятилитровом аквариуме у окна гостиной и щедро полить отстоянной водой цветочные горшки с флоксами.

Было у меня, между прочим, и по-настоящему редкое комнатное растение – японская карликовая сакура. Вишня по-нашему. Но не прижилось диковинное деревце почему-то. Засохло, хотя я его точно по инструкции поливал: теплой водой раз в неделю.

К девятнадцати часам, как и договаривались накануне, у меня нарисовался Цыпа, доложив, что «мерс» у подъезда и пора собираться в дорогу, на встречу со старшим сержантом, Черепковым то бишь.

Несмотря на вечерний час, в парке было еще довольно светло. Летние дни – акселераты, ничего не попишешь. Ночь почти повсеместно скукожилась и чувствует себя по-прежнему вольготно лишь на одном из полюсов, наверно. Ну и в тех жутко далеких галактиках, понятно, где не имеется своего собственного солнца в наличии, вследствие чего там начисто отсутствуют времена года.

На центральной аллее я выбрал скамейку у самого берега пруда, так как являюсь большим любителем лицезреть любую водную поверхность. Даже в бассейне или банальной ванне. Это настраивает на лирически-философский лад и отлично успокаивает мои вечно затрепанные нервы.

Черепков появился точно в назначенное время – в восемь. Правда, с незначительным минутным перебором – слегка сказалась все же его плебейская натура, чуждая истинной вежливой пунктуальности.

Усевшись рядом с нами на скамью, старший сержант задымил «Беломором», явно не торопясь поделиться твердо обещанными мне давеча важными новостями.

– Ну и как? – не выдержав затянувшегося молчания, подал голос нетерпеливый Цыпа. – Дело в шляпе? Все чисто?

– А как с вашей гуманитарной помощью? «Зелень» принесли? – скосил желтые глаза в мою сторону Черепков, некультурно выплюнув окурок себе под ноги прямо на нежно-изумрудную траву. Быдло в своем обычном непотребном репертуаре, чего с него взять.

– Мы данное слово запостоянку держим, – успокоил я продажного мента, для убедительности засветив пухлый лайковый «лопатник» и похлопав им себя по колену. – Рассказывай, хватит телиться!

– Особо рассказывать нечего. Все в елочку, как у вашей братии говорится. Подследственный Григорий Коновалов нынче после обеда повесился в своей одиночной камере на цепочке от бачка унитаза, как вы еще вчера очень точно предсказывали...

– Когда и кто обнаружил тело? – спросил любознательный Цыпленок. – Самоубийство выглядит натурально? Подозрений точно ни у кого не возникло? Гарантируешь, братишка?

– Я тебе не братишка! – вдруг окрысился Черепков, запоздало вспомнив, видимо, свою формальную принадлежность к краснопогонному лагерю ярых борцов с «братками». С уголовной преступностью то бишь. Но, весьма благоразумно подавив свое явно неуместное в данной ситуации раздражение, старший сержант уже спокойно продолжил:

– А что касается обнаружения трупа, то этого еще не произошло. Найдут висельника, по моим прикидкам, только через час – во время вечерней проверки, не раньше. Я толчок простынкой занавесил и воду открыл, будто Коновалов естественную нужду справляет. Из дверного «глазка» ничего не видать.

– Умно, – похвалил я, закуривая «родопину». – Гришуня не слишком сопротивлялся? Надеюсь, принял смерть с должным смирением? Не пытался тебя перекупить?

– А я разглагольствовать с ним посчитал ниже своего достоинства. Сразу отправил в нокаут хуком в челюсть. У меня ведь первый разряд по боксу, между прочим, – самодовольно заявил этот ярко-типичный представитель легавого племени. – Так что все сладилось без громкого хипиша и нервной суеты. Считаю, что гонорар отработал сполна. Деньги, кстати, при вас?

Не отвечая, я обвел долгим взглядом близлежащие окрестности. Понемногу начинало смеркаться, людишек поблизости не наблюдалось. Сограждане, по ходу, уже успели благополучно приземлиться у любимых телевизоров, ставших привычным вечерним наркотиком обывателей.

На тихой глади пруда лениво-медленно плавали дикие утки, низко склонив клювы к темной воде, словно любуясь своим птичьим отражением. А может, пернатые твари просто утомились за жарко-солнечный день и впали в беспечную сонную дремоту. Впрочем, глупышки совершенно ничем не рисковали – охота на них в черте города строго запрещена, как известно.

– Цыпа, помнишь милягу Пилипчука? – полюбопытствовал я, выпустив на волю симпатично-аккуратное плотное облачко сигаретного дыма, сразу плавно устремившееся на свидание к своим дальним небесным родственникам. – Пару лет назад мы с ним имели теплое рандеву на этой вот самой скамеечке.

– Само собой. Отлично помню, – ухмыльнулся соратник, вскинув на меня вопросительно прищуренные глаза. – Большой любитель подводного плавания был...

– Вот-вот. Я как раз об этом же. Народная мудрость утверждает: повторенье – мать учения. А пословицам и афоризмам надо стараться неукоснительно следовать, полезно во всех отношениях. Давай-ка продублируй ту давнюю ситуацию.

– Полностью? – уточнил, явно вдруг засомневавшись, наивный Цыпленок.

– Естественно! Я же законченный максималист: или все, или ничего! Действуй!

Черепков, озабоченно переводивший подозрительный взгляд с меня на Цыпу, хотел было некультурно вмешаться в наш разговор, но уже не успел.

Цыпленок коротко взмахнул правой клешней, как саблей, рубанув ребром ладони по жилисто-бычьей шее старшего сержанта. Тот, мигом потеряв всякий интерес к происходящему, тяжело свалился со скамьи на травку-муравку и мирно задремал в глубоком нокауте.

– Вот ладушки, – удовлетворенно констатировал я, в очередной раз наглядно убедившись в безусловном превосходстве боевого карате над боксом. – Скинь клиента в воду. Я почему-то уверен, что у сержанта с капитаном Пилипчуком идентичное хобби. Подводное плаванье имею в виду. Они ведь коллеги как-никак.

Цыпа, словно заботливая мамаша ребенка, осторожно-бережно взяв бесчувственное тело на руки, отнес его к пруду. Раздался слабый всплеск, и я, наконец, лишился весьма сомнительного удовольствия лицезреть этого безмозглого легавого придурка. Очень малоначитанного к тому же.

– Догадываешься, в чем главная ошибка покойного? – спросил я вернувшегося к скамейке соратника.

– В том, что он тебе поверил? – нахально предположил Цыпленок.

– Нет, братишка! – Я даже поморщился, слегка оскорбленный где-то в тайниках души. – Совсем не в этом! Черепков, я по его базару вычислил, – любил при жизни русских классиков на досуге почитывать. А по уму ему стоило бы вместо художественной литературы учебник по криминалистике старательно-внимательно штудировать!

– Зачем? – удивился непонятливый соратник.

– Тогда он бы знал, что в подобной ситуации следовало не в челюсть бить, а в солнечное сплетение. Просекаешь? Ты же признанный профи!

– Ясное дело! – совсем по-мальчишески разулыбался явно польщенный Цыпа. – На морде Гришки после удара сержанта остался синяк-улика. И во-вторых, раз он кончался в бессознательном состоянии, то язык у него не вывалился наружу, как обычно бывает у повесившихся. Гарантия! Нужно было просто мокрым полотенцем Гришуню децал придушить сперва – и все дела!

– Вот именно! Трезво мыслишь, брат, – похвалил я умственные мокрушные способности своего телохранителя, являвшегося по совместительству высококвалифицированным мастером заплечных дел и ликвидов. – Сильно некультурно сработал Черепков, по-дилетантски топорно. При наличии телесных повреждений на трупе в суицид уже никто не поверит. Назначат служебное расследование, а куда оно ментов приведет – одному лишь дьяволу точно известно. По натуре сержант явно был холериком и психопатом, расколоть такого – раз плюнуть. Грамотного допроса он бы не выдержал и сдал бы нас со всеми потрохами. Согласен?

– Само собой, – кивнул Цыпа, почему-то усмехаясь. – Как всегда, полностью с тобой солидарен, Евген. Мент отправился за Гришуней вполне законно – стал для нас опасен...

Я подозрительно покосился на молодого соратника, пытаясь распознать его остальные, невысказанные, мысли.

– А может, ты вообразил, что я просто поскупился сержанту на вознаграждение? Признайся уж, браток.

– Да нет! С чего ты взял? – Цыпа оперативно согнал с губ хитрованскую усмешку и вылупил на меня старательно-честные глаза цвета безбожно разбавленного стеклоочистителя. – Ничего такого в голове не держал! Гарантия!

– Ну-ну, тогда ладушки, – сделал я вид, что поверил в кристальную искренность этого прохиндея, но все же для пущей убедительности решил предъявить вещественное доказательство, вынув из бумажника пачечку стодолларовых банкнот. – Видишь? Я намеревался личное слово сдержать и расплатиться с легавым фраером, но судьба-индейка распорядилась по-иному... И я ей, признаться, даже благодарен. Ей-богу!

– Как так? Почему? – Цыпленок был явно сбит с толку.

– Очень просто, браток, – не сдержав улыбки превосходства, разжевал я соратнику совершенно очевидную вещь. – Ликвидировав Черепкова, мы сполна рассчитались за убийство Гришки. Как-никак, а Гришка ведь был человеком нашей дружной команды. Думаю, душа его сейчас успокоилась и благодарно зла на нас уже не держит.

– Ты это серьезно? – недоверчиво хмыкнул Цыпа, разглядывая меня, будто чудо-юдо какое-то.

– На все сто! – отрубил я, щелчком отправляя окурок «родопины» вдогонку сержанту в черную воду пруда. – Впрочем, тебе все одно не понять движений моего сердца. Прости, брат, но ты толстокожий чересчур, как носорог. И тут уж ничего не поделаешь – натура такая у тебя. Прямо с рождения, по ходу. Ладушки! Кончаем пустой треп. Бедолага сержант все еще не всплыл – значит, благополучно захлебнулся и без лишнего хипиша ушел на глубину. Рвем когти!

Сумерки уже набросили на город свой черный бархатный халат, расшитый серебряными блестками звезд, и у меня на душе стало как-то приятно-покойно. Вообще, ночное время суток я почти всегда воспринимаю в самых положительных тонах и эмоциях.

Так как нынче я ел всего один раз, то решил подкрепить свои силы, совместив обед с ужином в ресторации гостиницы «Кент».

Ехать в клуб «У Мари» мой организм категорически не желал, так как было очевидно, что ужин в клубе пропадет зря – все приобретенные за столом калории придется тут же отдать на постельном фронте зеленоглазой стриптизерке. А сегодня я что-то притомился и морально и физически, на ратные сексуальные подвиги меня совершенно не тянуло.

Вместо выпавшего в осадок Григория роль метрдотеля в зале ресторана нашей гостиницы исполнял Петрович по кличке Фунт. Нас с Цыпой он встретил глубоким поклоном еще в холле. Видимо, засек из окна, как мы припарковывались на автостоянке.

– Прекращай из себя холуя строить! – строго заметил я, взявшись за согбенные плечи старого рецидивиста и рывком выпрямляя его спину. – Мы же старинные кореша, в конце концов! Ведь однажды не сможешь разогнуться! Семьдесят годков с гаком в багаже – дело нешуточное. Усвоил, брат Фунт?

– Как скажешь, Михалыч, так и будет, – весело засверкал золотыми протезами Петрович, улыбаясь всем своим морщинистым лицом, сильно смахивающим на печеное яблоко.

– Все спокойно? В зале посторонних много? – задал обычный дежурный вопрос супербдительный Цыпа.

– Тихо, как на кладбище! – съюморил наш бойкий старикан. – Время-то еще детское, половина столиков пустует. Ребята начнут подгребать ближе к полуночи. В зале чужих нет, сплошь одни завсегдатаи. Михалыч, мне с тобой перетолковать край требуется. Найдется минутка свободная?

– Для тебя – само собой. Но в ногах, как известно, правды нет. Пойдем-ка в зал, пока мой привередливый аппетит снова куда-нибудь не испарился.

Все втроем расположились в левом углу ресторации в уютно-удобной нише-«фонаре», создающей обманчивое впечатление, что мы находимся в отдельном кабинете.

Сделав заказ на ужин гориллообразному официанту – одному из Цыпиных боевиков, – я повернулся к Фунту:

– Внимательно слушаю, брат. Какие у тебя проблемы вдруг нарисовались? Не телись, рассказывай!

– Ты, ясно, в курсе, что Григорий арестован? – начал Петрович, вплотную придвигаясь ко мне и по-шпионски понизив голос. – Я вот кумекаю: а не захочет ли он, шкуру спасая свою, нас всех скопом заложить?

– И что ты предлагаешь? – усмехнулся я, весело переглянувшись с Цыпой. – Говори, не стесняйся. Здесь все свои.

Петрович смущенно кашлянул и еще более тихо продолжил мысль:

– Михалыч, могет, Григорию в тюрягу продуктовую передачку по почте заслать? А в конфетки цианит засунуть, чтоб Гришуня заткнулся раз и навсегда. Так-то надежнее будет, ей-бо! У меня имеется в загашнике несколько граммулек нужного порошочка...

Не сговариваясь, мы с Цыпой рассмеялись, а глядя на вытянувшуюся протокольную морду нашего милого старикана, удивленно-испуганно захлопавшего своими выцветшими голубыми глазами, – уже не смогли удержать гомерический хохот.

– Не обращай внимания, Фунт! Все путем! – успокоил я разволновавшегося соратника. – Но надобность в твоих чудесных рационализаторских предложениях уже отпала. Метрдотель проявил сознательность и нынче вздернулся у себя в камере на цепочке от унитаза.

– В натуре? – как-то радостно опечалился Фунт. – Ну и дела! Ведь совсем молодой был. Видать, судьба таковская у бедолаги.

– В самый цвет, – кивнул я, согнав с лица усмешку. – А против судьбы, как известно, не попрешь!

– Особенно, если к ней приложил руку какой-нибудь святой человек, – обронил Цыпа, хитро подмигивая Петровичу сразу обеими глазами. – Монах, к примеру...

– Кончай треп! – оборвал я не в меру развеселившегося молодого соратника. Не потому, что не доверял Фунту. Просто терпеть не могу, когда из такого печального, если не трагического, события, как смерть ближнего, делают фарс. Низкопробную комедию то бишь. Мы же, как-никак, люди-человеки, а не бездушные звери какие-то.

– Все понял... – Фунт старательно высморкался в миниатюрный шелковый платочек, смахивающий на женский, и поднял на меня смущенный взгляд. – Извиняй, Михалыч, за беспокойство. Стар стал, соображалка подводит. Сразу бы мог вкурить, что ты арест мэтра без внимания не оставишь...

– Ладно, Петрович! – Я дружески хлопнул старого рецидивиста по сутулой спине. – Сменим пластинку. Иди-ка лучше официанта поторопи. Уже пять минут прошло, а ужина как не было, так и нет!

– Я мухой! – Фунт поспешно вскочил с кресла, как молодой, и бодренько зашевелил ногами в сторону кухни.

Когда мы с Цыпой уже благополучно перешли к десерту, состоявшему из бисквитов и моих любимых хрустящих пирожных «бизе», соратник вдруг встрепенулся и некультурно указал пальцем куда-то мне за спину:

– Глянь, Евген! Вот тот фраер, что Веронике голову заморочил!

– Евгений Васильевич? – уточнил я, не оборачиваясь и продолжая чревоугодный набег на хрустальную вазу с «бизе».

– Он самый!

– А Вероника в зале?

– Не видать что-то. Шпилится в номерах, по ходу.

– Ладушки. Пригласи-ка тезку за наш столик для профилактической беседы.

Я с глубоким нескрываемым сожалением поглядел прощальным взглядом на оставшиеся в целости-сохранности «снежные» пирожные, но решительно отодвинул их подальше от себя на середину стола. Ничего не попишешь – работа превыше всего. Эффективно-убедительно базарить с набитым ртом совершенно невозможно.

Уже через несколько мгновений я имел сомнительное удовольствие лицезреть местное «яблоко раздора». Евгений Васильевич на новоявленного Дон Жуана, и верно, походил весьма мало. Точнее – был его полной противоположностью. Скромный рост, не превышающий ста семидесяти сантиметров, объемный живот, который не мог скрыть даже пиджак свободного покроя, ничем не примечательное лицо и почти лысая голова с жиденькими кустиками белесых волос. Верно в народе говорят: любовь зла – полюбишь и козла.

– Счастлив познакомиться, Евгений Михайлович, – проблеял этот компьютерный козлик, порываясь пожать мой кулак, неподвижно лежавший на столе.

– Обоюдно, Евгений Васильевич! Присаживайтесь! – строго заявил я, засунув руки в карманы и тем пресекая наглую попытку панибратства со стороны собеседника.

– Какие у вас отношения с Вероникой? – поинтересовался я, закуривая «родопину».

– Это такая молоденькая брюнетка? – уточнил лысеющий ловелас и, получив утвердительный знак Цыпы, продолжил: – Самые замечательные отношения. Мне вообще нравятся все барышни в вашей гостинице. Тот, кто их сюда подбирал, безусловно, имеет отменный вкус. – Евгений Васильевич хитровански заглянул в мои глаза, явно ожидая благодарности за столь неприкрытую грубую лесть. Но не дождался даже поощрительной ухмылки, ясно.

– Ну, раз все нравятся, то вы легче перенесете неприятное известие. – Я мрачно уставился в удивленные глаза собеседника. – Вы здесь завсегдатай, а мы считаем своим святым долгом предупреждать всех постоянных клиентов о некоторых особенностях Вероники, чтобы потом не возникло претензий...

– Да в чем, собственно, дело?! – нетактично прервал мою неспешную речь вдруг разволновавшийся коммерсант.

– А в том, что тот, кто контактирует с Вероникой, имеет большую вероятность подхватить какое-нибудь венерическое заболевание. Как мы недавно узнали, она имеет беспорядочные половые связи на стороне. Винить ее нельзя, можно только пожалеть – ведь девочка страдает бешенством матки, и ей постоянно требуется мужик. Дело доходит до того, что, когда Веронику никто на ночь не снимает, она цепляет любого пьяного ханыгу или бомжа и тащит к себе в постель. Готова бесплатной любовью даже заниматься, лишь бы удовлетворить свою буйствующую плоть. Я узнал, что ее на днях видели в забегаловке на железнодорожном вокзале. А вы, конечно, в курсе, какая там аховая публика трется, – сплошь сифилитики и вичинфицированные...

Евгений Васильевич слушал мою длинную речь разинув рот и явственно бледнея физиономией.

– Мне искренне жаль несчастную девочку, но я вынужден вас предупредить о возможных неприятных последствиях, – печально закончил я. – Как человек честный, поступить иначе я просто не мог.

– Благодарю, Евгений Михайлович, что поставили в известность. Это очень великодушно и благородно с вашей стороны! – немного придя в себя, заявил наивный тезка и снова попытался пожать мне руку.

Как и давеча, я поспешно спрятал ладони в карманы куртки и, якобы слегка смутившись, пояснил:

– Простите, Евгений Васильевич, но руки я вам не подам. Не хочу рисковать. Читал в одной научно-популярной медицинской брошюрке, что через рукопожатие даже сифилис получить можно. Вы ведь с Вероникой уже с месяц контактируете...

Бледная морда компьютерного коммерсанта вдруг покрылась забавными бордовыми пятнами. Наскоро попрощавшись, он покинул наконец наш столик.

– Это ты хитро придумал, – одобрил Цыпа, распечатывая новую бутылку итальянского шампанского. – Но фраер с испугу вполне может не только от Вероники откреститься, но и от всего заведения.

– Да и дьявол с ним! Невелика потеря, – отмахнулся я, придвигая к себе с середины стола вместительную хрустальную вазочку.

Когда «бизе» и полусухое шампанское пришли к своему логическому концу, я поехал домой. Отпуская у подъезда Цыпу на все четыре, велел ему заскочить за мною завтра в час дня.

3

Жара стояла несусветная. Солнце шпарило так, словно восхотело сдуру пятилетний план отдачи тепловой энергии выполнить за два года.

Кстати, читал в одной книженции, что небесное светило всего за секунду вырабатывает столько энергии, сколько на Земле возможно добыть лишь за сто лет. Даже с учетом современных технологий, просто уму непостижимо, в натуре.

Я распахнул все окна в квартире, но желанного облегчения это не принесло. Надо, пожалуй, не жадничать и приобрести наконец-то хотя бы парочку домашних кондиционеров.

Проиграв фрагмент траурного марша Моцарта, старинные настенные часы возвестили, что натикало уже одиннадцать часов. Пора начинать шевелиться, если не желаю опоздать на встречу с господином приставом.

Так как контакты с Назаренко я решил от Цыпы затемнить, то пришлось вместо «мерса» вызвать по телефону банальное такси.

Сегодня днем здание налоговой инспекции выглядело так же нахально-помпезно, как и позавчера под вечер. Поднявшись на второй этаж, обнаружил, что дверь в девятнадцатый кабинет опечатана. Слегка обеспокоившись, разглядывал широкую бумажную ленточку с двумя сургучными печатями и прикидывал, что бы это могло означать. В первую очередь для меня лично.

Туда-сюда сновали по коридору люди, а я все стоял как вкопанный дурак у кабинета, не зная, что конкретно предпринять.

Мне на помощь пришел какой-то худощавый очкарик с красной папкой под мышкой.

– Вас вызывал старший пристав Назаренко? Пройдите, пожалуйста, в пятнадцатый кабинет к приставу Губерману, он его замещает.

– А где господин Назаренко? Мне необходим именно он. По сугубо личному вопросу.

– Сожалею, но Назаренко принять вас уже никогда не сможет. – Очкарик как-то странно вглядывался мне в лицо, словно опасался чего-то. Истерики, по ходу.

– Дело в том, что с господином Назаренко произошел трагический несчастный случай, – уверившись, что я явно не из слабонервных, пояснил он.

– Автомобильная катастрофа? – высказал я первое пришедшее на ум. – Со смертельным исходом, как понял?

– Вы правильно поняли, но это было не дорожно-транспортное происшествие, – очкастый тип замялся чего-то и, обронив: – Рекомендую все же пройти в пятнадцатый кабинет, – засеменил дальше по коридору, быстро затерявшись среди многочисленных посетителей заведения. Учреждения то есть.

Вернулся я домой в самом скверном расположении духа. Вот ведь незадача! Пасьянс складывается явно не в мою пользу. Неизвестно, в чьи руки теперь попадут те листочки с компроматом. Придется к данному делу все свои ментовские связи подключить для страховки. Натуральное разорение – оберут, ясно, как липку. Оно и понятно, кто же в наши дни бесплатно крутиться станет? Да и торговлишку левой водярой придется полностью приостановить на какое-то время, пока все благополучно не утрясется. Сплошные убытки! Вот уж верно говорится: не было печали!..

Чтобы сбить нервный накал с мозгов, набулькал себе почти половину фужера марочного коньяка и намахнул не закусывая.

Влажное «золото» возымело свое обычное благотворное действие – я заметно успокоился и даже слегка обмяк в мягко-дружеских объятиях глубокого кресла.

Для укрепления личного настроения на достигнутых психических рубежах закурил из портсигара с двуглавым орлом на крышке. Вскоре мысли перестали суетливо прыгать в голове из одного полушария в другое и потекли плавно-медленно, уже не натыкаясь друг на дружку.

В тринадцать часов затренькал электроколокольчик у входных дверей.

Цыпа, как всегда, поражал своим вечно бодрым цветущим видом и непроходимым оптимизмом на сытой морде. Меня, признаться, даже завидки взяли.

Узрев початую бутылку «Матра» на столе, Цыпленок осуждающе насупился:

– Ты же не хотел, Евген, с крепких напитков день начинать. Можно ведь и пивком знатно опохмелиться.

– Не учи ученого, – отмахнулся я, – к тому же у меня веский повод есть в наличии: один мой новый знакомый копыта отбросил. Как истинный христианин в душе, я должен помянуть бедолагу.

– Ты, случаем, не Назаренко имеешь в виду? – поинтересовался соратник, странно поблескивая лукавыми глазами.

– Да, – печально подтвердил я, слегка удивленный Цыпиной осведомленностью, – Его Величество Несчастный Случай привел нашего пристава к фатальному исходу.

– Ха! Жди! Ты ведь сам, Евген, часто говоришь: на случай надейся, но сам не плошай! Верно?

– Что? Так это твоя работа?! – Я, не сдержавшись, звезданул кулаком по полированному столу и, боюсь, оставил на нем царапину массивной золотой печаткой, которую таскаю с недавнего времени на безымянном пальце. Просто положение обязывает, а по идее, я к презренному металлу практически равнодушен. Сейчас ведь как? Коли на тебе золотишка нет, тебя уже и за человека не считают. Вот и приходится слегка фраериться.

– Не хипишуй, Евген, зря! – нагло заявил соратник, не потеряв самодовольного выражения лица. – Я все сделал чисто, по-умному, как ты сам утвердил. Полиэтиленовый мешок с «Моментом» и ацетоном на ментовскую морду – и все дела. Обычный несчастный случай у токсикоманов. Комар носа не подточит. Гарантия! Зато ты без хлопот отделался от подлюги вымогателя.

Я сгоряча хотел было высказать Цыпе все, что о нем сейчас думаю, но, глядя в сияющие небесно-незамутненные глаза соратника, промолчал скрепя сердце.

Вздохнув, обронил только:

– Я вот иногда прикидываю, браток. Не пора ли тебе сменить прозвище Цыпа на Медведь?.. По-моему, будет в самый цвет!