Поездка в плацкартном вагоне стала настоящей пыткой – распаренные пассажиры дружно умирали от духоты. Вика совершенно измучилась и уже в сердцах пожалела, что так опрометчиво дала Даниле согласие приехать в Ялту.

– Ты же никогда в жизни не видела моря! – убеждал он её. – До начала учёбы ещё есть время, вернёшься аккурат к занятиям!

И она, поддавшись его уговорам, согласилась. Тем более это и в самом деле казалось заманчивым – Ялта неизменно ассоциировалась у Вики с любимым писателем Чеховым, ведь именно там он провёл последние годы своей жизни. Она хотела прогуляться по тем же улицам, по той же набережной, взглянуть на то же море, на которое некогда печально смотрел ОН… Вот только денег у неё было в обрез, еле-еле наскребла на плацкарт. Данила, к слову, предлагал ей оплатить билеты, но она, чуть ли не отбиваясь, испуганно отказалась. Всё-таки у них пока были не те отношения, чтобы он запросто давал ей деньги. Они с Даней ещё даже ни разу не поцеловались. Отчасти поэтому он и просил её приехать к нему – чтобы они смогли ближе узнать друг друга. Сам он отправился на свою малую родину чуть пораньше, за несколько дней, и должен был всё подготовить к её визиту.

– У тебя начнутся занятия во ВГИКе, у меня – съёмки за пределами Москвы, мы будем очень редко видеться, – говорил он. – Давай хоть недельку проведём совсем-совсем вместе. Ты меня получше узнаешь…

Попутчиками Вики оказались молодая беременная женщина с собачкой-пекинесом, мать с полуторагодовалым ребёнком и мужчина средних лет. На «боковушках» же ехали две подруги – девушки лет восемнадцати-двадцати. Больше всех в этой компании Вика сочувствовала малышу и беременной, представляя, как им тяжко приходится.

Мать – её звали Натальей – обтирала сынишку смоченным холодной водой полотенцем, но Андрюша всё равно был вялый и сонный, тихо жаловался на жару и почти не играл. Кондиционер отсутствовал, а попытки открыть окно в их отсеке ни к чему не привели. Оказалось, что это аварийный выход, заколоченный наглухо.

– Я уже не раз пожалела, что сэкономила на билетах, – поделилась Наташа с Викой, обмахиваясь всё тем же мокрым казённым полотенцем, когда измученный сын ненадолго заснул. – Хотя… в моём финансовом положении купе грозило вылиться в последующую жесточайшую диету под названием «С хлеба на воду». А мне хочется на море как следует откормить сына свежими фруктами, овощами и рыбой…

По поводу финансового положения Вика понимала её, как никто другой. Унизительность безденежья сидела в ней вечной занозой. Впрочем, едва ли в плацкартных вагонах ехали сплошь богачи. В основном это были люди, вынужденные существовать в режиме жёсткой экономии, но, тем не менее, не желающие отказывать себе в маленьких радостях – таких как ежегодная поездка на черноморское побережье.

– До сих пор помню выражение лица моей коллеги Ляли, – презрительно фыркая, рассказывала Наташа Вике, найдя в ней благодарную слушательницу. – «Почти двое суток на поезде? – пищала она тонким голоском, изображая искреннее простодушие. – Натусь, ты спятила?! Ребёнка пожалей! Не проще ли лететь самолётом?» Куда уж проще… – Она засмеялась, и Вика понимающе хмыкнула:

– Это или тупость, или беспардонность, когда ты высчитываешь разницу между плацкартом и купе, жалея каждую копейку, а тебе предлагают самолёт… Прямо как в анекдоте: «Я не ел семь дней!» – «Надо себя заставить!»

– Ага, или из той же серии: «Нет хлеба – пусть едят пирожные», – подхватила Наташа, а затем тяжко вздохнула. – Этот отпуск… Если бы ты только знала, Вик, как я на него копила! Долго и упорно, несколько месяцев подряд отказывая себе даже в мелочах… И я не собираюсь лишаться мечты. Говорят, море врачует любые раны…

– Раны? – непонимающе переспросила Вика.

– Душевные, конечно, – пояснила Наташа. – Страстно желаю поскорее забыть затяжной период своего бракоразводного процесса. Километры нервов вымотал!

– Скоро всё это закончится, – подбодрила Вика, наблюдая, как мать снова и снова обтирает разгорячённое тельце сына полотенцем. – Вы с Андрюшкой будете сидеть на утреннем пляже и встречать рассвет… плавать до одурения… закапывать друг друга в песок… покупать на рынке персики… Нужно просто немного потерпеть!

Наташа послала ей в ответ благодарный взгляд.

К сожалению, терпению не способствовал другой попутчик – потасканный мужичонка сильно за «полтинник», представившийся просто Валерой. Этот гад достал весь вагон в целом и Вику с Наташей в частности: он упорно предлагал им отведать домашнего самогона на кедровых орешках и искренне недоумевал, когда они отказывались.

– Почему?! Чистейший! А за компанию? А для настроения? А чтобы скучно не было? – И он тыкал стакан прямо Вике под нос, отчего она в ужасе отшатывалась. Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заорать, Вика отвечала, что не пьёт самогон, тем более «за компанию», и что с настроением и так всё в порядке. Однако Валера продолжал настаивать, чем порядком бесил.

– Ты, может, боишься, что я начну к тебе приставать? – кокетничал он, наливая себе очередную порцию. – Не буду, не переживай… Хотя ты вполне в моём вкусе. Тем более, каждая женщина мечтает, чтобы к ней пристали, и ты не исключение!

– Я не мечтаю, – раздражённо отвечала Вика. – Оставьте меня, пожалуйста, в покое.

– Зря, – пьянея всё больше, продолжал разглагольствовать Валера. – Я один раз вот так… в поезде… с пассажиркой! Молодая была, красивая. Я штаны расстегнул – она аж в обморок упала! – хвастливо сообщил он. – Наутро благодарила со слезами за доставленное удовольствие.

Вика не сомневалась, что история с «молодой и красивой» – плод его отравленного алкоголем воображения, однако поддерживать разговор не стала и просто игнорировала эти откровения. Валера был ей неприятен – его высказывания позволяли смело делать выводы об уровне его образования и о человеческих качествах в целом. «Колидор» и «тубаретка», звучавшие из его уст, заставляли Вику скрежетать зубами. А когда беременная попутчица, не выдержав Валериных монологов, вежливо попросила его немного угомониться и сбавить тон, он принял позу оскорблённой невинности и ляпнул:

– А знаете, ваша собака – намного лучше вас!

– Как вам не стыдно! – возмутилась Наташа. – Если вы не оставите нас всех в покое, я пойду жаловаться начальнику поезда!

Валера припечатал и её:

– Не вмешивайся! Знаешь, почему ты такая злая? Потому, что у тебя мужика нет!

И, премного довольный собой, он полез спать наверх. «Терпи. Терпи!» – молча, одними глазами уговаривала Вика Наташу, видя, что та буквально трясётся от ненависти.

Ночью Валера упал со своей верхней полки, долго матерился и орал, чем перебудил половину вагона. Вика в сердцах жалела, что он ничего себе не сломал, – дуракам всегда везёт.

На второй день путешествия – когда уже приблизились к югу – в вагоне стало совсем невыносимо. Не просто жара, а реальное адово пекло. Андрюшка перегрелся, лоб его был горячим и влажным, а пекинес Пончик забился под нижнюю полку и тяжело дышал, высунув язык. У Вики разболелась голова от духоты и густых запахов еды, распространившихся по всему вагону. Копчёная колбаса, варёные яйца, куры-гриль, сало с чесноком, лапша быстрого приготовления – всё это смешивалось с запахом потных тел и несвежих носков. Вика не понимала, как люди могут столько есть – постоянно, без перерыва, да ещё и на такой жаре.

Валера больше не буянил – мучился похмельем, лёжа на верхней полке, и распространял вокруг себя перегарный смрад.

– Пусть себе воняет, лишь бы молчал, – шепнула Наташа на ушко Вике. Она тоже выглядела измученной – переживания за сына плюс собственная дикая усталость. Вика не представляла, как ей было тяжко ночью – на одной узкой полочке с разгорячённым ребёнком… «Ни за что не стану рожать детей», – в очередной раз пообещала себе она.

– Если хочешь, полезай наверх – на мою полку, и отдохни сама немного, – предложила Вика Наташе, когда Андрюшка погрузился в беспокойный и душный дневной сон. – Я за ним присмотрю, чтобы не упал. Тебе ведь тоже надо поспать…

– Ой, ну что ты! – смутилась Наташа. – Мне неудобно тебя напрягать.

– Да никакого напряга, – великодушно отозвалась Вика. – Я всё равно лежать не собираюсь. Лезь-лезь!

Наташа с благодарностью воспользовалась её предложением, потому что и в самом деле дико устала.

– Скорее бы уже Симферополь, а оттуда мы сразу на электричку до Евпатории – и на месте! – вздохнула она.

Вика осторожно уселась на полку, где посапывал маленький перегревшийся Андрюшка – голенький, взмокший, в одних трусиках. «Бедняжка, – подумала она с жалостью. – Оценишь ли ты по достоинству мамины жертвы, все её старания вывезти тебя на море, если это даётся такой ценой?»

– Девушка, – негромко позвали её. Она подняла голову и встретилась глазами с одной из подружек, что ехали на «боковушках». Сейчас обе сидели за складным столиком, деловито раскладывая на салфетке сыр и свежий виноград, который купили на одной из станций.

– Вы мне? – уточнила Вика на всякий случай.

Подруги одновременно приветливо улыбнулись ей.

– Да, вам, – кивнула сдобная блондинка с нежным розовым румянцем во всю щёку. – У нас есть холодное вино. Составите компанию? Мы же видим, что вам скучно и жарко.

– Холодное? – недоверчиво переспросила Вика.

Вторая подруга – наоборот, сухопарая и жилистая брюнетка – энергично закивала:

– Мы с проводницей договорились, она держала его у себя в холодильнике.

Как наяву почувствовав во рту терпкий кисло-сладкий вкус, Вика сглотнула слюну.

– С удовольствием! – обрадованно произнесла она.

– Тогда придвигайтесь поближе!

Познакомившись с девушками, Вика узнала, что пышку зовут Алёной (глядя на неё, так и хотелось сказать «Алёнушка»), а худую – Ольгой. Они обе учились в Плехановской академии на втором курсе, а сейчас ехали отдыхать на море.

– Ты из Симферополя куда? – спросили они Вику. – Не в Ялту, случаем?

– Именно туда, – кивнула она, – а что, вы тоже?

– Ага, и мы, – подтвердила Алёнушка. – А как добираться будешь? На маршрутке, автобусе или такси?

– Меня парень встретит, – ответила Вика, мысленно добавив: «Надеюсь, что встретит».

– А, так у тебя там бойфренд?

– Ну, не совсем бойфренд… – смутилась Вика. – Вообще-то мы знакомы всего около месяца. Я ещё сама толком не поняла, какие у нас отношения. Вот, пригласил погостить у него немного… Он сам родом из Ялты, но постоянно живёт и работает в Москве. Он артист, – добавила она с гордостью, не удержавшись.

Подружки хором ахнули, и глаза их заблестели.

– Артист?! Да ты что? Известный?

– Данила Стрельников, – понизив голос, сообщила она.

– Не может быть! – Они восторженно всплеснули руками. – А где ты его подцепила?

Вике пришлось рассказать в общих чертах свою историю. То, что она сама – будущая актриса, наполнило подруг ещё большим уважением к ней, и они буквально забросали её вопросами. Вика почувствовала себя натуральной звездой.

– Послушай, – сказала вдруг Ольга, задумавшись, – а твой Данила… он же вращается во всей этой актёрской среде, тусовке, так?

– Ну… наверное, – Вика неуверенно пожала плечами.

– Ты не в курсе, он не знаком, случайно, с Белецким?

– С Александром Белецким? – уточнила Вика.

Обе подруги синхронно кивнули:

– С кем же ещё!

Это имя, конечно же, было у всех на слуху. Александр Белецкий – настоящий секс-символ, кумир российских женщин любого возраста, от детсадовского до пенсионного, был самым востребованным и высокооплачиваемым актёром страны. Вика видела много фильмов с участием Белецкого и, как и большинство, восхищалась его сумасшедшим талантом. Белецкий, без преувеличения, был гением. Играл на разрыв – так, что, бывало, даже мужчины не могли удержаться от слёз во время просмотра фильмов или спектаклей с его участием, а уж женщины – те и вовсе рыдали взахлёб. Артист был довольно молод – кажется, ему не исполнилось ещё и сорока, – но отличался разборчивостью, так как всегда очень придирчиво подходил к выбору ролей и не соглашался играть в тех фильмах, сценарий которых ему не нравился. Как правило, все картины с его участием становились дико популярными, народ ломился в кинотеатры. Уже одно его имя в титрах было залогом будущего успеха.

Помимо того, что Александр был безумно талантлив, Бог наделил его ещё и дьявольской красотой. Даже если Белецкий не был бы актёром – прохожие, несомненно, оборачивались бы ему вслед. В нём было то, что принято называть «породой», – стать истинного аристократа, принца голубых кровей, благороднейшего из смертных. Высокий рост, и при этом – тонкая в кости, но сильная фигура; руки прекрасной формы, как у музыканта… И лицо – лицо заслуживало отдельного внимания, оно так и просилось на холст живописца: чёрные волосы стильно и естественно падали на высокий ровный лоб – невольно хотелось протянуть руку, потрогать этот густой шёлк, отвести пряди с лица; синие пронзительные глаза, умеющие выражать целую гамму эмоций, – судачили, что Белецкий умел в первую же секунду знакомства так посмотреть на девушку, что та готова была пойти за ним хоть на край света; рот и губы идеальной формы, прямой красивый нос… В общем, глядя на артиста, трудно было поверить, что такие мужчины существуют на самом деле. Да, им было место в кино, в вымышленной и оттого прекрасной жизни, но не в скучной приземлённой повседневности. Поговаривали, что как минимум десяток актрис пыталось покончить жизнь самоубийством из-за Белецкого, помимо того что у него за плечами висело уже два развода – ну что ж, должны же были у этого совершенного человека иметься хоть какие-то недостатки. А слабость к женскому полу при его данных – и не недостаток вовсе, а так… маленькая очаровательная слабость.

Вика виновато развела руками:

– Честно говоря, я не знаю. Даня о нём никогда не упоминал. Не думаю, что они знакомы. Тем более Белецкий – он такой… такой…

– Какой? – насмешливо переспросила Ольга.

– Как небожитель! – Вика, наконец-то, подобрала подходящее слово. – Мне вообще сложно представить его в какой-то бытовой ситуации. В компании друзей. Во время еды. Или в магазине…

Подруги переглянулись и фыркнули.

– Я сказала что-то смешное? – удивилась Вика.

Алёнушка примирительно похлопала её по плечу:

– Не обижайся. Просто Белецкий… Он вполне земной человек, со всеми общечеловеческими слабостями и привычками.

Теперь настал черёд удивляться Вике.

– Вы знакомы?

– Ну, как сказать… В общем, мы с Ольгой уже несколько лет – его поклонницы. Не пропускаем ни одного спектакля в Москве. Ходим на премьеры всех его фильмов. Записываемся на телешоу с его участием. И да, он уже даже немного узнаёт нас, когда мы дарим ему цветы или поджидаем возле служебного входа после спектакля.

– Зачем… поджидаете? – обескураженно переспросила Вика.

– Как это – зачем? А поговорить, а сфотографироваться вместе с ним, а получить автограф?

– А-а-а… – протянула Вика неопределённо, хотя понятнее ей от этого объяснения не стало. Раньше она никогда не сталкивалась так близко с фанатами и теперь была несколько сбита с толку. – А для чего вам нужны все эти… совместные фотки и автографы?

– Ну как этого можно не понимать, – вмешалась Ольга, качая головой. – Это же круто – знать, что человек, которым ты так восхищаешься, был с тобой рядом, приобнимал тебя за плечи, благодарно чмокал в щёчку… – Она блаженно зажмурилась. – И фотографии – напоминание о тех прекрасных моментах, когда мы были вместе.

Она именно так и сказала: «когда мы были вместе», Вика не ослышалась. Между тем обе подруги дружно достали телефоны и принялись с гордостью демонстрировать фотографии с Белецким, сохранённые в памяти их мобильников.

– Вот это три месяца назад, на «Горе от ума»… А это мы – в Останкино, подловили Сашу после участия в одном ток-шоу… А это – июньское фото, снова после спектакля, у служебного входа…

У Вики закружилась голова – то ли от духоты, то ли от полученной ею странной информации.

– Сейчас у Саши съёмки в Ялте, – деловито пояснила между тем Алёнушка. – Он пробудет там ещё пару недель, снимается у Тодоровича в историческом фильме. Хотим подстеречь его где-нибудь… хорошо бы на пляже. – Она мечтательно зажмурилась. Вика невольно представила себе, как артист после тяжёлого трудового дня бежит искупаться, а на берегу его поджидает пышнотелая Алёнушка в цветастом купальнике, страстно сопит и кидает в его сторону томные взгляды… Представила – и расхохоталась.

– Чего смешного? – обиделись подруги.

Вика покачала головой:

– Да нет, это я о своём, простите… Так значит, вы едете в Ялту специально для того, чтобы встретиться с Белецким? – переспросила она, всё ещё не в силах поверить своим ушам.

– Ну, скажем так – мы совмещаем приятное с полезным. Всё равно хотели с Алёнкой поехать на море летом, а тут так удачно у Саши съёмки подвернулись… Мы были бы дурами, если бы упустили этот шанс. Ты не думай, – торопливо добавила Ольга, внимательно наблюдая за выражением Викиного лица, – мы не какие-нибудь дикие фанатки. Мы – поклонницы! – гордо отрекомендовалась она.

– А чем поклонницы отличаются от фанаток? – спросила Вика серьёзно. – Есть какая-то градация?

– О-о-о, – протянули они хором, – фанатки – это ненормаши.

– Они готовы на всё, чтобы переспать с кумиром. – Ольга брезгливо поджала губки. – Кидаются к нему на шею и кричат, что любят… в общем, ведут себя как навязчивые идиотки и докучают артисту.

Вика подумала, что, пожалуй, вся разница между поклонницами и фанатками – в большей раскованности первых и закомплексованности вторых. Ведь если бы Белецкий предложил той же Алёнушке или Ольге не то что замуж, а просто переспать с ним, обе согласились бы не раздумывая, в этом у Вики не было сомнений. Но, поскольку он ничего такого им не предлагал, оставалось только гордо именовать себя «поклонницами», напоказ презирать «фанаток» и собирать коллекцию из никому не нужных автографов и совместных фотографий с актёром.

Однако вино было действительно холодным и очень вкусным, девчонки – весёлыми, и всё равно нужно было как-то коротать время в пути, поэтому Вика осталась в их компании. Они пили вино, ели сыр с виноградом и весело болтали – в основном, конечно, об Александре, и за короткое время Вика узнала о нём столько, что он стал ей как родной. Видно было, что подругам приятно найти новые уши – надо полагать, что между собой они уже обсудили своего кумира вдоль и поперёк, от макушки до пяток.

– Он такой замечательный человек! – чуточку захмелев, вздыхала Алёнушка. – Такой золотой…

– Откуда же ты можешь знать, какой он человек, – беззлобно поддевала её Вика. – Образ, который актёр воссоздаёт на экране или в который играет на публику, – вовсе не то же самое, что он делает, к примеру, дома, оставшись наедине с собой…

– Ну нет! – лукаво возражала Ольга. – Мы всё про него знаем! И биографию, и все его привычки! Какие сигареты он курит… Одежду какой марки предпочитает… Какое у него любимое блюдо, как зовут его маму, какой породы у него пёс, на какой машине он ездит…

– Храпит ли он во сне? – парировала Вика. – Ковыряет ли в носу? Что может заставить его ржать до колик, а что способно довести до слёз? Во сколько лет он впервые поцеловался и какую училку в школе ненавидел больше всего? Вырезали ли ему гланды в детстве? Боится ли он боли, не падает ли в обморок при виде таракана?

– Ну, ты утрируешь, – Алёнушка махала на неё полными руками, – разумеется, мы не можем быть в курсе всего. Но, поверь, мы прекрасно знаем, что это за человек! Он добрый, и милый, и великодушный, вся его самоуверенность на публике – только поза, а в глубине души Саша нежный, ранимый и робкий!

– Ладно, – сдалась Вика, – вам виднее. Я, на самом деле, понятия не имею, какой человек в жизни – этот ваш Александр Белецкий.

«Да мне, собственно, и всё равно!» – добавила она мысленно.

…Так получилось, что, вывалившись из вагона на раскалённый полуденный перрон симферопольского железнодорожного вокзала, Вика быстро потеряла из виду всех своих попутчиков, кроме подруг-фанаток. Беременную женщину с пекинесом встретил муж. Похмельный Валера, растерявший всё своё молодецкое ухарство, понуро побрёл к автобусной остановке. Наташа, держа одной рукой ручку чемодана, а второй – потную ладошку сына, деловито заспешила к расписанию электричек до Евпатории.

– Вика! – услышала она знакомый голос среди пёстрой бурлящей толпы и, весело обернувшись, попала прямо в горячие объятия Данилы. Он выглядел очень по-домашнему, в какой-то нелепой смешной панаме, в шортах, майке и шлёпках, и Вика порадовалась, что он был именно таким, очень милым и славным, – она теперь испытывала меньше неловкости за свой измученный вид, потную физиономию, немытые двое суток волосы и насквозь пропылившуюся одежду.

– Привет, малыш, – поцеловав её в щёку, сказал он, сияя как начищенный самовар. – Наконец-то добралась… страшно рад тебя видеть.

– Я тоже, – выдохнула Вика, с облегчением вручая ему дорожную сумку и расслабившись. – Почему-то боялась, что ты меня не встретишь. Или время перепутаешь, или номер вагона, или ещё что…

– Обижаешь, насяльника, – шутливо насупился он. – Я вовсе не такой необязательный, как ты себе это напридумывала.

– Были ведь прецеденты, – подколола она его.

– Караул! Ты такая злопамятная, душа моя! – Он весело захохотал, откровенно радуясь встрече и не скрывая этого. Вика невольно залюбовалась его свободе в проявлении чувств, его раскованности. – Ну что, пойдём к машине?

Тут он, наконец, заметил стоящих рядом Ольгу и Алёнушку – было совершенно очевидно, что они не просто проходили мимо, а целенаправленно держатся вместе с Викой.

– Здравствуйте, сударыни, – церемонно поприветствовал он их.

– Здравствуйте, Данила, – откликнулись они, довольные знакомством – это, конечно, был не их кумир Александр Белецкий, но всё равно приятно, не каждый день удаётся вот так запросто пообщаться со звездой.

– А вы куда путь держите? Вас никто не встречает?

– Им тоже в Ялту надо, – объяснила Вика.

Данила тут же легко предложил:

– Тогда могу вас подбросить до города.

Девушки едва не умерли от счастья – о подобном они и мечтать не могли. Весело болтая, все четверо зашагали к выходу из вокзала.

Когда Вика увидела машину Данилы, то поначалу подумала, что это какая-то дурная шутка. Её взору явился старенький обшарпанный «жигулёнок» – такой допотопный, каких она не встречала даже на улицах родной Самары. Это у Данилы-то! У модника Данилы, чей навороченный байк стоил целое состояние!..

– Ну, как вам мой кабриолет, дамы? – посмеивался Данила как ни в чём не бывало.

– С ума сойти, – отозвалась Вика, не отрывая взгляда от чудо-автомобиля.

Наконец, он сжалился над её растерянностью и пояснил:

– Это дедушкина машина. Несмотря на неказистый вид, бегает очень даже бодренько, сама сейчас убедишься… Ну, не мог же я тебя, уставшую после поезда, восемьдесят километров трясти в душном общественном транспорте!

– А по-моему, прелестно, – подала голос Алёнушка. – Замечательная ретро машинка…

Они рассмеялись, и инцидент был исчерпан. Погрузили вещи – у всех трёх девушек были с собой не очень объёмные дорожные сумки, так что в багажник они поместились без труда, – и расселись: Вика впереди, рядом с Данилой, а Ольга с Алёнушкой – на заднем сиденье. Данила был совершенно прекрасен, по-джентльменски обходителен, очарователен – тут же сбегал к ларьку и принёс пассажиркам три порции апельсинового мороженого «Хладик», чтобы скрасить время в пути.

– Можете открыть окна, леди, – любезно предложил он. – Кондиционера в этой развалюшке, увы, не предусмотрено…

Наконец, машина тронулась. Вика почувствовала, как безумный, дикий, первобытный восторг поднимается откуда-то со дна её души и отзывается бабочками в животе. Она была на юге! Первый раз в жизни!.. Она ехала по дороге, а в окно врывался горячий влажный крымский воздух, пахнущий морем и степью… Вика никогда не бывала ни в степи, ни на море, но почему-то знала, что они пахнут именно так… А рядом с ней находился парень, который очень ей нравился и, похоже, тоже испытывал к ней большую симпатию. Во всяком случае, она перехватывала краем глаза его взгляд, обращённый в её сторону – в нём были и нежность, и любование, и трепет… Причём это был даже не исполненный страсти взор, нет! Данила смотрел так, будто закутывал её в тёплый плед дождливым вечером. Или кормил с ложки яблочным вареньем. На неё ещё никто никогда так не смотрел. Ей хотелось чувствовать его объятия, его губы… Но дальше поцелуев её фантазии почему-то не заходили. Слишком уж хорошо ей было сейчас, в настоящем.

– Скажи-ка, Даня, – вспомнила она вдруг кое-что и улыбнулась, – а у тебя есть фанатки?

– А ты как думаешь? – приосанился Данила. – Конечно, есть!

– Не может быть! – не поверила Вика. – Самые настоящие?!

– Что ты подразумеваешь под «настоящими»?

– Ну, те, которые подлавливают тебя после съёмок, кричат о своей любви, требуют совместных фоток и автографов…

– Да сколько угодно, – кивнул он.

– Вика, ну ты как с луны свалилась, – подала голос Ольга с заднего сиденья. – Фаны есть практически у любого артиста или певца… даже не самого популярного. А уж Данила – вообще звезда, как будто ты не знаешь!

– Ну, до звезды мне, положим, пока далеко, – засмеялся Данила, впрочем, явно польщённый. – Ещё есть к чему стремиться… Но уповаю на то, что карьера моя только начинается. Так что всё впереди!

– Кстати, о звёздах… – Вика вспомнила разговор с девочками в поезде. – Ты не знаком с Александром Белецким?

– Пересекались пару раз, – отозвался Данила, – но знакомство это скорее шапочное. То есть у меня даже нет номера его телефона, и он едва ли помнит моё имя и лицо.

Ольга с Алёнушкой заметно скисли.

– А почему ты спрашиваешь? Он тебе нравится?

– Да, – кивнула Вика, – замечательный артист. А тебе?

– Эх, кому же не нравится Белецкий! – шутливо воскликнул он. – На самом деле, конечно же, я им восхищаюсь. Он – гений. Разный во всех своих ролях и при этом абсолютно искренний.

Эта фраза попала на благодатную почву – Ольга и Алёнушка защебетали как заведённые и не затыкались до того самого момента, пока не приехали в Ялту.

– Где вы остановитесь? – спросил у подруг Данила, тоже немного притомившийся от полуторачасового пения осанны Белецкому.

Вика испугалась – а вдруг сейчас выяснится, что девушки ещё и жильё себе не нашли? А если добряк Данила их тоже потащит к себе домой? Предполагать такое, конечно, было глупо, но…

К счастью, её опасения не подтвердились – Ольга с Алёнушкой заранее сняли комнату на улице Рузвельта, забронировав жильё через знакомых. Данила доставил их по адресу, и теперь можно было со спокойной душой ехать к себе.

– Ну, наконец-то мы вдвоём. – Едва за подружками захлопнулась дверца машины, Данила по-свойски притянул к себе Вику и поцеловал крепким поцелуем, полудружеским-полувлюблённым. – Так здорово, что ты согласилась приехать… Ещё минут десять – и будем на месте!

«Жигулёнок» вырулил на тихую зелёную улочку.

– Жаль, что с родителями не познакомишься, – посетовал Данила, – у них отпуск сейчас у обоих, вот и рванули в Барселону. Так что из всех членов семьи дома только дед! – Он подмигнул Вике.

Та, признаться, в глубине души была даже рада, что родители Данилы в отъезде. Она ещё не подготовилась морально к тому, чтобы её представили официально… тем более что и собственный статус был ей пока не окончательно ясен.

В Ялту она влюбилась с первого взгляда, несмотря на то что видела её пока только из окна машины. Это был удивительно уютный и славный город, окружённый с суши полукольцом гор. Тенистые уютные дворики с кипарисами, магнолиями и пальмами, пышные клумбы с яркими цветами – особенно в старой части Ялты – произвели на Вику неизгладимое впечатление.

Семья Данилы жила в собственном доме недалеко от моря. Под словом «дом» не следовало подразумевать шикарный особняк – это был старенький домик в три комнаты, который построили ещё Данины прадедушка с прабабушкой. Но Вике ужасно понравилось всё, что она увидела: и цветущий сад, и открытая веранда, на которой можно было пить чай по вечерам, и скрипучие деревянные полы, и мансарда, в которую её поселили…

– Вообще-то это моя комната, – пояснил Данила, затаскивая наверх её дорожную сумку. – Когда я появляюсь дома, то обитаю именно здесь. Но, пока предки в отъезде, я буду ночевать в их спальне. Я, конечно, мог бы напроситься к тебе, – засмеялся он, – но не хочу тебя смущать. Чувствуй здесь себя в полной безопасности, будь как дома.

Вика была ему ужасно благодарна за то, что он не давил на неё, не торопил, не ставил ультиматумов в духе: «Раз ты приехала ко мне – значит, ты моя женщина, и спать мы будем вместе, и не говори, что ты об этом не догадывалась». Она была в полном восторге от своей мансарды, такой крошечной, что в ней еле-еле помещались кровать и платяной шкаф, но зато здесь имелся отдельный санузел – душевая с туалетом – так что не нужно было спускаться на первый этаж, если вдруг приспичит. А огромное окно практически во всю стену открывало вид на сад и горы, встающие вдали. Словом, это была не комната, а мечта!

– Переоденься, умойся, отдохни с дороги немного, а потом пойдём знакомиться с дедом, – предложил Данила. – Он классный, тебе точно понравится!

– Спасибо тебе, Данечка, – произнесла она с большим чувством, и ей показалось, что её сейчас разорвёт от благодарности и нежности. – Ты просто прелесть.

Данила оказался прав – дедушка был премилым человеком. Звали его Анатолий Иванович. До пенсии дед работал поваром в столовой горисполкома. Выйдя на заслуженный отдых, развлекал себя и домашних тем, что готовил им всяческие кулинарные изыски. Вернее, как раз изысками его еду назвать было сложно – всё это была простая пища, приготовленная из продуктов, которые всегда имеются под рукой. Но, боги, как же это всё было вкусно!.. Вика никогда не думала, что способна испытать самый настоящий гастрономический оргазм от обычных блинов. Анатолий Иванович готовил их по-особенному: сначала жарил на древней, массивной чугунной сковороде, а затем выкладывал горкой, щедро заливал деревенской сметаной, накрывал крышкой и отправлял блины в духовку – потомиться ещё немножко на маленьком огне. Именно этим блюдом он и потчевал Вику с Данилой, когда они, отдохнув с дороги, явились вдвоём на кухню.

– Изумительно! – выдохнула Вика, поддевая очередной блинчик вилкой и отправляя его в рот. – Мне кажется, в жизни не ела ничего вкуснее…

Старик сиял, довольный её похвалой, и обещал к вечеру приготовить рыбные котлетки.

– Пощади, дедуля, – взмолился внук, тоже наворачивающий блинки за обе щёки, – мы сейчас так налопались, что на ужин хотелось бы чего-нибудь лёгкого… – затем он повернулся к Вике и предупредил её со смехом: – Учти, малыш – к церемонии принятия пищи дед относится со священным трепетом, и избавь тебя Бог опоздать на завтрак, обед или ужин! Он и сегодня весь изворчался, что мы пропустили обеденное время…

Анатолию Ивановичу было под восемьдесят, и физически он выглядел довольно крепким: пусть невысокого росточка, но плотного телосложения; походка его была уверенной и твёрдой, а движения – точными, однако память дедулю периодически подводила. Он находился в том возрасте, когда старческий маразм ещё не наступил, но всё равно уже наблюдаются кое-какие забавные сдвиги в восприятии действительности и в отношениях с окружающим миром. Дедушка незначительно путался в датах и событиях и постоянно – в именах, поэтому Вику с непривычки называл то Варенькой, то Верочкой, то Валюшей. Да что Вика, если даже имя родного внука периодически ускользало из дедовой головы, и он звал его Петром, как собственного сына – то есть Даниного отца. К тому же Анатолий Иванович был слегка глуховат – обращаясь к нему, приходилось повышать голос, практически орать, чтобы он не переспрашивал. Данила сказал, что, когда дед смотрит по телевизору свои любимые ток-шоу или сериалы, из дому хоть святых выноси – звук прибавлен на полную мощность, аж стены дрожат. При этом старик был безумно добрым и весёлым, его голубые глаза постоянно лукаво посмеивались из-под седых бровей.

– Твой дедушка – и правда чудо, – сказала Вика Даниле, когда последний блин был съеден. – После такого замечательного угощения я просто обязана помыть посуду…

– Даже не думай! – воспротивился было Данила. – Ты у меня в гостях!

Но она не стала его слушать. Ей и в самом деле было не внапряг помочь хоть в чём-то по хозяйству; жить же на всём готовеньком и беззастенчиво этим пользоваться на правах гостьи она бы просто не смогла.

Когда с посудой было покончено, а дедушка отправился в гостиную смотреть телевизор, Вика умоляюще взглянула на Данилу:

– Мы же пойдём сегодня на море? Ну, пожалуйста…

Тот сделал вид, что задумался, хотя на самом деле просто её поддразнивал.

– Ты хочешь прямо сейчас, в первый же день? Может, перенесём на завтра? А то скоро начнёт вечереть…

– Я не поверю в то, что нахожусь здесь, пока не помочу ножки в морской воде, – отозвалась Вика.

Данила не стал долго её мучить и рассмеялся:

– Ладно, тогда быстро собирайся! Хочу успеть показать тебе закат… Сейчас самое время, если выйти из дома в ближайшие минут пятнадцать-двадцать.

– Я мигом! – возликовала Вика. – Только купальник надену!

Они вышли из дома, дружно держась за руки, и зашагали по дороге. Вика сияла, а Данила был счастлив её радостью. Внезапно его окликнул женский голос. Обернувшись, оба увидели возле калитки соседнего дома женщину средних лет – полноватую и чуть уставшую, но всё ещё очень красивую, с длинной чёрной косой вокруг головы, в льняном цветастом сарафане.

– Даня, це ты?! – воскликнула она изумлённо. – Та якый ты красэнь став, чисто нарэченый! Жених!

– Здравствуйте, тётя Ксана, – душевно откликнулся он, улыбаясь до ушей. – Да, это действительно я. Пару дней назад приехал…

– А що в гости нэ заходышь, сынку? – Она всплеснула руками. – Галюся про тэбэ пытае, нудьгуе. Завитав бы колысь – чайку попыты, зи свижим варэнням. Памъятаешь, як ты мое варэння любив?

– Такое трудно забыть, – засмеялся Данила. – Галинке привет, забегу как-нибудь, да и сами заходите! Я ещё пару недель дома пробуду.

Вика немного понимала украинский язык – её бабушка родилась в Киеве, частенько пела народные песни и читала стихи на родном языке. Маленькой Вике украинский казался одновременно смешным и грубым, но, подрастая, она всё больше и больше проникалась его певучей прелестью.

– Что это там за Галя по тебе скучает? – шутливо толкнув Данилу локтем, спросила она, когда, закончив разговор с женщиной, тот потянул Вику за собой, чтобы продолжить путь. – «Уж нет ли соперницы здесь?» – пропела она грозно, и Данила весело расхохотался.

– Ну, что ты! Галинка – просто соседская девочка. Она росла на моих глазах, я всегда относился к ней как к младшей сестрёнке. Она и сейчас ещё мелкая – кажется, заканчивает последний класс школы.

– Однако эта самая тётя Ксана разговаривает с тобой, как с потенциальным женихом своей дочери, – заметила Вика и передразнила, строптиво уперев руки в бока и изображая украинский говор:

– «А памъятаеш, як ты мою доньку всэ на вэлосыпеди катав, на багажныку?»

– Ну, артистка. – Данила восхищённо присвистнул. – Да у тебя и вправду талант!

– Не уходи от разговора. – Вика ткнула его пальцем в бок. – А ну, колись: эта Галинка влюблена в тебя?

– Побойся Бога! Она же совсем крошка…

– Да ну тебя! Ты думаешь, что старшеклассницы не способны влюбляться? Что у них ещё не выросли сиськи? Да-да-да, я сказала слово «сиськи», и не надо делать круглые глаза, я вовсе не кисейная барышня…

– Я тебя обожаю, малыш, – продолжая хохотать, заявил он и, притянув Вику к себе, звонко чмокнул её в золотисто-рыжую макушку.

Дорога плавно спускалась к побережью. Затем нужно было свернуть на узкую тропинку и пробираться вниз, сквозь заросли кустов и трав, чтобы очутиться на местном, пригородном пляже – не совсем диком, как пояснил Данила, но и не шумно-туристическом. Вика всё ускоряла и ускоряла свой шаг, мысленно поторапливая и приближая долгожданную встречу с морем. И всё-таки увиденное в первый момент её ошеломило.

Море было спокойным, еле волновалось, и солнце уже начало постепенно свой неспешный путь вниз. Небеса чуть-чуть алели, но на пляже ещё можно было наблюдать купающихся.

В первое мгновение, увидев открывшуюся перед ней морскую гладь, огромную, которую невозможно было охватить взглядом, Вика остановилась как вкопанная. А затем, набрав в грудь побольше воздуха, с громким улюлюканьем рванула к воде.

– А-а-а-а!!! – вопила она, захлёбываясь от счастья. – Моречко моё, море!.. Я не верю!!!

Данила помчался за ней и поймал уже возле самой кромки воды.

– Сумасшедшая, – хохотал он, – ты собираешься сигануть туда прямо в одежде?

– Ах, да! – Вика быстро разулась, затем одним торопливым движением стянула с себя лёгкий сарафанчик, небрежно бросила его на гальку и, оставшись в купальнике, с гиканьем ринулась прямиком в набежавшую волну. Данила прыгнул за ней.

– Это кайф! – вопила Вика восторженно, прыгая по грудь в море, а затем набирала полные пригоршни воды и плескала ему в лицо. – Это что-то невероятное… Данька, это самое лучшее, что было со мной в жизни!

– Ты меня сейчас утопишь, – смеялся он, – я и не думал, что ты такая безумная…

Солнце клонилось к закату. Первое порывистое ликование Вику уже отпустило, и она просто плыла, удаляясь всё дальше и дальше от берега. Данила плыл рядом.

– А ты отличная пловчиха, – заметил он с уважением. – О, сколько нам открытий чудных, как говорится…

– Я же на Волге выросла, – отозвалась она насмешливо, – запросто переплывала с одного берега на другой… Это посложнее будет, чем барахтаться в невесомой морской водичке. Но, конечно, по своей величественности даже самую огромную реку с морем не сравнить… Я поняла, какая у меня теперь мечта. Когда буду старенькой седенькой старушкой, обязательно куплю себе домик у моря. Буду сидеть по вечерам на террасе в плетёном кресле-качалке, размачивать сушки в горячем чае, потому что зубов у меня к тому времени почти не останется, и смотреть на плывущие вдали корабли…

– А меня в твоей мечте не предусмотрено? – шутливо спросил Данила. – Приглядись-ка внимательнее – вдруг рядом с седенькой старушкой пристроился лысый и тоже совершенно беззубый старичок?

Вика засмеялась и ничего не ответила – просто взяла курс к берегу.

Когда они вышли из воды, солнце уже почти скрылось в море. Воздух стал ветреным и довольно прохладным, поэтому Данила торопливо набросил Вике на плечи свою футболку, чтобы она не простудилась. Потом он обнял её и притянул к себе. Вика не отстранилась.

Он поцеловал её. Впервые поцеловал «по-настоящему», как мужчина целует женщину, в которую влюблён. Его поцелуй был робким и требовательным одновременно, и Вика, дрожа то ли от холода, то ли от волнения, охотно ему отвечала.

– Ты удивительная, – отстранившись и перебирая влажные пряди её волос, прошептал он ей. Вика хотела ответить, но почувствовала, как что-то щекочет её бедро. Она подумала, что в купальник попал мелкий камешек, и слегка лягнула ногой, чтобы его стряхнуть. Однако щекотание не прошло. Она опустила голову, чтобы взять камешек в руки и выбросить, и…

…заорала на всю Ялту!

Посмотреть, что с ней случилось, примчалась половина пляжа. А Вика продолжала кричать, срывая голос и с отвращением указывая пальцем на то, что только что с себя стряхнула. Это оказался маленький крабик – совсем крошечный, не более трёх сантиметров в диаметре.

– Что ж ты так вопишь-то, он совсем безобидный! – Данила, смеясь, поднял крабика с гальки и попытался ей продемонстрировать, но она в ужасе отворачивалась и требовала убрать чудище с глаз долой. Все наблюдающие уже ржали в голос, но Вике было наплевать.

– Ну всё, всё, я его отпустил, – заверил Данила и крепко прижал её к себе, чтобы она успокоилась. – Всё хорошо, больше он к тебе не пристанет, обещаю!

Вика постепенно успокаивалась, но всё ещё продолжала дрожать крупной дрожью – не от холода, а от страха.

– Почему ты меня не предупредил, что у вас тут водится… такое? – стуча зубами, выговорила она.

– А я-то думал, что ты – храбрейшая из храбрейших и тебе всё нипочём, – беззлобно поддел её Данила. Заметив, что зеваки не расходятся, он жестом показал им, что всё в порядке: – Концерт окончен, спасибо за внимание, дорогие телезрители.

Все, посмеиваясь, стали разбредаться в разные стороны. Между тем солнце окончательно скрылось, и на берег опустилась густая южная ночь.

– Пойдём домой? – предложил ей Данила.

Вика лишь молча кивнула и натянула на всё ещё мокрое тело свой сарафанчик.

– Ты считаешь меня истеричкой? – осторожно спросила она по дороге, после недолгого молчания.

Данила удивлённо воззрился на неё:

– Что ты, малыш, конечно же, нет! Я считаю тебя очень открытой и непосредственной… и эта непосредственность сводит меня с ума.

Вика недоверчиво хмыкнула, но Данила продолжал:

– Ты помнишь, как я впервые тебя увидел? Ты тогда разговаривала по мобильнику и буквально на моих глазах – вернее, на моих ушах – послала в задницу своё начальство. Я пришёл от этого в дикий восторг. Твоя решительность, твоя естественность, твоя отвага, если хочешь знать, – всё это произвело на меня незабываемое впечатление. Я тогда ещё, помнится, подумал: вот повезло кому-то с девушкой… А оказалось, что повезло мне. – Он притянул её к себе, и дальше они зашагали в обнимку. Вика вновь повеселела, и ей больше не было стыдно за свой конфуз. В конце концов, она же не виновата, что ни разу в жизни не видела крабов и потому так испугалась.

Ужинать и пить чай (между прочим, из настоящего самовара!) договорились прямо на веранде – там было уютнее. Пока Данила с дедушкой что-то бурно обсуждали на кухне (кажется, какое варенье лучше подать к свежему деревенскому творогу – клубничное или абрикосовое), Вика решила пройтись по вечернему саду, подышать его ароматами. В воздухе одуряюще пахло цветами, зеленью и яблоками. Она осторожно брела по вытоптанной тропинке, стараясь не задеть ни одного кустика, ни одного цветочка, ни одной грядки. Оглушительно трещали сверчки, и от этого было очень тепло на сердце. А где-то вдали – еле-еле, но всё-таки отчётливо – был слышен шум моря.

«Самый счастливый день в моей жизни», – подумала Вика, закрывая глаза. И, словно в продолжение её мыслей, рядом вдруг зазвучал прелестный женский голос. Это была украинская песня, нежная и грустная.

Неизвестная певица коротко вздохнула и продолжила с болью и надрывом:

Неосторожно кашлянув, Вика выдала своё присутствие. Песня моментально прервалась, раздался встревоженный голос:

– Кто здесь?

– Извините, – пробормотала Вика сконфуженно, вплотную приближаясь к забору, поскольку звук доносился именно оттуда. – Я просто заслушалась… вы так чудесно пели.

В саду было совсем темно, и только освещённые окна дома позволяли хоть как-то разглядеть силуэт стройной фигуры по ту сторону изгороди.

– А-а-а, так вы, стало быть, и есть новая Данина пассия, – отозвалась фигура насмешливо. Судя по голосу, она была очень молода, но держалась дерзко и уверенно.

– А вы, должно быть, и есть дочка тёти Ксаны – Галинка? – откликнулась Вика в тон, стараясь не обращать внимания на «новую пассию». – Очень приятно познакомиться.

– А что, Даня обо мне говорил? – моментально растеряв напускную браваду, переспросила девушка, и голос её дрогнул.

«Бедняжка… – подумала Вика с состраданием. – Ты и в самом деле по уши влюблена в него».

– Сказал, что знает вас с детства… – нейтральным тоном отозвалась Вика.

Галинка тут же взвилась:

– Вот именно! Мы сто лет с ним знакомы! А вы… вы все, как бабочки-однодневки… летите на яркий огонь, а потом исчезаете. Да ни одна из вас не знает Даню так, как знаю его я!

– Галынко! – раздался голос тёти Ксаны из глубины соседского сада. – Де ты, сердэнько моэ?

Девушка тут же сникла.

– Видчепыся вид нёго, – тихо сказала она Вике, вдруг переходя на украинский, но это звучало не как приказ, а как просьба – беспомощно и жалко. Вика усмехнулась.

– А це нэ твоя справа, – жёстко ответила она. И даже в темноте разглядела, как потрясённо уставилась на неё Галинка.

После чего, отвернувшись, Вика решительно зашагала обратно к дому.

Разглядеть Галинку при дневном свете удалось на следующее утро. Девица сама явилась в дом: по-хозяйски распахнула калитку, когда Данила, Вика и дедушка завтракали всё на той же веранде, и зашагала к ним, весело улыбаясь.

– Доброе утро! – поприветствовала она всех разом, стараясь не встречаться глазами с Викой. – И приятного аппетита.

– Привет, соседка! – обрадовался Данила. – Садись, позавтракай с нами – дедуля сегодня в ударе, приготовил свой фирменный курник!

– Да уж, запахи из вашей кухни с утра разносились просто одуряющие, – засмеялась она, – даже до нас долетели… Но спасибо, я не за этим пришла. Наоборот – сама с гостинцем. Мама тебе варенья прислала, Дань. Её коронное – персиковое, ты же знаешь.

– Да-да, она вчера всё соблазняла меня свежим вареньицем, – смеясь, подтвердил Данила и, повернувшись к Вике, объяснил: – Это дочь тёти Ксаны – помнишь, мы вчера её встретили по пути на море?

– Я уже поняла, – коротко отозвалась Вика.

Галинка оказалась удивительной красавицей. Рослая (куда там коротышке Вике, метр пятьдесят пять!), смуглая, фигуристая, черноглазая и при этом светловолосая – фантастическое сочетание. Вика поймала себя на том, что откровенно любуется Галинкой – ну, чисто Мисс Крым!

– Ты прям выросла, ребёнок, слушай! – заметил и Данила, с восхищением разглядывая Галинку. – Школу-то уже окончила?

Та вспыхнула.

– Последний класс остался… Но я вовсе не ребёнок! – Она вызывающе вздёрнула подбородок.

– Ну да, конечно, – засмеялся он. – Для меня ты всегда останешься девчонкой с разбитыми коленками, тощими косичками и сопливым носом.

– У меня никогда не было сопливого носа! – завопила Галинка в возмущении, а Данила только покатывался со смеху – ему нравилось её дразнить.

– Ну, и куда собираешься поступать после школы? – отсмеявшись, миролюбиво спросил он.

– В КГУ на филфак, – отозвалась она, потеряв бдительность. Данила уважительно присвистнул.

– На филфа-а-ак… А ты читала что-нибудь, кроме «Незнайки на Луне»?

– Дурак! – разобиделась Галинка вусмерть и собралась было уйти прочь, но он, продолжая хохотать, поймал и удержал её за руку.

– Ну ладно, ладно, прости. Я же шучу! Ты так забавно злишься… – объяснил он виновато.

Галинка оттаяла от его прикосновений и уже через пару секунд снова заглядывала ему в глаза с искренним обожанием.

– А всё-таки садись, поешь, – ещё раз предложил Данила, но она решительно, хоть и с сожалением, покачала головой.

– Мама ждёт… нужно бежать, я ей сегодня помогаю с генеральной уборкой.

– Погоди, – всполошился вдруг дед, – я тебе сейчас с собой кусок пирога заверну, мать угостишь!

– Спасибо, деда Толя, – поблагодарила она.

Пока Анатолий Иванович суетился, разрезая горячий курник и заворачивая изрядные куски в салфетку, Галинка нерешительно спросила:

– А у вас какие планы на сегодня?

– Покажу Вике город и окрестности. – Данила пожал плечами. – Возьму дедову тарантайку, и исколесим всю Ялту вдоль и поперёк!

В глазах Галинки явственно читались зависть и досада, что она не может поехать вместе с ними.

– Ну… счастливо вам покататься, – выдавила она из себя наконец.

– Бедная девочка, – вздохнула Вика, когда гостья скрылась за калиткой. – Ей так хотелось, чтобы ты пригласил её с нами на прогулку!

– Она же сказала, что у них с тётей Ксаной генеральная уборка. – Данила беззаботно пожал плечами. – Да и к чему нам третьи лишние? Малыш, я хочу провести этот день с тобой. Понимаешь?

Вика понимала. Несмотря на всю свою деликатность, Данила не скрывал намерений относительно неё – просто ждал, когда она сама будет готова к более близким отношениям. Накануне вечером, после лёгкого ужина, она рано ушла спать, сославшись на то, что ей надо отдохнуть после длительной дороги в поезде и насыщенного дня в Ялте. Он не выразил ни тени недовольства или протеста. Вика же, поднявшись к себе в мансарду, практически до утра проворочалась на кровати, раздираемая обилием впечатлений минувшего дня. Она то и дело вскакивала, чтобы попить воды, и подходила к окну, хотя в темноте практически ничего нельзя было рассмотреть. Только когда вершины гор вдали чуть зарозовели, она обессиленно упала на смятую постель и ненадолго уснула.

– Эта Галинка… – продолжая думать о девушке, сказала Вика. – У них очень тесная связь с матерью, правда?

– Удивительно, что ты это заметила! – Данила округлил глаза. – Но это действительно так. Тётя Ксана души в дочке не чает. Ты бы слышала, как она её называет! Галюся, кыцюня, донэчко, сонечко… Галинка – её отрада. Поздний ребёнок, единственный, любимый…

– А отец у неё есть?

– Какой там отец. – Данила печально вздохнул. – Ушёл к другой, когда Галинке и года не было. Вот мать и вложила всю свою нежность в дочку…

– Мой отец тоже бросил нас, когда я была совсем крошкой, – ответила Вика. – Только вот в итоге я лишилась не только отцовской любви, но и материнской тоже… Мама настолько сосредоточилась на своём горе, зациклилась на собственных переживаниях, что… ей стало просто не до меня. Сначала я ещё пыталась её как-то оправдать. А сейчас думаю… Она не имела права быть такой эгоисткой. Нельзя настолько зависеть от одних людей, чтобы с их уходом полностью снимать с себя ответственность за других… Как ты думаешь, легко ли маленькому ребёнку осознать и принять, что он не нужен своей матери? Что все её мысли – только об изменившем отце?..

– Мне очень жаль, малыш, – серьёзно произнёс Данила. – А какие у вас сейчас отношения с мамой?

– Никакие, – ответила Вика ровным голосом. – Она лежит в психбольнице. Выпускать её оттуда не собираются.

– Прости, – опомнился он и крепко-крепко обнял её, чтобы успокоить. – Прости, я не знал…

– Да всё в порядке, – ответила она. – Ладно, пойду собираться… Говоришь, у нас сегодня с тобой насыщенная культурно-развлекательная программа?..

Ялта была прекрасна.

Вика не понимала, как она могла прожить на свете двадцать один год и не побывать в этом городе. Это было непростительно, возмутительно с её стороны! Она слышала, что раньше Ялта являлась излюбленным местом отдыха аристократии, русского дворянства, – и прекрасно понимала, почему. Старинные имения и особняки удивительно вписывались в горную местность, и, стоило закрыть глаза и мысленно отбросить все современные постройки, то можно было живо вообразить, как прогуливались здесь царские особы с зонтиками от солнца, дамы с собачками и интеллигенты в пенсне… А во времена СССР в Ялту приезжали северяне и криминальные авторитеты, чтобы «погудеть» в ресторанах. Это считалось особым шиком. «Автомашину куплю с магнитофоном, – вспоминала Вика речь Косого из “Джентльменов удачи”, – пошью костюм с отливом – и в Ялту!»

Сначала они отправились на набережную. Это была старейшая улица города, и от неё веером расходились такие же пешеходные улочки, идеальные для прогулок, образуя целую сеть.

На обрамлённой пальмами и облицованной красным гранитом набережной днём и ночью кипела жизнь. Байкеры, неформалы, художники, музыканты, фотографы, а также ряженые – пираты, кавалеры, дамы… Из баров, кафе и ресторанов неслась музыка; дети и взрослые визжали, катаясь на аттракционах, коих была просто уйма: и машинки-утята, одетые в тельняшки, и паровозики, и батуты…

Вике было интересно практически всё. В здании Главпочтамта она отправила бабушке и Фунтику по яркой красивой открытке с видами ялтинской набережной. Затем она с удовольствием облачилась в наряд придворной дамы восемнадцатого века и весело попозировала в таком виде фотографу на фоне моря. Можно было, конечно, сесть на трон – почти как настоящий, совершенно прекрасный, – но Вика сочла, что сочетание старинного платья и моря будет смотреться более выигрышно, играя на контрасте. Уже через пять минут ей вручили готовый снимок.

Возле причалов обнаружилась нижняя станция канатной дороги с весёлыми разноцветными кабинками – как объяснил Данила, она вела на холм Дарсан. Но, посовещавшись, они решили проехаться по ней в следующий раз – сегодня и так многое нужно было успеть.

Вика, как заворожённая, застыла возле причалов, наблюдая за прогулочными катерами и теплоходами. Ей доводилось кататься на речных трамвайчиках в Самаре, а однажды она даже ездила в недельный круиз по Волге – вместе с бабушкой, которую наградили путёвкой на работе. Но, конечно, это не могло идти ни в какое сравнение с выходом в открытое море…

Вдоль причалов и на пирсах тугими цепочками сидели рыбаки. Их было очень много, от мала до велика. Вика не верила своим глазам – практически каждую секунду кто-то из них дёргал свою удочку и вытаскивал из воды очередную рыбку. Это был настоящий танец удочек над морем!

– А что, рыба подходит так близко к берегу? – удивлённо спросила она у Данилы.

Он важно кивнул:

– А то! Иной раз кефаль прямо-таки прёт, и барабуля тоже…

Однако гораздо больше, чем рыбаки, Вике понравились коты, которые с независимым видом (дескать, я просто так, мимо проходил – дай, думаю, на море взгляну!) сидели рядом. Периодически кто-то из пушистых тварей тырил рыбу из пакетов. Всё это осуществлялось очень деловито, скоро и профессионально: хитрые бестии придавали своим физиономиям самое невозмутимое выражение, а сами исподтишка следили за рыбаками. Только подрагивающие кончики ушей и усов выдавали их коварные замыслы. Стоило человеку сосредоточиться на своей удочке – хлоп! – кот моментально засовывал морду в пакет и со всех лап тикал с добычей в сторону.

Поразила её воображение и старинная гостиница «Таврида», возведённая ещё во второй половине девятнадцатого века. Данила рассказал ей, что в этой гостинице в своё время останавливались такие известные личности, как Некрасов, Мусоргский, Бунин, Боткин, Станиславский, Немирович-Данченко, Чехов и Маяковский.

А вот пафосный ресторан «Золотое руно», построенный в виде галеры – древнегреческого корабля, напротив, не произвёл на неё должного впечатления. От него не веяло духом истории – вероятно, в этом была главная причина Викиного равнодушия… Также оставила её безучастной скульптурная композиция, изображающая даму с собачкой и Чехова.

– Миленько, – заявила Вика, – но без трепета.

Зато памятник Ленину неожиданно рассмешил её – уж больно странно и даже комично выглядел вождь пролетариата на фоне пальм и далёких горных вершин.

Бредя вдоль набережной, Данила с Викой дошли до реки Учан-Су, известной также под названием Водопадная. Вдоль её левого берега протянулась Пушкинская улица, и они, недолго думая, свернули туда, чтобы пройтись по живописному бульвару, утопающему в зелени.

– Это наш местный Монмартр, пристанище художников, – пояснил Данила. – Можно купить какую-нибудь понравившуюся картину, а можно заказать свой портрет – с натуры или с фотографии…

Но Вике показалось скучным так долго позировать, и она пожелала просто погулять по бульвару, наблюдая за прохожими. Под деревьями шныряли юркие рыжие белки и подбирали упавшие каштаны. Дети пускали мыльные пузыри и катались на роликах. Гости города и местные жители фотографировали друг друга на телефоны, камеры и планшеты, живописно выстраиваясь и принимая оригинальные, как им казалось, позы на фоне фонтанов и бронзового Александра Сергеевича.

На бульваре обнаружился также памятник Ханжонкову – основателю Ялтинской киностудии. Вика с благоговением замерла перед ним: худощавый мужчина с лихо подкрученными вверх усиками сидел на скамеечке, небрежно опустив одну руку на кинокамеру.

– Какое же всё-таки это чудо – кинематограф… – выдохнула она. – Ты знаешь, Дань, я ведь до поступления грезила в основном театром, а сейчас думаю… как здорово, что судьба занесла меня именно во ВГИК! Это и впрямь судьба, я теперь ни секунды не сомневаюсь. Всё получилось так спонтанно, буквально в последний момент, когда я была уже на грани отчаяния…

– Случайностей в жизни не бывает, – подтвердил Данила с уверенностью. – Я убеждён, что у тебя большое будущее.

– Почему? – Она кокетливо улыбнулась, повернувшись к нему. – Ты ведь даже не видел, как я играю. Может, я – бездарь?

– Точно не бездарь. В тебя же поверил Михальченко, значит – разглядел талант. А это дорогого стоит. И я ни минуты не сомневаюсь, что уже очень скоро мне представится возможность увидеть тебя, так сказать, в действии. Мне почему-то кажется, что ты станешь мега-знаменитой!

– Да ну тебя! – Она беззаботно рассмеялась. – Ты это просто так говоришь, чтобы сделать мне приятное…

– Ну, знаешь ли, – Данила фыркнул, – есть ещё куча других способов сделать девушке приятно!

– Ах ты, бесстыдник! – Она не удержалась от хохота. – Но я не стремлюсь к славе как таковой.

– Хочешь воплотить в жизнь историю малоизвестной актрисы? – поддел он её, и Вика весело подхватила:

Они продолжили свою прогулку по городу. Наблюдать за повседневной жизнью Ялты было не менее интересно, чем «пастись» в чисто туристических местах. Вот какое-то семейство вытащило на улицу пианино для продажи. Надпись на табличке гласила, что этот музыкальный инструмент изготовили в 1913 году – следовательно, ему было уже сто лет… Вот другой находчивый предприниматель расположился прямо на бордюре, держа в руках свой товар – огромную связку крупных вяленых бычков, незаменимую и вкуснейшую закуску к пиву… Вот группа ребят из летнего лагеря, наряженных в купальные костюмы, под присмотром двух вожатых шествовала на пляж… Вот влюблённая парочка застыла в страстном поцелуе посреди тротуара, и по их отчаянному объятию становилось понятно, что этим двоим предстоит долгая и тяжёлая разлука…

Затем Вике с Данилой попалось кафе-блинная со смешным названием «Блинотека»; они ели фруктовое мороженое; кормили булкой пышнохвостых ялтинских голубей; пили бесплатную минералку из бювета на улице Чехова…

Вика очень скоро утомилась с непривычки, гуляя по извилистым и запутанным улочкам. К тому же местность была холмистой, и приходилось постоянно то подниматься, то спускаться. Заметив, что подружка устала, Данила предложил вернуться к оставленной недалеко от набережной машине и продолжить осмотр местности уже на колёсах. Она с радостью и большим облегчением согласилась.

Видя, что Вика всерьёз увлекается историей, Данила решил повозить её по различным старинным усадьбам, дворцам и дачам. Благо их было предостаточно на территории Большой Ялты, включающей в себя, помимо Ялты и Алупки, ещё несколько десятков приморских посёлков.

– Начнём, пожалуй, с Ливадийского дворца? – предложил он. – Это любимая летняя резиденция царской семьи, в том числе и последнего императора – Николая Второго. Красотища необыкновенная. Там такие интерьеры! Такой парк!.. И всё это на склоне спускающегося к морю холма…

Вике было всё равно. Вернее, не так: ей было одинаково интересно всё, что бы он ни предложил. Данила подогрел её интерес, сообщив, что именно в этом дворце и в его великолепном парке снимался музыкальный фильм «Собака на сене» с участием Боярского и Тереховой.

Ливадийский дворец находился в нескольких километрах от Ялты. Они выехали на Южнобережное шоссе, а затем свернули налево, на старую Севастопольскую трассу, где была развилка на Ливадию. Данила решил сделать привал: остановив машину у дороги, в тени деревьев, они достали припасённую заранее провизию и устроили пикник. Заботливый дедушка завернул им с собой изрядное количество пищи – и несколько кусков курника, ещё тёплого, и свежие прохладные огурцы, к которым прилагалась тряпица с солью, и нежный копчёный сыр, и бархатистые сочные персики… Довершал это роскошное пиршество ледяной лимонад из термоса, который они передавали друг другу по очереди, запивая еду.

– Пока мы гуляли, у тебя обгорели плечи, ключицы и нос, – заметил Данила, разглядывая покрасневшую Викину физиономию и легонько проводя кончиком пальца по её щеке. – Нужно прикупить большую соломенную шляпу, чтобы спастись от солнечных ожогов. А вечером намажу тебя сметаной.

– Фу, – скривилась Вика, – и от меня будет пахнуть кислятиной!

– Лучше страдать от боли и ходить, как варёный рак? – невозмутимо парировал он, аппетитно хрустя огурцом.

Наконец, с едой было покончено, и можно было с чистой совестью отправляться к намеченной цели. Однако при входе во дворец они столкнулись с непредвиденным обстоятельством.

– Ребята, вам не повезло, – со вздохом сообщила кассирша, протягивая им билеты, – часть парка и некоторые залы дворца сегодня перекрыты, посетителей туда не пускают…

– А в чём дело? – огорчился Данила.

Женщина беспомощно развела руками:

– Киношники приехали. Какой-то исторический фильм снимают.

– О, так это по нашей части! – подмигнул Вике Данила. – А кто и что снимает, не в курсе?

– Конечно, в курсе, – подбоченилась она. – Сам Тодорович!

Вику вдруг осенило.

– А в главной роли – Александр Белецкий? – быстро спросила она.

Кассирша расплылась в довольной улыбке:

– Ну вот, оказывается, вы и сами осведомлены не хуже меня! Точно, он самый! Красавец мужчина… я, правда, только мельком его увидела, но харизма!.. – Она подняла глаза к небу и прижала пухлую ладонь к необъятной груди – ни дать ни взять мадам Грицацуева, мечтающая о товарище Бендере.

– Слушай, – вспомнил Данила, обращаясь к Вике, – это ведь за ним охотились твои ненормальные подружки?

– Они мне не подружки, – открестилась она со смехом, – просто попутчицы, с которыми мы весьма мило скоротали время в дороге.

– Ну, пойдём же, взглянем, что там интересного наснимали. – С этими словами он потянул её за собой.

– Вообще-то я хотела осмотреть дворец, а не наблюдать за съёмками! – запротестовала Вика.

– Дворец от тебя никуда не денется, – резонно возразил он. – Всё успеем.

Место, где снималось кино, они обнаружили довольно быстро. Там толпилась куча случайных зевак, приехавших в Ливадию на экскурсию, подобно им самим, но застрявших возле киногруппы, чтобы украдкой поглазеть на «больших звёзд». Ассистенты режиссёра бдили, чтобы никто из зрителей не проник на саму площадку и не вздумал фотографировать происходящее, но народ всё равно тайком умудрялся снимать на мобильные телефоны. Правда, ничего разглядеть в этой толчее, да ещё и издали, было практически невозможно, однако праздношатающихся туристов радовал сам факт, что они прикасаются к искусству хотя бы таким образом.

– Ну, и зачем мы сюда припёрлись? – произнесла Вика с досадой. – Не видно же ни фига…

И в этот момент раздался радостный возглас:

– Данька, ты?!

– Витя? – в свою очередь ахнул Данила и уже через пару секунд обнимался с тучным мужиком во фраке и полным отсутствием волос на голове, отчего та напоминала огромный бильярдный шар.

– Ты что тут делаешь? Какими судьбами? – расспрашивал тот Данилу, сияя лицом и лысиной.

– Ну, здрасьте, – засмеялся он, – я здесь живу… Я же – коренной крымчанин. А ты что? Неужели снимаешься?

– Ото ж, – с гордостью отозвался тот, – у самого Тодоровича! Играю папашу главной героини, князя Артемьева. А вот это всё, – он окинул взглядом окрестности дворцового парка, – это, якобы, моё имение… Недурно, а?

– Чего ж ты не на площадке?

– Да поссать бегал, – вполголоса отозвался он, отирая носовым платком пот со своей блестящей лысины, но, кинув взгляд на стоявшую рядом Вику, смутился.

– Прошу меня простить, барышня… Я известный старый пошляк и грубиян.

– Не верь ему, малыш, – смеясь, опроверг Данила, – это добрейшей души человек и талантливейший актёр…

– …Виктор Хованский, – докончила Вика, улыбаясь. – Я вас сразу узнала.

– Ах, бальзам на моё тщеславие! – Тот закатил глазки и томно поцеловал Вике руку. – Простите, не имею чести состоять с вами в знакомстве…

– Виктория, – откликнулась она в тон. Ей приятны были его благородные манеры, хотя она и отдавала себе отчёт, что, по большому счёту, это всего лишь поза, просто он ещё не совсем вышел из образа. – А я и не знала, что вы с Даней знакомы…

– Знакомы! – Виктор воздел руки к небу. – Да мы с ним – закадычные друзья с тех самых пор, когда я играл его учителя в сериале «Школьные истории»!

– Я не в курсе даже того, что ты снимался в «Школьных историях», – сконфуженно призналась она Даниле.

Он улыбнулся:

– Это моя самая первая роль. Я тогда ещё студентом был…

– Эх… как летит время, – скорбно вздохнул Хованский.

– А дочку-то твою кто играет? – с любопытством спросил Данила.

– Машка Золотова. – Артист неопределённо махнул рукой в сторону площадки, и Вика благоговейно ахнула: Золотова была одной из самых красивых и популярных актрис отечественного кинематографа. – Однако, ребятки, мне уже пора бежать, скоро моя сцена… А может, хотите посмотреть? Так я вас проведу.

Данила взглянул на неё вопросительно. Вика, до этого скептически фыркающая – мол, не за тем они в Ливадию тащились, – уже загорелась хоть одним глазком взглянуть на настоящие, серьёзные, профессиональные киносъёмки.

– Я бы с удовольствием, – призналась она.

Данила кивнул Виктору:

– Тогда мы с тобой.

Когда они появились на площадке, как раз заканчивался небольшой технический перерыв между дублями. Сцену снимали в знаменитой Турецкой беседке – изящном ажурном строении из белого мрамора, выполненном в восточном стиле, с колоннами и округлым серебристым куполом со шпилем. С её высоты открывался чудесный вид на парк с одной стороны и на море – с другой.

Съёмочная группа, расположившись у подножия беседки на складных походных стульчиках, курила и весело переговаривалась, то и дело оглашая окрестности взрывами здорового ржача. Вика сразу же узнала Белецкого – он был одет в белый офицерский китель, идеально сидящий на его стройной фигуре, и выглядел просто потрясающе. Не уступала ему и Золотова – в лёгком муслиновом платье кремового цвета, с обнажёнными плечами и руками, с кружевным зонтиком от солнца, с взбитыми локонами, каштановым шёлком обрамлявшими её прелестное лицо… Было удивительно и забавно видеть, как это ангельское создание из девятнадцатого века смачно затягивалось сигареткой, а потом хрипло хохотало над очередной шуткой Белецкого. Несмело приблизившись к компании, Вика услышала обрывки их разговора.

– Машка! – кипятился сам Тодорович, худощавый сутулый мужчина с выдающимся носом. – Прожжёшь дырку в платье – ей-богу, я тебя урою!

– Ну-у, Ва-ась, – томно мурлыкала она, прищурив свои кошачьи глаза. – Как будто я курить не умею… Да я с семнадцати лет дымлю как паровоз.

– Ну и дура, – невозмутимым тоном, но смеясь при этом глазами, откомментировал Белецкий, тоже с сигаретой (Вику буквально обволокло тёплой волной его голоса – такого… мужского, низкого, но при этом не грубого), – Минздрав предупреждает – курение опасно для вашего здоровья.

– Пошёл ты, – беззлобно отмахнулась Золотова, делая последнюю затяжку. – Блин, как меня достала жара… Ещё и платье это многослойное, я похожа в нём на пирожное из итальянской кондитерской, мне бы сейчас купальник – да на пляж!.. – и она мечтательно улыбнулась.

– Будет тебе пляж, вот закончим эту сцену – и свободна до завтра. – Тодорович поднялся со стульчика, хлопнул несколько раз в ладоши и громко, на всю площадку, объявил: – Перекур окончен! Снимаем дальше!

– Здесь постоим, посмотрим? – шёпотом спросил Данила у Вики. – Или тебе тут неудобно? Можем другое местечко поискать…

Та не сразу вспомнила о его присутствии – так была захвачена происходящим, и потому нашла в себе силы лишь слегка отрицательно качнуть головой, давая ему понять, что всё в порядке.

Белецкий, поддерживая Золотову под локоток, начал подниматься с ней в беседку. Тодорович последовал за ними. Рядом уже суетился оператор, настраивая что-то в своей камере. Оба главных героя заняли положенные им места – Мария, беспомощно облокотясь об одну из мраморных колонн, слегка приобняла её рукой и рассеянно вглядывалась вдаль, а Александр стоял позади неё, в противоположной стороне беседки.

– Всем приготовиться к съёмке! Внимание! – скомандовал режиссёр. – Тишина на площадке! Камера, мотор!..

– Есть мотор! – откликнулся оператор.

Ассистент грохнул хлопушкой, скороговоркой оттарабанив название фильма, номер сцены и дубля.

– Начали!!!

Золотова рассеянно вертела ручку своего зонтика и что-то беззвучно шептала. Тихо подошедший сзади Белецкий замер в нерешительности. И тут актриса обернулась. Глаза её изумлённо расширились, карминные губы приоткрылись. Это была уже не Мария Золотова, звезда экрана – нет, это была юная княжна Нина Артемьева, встретившая свою тайную любовь – офицера царской армии Михаила Разумовского.

– Это вы! – ахнула она, и зонтик выпал из её рук. Разумовский тотчас же присел на одно колено и подхватил эту изящную вещицу, а затем, поднявшись, с поклоном вернул ей.

– Папенька сказал мне, что вас отправили на Кавказ, – пробормотала княжна в замешательстве, прижимая руку к груди. – Я думала… я боялась…

– Я действительно еду на Кавказ, – помедлив, сообщил Михаил. – Но… сделать это, не попрощавшись с вами…

Нина закрыла рот ладонью, сдерживая рвущийся наружу крик отчаяния.

– Вы… уезжаете? Бросаете меня? – выдавила она наконец.

– Простите, Ниночка, я не могу поступить иначе, – глухо отозвался он, отворачиваясь.

– Как… как вы меня назвали? – переспросила она еле слышно. – Повторите…

Он вновь обернулся к ней; его синие глаза полыхали гневом.

– Зачем? Не довольно ли вам мучить меня?! Я приехал, чтобы напоследок увидеть вас – по-моему, этого более чем достаточно… к чему слова? Вы всё равно никогда не примете мои чувства, мои мечты… Отпустите меня, Нина. Пожалуйста… – Его голос дрогнул и прервался.

– Господи, Миша… – Она порывисто схватила его руку и прижала к своим губам. – Вы – моё всё, я живу ради вас, я вами дышу, и плевать, что вы сейчас обо мне думаете, ведь девушкам неприлично первыми объясняться в любви, но я всё равно вам сейчас это скажу, потому что… я и вправду люблю вас!

Михаил смотрел на неё, не веря своим ушам, и на лице его отображалась целая гамма эмоций. Он так стиснул зубы, что на лице резко выступили скулы, и казалось, что его взгляд может прожечь насквозь.

– Вы… смеётесь надо мной? – выговорил он наконец.

– Да господь с вами! – закричала она почти в отчаянии. – Скорее уж вы сейчас смеётесь, делая вид, что даже не догадывались, не подозревали…

Михаил рухнул перед ней на колени.

– Ниночка, вы… моё счастье, моя радость! – забормотал он, целуя подол её платья. – Лучшего подарка от вас напоследок я не смел и желать. Теперь, даже если меня и убьют… Я умру самым счастливым человеком на свете.

– Не говорите так! – воскликнула она в суеверном страхе, опустилась на колени рядом с ним и торопливо его перекрестила. – Я буду молиться за вас, буду ждать, вы вернётесь целым и невредимым, и мы вместе пойдём к папеньке просить его благословения…

– Но князь зол на меня, – возразил Михаил, продолжая держать её за руку, – он никогда не согласится на то, чтобы…

– Молчите! Ради Бога, молчите! – взмолилась княжна. – Я знаю, папенька расстроен, что вы отказались жениться на моей кузине, он воспитал её как родную дочь и очень хотел устроить ей судьбу, найти хорошую партию… Но я объясню ему, что сердцу не прикажешь! Вы не любите Юлию, он непременно это поймёт!.. Пожалуйста, о, пожалуйста, обещайте же мне, что вернётесь…

– Нина?! – зарокотал над беседкой гневный голос князя Артемьева, в котором Вика не сразу признала Виктора Хованского – настолько была очарована действом. – Что здесь происходит?.. Что ты делаешь?

Влюблённые поднялись на ноги.

– Сию минуту иди в дом, – приказал князь дочери, побледнев от еле сдерживаемой ярости.

– Но, папенька… – взмолилась Нина.

– Я сказал – немедленно! – рявкнул тот.

Княжна, всхлипнув, выбежала из беседки.

– Извольте объясниться. – Артемьев с отвращением глядел на молодого красивого офицера и цедил слова сквозь стиснутые зубы. – Я, кажется, высказал вам всё ещё в Петербурге – вы не смеете приближаться к моему дому и членам моей семьи. Однако вы оказались столь дерзки, что приехали за нами в Крым!.. Как вы посмели?

– Алексей Петрович, – начал Разумовский нерешительно, – я приехал потому, что не мог иначе. Дело в том, что я и Нина Алексеевна… Мы любим друг друга…

– Молчать!!! – завопил князь, топая ногами и наливаясь кровью; Вика даже испугалась, что его сейчас хватит удар. – Не сметь даже упоминать имени моей дочери, вы не достойны её мизинца!!!

– Но послушайте же! – закричал офицер практически в отчаянии. – Да, я знаю, что вы желали моего венчания с Юлией Дмитриевной, и я не оправдал ваших ожиданий… Но я не люблю вашу племянницу, поймите!

– Да как ты смеешь! – задыхаясь, выговорил князь. – Как ты смеешь говорить о понимании, в то время как моя бедная Юленька, опозорившись перед всем светом, едва не наложила на себя руки!.. Да как ты… Да ты… – ещё раз коротко всхрипнув, Артемьев вдруг ослаб и копной повалился на землю.

Михаил бросился к нему:

– Что с вами, князь?! Алексей Петрович!..

– Стоп! – раздался возглас режиссёра. – Снято!!!

Волшебство тут же испарилось: вместо князя и офицера Вика вновь увидела артистов – Виктора Хованского и Александра Белецкого. Хованский, кряхтя, как разомлевший гиппопотам, поднимался с земли, попутно отряхивая соринки, налипшие на его фрак, а Белецкий со вкусом потягивался, разминая мышцы своей сильной красивой спины.

– Ах, вы, заразы! – своеобразно похвалил их Тодорович. – Витя, Саня – просто красавцы! Машка, тоже молодца. Куда лучше, чем в прошлый раз. Всё, дублей больше не будет. Кто у нас занят в сцене на балконе?.. Перемещаемся во дворец.

– И поторопитесь, пожалуйста! – взмолился оператор. – Через несколько часов свет потеряем!

– Ну, как тебе? – спросил Данила, и Вика даже не сразу вспомнила, кто он вообще такой.

– Потрясающе! – выдохнула она. – У меня сердце чуть не остановилось! Они, все трое… они так играли!

– Да, они – профессионалы, мастера своего дела, – выговорил Данила с уважением. – И ведь обрати внимание – сам текст так себе, довольно банальный, но они так подавали свои реплики, что у меня мурашки бегали по спине!

– Да, у меня тоже… – призналась Вика.

К ним подошёл добряк Хованский, уже с облегчением скинувший свой фрак на руки костюмеру и оставшийся в одной белоснежной рубашке.

– Ну как, Дань, неплохо, а? – обнимая его за плечи, довольно поинтересовался он.

Данила показал ему большой палец.

– Шикарно, Витя! Получил огромное удовольствие от просмотра.

– А вы, барышня? Простите, запамятовал…

Вика не обиделась. Артист и так должен держать в памяти огромные куски текста из своей роли – к чему перед съёмками грузить себя ещё и запоминанием имён каких-то незнакомых девиц?..

– Виктория, – повторила она. – Я в полном восторге. Вы великолепно играли!

– Вика, кстати, у нас ведь тоже актриса, – заявил Данила ласково и притянул девушку к себе. – Поступила во ВГИК, в мастерскую Михальченко, как и я…

– Да ну? – Хованский взглянул на неё с куда большим, чем ранее, интересом. – Нелёгкую жизнь вы себе выбрали, Виктория, ох и нелёгкую…

– Зато скучать не придётся, – беззаботно отмахнулась она.

Виктор засмеялся:

– И то, ваша правда… Даня, пойдём, я вас познакомлю с нашими.

– Да ну, как-то неудобно, – засомневался он. – Тем более люди делом заняты, а мы так… праздношатающиеся «товарищи отдыхающие».

– Чего неудобного? Вы – артисты, они – артисты, все мы братья и сёстры. Пойдём-пойдём!

Съёмочная группа отнеслась к Даниле очень тепло, да и к Вике – вполне доброжелательно. «Наверное, во время съёмок в чужих городах и странах быстро устаёшь от тесного коллектива “своих” и подсознательно тянешься к новым людям», – подумала Вика.

Мария Золотова смыла грим, распустила волосы и сменила старинное платье на шорты и маечку, отчего вся её сногсшибательная фигура: высокая грудь, тонкая талия, гитарный изгиб бёдер и длинные стройные ноги – была представлена в наиболее выигрышном свете. Вика откровенно залюбовалась ею – и создаёт же Бог такую красоту… В Марии прослеживалась грация норовистой породистой кобылицы – она так ступала, так держала шею, так поворачивала голову, что даже просто смотреть на неё было сплошным эстетическим удовольствием.

– Даня! – заявила Золотова, улыбаясь молодому артисту. – А знаете ли вы, что я – ваша самая преданная фанатка?

– Шутите, – по-мальчишески смутился Данила.

– Ничуть не бывало! Да я «Солдата» четыре раза пересматривала и все четыре раза ревела, честное пионерское!

– Тебя когда в пионерки-то принимали? – шутливо поддел Марию незаметно подошедший сзади Белецкий, обнимая её за загорелые плечи. – Данила тогда, наверное, ещё пешком под стол ходил. Вспомнила бабка, як дивкой була…

– Сволочь, – беззлобно отозвалась она, шлёпнув его по руке.

Белецкий тоже переоделся; вместо офицерского кителя на нём теперь были простые полинявшие джинсы и белая футболка, но выглядел он всё равно потрясающе, словно позировал для глянцевого журнала: суперзвезда на отдыхе. Вика старалась не пялиться на него слишком уж откровенно, но отвести взгляд от этого красавца было очень трудно. Теперь она понимала фанаток из поезда – да Белецкому достаточно было только пальчиком поманить, и за ним вереницей потянулись бы девушки, зачарованные его магией, словно волшебной дудочкой гамельнского крысолова.

Так получилось, что из всей группы совершенно свободными оказались трое: Хованский, Белецкий и Золотова. Сегодня у них больше не было работы. Однако водитель, который привозил артистов на место съёмок и забирал их оттуда, ещё не вернулся из Севастополя, куда отправился по срочному заданию режиссёра.

– Я могу ему позвонить, чтобы поторопился… – начал было Тодорович, но Хованский жестом остановил его:

– Да брось, Вася! Что мы, на такси не доберёмся, что ли? Тут и ехать-то пятнадцать минут.

– А где вы живёте? – поинтересовался Данила.

– В «Голубой лагуне», это не сама Ялта, а пригород… – начал было объяснять Виктор, но Данила прервал его:

– А, всё ясно, я знаю, это VIP-пансионат. Вообще-то, мы с Викой на колёсах, так что могли бы вас подбросить, вот только мы пока не успели тут почти ничего осмотреть…

Вика не сразу поняла, что голос, который раздался в ответ на эту фразу, принадлежит ей самой:

– Ну что ты! Конечно, давай их сейчас же отвезём.

– А дворец? – удивился Данила. – И по парку толком не погуляли…

– Ребята, не стоит беспокоиться, честное слово, – вмешался Белецкий, но Вика, снова приходя в шок от собственной решимости, перебила:

– Никакого беспокойства! Откровенно говоря, я и сама уже чуток притомилась, мы ведь с самого утра на ногах. А дворец от нас никуда не убежит… Тем более некоторые залы там всё равно сегодня закрыты. Ведь правда, Дань?

– Ну… да, – отозвался он несколько растерянно. – Впрочем, конечно! Я и не сообразил, что ты тоже устала.

Попрощавшись с остальным коллективом, артисты в компании с Данилой и Викой отправились к выходу. У Вики тряслись поджилки, когда она украдкой бросала взгляды в сторону Белецкого, сама не понимая, что с ней происходит… Но она знала только одно – главной её мечтой сейчас было, чтобы эти мгновения длились и длились, без конца, целую вечность.

При виде доисторического Даниного автомобиля Белецкий восхищённо присвистнул. Вика покосилась на него с подозрением – не смеётся ли? Но он был абсолютно искренен.

– Гламурненько, – заметила Мария с улыбкой.

Перед тем как сесть в машину, они немного застопорились: Хованский был так грузен и толст, что едва ли поместился бы на заднем сиденье вместе со своими коллегами.

– Делать нечего, Витёк, садись вперёд, ко мне, – скомандовал Данила. – Вика худенькая и маленькая, так что вполне влезет третьей с Александром и Машей… Без проблем, малыш? – уточнил он у Вики на всякий случай.

Она была так счастлива, что даже не нашла в себе сил связно ответить, просто кивнула. Белецкий устроился посередине: Мария по левую руку, а Вика по правую.

Вику так трясло от волнения, что она боялась – вот-вот Александр это заметит. Когда она почувствовала своим телом тепло его тела, его плеча, его бедра, у неё буквально перехватило дыхание.

– Детка, ты что-то грустна? – заметил вдруг Белецкий, наблюдая за странным выражением её лица.

– Вика у нас сегодня немножечко перегрелась, – объяснил Данила со смехом, оборачиваясь со своего водительского кресла. – Мы с самого утра гуляли под открытым солнцем.

– И правда, перегрелась, – подтвердил Александр, улыбаясь, – вон и носик так очаровательно покраснел!

После этой фразы у Вики покраснел уже не только нос – она вся заполыхала заревом.

– Ну что ты смущаешь девочку, – засмеялась Мария. – Обгорела, с кем не бывает…

– Отчего же смущаю, я, наоборот, говорю, что ей идёт, – возразил Александр самым невозмутимым тоном.

– Ну что, можем ехать? – уточнил Данила, собираясь заводить мотор. – Ничего не забыли?

В это время кто-то постучал в правое окошко машины – с той стороны, где сидела Вика. Повернув голову, она чуть не упала в обморок, увидев за стеклом своих попутчиц из поезда – фанаток Ольгу и Алёнушку. Непонятно было, как они её нашли и узнали, но судя по всему, девушки отслеживали все перемещения любимого артиста по Ялте. Вике пришлось опустить стекло и поздороваться. Однако она сама предсказуемо не интересовала подруг: всё их внимание было сейчас приковано именно к Белецкому.

– Саша, извините, а можно с вами сфотографироваться? Всего одно фото… – привычно заныла Алёнушка, уже держа камеру наготове. К величайшему удивлению Вики, Белецкий не вспылил, не послал девиц куда подальше – что, в принципе, было бы логично ожидать от артиста после окончания съёмочного дня. Нет, Александр улыбнулся обеим поклонницам так очаровательно, что на щеках его появились ямочки, – это было столь же мило, сколько и неожиданно мужественно.

– Дорогие девочки, – произнёс он своим чудесным голосом, – я бы с радостью с вами сфотографировался, и расцеловался, и всякое такое, – они довольно захихикали, – но, как вы можете видеть, я зажат в тиски между двумя этими прекрасными дамами. Я чертовски устал, и у меня нет сил бороться. Теперь никакая сила не сдвинет меня с места. Давайте в следующий раз, а? Вы же всё равно меня найдёте, не так ли? – Он подмигнул обеим по очереди.

– А вы завтра тоже будете сниматься в Ливадии? – прильнула к окошку уже Ольга.

Белецкий неопределённо покачал головой:

– Там посмотрим… Съёмки – занятие непредсказуемое. От погоды, опять же, зависит…

– Поехали, Даня, – тихонько сказал ему Хованский, и тот послушно завёл мотор.

Поняв, что объект ускользает, Ольга и Алёнушка в отчаянии перевели умоляющий взгляд на Вику:

– Вы сейчас куда?

– Обратно в Ялту… – туманно отозвалась она и торопливо добавила: – Вы же видите, нас тут и так – битком, поэтому мы не сможем, к сожалению, захватить вас с собой. Извините, девчонки.

И в этот момент Данила стремительно рванул с места.

– Уф, оторвались! – захохотала Мария. – Чёрт, Белецкий, и как они тебя находят, а?

– У них круглосуточная слежка, – отозвался он со смехом. – Мне порою кажется, что все эти девочки знают обо мне больше, чем знаю я сам…

– Ну как вы втроём, не сильно теснитесь? – обернувшись, спросил Данила. – Мы скоро доедем, не переживайте…

– Да мы и не переживаем, – заверила его Мария. – Кротким овцам в стаде не тесно!

Белецкий фыркнул.

– Да-да, Машенька, ты среди нас – самая кроткая овца!

– Вот прямо ненавижу тебя, Белецкий, – с улыбкой отозвалась актриса. – Как скажешь вечно что-нибудь – и не понять, то ли комплимент, то ли оскорбление…

– Тебе – только комплименты, моя радость. – Он примирительно поцеловал её в голое предплечье.

Вика искренне надеялась, что её собственная улыбка в этот момент не выглядела слишком жалкой, потому что поцелуй отозвался в сердце острой болью.

Поболтав немного с Марией, Белецкий внезапно обратился к Вике:

– А ты чем занимаешься? Учишься?

– Да, я студентка ВГИКа, – пробормотала она, тая от смущения и чувствуя себя при этом дура дурой.

– О, коллега, значит! – обрадовался Александр. – А у кого в мастерской?

– У Алексея Михальченко, – отозвалась она с гордостью.

Белецкий с уважением покивал головой:

– Да, наставник тебе отличный достался. А курс какой?

– Первый, – ещё больше смущаясь, пробормотала она. – Только поступила…

– Молодо-зелено, – усмехнулась Мария. – Эх, где мои восемнадцать лет…

– Мне двадцать один, – поправила Вика.

– Да ладно? – не поверил Белецкий. – Ты такая малюсенькая, как Дюймовочка… Пока про ВГИК не сказала, я вообще думал, что ты ещё в школе учишься.

– Эх, где мои двадцать один… – с той же интонацией вздохнула Мария.

Белецкий немедленно поддел её:

– Эх, а где мои тридцать три…

– Вот ведь зараза, – обиделась Золотова, – обязательно надо было разглашать во всеуслышание, да?

Откровенно говоря, она не выглядела на тридцать три года – Вика дала бы ей максимум двадцать пять. Но видно было, что актриса всерьёз переживает из-за своего возраста.

– Да ладно тебе, Машенька, – невозмутимо молвил Белецкий. – А вот наш Витя сейчас посмотрит на меня и скажет: «Эх, где мои тридцать шесть», – так что мы с тобой тут ещё не самые старые пердуны.

– Спасибо за старого пердуна, – отозвался Хованский с переднего сиденья, коротко хрюкнув.

– Ну, какой же Витя пердун, – вступился за него Данила. – Он всем молодым фору даст. Душа компании, чудо-человек…

– Ладно-ладно, убедили, Витька у нас молодее молодых! – сдался Белецкий.

Машина вырулила к забору дорогого охраняемого пансионата и остановилась у его ворот. Территория пансионата была закрыта от посторонних, поэтому отдыхающие имели свой собственный кусочек леса и небольшой пляж.

– Приехали, – сообщил Данила, не удержавшись напоследок от шутки: – Граждане, передаём за проезд!

– А натурой расплатиться можно? – кокетливо спросила Мария, после чего Александр весело шлёпнул её по заднице.

– Слушайте, ребята, – вспомнил вдруг Виктор, обращаясь к Даниле с Викой, – а приезжайте сегодня вечером сюда, а? У нас небольшая программка с шашлыками намечается…

– Ой, точно! – спохватилась и Мария. – Правда, присоединяйтесь! А то целыми днями вокруг одни и те же рожи… Пусть даже такие очаровательные, как твоя. – Она показала Белецкому язык.

– Не знаю, – Данила пожал плечами. – Как Вика скажет…

– Желание дамы сердца – закон для джентльмена, – с уважением протянул Александр, но Вике показалось, что он смотрит на них с Данилой насмешливо.

– Я не против! – быстро сказала она.

– Ну, вот и отлично! – обрадовался Хованский. – Значит, подъезжайте часикам к девяти-десяти. Самое интересное-то уже ближе к ночи начнётся…

– Ты меня пугаешь, – захохотал Данила. – Хорошо, мы будем. А как нас сюда пропустят?

– Так ты запиши мой мобильный, – сообразил Виктор, – как подъедете – наберёшь меня, я выйду и проведу…

– Договорились!

– Ну, до вечера, ребята! – попрощалась с ними Мария, грациозно выпархивая из машины.

– Увидимся. – Белецкий махнул рукой на прощание и, оглянувшись на Вику, послал персонально ей короткую, но ласковую улыбку.

У неё сладко заныло в груди. «Скорее бы вечер!» – было единственным, о чём она могла сейчас думать.

Вечер, однако же, сразу не задался. Всё изначально пошло не так, как напланировала в своих мечтах Вика, взбудораженная предстоящей встречей с Александром.

Во-первых, киногруппа оказалась неожиданно большой, просто на съёмки в Ливадию не приезжало и половины. Вика чувствовала неловкость, находясь в толпе весёлых мужчин и женщин, которым не было до неё – чужачки – никакого дела. Все визжали, суетились, смеялись, курили и выпивали.

Во-вторых, она долго не могла разыскать в этой толкучке Белецкого и потому была ужасно раздражённой. Бедный Данила не понимал причины её гнева и только недоумевал, с чего вдруг подружка так злится.

В-третьих, когда Александр всё-таки обнаружился, то Вика захотела немедленно застрелиться: он усадил к себе на колени Марию Золотову и угощал её вином из пластикового стаканчика. Та хохотала, запрокидывая голову и показывая всем свою лебединую шею. Одной рукой она то и дело кокетливо поправляла причёску, а вторую небрежно положила ему на плечо.

Готовку шашлыка взяли на себя Хованский, Тодорович и оператор. Остальные мужчины предавались блаженному расслаблону после насыщенного дня: кто-то бренчал на гитаре, кто-то уже накачивался в тени деревьев чем-то покрепче, нежели вино. Киношные девушки, весело щебеча, резали огурчики-помидорчики-сырок, сервировали простой деревянный стол бумажными тарелками, салфетками, одноразовыми вилками и бутылками с кетчупом, сплетничали о чём-то личном, непонятном – и Вика почти физически ощущала свою чужеродность.

– Тебе скучно, малыш? – спросил её Данила с беспокойством. – Если хочешь, давай слиняем отсюда… Никто и не заметит.

– Нет-нет! – испугалась она. – Давай останемся! Мне… правда очень весело! – С этими словами она залпом допила вино из своего стакана. Мысль о том, что надо будет уехать домой, оставив Белецкого здесь, в окружении кучи красивых женщин, казалась невыносимой.

Впрочем, шашлык вышел бесподобным, вино лилось рекой… и не только вино. К полуночи все уже дико напились и начали творить безумства. Молодая гримёрша Валечка обжималась с глубоко женатым оператором. Сдобная актриса Таня на роли крепостной князей Артемьевых удалилась к себе в номер под ручку с ассистентом режиссёра. Южная крымская ночь, алкоголь, молодая горячая кровь и близость моря волновали – все начинали потихоньку разбиваться на парочки. Страсть и истома так и разливались в воздухе, напоённом густыми пряными ароматами морских брызг, хвои и жареного мяса.

– Купаться! – крикнул кто-то, и все приветствовали эту идею радостным гиканьем.

– Мне нужно зайти к себе и взять купальник, – закапризничала было Мария Золотова, но её моментально прервали, зашумели:

– Да брось! Какие купальники! Будем купаться голышом, как нудисты! Ночь на дворе, никто твоих драгоценных сисек даже не увидит!

Все устремились на пляж, захватив с собой ещё водки и коньяка. Вика поняла, что с неё хватит. Она повернулась к Даниле, чтобы попросить отвезти её домой, но обнаружила, что тот был занят серьёзным и даже почти трезвым разговором с Тодоровичем. Режиссёр что-то горячо ему втолковывал, а Данила кивал, соглашаясь, – не иначе, затеяли спор об искусстве. Вид у обоих был такой, что мешать им точно не следовало.

Вика подошла к столу, почти машинально положила себе на тарелку пару остывших кусочков шашлыка и помидорку и решила пока посидеть у костра.

Там уже был человек – спиной к ней, лицом к огню – но она узнала его сразу же, по силуэту, и задохнулась, не веря своему случайному, такому неожиданному и отчаянному счастью. Это был Александр Белецкий. Один! Совершенно один.

Вика вообразила, что она на сцене. Ей предстояло сейчас сыграть роль – пожалуй, самую сложную в её жизни, а именно: принять независимый и равнодушный вид, чтобы он ничего не заподозрил. Не догадался о том, что она умирает, даже просто глядя на него. Что она задыхается…

– Не помешаю? – спросила Вика небрежно, обойдя его с правой стороны и присаживаясь рядом, на бревно. – Пустите, барин, у костерка погреться…

Голос звучал естественно – даже не дрогнул, и она была собою премного довольна. Белецкий между тем поднял голову и сфокусировал взгляд на Вике. Он, похоже, тоже был пьян – не до безобразия, но всё-таки ощутимо. Тем лучше…

– Ага, белка прискакала на огонёк! – Он улыбнулся.

– Почему белка? – удивилась Вика.

– Да ты такая же маленькая, рыжая, шустрая и пушистая, – пояснил он со смешком.

– А-а-а, – протянула она. – Вообще-то, я другое подумала. Просто у меня и фамилия – Белкина.

– Не может быть! – восхитился он, не поверив.

– Хотите, паспорт покажу?

– Ладно-ладно, убедила… Значит, фамилия нашей будущей кинозвезды – Белкина! – торжественно провозгласил он. – Запомните, люди – вы скоро о ней ещё услышите!

– Всё шутите, – усмехнулась Вика.

На самом деле, его подколка не была обидной – наоборот, ей приятно было, когда он иронизировал на её счёт. Да что там – ей приятно было абсолютно всё, что бы он ей ни говорил.

– А ты чего не пошла со всеми на пляж? – спросил вдруг Александр. – Я думал, тебе это весело…

Вику передёрнуло.

– Терпеть не могу все эти пьяные ночные купания, – сказала она с отвращением. – У меня так дядя – мамин брат – в Волге утонул. Тоже поехал на природу с друзьями, выпил там, ну и полез в воду… А поддатая компашка хватилась его только утром – до того все были невменяемые. С тех пор я категорически не понимаю и не одобряю тех людей, которых по пьяни тянет на такие вот подвиги… Не понимаю и боюсь последствий.

– Ну-у-у, за наших не переживай, – успокоил Александр. – Артисты пить умеют, остальным профессиям на зависть…

– А вы сами-то почему с ними не пошли?

– Честно? Плавать не умею, – признался он.

– Опять шутите? – уличила Вика.

– А ты хотела бы, чтобы я сказал: «Специально не последовал за толпой, чтобы остаться с тобой наедине»? – поддел её он.

Вика поблагодарила Бога за то, что было уже темно, и даже отблески костра не могли выдать её покрасневшую до корней волос физиономию: щекам стало так горячо, будто она сунула лицо прямо в пламя.

– А вы полагаете, что все девушки мира не могут мечтать ни о чём другом, кроме как остаться с вами наедине? – насмешливо отозвалась она.

– То есть ты сейчас хочешь дать мне понять, что из всех девушек являешься единственным исключением? – легко отбил он подачу.

– Ну и самомнение у вас, однако, – вздохнула Вика, надеясь, что она не выглядит слишком уж глупо.

– А ты молодец, – похвалил он её, – за словом в карман не лезешь. Я думал, ты совсем ещё маленькая…

– Вот заладили: «маленькая», «маленькая»… – рассердилась Вика уже по-настоящему. – Я совершеннолетняя, между прочим! Я – взрослый самостоятельный человек!

– Ой-ой-ой, взрослый… – хохотнул он. – Целоваться-то, поди, толком не умеешь.

– Ещё как умею! – взвилась она, не подозревая, что её легко поймали на удочку.

– А если в будущем тебе скажут поцеловать партнёра по фильму, а внешне он окажется жабой? – с интересом спросил Александр. – Всё равно поцелуешь?

– Надо будет – поцелую, – хмуро отозвалась она. – Это же не по-настоящему, это всё игра…

– А меня ты могла бы поцеловать? – вдруг сказал он, лукаво глядя на неё. – Вот так, прямо с ходу? Если бы мы, предположим, снимались в одном фильме?

И через миг он уже приник к её губам с жадным горячим поцелуем. Она не успела даже опомниться.

Это было невыносимо. Это было прекрасно. Это было так, будто Вика до этого никогда в жизни не целовалась. Его губы были сухими и тёплыми, мягкими и требовательными одновременно. При этом он даже не делал попытки обнять Вику или притянуть к себе – словно поцелуй никак не был связан с его общей линией поведения. И всё равно Вика поняла, что летит в пропасть. Она пропала…

Спустя несколько секунд, показавшихся Вике одновременно и вечностью, и кратковременным мигом, Белецкий оторвался от её рта, а затем взглянул на неё с любопытством.

– Ну что? – еле найдя в себе силы шутить, сказала она. – Я прошла эти пробы?

Он расхохотался – громко, заливисто, от души.

– Однако вы отчаянный нахал, – добавила Вика, ведь нужно было говорить хоть что-то.

– Прости меня, – выговорил он, отсмеявшись. – Я, кажется, немного перебрал. Надеюсь, твой кавалер не вызовет меня на дуэль.

– Не беспокойтесь за свою жизнь, – едко отозвалась она, всё ещё приходя в себя после волшебного поцелуя и жалея, что он закончился.

Некоторое время они сидели на бревне рядышком и молчали. Вика вспомнила о своей тарелочке с шашлыком.

– Хотите? – спросила она как ни в чём не бывало.

– Хочу, – просто ответил он.

Они принялись жевать вдвоём, каждому досталось по кусочку, и это было трогательно и мило, как казалось Вике.

– На самом деле, я умею плавать, – сказал вдруг Белецкий, словно продолжая начатый разговор, хотя она его ни о чём не спрашивала. – Просто ненавижу воду. А знаешь почему?

– Почему? – послушно спросила Вика.

– В детстве, у бабушки в деревне, отчим решил научить меня плавать. Взял с собой кататься по озеру… И на самой глубине выкинул меня из лодки, как щенка.

– В каком смысле? – Вика округлила глаза. – Он что, был сумасшедшим?

– Нет, просто считал, что это психологически верный приём – дескать, от страха включится инстинкт самосохранения, и я невольно поплыву сам. Я почему-то не поплыл, а пошёл ко дну… К счастью, он меня вовремя вытащил, утонуть я не успел. Конечно, здорово нахлебался воды, потом меня рвало и адски колбасило на берегу… Короче, плавать в то лето так и не научился. Я не мог даже просто приближаться к тому озеру, меня сразу начинало трясти.

– А… когда же поплыли?

Белецкий усмехнулся.

– Много позже, будучи уже взрослым человеком. Под руководством профессионального тренера. Но воду не люблю до сих пор.

– А с отчимом какие отношения? – спросила она осторожно.

– Он умер много лет назад. Тогда, конечно, я был в шоке и ненавидел его со всем пылом, на который только способен мальчишка. Мама пыталась ему выговаривать за этот поступок, но он твёрдо стоял на своём: «Хотел воспитать Саню настоящим мужиком».

– Малыш! – раздался рядом голос Данилы, и Вика вздрогнула, едва не подскочила, словно её и Белецкого застали на месте преступления. На самом деле, всё выглядело чинно и благородно – они сидели у костра и жевали шашлык. А вот появись он парой минут раньше…

– Вот вы где, – весело произнёс Данила, присаживаясь на бревно рядом с ними. – А я тебя чуть не потерял. Поедем домой, Вик? Поздно уже… Я что-то устал.

«Нет, нет, нет, пожалуйста!» – взмолилась Вика про себя, надеясь в глубине души, что вдруг Александр подаст какой-то знак, попросит их остаться… Но Белецкий ничего не сказал. Он уставился на пламя костра и о чём-то думал, словно уже забыл о Викином присутствии.

– Да, пожалуй… – сказала Вика, поднимаясь.

Данила попрощался с Белецким, Вика тоже кивнула ему несмело, но тот больше не смотрел ей в глаза, словно нарочно избегал встречаться взглядами, делая вид, что Вики для него не существует.

– Уже уходите, ребята? – раздался позади них весёлый голос Марии Золотовой. С ведьминским блеском в глазах, с мокрыми после купания волосами, пахнущая лесом, она была словно русалка, вышедшая из волн морских.

– Да, нам пора, – отозвался Данила. – Спасибо ещё раз за приглашение и за чудесный вечер. Всё было супер.

– Не пропадай, Даня! – сказала Мария многозначительно и прикоснулась к его руке. – Заезжайте с Викой просто так, по-приятельски… Мы здесь ещё десять дней пробудем, а потом обратно в Москву…

Данила и Вика побрели к выходу. Вика молчала, стараясь как можно бережнее сохранить в памяти все воспоминания: и их разговор с Белецким, и его глаза в отблесках пламени, и падающие на лоб волосы, и жар его поцелуя… Ей не терпелось остаться одной и медленно-медленно перебирать эти воспоминания, как драгоценные бусины в ожерелье, смаковать каждое из них.

– Чего примолкла? – заметил Данила. – Обижаешься, что я так надолго оставил тебя одну?

– Конечно же, не обижаюсь, – удивилась она. – Даже не думала… О чём, кстати, вы говорили с Тодоровичем?

– Ой, – Данила оживился, – представляешь, он пригласил меня на небольшую роль в своём фильме! Сам Тодорович!!! Я не могу в это поверить.

– В каком фильме – вот в этом самом, историческом, который сейчас снимает?

– Да-да, именно… Роль, конечно, не главная, но запоминающаяся: цесаревич Александр! – Он гордо подбоченился.

– А разве так бывает? – удивилась Вика. – Я думала, что роли давно распределены…

– Главные, конечно же, да. А вот по поводу цесаревича у него было много метаний и терзаний. Ни один артист не устраивал его на сто процентов. И он сказал, что мой типаж – это абсолютное попадание в яблочко!

– Поздравляю, – искренне порадовалась Вика, думая, впрочем, больше о своём: если Данила будет играть у Тодоровича, то, возможно, ей ещё не раз удастся увидеть Белецкого…

– Спасибо! Правда, сцены со мной будут сниматься ещё не очень скоро, ближе к зиме, в Петербурге. Но это даже к лучшему, что не прямо сейчас, – я же занят в другой картине…

– Но ведь должны ещё состояться кинопробы, – напомнила Вика.

– Конечно! – кивнул Данила. – Но Тодорович заверил, что это простая формальность. Он уже не видит в роли цесаревича никого, кроме меня.

– Дай-то Бог, чтобы это оказалось действительно серьёзными намерениями, а не обычным пьяным трёпом, который забывается наутро… – вздохнула Вика, но тут же опомнилась: – Прости, Данечка. Конечно же, я ужасно за тебя рада. Ты этого достоин, правда!

– Ну, а вы о чём беседовали с Белецким? – вспомнил вдруг Данила.

Вика отмахнулась с деланой беззаботностью:

– Да так… Он детство своё вспоминал, бабушкину деревню. Ничего особенного. Кстати, Даня, – она поспешила перевести разговор на другую тему, – а тебе нравится Золотова?

– Ну… – растерялся Данила. – Она, конечно, красивая, эффектная женщина… А почему ты спрашиваешь?

– Мне кажется, она на тебя запала.

– С чего это взбрело тебе в голову? – рассмеялся Данила. – Вот глупости!

– Ничего и не глупости. Я же видела, как она на тебя смотрит, с какими интонациями говорит…

– Это всё игра. – Данила покачал головой. – Уверен, она не воспринимает меня всерьёз. Просто привыкла купаться в лучах славы и обожания. Да и потом… У них же роман с Белецким! – выпалил он.

Всё-таки Вика от природы была отличной актрисой. Она не выдала себя ни звуком, ни жестом, ни взглядом. Да и темно было…

– Серьёзно? Почему ты так думаешь? – спросила она спокойно. – Я не заметила…

– Тодорович проболтался. Да и все в съёмочной группе это обсуждают, они в одном номере ночуют с самого первого дня… Они и не скрывают особо. Ну а что, оба свободные, красивые, популярные – милая пара. Плюс играют на площадке влюблённых – это здорово сближает, вживаешься в роль и начинаешь верить в придуманную страсть к человеку…

– Да, – повторила Вика ровным голосом. – Они – очень милая пара.

В машине она не придумала ничего умнее, чем притвориться, что заснула. У неё не было сил вести какие-то ненужные разговоры, отвечать на вопросы, делано улыбаться… Когда Данила осторожно потряс её за плечо и сообщил, что приехали, она принялась старательно изображать зевоту.

– Бедняжка, – пожалел её Данила, – ты тоже устала… Сегодня был ужасно длинный и насыщенный день. Ты иди к себе, ложись и отдыхай. Завтра увидимся!

Вика почувствовала себя настоящей сволочью по отношению к нему, однако, сонно пробормотав «спокойной ночи», послушно поплелась к себе в мансарду.

В комнате она приняла душ, переоделась в пижаму и рухнула на постель, которая пахла свежей травой и цветами. Вика была уверена, что ни за что не заснёт этой ночью. Ей просто жаль было времени на сон – она хотела постоянно думать об Александре, вспоминать их беседу, смаковать воспоминания…

Однако едва её голова коснулась подушки, она заснула как убитая и проспала до самого утра.

Проснулась Вика от странного звука – визжаще-рычащего, но не живого, а искусственного, словно неподалёку кто-то работал бензопилой.

Мансарду заливало солнце, а в окно из сада заглядывали ветки яблони. Вика села на кровати, улыбаясь, и осознала, что она и проснулась с улыбкой. «Что вчера случилось хорошего?» – подумала она и тут же вспомнила.

Александр!

Она зажмурилась от переполняющего её – от макушки до самых пяток – искрящегося счастья. Неужели это всё произошло с ней вчера? Съёмки в Ливадии… Дорога до Ялты в машине – бок о бок с Белецким… Приглашение на шашлыки… Тот разговор у костра… И поцелуй… Вику обдало жаром: она как наяву вспомнила вкус его губ.

И вдруг её словно толкнули: «А когда я теперь его увижу?»

Существование без Александра казалось немыслимым. Он был нужен ей, как кислород – просто для дыхания. Но увидеться с ним было так же невозможно, как и желанно. Даже повода приличного не находилось. Не попрёшься же в пансионат просто так: здравствуйте, а я тут мимо проходила… Да и шансов встретить его «просто так» практически нет: на территорию пансионата не пускают посторонних, а сам Белецкий едва ли прогуливается в окрестностях и поджидает её.

Чтобы унять нарастающее волнение, Вика резво погнала себя в душ. Искупавшись, с остервенением почистила зубы. Затем докрасна растёрлась большим банным полотенцем. Однако в голове по-прежнему сидела мысль: как и когда она теперь сможет с ним встретиться?

Только потом Вика догадалась посмотреть на часы и ахнула: был уже двенадцатый час! Ничего себе, она задрыхла… Странно, однако, что Данила её не разбудил. Он, конечно, деликатный и всё такое, но чтобы позволить ей спать до обеда!

Визжащие звуки не прекращались: они то усиливались, то затихали, после чего возобновлялись с новой силой. Похоже, это визжало где-то в доме. Смысла сидеть в своей комнате всё равно не было, поэтому Вика оделась и спустилась вниз по лестнице.

Шум доносился из кухни. Вблизи он казался абсолютно невыносимым. Заглянув туда, Вика с облегчением рассмеялась: дедушка Данилы был поглощён выжиманием сока из яблок, причём орудовал он старинным аппаратом – похоже, ещё советских времён. Именно эта древняя соковыжималка и издавала резкие звуки, особенно усиливающиеся в тот момент, когда Анатолию Ивановичу попадался слишком твёрдый кусок яблока. По всей кухне витал терпкий кисло-медвяный дух.

– Доброе утро, – поздоровалась она с дедушкой.

Тот на мгновение оторвался от своего занятия и ласково кивнул ей:

– А, здравствуй, Верочка! Как спалось?

Вика привычно усмехнулась, но не стала поправлять.

– Спалось просто замечательно, спасибо!

– Хотел позвать тебя на завтрак, – сокрушённо произнёс дед, – но Даня не велел. Говорит: пусть выспится хорошенько. А у меня лапшевник сегодня. Остыл уже… Сейчас подогрею. А пока скушай вон… яблочко.

– А где сам Даня? – спросила Вика, усаживаясь на кухонный табурет и с аппетитом хрустя свежим сочным яблоком. – Да вы не беспокойтесь, я всё равно пока сильно есть не хочу…

– Как это – не хочешь? – запротестовал дед. – Покушать надо, обязательно позавтракай… А Даня в саду, вишню собирает, я его попросил помочь.

«Данька трудяга, а я – лентяйка и тунеядка», – подумала Вика, в глубине души осознавая, что хорошо бы пойти ему помочь, но… в то же время радуясь, что не нужно прямо сейчас с ним встречаться, разговаривать и улыбаться. А улыбаться придётся – Данила же не должен заподозрить, что у неё на душе кошки скребут и все мысли – только о НЁМ…

Дедушка достал из духовки свой «лапшевник» – запеканку из макарон, смешанных со взбитыми яйцами и молоком, густо присыпанную сахарком и смазанную сливочным маслицем. Казалось бы, сочетание таких простых продуктов, но из-под рук Анатолия Ивановича выходило нечто божественное, тающее во рту, и Вика заглатывала кусок за куском, мурча от удовольствия.

Между тем дедуля продолжил занятие, которое ему пришлось прервать с Викиным появлением, а именно: добывание сока из яблок. Выжималка снова завизжала как ненормальная, и Вика невольно поморщилась.

– Отличная вещь! – стараясь перекричать шум, заявил дедушка с гордостью. – Я её ещё в восемьдесят шестом из Минска привёз, когда в санатории лечился… До сих пор работает, получше, чем все эти современные аппараты!

В дверях кухни появился Данила, одетый в простую майку, треники и свою любимую панаму. Он нёс пятилитровое ведро, до краёв наполненное крупными, блестящими, бордовыми вишнёвыми ягодами.

– О, спящая красавица пробудилась от столетнего сна, – сказал он вместо приветствия, улыбаясь Вике.

Она показала ему язык, продолжая уплетать лапшевник.

– Я к тебе раза четыре поднимался, – продолжал Данила, пытаясь переорать соковыжималку, – целовал-целовал, но ты так и не проснулась. Шарль Перро всё наврал!

– Болтун, – засмеялась Вика. – Не может быть такого, чтобы ты меня целовал, а я не почувствовала.

«А вот если бы меня поцеловал Александр Белецкий…» – подумала она внезапно и покраснела. Похоже, она не могла мыслить больше ни о чём другом, словно тот поцелуй и в самом деле был волшебным. Она рассердилась на себя. «Я же не глупая влюблённая школьница, чтобы страдать из-за придуманного образа! Мне с Белецким всё равно ничего не светит! Да мы и не увидимся с ним больше никогда, наверное…»

Слово «никогда» больно кольнуло сердце. «Никогда, – повторила Вика мстительно, чтобы сделать себе ещё больнее, продолжая отчаянно злиться неизвестно на кого. – Никогда, никогда, никогда…»

– Дедуля, вот тебе домашняя работа. – Данила водрузил ведро на стул. – Сам напросился…

Анатолий Иванович одобрительно покосился на обильный урожай вишни и довольно крякнул.

– Что он со всем этим будет делать? – спросила Вика негромко.

Данила махнул рукой и скаламбурил:

– Ну, дед у меня – знатный консерватор… Теперь несколько дней подряд будет заниматься заготовками на зиму. Из вишни сварит компот и варенье, из яблок – сок и повидло… Ближе к концу месяца примется за абрикосы. Страшно озабочен тем, чтобы обеспечить семью витаминами зимой.

Словно в подтверждение его слов, Анатолий Иванович бухнул перед Викой на стол огромную кружку свежего сока.

– Пей! – сказал он едва ли не в приказном порядке. – Всё натуральное, это очень пользительно.

– Ну, раз «пользительно»… – протянула Вика с сомнением и отпила глоток. Сок был таким кислым, что она едва удержалась от желания поморщиться. Данила пристально следил за выражением её лица и довольно улыбался.

– Что, не слишком сладко? – подмигнул он. – Да, к дедовскому соку ещё привыкнуть надо. Но, конечно, можно ещё сахарку добавить – это на любителя. Лично я глушу эту кислятину в чистом виде, буквально стаканами…

– Подсласти немного. – Дед подвинул ей сахарницу, и Вика с удовольствием воспользовалась его предложением. После этого пить сок стало значительно легче и приятнее.

– Давай-давай, допивай быстрее, – поторопил её Данила. – Нас ждут великие дела!

– Какие дела? – слабо запротестовала она. – Я хотела на пляж сходить, позагорать, поплавать…

– Сейчас? В самое «опасное» время? Даже не думай! – отрубил он. – И никакой крем от солнечных ожогов тебе не поможет. Купаться мы с тобой пойдём ближе к вечеру. А пока у нас – культурно-развлекательная программа!

Меньше всего на свете Вике сейчас хотелось развлекаться. Она мечтала только о том, чтобы её оставили в покое. Чтобы можно было вдоволь помечтать об Александре… Но, понятное дело, такое она не могла произнести вслух, поэтому со вздохом пришлось подчиниться Даниле.

Два следующих ялтинских дня прошли для неё как в тумане. Они куда-то ездили, где-то гуляли, о чём-то говорили, ходили, фотографировались, смеялись и спорили…

За эти дни без Александра она совсем о нём забыла, убеждала себя Вика настойчиво.

Она думала о нём каждую минуту.

Это было какое-то наваждение. Она словно сошла с ума. Возможно, это южное солнце сыграло с ней такую злую шутку. Конечно, в свои двадцать лет с хвостиком Вика неоднократно влюблялась. Но ни разу её чувство не было настолько пронзительным и острым – так, что ей хотелось кричать. Новизна ощущений и пугала, и радовала её.

Несмотря на то что в сердце её царил полный разброд, Ялта продолжала радовать и приятно удивлять. Тут было милым всё, даже названия: улица Морская, переулок Черноморский…

Вика открывала для себя волшебный мир вкуснейших фруктов. Она не могла насытиться золотистой хурмой, сладчайшими гранатами, райскими яблочками со смешным названием «мушмула», синим инжиром, напоёнными солнцем абрикосами… Она впервые в жизни ела виноград прямо с куста, и это было непередаваемо.

Они посетили дом-музей Викиного кумира – Антона Чехова. Ей было известно, что врачи рекомендовали ему морской климат по состоянию здоровья. Он купил в Ялте участок земли и построил дом. Именно в Крыму писатель жил почти до самой смерти с сестрой и матерью. Именно здесь им были созданы пьесы «Три сестры» и «Вишнёвый сад», а также знаменитый рассказ «Дама с собачкой».

Съездили они с Данилой и в Гаспру, чтобы полюбоваться на Ласточкино гнездо – строение, напоминающее средневековый рыцарский замок с башенками и стрельчатыми окнами, расположенное на высоченной отвесной скале… Сам замок был, по общепринятым меркам, не очень велик, но смотрелся весьма эффектно. Складывалось впечатление, что даже небольшая тяжесть способна изменить это хрупкое равновесие – и Ласточкино гнездо, оторвавшись от массивной скалы, вот-вот рухнет прямо в пучину морскую. Данила, будучи, как всегда, в курсе всех киношных новостей, рассказал ей, что в районе замка снимались советские фильмы «Человек-амфибия» (как раз под скалой было убежище Ихтиандра) и «Десять негритят».

И всё было хорошо, всё было просто замечательно. Вика заливисто хохотала, когда Данила хватал её в охапку и швырял прямо в нахлынувшую волну; он кормил её черешней с ладони, пока они вдвоём сидели на берегу и вглядывались в миллионы солнечных зайчиков на поверхности моря; они ужинали в чудесном ресторане на набережной – и им подавали великолепную жареную барабульку, нежную, ароматную… Это всё было бы просто идеальным. Если бы Вика не думала постоянно о Белецком.

Это становилось какой-то навязчивой идеей, но Александр мерещился ей повсюду. Она мечтала о встрече с ним, рисуя в воображении самые невероятные ситуации: вот они случайно сталкиваются, прогуливаясь по набережной… Вот он попадается ей навстречу во время экскурсии в Ласточкино гнездо… Вот он оказывается на том же пляже, где купаются они с Данилой… Всё это, конечно, было ужасно глупо и инфантильно. Она знала, что артист приехал в Ялту не отдыхать, а работать, и едва ли после трудового дня он ищет забвения, запросто шатаясь по городу. Но… кто мог запретить ей мечтать?

Утром пятого дня, что Вика гостила у Данилы, они сидели на веранде и завтракали – дедушка спозаранку напёк вкуснейших ватрушек и подал их со свежесваренным вишнёвым вареньем. Чай тоже был необыкновенно вкусен – с листом чёрной смородины и свежими ягодами, плавающими прямо в чашке.

В это время у Данилы зазвонил телефон. Бросив взгляд на дисплей, он переменился в лице и торопливо ответил:

– Алло… Ну конечно, узнал, Василь Антонович!

Вика навострила ушки: это были имя и отчество режиссёра Тодоровича.

– Да, всё хорошо, спасибо… А у вас как успехи, как съёмки? – продолжал разговор Данила. – В самом деле?.. Когда, завтра? Но ведь я не один… Да-да, с девушкой, с Викой… Конечно, я спрошу, как она к этому отнесётся, и дам вам знать. Спасибо за приглашение!

Закончив разговор, Данила вопросительно уставился на Вику.

– Малыш, нас тут приглашают покататься на яхте! Как ты на это смотришь?

– Кто, когда, зачем? – уточнила она, стараясь, чтобы голос не дрожал от волнения.

– У Тодоровича завтра день рождения. Он арендовал яхту, будет тесный круг своих. Ну, само собой, именинник, потом Белецкий, Золотова, Витька, ещё несколько человек. Я, конечно, понимаю, что тебе это может быть неинтересно, но… пойми, это для меня очень важно и очень нужно – поддерживать связи с такими людьми, тем более в свете моих будущих съёмок с Тодоровичем…

Данила не успел даже договорить, а согласие уже сорвалось с её губ:

– Дань, ну какие проблемы! Конечно, я с радостью поеду.

Вике стоило огромных трудов сохранять некое подобие внешнего спокойствия. На самом-то деле ей хотелось умереть от счастья. «Спасибо тебе, Боже! – думала она, ликуя. – Спасибо за этот неожиданный подарок!»

Отплывали в пять часов вечера – праздник праздником, а съёмки надо было закончить в срок, поэтому весь день киногруппа добросовестно трудилась на съёмочной площадке. Зато к моменту всеобщего сбора на пристани народ уже был весел, заранее расслаблен и нацелен на буйное веселье.

Вика промаялась весь день, ломая голову над вечным женским вопросом: что надеть? Не то чтобы у неё был богатый выбор – она привезла с собой не так уж много вещей. Однако хотелось предстать перед Александром в наиболее выгодном и привлекательном свете. После долгих колебаний она остановилась на простеньком, но свободном хлопковом платье в пол, с вышивкой «а ля рюс» на груди и подоле, с рукавами до локтя. Оно было по-настоящему летним, лёгким, светлым и радостным, это славное платьице, и Вика чувствовала себя в нём самой обаятельной и привлекательной.

Но, конечно, куда ей было тягаться с роскошной Марией Золотовой! Актриса нарядилась в простую белую блузку и свободную белую же юбку, оттеняющие её свежий мягкий загар. Густые и волнистые каштановые волосы были небрежно перехвачены лентой на затылке.

Александр был ей под стать: тоже загорелый, стройный, фантастически притягательный… Вика и забыла за эти пару дней, насколько он красив. Она вообще страшно нервничала перед встречей, не зная, как отреагирует Белецкий на её появление. Что он о ней думает, да и думает ли вообще? Может, он давно забыл тот странный и нелепый поцелуй, который перевернул весь её мир с ног на голову? Может, он вообще забыл ВСЁ – что немудрено, учитывая его нетрезвое состояние?

– А, Белка! – поприветствовал он её весело, как ни в чём не бывало глядя прямо в глаза.

Золотова посмотрела на него с интересом:

– Как ты назвал Вику?

– Да ты только взгляни на неё! – улыбнулся он. – Сразу понятно, что это белка. К тому же и фамилия у неё – Белкина, если ты ещё не в курсе…

«Помнит! Он всё помнит!» – сообразила Вика, похолодев. Но он смотрел открыто и просто – как человек, которому нечего стыдиться. Да и в самом деле, не думала же она, что после той ночи у костра он… гм… должен будет на ней жениться?

– Ну, и чем же вы с Даней занимались всё это время, пока мы ударно вкалывали на ниве кинопроизводства? – спросил Белецкий, и в уголках его синих глаз прятались добрые улыбчивые морщинки.

Вика с деланым равнодушием пожала плечами и ответила не моргнув глазом:

– А мы тем временем предавались буржуазному разврату.

От неожиданности Данила даже поперхнулся, а Белецкий засмеялся – громко, с удовольствием, оценив шутку.

– Между прочим, наша яхта называется «Виктория», – усмехнулся приблизившийся к ним Тодорович, взмахом руки указывая на арендованную им белоснежную красавицу. – Так что, Вика, можно сказать – в твою честь…

– Вот ещё, – невольно становясь объектом всеобщего внимания и смущаясь этого, буркнула она. – Сегодня всё – только в вашу честь, это ведь ваш день рождения мы отмечаем.

«Виктория» была роскошным шестнадцатиметровым парусно-моторным катамараном, рассчитанным максимум на дюжину пассажиров. Помимо прогулочных мест, имелись ещё спальные – четыре каюты, и даже – роскошь, роскошь! – целых два гальюна с душевыми. (Во время самой первой прогулки по набережной Вика между делом поинтересовалась у Данилы стоимостью аренды яхт и сейчас прикинула, что «Виктория» обошлась режиссёру не менее полутора тысячи долларов, поскольку была арендована на пять часов. Впрочем, это было не её дело – считать деньги в чужом кармане…)

Когда вся компания оказалась на борту и яхта неспешно отчалила от берега, Данила на правах местного жителя взял на себя роль гида. Впрочем, коренным ялтинцем был ещё и капитан, но он, понятное дело, исполнял на яхте несколько иные обязанности.

– Дорогие гости нашего солнечного города! – преувеличенно придурковатым и жизнерадостным тоном заговорил Данила, подражая экскурсоводам. – Сегодня мы с вами совершим увлекательную морскую прогулку, во время которой я расскажу вам об основных достопримечательностях южного побережья Крыма. Итак, обратите, пожалуйста, внимание вон на ту старинную шхуну слева, у самого берега… Это «Эспаньола», товарищи артисты!

Все послушно повернули головы налево.

– Парусник был построен на херсонской верфи – угадайте, для чего? Специально для киносъёмок! Этот корабль можно увидеть в таких фильмах, как «Остров сокровищ», «Робинзон Крузо», «Дикий капитан»… – бойко шпарил Данила, словно всю жизнь этим занимался. – В настоящее время в шхуне работает первоклассный ресторан – как говорится, «будете у нас на Колыме…»

– Классно, – вздохнула Мария мечтательно. – Я бы тоже хотела сняться в каком-нибудь… морском приключенческом фильме, про пиратов. Нет, ну а чем я хуже Киры Найтли?

– Ты лучше, моя прелесть, – отозвался Белецкий, невозмутимо кладя руку ей на задницу. – Тем более что у тебя сиськи больше, чем у Киры.

– При чём тут сиськи! – оскорбилась Золотова. – Я талант имела в виду, вообще-то.

Словно насмехаясь над её словами, налетел внезапный порыв морского ветра и бессовестно задрал подол юбки. Та взметнулась белоснежным парусом, демонстрируя всем собравшимся упругую попку и полоску стрингов. Мария поспешно одёрнула юбку, возвращая её на место, а Белецкий невозмутимо поддел актрису:

– А ты говоришь: талант, талант… Ну о каком таланте тут ещё можно думать, когда такое показывают?! Тебе даже играть ничего не нужно, все зрители – твои.

Данила кашлянул и поспешил заболтать неловкую ситуацию.

– А вон там, товарищи киноартисты, находится Поликуровский холм… Видите? Он уникален тем, что его видно практически из любой точки Ялты… ну, вроде как Эйфелеву башню в Париже. Его сразу можно узнать по золотым куполам – это купола храма святого Иоанна Златоуста. Продолжение Поликуровского холма – вон тот небольшой мыс, выдающийся в море. Он носит название «Церковный» – думаю, не стоит пояснять, почему?..

– Ладно, расслабься, оратор, – хохотнул Виктор Хованский и сунул ему в руку пластиковый стаканчик с шампанским. – Начинаем праздновать!.. Ну-с, за здоровье нашего дорогого именинника!..

Вика ликовала. Яхта вышла в открытое море и теперь неспешно курсировала вдоль побережья, что позволяло любоваться безумно красивыми видами. От пузырьков шампанского приятно щекотало в носу, ей было весело и беззаботно.

– В какой-нибудь уютной бухточке сделаем остановку и поплаваем, пока все не перепились, как свиньи, – заботливо предупредил именинник. – В сильно пьяном виде кэп плавать запретил – он за нас башкой отвечает.

Тем временем капитан вдруг позвал их, привлекая всеобщее внимание, и принялся тыкать пальцем куда-то в воду.

– Что там? – не понял оператор.

Все присмотрелись, но ничего особенного не заметили. Данилу осенило первым:

– Дельфины!

Это и в самом деле были дельфины – целая стайка. Они плыли очень близко, словно играя с «Викторией» в догонялки, то показываясь на секунду из волн, то вновь ныряя.

– А это не акулы? – спросила Золотова с опаской.

– Успокойся, радость моя. – Белецкий ободряюще похлопал её по плечу. – Акулы здесь не водятся.

– Правда? – Мария посмотрела в сторону Данилы, больше доверяя ему, как авторитету по местным вопросам.

– Чистая правда, – подтвердил он. – Точнее, в наших краях можно встретить так называемую колючую акулу – катрана, их ещё называют морскими собаками. Но для человека они совершенно неопасны, питаются рыбой.

Между тем дельфины, совсем расшалившись, принялись полностью выпрыгивать из воды, словно дразня людей на яхте. Кто-то уже восхищённо щёлкал фотоаппаратом, кто-то снимал на камеру… Вика смотрела на них, широко раскрыв глаза и улыбаясь до ушей – ей это казалось настоящим чудом. «Хороший знак!» – почему-то решила она, нарочно не додумывая мысль до конца – кому хороший, для чего хороший, в чём именно хороший… Но это было просто счастьем.

Прогулка выдалась чудесной. Они пили шампанское, ели фрукты, купались, прыгая в море прямо с борта яхты, рыбачили… Затем, на берегу одной из небольших бухточек, жарили свежепойманную рыбу…

Гурзуф оказался красивейшим местечком Южного Крыма. Он тоже буквально дышал историей: как рассказал Данила, в пятнадцатом веке именно сюда прибыл корабль Афанасия Никитина, возвращающегося из далёкой и волшебной Индии. Также это место было неразрывно связано с именем Александра Сергеевича Пушкина: молодой поэт приезжал в Крым вместе с героем войны тысяча восемьсот двенадцатого года, генералом Раевским.

Они видели величественную Медведь-гору (Аю-Даг), которая, казалось, подпирает своей спиной сами небеса; любовались зеленеющими на холмах кудрявыми виноградниками; подплывали близко-близко к Адаларам – двум скалистым островкам, напротив которых возвышалась Пушкинская скала со своим знаменитым гротом в основании…

Пушкинская скала и скала Шаляпина огораживали собою потрясающую лазурную бухту с очень чистой прозрачной водой. Вика не знала, то ли близкое присутствие Александра превращало всё, что она видела, в волшебство, то ли это и в самом деле было волшебством.

А у подножия скалы Дженевез-Кая, на берегу небольшой бухточки, приютился милый домик – гурзуфская дача Антона Чехова.

– Но… как же дом в Ялте? – растерялась Вика и недоумённо посмотрела на Данилу. – Я читала, что писатель провёл последние годы именно там, разве нет?

– Понимаешь, когда Антон Павлович переехал в Крым, он уже был очень известным. Звездой, как говорят сейчас, – пояснил Данила. – Ну, а какова участь любой звезды… думаю, наши приятели объяснят тебе получше меня. – Он кивнул в сторону Белецкого с Золотовой. – Помимо повышенного внимания со стороны простого народа, были ещё и многочисленные гости, друзья, которые приезжали и приезжали… А он тяжело болел, ему было не до всей этой суеты. Говорят, он даже писал своей сестре: «Я сам себе построил здесь тюрьму!» Вот он и купил этот кусочек земли вместе с домом, чтобы отгородиться от внешнего мира, свить себе здесь уютное гнёздышко.

– Между прочим, отдал за всё это богатство три тысячи рублей, – невозмутимо вмешался Белецкий. – Сумма по тем временам немалая, тогда корову можно было купить за полтинник.

И Вика, и Данила воззрились на него с величайшим удивлением.

– Александр, вы… знаток биографии Чехова? – выдавил из себя Данила.

Тот спокойно покачал головой:

– Не совсем. Я просто его фанат.

«Этого не может быть, – сказала себе Вика. – Этого просто не может быть… Чтобы мы так совпали…»

– Вот что Чехов писал родным, – продолжал Белецкий как ни в чём не бывало, свободно перехватывая инициативу у Данилы: – «Я купил кусочек берега с купаньем и Пушкинской скалой около пристани и парка в Гурзуфе. Принадлежит нам теперь целая бухточка, в которой может стоять лодка или катер. Дом паршивенький, но крытый черепицей, четыре комнаты, большие сени. Одно большое дерево – шелковица…»

Вся компания в благоговейном молчании уставилась на каменистый обрыв, где, должно быть, любил сиживать классик русской литературы, часами наблюдая за стайками игривых дельфинов, подплывающих к самому берегу…

– И что? – спросила Вика осторожно. – Здесь поклонники и зеваки ему уже не докучали?

– Нет, из его друзей почти никто не знал о существовании гурзуфской дачи, – ревниво вмешался Данила, немного уязвлённый тем, как легко Белецкий завладел всеобщим вниманием. – При жизни Чехова сюда к нему приезжали только Бунин да Комиссаржевская…

– …и Чехов подарил актрисе свою фотографию, – подхватил Александр, – на которой было написано: «Вере Фёдоровне Комиссаржевской, в бурный день, когда шумело море, от тихого Антона Чехова».

Он замолчал, и все молчали – казалось бы, всё уже сказано, и любые другие слова будут здесь лишними, однако после небольшой паузы Александр вдруг начал читать стихи.

Вике казалось, что её сердце разорвётся сейчас от тоски и грусти, которыми был наполнен его голос. Ей хотелось плакать; хотелось улыбаться; хотелось стоять близко-близко к нему и держать его за руку, переплетая свои пальцы – с его…

Все послушно безмолвствовали, внимая этим строкам. Даже море, казалось, притихло, волны больше не шумели, а будто бы тоже осторожно прислушивались.

Договаривая эти слова, Белецкий вдруг поднял глаза и встретился взглядом с Викой. Её словно током ударило, и она едва сдержалась, чтобы не отшатнуться, как от электрического разряда.

А он всё читал и читал это стихотворение, и голос его был полон боли и тоски о чём-то несбывшемся.

Закончив читать, он вдруг моментально преобразился в прежнего Белецкого – смешливого, ироничного, даже язвительного.

– Пятиминутка поэзии окончена! – объявил он громко и весело. – Всем расслабиться и отбросить ненужный пафос.

– А что это за стихотворение, кто автор? – спросила Вика несмело, всё ещё проговаривая в памяти строчки, так запавшие ей в душу. Если бы Александр сказал ей, что сам его сочинил, – она, наверное, умерла бы на этом самом месте. Хотя нет, не умерла – упала бы ему в объятия прямо здесь, при всех, и ей было бы всё равно, что подумают другие.

Однако Белецкий ответил:

– Это стихи Юрия Левитанского.

Компания между тем очнулась от лёгкой поэтической дрёмы, и все вновь загалдели, засуетились, принялись наполнять стаканчики шампанским и включили музыку.

Последним пунктом их обзорной экскурсии стал знаменитый лагерь «Артек», раскинувшийся на склонах Медведь-горы.

– Я там был в детстве, – весело сообщил Белецкий. – Впечатления остались самые отвратительные…

– Почему? – дружно удивились коллеги. – Знаменитый лагерь, известный на весь мир…

– Да туда же во времена СССР в основном только пионеров отправляли. Причём самых лучших. А мой отчим по большому блату и под страшным секретом достал путёвку, хотя мне ещё и семи лет не исполнилось. Я, в общем-то, был довольно рослым и сильным, однако психологически оказался совершенно не готов к лагерной жизни. Страдал всю смену, плакал, хотел домой… Отчим же потом меня стыдил – мол, не мужик, а тряпка и нюня.

– Похоже, ваш отчим был буквально повёрнут на идее сделать из вас «настоящего мужика», – заметила Вика, вспомнив историю с выбрасыванием из лодки.

– Это точно, – отозвался Белецкий и внимательно посмотрел на неё. – Это точно…

Капитан развернул яхту назад, в сторону Ялты. Увлекательная прогулка подходила к концу. У Вики продолжало разрываться сердце от предстоящей разлуки с Александром, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не разреветься – отчаянно, по-детски, навзрыд… А Белецкий, как назло, стоял на палубе в обнимку с Марией, что-то ласково шептал ей на ушко и многозначительно улыбался.

Когда подплывали к Ялте, уже совсем стемнело. Набережная встретила их, словно другой мир – миллионами огней и грохотом музыки из многочисленных кафе.

Вика ступила на берег и украдкой оглянулась, высматривая, где Александр. А он, как выяснилось, шёл прямо за ней и, когда она остановилась, тоже встал рядом.

– «Потом, когда они вышли, на набережной не было ни души, – проговорил он задумчиво и торжественно, но как бы про себя, – город со своими кипарисами имел совсем мёртвый вид, но море ещё шумело и билось о берег; один баркас качался на волнах, и на нём сонно мерцал фонарик…»

Вика, конечно же, узнала строки из «Дамы с собачкой». И неожиданно для самой себя подхватила:

– «Она не плакала, но была грустна, точно больна, и лицо у неё дрожало. “Я буду о вас думать… вспоминать, – говорила она. – Господь с вами, оставайтесь. Не поминайте лихом. Мы навсегда прощаемся, это так нужно, потому что не следовало бы вовсе встречаться. Ну, Господь с вами”».

Он ошарашенно повернулся к Вике и взглянул на неё с изумлением и странной нежностью. Затем открыл рот, намереваясь что-то сказать ей… должно быть, что-то очень важное, что-то, несомненно, главное, но…

Сзади весело подскочил Данила и обнял её за плечи. И всё кончилось. Сказка кончилось.

Вика вдруг почувствовала смертельную усталость и страшно захотела домой. Ей даже было всё равно, что на этот раз они попрощаются с Белецким, скорее всего, окончательно – навсегда. Плевать… плевать. На душе были лишь опустошение и покорность.

Прощание со съёмочной группой прошло для неё как в тумане. Нет, она, конечно, говорила какие-то вежливые слова, кому-то улыбалась, пожимала чьи-то руки… Но ей уже не было дела ни до чего, что бы отныне с ней ни происходило.

– Тебя не продуло ли бризом, малыш? – обеспокоенно спросил Данила по дороге домой, щупая её лоб. – Вид у тебя несколько… горячечный.

– Да, я странно себя чувствую, – призналась она.

– Приедем – сразу же уляжешься в постель, – скомандовал он, – а я принесу тебе малинового варенья и тёплого молока. Ещё не хватало, чтобы ты разболелась перед самой дорогой!..

Перед дорогой?.. Ах, да – Вика вспомнила. Завтра были её последние сутки в Ялте. Но ей ничего больше не было жаль. Даже если бы пришлось провести целый день, лёжа в постели с температурой.

– Я просто устала, Дань, – тихонько отозвалась она. – Просто немного устала… Я посплю – и всё пройдёт. Правда…

Утром, когда Вика проснулась, она сразу обратила внимание на то, как переменилась погода. Утренний солнечный свет, к которому она уже успела привыкнуть здесь, не заливал, по своему обыкновению, комнатку – напротив, за окном было уныло и пасмурно.

Это был её шестой день в Ялте. Её последний день здесь…

Она маялась и даже не особо старалась это скрыть. Тоска по Белецкому была сравнима с физической болью или наркоманской зависимостью. Ей до смерти хотелось повидаться с ним, но Вика не могла придумать ни одного подходящего варианта или повода, который позволил бы ей встретиться с Александром. Да даже если бы и удалось – что тогда? Скорее всего, она снова застеснялась бы, скомкала общение… Ну и пусть, лишь бы ещё раз взглянуть в эти синие-синие морские глаза, полюбоваться ямочками на щеках, провести ладонью по шелковистым волосам, услышать его низкий волшебный голос…

За дверью не раздавалось ни звука. Осторожно высунув нос из своей комнаты, Вика по этой особенной тишине догадалась, что находится в доме совершенно одна. Спустившись на первый этаж, она обнаружила в кухне записку:

«Малыш, я повёз деда за продуктами. Не скучай, мы скоро вернёмся! Завтрак на столе. Целую!»

Вика разыскала целое блюдо румяных аппетитных сырников, заботливо накрытых сверху тарелкой и укутанных в полотенце, чтобы не остыли. Рядом стояли розетки с мёдом и вареньем. Прихватив пару сырников и откусывая на ходу, Вика открыла дверь и вышла в сад. Хотелось вдохнуть свежего воздуха, чтобы в её беспокойной голове хоть немного прояснилось.

В саду пахло дождём – но не пролившимся, а только намечающимся. Резкие порывы ветра качали кроны деревьев и срывали листья с кустов.

По ту сторону забора снова пели. Галинка была в своём репертуаре… Похоже, там, у самой изгороди, находилось её любимое место для пения – можно было сидеть на мягкой чистой травке и любоваться садом, а также вершинами гор, вырастающими вдали.

Осторожно ступая, чтобы не спугнуть певицу, Вика подошла поближе, чтобы лучше слышать. Это опять была украинская народная песня – они получались у Галинки особенно хорошо.

Заслушавшись, Вика, неожиданно для самой себя подхватила песню, благо она была ей прекрасно знакома:

Если Галинка и растерялась от этого неожиданного появления, то голос её даже не дрогнул. Она невозмутимо продолжала выводить, заливаясь соловьём:

Заканчивали они уже хором – дуэтом, на два голоса, да так ладно, словно всю жизнь репетировали. Допев песню, пару мгновений молчали. Наконец, из-за забора раздался голос Галинкиной матери, о чьём присутствии Вика даже не догадывалась:

– Як тебе звати – Вика?.. Добре спиваешь, дивка. Душевно.

– Дякую, – машинально поблагодарила она. Отчего-то тяжело вздохнув, Галинкина мама поднялась и ушла в дом, оставив дочку наедине с Викой. Они снова некоторое время неловко помолчали. Петь вдвоём было явно легче, чем лихорадочно придумывать темы для светской беседы…

– А я завтра утром уезжаю в Москву, – зачем-то сказала Вика, и это звучало как приглашение к примирению.

– Это хорошо, – самолюбиво отозвалась Галинка, гордо отвергнув перемирие. – Хорошо, что уезжаешь, – пояснила она, чтобы у соперницы не оставалось больше никаких сомнений на её счёт.

– Послушай, – спокойно и доброжелательно произнесла Вика, – я не понимаю, почему ты злишься на меня. В том, что у вас с Даней ничего не вышло, моей вины нет ни капли… Ты просто тешишь себя иллюзией, что я вам мешаю. Но это не так. Даня в принципе не относится к тебе как к потенциальной девушке.

– Ну, это мы ещё посмотрим, – нервно сказала Галинка и, вскочив на ноги, бросила напоследок ей в лицо, перед тем как скрыться в доме: – Уезжай уже поскорее!

После её ухода Вика долго стояла одна в саду, глядя прямо перед собой, но ничего не видя. На душе было ещё тоскливее, чем раньше. Очнулась она от своего лёгкого забытья только тогда, когда услышала, что к дому подъехал «жигулёнок» – Данила с Анатолием Ивановичем вернулись из магазина. Она нацепила на лицо лёгкую улыбку и отправилась им навстречу.

– А у меня для тебя сюрприз, малыш! – Данила помахал ей свёрнутой в трубочку газетой. Это оказался свежий номер городского еженедельника. Вика развернула его и ахнула. Прямо на первой полосе была помещена огромная фотография: Тодорович, Золотова, Белецкий, а также Вика и Данила на ялтинской набережной, перед самым отплытием. Фотограф запечатлел их в момент оживлённой беседы. Вика поняла, что пропала: даже на плохоньком размытом снимке, сделанном, похоже, из-под полы и издалека, было прекрасно видно, с каким обожанием она смотрит на Александра, буквально заглядывает ему в рот. Она и не подозревала, что её чувства настолько очевидны со стороны. Впрочем, может, ей это только кажется, потому что она сама знает о себе всю правду?.. Данила вон совершенно спокоен, шутит, улыбается – стало быть, ничего не подозревает…

Немного подуспокоившись, Вика быстро пробежала статью глазами.

«В Ялте снимается кино!» – гласил заголовок. Основной же текст был следующим:

«Не секрет, что наш гостеприимный южный город издавна привлекает не только туристов, но и кинематографистов. На днях в Ялту прибыла киногруппа под руководством знаменитого московского режиссёра Василя Тодоровича. Среди актёров, задействованных в съёмках его нового исторического фильма, две суперзвезды: Александр Белецкий и Мария Золотова. Как стало известно нашему специальному корреспонденту, они сыграют влюблённую пару. Уже отснято несколько эпизодов в Ливадийском дворце и парке; группа планирует задержаться в Ялте ещё на неделю. Вчера вечером, чтобы расслабиться после напряжённых трудовых будней, компания артистов во главе с режиссёром совершила увлекательную морскую прогулку до Гурзуфа».

Вика прочла коротенькую заметку и вновь перевела взгляд на фото. Даже на этом паршивом снимке было видно, как красив Белецкий… Сама она накануне постеснялась его фотографировать, нащёлкала только пейзажей да себя с Данилой. Поэтому можно было сказать, что это – их единственная совместная фотография. Она виновато улыбнулась и подняла глаза на Данилу:

– А можно мне оставить этот номер себе?.. Всё-таки я никогда ещё не попадала на первые страницы газет. Пусть даже моего имени здесь не упоминается…

– Какие вопросы, забирай, конечно! – Он махнул рукой. – Если хочешь, можем потом в киоске ещё несколько номеров прикупить. Ну, я не знаю – может, бабушке пошлёшь. На память…

Вика, ещё раз улыбнувшись, прижала газету к сердцу и рванула с ней наверх, к себе в мансарду.

В полдень Данила повёз Вику по туристическим магазинчикам, чтобы та смогла набрать с собой памятных сувениров. Были куплены и многочисленные магнитики на холодильник с видами Ялты и окрестностей; и ракушки всевозможных форм, цветов и размеров; и даже игрушечный замок на скале – миниатюрная копия «Ласточкиного гнезда». Данила, несмотря на все Викины протесты, оплатил её покупки сам.

– Ты же, надеюсь, не феминистка? Тогда к чему эти бурные сцены, – добродушно усмехнулся он.

Вика смутилась:

– Не феминистка, но всё равно… ты и так для меня столько сделал… и делаешь.

– Да потому что всё, что я делаю для тебя, – приносит удовольствие и радость мне самому, – просто объяснил он. – Так что расслабься, я банальный эгоист.

После обеда они отправились прощаться с морем. Точнее, прощалась одна Вика, а Данила просто её сопровождал. Море было неспокойным, оно бурлило и плескало им в лицо холодными солёными брызгами.

– «Вот идёт он к синему морю, – задумчиво продекламировал Данила пушкинские строки, – видит, на море чёрная буря: так и вздулись сердитые волны, так и ходят, так воем и воют…»

«Это на сердце у меня чёрная буря», – подумала Вика, пряча глаза. Впрочем, можно было особо не партизанить: всю её печаль и тоску Данила списывал на предстоящую разлуку, а потому и сам был немного грустен.

Они уселись на гальку и стали молча смотреть на море, поёживаясь от периодически летящих в их сторону капель. Данила принялся выкладывать у себя прямо на руке какую-то надпись из мелких камешков. Из гальки постепенно складывались буквы: Я-Л-Т…

– Ялта? – понимающе спросила Вика, с умеренным любопытством наблюдая за его действиями. Данила поднял голову, встретился с ней глазами и слегка улыбнулся.

– Нет. Я – Люблю – Тебя, – ответил он, не отводя взгляда.

Вика занервничала, смутилась, отвернулась… «Ялта… – беззвучно прошептала она. – Я – Люблю – Тебя – Александр…»

Прошептала и засмеялась вслух – какие глупости! Что за ерунда лезет в голову, ей же не двенадцать лет, чтобы всерьёз страдать по наполовину придуманному герою.

– Что с тобой? – спросил Данила с улыбкой, думая, что её смех относится к его признанию.

– Хочу купаться! – воскликнула она внезапно с отчаянием самоубийцы и резко вскочила на ноги. – Прямо сейчас! В шторм!

– Ты с ума сошла? – поразился Данила, вскакивая вслед за ней. – Только посмотри на это! – Он махнул рукой в сторону огромных волн, которые налетали на берег и с грохотом разбивались о него. Но Вика уже стаскивала через голову свою футболку.

– Ненормальная… – беспомощно повторил Данила, понимая, что спорить с этой девицей всё равно бесполезно, и сам принялся раздеваться.

– А ты куда? – удивилась она.

– Ну, не брошу же я тебя одну на растерзание стихии… – пояснил он невозмутимо.

– Прямо-таки сцена из «Титаника», – съязвила Вика. – «Если ты прыгнешь – прыгну и я…»

– Прыгну, не сомневайся, – подтвердил он таким серьёзным голосом, что ей стало стыдно за свой ироничный тон. – Запомни, самое главное – это преодолеть первую линию, где волны падают и откатываются назад. Вот эту, пенную, видишь? За ней уже поспокойнее – волны просто качают… Они высоченные, но более-менее спокойные.

– Слушаюсь, босс, – виновато пискнула Вика.

– Сложнее всего потом будет выбраться на берег, – продолжал он внушительно. – Сила, с которой волны отходят от берега, ужасно велика. Может затянуть в море под новую волну…

Так оно и вышло. Покачавшись на волнах, как на качелях, и немного успокоившись, Вика решила, что с неё достаточно экстрима, и взяла курс на берег. Однако выбраться на сушу оказалось не так-то просто. Её то и дело отбрасывало назад. Данила уже практически достиг берега и сейчас обернулся, протягивая ей руку. Вика зазевалась на секундочку… и пропустила очередную огромную волну, которая накрыла её с головой.

Поначалу ей удалось вынырнуть, сделать спасительный вдох… но тут её опять накрыло. Вот так, вдруг, моментально. Она даже не успела испугаться – просто почувствовала, что её утаскивает вглубь. В пучину…

В этот миг кто-то с силой дёрнул её за руку. Через секунду Викина голова снова оказалась над поверхностью моря, и она увидела, что Данила вернулся за ней, чтобы вытащить в безопасное место. Она попыталась вдохнуть глоток воздуха и закашлялась, потому что и рот, и нос были полны солёной воды. И в этот самый момент её накрыло с головой в третий раз. «Я тону!» – сообразила Вика и в панике замолотила под водой руками и ногами.

Ещё через мгновение Данила вытащил её наверх и закричал:

– Не дёргайся!!! Держись за моё плечо! Малыш, успокойся, просто держись за меня и не суетись!!!

У неё хватило ума послушаться его. Было тяжко, их то и дело затягивало назад, но совместными усилиями они кое-как допрыгали до берега – оказывается, до него было совсем близко, буквально рукой подать. Тем обиднее было бы захлебнуться всего в каком-то метре от суши… А воды оба нахлебались предостаточно. Вика кашляла и ничего толком не соображала.

Очередная волна прибоя резким тычком буквально швырнула их на берег. Вика почувствовала, как кожа на её коленях и животе царапается о гальку… Но она была спасена. Им обоим больше ничего не угрожало.

Поддерживая Вику под локоть, Данила помог ей подняться. Коленка была в крови и ссадинах, и оказалось, что наступать на правую ногу ужасно больно, практически невыносимо.

– Садись, – приказал Данила, и она не посмела его ослушаться. Ей вообще было ужасно стыдно за то, что она всё это затеяла. А если бы они оба погибли из-за её глупой прихоти?

Данила бережно ощупывал её ногу.

– Ну, перелома, вроде бы, нет, – заключил он наконец. – До дома дохромаешь? Или на руках тебя понести?

– Дойду, – стараясь не встречаться с ним глазами, отозвалась Вика. Он снова помог ей встать и надел на неё футболку с юбкой. Затем быстро оделся сам.

– Опирайся на меня, – приказал он. – Всем телом опирайся, говорю. Не волнуйся, как-нибудь доковыляем.

Вика была бесконечно благодарна ему за то, что он обошёлся без отповеди, не стал стыдить и поучать её в духе: «А я же предупреждал!» Данила вообще был удивительно чутким и деликатным парнем…

Его деликатность дошла до того, что, когда после ужина Вика объявила, что хочет уйти к себе и пораньше лечь спать, он не проронил ни звука протеста. Безропотно принял, как и все остальные её закидоны – несмотря на то что это была Викина последняя ночь в его доме. Вика злилась на него за то, что он был таким добрым, таким понимающим и всепрощающим – и не давал ей ни малейшего повода вспылить. Злилась и на себя, потому что не могла его по-настоящему полюбить. Не могла себя заставить… Да, она принимала за влюблённость своё робкое чувство к нему, но на самом-то деле – теперь ей стало это совершенно ясно – Данила просто ассоциировался у неё с той эйфорией, с тем душевным подъёмом, который охватил её во время поступления во ВГИК. Но это была не любовь…

Ночью разразилась гроза. Вспыхивающие молнии то и дело озаряли маленькую мансарду, и на доли секунды в комнате становилось совсем светло. После каждой вспышки Вика зажимала уши подушкой и ныряла под одеяло, предчувствуя очередной громовой раскат. Грома она боялась больше всего на свете, хотя бабушка неоднократно объясняла ей в детстве, что самое опасное – это молния. Но Вике был неприятен именно сам шум: казалось, что небеса раскалываются пополам, словно настал день страшного суда.

Заснуть в таком адском грохоте не получалось, как она ни старалась. Немного поколебавшись (всё-таки время перевалило уже за два часа ночи), Вика включила свет, достала свой мобильник и набрала номер Данилы. Он сбросил её звонок, но не прошло и минуты, как Вика услышала осторожный стук в дверь.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил он, оглядывая Вику с ног до головы, словно проверяя, всё ли с ней в порядке. – Нога болит?

Судя по его бодрому виду, он тоже до этого не спал.

– Я боюсь грозы, – просто сказала Вика. – Хочу, чтобы ты побыл со мной до утра.

Данила замялся, не будучи уверенным, что верно истолковал её намёк. «До утра» означало, что им придётся спать на одной кровати, так как другой здесь не было. Или Вика предлагала не спать, а просто разговаривать до самого рассвета?..

– Ты хочешь сказать, что я… – Его голос охрип и сорвался от волнения.

– Останься со мной этой ночью, – просто повторила Вика, повернулась к выключателю и погасила свет. Затем одним лёгким движением она стянула через голову ночную рубашку и шагнула к нему, в уже распахнутые нетерпеливые объятия.

…Он любил её под вспышки молний, под громовые раскаты, и она вскрикивала и задыхалась в такт ударам ливня по крыше, по оконному стеклу. Он то целовал её с робкой застенчивостью, как неопытный возлюбленный, то яростно терзал коленями отчаянно скрипевшую кровать, пригвождая Вику к скомканной постели. Она же закрывала глаза и… думала только об Александре. «Прости, Даня. Не о тебе…» Ей даже пришла в голову вздорная мысль, что, если бы той ночью она забеременела – то ребёнок, однозначно, был бы похож на Белецкого.

Они действительно не спали всю ночь. Под утро затяжная гроза сменилась унылым дождём, бесконечным, как зубная боль, и в комнату вполз серый неуютный рассвет, словно привнеся сырость в каждый угол этой комнатки.

Под глазами у обоих залегли тёмные круги. Данила смотрел на неё с обожанием, любовался ею, заглядывал в глаза, ловил каждое её слово, каждый вздох, был с нею мягок и нежен. Они по очереди приняли душ, а затем спустились позавтракать перед дорогой. Данила самолично заварил для неё свежий травяной чай, подкладывал бутерброды, а она от его трогательной заботы чувствовала себя настоящей свиньёй. Но Даня-то был ни в чём не виноват…

Вика попрощалась с милым дедушкой. Тот вручил ей с собой «на дорожку» целую жареную курицу, десяток пирожков с луком и яйцом, которые он напёк накануне, и пакет винограда. Вика пыталась оставить хотя бы половину – куда там! «До свидания, Валечка!» – сказал Анатолий Иванович напоследок.

Уже в восемь утра они выехали из дома – нужно было успеть добраться до вокзала Симферополя к одиннадцати часам.

Данила занёс её вещи в вагон, а затем долго и нежно целовал на прощание, пока проводница не начала сердиться, призывая всех провожающих немедленно выметаться на перрон.

– Я люблю тебя, – прошептал он ей напоследок. – Я очень тебя люблю, малыш. Ты жди меня, ладно? Я скоро к тебе приеду.

Это было так символично – уезжать из тёплого солнечного Крыма под противный моросящий дождь, исполосовавший стёкла вагона кривыми дорожками…

Данила долго шёл вслед за поездом, махая Вике рукой, и она плакала, уже не скрывая своих слёз. Ведь их легко можно было списать на грусть от разлуки… На самом деле, она плакала, думая об Александре. Она уезжала, а он оставался здесь.

Сказка кончилась. И лето кончилось. Самое счастливое и горькое лето в её жизни…

Поезд мчался вперёд, а Вика снова и снова повторяла строки из стихотворения Юрия Левитанского, намертво врезавшиеся ей в память в тот самый вечер, когда Белецкий прочёл их в Гурзуфе, возле чеховского домика.

«Это ружьё ещё выстрелит?» – спросила она сама себя с надеждой.

Ответа не было.