© Юлия Монакова, 2019

ISBN 978-5-4496-1925-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 

Все персонажи, события и большинство географических объектов (в том числе цыганский посёлок на реке Мезень) – плод фантазии Юлии Монаковой. За совпадение с действительностью автор ответственности не несёт.

 

ПРОЛОГ

– Голубчик мой, свет уходит! – оператор-постановщик бросил на режиссёра преисполненный нетерпения взгляд и театрально сложил мягкие ладошки перед грудью, как индус. Этот умоляющий жест должен был выразить крайнюю степень его отчаяния.

– Понимаю, конечно, что «белые ночи» – звучит красиво и романтично, но снимать при таком освещении лично я отказываюсь, – категорично заявил он. – У нас должно быть яркое солнце, а не сумерки! Давай-ка быстренько ещё раз сцену прогоним…

– Да Вера что-то совсем не в форме, – буркнул режиссёр вполголоса. – Прямо расклеилась из-за вчерашнего, Сашка с ней и так, и этак бьётся, а она точно деревянная…

– А этот засранец где? – тоже понизив тон, полюбопытствовал оператор. – Отсыпается у себя в номере?

Режиссёр брезгливо дёрнул усом.

– Да куда ж ему деться – он вчера лыка не вязал, паскудник мелкий. Ладно, давай ещё разок попробуем… Внимание! – крикнул он. – Переснимаем сцену объяснения графа и Насти. Саша, Вера – двухминутная готовность!

При этих словах молодая женщина в пёстром цыганском наряде – певица и актриса Вера Громова, известная публике под сценическим псевдонимом Вероника Мендес – поднялась со стула и одёрнула свою цветастую юбку. Ей тут же заботливо протянул руку, предлагая на неё опереться, красивый мужчина в элегантном летнем костюме конца девятнадцатого века. Это был актёр Александр Белецкий, кумир всех российских женщин от мала до велика.

– Ты в порядке? – тихо спросил он у Веры. – Уверена, что справишься? Может, ну их всех к лешему? Тебе бы сейчас в гостиницу, горячего чая да поспать…

– Всё нормально, Саш, – отозвалась она с благодарной улыбкой. – Не в моих это привычках – включать «звезду» и срывать съёмочный график. Так… не по себе что-то. Я всё про Андрея думаю.

– А не пошёл бы он к… – Белецкий еле сдержался, чтобы не выматериться. – Ты из-за этого щенка ещё переживать будешь?

– Сашка! Вера! Вам особое приглашение нужно, или карету ждёте? – ядовито прокричал в их сторону режиссёр. – Дуйте бегом сюда!

Белецкий с Верой направились к месту съёмки. Объяснение русского аристократа и вольнолюбивой цыганки должно было происходить на берегу реки.

Красавица Мезень царственно катила свои студёные волны в сторону Белого моря. Чистейшая вода шумела по камням и была такой прозрачной, что можно было увидеть стайки серебристых рыбок, круживших над песчаным дном. В зеркале реки, насквозь прошитом солнечными зайчиками, отражалась прекрасная и величественная природа русского севера – густо поросшие таёжным лесом красно-глиняные берега.

– Тишина на площадке! – заорал режиссёр. Он вообще был громогласным и шумным, но довольно славным малым. – Тишина, вашу мать, я сказал! Камера!.. Мотор!..

Вразнобой откликнулись помощник оператора со звукорежиссёром. Громыхнула хлопушка-нумератор.

– Начали!!! – а это уже в сторону актёров.

Белецкий тут же схватил Верину ладонь и прижал к своим губам.

– Поедем со мной в Москву, Настя! – проговорил он умоляюще. – Ты для меня одна-единственная. Не могу я без тебя, хоть режь, хоть в огне сжигай…

Вера – впрочем, и не Вера это уже была, а гордая цыганка Настя из табора – насмешливо повела высокой соболиной бровью.

– Вы что же это, сватаете меня, барин? – спросила она, вперившись в него внимательным, пронизывающим насквозь взглядом. Он, внезапно смутившись, запнулся было, но через мгновение продолжил с прежним пылом:

– Тебе хорошо со мной будет, слово даю. Ничего для тебя не пожалею, ни золота, ни серебра! Нужды знать не будешь, платья новые – сколько хочешь, шали персидские…

– А, так вы для меня место богатой содержанки приготовили? – полыхнув очами, перебила она. Он осёкся.

– Так знайте же, барин, – тряхнув гривой чёрных волос и отбрасывая их за спину, проговорила строптивица, – любовь цыганки ни за какие деньги не купишь.

Отняв свою руку, она, не обернувшись, побежала вдоль берега реки – босая, лёгкая, стремительная, словно вольный северный ветер.

– Тогда… тогда я эту любовь завоюю! – отчаянно прокричал граф ей вслед.

– Стоп… – режиссёр замешкался на секунду, встретившись вопросительным взглядом с оператором, но тот молча показал ему большой палец.

– Снято! – подытожил режиссёр с облегчением. – Хватит дублей на сегодня. Сашка – молоток, спасибо тебе. Вера! – крикнул он в сторону убежавшей артистки. – Возвращайся! Всё отсняли.

И, словно в ответ на его реплику, со стороны деревни раздался громкий вопль:

– Семён!.. Семё-о-он!.. Сеня!..

Кричал администратор по локациям – тот самый, который выбрал это местечко в Архангельской области для проведения натурных съёмок. Он нёсся к съёмочной группе напрямки через луг, спотыкаясь и подпрыгивая от волнения, и бешено размахивал руками, что при его внушительной комплекции смотрелось весьма комично. Впрочем, никто даже не улыбнулся. Семёном звали режиссёра, и, судя по его напряжённо застывшему лицу, он сразу же сообразил, что добрых вестей этот гонец с собою явно не несёт. Все члены группы тоже взволновались и с опаской смотрели в сторону приближающегося админа.

– Сеня… – выговорил тот, задыхаясь, когда очутился совсем рядом. – Беда у нас… Андрюха пропал!

На площадке воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием тучного администратора.

– Как пропал? – выговорил наконец режиссёр, отирая усталое лицо ладонями. – Когда же он успел, сукин сын?

– Да он, оказывается, и не ночевал в номере, – администратор махнул рукой, тяжело опускаясь на заботливо подставленный ассистентом режиссёра стул. Пластмассовые ножки угрожающе скрипнули и чуть подогнулись. – Постель нетронута. Мы-то думали, побуянил пацанчик – и теперь сутки дрыхнуть будет. А девица с рецепции говорит, что вчера ночью видела, как он отправился в сторону леса… Так с тех пор и не возвращался.

– Ети твою мать!.. – режиссёр в сердцах сплюнул. – Пробздиться решил, сопляк! Я уже вижу, как СМИ смакуют эту историю: поначалу на съёмках фильма актёры пытались набить друг другу морды, а затем одному из них вздумалось пойти ночью в лес погуляти. Вот только этого говна нам ещё и не хватало до полного счастья…

– Так он что, со вчерашней ночи один по тайге шатается? – нахмурился Белецкий. Страшно побледневшая Вера ахнула.

– В полицию сообщили? – игнорируя его вопрос, обратился режиссёр к администратору. Тот торопливо закивал.

– Уже поисковые отряды формируют… Вот-вот начнут лес прочёсывать. Там ещё полно добровольцев из местных записалось. Слава богу, белые ночи, не придётся утра дожидаться…

– А телефон его что?

– Вне зоны доступа, конечно.

– Лишь бы живой был, с-с-скотина такая… – в сердцах выдохнул режиссёр.

– Я с добровольцами пойду, – быстро сказал Белецкий. Режиссёр сделал страшные глаза.

– Ты что?! Саша, даже не вздумай! Ты у меня в главной роли вообще-то снимаешься, забыл?

– Так на сегодня съёмки закончены, – Белецкий уже торопливо расстёгивал свой пиджак, затем рывком стянул жилет и принялся за мелкие пуговицы на рубашке. – До утра я вернусь. Сень, ну неужели тебе самому будет спокойно работаться, если с пацаном что-нибудь случится? – он швырнул свою одежду в руки вовремя подоспевшей костюмерши, оставшись в одних брюках. Если бы не общий драматический контекст ситуации, вся женская часть съёмочной группы застонала бы сейчас в благоговейном экстазе при виде голого торса Белецкого.

– Да что с этим паршивцем сделается?! – заорал режиссёр так яростно, что стало понятно – он и сам жутко перетрусил. – Молодой, здоровый… сейчас лето, даже звери нападать не станут. Ну, поплутает чуток, разве что обоссытся со страху… найдём, конечно, – убеждая то ли окружающих, то ли себя самого, сказал режиссёр. – Вертолёты поднимем, беспилотники…

– Там болота везде, – тихо сказала Вера. – Он парень городской, не знает, как себя в лесу вести… может растеряться и наделать глупостей.

– Вера, – Белецкий встряхнул её за плечи, – успокойся, пожалуйста. Обещаю тебе, мы его найдём. Честное пионерское, – он легонько щёлкнул её по носу. Вера слабо улыбнулась на его попытку подбодрить её, но он этого уже не видел – бежал за ширму, чтобы стащить с себя остатки дворянского одеяния и переодеться в своё.

– Так, тоже быстренько сворачиваемся, – дал отмашку режиссёр. – Все в гостиницу. Возможно, с нами захотят побеседовать на предмет того, кто видел Андрея…

Он не сказал «в последний раз», вовремя осёкся. Но недосказанность эта так и повисла в воздухе.

 

ЧАСТЬ I

Чемодан стоял на полу и зиял хищно разверстым пустым нутром. Ася ещё даже не начинала собираться. Непонятно, когда и успеет, подумал Димка с тревогой. Ася, прежде всегда такая деловая и энергичная, стала несколько странной в эти месяцы – рассеянной и равнодушной, вяло-скупой на эмоции. Он, грешным делом, даже обшарил однажды тайком её сумочку – не подсела ли она снова на антидепрессанты. Всё было чисто, но… явно не в порядке. Может быть, она просто устала на работе, уговаривал он себя, стараясь гнать прочь мысли об Асиной попытке самоубийства четыре года назад. Но предстоящая поездка… не нравилась она ему. Ох, как не нравилась.

Ася вышла из душа, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем. Вот такой он любил её больше всего – чисто умытую, без всякого макияжа, который получался у неё в последнее время каким-то особенно агрессивным, словно плотным слоем краски она отгораживалась от окружающего мира, пытаясь замаскировать своё настоящее лицо до неузнаваемости. Раньше Ася никогда так ярко не красилась, даже если хотела завлечь мужчину – она и так была безоговорочно уверена в собственной неотразимости и привлекательности для противоположного пола. Разумеется, Димка обожал её любой – и с косметикой, и а-ля натюрель. Но ненакрашенная Ася была ему ближе и роднее. Хотелось бесконечно опекать и оберегать её, как маленькую беззащитную девочку с доверчиво открытым для огромного мира сердечком, девочку, которая ещё не успела познать в своей жизни ни подлости, ни предательства, ни боли, ни измены… Ася же при полном марафете вызывала у него стойкую ассоциацию со Снежной королевой – такой же безупречно красивой, но холодной и неприступной.

– Который час? – спросила она озабоченно. – Чёрт, выходить через сорок минут…

– Давай, я тебе помогу уложить вещи, – предложил Димка и, не дожидаясь ответа, распахнул дверцы шкафа. – Ты едешь на север, поэтому самое главное, о чём следует позаботиться – это о тёплой одежде.

Он принялся выкладывать из шкафа Асины свитера и шерстяные носки.

– Куда так много! – запротестовала было она. – Лето же…

– Ночи там всё равно холодные, – он покачал головой, – и на один солнечный день приходится десять дождливых. Я смотрел прогноз погоды в интернете на ближайшие недели. Вечерние платья и каблуки тебе точно не пригодятся. А вот куртку возьми с собой обязательно…

– Угу. И концертную телогрейку с концертными валенками тоже, – хмыкнула она, быстро складывая на дно чемодана смену белья, объёмную пухлую косметичку и умывально-купальные принадлежности: зубную щётку и пасту, мыло, мочалку, шампунь, скраб и гель для душа… Что ещё? Ноутбук, камера с набором различных объективов, диктофон, зарядные устройства. Вот, в принципе, и всё.

– Утюг я с собой не потащу, – сказала она, – в крайнем cлучае, одолжу у наших костюмеров. И порошок тоже на фиг, не собираюсь там стирать руками в раковине… буду вещи в прачечную отдавать.

– А ты уверена, что в вашей гостинице предоставляются услуги прачечной? – вздохнул Димка. – Я вот почему-то сомневаюсь, что у них даже банальный вай-фай есть.

– Да ладно тебе. Там тоже живут люди, а не дикари-папуасы. Как-то ты слишком сурово настроен к этому месту… – Ася поднесла к лицу маленькое зеркальце и принялась торопливо и умело краситься. Лететь в командировку с «голым» лицом она не могла.

– Я не из-за места переживаю, – признал он нехотя, – а из-за людей, которые там живут.

Конечно же, она поняла, что Димка имеет в виду, но сделала вид, что замешкалась, обводя контурным карандашом линию губ – ей нужно было время на обдумывание ответа. Дело в том, что неподалёку от той деревни, где должны были проходить съёмки фильма, обосновался Асин бывший муж, женатый ныне на её лучшей подруге. Глупо было бы продолжать делать вид, что она не знала этого или забыла…

История была давняя – во всяком случае, теперь уже Ася могла спокойно об этом говорить. Но Димка, похоже, всё ещё не мог до конца поверить в то, что Ася отпустила ситуацию и разлюбила Стаса окончательно, хотя она и убеждала его в обратном.

– Да брось ты, – Ася повернулась к нему и успокаивающе махнула рукой. – Чего теперь об этом вспоминать. Я, может, до них даже не доеду. Всё-таки, пятнадцать километров…

Имя Станислава Князева было на слуху у многих – известный иллюзионист, которого часто называли «русским Дэвидом Копперфильдом». Популярность он снискал, пока жил в Питере – сначала работал в цирке на Фонтанке, а затем открыл собственный Театр Магии. После трудного и нервного развода с Асей, который изрядно измучил обоих, он вернулся на свою малую родину, в оставшийся после смерти бабушки старый дом, и вскоре женился на Неле – Асиной подруге детства, к которой, как выяснилось, давно неровно дышал. И, кстати, абсолютно взаимно – ради своей любви Неля оставила родную Москву и переехала в забытый богом северный городишко Мезень, протянувшийся вдоль одноимённой реки.

Свою звёздную карьеру Стас не забросил: время от времени он выезжал за границу с гастролями, а также устраивал туры по российским городам и весям. В первый год после свадьбы Неля часто сопровождала его в качестве переводчика, если это была зарубежная поездка. А потом у них родился сын, и Стас всё реже стал соглашаться на дальние турне – во всяком случае, до тех пор, пока Матвей был ещё слишком маленьким.

Ася не поддерживала с бывшим мужем никаких отношений. С Нелей они вели довольно регулярную переписку по электронной почте и изредка созванивались, поздравляя друг друга с праздниками или днями рождения. Пару раз за эти несколько лет Неля приезжала к родителям в Москву, и они с Асей пили вместе кофе, осторожно прощупывая безопасные темы для разговора и стараясь не ворошить прошлое. Нет, Ася не держала на Нелю зла, ведь она и сама в своё время причинила подруге немало боли. Но ковырять эту рану Ася больше не хотела. Что сделано – то сделано. Неля приняла её условия, и в целом такое общение вполне устраивало обеих, хотя, быть может, им и не хватало немного прежней доверительности – когда можно было шептаться о своих секретах хоть до утра, голова к голове, как раньше…

А когда у Нели со Стасом родился Матвей, Ася стала всё больше отдаляться от подруги. Слишком по-разному они теперь смотрели на окружающую действительность. Для Нели – по крайней мере, в первый год жизни малыша – весь мир сосредоточился исключительно вокруг сына. И интересы, и разговоры, и ценности у неё теперь стали иными. Это было нормально, логически объяснимо… но, тем не менее, ещё больше разъединяло их.

Ребёнок у Нели со Стасом рос хорошеньким, просто загляденье! Огненно-рыжие, как у мамы, кудряшки – и при этом глаза отца, того же невероятного сиренево-фиолетового оттенка. Чудесный, славный, симпатичный мальчик… но читать Нелины письма о нём и разглядывать фотографии было почему-то тяжело. Возможно, Ася просто завидовала – ведь у них с Димкой дети всё никак не получались…

Это было отдельной, больной темой. Ася, такая сильная и уверенная в себе внешне, моментально теряла защитную броню и становилась очень уязвимой, когда знакомые и даже малознакомые люди с типичной национальной бесцеремонностью задавали ей вопросы о будущих детях – дескать, не пора ли? Не слишком ли она затянула с этим делом?

Она бы и рада была не затягивать, но… бесстрастно-жестокие тесты на беременность неизменно показывали одну-единственную полоску. Целый год они с Димой пытались зачать ребёнка, и Ася каждый раз молилась о задержке, скрестив пальцы.

Год. Двенадцать месяцев. Двенадцать осечек. Сотни тестов…

Морщась от отвращения, Ася часами читала мамские форумы с ужасающими её «беременяшками», «овуляшками», «меськами», «пузожителями», «сисями», «годовасиками», «покаками» и «пописами», пытаясь во всём этом неистово брызжущем фонтане гормонального восторга вычленить хотя бы капельки действительно стоящей и ценной информации.

Подруги, приятельницы и коллеги, уже успевшие обзавестись потомством, наперебой советовали ей самые верные и надёжные народные методы поскорее забеременеть. Чего она только не предпринимала! Даже бросила курить и употреблять алкоголь. Стояла в позе берёзки после секса. Подкладывала под бёдра подушечку. Несколько часов после занятий любовью боялась ходить в туалет или в душ. Заваривала целебные травы – боровую матку, шалфей, корень красной щётки… Ничегошеньки не помогало.

Мало что понимая во всех этих интимных вопросах, Ася, наконец, сдалась и доверилась врачам. Ей почему-то казалось, что вот теперь-то уж точно всё наладится: ей пропишут какие-нибудь витамины или даже уколы, и ей моментально удастся забеременеть. Разве может быть иначе? Цикл у неё регулярный – чуть ли не часы можно сверять, абортов Ася никогда не делала… Да, вступала в беспорядочные связи с различными мужчинами, бывало, но она ведь всегда предохранялась и ни разу не подхватывала никаких венерических заболеваний. Так с чего бы ей испытывать трудности с зачатием? Наверное, это просто стрессы и банальный авитаминоз.

Однако после многочисленных анализов и исследований ей был поставлен неутешительный диагноз: гиперплазия эндометрия. Забеременеть с такой патологией было немыслимо даже при помощи ЭКО, требовалось серьёзное лечение, местами весьма болезненное.

Опять потянулись месяцы невыносимого ожидания, слёзы, надежды – и каждый раз разбивающееся на кусочки сердце, осколки которого Ася с каким-то отчаянным упорством пыталась склеивать снова и снова. Клеила до тех пор, пока не устала. Просто вычерпала себя до дна…

Оставалось ещё два выхода: суррогатное материнство или усыновление. Но Ася и слышать о них не хотела. Димка подозревал, что именно по этой причине она так упорно отказывалась выходить за него замуж все эти годы – боялась, что станет ему в тягость, что однажды ему всерьёз захочется собственного ребёнка от какой-нибудь другой, более здоровой женщины… Ему же было плевать. Он любил бы Асю всякой – и с детьми, и без, что неоднократно ей повторял. Но она всё-таки медлила с окончательным ответом…

А всем своим не слишком-то деликатным знакомым на вопрос о детях Ася с тех пор стала решительно отвечать, что она убеждённая чайлдфри. И пусть данная позиция вызывала у многих непонимание, осуждение и даже возмущение – это было всяко проще, чем выносить чужую жалость. Выглядеть в глазах посторонних людей бедненькой и несчастненькой, вызывать сочувствие Ася ненавидела больше всего на свете. Никому и никогда она не позволяла себя жалеть.

Глядя на Асю, застёгивающую чемодан, Димка вдруг почувствовал, как сжалось сердце. Он подошёл к ней и крепко обнял, с трудом настраиваясь на почти месячную разлуку. Ася не любила долгих прощаний, выматывающих душу, поэтому запретила ему провожать её до аэропорта.

– Жаль, что я не могу поехать в эту самую тмутаракань вместе с тобой, – прошептал он с искренней досадой. Он тоже покидал Москву на днях – вот-вот должен был стартовать стамбульский этап премьер-лиги карате, и Димка вместе с некоторыми своими учениками принимал участие в турнирах. Гонка за первые места в рейтинге WKF шла полным ходом: все каратисты мира готовились к грядущим Олимпийским играм в Токио.

– Давай уже поженимся, а? – проговорил он, касаясь губами её лба. – Или ты до сих пор во мне не уверена?

Ася нежно потёрлась носом о его щёку.

– В тебе я уверена больше всех на свете, Димочка. Но предлагаю снова вернуться к этому разговору, когда я приеду домой.

– Как скажешь, – согласился он со вздохом.

Новое время, новые реалии в мировой журналистике диктовали иные условия: теперь всё больший упор делался на оперативность, а не на качество подаваемого материала как таковое. Все уважающие себя газеты и журналы давно перешли на интернет-версии. В них вкладывалось куда больше сил и энтузиазма, чем в бумажное издание. Ася же, тяготеющая к работе по старинке – с чувством, толком, расстановкой – только досадливо морщилась, когда главный редактор требовал от неё текст буквально онлайн, сляпанный на коленке прямо на месте события и отправленный по ватсапу.

Три года назад она ушла из своего журнала и устроилась руководителем пресс-службы в кинокомпанию «Российская мелодрама». Должность завидная – просто лакомый кусочек, но в то же время и невероятно хлопотная. По сути, на работе Ася представляла собой этакого многорукого Шиву. Она занималась пресс-релизами и организацией интервью с артистами, сценаристами, продюсерами и режиссёрами, а также писала статьи на околокиношные темы для СМИ и готовила критические обзоры вышедших фильмов. У неё было бойкое и острое перо, лёгкий запоминающийся слог и способность разговорить даже самого необщительного собеседника, поэтому её материалы охотно покупались и перекупались крупнейшими российскими изданиями. Но самое-то главное – ей не приходилось писать материалы высунув язык, можно было наслаждаться творческим процессом и работать в своё удовольствие.

Нынешняя поездка была связана со съёмками нового фильма режиссёра Семёна Горевого – экранизации старинной легенды о судьбе цыганки, обманутой русским графом и жестоко отомстившей затем всей его семье. Большую часть сцен планировалось отснять именно «на натуре», а именно – на лоне живописнейшей природы русского севера. Главной удачей для съёмочной группы оказалось то, что на месте произошедших много лет назад событий по сию пору сохранился цыганский посёлок, жителей которого планировалось завербовать в массовку.

Разумеется, обитающие там сейчас цыгане имели мало общего со своими кочующими предками. Они крепко обосновались на этой земле. Кое-кто понастроил каменных домов-дворцов, на которые жители соседних сёл и деревень только рты разевали в немом изумлении, поскольку видали подобные хоромы лишь в кино. По цыганской традиции, сыновья не отселялись после свадьбы, как дочери, а приводили молодую жену-невестку в родительский дом. Промышляли мезенские цыгане в основном охотой и разведением домашнего скота, работали с лошадьми, но некоторые из них имели какие-то тёмные делишки и тайные доходы. Возможно, браконьерили в тайге потихоньку, но за руку схватить их пока что никому не удавалось.

Старожилы окрестных деревень не могли вспомнить и объяснить, каким ветром принесло цыган почти полтора века назад к Белому морю, какая нужда заставила искать приюта на далёком и неприветливом севере. Но только раскинули они в 1885 году табор на правом берегу реки Мезени – и всё лето мелькали там разноцветные разлетающиеся юбки, звенели браслеты на гибких девичьих руках и мониста на тонких шейках, ночи напролёт горели костры, ржали лошади… А ещё звучали песни на непонятном языке, вынимающие душу у случайного слушателя.

Эти пришлые – юркие, изворотливые и пронырливые – шастали по улицам, по дворам, шуровали на базаре, подворовывали по мелочам. С ними боялись связываться – дьявольское отродье, а ну как порчу нашлют или сглаз какой! Цыганки стучались в дома побогаче, заманивая хозяюшек своим гаданием, и иные дуры-купчихи велись на их прельстивые речи, щедро одаривая затем гадалок продуктами, деньгами, а то и драгоценностями.

Немало купеческих и мещанских дочек обожглось о чёрные очи заезжих смуглокожих молодцев, засмотрелось на их смоляные кудри да заслушалось сладким пением. Ох, и многих девок попортили тогда цыганские парни!

Но самой большой занозой в памяти местных жителей засела Настя, красавица-цыганка с удивительным голосом, которым, как гласило предание, заслушивались не только люди, но и звери, и птицы, и лес, и река, и ветер, и небо…

Обольстил её заезжий красавец-граф, уговорил бежать с ним в столицу, обещал златые горы. Божился, что сразу же обвенчается с ней в Москве, что выучит её грамоте и сделает оперной певицей, прочил Насте мировую славу. Поддалась цыганка его пылким уговорам и оставила родимый табор. Однако в Москве выяснилось, что граф давно женат, а Настю планировал держать при себе в качестве красивой игрушки. Люто отомстила оскорблённая цыганка, дико: графа зарезала, а дом его, внутри которого находились запертые жена и дети, подожгла.

Долго ли, коротко ли, а возвратилась Настя на Мезень, в свой табор, спасаясь от правосудия – битая, поруганная, преступная, жалкая и поникшая. Но отец и слышать ничего о ней не захотел: проклял дочь с того самого момента, когда она сбежала со своим любовником-гаджо [2]гаджо (гаджё) – «не цыган». Человек, воспитанный вне рамок цыганской культуры, не имеющий цыганских качеств и не стремящийся принадлежать к цыганскому сообществу, чужой. По сути, примерно то же самое, что и «неверный» для мусульман.
и опозорила их род.

Самое страшное наказание для рома [3]рома – буквально «цыгане», самая большая из всех существующих цыганских ветвей, включающая в себя несколько малых этнических групп (руска рома, котляры, ловари, влахи, крымы и т.д.)
 – лишение права принадлежать цыганскому обществу. Настя была осквернена в глазах родных и близких, и позволить ей вернуться домой считалось немыслимым делом.

Цыганка без табора и без любви – что птица без крыльев. И улететь нельзя, и петь больше невмоготу… Полиция шла по Настиному следу, но даже каторга больше не пугала гордую красавицу. Любил её один молодой цыган, крепко любил, горячо и беззаветно, с самого детства – так преданно, что готов был взять Настину вину на себя, лишь бы она хотя бы раз ответила согласием. Но не приняла цыганка от него такой жертвы. Да и не смогла бы вынести объятий чужих постылых рук… Отказала она несчастному чаворо [4]чаворо (чаво) – парень, паренёк
, а сама побежала к реке.

Берега на Мезени крутые, до пятнадцати саженей в высоту. Стоишь на таком обрыве – и дух замирает, а голова кружится… Засмеялась Настя жутко, страшно. Тех, кто слышал этот смех, мороз пробрал до самого нутра. Постояла цыганка ещё немного на высоком красном берегу, продолжая заливаться бесовским своим смехом – да и бросилась камнем вниз…

Так и не нашли её тела – его уволокло течением. Но с тех самых пор ночами, когда в небе висит полная седая луна, слышат люди в этих краях Настин голос. То поёт она, заливаясь птичкой, то плачет жалобно где-то на болотах, а то хохочет так, что тянет немедленно перекрестится…

Ася перечитывала эту легенду несколько раз. Готовясь к поездке, она распечатала себе все материалы, относящиеся к будущему фильму хотя бы косвенно, в том числе и биографии участников съёмок – во всяком случае, ту информацию, которая была доступна в сети. Она знала, что должна сделать очень хороший и обширный материал, поэтому планировала подружиться с каждым членом съёмочной группы и методично исследовала их странички на фейсбуке, одноклассниках или вконтакте.

У исполнителей главных ролей – Александра Белецкого и Вероники Мендес – не было аккаунтов ни в одной соцсети, даже в инстаграме. Однако википедия и кинопоиск знали о них достаточно, чтобы у Аси сложилась в голове вполне определённая картинка. Ей не приходилось сталкиваться с этими звёздами в жизни, поэтому было ужасно любопытно – подтвердятся ли её догадки и предположения после реального знакомства.

Белецкого, конечно, она видела раньше в кино – роковой красавец, такого сложно было бы не заметить и не запомнить, даже если вовсе не увлекаешься отечественными мелодрамами. Неля делилась с ней раньше восторгами после посещения некоторых спектаклей с его участием – в семье подруги все были заядлыми театралами, предпочитая классический русский театр новомодным веяниям и ломающим стереотипы смелым постановкам.

Ася с любопытством рассматривала фотографии Белецкого, которых в интернете было навалом: на сцене и со съёмок, в образе и в жизни, у себя на даче в легкомысленной футболке и в смокинге на красной дорожке… На роль графа Николая Бобровского он подходил просто идеально – благородная внешность, тонкие аристократические черты лица, пронзительный взгляд синих глаз – короче, девчата так и падали, сами собою укладываясь в штабеля.

Изучая биографию артиста, Ася слегка запуталась в количестве его браков и детей – как законных, так и внебрачных. Самым громкой, конечно же, была история с голливудской актрисой, закрутившей роман с Белецким во время совместных съёмок в Москве. Она вернулась в США уже беременной, не сообщив Белецкому об этом, однако после родов не стала скрывать от журналистов, кто является отцом её ребёнка.

Ася вдруг вспомнила знакомую журналистку Каринэ Сарксисян – редактора журнала «Глянец» о светской жизни знаменитостей. Поговаривали, что она тоже спала с Белецким, но Ася не была Каринэ настолько близкой подругой, чтобы выпытывать, правда ли это. Хотя, сказать по совести, Асю эта тема и вовсе не интересовала. Ей было абсолютно наплевать на чужую личную жизнь. Тем более, раньше она и сама не гнушалась завязывать кратковременные романы со знаменитостями, благо – профессия и яркая внешность позволяли.

В настоящее время Белецкий был женат на какой-то начинающей смазливой певичке, по возрасту годившейся ему в дочери, что было весьма смело после перенесённого им инфаркта. Нет, выглядел он, конечно, значительно моложе своих сорока с хвостиком, однако… «Кобель всегда останется кобелём!» – вынесла вердикт Ася, резюмируя всю почерпнутую из интернета информацию, и на всякий случай решила не слишком сближаться с Белецким на съёмках. От греха подальше.

А вот относительно Вероники Мендес, выбранной на роль цыганки Насти, у Аси имелись большие сомнения. Да, пела она прекрасно, и голос у неё был действительно необыкновенный, но… целесообразно ли отдавать певице главную роль в кино? Мендес никогда прежде не снималась в фильмах. Весь её актёрский опыт ограничивался главными партиями в мюзиклах, что, по глубокому Асиному убеждению, с большой натяжкой можно было причислить к настоящей драматической игре. Почему к этому проекту не привлекли профессиональную актрису? Мендес могла бы просто спеть за неё в фильме, только и всего… Куда смотрел кастинг-директор? Да и по возрасту эта Мендес, прямо скажем, не девочка – Ася проверила, они были с ней ровесницами. Конечно, сама себя к старухам Ася пока не причисляла, но исполнять в тридцать восемь лет роль юной и обольстительной цыганки… это, извините, курам на смех. Совсем как её тёзка Вероника Кастро, сыгравшая семнадцатилетнюю девчонку в «Дикой Розе» в свои – такие явные! – тридцать пять.

Да, во внешности Мендес было что-то цыганское. Известность и любовь публики ей принесла роль в мюзикле «Гитана», рассказывающем о жизни испанских цыган-кале. И вообще, она была красива. Даже очень. Так что, наверное, какая-то логика в утверждении её на главную роль в фильме всё же была – наверное, режиссёру виднее… Впрочем, Ася всё равно не могла отменить это решение или как-то повлиять на него, поэтому ей оставалось только смириться и попытаться сработаться с этой самой Мендес.

Вера щёлкнула замочком на своём чемодане, мимолётно подумав – не забыть бы, куда она положила ключи, как это случилось на минувших гастролях. А не то опять придётся взламывать замок, пугая персонал отеля просьбами принести в номер молоток или плоскогубцы. Муж давно предлагал ей перейти на кодовые замки, где никаких ключей и вовсе не надо, но Вера с ужасом отвергла это предложение. У неё была неплохая память, если дело касалось текстов песен, сюжетов фильмов или книг. Но запомнить комбинацию цифр? Немыслимо!

– Откровенно говоря, все эти замки – только для хозяина. Или для дураков, – добродушно наблюдая за её действиями, улыбнулся муж. – Если твой чемодан захотят вскрыть – отсутствие ключа их не остановит. Поэтому, дорогая моя, лучше вообще не сдавай в багаж ничего ценного…

Вера уже не слышала его – отвлеклась на чтение нового сообщения в ватсапе. Это писал Славка, сын Романа от предыдущего брака.

«Какой у тебя номер рейса? Хочу приехать в аэропорт и проводить».

Вера напряглась. Только этого ей сейчас не хватало… Неужели опять за старое? А ей казалось, что он забыл своё глупое увлечение и оставил её в покое…

Славке шёл восемнадцатый год. Он едва успел окончить школу – вернее, даже не совсем окончить, поскольку всё ещё крутился в водовороте ЕГЭ, и до выпускного бала дело тоже пока не дошло. Год назад с какой-то радости несносный мальчишка втемяшил себе в голову, что влюблён в жену своего отца – и принялся весьма недвусмысленно добиваться её расположения. Главным его аргументом было убийственно-серьёзное «я молодой, а папаше уже за сорок».

А ведь поначалу, когда Роман с Верой только поженились, Славка был весьма негативно настроен к мачехе. Впрочем, она и не считалась для него мачехой в полном смысле этого слова – ведь после развода родителей он остался со своей родной матерью, Катериной. Именно она была ответственна за подобное отношение сына к Вере, мастерски науськивая его против отцовской пассии – дескать, именно эта шалава-разлучница виновата в развале их некогда крепкой, дружной и любящей семьи.

На самом-то деле, Роман ушёл от Катерины задолго до того, как Вера ответила ему согласием. Но подростковый возраст – самый внушаемый и обвиняющий, так что Славка очень скоро запел под материнскую дудку. Он отказывался приезжать в гости к отцу, предпочитая встречаться на нейтральной территории, и избегал любых разговоров о Вере – её для Славки просто не существовало. Да и от отца он отдалился, временами чувствуя, что почти ненавидит его за предательство и за ту боль, которую он причинил маме.

Так продолжалось около года. Роман страшно переживал, что контакт с сыном теряется и прежние доверительные отношения вряд ли можно вернуть. Он был очень привязан к этому вихрастому большеглазому пареньку и ужасно скучал по нему.

А в начале десятого класса Славкины однокашники как-то пронюхали, что его папаша женат на певице Веронике Мендес (хотя она старалась держать журналистов подальше от своей личной жизни – мало кто знал имя её избранника), и насели с расспросами – как она и что. В глазах одноклассников новый брак его отца был «крутым» и «клёвым». Славке стыдно было признаться в том, что с отцовской женой он за всё это время и парой фраз не перекинулся, да и видел её всего один раз – когда отец соизволил их познакомить. На свадьбу к ним, понятное дело, Славка не ходил.

То, как пацаны заочно восхищались его мачехой, заставило Славку по-новому взглянуть на Веру. А ведь, наверное, это и правда прикольно – когда твой собственный отец заполучил в жёны мировую звезду. Славка был немного знаком с Вериной биографией благодаря интернету и запомнил, что в Америке, где певица провела значительную часть своей жизни, она тоже была весьма и весьма популярна. Звезда Бродвея!

Он стал изредка гостить у отца, потихоньку присматриваясь к Вере. Настороженно, недоверчиво, но без враждебности и агрессии. Ему импонировало, что она не пыталась лебезить перед ним и не заискивала в попытках подружиться, чтобы сразу же завоевать его расположение. Вера вела себя спокойно и естественно, и это подкупало.

А потом… Славка и сам не заметил, как с ним это произошло. Когда он успел втюриться? Просто в один момент поймал себя на том, что хочет постоянно думать о Вере, вызывать в воображении её образ, фантазировать о том, в чём и признаться-то вслух стыдно. При встречах щёки его заливало дурацким румянцем, как у девчонки. Он стеснялся пялиться на неё слишком откровенно, и всё же не мог заставить себя отвести взгляд от её полных розовых губ, в уголках которых постоянно прятались смешинки, от нежной кожи, от высокой груди, которую не скрывала, а лишь подчёркивала любая одежда. Вера выглядела невероятно соблазнительно и притягивала его к себе, как магнит.

Ночами его стали терзать сладко-мучительные сны, в которых неизменно присутствовала Вера. И это было восхитительно… Во сне он мог делать с ней всё, что хочет, чувствуя себя уверенным и опытным самцом (что, разумеется, не соответствовало действительности) – и она не противилась, была мягкой, покладистой и отзывчивой к его жарким ласкам.

Первой обо всём, что происходит со Славкой, догадалась, как ни странно, не Вера. И даже не Роман. Материнское сердце-вещун подсказало Катерине, что с сыном творится неладное – слишком уж он зачастил в гости к папеньке и по поводу, и без. А ведь раньше спокойно мог обходиться без отца неделями и даже месяцами. Не пахнет ли тут какими-то кознями со стороны Веры? Смутно предчувствуя беду, но не догадываясь толком, в чём она может заключаться, Катерина устроила шмон в комнате сына, пока он был в школе. Если дитятке, по её мнению, грозила опасность, она не гнушалась и такими методами.

Первым делом Катерина, конечно же, залезла в компьютер. Наивный Славка и не подумал его запаролить – мать всё равно ничего там толком не понимала. Она и в интернет-то выходила исключительно ради того, чтобы заглянуть на сайт «Одноклассники», да и то со своего ноутбука.

Долго искать не пришлось: включив компьютер, Катерина увидела папку «Вера» прямо на рабочем столе. Сердце у неё оборвалось. Кажется, самые дурные опасения подтверждались… Она кликнула мышкой и обомлела – внутри папки её сын собрал десятки, если не сотни, Вериных фотографий. Трудно было не заметить, что особое предпочтение Славка отдавал тем снимкам, на которых Вера была запечатлена в минимуме одежды. Откровенных фотосессий она не устраивала, однако где-нибудь на отдыхе, на различных пляжах, её нередко подлавливали папарацци.

Также Катерина обнаружила в компьютере аудиозаписи песен Веры – англоязычных и русских, и несколько видеоклипов. В общем, дальше искать просто не было смысла – диагноз и так налицо, её Славочка влюбился в эту нахалку, эту шалаву, эту развратницу!

Катерина не знала, как далеко у них успело зайти. Конечно, ей легче и проще было бы принять факт, что это Вера соблазнила её невинного мальчика и потому весь груз вины лежит исключительно на ней. Если это правда, то Роман, наконец, поймёт, что за змею пригрел на своей груди, и насколько выгодно смотрится на её фоне такая честная и порядочная женщина, как Катерина. Однако здесь нельзя было спешить и принимать необдуманных решений. Может статься и так, что Вера о влюблённости Славки ничего не подозревает – тогда не она, а Катерина поставит себя в идиотское положение. Да и доверие сына потеряет навсегда…

Она решила сначала поговорить со Славкой. Выяснить напрямую, что да как. Пожалеть сыночку, дать ему выплакаться на маминой груди. Мальчик трудный, со сложным характером, строптивый и обидчивый, но ей придётся приложить все усилия, чтобы достучаться до его разума. Ничего, вместе они справятся с этой бедой, они – семья… Всё у них будет хорошо.

Однако разговор с самого начала пошёл не так, как она себе распланировала.

– Что у тебя с этой Верой? – спросила она как бы между прочим, когда сын вернулся домой из школы и уселся обедать. Славка замер с ложкой, поднесённой ко рту, а затем медленно опустил её обратно в тарелку. Кровь прилила к его лицу, но он старался говорить спокойно и естественно.

– В каком смысле – «что»?

– Не придуривайся! – не выдержав, закричала Катерина, сбиваясь с запрограммированного спокойного настроя. – Я всё видела, всё! Её фотографии у тебя в компьютере…

– Ты шарилась в моём компе?! – возмутился шокированный Славка, вскакивая с места и пылая негодованием. – Да какого хрена! Что за наглость, как ты вообще посмела?! – он был до глубины души потрясён столь грубым вторжением в своё интимное, самое сокровенное, и сейчас чувствовал себя оскорблённым и раздавленным.

– Как ты со мной разговариваешь? – ахнула Катерина, хватаясь за сердце. – Я – твоя мать! Ты думаешь, я могу стоять в сторонке и спокойно наблюдать, пока моего сына соблазняет какая-то ушлая мадам, которая годится ему в матери?! Славик, боже мой, она ведь старуха! Ей сорок лет!

– Сорок – не ей, а тебе. Даже сорок два, – осадил её сын. – А Вера… никакая она не старуха. Она потрясная. Лучше всех!

Катерине захотелось заткнуть уши руками, чтобы не слышать этих диких речей, и зажмуриться, чтобы не видеть идиотски-счастливую физиономию сына. Но нужно было дойти до конца, расставить все точки.

– Что… у вас с ней было? – спросила она севшим вдруг голосом.

Славка с явным сожалением пожал плечами.

– Пока ничего.

Этот ответ вызвал у неё нескрываемое чувство облегчения. Самого страшного не случилось! Эта дрянь ещё не успела растлить её сына.

– В таком случае… – Катерина набрала побольше воздуха в лёгкие, чтобы сделать вдох, – в таком случае я запрещаю тебе бывать у них дома. Встречаться с этой… – она долго не могла подобрать подходящего слова, – профурсеткой. Если захочешь видеть отца – то пожалуйста, можешь даже приглашать его сюда, я не против.

– Ага, щас, разбежался, – огрызнулся Славка. – Сначала ты по-хамски вламываешься в мою частную жизнь без стука, а потом бесцеремонно требуешь тупого повиновения? Я не собираюсь прекращать видеться с Верой, так и знай. Кажется… кажется, я её люблю! – выпалил он в запале.

Катерина обхватила голову руками и принялась раскачиваться, будто пребывала в трансе от сильной боли.

– Какая любовь! – причитала она. – Ну какая?.. Тебе о выпускном классе нужно думать, об экзаменах, о поступлении в институт! Что ты творишь, негодяй?! Я немедленно расскажу всё отцу.

– Только попробуй! – звонко закричал Славка, моментально ощетиниваясь. – Посмей хоть слово ему сказать! Я тогда вообще из дома убегу!

– Славочка! – ахнула мать. – Да что ж ты такое говоришь-то?!

– Я всё сказал! – отрезал он и пулей вылетел из кухни. Через секунду шарахнула дверь его комнаты.

«А ведь и впрямь убежит, если ему в голову стукнет… он же бешеный, совсем с катушек слетел от своей „любви“, вот беда-то…» – со страхом подумала Катерина.

До самого вечера в квартире стояла гнетущая тишина. Славка и носа не высовывал из своей комнаты. «Голодный совсем, бедняга», – испереживалась Катерина, поскольку из-за напряжённого разговора за обедом поесть сын так и не успел. Время от времени она на цыпочках подкрадывалась к двери и прикладывала к ней ухо, желая понять, чем Славка сейчас занимается, но так ничего и не расслышала. «Наверное, опять шарится в интернете и рассматривает фотки этой…» – подумала она с брезгливостью.

В восемь часов вечера Катерина робко поскреблась в дверь и пригласила Славку ужинать. Он вышел, не сказав ей ни слова, демонстративно нацепив наушники от плеера – как бы предупреждая, что не собирается выслушивать её глупости. Катерина решила пока что оставить всё, как есть. Пусть мальчик немного успокоится…

Она больше не приставала к нему с расспросами и нравоучениями. Просто поставила перед ним тарелку картофельного пюре с котлетами, подвинула миску с салатом, нарезала хлеб. Не отрывая взгляда от тарелки, он молча съел свою порцию, буркнул «спасибо» и снова скрылся у себя в комнате.

Промаявшись всю ночь без сна, к утру Катерина приняла важное решение: ей необходимо переговорить не с кем-нибудь, а с самой Верой. Желательно по телефону… Меньше всего на свете она сейчас хотела лично встречаться с женой своего бывшего – убеждая себя, что ей глубоко противна эта великосветская потаскуха, в глубине души Катерина попросту боялась не выдержать конкуренции. Какими бы обидными ни казались Славкины вчерашние слова, но против правды не попрёшь: Катерина в свои сорок два выглядела совершенной тёткой. Толстой, унылой, безнадёжно запустившей себя тёткой. Она оправдывала огрехи своего внешнего вида затяжной депрессией после развода и скоропостижной маминой смерти – однако, откровенно говоря, это было всего лишь удобной отмазкой для подруг и знакомых. Пока мама была жива-здорова и Роман ещё жил с ними вместе, Катерина тоже не особо-то следила за весом, могла по полдня бродить по дому непричёсанной, в мятой одежде и с не менее мятым лицом. А тут – Вера… Которой никто не даёт её тридцати восьми лет. Свеженькая, ухоженная, гибкая, с великолепной фигурой… Нет-нет, только не встреча глаза в глаза.

Телефонный разговор получился сумбурным и скомканным. Вера была застигнута врасплох этой вестью – как говорится, ни сном, ни духом, а Катерина неожиданно для самой себя расплакалась… Она просила Веру одуматься и не сбивать Славку с пути – ведь у него на носу выпускной класс. Ошарашенная Вера даже не возмутилась дикому предположению, что это она дала мальчишке повод смотреть на неё как-то по-особенному. Она просто попыталась успокоить Катерину, как могла, и пообещала, что в жизни не позволит Славке питать по отношению к ней каких-либо глупых иллюзий.

– Только не говори ему, что я тебе звонила, – всхлипнув, попросила напоследок Катерина. – Он так болезненно воспринимает вмешательство в свою личную жизнь… И Ромке, конечно, тоже ничего не рассказывай. Зачем волновать его понапрасну… ведь ничего страшного не произошло, верно? – словно уговаривая саму себя, заискивающе спросила она.

Вера пообещала, что будет держать язык за зубами.

И всё-таки, как ни готовила себя Вера к этому морально, а визит Славки застал её врасплох.

Он приехал рано утром, без приглашения или хотя бы предварительного звонка. Роман был уже на работе, а у Веры как раз случился выходной в театре Мюзикла, где она служила восемь лет. Славка, видимо, дотошно изучил расписание её спектаклей и выступлений и специально рассчитал время, когда она наверняка должна быть дома одна. Распахнув дверь и увидев его на пороге, Вера смешалась, даже чуть-чуть испугалась. Она недавно проснулась, только что приняла душ и сейчас собиралась пить кофе. А парнишка, завидев её, напротив – взбодрился и осмелел. Близость Веры приятно кружила голову и будоражила кровь. Она была в махровом банном халате, от неё сладко пахло какими-то лосьонами или кремами… Славка плохо в этом разбирался. Чёрт, она была просто великолепна!

– Ты к отцу? – спросила Вера дрогнувшим голосом. – А его нет, он уже на работе.

– Нет, – отозвался Славка. – Я специально к тебе приехал. Пригласишь войти?

– Зачем? – Вера отчаянно тянула время, думая, как выкрутиться из этой неловкой ситуации. – Извини, я сейчас… не очень благодарный собеседник. У меня выходной, и я планировала весь день молчать. Ты знаешь, певцы иногда делают это… для связок. Чтобы голос отдохнул, – она словно оправдывалась перед ним, и он, чувствуя её растерянность, расхрабрился ещё больше.

– Отлично. Помолчим вместе. Выпьем кофе. Ты же угостишь меня? Я не буду тебе мешать, обещаю.

Вера беспомощно смотрела, как он входит в прихожую, и в ужасе понимала, что не может придумать ни одной нормальной причины, чтобы остановить это вторжение.

– Но… зачем это тебе, Слава? – спросила она наконец. – Какой тебе интерес сидеть со взрослой тёткой и молчать?! Да и мне, уж прости за откровенность, твоя компания сейчас совсем не в кайф. Если честно, я хотела бы побыть одна.

– Ну, во-первых, ты никакая не тётка! – горячо запротестовал он. – И, во-вторых, мне в твоей компании всё интересно. Даже молчать.

– Да что с тобой? – возмутилась Вера. – Я тебе русским языком говорю, что ты сейчас не вовремя и не к месту, но…

– Я люблю тебя, Вера! – выпалил он решительно, одним махом, как будто сиганул с моста в воду.

Вера замерла. Ну вот и сказаны те самые слова, о которых её предупреждала Славкина мама. Что же теперь делать? Как себя правильно вести? Как выкручиваться? Славка стоял напротив и взволнованно дышал, ожидая, что она ему ответит.

– Нет, не любишь, – помолчав немного, с деланым спокойствием возразила Вера. – Тебе незнаком настоящий смысл этого слова. То, что ты чувствуешь ко мне, называется иначе. Влечение, влюблённость… страсть, быть может. Но это не любовь. Это пройдёт.

– Но я не хочу, чтобы это проходило! – закричал Славка ломким петушиным голосом. В кино в подобных ситуациях уверенные в себе властные герои обычно рывком притягивали к себе строптивую героиню и впивались в её губы жадным поцелуем, после чего все слова становились излишними. Он неловко попытался повторить этот трюк, но Вера моментально увернулась.

– Ну-ка, прекрати, засранец! – прикрикнула она на него, забыв о том, что нужно беречь голос. Как будто нашкодившего кота шуганула… Это было до того унизительно, что Славкины уши словно ошпарило кипятком.

– Я люблю твоего папу, понял? – продолжала отчитывать его Вера. – И чтобы больше я никогда не слышала от тебя ничего подобного. Оставь при себе все свои глупые фантазии и поползновения. Знать ничего об этом не хочу!

Славка ссутулился, втянул голову в плечи, словно ожидая, что Вера сейчас его ударит. Она поймала себя на том, что против воли начинает сочувствовать ему, однако сурового тона не изменила.

– Не беспокойся, отцу твоему я ничего не скажу. Но вовсе не потому, что тебя пожалела. Просто не хочу его расстраивать. Он не заслуживает такого неблагодарного сына, как ты. Убирайся немедленно!

Пришибленный, жалкий, вконец уничтоженный Славка моментально исторгся из квартиры. А у Веры, закрывшей за ним дверь, потом ещё долго тряслись колени.

Нет, Славка не оставил её в полном покое после этого, однако попыток встретиться наедине больше не предпринимал, и на том спасибо. Время от времени он написывал Вере в ватсап и ныл, как сильно любит и как страдает без неё. Это было досадно, утомительно, но в целом терпимо. Иногда Веру подмывало рассказать всё мужу, но всякий раз она решительно себя останавливала. Что-то подсказывало ей, что подобный удар Роману будет пережить очень и очень непросто. Он обожал сына без памяти, безумно любил Веру… Каково ему придётся, когда он поймёт, что оказался между двух огней?

В свой последний школьный год Славка немного поутих. Вероятно, и в самом деле был озабочен предстоящими экзаменами и поступлением в институт. Роман оплачивал ему всех необходимых репетиторов и очень волновался за будущее своего мальчика, переживая за результаты ЕГЭ. Ему хотелось, чтобы сын получил достойное образование.

И вот – наша песня хороша, начинай сначала, с досадой подумала Вера. «Хочу приехать в аэропорт…» Какая вожжа ему опять под хвост попала?

– Жаль, что ты не вернёшься до Славкиного выпускного, – посетовал тем временем Роман. Вера даже вздрогнула, будто он прочитал её мысли.

– Ну вот ещё… чего тут жалеть-то? Я бы всё равно туда не пошла, – отозвалась она, осторожно подбирая слова. – На выпускном должны присутствовать родители, а я Славке, по сути, никто. Не думаю, что это было бы уместно.

– Мне казалось, вы с ним хорошо ладите, – заметил Роман. – Уверен, он был бы рад тебя видеть.

– А о Катерине ты забыл? – напомнила ему Вера. – Ей такой расклад явно не понравится. Нет уж… Вы мама-папа – вот сами и отдувайтесь! – закончила она будто бы шутливым тоном, но на самом деле крайне напряжённая.

– Да, ты права, – нехотя признал Роман. – Про Катю я как-то не подумал. Да и потом… только лишнее внимание к тебе привлекать. Понабегут все за автографами и селфи… и в самом деле, глупая идея, – рассмеялся он.

– Угу, – рассеянно отозвалась Вера, набирая ответ для Славки.

«Не надо приезжать в аэропорт! Меня твой папа провожает».

«Пожалуйста. Он меня даже не заметит. Я просто издали на тебя посмотрю…»

«Я сказала – НЕТ!!!!!!!!!»

– С кем ты там? – мимоходом спросил Роман, увидев, что жена залипла в телефоне.

– А?.. С режиссёром, – моментально соврала Вера. Господи, как же стыдно, что приходится обманывать мужа по такому ничтожному, не стоящему и глупому поводу… Из-за сбрендившего зарвавшегося мальчишки, которому первая любовь напрочь отшибла мозги!

– Съёмки ещё даже не начались, а он тебе уже покоя не даёт, – беззлобно проворчал Роман.

– Ну, это же моя первая роль в кино, – уклончиво отозвалась Вера. – Наверное, волнуется, справлюсь ли я с поставленной задачей…

– Ты – и вдруг не справишься? – засмеявшись, муж притянул её к себе. – Самый отчаянный и храбрый боец на свете? Какая-то плёвая роль какой-то цыганки… для тебя это – тьфу! Как семечки.

– На самом деле, я не столько режиссёра боюсь, – призналась Вера. – Меня больше работа с Белецким пугает. Во время совместных кинопроб показалось, что он жутко высокомерный и самовлюблённый тип… Наверное, недоумевает, с какой такой стати роль досталась неопытной актрисе.

– Пусть только попробует на тебя косо взглянуть или сказать хоть слово против, будет иметь дело со мной! – шутливо пригрозил Роман. – Про Белецкого, кстати, пишут, что он ни одной юбки не пропускает. Практически со всеми своими партнёршами по съёмочной площадке он завязывал интрижки, – взгляд его добрых светло-карих глаз затуманился тревогой.

– Ну, не станет же он меня насиловать! – рассмеялась Вера. – Интрижки – это обычно добровольное желание обеих сторон, так что со мной у него никаких шансов! Да и вообще, он не в моём вкусе. Мне не нравятся такие идеальные красавчики, с которых хоть картины пиши. Гораздо больше мне по душе такие нескладные увальни, как ты! – она засмеялась.

– Это я-то увалень? – Роман сделал вид, что оскорбился. – Клевета! Я страсть какой ловкий!

– Ты мой плюшевый мишка, – Вера звонко чмокнула его в нос. – Один-единственный, любимый и незаменимый!

– Точно-точно? – Роман сурово насупил брови.

– Точно-точно, – Вера снова закрепила свои слова успокаивающим и нежным поцелуем – на этот раз в губы. Он же изо всех сил пытался расслабиться, чтобы усыпить в себе остатки проклятой ревности, которая постоянно его изводила.

Роман с Верой были вместе три года – три бесконечно длинных, мучительно счастливых, потрясающих года. Но ни один день не обходился без того, чтобы его не терзали страхи. Роману постоянно казалось, что Вера опомнится, взглянет на него по-новому, удивится: да что я делаю рядом с этим ничтожеством? У него не было ни внешности голливудского красавчика, ни славы, ни головокружительной карьеры. Обычный крепкий середнячок по всем параметрам. Таких, как он – двенадцать на дюжину.

А Вера… Уж кем-кем, а рядовой женщиной назвать её не посмел бы никто. И не только потому, что она была известной певицей. Его жена сама по себе была яркой, экзотической, райской пташкой – настоящей жар-птицей. Она превращала серые будни в радугу, делала из повседневной жизни праздник.

Вера нравилась очень многим. Само собой, ей постоянно писали и звонили поклонники, подкарауливали её возле театра у служебного входа, иногда даже тусовались возле дома, пронюхав, где она живёт. Это Роман ещё мог как-то понять и принять, хотя и беспокоился, если жена поздно возвращалась домой – мало ли, что в голове у этих чокнутых фанатов, среди них и маньяки встречаются.

Но больше всего он напрягался, когда знаки внимания Вере оказывали коллеги или знакомые из шоу-бизнеса. Вот здесь действительно было очень много серьёзных соперников… Иногда выбираясь с женой на какое-нибудь великосветское мероприятие (чего, признаться, в глубине души терпеть не мог и соглашался только из-за упрашиваний Веры), он чувствовал чужие похотливые и оценивающие взгляды сильных мира сего, устремлённые на Веру. На его Веру…

А теперь вот эти съёмки на краю света. В компании с неотразимым Белецким… Ну, положим, он действительно не в её вкусе. Но если она – в его? Чушь, осадил себя Роман. В самом деле, не изнасилует же он её в случае отказа! А вот он сам, похоже, становился старым ревнивым параноиком-брюзгой.

В Архангельск прилетели уже ночью.

Пообщаться с артистами Асе так и не удалось: в московском аэропорту царили суета и толкучка, вызванные чемпионатом мира по футболу – в столицу непрерывным потоком прибывали зрители и болельщики со всего света. В самолёте же Ася оказалась далеко от Белецкого и Мендес: они расположились в салоне бизнес-класса вместе с другими членами съёмочной группы, негласно относящимися к «элите»: режиссёром, главным оператором, продюсером и сценаристом. Простые смертные, включая Асю, летели эконом-классом.

А после получения багажа их группу и вовсе разделили: всё та же элита вместе со съёмочным инвентарём и костюмами отправилась к месту назначения на вертолёте, поскольку самолётное сообщение не было в этих краях ежедневным, а остальных радушно пригласили в автобус: почти четыреста километров по дороге через тайгу, получите – распишитесь!

– Да не бойтесь, – улыбнулся молоденький водитель, – места здесь безопасные, спокойные, наезженные… к тому же – белые ночи.

Белая ночь на поверку оказалась не такой уж и «белой» и походила на сумерки, недостаточно, однако, тёмные, чтобы на небе можно было увидеть звёзды.

Ася устроилась на мягком кожаном сиденье, откинув его спинку до предела, чтобы дать отдых ноющему позвоночнику и занемевшей шее. Она вытянула, насколько это было возможно, ноги, которые уже давно гудели от усталости (в самолёте из-за маленького расстояния между креслами пришлось сидеть с полусогнутыми коленями), и блаженно закрыла глаза. Нет, что ни говори, а бодрствовать всю ночь напролёт, когда тебе чуть за двадцать – это одно, а после того, как разменяешь четвёртый десяток – совсем другое. Она была совой, как и большинство творческих людей, но выдержать до утра без сна больше не представляла возможным. Да и не могла она теперь позволить себе такой роскоши – вовсе не спать, поскольку, увы, всё это немедленно отражалось на лице, и затем требовалось приложить немало усилий, чтобы восстановить порушенную бессонницей красоту.

К счастью, свободных мест в автобусе оставалось предостаточно, и рядом с Асей никто не сел. Она не желала сейчас ни с кем общаться, медленно, но неуклонно уплывая в сон. В салоне было прохладно, но, едва они тронулись, водитель сразу же включил обогрев. Под убаюкивающий равномерный шум двигателя Ася бессознательно думала о Димке. Она так привыкла засыпать на его плече – четыре года, каждую ночь… За исключением его кратковременных отлучек на соревнования или её небольших командировок. Но так надолго они расстались впервые.

«Может, оно и к лучшему, – решила Ася. – Надо потихоньку отвыкать друг от друга».

Димка ещё не был в курсе, что она решила порвать с ним после своего возвращения со съёмок. И хотя решение далось ей ох как болезненно, иного выхода для них обоих Ася не видела. Она не желала принимать жертвы с его стороны, не хотела становиться обузой и – не дай бог – выслушивать от него спустя годы упрёки в бесплодии. О, конечно, Димка уверял, что любит её вне зависимости от способности иметь детей, но она знала, что это до поры, до времени. Мужчины тоже могут завидовать чужим коляскам. И счастливым папашам, подбрасывающим вверх заливающихся смехом беззубых младенчиков. И молодым отцам, гордо вышагивающим с эрго-рюкзаком на широкой груди…

Она уже уходила от него однажды, много лет назад. Им обоим тогда было по шестнадцать – первая любовь, первый поцелуй… до постели, правда, дело так и не дошло. Димка продолжал любить Асю без памяти, а вот она охладела к нему, остыла за два года отношений. Сейчас-то Ася понимала, что это было очередным капризом взбалмошной сумасбродной красотки: не нужно было искать добра от добра, следовало вцепиться в Димку руками и ногами, а не болтаться по жизни, как сухой листок на ветру – от одного мужчины к другому… Быть может, останься она с ним тогда, её жизнь сложилась бы иначе. Куда счастливее, чем сейчас.

Любила ли она его по-настоящему – хотя бы теперь? Ася старательно избегала размышлений на эту тему, хотя Димке на подобный вопрос, конечно же, отвечала бодро и утвердительно. Она испытывала к нему бесконечную благодарность, нежность, тепло… но никаких бабочек в животе и прочих романтических глупостей, потому что Димка был для неё понятен и прост, как прочитанная, хоть и интересная, книга. С ним было надёжно – это она знала точно. Более преданного ей человека в этом мире, пожалуй, невозможно было найти.

Именно Димка спас её, когда она пыталась покончить с собой и наглоталась таблеток, закрывшись в пустой квартире – переживала кризис в отношениях со Стасом и подсознательно догадывалась, что их брак обречён. Димка, почуяв неладное, выбил дверной замок, промыл ей желудок, как сумел, и вызвал скорую.

И вот сейчас, после всего, что он для неё сделал, Ася снова хочет его бросить. Но теперь осуществить это будет гораздо сложнее. Они уже стали единым целым – «сроднясь в земле, сплетясь ветвями»… Значит, придётся рубить по живому, чтобы кровища хлестала… Ничего, они справятся. Привыкнут. Научатся дышать друг без друга.

Из беспокойно-усталого сна её вырвало довольно бесцеремонное похлопывание по плечу. С трудом разлепив тяжеленные веки, Ася увидела над собой круглое лицо, подобное полной луне. Над ним, словно нимб, сияла идеально гладкая блестящая лысина.

– Что? – хриплым спросонья голосом спросила Ася, – приехали уже?

– Остановка, – пояснил луноликий, с любопытством рассматривая её. – Покушать, чаю попить, туалет, то-сё… А вы кто у нас будете? – поинтересовался он. – Актриса?

– Ага, – зевнула Ася, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать потягиваться и разминать затёкшие суставы. – Артистка больших и малых академических…

Собеседник, кажется, не понял, что она шутит, тут же радостно представившись в ответ:

– А я – Миша Яковлев.

– Анастасия Безрукова, можно просто Ася, – откликнулась она.

«Мише», навскидку, было не менее пятидесяти пяти лет.

– Я администратор по локациям, – отрекомендовался он дополнительно. Ася невольно хмыкнула.

– Ах, так вот кто нас затащил в эту чудную локацию у чёрта на куличках!

Тот снова не понял её иронии и с воодушевлением подтвердил:

– Места – загляденье. Был бы я художником… Пока ехали, не мог глаз от дороги отвести… Однако, – спохватился Миша, – вы бы поторопились. Стоянка не такая уж долгая, нужно успеть подкрепиться и… хм… облегчиться.

– Да, сейчас иду, – кивнула Ася, вынимая из сумки зеркальце и расчёску, чтобы хоть наскоро привести волосы в порядок. Следить за собой, всегда отлично и ухоженно выглядеть было для неё так же привычно, как чистить зубы дважды в день. Никто и никогда не видел Асю с немытой головой, растрёпанную, с синяками под глазами, с небрежно нанесённым макияжем или с облезшим лаком на ногтях.

Выскочив из автобуса, она почувствовала, что снаружи стоит страшный дубак. По ощущениям, было не выше пяти градусов тепла. Ася, одетая в лёгкую рубашку с джинсами, тут же застучала зубами. Димка, конечно, оказался прав – без тёплых вещей в этих краях не обойтись, даром что начало лета. Ася внезапно вспомнила, что так и не позвонила ему, когда прилетела в Архангельск, даже телефон забыла включить. А он, наверное, волнуется, не спит, нервничает и накручивает себя… Интересно, который час?..

Достав мобильный, она вернула его к жизни. Время – половина шестого утра. Господи, да Димка же всю ночь, наверное, глаз не сомкнул… Ася почувствовала себя настоящей свиньёй. Впрочем, при попытке набрать его номер она потерпела фиаско – сеть здесь практически не ловила.

Заметив её манипуляции с телефоном, отирающийся на крылечке местного заведения общепита Миша Яковлев замахал пухлыми ручками:

– Ася, сюда! Вы внутрь зайдите, там сигнал получше.

Заведение именовалось «Столовой у Алевтины» и представляло собой небольшой деревянный домик с бонусом в виде уличного туалета. Судя по объявлению на двери, работала столовая круглосуточно – очевидно, есть спрос даже в этой глухомани, подумала Ася с нескрываемым удивлением. Впрочем, если это единственная кафешка на весь отрезок пути, то почему бы и нет… Этакий привалочный пункт для всех страждущих.

«Всегда ждём вас у нас! Заезжайте к нам – мы рады вам!» – гласило то же объявление. Владельцы кафе – прямо-таки боги рекламных слоганов, усмехнулась Ася. Поэты!

Внутри оказалось неожиданно уютно и, самое главное, тепло – в столовой топилась самая настоящая русская печь, а чай пили из старинного самовара. Ася, вообще-то не привыкшая завтракать в такую рань, невольно почувствовала, как засосало в желудке от одуряющего запаха свежеиспечённой сдобы – кажется, пирогов или ватрушек.

Алевтиной, как выяснилось, звали хозяйку столовой, одновременно исполняющую обязанности официантки. Это была энергичная женщина возраста «ягодка опять», почему-то одетая в спортивный костюм, но при этом с кокетливо закрученными локонами и в огромных цветных клипсах-кольцах. Кто работал на кухне, выяснить так и не удалось, но Алевтина время от времени громко и отрывисто выкрикивала заказы в ту сторону, а через некоторое время ей так же отрывисто отвечали, и она, позвякивая клипсами, стремительно неслась туда с подносом, чтобы забрать готовое блюдо.

Чай из самовара нужно было наливать самим, и пить его можно было без ограничений, совершенно бесплатно.

Ася присела за один из столиков, грея руки о стакан, и исподтишка стала изучать своих спутников. Наконец-то ей представилась такая возможность!

Сразу же приковывала к себе взгляд молоденькая молдавская актриса Аурика Цуркану. Ей едва исполнилось двадцать три, и это была её первая большая роль. Ася ознакомилась с её биографией в интернете ещё до отъезда: раньше Аурика мелькала лишь в незначительных эпизодах или рекламных роликах, так что роль юной цыганочки Лалы стала для неё настоящим подарком судьбы. Ася даже нашла её инстаграм и бегло изучила: похоже, самолюбованию этой девочки не было видно границ. Селфи, селфи, бесконечные селфи, а также каждый шаг собственной жизни, дотошно зафиксированный на фото. Вот я смотрю на вас, дорогие подписчики, склонив голову влево… а вот – вправо… Складываю губы куриной гузкой, хмурюсь, улыбаюсь, завтракаю, обедаю, ужинаю и фотографируюсь затем в туалете модного ресторана перед зеркалом… А это мой маникюр, и педикюр, и любимые туфли, и сумочка, а зацените-ка мой новый лук на кастинге…

«Боже, какая скучища», – помнится, подумала тогда Ася. Впрочем, подписчиков Аурики в инстаграме это однообразие не смущало. Они щедро одаривали её лайками и расточали комплименты: «Вы просто красотка!» «Невероятная!»» «Супер!» «Вы лучше всех!» «Я вас люблю!» Во всяком случае, фанатскую базу она себе уже наработала, не смогла не признать Ася, отдавая должное хватке юной актрисы.

Аурика была хорошенькой: нежное кукольное личико с дивно очерченными бровями, длиннющими чёрными ресницами и карими глазами, тоненькая, смуглая и пластичная – будто актриса старого индийского кино. Но самым главным достоинством её внешности по праву являлись волосы: блестящие, роскошные, они струились водопадом и почти достигали изящных щиколоток. Настоящая Рапунцель!

В данный момент Аурика сидела, поставив локти на стол и упираясь подбородком в сплетённые в замок пальцы. Вероятно, девушка скучала из-за отсутствия вай-фая. Взгляд её рассеянно блуждал по лицам присутствующих. На секунду глаза Аурики встретились с Асиными, но Ася тут же отвернулась, делая вид, что это просто случайность.

От её внимания не укрылось, что вокруг красотки увивается молодой артист Андрей Исаев. Ася напрягла память. Ах, да… студент Щепкинского театрального училища, до этого немного мелькал в сериалах, в «большом» кино снимается впервые. Симпатичный парень: тёмно-русые волосы, трогательная ямочка на щеке, ясные зелёные глаза – было в нём что-то по-детски наивное, некая чистота и неиспорченность… и в паре с Аурикой он смотрелся очень даже неплохо. В этом фильме ему досталась роль юнкера императорского военного училища Алёши Головина, который ради любви Лалы оставил свою прежнюю жизнь и захотел присоединиться к цыганскому табору. Судя по всему, особо играть, изображая влюблённость, ему не придётся – он и так очарован. Уж что-что, а мужской интерес Ася распознавала за версту, даже если он был обращён не в её сторону.

Вдруг её мобильник, который лежал на столе, завибрировал, словно оттаяв в тепле, и стал принимать одно входящее сообщение за другим. От Димки, конечно же, поняла Ася, схватив трепещущий телефон в руки. Он там, очевидно, в панике уже на стенку лезть готов… Разговаривать при всех Ася постеснялась, да и сигнал был всё ещё слишком слабым, поэтому она предпочла просто послать эсэмэс в ответ.

«Прости, проблемы со связью. Мы всё ещё в дороге, не пугайся, если снова окажусь вне зоны доступа. Очень устала и дико хочу спать. Позвоню, когда доберёмся до гостиницы и я немного отдохну. Люблю».

Подумав, она исправила «люблю» на «обнимаю» и отправила сообщение.

Вкусно и сытно позавтракав, группа вернулась обратно в автобус. Воздух в салоне уже снова успел остыть, и Ася в очередной раз пожалела, что все её тёплые вещи остались в чемодане, лезть в который прямо сейчас было не с руки. Водитель в этот раз почему-то не стал включать обогрев – очевидно, решил, что пассажиры и так «надышат» достаточное количество тепла.

Обхватив себя за плечи руками, Ася безуспешно пыталась согреться. «Чёрт, – подумала она в сердцах, – да в здешних краях не то, что куртка – даже пуховик, должно быть, является неотъемлемой частью летнего гардероба!»

– Замёрзли, Ася? – рядом с ней опять возникла лунная физиономия админа по локациям. Следит он за ней, что ли, этот лысый надоедливый гиппопотам?! Что за навязчивость… Ася ещё не успела придумать достаточно резкого ответа, который ясно дал бы понять, что она не расположена нынче к светским разговорам, как Миша уже радушно протянул ей термос. О, господи…

– Кофе, – пояснил он. – Горячий, чёрный, с лимоном и сахаром.

Ася немного смягчилась.

– Ого! Впервые вижу человека, который тоже любит кофе с лимоном, – заметила она.

– Жена приготовила, – похвастался Миша. – С самой Москвы везу. Я думал, за это время всё уже остыло – ан нет. Угощайтесь!

Ася не стала больше кочевряжиться и с удовольствием отвинтила крышку термоса. Оттуда разлился божественный аромат. Миша уже галантно подставил ей пластмассовый стаканчик. Всё-то у него было продумано, всё приготовлено…

Позже, когда начались съёмки, Ася ещё раз убедилась в том, какой Яковлев целеустремлённый, активный и невероятно настойчивый человек. Он пробивал для группы разрешение на съёмки даже в самых опасных или заповедных зонах, куда обычных людей и на пушечный выстрел не подпускали. Такие качества его натуры, как способность мгновенно предотвратить любую заминку и разрулить неожиданно возникшую проблему, Ася поначалу ошибочно приняла за назойливость, но чуть погодя признала, что была к Мише ужасно несправедлива.

Впрочем, заблуждалась Ася по поводу каждого из членов съёмочной группы. Практически все её первые впечатления оказались обманчивы…

Напиток был превосходным. В меру крепким, в меру сладким и в меру кисловатым. Ася быстро согрелась и повеселела. Спать ей больше не хотелось, и оставшиеся часы пути она провела, с интересом глазея в окно.

Перед ними расступалась дорога изумительной красоты. Таёжный лес, ярко освещённый утренним солнцем, весело бежал за окнами автобуса. Ася пыталась фотографировать все эти роскошные пейзажи на ходу через стекло, но скоро у неё разрядилась батарея в телефоне. Впрочем, сеть в дороге всё равно не ловила, так что невелика была потеря.

На место они прибыли в десятом часу утра. Выяснилось, что разделение группы на «простых» и «элитных» продолжает действовать и тут. Небожителей во главе с режиссёром заселили в частный гостевой домик на шесть номеров с отдельными душевыми. В доме имелись бассейн с сауной, вай-фай, а также общая кухня с печью, электрочайником, холодильником и микроволновкой. В общем, условия практически царские!

Владельцы гостевого дома – пожилая семейная пара – встретили киношников, как родных. Хозяйка самолично подала им горячий завтрак, и что это была за еда! Домашний сыр с ароматными травами, тающий во рту, и свежий хлеб, и воздушный омлет из местных яиц, и жирное молоко, и нежнейшее сливочное масло от частников…

Остальные члены съёмочной группы, включая Асю, поселились чуть поодаль – в гостинице имени Ленина.

Уже от одного названия веяло пережитками советского прошлого. Условия проживания и впрямь оказались не слишком-то комфортными, если не сказать спартанскими, как в запущенном студенческом общежитии. Туалет и душ – общие на весь этаж. Даже входить туда было неприятно, а уж использовать по назначению противно вдвойне. Асе повезло – в её номере имелся хотя бы персональный умывальник, но вода из него текла только холодная, с довольно неприятным резким запахом. Сам номер был унылым и насквозь выстуженным, как морозильная камера.

Ася слышала через дверь, как в коридоре, бегая туда-сюда и цокая каблучками, громко возмущается Аурика.

– Это безобразие! – негодовала она. – Условия хуже тюремных! Да за кого они нас принимают, вообще? В туалете воняет, в душе тараканы бегают! Я отказываюсь жить и работать в таких условиях, пусть немедленно переселяют нас всех в какое-нибудь более приличное место!

Как выяснилось позже, эта гостиница оказалась единственной на всю деревню. Выбирать, к сожалению, было просто не из чего… если не считать того гостевого домика, но он тоже являлся единственным в своём роде. Туда селили только редких ВИП-гостей, включая губернатора и даже президента. Разместить всю многочисленную съёмочную группу в шести номерах не представлялось возможным чисто физически. Глупо было бы жаловаться – да и кому? Не станут же ради столичных киношников (которых, кстати, никто сюда и не звал – сами нагрянули) оперативно возводить новое здание…

Разумеется, в то самое утро, впервые оказавшись в своём неуютном номере, Ася ещё не знала всех этих подробностей. Но она так устала, что решила подумать об этом позже. Общий сбор группы был назначен на вечер – их должны были везти ужинать в ресторан. «Надеюсь, что хотя бы рестораны здесь приличные…» – мимоходом подумала Ася, торопливо открывая чемодан. Достав тёплые вещи, она натянула шерстяные носки и два свитера одновременно – один на другой, а затем рухнула в ледяную постель и, несмотря на небольшой озноб, мгновенно провалилась в сон, как в глубокий обморок.

Неля уже заканчивала готовить завтрак, когда услышала доносившийся со двора шум. Это вернулись с конной прогулки её мужчины.

Стас с детства был страстным обожателем лошадей и мог провести в седле сутки напролёт. Каждый год он участвовал в традиционных зимних соревнованиях конников на снежном ипподроме. В скачках состязались лошади исключительно местной породы – мезенки, выращенные в суровых северных условиях. Это было захватывающее и безумно красивое зрелище, на которое приезжал полюбоваться даже сам губернатор.

Немудрено, что сын Нели и Стаса – Матвей – начал ездить верхом (в компании родителей, разумеется) месяцев с шести, едва научившись сидеть. К самостоятельной езде Стас планировал приучать мальчишку с трёх лет. Но и в свои нынешние два года Матвей по праву считался настоящим специалистом по лошадям. Малыш каждый день ходил с отцом в конный клуб, наравне со взрослыми помогал ухаживать за животными, угощал их заранее припасёнными яблочком или морковкой и счастливо смеялся, когда благодарная лошадь тыкалась мягкими тёплыми губами в его доверчиво подставленные ладошки.

Поначалу, конечно же, Неля волновалась, наблюдая, как два самых дорогих её сердцу человека гарцуют на конях, порою весьма норовистых. Она доверяла мужу и знала, что с ним Матвей в полной безопасности, но разве материнское сердце поддаётся доводам разума? Потом постепенно привыкла. Тем более, что одними лишь конными прогулками муж с сыном не ограничивались. Стас таскал Матвея с собой в тайгу, брал на рыбалку и катал на лодке… Ей просто пришлось смириться. Неле абсолютно не хотелось растить из Матвея изнеженного маменькиного сыночка. Он должен был стать настоящим мужчиной, как и его отец! Самостоятельным, сильным, независимым… тем более, с его-то особенностью, которую безжалостный внешний мир воспринимал исключительно как неполноценность.

Матвей был глухим от рождения.

Неля смутно чувствовала неладное с самых первых месяцев жизни сына. Младенец совершенно не реагировал на погремушку: вернее, он с интересом следил за ней глазами, тянулся ручками, но извлекаемые из игрушки звуки оставляли его равнодушно-невозмутимым. Правда, он поворачивал голову, если Неля стучала по кроватке или матрасику, но она уже много позже сообразила, что это была реакция не на сам звук, а всего лишь на вибрацию предметов.

Профилактического осмотра у врача-оториноларинголога в Мезени почему-то не было, и Нелька затем долго казнила себя за упущенное время. Ведь если бы глухоту у ребёнка выявили раньше, хотя бы в пять месяцев или полгода, слуховая реабилитация и развитие речи пошли бы куда легче и эффективнее.

Второй звоночек прозвенел, когда Матвею было около четырёх месяцев. Неля заметила, что сынишка совершенно прекратил лепетать и не издавал никаких посторонних звуков, кроме плача. Разумеется, тогда она ещё не знала, что глухие дети просто не слышат сами себя и процесс лепета, не доставляющий им никакого удовольствия, постепенно сходит на нет.

Неля не дождалась от Матвея ни агуканья, ни гуления, ни повторения за ней простейших слогов «ба-ба-ба», «ма-ма-ма», «да-да-да»… В год он по-прежнему упорно молчал, и Неля убедила мужа, только посмеивающегося всё это время над её страхами («Да ладно тебе! Нормальный пацан растёт, не трепло!»), что им необходимо поехать в Москву и обследоваться у специалистов.

Как ни готовила себя Неля к худшему, как ни настраивалась на любой ответ, но всё-таки диагноз «нейросенсорная тугоухость» (третья степень на левое ушко, четвёртая – на правое), озвученный столичным светилом, прозвучал для неё как приговор.

– Ну, не расстраивайтесь вы уж так, – по-свойски подбодрил Нелю доктор, заметив, как она побледнела, и решив обойтись без заумных медицинских терминов, заменив их простыми человеческими словами утешения. – Да, это неприятно, но не смертельно. Во всех других отношениях у вас прекрасный, абсолютно развитый мальчик! Неслышащие дети абсолютно так же любят бегать, прыгать, играть и шалить, как все остальные их сверстники. Они обожают лепить, рисовать, строить из конструктора…

– Но… говорить! Он сможет разговаривать? – выдохнула Неля, вперив в него умоляющие глаза, словно он, как господь бог, одним-единственным словом мог решить судьбу её сына. Матвей тем временем сидел на материнских коленях и, не подозревая о бушующей в Нелином сердце буре, весело играл с шёлковым шарфиком на её шее.

– Я, в принципе, не вижу к этому никаких противопоказаний, – осторожно подбирая слова, отозвался врач. – Но успех во многом зависит и от вас. От вашего желания и целеустремлённости.

– Что надо делать? – спросила Неля, тут же внутренне собравшись. Голос её был абсолютно спокойным. Надо будет – она для своего мальчика и живую, и мёртвую воду достанет. Пойдёт туда – не знаю куда, принесёт то – не знаю что… И почку продаст. И даже душу дьяволу…

– Во-первых, вам нужны слуховые аппараты для каждого уха. Изготавливаются они только специалистом, по индивидуальным меркам. Я черкну вам адресок… Если вы хотите, чтобы ваш сын заговорил, носить их придётся постоянно. Тогда у него потихоньку начнёт развиваться слуховое восприятие окружающего мира и устная речь. Учтите, что не все дети с охотой соглашаются носить аппараты, поначалу это доставляет им определённый дискомфорт…

– Матвей будет их носить, – твёрдо пообещала Неля. – Что ещё придётся сделать?

– Хм… затем ребёнку потребуются ежедневные обучающие занятия. Чем раньше начнёте – тем успешнее будет проходить реабилитация. Можно пригласить специалистов на первое время, чтобы они контролировали процесс, но в целом, там нет ничего сложного и сверхъестественного, чего бы вы не смогли сделать сами, у себя дома. Тем более, существует огромное количество методичек, в которых весьма детально описывается вся эта система. Список литературы, конечно же, я вам тоже предоставлю.

– Ещё что? – Неля не отрывала от него взгляда.

Доктор мягко улыбнулся ей.

– Этого вполне достаточно, уверяю вас. Если вы не станете откладывать процесс в долгий ящик и начнёте следовать моим инструкциям прямо сегодня, сейчас – Матвея имеет все шансы заговорить, как обычный ребёнок с нормальным слухом. Ну, разве что акцент будет небольшой… чуть заметный. Но это не критично.

К слуховым аппаратам Матвей привык довольно быстро (хотя и взбрыкивал периодически, отбивался, отказываясь носить их круглые сутки), а вот практические занятия не приносили никаких сколь-либо заметных результатов. К двум годам мальчик так и не говорил. Даже элементарные слова-звукоподражатели (би-би, ав-ав, мяу) были ему не по силам. Неля часами проводила с ним обучение в игровой форме: показывала сыну машинки, кубики, зверюшек и кукол, подносила каждую игрушку поочерёдно к губам на уровень подбородка и, чётко артикулируя, повторяла:

– Ляля! Му-му! Ко-ко-ко!

Матвей внимательно смотрел на её губы, вслушивался – и молчал.

Сколько литературы Неля перечитала за этот год! Сколько сайтов и тематических форумов в интернете перелопатила! Больше всего её потряс тот факт, что дети с проблемами слуха, как выяснилось, часто рождаются у алкоголиков или людей с различными венерическими заболеваниями. Они со Стасом не относились ни к первой, ни ко второй группе, так за что же, за что такая жуткая несправедливость обрушилась именно на их ребёнка? На их долгожданного первенца, такого бесконечно любимого, обожаемого и дорогого?!

До тех пор, пока это ещё можно было как-то утаить от окружающих, Неля старалась не афишировать глухоту своего сына. Даже если Матвей носил слуховые аппараты, они были надёжно скрыты от посторонних глаз под шапочкой и его буйными рыжими кудряшками. Стас убеждал жену, что это глупо: рано или поздно тайное станет явным. К чему делать из проблемы их ребёнка такой страшный секрет, точно это какая-то постыдная болезнь? Но Неля пока что была не готова делиться с миром своим несчастьем.

В Мезени их семью любили. Стаса – потому что он родился и вырос здесь, на глазах у местных старожилов, да к тому же прославил их город: шутка ли, знаменитый на весь мир фокусник! Нелю тоже привечали с охотой – потому что она была интеллигентной, воспитанной и доброй девушкой. Её сразу приняли за свою, хотя обычно мезенцы довольно настороженно относились к чужакам, тем более московским. Но Неля вовсе не походила на тех вульгарных и развязных столичных штучек, которых показывали в сериалах и шоу на Первом канале. Тем более, и работа у неё была приличная, достойная – она поступила в местную школу учительницей английского, и дети искренне её любили.

Неля была удивительно славной и солнечной, какой-то лучистой: огненно-рыжая, голубоглазая, с милыми трогательными веснушками… Те люди, которые не были знакомы с ней до замужества, несказанно удивились бы, узнав, что всю сознательную жизнь, с самого детства, Неля страдала от многочисленных комплексов относительно своей, как ей казалось, совершенно уродливой внешности. Особенно на фоне такой яркой и красивой подруги, как Ася.

Встретив Стаса, Неля буквально расцвела. Она научилась не просто принимать, но и любить себя такой, какая она есть – все её недостатки превратились в достоинства, потому что Стас беспрерывно повторял ей, какая она красавица. Он буквально надышаться на неё не мог, и местные с одобрением говорили, что на их пару любо-дорого глядеть, семья на зависть!

В конце концов, правда о Матвее выплыла-таки наружу. Соседка как-то высказала Неле в сердцах: дескать, что же твой малой такой невоспитанный, вообще не слушает того, что ему говорят, смотри, мол, не балуй – вырастишь хулигана!

– Он не «не слушает», – тихо поправила Неля. – Он просто не слышит.

Подхватив сынишку на руки, она торопливо отвернулась от оторопевшей соседки и зашагала по направлению к дому, глотая непрошенные слёзы.

Что знает один – знает весь город. Особенно, если этот город такой маленький, как Мезень. И вот тут Неле пришлось призвать на помощь всю свою выдержку. Это оказалось нелёгким делом…

Мезенцы в целом были отзывчивыми и добрыми людьми, но порою слишком уж простецки-бесцеремонными. Чувство такта, личные границы? Как говорится – не, не слышали. Все знакомые и полузнакомые теперь считали своим долгом выразить глубокое сочувствие их семье, при встречах смотрели на мальчика скорбно, как на похоронах, либо принимались по-идиотски орать ему прямо в лицо:

– Матвей!!! Привет!!! – думая, что простое повышение громкости голоса моментально решит проблему даже самой безнадёжной глухоты.

А иные и вовсе подкрадывались к Матвею сзади и резко кричали что-то за его спиной, чтобы убедиться, что он действительно ничего не слышит. Иногда малыш чувствовал движение и оборачивался – и тогда все эти простодушные до наглости люди на полном серьёзе принимались доказывать Неле, что её ребёнок не глухой, а просто притворяется.

Многие на голубом глазу спрашивали, не планируют ли Неля со Стасом отдать сына в детский дом или в какой-нибудь специальный интернат для слабоумных. А ещё дружелюбно советовали:

– Давай поскорее рожай второго, здорового – чай, не девочка уже, потом можешь не успеть, или опять какой больной получится…

Своими словами они, сами того не желая, постоянно «отбраковывали» Матвея, как второй сорт, всячески давая понять, что Неле со Стасом нужен ещё и нормальный ребёнок – взамен уже имеющегося, неполноценного. Слышать это было невыносимо…

Неле только-только исполнилось тридцать шесть. Матвея она родила в неполные тридцать четыре года. Конечно, слегка поздновато для первенца, но не настолько же, чтобы взять на себя ответственность за его недуг – мол, чего ещё можно ожидать от старородящей… И всё же чувство вины и страха снова забеременеть (второй такой драмы в своей жизни Неля бы точно не вынесла) не отпускали её ни на минуту. Она вообще сомневалась, что когда-нибудь снова захочет рожать.

Хоть московский врач и пытался убедить Нелю, что глухие дети – самые обычные и по поведению практически ничем не отличаются от сверстников, она с горечью понимала, что её малыш постепенно становится в детском обществе изгоем. Ему просто не с кем было играть.

Родители слышащих ребятишек не поощряли общения с глухим мальчиком, точно боялись, что его болезнь каким-то образом перекинется и на их чад. К тому же, к двум годам все дети уже говорили простыми предложениями или хотя бы отдельными словами. Матвей же издавал резкие возгласы или нечленораздельные звуки, но чаще всего пользовался жестами и совершенно не понимал обращённых к нему фраз даже со слуховыми аппаратами, потому что просто не умел распознавать речь.

Неля уговаривала себя не раздражаться и не расстраиваться, а ночью ревела навзрыд на груди у мужа. Можно было плакать, не боясь разбудить малыша – он всё равно ничего не слышал…

Стас целовал её залитое слезами лицо и горячо убеждал:

– Нелечка, он не неполноценный. Он у нас – просто ребёнок с особенностями. Да, ему будет значительно труднее познавать этот мир, но он сделает это. Я верю, что он научится говорить. Он будет ходить в обычную школу, и у него будет интересная насыщенная жизнь.

Немного успокоившись в его объятиях, Неля засыпала, всхлипывая, чтобы хотя бы во сне ненадолго забыть о той тяжести, которая лежит на её материнских плечах. А утром эта тяжесть наваливалась и придавливала её с новой силой…

Но время лечит. Конечно же, лечит. Постепенно Неля примирилась с действительностью и научилась жить с этим грузом. Нельзя сказать, что болеть перестало совсем, но на смену отчаянной надежде пришли равнодушие и апатия. Ежедневные занятия с сыном Неля продолжала больше по инерции, по привычке, потому что всегда была примерной девочкой и перфекционисткой. В успех она больше не верила и запретила себе ждать чуда. Того дня, когда Матвей скажет ей короткое, простое, но такое важное и главное слово – «мама»…

В жизнь постепенно возвращались краски, запахи и вкусы. Приняв как данность глухоту своего ребёнка, Неля решила, что не вправе лишать его нормального, счастливого детства, и старалась расцветить даже обычные будни. Улыбка на лице малыша и его объятия были самой дорогой наградой… Лишь изредка у Нели горько ёкало в груди – когда она смотрела на здоровых ровесников Матвея. Она никогда не сможет стать своей в компании гордых мам и бабушек, которые со смехом пересказывают друг другу уморительные словечки и выражения своих детишек…

– А моя-то, моя!.. Спрашиваю у неё утром: как собачка лает? А она мне страшным голосом: «Ав-ав, я баба Яга!»

В целом, несмотря ни на что, Неле нравилась жизнь в Мезени. До свадьбы Стас боялся, что она заскучает тут после шумной и суетливой Москвы, но его опасения не оправдались: Неля, человек по характеру скорее замкнутый, чем общительный, чувствовала себя здесь просто прекрасно. Городок, практически отрезанный от мира, от «большой земли», как здесь говорили, казался уютным и славным пристанищем настоящего интроверта. Муж был Неле под стать: занятый придумыванием новых трюков и иллюзий, он мог разрабатывать свои новые проекты буквально день и ночь, не отвлекаясь даже на еду или сон. Он чертил схемы на листках бумаги, бормотал что-то себе под нос, сердясь или ликуя, в зависимости от успеха реализации идеи, дотошно переносил все эти наброски в компьютер… Неля старалась не мешать ему в такие моменты.

Она могла часами гулять вдоль красных берегов реки Мезени, бродить по заливным лугам, заходить в тайгу (не слишком, впрочем, в неё углубляясь, потому что всё ещё не очень хорошо ориентировалась в лесу) и наслаждаться блаженным одиночеством. Неля также выучилась ездить верхом, о чём давно мечтала. Правда, на это увлечение требовалось время, которого у неё часто не хватало. Много сил отнимала работа в школе, затем – декрет…

Помимо всего прочего, Неля стала посещать мезенский детский дом. Слово «волонтёрство» она не любила, считая его слишком уж официозным. Она просто приходила к ребятам в гости, дарила им одежду, игрушки и книги, учила в игровой форме простым английским и французским песенкам. Откровенно говоря, состояние детского дома приводило её в натуральный ужас. Здание давно требовало капитального ремонта. Неля не представляла себе, как можно было жить – точнее, выживать – в подобных условиях. Стены, выкрашенные в грязно-зелёный цвет, местами облупились и производили давяще-неопрятное впечатление. В спальнях воспитанников всё было разрисовано граффити либо исписано похабщиной. Электропроводка находилась в таком плачевном состоянии, что вероятность пожара маячила вполне реальной, а не иллюзорной угрозой. В туалеты страшно было зайти…

Но самым кошмарным было даже не состояние детдома, а отдельные судьбы конкретных детей. Почти каждый из них пережил большую или маленькую трагедию, оставившую шрамик на сердце. Отец Николай и матушка Ольга из местного прихода, тоже частенько проводившие время в детском доме, рассказывали Неле истории этих несчастных ребятишек. Многих подвергались регулярным побоям в родном доме, пока их родителей не лишили прав. Одна шестилетняя девочка стала свидетельницей двойного убийства: сначала мать зарезала отца, а потом друзья отца жестоко прикончили мать… Неля не могла без содрогания выслушивать всю эту дичь. Хотелось обнять каждого ребёнка, прижать к сердцу, обогреть, бережно подуть на многочисленные душевные раны и залечить их все до единой…

А с отцом Николаем и его супругой Неля постепенно сдружилась, несмотря даже на то, что сама была совершенно невоцерквлённой. Да и сына они со Стасом решили не крестить – по крайней мере, до тех пор, пока он не достигнет сознательного возраста.

Неля часто приходила в гости к супружеской чете вместе с Матвеем. Это была крепкая, дружная и милая семья, воспитывающая четырёх славных ребятишек, которым с детства были привиты любовь к богу, храму и молитве. Матвея они все просто обожали, и он тоже тянулся к ним, чувствуя искреннюю симпатию. Только с ними Неля могла совершенно спокойно, не стесняясь и не комплексуя, разговаривать о глухоте своего сына. Отец Николай постоянно давал ей понять, что у неё – нормальный, замечательный, абсолютно полноценный ребёнок.

– Главное – то, что душа у него здоровая, – говорил он Неле. – Плоть дают родители, а душу Бог. Господь с человеком создают человека. Не впадай в уныние и не оплакивай свою печаль, знаешь ведь поговорку: где-то густо, где-то пусто… Может быть, у Матвея откроется какой-нибудь необыкновенный творческий талант. Да даже если не талант, а просто ясный ум, доброе сердце, чистые помыслы и физическая выносливость… это уже счастье, уверяю тебя. Люби его таким, какой он есть, и никогда не сравнивай с другими. У него свой собственный путь…

Детдомовских ребят – самых маленьких – матушка Ольга время от времени приводила к себе на выходные. Она читала им вслух Библию, а они с охотой помогали ей по хозяйству в кухне и во дворе, с удовольствием возясь со скотиной или птицей, а затем дружно ели испечённые матушкой пироги – конечно же, с рыбой, больше всего любимые всеми жителями мезенского края.

Возвращение мужа и сына отвлекло Нелю от невесёлых дум по поводу детского дома. Она торопливо поставила на стол тарелки и выбежала встречать своих лихих наездников.

От Стаса с Матвеем пахло лошадьми, опилками и свежей травой. Оба были довольными, разрумянившимися и, очевидно, жутко проголодавшимися. Неля поцеловала солнечно-рыжую, как у неё самой, макушку сына, а затем прильнула к мужу и привычно замерла в его объятиях, словно заряжаясь от него энергией на весь предстоящий день.

– Мне переодеться нужно, – ласково сказал он, не предпринимая, однако, попыток отстраниться, – не то вся тоже пропахнешь конским потом.

– Мне нравится этот запах, – она потёрлась щекой о его щёку. Матвей требовательно подёргал её за рукав, а затем жестами указал на стол, давая понять, что проголодался.

– Сначала – в душ, – скомандовал Стас и кивнул в сторону ванной комнаты. – А потом уже завтракать.

Он общался с сыном совершенно обычно, как со здоровым ребёнком, ни на секунду не задумываясь о том, что даже если тот и слышит его благодаря слуховым аппаратам, то всё равно не понимает. Тем не менее, Матвей практически всегда соображал, что от него требуется. Неля иногда даже обижалась немного – она-то занималась с ребёнком по специальным методичкам, по науке, по правилам… А Стас на все эти правила плевать хотел – и, тем не менее, находил с Матвеем общий язык куда легче, чем она.

Чистенький умытый Матвей выбежал из ванной и, подпрыгивая от нетерпения, устремился к накрытому столу. Ойкнув, Неля схватила полотенце и как следует высушила его намокшие волосы: в доме было довольно свежо из-за постоянно распахнутых в летнее время окон, не хватало ещё простудиться…

– В Романовку киношники приехали, – крикнул Стас из ванной. – Надолго. Какой-то крупный проект затевается, вроде бы исторический фильм. Режиссёр – Семён Горевой, представляешь?

– Вы что, до самой Романовки ездили? – ахнула Неля, пропустив слова про кино и режиссёра мимо ушей. – Совсем с ума сошли…

– Зеваки со всех окрестных деревень собрались поглазеть, – продолжал Стас. – Хоть слишком близко к съёмочной площадке никого не подпускают. Но массовка, говорят, будет нужна. Там уже очередь из желающих выстроилась, все записываются наперебой! Вроде бы, в главной роли Белецкий.

До Нели, наконец, дошёл смысл его слов.

– Александр Белецкий? – переспросила она с благоговейным трепетом. – Тот самый?.. Не могу поверить, я его просто обожаю!

– Так, с этого места поподробнее, пожалуйста, – муж вышел из ванной. В глазах его плясали весёлые чёртики. – Кого это ты там обожаешь? И давно ли?

– С тех самых пор, как впервые побывала на его спектакле, – серьёзно отозвалась Неля. Она и не думала шутить. – Мы с мамой ходили на «Евгения Онегина» в драмтеатр на Малой Бронной, как сейчас помню. Белецкий… это просто невероятно, что он творит на сцене. От него такая мощная энергетика, что даже в последнем ряду сшибает наповал. Причём тогда он был ещё совсем молодым, хоть и подающим огромные надежды, но его имя пока не было так раскручено, как сейчас. И всё равно мы остались в полном восторге. Нет, реально… он потрясающий актёр.

Она не стала рассказывать о том, как однажды, учась на втором курсе пединститута, отправилась на спектакль Белецкого с букетом роз. Ей впервые захотелось преподнести цветы артисту, превозмогая проклятую стеснительность – она сама себе тогда удивилась. Уже на финальном поклоне, когда Неля встала со своего места и пробиралась поближе к сцене, чтобы вручить букет, у неё неожиданно подвернулась нога. Нет, девушка не упала, но была близка к этому. К счастью, кто-то из зрителей успел поддержать её за локоток.

Дарение цветов по этой причине вышло довольно скомканным. Нелины щёки пылали от конфуза. Она подозревала, что Белецкий тоже мог видеть со сцены, какая она неуклюжая. Практически не глядя ему в лицо, она неловко сунула букет куда-то вверх, в руки артисту… и вдруг почувствовала, что он держит её за руку. Неля опешила и подняла глаза. Белецкий галантно склонился над её ладонью и… приложился губами к пальцам. Он поцеловал ей руку!!! Неля чуть не грохнулась в обморок тогда. Очевидно, заметив, что она растерялась и стушевалась, Белецкий решил слегка подбодрить её, как истинный джентльмен.

Неля, по своему обыкновению, смутилась ещё больше. Когда артист бережно отпустил её ладонь, она развернулась и торопливо зашагала к выходу из зала, что, вероятно, выглядело совсем уж невежливым. Но добрый и участливый взгляд его глаз навсегда запал ей в душу. С тех пор Неля не то чтобы идеализировала Белецкого, но ставила на несколько порядков выше, чем всех его собратьев-актёров, и никогда не верила тем грязным сплетням, что распространяли о нём СМИ. Он навсегда остался для неё настоящим рыцарем…

За завтраком Стас, что-то оживлённо рассказывающий, вдруг заметил, что жена только притворяется, что слушает, вежливо кивая – на самом деле, мысли её явно витают где-то далеко.

– Эй, в чём дело? – засмеялся он и легонько ущипнул её за щёку. Неля вздрогнула и заморгала глазами, возвращаясь к реальности.

– Ты так замечталась о Белецком, что совершенно проигнорировала ту потрясающую новость, которую я тебе только что сообщил? – шутливо попенял он. – Ай-ай-ай, я ведь начну ревновать!

– Да ну тебя, – отмахнулась она, улыбнувшись, – при чём тут вообще Белецкий? Я думала совсем о другом и действительно немного отвлеклась, прости… Так о чём ты говорил? Что ещё за потрясающая новость?

– Нет уж, сначала ты расскажи, что тебя тревожит, – за годы, проведённые вместе, Стас уже научился читать её, как раскрытую книгу. – Тут явно что-то более серьёзное, чем просто «немного отвлеклась».

Неля глубоко вздохнула, но всё-таки решилась сказать.

– Детский дом расформировывают, – выдохнула она, поникнув. – Мне матушка Ольга звонила.

– В смысле – расформировывают? – не понял Стас. – Но почему? А дети… их-то куда?

– Их отправят в крупный детдом в Новодвинске. А почему закрывают… да просто нерентабельно. Средств на его содержание не хватает. Обслуживающего персонала больше, чем даже, собственно, детей.

– Тебя это сильно огорчает? – он ободряюще прикоснулся к её руке. Неля кивнула.

– Само собой! Малышам ещё повезло, матушка с отцом Николаем собираются усыновить всю младшую группу – там шесть человек. Только никому не говори, ладно? Пока это секрет. А вот что со старшими будет… Я слышала, что в больших детских домах показатели, как ни странно, намного хуже. За воспитанниками там меньше присмотра и ухода, многие пьют или наркоманят с малолетства, – Неля погрустнела. – Матушка говорит, дети в последние дни очень раздражительные и тревожные. Словно чувствуют неладное… Она боится, что если они узнают про закрытие детдома – могут в бега податься.

– Мы в силах хоть чем-то помочь? – осторожно спросил Стас. – Может быть, финансово?

– Расформирования детдома это не предотвратит, – она покачала головой. – Мы ничего не можем сделать, все документы уже подписаны. Ну, если только… хотя нет, это я так, просто, – Неля опустила глаза.

– Что – так? Говори уж, раз начала, – подбодрил её муж, уже догадываясь, какие слова последуют за этим. Неля робко взглянула ему в лицо.

– Может быть… усыновить? Хотя бы одного ребёнка… Я понимаю, что этого мало, – заторопилась она, – но даже если один человек станет счастливее… это уже не напрасно.

Стас некоторое время молча и внимательно рассматривал её лицо, словно открывая жену заново.

– Нелечка, – сказал он мягко, – ты же понимаешь, я надеюсь, что усыновить ребёнка – это не так же просто, как взять в дом котёнка или собачку, а затем, наигравшись, выбросить на улицу или отдать кому-то? Дети – это на всю жизнь… О них нужно не просто заботиться, их нужно ещё и любить. Ты сможешь полюбить чужого ребёнка так же крепко и сильно, как своего?

– Я всё понимаю, Стас, – Неля не замечала, что от волнения нервно покусывает губы. – Я целое утро об этом думаю. Разумеется, это пока всего лишь идея, и нужно ещё сто раз всё хорошенько взвесить, но… я почему-то уверена, что справлюсь. Мы справимся, – поправилась она и виновато взглянула ему в лицо, ожидая ответа.

Стас протянул руку и нашёл ладонь жены, чтобы ободряюще сжать её пальцы.

– Мы действительно должны серьёзно об этом поразмыслить. Такие дела не решаются с наскока, по сиюминутному наитию, верно?

– Ну конечно, – Неля постаралась скрыть вздох разочарования. – Ты, действительно, подумай хорошенько. Пока что время терпит… А теперь расскажи мне, что у тебя за новость? – она изо всех сил попыталась придать голосу искренний интерес.

– Тогда держись крепче за стул, а то упадёшь, – подмигнул Стас, мгновенно оживляясь. – Итак, готова?.. Мне предложили пятилетний контракт в Лондоне, в знаменитом Magic Hall! – торжествующим тоном выпалил он. Неля недоверчиво взглянула ему в глаза.

– Это значит…

– Это значит, что на ближайшие пять лет мы переезжаем в Англию! Ну, разумеется, если я соглашусь. Пока что официального подписания контракта не было, они ждут моего ответа в понедельник. Так что скажешь? Круто, да?

Неля испугалась, растерялась и обрадовалась одновременно. Мысли её заметались.

– Но тогда ведь придётся кардинально всё менять, всю нашу привычную и налаженную жизнь… – пробормотала она в замешательстве.

– Да, ерунда! – беззаботно отмахнулся он. Кажется, для себя он уже всё решил и вполне определился с ответом. – Пять лет промчатся быстро, ты и сама не заметишь… К тому же, твои знания языка придутся очень кстати. Тебе будет легко там адаптироваться. И потом… – он на секунду замешкался, но всё же продолжил:

– Матвею в Англии будет проще и лучше. Там люди намного терпимее относятся к чужим проблемам со здоровьем… К тому же, его могут посмотреть британские врачи – вдруг посоветуют что-то дельное, чтобы он быстрее заговорил? Не то, чтобы я не доверял отечественным специалистам, просто, понимаешь…

Неля понимала. Когда у твоего ребёнка серьёзный недуг, хватаешься за любую соломинку, как за спасительный шанс – в надежде, что это непременно сработает и поможет. Ещё вчера на эту новость она ответила бы мужу безусловным согласием и сразу же принялась бы паковать вещи для переезда. Но теперь… Она понимала, что её планам по усыновлению не суждено осуществиться – она банально не успеет завершить этот долгий бюрократический процесс.

– Слушай, по-моему, ты не рада, – уличил её муж. – Только скажи честно – тебе не хочется ехать в Лондон?

Неля нашла в себе силы пошутить:

– Я, конечно же, последую за тобой всюду, как жена декабриста. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Где ты – там и я, это даже не обсуждается. Помнишь, как в «Титанике»? Если ты прыгнешь, прыгну и я…

Он притянул её к себе.

– Я тоже очень тебя люблю, Нелечка. Но мне совсем не нужны от тебя такие жертвы. Не хочу, чтобы по моей вине ты отказывалась от того, что тебе дорого. Хочешь остаться? Одно твоё слово – и мы никуда не поедем. Или это… – он пытливо вглядывался в её лицо, – это всё из-за идеи с усыновлением? Ты именно поэтому так расстроилась?

Неля помотала головой, стряхивая наваждение.

– Стас, я же не враг своим близким. Эта поездка – действительно редкий шанс: для тебя в плане карьеры, а для Матвея в плане здоровья. Не буду лукавить – я, конечно же, огорчена, что нам не удастся взять ребёнка из детдома. Но всё же слишком много доводов, говорящих в пользу этой поездки. Разве от подобных предложений отказываются? – она ободряюще улыбнулась ему, стараясь скрыть задрожавшие губы.

Стас и не заметил. Он снова прижал её к себе и благодарно прошептал:

– Спасибо…

Гордое слово «ресторан» с большой натяжкой подходило местному заведению общепита под незатейливым названием «На Мезени». Но оно оказалось единственной более-менее приличной едальней на всю округу. К тому же, уверял вездесущий Миша Яковлев, здесь можно было отведать настоящие, традиционные блюда русского Севера – кухню поморов.

Ресторан был деревянным, как и большинство зданий в Романовке, и располагался на самом берегу реки. С трёх сторон его обступали разлапистые высокие ели, а с четвёртой катила перед ним свои чистые и холодные волны Мезень. Вид, конечно, был завораживающий…

За первым совместным ужином их всех, наконец, представили друг другу официально. Впрочем, многие уже и так успели перезнакомиться за это время – кто-то сидел рядом в самолёте, кто-то в автобусе… Только Ася до последнего держалась особняком, что, в принципе, не было свойственно ей по жизни. Она любила большие компании и новые знакомства, обожала шумные тусовки и всю эту весёлую кутерьму… Но сейчас ей хотелось подольше сохранить своё инкогнито: так было интереснее и удобнее наблюдать за окружающими. Узнай они, что Ася журналистка – моментально начали бы наигрывать и вести себя неестественно. Многие звёзды, у которых она брала интервью за всю свою карьеру, именно так и поступали: просто переставали быть самими собой и принимались «делать лицо», точнее, надевали одну из своих масок. Может быть, даже неосознанно, по привычке, по самой своей лицемерной артистической натуре.

В данный момент, находясь фактически в стороне от цивилизации, назойливых папарацци, безумных поклонников и террариума завистливых коллег, все члены съёмочной группы выглядели непринуждённо-расслабленными и настоящими, без прикрас и фальши.

Ну, впрочем, не совсем все… К примеру, та же Аурика была позёркой по жизни и вела себя так, будто её ежесекундно снимает скрытая камера. Что бы они ни делала, о чём бы ни говорила – складывалось впечатление, что девушка исподволь любуется собою и призывает полюбоваться всех остальных. Она непрерывно постила фото и видео в свой инстаграм – нельзя было забывать о поклонниках. Аурика и прямой эфир бы устроила, наверное, будь интернет в ресторане не таким ужасающе медленным.

Она фотографировала еду, делала селфи – сольные и с коллегами, выбегала наружу и, сексуально изгибаясь, позировала на берегу, а затем на фоне таёжного леса. Асе всё это казалось жутко пошлым, вульгарным и… неуместным, что ли. Тупые, якобы соблазнительные позы, выпяченные губки и томные взгляды с поволокой так дёшево смотрелись на контрасте со сдержанной красотой местной природы… Впрочем, все остальные взирали на резвящуюся Аурику снисходительно, а кое-кто – как, к примеру, Андрей Исаев – и вовсе с откровенным восхищением. Ася покопалась в себе, выискивая истинную причину своего смутного раздражения, и с удивлением и стыдом осознала, что, пожалуй, просто ревнует. Завидует свежести, юности и красоте этой девочки… Да уж, понять и принять такой факт о самой себе было неприятно. Как-то мелко и недостойно.

Узнав, что Ася будет делать репортаж о будущем фильме, за столом все сразу как-то притихли, приосанились и подобрались. Кто-то даже перестал с аппетитом чавкать и опасливо втянул живот. Её это и рассмешило, и расстроило. Ну вот, как она и предсказывала… Слово «журналист» действует на них всех просто уничтожающе. Белецкий так и вовсе взглянул на неё неприязненно, чуть ли не с отвращением, как на какую-нибудь омерзительную бородавчатую жабу. Асю это задело: она не привыкла к подобной мужской реакции на себя и почувствовала, что глубоко уязвлена.

Выглядел он, конечно, потрясающе. Асе с её богатым опытом по части мужчин редко встречались подобные чистопородные красавцы. Правда, она услышала краем уха, как Валентина – художник по гриму – ворчала на него:

– Что за пошлый пролетарский загар, граф? Где ваша благородная бледность?

Белецкий смущённо оправдывался тем, что буквально пару дней назад вернулся из Сочи, где проходил фестиваль «Кинотавр». Жаркое южное солнце, расслабляющая курортная атмосфера черноморского побережья… он и сам не заметил, когда успел загореть.

– Ладно, – махнула рукой Валентина, – замаскируем как-нибудь… Но завтра ты сядешь ко мне на грим первым. Придётся немало повозиться.

Как и все остальные женщины съёмочной группы, она была чуточку влюблена в Белецкого – самую малость, не до сумасшествия, а до приятной истомы, и потому не могла на него долго сердиться.

Впрочем, не только представительницы прекрасного пола кидали на артиста пламенные взоры. Исполнительный продюсер фильма Владимир Юлдашев, которого, умиротворяя его бешеный норов, все ласково называли Вовочкой, был геем и даже не скрывал того, что Белецкий ему симпатичен. Впрочем, границы он соблюдал: не позволял себе явных ухаживаний и домогательств, уважая и традиционную ориентацию актёра, и его семейное положение. Вовочке было около сорока пяти лет – симпатичный, ухоженный, с модной стрижкой и одетый с иголочки, он являлся неформальным руководителем данного проекта, поскольку спонсировал фильм и занимался его продвижением. С его мнением, хочешь не хочешь, вынуждены были считаться все, включая самого режиссёра.

Да, режиссёр… Ася с любопытством разглядывала эту живую легенду современного российского кинематографа. Семёну Горевому было всего пятьдесят лет, но эпитеты «великий» и «культовый» приклеились к нему давно и прочно. Это был невысокий, усатый как таракан, шумный, подвижный и вспыльчивый, но, как она поняла позже, в целом ужасно добрый и порядочный человек. Он так талантливо и ловко дирижировал всем этим огромным сумасшедшим оркестром – киногруппой, придавая звучанию слаженность, единство и целостность, что невозможно было не восхищаться его мастерством.

Ну, и ещё один член их команды, который выделялся и запоминался сразу – главный оператор Артём Раков. Он был довольно молод, примерно Асин ровесник. Явный фанат своего дела, готовый часами рассуждать об особенностях и приёмах ведения съёмки, Артём выглядел и вёл себя немного манерно, даже женственно, но, в отличие от Вовочки-продюсера, геем не являлся, хоть невольно и производил именно такое впечатление.

Остальные участники съёмочного процесса пока что сливались в Асиных глазах в сплошную бесформенную массу, и она почти никого не выделила и не запомнила. Что удивительно, даже главная звезда проекта – Вероника Мендес – вела себя скромно, практически незаметно. Она сидела рядом с Белецким и время от времени о чём-то с ним тихо переговаривалась. Ася обратила внимание, что на Мендес не было ни грамма косметики. Выглядела она, в общем, и так довольно неплохо, но ей бы не помешало распустить свои шикарные волосы, сейчас собранные в скромный пучок на затылке, да и одеться желательно поярче, попривлекательнее…

Стоп, осадила себя Ася. Только что ты так же осуждала юную Аурику за её слишком явное стремление покрасоваться, быть для всех притягательной и желанной, за её соблазнительные позы на фотографиях. И что теперь? Вот перед тобой сидит знаменитая певица – такая, какая есть, без украшений и прочих уловок, и ты снова недовольно бурчишь из-за того, что она недостаточно сексапильна? Да Вероника, должно быть, настолько самодостаточный человек, что её совершенно не заботит, как она выглядит в глазах окружающих: ей самой вполне комфортно и спокойно, она не собирается никого пленять.

«Пора мне завязывать с критиканством, – подумала Ася, – и впрямь как бабка-сплетница на лавочке у подъезда: лишь бы осудить да ярлыков навешать».

Она заставила себя отвлечься от изучения коллектива и сосредоточиться на угощении.

Потчевали их, как и было обещано, традиционными поморскими кушаньями, в которых, конечно же, преобладала рыба. Отведали они и знаменитой тресковой ухи с лимоном, лавровым листом и чёрным перцем, и красного «рыбника» (пирога с начинкой из мезенской сёмги), и блинов с той же сёмгой… Были и солёные грузди, и помидоры в желе, и шаньги с лесными ягодами, и поморский кёж – горячий ягодный кисель…

Асю немного удивило, что праздничное застолье обошлось без крепких алкогольных напитков – только немного вина. Оказалось, это было личным распоряжением Семёна Горевого. Он не желал, чтобы накануне первого съёмочного дня члены его съёмочной группы перепились, как свиньи. Работа – прежде всего; это было его нерушимым правилом, которому он неуклонно следовал.

Примерно к середине застолья, когда все окончательно расслабились, перезнакомились и размякли от обилия вкусных блюд и напитков, Ася поняла, что нестерпимо хочет курить. Она не знала, распространялся ли на эту деревушку запрет на курение в общественных местах, но решила рискнуть и тихонько выскользнула наружу. Спустившись с крыльца, она остановилась и принялась копаться в сумочке в поисках зажигалки. Чёрт!.. Неужели забыла в гостинице? На всякий случай она похлопала себя по карманам – пусто.

Вообще-то, Ася бросала эту пагубную привычку, когда они с Димой пытались зачать ребёнка. Но, поняв, что забеременеть всё равно не получится, она снова принялась дымить. Не так часто, чтобы это нервировало окружающих, но три-четыре сигареты в день были ей необходимы. Ну и что теперь делать?!

Она уже принялась всерьёз размышлять о том, как бы незаметно оставить всю эту милейшую компанию в ресторане и улизнуть обратно в гостиницу, но побоялась, что заблудится. Хоть Романовка была и не очень крупной деревней, Ася здесь пока совершенно не ориентировалась. Вполне можно заплутать – не самая весёлая перспектива, если учесть, что с одной стороны подкрадывается густой мрачный лес, а другая половина деревни занята цыганами (эту её часть все местные называли исключительно «Цыгановкой» – сначала в шутку, а потом привыкли).

Она некоторое время растерянно топталась на месте, оглушённая звенящим комарьём, от укусов которого приходилось беспрестанно отмахиваться. В это время на крыльцо вышел Белецкий. Ася решила отбросить былые обиды (она всё ещё помнила, как искривилось его лицо, когда он узнал об Асиной профессии) и обратиться к нему за помощью.

– Александр, не одолжите ли вы мне зажигалку? – спросила она с приветливой и располагающей улыбкой.

– Не курю, – бросил он отрывисто, мельком взглянув в её сторону, и тут же демонстративно отвернулся.

Ася опешила от этого тона и поведения, моментально разозлившись.

– Спасибо, что не ударили, – вкладывая в интонацию как можно больше яда, произнесла она. – Я всего лишь попросила зажигалку, мать вашу!..

Он снова нехотя обратил на неё взгляд («Чванливый напыщенный мудак со звёздной болезнью!» – пронеслось у Аси в голове) и слегка приподнял брови.

– Не понял… при чём здесь моя мать?

– А при чём здесь ваш тон, как будто разговаривать со мной – ниже вашего достоинства? Мы не в Индии, и я не из касты неприкасаемых…

– То есть, вы предлагаете мне преодолеть предрассудки и всё-таки потрогать вас? – похоже, он конкретно издевался над ней, и Асю это нервировало.

– За что вы на меня так взъелись? – с искренним недоумением спросила она. – В ответ на мою невинную просьбу так посмотрели, будто я у вас миллион украла.

– Просто не выношу курящих женщин и журналистов, – буркнул он. – Поэтому вы – живое воплощение моих самых страшных кошмаров.

– Ну, знаете ли! – возмутилась она подобному заявлению. – С какой стати и по какому праву вы всё это мне сейчас предъявляете?

– Просто хочу дать понять, чтобы вы держались от меня подальше, – холодно отозвался он, смерив её очередным уничтожающим взглядом.

– Я и не думала… – начала было Ася, но он перебил:

– Правильно, не думали. Журналисты вообще привыкли никогда ни о чём не думать, кроме как о том, чтобы залезть к нам в постель – и в прямом, и в переносном смысле, – его губы презрительно искривились.

Хам. Он просто банальный хам, поняла Ася. От этой догадки у неё даже злость прошла – впору было пожалеть бедолагу, не отягощённого избытком воспитания.

– Ну, это вечная песня всех, прости господи, знаменитостей на пике осознания собственного величия, – заметила она ехидно. – Какие вы бедненькие-несчастненькие, и какие бяки журналисты, что пишут про вас всякую каку. Уж вам ли жаловаться?! – Ася рассмеялась. – Мы своими статьями делаем вам славу. Кем бы вы были без этих публикаций? Вы отчаянно в нас нуждаетесь, но при этом продолжаете делать хорошую мину при плохой игре – ах, утомили, ой, оболгали… А на самом-то деле рады любому пиару, хоть чёрному, хоть белому. Вам всё – реклама, кроме некролога! Сами ведь от ужаса рыдаете, если про вас перестают писать…

– Вы закончили читать мне мораль? – мрачно поинтересовался Белецкий. – Так вот, зарубите себе на носу: мне вашего пиара и даром не надо. Если вы не напишете обо мне ни строчки – вранья ли, правды ли – я буду одинаково счастлив, уверяю вас, – пообещал он.

– Господи, как с вами трудно… – вздохнула Ася. – Я не папарацци, не охотница за сенсациями и грязными сплетнями, а официальный представитель кинокомпании, которая вас снимает, – бросила она чуточку высокомерно. – Неужели вы не видите разницы? В моих интересах писать о съёмках только хорошее…

– Знаю я вашу породу, – недоверчиво хмыкнул он. – Вы все одинаковы.

– Ну, хватит, – снова разозлилась Ася, хотя ещё минуту назад была уверена, что ему больше не удастся её задеть. – Я вовсе не намерена выслушивать эти грубости!

Она взбежала по крыльцу и потянула на себя ручку двери, пылая от возмущения и досады. Отличный перекур у неё получился, ничего не скажешь… Но всё-таки, какой неприятный, отталкивающий и самовлюблённый тип! Не зря она опасалась, что с ним будет непросто найти общий язык… Какой ещё «общий язык», боже мой, подумала Ася. Она предпочла бы и вовсе никогда с ним больше не пересекаться.

Вновь очутившись в зале ресторана, Ася заметила, что в её отсутствие все уже перешли, что называется, от хлеба к зрелищам. Внимание собравшихся было сосредоточено на Веронике Мендес, которая сидела, небрежно закинув одну стройную ногу на другую, и держала в руках гитару. «Гитара-то у неё откуда?» – мимолётно удивилась Ася, чётко помнившая, что в ресторан певица явилась без всяких музыкальных инструментов.

Оказалось, это хозяин ресторана подсуетился – притащил свою, очень уж ему хотелось послушать пение Мендес вживую. Та не стала ломаться или отнекиваться, ссылаясь на усталость – просто отхлебнула воды из стакана и объявила:

– Цыганская таборная песня «Ты ветер».

Затем она поднесла руку к волосам и одним неуловимым движением вытащила оттуда шпильку. Миг – и её прекрасные волосы рассыпались по плечам. Мендес встряхнула головой, предоставляя этим шёлковым волнам ещё больше свободы. «Вошла в образ», – поняла Ася, невольно зачарованная зрелищем. Чёрт, это было красиво! Очень естественно, без капли рисовки и позёрства, но при этом завораживающе и волнительно. Ася даже позавидовала этой непринуждённой грации: сейчас от Мендес никто не мог отвести глаз, все жадно следили за каждым её жестом и уже не обращали внимания на то, что одета она в простые джинсы со свитером, а на лице её совершенно нет косметики. Она была прекрасна.

Тронув струны, Мендес запела глубоким чувственным голосом:

«Она и цыганский знает? – поразилась Ася. – Или специально выучила текст перед съёмками, готовилась?» Впрочем, через секунду она уже вообще забыла, что её волновал этот вопрос: Мендес не просто исполняла таборную песню – в данный момент она была самой настоящей цыганкой. И у Аси ещё имелись сомнения, что певица не справится с ролью?! Ей стало стыдно за те ничтожные мысли.

Переливы дивного голоса Вероники гипнотизировали слушателей, которые боялись шелохнуться или вздохнуть, чтобы не разрушить это волшебное очарование. Даже молодая официанточка, подошедшая к столу, чтобы забрать грязные тарелки, на несколько минут забыла о своих прямых обязанностях – так и застыла с подносом, чуть приоткрыв в восхищении полные розовые губы.

Краем глаза Ася ухватила, что в зал вернулся Белецкий, и сразу же напряглась. Но, к счастью, он не обратил на неё никакого внимания. Судя по всему, его тоже захватило пение своей партнёрши по фильму. Он смотрел на Мендес с изумлением и восторгом. Ну надо же, умеет ведь и восхищаться кем-то, а не только хамить, подумала Ася с некоторой обидой. Хотя, может быть, он просто поклонник цыганщины, или в принципе ценитель красивого вокала… А ведь его нынешняя жена – тоже певица, вспомнила вдруг Ася. Вдруг это его тайный фетиш – поющие женщины? Ха-ха, а что, если у них с Мендес завяжется роман вне съёмочной площадки? Про него же говорят, что он ни одного смазливенького личика не пропускает, а тут такая красивая и интересная во всех отношениях особа…

Как оказалось позже, Ася снова ошиблась.

После импровизированного концерта и искренних восторженных аплодисментов режиссёр намекнул собравшимся, что пора бы и честь знать: время перевалило за полночь. Завтра им всем предстоял длинный и напряжённый съёмочный день, самый первый и оттого самый ответственный и нервный. Ведь именно начало рабочего процесса во многом определяет весь дальнейший настрой, ритм и эффективность съёмок.

Владелец ресторана уговаривал их ещё и на бонус – посещение самой настоящей русской бани, обещая организовать всё по высшему разряду. Но было действительно уже очень поздно. Хотя Ася, положа руку на сердце, не отказалась бы попариться в баньке, поскольку мысль о холодном гостиничном номере без какого-либо намёка на уют нагоняла на неё тоску… Впрочем, с завтрашнего дня им всем было обещано по одному обогревателю на номер. Может, будет ещё и не так страшно.

Она вдруг обратила внимание, что юная официантка, уже давно закончившая свою работу, всё равно продолжает вертеться возле их съёмочной группы. Ася, имеющая особый нюх на такие вещи, моментально просекла её сердечный интерес: девушке явно запал в душу Андрей Исаев. Она так и косила в сторону молодого актёра очами – звёздными, ясными, словно промытыми чистейшей мезенской водой. Официантка вообще была на диво хороша собой. Этакое живое воплощение старинного представления о настоящей русской красавице: рослая, статная, фигуристая, с румянцем во всю щёку и льняной косой толщиной в руку. Типаж, давно вышедший из моды, но, тем не менее, приковывающий к себе восхищённые взгляды. Правда, сам Андрей, к сожалению, едва ли замечал присутствие официантки. В её сторону он даже ни разу не взглянул, порабощённый красотой другой девушки – Аурики. Зато хозяин ресторана вычислил горячую симпатию своей работницы к заезжему столичному молодцу и под шумок, незаметно от посторонних глаз, влепил ей смачного шлепка по заднице. Ася округлила глаза, но тут же поспешно отвернулась, чтобы не выдать себя. Спит, что ли, эта красотка со своим работодателем?.. Он же ей в отцы годится.

Не успела приехать, как уже угодила в какую-то Санта-Барбару, шутливо посетовала Ася про себя. Владельцу ресторана нравится официантка, официантке импонирует Андрей, Андрей запал на Аурику, а вот Аурика – ха-ха-ха! – кажется, положила глаз на Белецкого, несмотря на тоже довольно значительную разницу в возрасте. Но кто же нравится Белецкому – вот в чём вопрос! Интересно, кстати, было бы взглянуть на его жену, кто она такая и что из себя представляет, подумала Ася. С его-то внешностью да темпераментом по части женского пола супругу он должен был выбрать либо себе под стать – ослепительную красотку, кружащую головы и разбивающую сердца, либо наоборот – серую мышку-тихоню, призванную терпеть его многочисленные измены, обеспечивать крепкий тыл и поддерживать тепло домашнего очага, регулярно рожая наследников.

«Вернусь в гостиницу и поищу в инете информацию о ней», – решила Ася, не совсем, впрочем, отдавая себе отчёт, зачем ей это в принципе надо и какое отношение имеет к работе.

Компания дружно вывалилась из ресторана на свежий воздух – шумная, разгорячённая и весёлая. Но все сразу же невольно замерли, онемев от открывающейся перед ними фантастической картины.

Белая северная ночь раскинула свои широкие крылья над великой студёной рекой, бескрайними луговыми просторами и верхушками сосен. Горизонт был освещён ярко-оранжевым солнечным светом, словно на закате. На самом деле, конечно же, солнце в этих краях и вовсе не достигало горизонта в июне: остановившись чуть выше линии слияния земли и неба, вскоре после полуночи оно начинало медленно возвращаться наверх.

Многие тут же схватились за свои телефоны, чтобы попытаться запечатлеть эти прекрасные мгновения.

– Ой, какая красота! – всплеснула руками Аурика. Затем, обведя взглядом всех присутствующих, она остановилась на Асе, которая (единственная из них) держала в руках профессиональную фотокамеру. Работа – прежде всего, поэтому Ася не забывала снимать членов съёмочной группы даже во время застолья: вдруг пригодится в будущем материале о фильме? Так сказать, киношники в непринуждённой обстановке…

– Простите, я забыла, как вас зовут… Анна?

– Анастасия, можно просто Ася, – улыбнулась она в ответ.

– Ася? Супер. Не могли бы вы сделать несколько моих фото на фоне этого чудненького заката? – защебетала Аурика.

– Это не закат, а уже, скорее, рассвет, – усмехнулась Ася. – Но почему бы и нет… Где вы хотите встать?

Аурика оживилась:

– О, вот тут – чтобы было видно реку позади меня!.. А потом вот здесь, на фоне этого роскошного дерева…

Они вдвоём двинулись к «роскошному дереву».

– Скинете мне потом эти фотки? – живо поинтересовалась Аурика. – Я вам в гостинице флешку дам.

– Да без проблем. Только уже утром, наверное.

– Класс! Спасибо.

– Аурика, – негромко сказала Ася, – если позволите, я дам вам маленький совет. Не надо позировать в вашем излюбленном стиле. Он, безусловно, очень секси, но здесь другая атмосфера, поэтому от вас требуется иной посыл. Не нужно откляченной попы, выпяченных губ и прочих женских штучек, хоть они у вас – честное слово – получаются просто прекрасно!

Аурика притихла, признавая Асины правоту и авторитет.

– Попробуйте просто приложить ладонь к стволу, – предложила Ася, вовсю входя в роль фотографа. – Погладьте его, почувствуйте жизнь внутри… Чуть-чуть обернитесь в мою сторону, вот так, достаточно… и думайте о том, что чувствуете, прикасаясь к кусочку природы. Забудьте о камере. Слушайте тишину ночи и своё сердце…

Аурика расслабилась. Лицо её без навязчивого сексуального призыва стало по-детски доверчивым и милым. Она распахнула свои огромные глаза и благоговейно застыла у могучего шершавого ствола…

– Просто изумительно, – искренне похвалила Ася, отщёлкивая кадр за кадром. – Чудесно смотритесь…

Вдруг в предрассветную тишину, нарушаемую лишь умиротворяющим плеском реки да писком комаров, вторгся посторонний звук – какой-то сухой угрожающий скрип. Ася с Аурикой ещё ничего толком не сообразили, когда стоявший в отдалении с группой коллег Белецкий внезапно закричал изменившимся голосом:

– Бегите!!! – а затем, не дожидаясь реакции, рванулся к ним изо всех сил. Ася успела мельком подумать, что странный звук идёт откуда-то сверху, но дальше порассуждать ей не удалось: налетевший, как смерч, Белецкий резко оттолкнул их обеих – и Асю, и Аурику. Молодая артистка, взвизгнув, инстинктивно схватилась за его рубашку в поисках опоры, поэтому они упали на землю вместе, откатившись немного в сторону. А вот Ася, пробежав по инерции от грубого толчка пару-тройку шагов, споткнулась и рухнула в одиночку, ахнув от боли в подвернувшейся ноге и машинально оберегая руками фотоаппарат, чтобы он не разбился при падении. Всё это случилось за считанные секунды.

«С ума он, что ли, сош…» – додумать Ася не успела. Скрип в вышине стал по-настоящему оглушительным – и вдруг, с диким треском, шелестом и грохотом, с дерева рухнула гигантская толстая ветка.

Точнёхонько на то место, где Ася с Аурикой только что стояли.

На мгновение все оцепенели, а потом раздался истошный женский визг и одновременно – отборный мужской мат. Так по-разному отреагировали члены съёмочной группы на случившееся. Затем, опомнившись, все наперегонки кинулись поднимать с земли Асю и Аурику, чудом избежавших трагедии, а заодно и Белецкого, которого юная актриса при падении увлекла за собой.

Над Аурикой сразу же трогательно заворковал Андрей, окружив её вниманием, лаской и заботой – ну чисто мать родная: подал руку, помогая встать, заботливо отряхнул с её одежды налипшие травинки и веточки, беспрестанно вопрошая перепуганную девушку, как она себя чувствует. Аурика, похоже, не совсем отдавала себе отчёт в том, что только что произошло – как, впрочем, и Ася. Та, тоже поднятая на ноги кем-то из киношников, растерянно озиралась и потирала ушибленную коленку.

– Простите, – раздался рядом с ней негромкий, но явно обеспокоенный голос Белецкого. Ася и не заметила в этой общей суматохе, как он подошёл к ней. – Надеюсь, вы не сильно ударились. Я, наверное, чересчур резко вас толкнул… Но, понимаете… не было времени объяснять.

– Да ничего страшного, – чуть поморщившись от боли, осторожно отозвалась Ася. Она всё ещё не знала, как ей следует себя с ним вести, памятуя о не слишком-то приятном разговоре у крыльца. – Просто царапина. Жить буду.

– Вот именно – жить будете! – оказавшийся рядом с ними взволнованный режиссёр устремил на Белецкого взгляд, преисполненный искреннего восхищения, чуть ли не поклонения. – Саша, ты ведь им жизнь спас… Спасибо, дружище!

Спас жизнь?! Ася ошалело перевела взгляд на упавшую ветку. Та, хоть и была устрашающе огромной, в лежачем и неподвижном состоянии не вызывала ассоциаций со смертельной опасностью. Однако серьёзный тон Семёна Горевого не оставлял сомнений в том, что он и не думает шутить.

– Вы действительно полагаете, что эта штука… ммм… могла нас убить… насмерть? – скептически переспросила Ася. Семён вытаращился на неё в немом изумлении и только замахал руками.

– Вполне могла, – подтвердил приблизившийся к их компании продюсер Вовочка. – Вам страшно повезло, девчонки, что у Александра оказалась такая быстрая реакция.

Услышав его слова, Аурика осознала масштаб грозившей им опасности и молниеносно ударилась в рыдания – на строгий и придирчивый взгляд несколько театральные, однако возымевшие быстрый эффект. Вокруг неё сразу же засуетились и забегали, подали воды, а кто-то предложил даже вызвать врача и вколоть успокоительное.

Ася продолжала остолбенело стоять на том же месте, уставившись в одну точку, и переваривать услышанное. То есть, она только что избежала верной гибели? И если бы не Белецкий – сейчас вместо неё на земле просто лежал бы остывающий труп?!

Ася содрогнулась и обхватила руками плечи, почувствовав мгновенно охвативший тело озноб. Тут вдруг она заметила, что Белецкий по-прежнему стоит рядом и смотрит на неё. «Может, опасается, что и я истерику закачу?» – подумалось ей. Ася нашла в себе силы виновато улыбнуться.

– Простите, что не поблагодарила сразу… – голос почему-то дрожал, как овечий хвост, и Ася испугалась, что и в самом деле может сейчас разреветься, подобно Аурике. Господи, она ведь так давно не плакала! Она совершенно не готова к тому, чтобы за её слезами сейчас наблюдала вся съёмочная группа! Огромным усилием воли Ася призвала себя к спокойствию.

– У вас всё нормально, правда? – настойчиво, даже с нажимом, переспросил Белецкий. Ася медленно покачала головой:

– Не волнуйтесь, в обморок падать не собираюсь и сопли на кулак мотать тоже, это не в моём стиле. Спасибо вам огромное ещё раз, но я в порядке. Честно.

Тем временем хозяин ресторана с помощью других мужчин поволок рухнувшую ветку подальше – на берег реки, чтобы она не затрудняла проход к его заведению.

– Сгнила, наверное… – бормотал он себе под нос успокаивающим тоном. – Вот и упала…

Ему было немного боязно, что столичные киношники могут возложить на него ответственность за этот инцидент. Никто не пострадал, отделавшись лёгким испугом, но за этот самый испуг – знает он московские нравы! – его могут по судам затаскать, требуя возмещения морального ущерба. Поэтому он суетился, как мог, задабривая и забалтывая съёмочную братию, сетуя на непредсказуемость природы и невозможность своевременно обрубать подсохшие ветки у деревьев-исполинов.

– Так, ребятушки, – слегка расстроенный, но пытающийся бодриться режиссёр постарался сделать вид, что ничего страшного не произошло: не в его интересах было поддерживать дух уныния в команде, которой он руководил. – Быстренько все в автобус! Водитель заждался. Пора и на боковую…

– Уснёшь теперь, пожалуй, – ворчливо пробурчал кто-то.

– Не к добру это, – услышала вдруг Ася хриплый голос и, вздрогнув, резко обернулась. Позади неё стоял незнакомый мужчина, которого она прежде не заметила. Он был явно из местных, только непонятно, как затесался в их компанию и что имел в виду, произнеся столь странную фразу.

– Что не к добру? – решила уточнить Ася, любившая сразу же расставлять все точки над «ё».

Худое лицо, волосы до плеч и бородка придавали облику незнакомца отдалённое сходство с изображениями Иисуса Христа. Правда, ни святости, ни кротости, ни смирения не было в его пристальном взгляде с прищуром – а лишь настороженность по отношению к понаехавшим и скрытая, тщательно подавляемая, но всё равно очевидная неприязнь.

– Верно, сама природа протестует против того, что вы сюда заявились незвано, непрошено, – невозмутимо пояснил он. – Вот и предупреждает, чтобы считались с ней и знали своё место.

Эту его реплику услышали все остальные и недоуменно притихли.

– Бред, – выдохнула Ася, тем не менее покрываясь суеверными мурашками. – Что ещё за фантастические сказочки на сон грядущий?

Мужчина поглядел на неё почти с жалостью.

– Это не сказочки. Природа – живая. И этот лес, и река, и поле… И земля, и небо. Они нас видят, слышат и чувствуют. Только вам этого никогда не понять…

Он с досадой махнул рукой, что символизировало его нежелание метать бисер перед свиньями – всё равно не оценят, и неторопливо зашагал прочь. Через несколько минут его худощавая фигура полностью скрылась в лесу, и ничто не напоминало больше об этом странном визитёре. Ася даже засомневалась – не почудилось ли? Уж очень внезапным были и появление, и исчезновение… Может быть, она слишком сильно ударилась при падении?

Однако неприветливого незнакомца увидели и услышали практически все.

– Кто это? – с недоумением спросил продюсер Вовочка у владельца ресторана.

– Илья, наш лесничий, – подобострастно отозвался тот. – Вы не обращайте внимания, он немного странноват. Почти блаженненький, – торопливо добавил он. – Радеет за чистоту и охрану леса, защищает животных, вытаскивает зверюшек из капканов браконьеров и самолично лечит. Доброй души человек! У него за каждую былинку и травинку душа болит.

– Он, наверное, эту оторвавшуюся ветку как глубокую личную драму воспринял, – нашёл в себе силы пошутить Вовочка. Впрочем, всеобщее напряжение и правда потихоньку спало.

В это время к Асе приблизилась Вероника Мендес и без обиняков сказала:

– Вас, кажется, Асей зовут? Послушайте, вы пережили сильный стресс, сейчас вам лучше не оставаться одной. Если хотите, переночуйте сегодня у меня в номере – в гостевом домике. Там два спальных места, так что вы меня не стесните, не переживайте.

Ася опешила от такого неожиданного предложения.

– Да я… вообще-то уже всё в порядке, спасибо вам большое… – растерянно пролепетала она.

– Не спорьте, – Вероника смягчила резкость своих слов милой улыбкой. – У меня в номере хотя бы тепло и горячий душ есть. А в вашей гостинице, я слышала, условия ужасные…

– Отличная идея, Вера, – режиссёр с одобрением посмотрел на певицу и показал ей большой палец. – Асенька, умоляю, не отказывайтесь. Вам нужно с комфортом отдохнуть и выспаться хорошенько.

– А мне, значит, отдыхать не надо? – капризно надула губки Аурика. – Меня, между прочим, тоже чуть не убило…

– Дорогая моя, – Белецкий попытался перевести всё в шутку, – вы гораздо меньше пострадали при падении… потому что упали аккурат на меня. Но, конечно же, я готов уступить вам свой номер на ночь. Вам действительно необходим покой…

Актриса посмотрела на него с обожанием. Мой спаситель, мой рыцарь, мой принц, как бы говорил её взгляд. Будь на месте Белецкого кто другой – моментально растаял бы. Но артист, к великому сожалению Аурики, был слишком искушённым во всех этих боготворящих женских взорах и воспринимал их как повседневную рутину.

– Не понял, – занервничал Андрей Исаев, обращаясь к девушке потемневшим от ревности лицом. – То есть, это нормально, по-твоему – провести ночь в номере у постороннего мужчины?

Аурика явно обалдела от этих слов.

– А что, собственно, ты имеешь против, Андрюша? У тебя на меня имеются какие-то права, раз ты так лихо решаешь, что мне позволено, а что нельзя? – язвительно спросила она. – Но, по-моему, я ещё не давала тебе повода…

– Уф, перестаньте, – вмешался Белецкий, гася разгорающуюся ссору в зародыше. – Успокойтесь, молодой человек, – обратился он к побагровевшему Андрею. – Разумеется, предлагая Аурике свой номер, я подразумевал, что сам перекантуюсь в другом месте.

– Спасибо, Саша, – режиссёр расслабленно заулыбался. – Ты можешь сегодня заночевать у меня в номере. Я посплю на диване. В конце концов, именно ты у нас – герой дня! А завтра мы придумаем что-нибудь с этой кошмарной гостиницей, чтобы сделать проживание там максимально приятным и удобным для всей команды.

Аурика, похоже, была немного разочарована тем, что Белецкий ловко избежал шанса остаться с ней ночью наедине. Андрей же, напротив, слегка подуспокоился, хоть и продолжал с недоверчивой настороженностью поглядывать на Белецкого, как на потенциального соперника за сердце прекрасной дамы.

«Точно, Санта-Барбара», – вздохнув, подтвердила свои недавние мысли Ася.

Номер у Вероники Мендес (впрочем, по обоюдному согласию они уже перешли на «ты» и Асе было разрешено называть актрису её настоящим именем, а не сценическим псевдонимом) оказался сравнительно небольшим – уж точно не по её звёздному статусу, но довольно уютным. Особенно если сравнивать с проклятой гостиницей имени Ленина, в которой остались Асины вещи и о которой даже вспоминать было тоскливо и муторно.

– Располагайся, – приветливо кивнула Вера. Ася стояла посреди номера и блаженно жмурилась – господи, как же приятно было после ночной северной прохлады и пережитого шока очутиться в чистом и по-настоящему тёплом помещении… Озноб, который колотил её после происшествия с упавшей веткой, наконец-то стал понемногу утихать.

– Я забыла заехать в гостиницу кое за какими вещами… – вспомнила она вдруг.

– Ерунда какая, – Вера улыбнулась ей. – Ну, что тебе нужно ночью? Что-нибудь, во что переодеться? Я одолжу тебе тёплый халат. Он совсем новый, я ещё не успела его ни разу надеть. Что ещё – зубная щётка?..

– Со щёткой как раз нет проблем, – Ася тоже не смогла удержаться от улыбки. – Свою я всегда таскаю с собой в сумке – привычка, оставшаяся со студенческой молодости.

– Ого! – протянула Вера понимающе. – Судя по всему, у тебя была очень бурная юность.

– Не только в этом смысле, – Ася немного смутилась. – Просто я практически никогда не сидела на месте. Какие-то программы, встречи, интервью и вечеринки… Иной раз делаешь репортаж о ночном клубе и засиживаешься там до закрытия. А утром – в универ… Домой заехать уже не успеваешь, вот и чистишь быстро зубы, где придётся, умываешься в общественном туалете, чаще всего прямо в родимой альма-матер…

– А спала-то когда с таким ритмом? – поразилась Вера

– Как это «когда» – на лекциях! – Ася невинно захлопала ресницами, и, не удержавшись, они обе расхохотались.

– Держи, – Вера бросила ей белый махровый халат. – Вот тебе ещё чистое полотенце. Давай-ка, быстро отправляйся в горячую ванну! Напусти себе пены и полежи хотя бы минут пятнадцать-двадцать. А я тем временем закажу чай в номер. Какой ты любишь – чёрный, зелёный? Лимон, мёд, сахар?..

– Мне бы сейчас не помешало что-нибудь более горячительное, чем чай, – пошутила Ася. – Никак не удаётся расслабиться…

– Ммм… у меня, к сожалению, ничего нет, – Вера виновато развела руками. – Может, у наших мужчин спросить? Наверняка у того же Вовочки коньячок где-нибудь припрятан. Только, извини, не смогу составить тебе компанию. У меня же завтра первый съёмочный день…

– Да что ты! – Ася замахала руками. – Не надо ни у кого ничего спрашивать. Я же прикалываюсь. Решишь ещё, что я алкоголичка…

Вера нравилась ей всё больше. Своей открытостью, полным отсутствием звёздной болезни, милым стремлением сделать доброе дело и хоть как-то помочь.

В ароматной горячей воде и приятно щекочущей кожу пене Ася совершенно размякла – да так, что чуть было не задремала. Опомнившись (этак и утонуть недолго!), она выдернула пробку из слива и торопливо закрутила кран, а затем вытерлась полотенцем и с удовольствием завернулась в мягкий пушистый халат.

Из ванной Ася вышла, налитая приятной тяжестью и теплом. «I should be sleeping like a log», – подумалось ей о своём состоянии, и это было правдой. Она хотела с размаху плюхнуться на кровать – и тут же чуть не вскрикнула от неожиданности. В номере Веры по-хозяйски восседал Белецкий собственной персоной.

– Что же ты меня не предупредила? – Ася укоризненно взглянула в сторону певицы. – А если бы я вышла с какой-нибудь жуткой зелёной маской на лице или, ещё того хуже, голая?

– Буквально мечтал об этом, потому и запретил Вере меня выдавать, – Белецкий от души рассмеялся. У него был очень приятный смех. Такой… заразительный и непосредственный. Почти мальчишеский.

– Очень смешно, – Ася пренебрежительно дёрнула уголком рта, чтобы он не догадался о том, что она – внезапно! – рада его видеть. – И всё-таки, что вы здесь делаете в такой неурочный час?

– Да я Верин любовник, – не моргнув глазом, сообщил Белецкий. – Вот, решил наведаться к ней по-быстрому перед сном. Долго ли, умеючи.

Ася остолбенела на миг, не зная, как реагировать на подобную откровенность. Но в Белецкого моментально полетела подушка, а затем разгневанная Вера покрутила пальцем у виска.

– Саша! Хорош чепуху молоть, а не то Ася в самом деле поверит в твои бредни…

«Пошутил!» – с облегчением выдохнула Ася. Думать о том, что Вера с Белецким – любовники, было ужасно неприятно. «Ревную я, что ли? – поразилась она. – Господи, как это банально – один раз тебе спасли жизнь, и ты уже готова отдаться спасителю со всеми потрохами…»

– На самом деле, я пришёл принести свои извинения, – серьёзно сказал Белецкий. Смотрел он при этом именно на Асю, а не на Веру.

– Кому принести – мне? – безмерно удивилась она. – А за что, позвольте полюбопытствовать?

– Да за наше… не слишком удачное знакомство, – сконфуженно пробормотал он. Вид у него и впрямь был виноватый. – Я действительно вёл себя с вами, как последний свин.

Верины брови поползли вверх.

– О чём это вы? – спросила она непонимающе. – Тайны, секретики… Ребята, когда же вы успели снюхаться?

– Долго ли, умеючи, – передразнила Ася интонации Белецкого.

– Да я сгоряча наговорил лишнего несколько часов назад, – нехотя пояснил он, обращаясь к Вере, а затем снова повернулся в Асину сторону. – Простите меня. Вы ведь и правда ни при чём. Просто журналисты – это моя личная, больная тема. Пунктик, если хотите, – признал Белецкий. – За всю свою жизнь я не встречал ни одного порядочного человека среди работников СМИ. А их, поверьте, я повидал немало…

– Послушайте, – Ася почувствовала внезапный стыд. – Я должна вам признаться, что… ну, в общем, хоть вы и просили оставить вас в покое, Вовочка попросил меня написать о сегодняшнем происшествии. Так сказать, закинуть наживку для акул пера. Говорит, что трагедия на съёмках – отличная реклама проекту, как бы цинично это ни звучало.

Он немного помолчал, собираясь с мыслями.

– И что же вы собираетесь писать?

– Правду, только правду, и ничего, кроме правды, – Ася пожала плечами. – О том, как вы спасли юную и талантливую актрису от верной смерти.

– А вас?

– Я ни при чём, – она покачала головой. – Публика меня не знает, её не интересуют незнакомые имена. А вот спасение Александром Белецким жизни прекрасной Аурики Цуркану – это уже лакомый кусочек. Подобный кричащий заголовок стопроцентно привлечёт внимание общественности. Извините и вы меня, – Ася опустила голову. Ей было по-настоящему неловко. – Я не могу отказать продюсеру фильма. Это ведь моя работа…

– Только, умоляю, не пишите, что я был одет в синее трико и красные трусы, как у Супермена, – с убийственной серьёзностью заявил Белецкий, но прыгающие в его глазах смешинки выдавали, что он снова шутит. Ася с облегчением рассмеялась, поняв, что он не сердится на неё.

– А теперь, когда с взаимными реверансами покончено, Саша… выметайся-ка ты отсюда! – добродушно вмешалась Вера, давя отчаянный зевок. – У тебя, между прочим, завтра тоже съёмка.

– Да, конечно… – он послушно встал и направился к выходу. Уже у самой двери вдруг обернулся и ещё раз взглянул на Асю – обеспокоенно, с какой-то неясной тревогой.

Он смотрел на неё не как на красивую женщину – мало ли у него их было, красивых! И жёны, и любовницы… Нет, в этом взгляде явно было что-то иное. Пока Асе совсем непонятное.

– Спокойной ночи, – вежливо сказал он напоследок. Дверь за ним захлопнулась.

– Ну, и как тебе Саша?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что Ася невольно залилась краской, словно стыдливая первокурсница. Хотя нет, на первом курсе не было, кажется, ни одной вещи, которая могла бы заставить её покраснеть. Сейчас же щекам стало горячо от прилившей к ним крови. Асе казалось, будто Вера прочитала её самые сокровенные мысли. Хорошо, что они уже плотно задёрнули шторы (белые ночи же!), погасили свет и лежали в относительной темноте, каждая на своей кровати, так что Вера не могла видеть её пылающего лица.

– Да я его знаю-то, в общей сложности, пару часов, – осторожно отозвалась она. – Пока сложно судить и делать конкретные выводы. Хотя… он же мне жизнь спас. Как ни крути, а такое не забывается.

– Он очень хороший человек, – просто сказала Вера. – У меня такое ощущение, будто я его знаю всю жизнь, с самого детства. А ведь я его так боялась перед поездкой! – со смехом призналась она. – Когда у нас были совместные кинопробы, мне показалось, что он со мной чуть ли не через губу разговаривает. Будто он меня не то что презирает – даже пылью под ногами не считает. Оказалось, первое впечатление обманчиво…

– Да, мне с первого взгляда он тоже как-то… не очень, – честно сказала Ася. Что же стряслось с ней со второго взгляда, она уточнять не стала. Да и сама едва ли смогла бы сформулировать…

От подобных мыслей и разговоров сон с неё как рукой сняло. Вера давно уже посапывала в своей постели, свернувшись уютным клубочком, как кошка, а Ася всё ворочалась с боку на бок, пытаясь унять странное душевное и телесное волнение.

«По-моему, в комнате стало слишком душно!» – решила она наконец. Асе захотелось сделать глоток свежего воздуха. Она встала с кровати, тихонько подошла к окну и нырнула за штору, словно отгородившись от Веры и остального номера тяжёлым занавесом. Немного повозившись с задвижкой, Ася распахнула раму.

Деревня Романовка спала. Правда, изредка, где-то вдали, слышны были отголоски разговоров и взрывы смеха: очевидно, молодёжь гуляет. Не пропадать же такой прекрасной июньской ночи! Её и саму в юности летом было невозможно застать дома…

Группка из двух парней и двух девушек, весело переговариваясь, прошла мимо гостевого домика. Ася уловила обрывок беседы:

– …и вот, значит, заходит этот столетний дед в отдел электроники, – рассказывал один из парней. – Телевизор ищет. Ну я, понятно, пытаюсь ему впарить, что попроще и подешевле. А он на меня как зыркнет, да как заорёт: ты что, мол, охерел, сопляк? Мы с бабкой на хороший телек столько лет копили, а ты мне дешёвое фуфло подсунуть хочешь? А ну, показывай самый дорогой товар!

– Бугага!.. – загрохотали остальные. Они дошли до крайнего дома на улице, свернули за угол, и вскоре всё снова стихло.

«Интересно, – удивилась Ася, – в этой захолустной деревушке, оказывается, есть магазин электроники? Хотя, возможно, парень не в самой Романовке работает, а где-нибудь в Мезени…»

При воспоминании о Мезени её кольнула совесть. Она ведь так и не сообщила Неле о своём приезде… Подруга даже не в курсе, что Ася тут, рядом – в каких-то пятнадцати километрах. Впрочем, пока у неё всё равно не установился чёткий рабочий график, так что неясно, когда выдастся свободное время на то, чтобы вырваться в гости. Но в глубине души она понимала, что это просто отговорки. Уж позвонить-то можно было!..

Ася начала слегка подмерзать, но всё ещё стояла у окна, всеми порами впитывая чистый холодный воздух. Ветер доносил до неё отдалённые запахи росистой травы, реки и сосен…

Где-то на соседней улице коротко взлаяла собака, и тут же, словно отозвавшись, в одном из ближайших домов заплакал ребёнок. Судя по всему, совсем ещё младенец. Сердце полоснуло болью – хоть и сделавшейся привычной за последние месяцы, но всё-таки Ася не успела к этой боли подготовиться. На несколько секунд ей стало трудно дышать. Она часто заморгала, пытаясь сдержать слёзы. Видимо, это всё от стресса – с самого вечера у неё глаза на мокром месте. Нашла, из-за чего реветь. Ну, младенец. Ну, плачет…

В этот самый момент Ася и услышала тот дикий крик.

Кричала женщина – откуда-то со стороны тайги. Этот страшный вопль перемежался какими-то непонятными причитаниями.

Асе стало жутко. Её словно парализовало от ужаса и неожиданности, а кожа моментально покрылась мурашками. Ей ещё никогда не доводилось слышать, чтобы люди так кричали. Да человек ли?.. Нечто подобное она однажды наблюдала на похоронах в далёком детстве, когда женщины оплакивали покойника – с такой же безысходностью и пронзительной тоской.

На душераздирающий крик моментально откликнулись дружным воем и лаем местные псы, и деревня потонула в собачьем шуме. Воплей женщины больше не было слышно, но Ася ещё долго не могла заставить себя отойти от окна, словно пытаясь понять, что же там случилось. Может быть, кому-то требуется помощь?.. Может, в лесу кого-то насилуют или убивают?..

Наконец, стихли и собаки. Больше никто не кричал.

Трясущимися руками Ася захлопнула раму и юркнула обратно в постель, накрывшись одеялом с головой. Странно, но Вера даже не шелохнулась от этой дикой какофонии звуков – как спала, свернувшись калачиком, так и продолжала спать.

В памяти всплыли строки из зачитанной до дыр истории:

«Но с тех самых пор ночами слышат люди в этих краях Настин голос. То поёт она, заливаясь птичкой, то плачет жалобно где-то на болотах, а то хохочет так, что тянет немедленно перекреститься…»

Теперь Асе было по-настоящему страшно.

Утром за завтраком она осторожно попыталась навести справки, не слышал ли кто ночью чего-нибудь странного. Оказалось, что после ночного перелёта, долгого дня и пережитых вечером волнений все спали, как убитые.

– А что было-то? – поинтересовался продюсер Вовочка, с аппетитом намазывая на кусок горячего мягкого хлеба ароматное масло и пришлёпывая его сверху изрядным ломтём не менее благоухающего сыра. – Какие именно звуки тебя беспокоили?

– Сама не могу понять, – Ася отвела взгляд. Одни только воспоминания о том диком вопле вновь наводили на неё леденящую оторопь. – Где-то в лесу, вроде бы, женщина кричала. Очень страшно, как будто её по живому резали. Но на сто процентов я не уверена…

Хозяйка гостевого домика, которая приблизилась в этот момент к столу и подавала постояльцам тарелки с кашей, заметила без тени улыбки:

– В тайге вообще много странного и необъяснимого. Человеку оно неведомо, да и не стоит туда соваться без приглашения, всё равно своих тайн лес вам ни за что не откроет…

Ася моментально вспомнила вчерашнюю встречу с лесником. «Природа – живая. И этот лес, и река, и поле… И земля, и небо. Они нас видят, слышат и чувствуют. Только вам этого никогда не понять». Они прямо как по одному учебнику это зазубрили, подумала Ася с раздражением и попыталась вывести хозяйку на более подробные объяснения.

– А как вы сами думаете, что это было? Вы же здесь всю жизнь живёте, всё вам знакомо и привычно… Мог это быть человеческий крик?

– Вряд ли, – женщина покачала головой. – Деревня у нас маленькая, все друг друга знают, если бы с кем-нибудь случилась беда – уже давно стало бы известно. Новости по сарафанному радио у нас распространяются моментально, никакого интернета и телевидения не надо.

– А если это была не местная жительница?

– Тоже вряд ли. Чужаки у нас – как на ладони. Вы-то своих всех досчитались? – обратилась она к режиссёру, как к главному.

– Да вроде все на месте, – озадаченно пробормотал тот. – Да, кстати, а где Аурика?

– Дрыхнет ещё, наверное, – предположил Вовочка. – Эх, молодость…

Ася заметила, что Белецкий тоже не явился на завтрак, но не стала акцентировать на этом внимание, чтобы не выдавать свой интерес к нему.

– Так что это могли быть за звуки? – настойчиво продолжала она допрашивать хозяйку.

– Это не человек кричал, – осторожно отозвалась она.

– А кто? – с нажимом спросила Ася. – Звери, птицы какие?

– Не человек, – внятно повторила хозяйка таким тоном, что Ася похолодела.

– Но кто же тогда? – развеселилась Вера, с интересом прислушивающаяся к разговору. – Вурдалак, оборотень? Русалка, мавка лесная, леший или водяной?

Хозяйка долго не отвечала, собирая со стола грязную посуду. Наконец, прежде чем вернуться на кухню, она заметила напоследок философским тоном:

– Всё может быть.

Веру и всех остальных эта беседа только позабавила, а вот на Асю последние слова хозяйки произвели большое впечатление.

– Ты что? – засмеялась певица. – Всерьёз думаешь, что в тайге водится какая-то нечисть?

– Нечисть – не нечисть, а вот в призрак цыганки Насти местные до сих пор вполне охотно верят, – отозвалась Ася. Вера вспорхнула бровями:

– Той самой цыганки Насти?!

– Да-да, той самой, которую ты будешь играть. Я эту старинную легенду раз сто уже, наверное, перечитала. Её не видят, но слышат в здешних краях очень часто.

– Бр-р, жуть какая, – Вера поёжилась. – Что же ты меня не разбудила, если это было так страшно? Я бы тоже послушала… Боялись бы вместе.

– Ты так сладко спала, что у меня рука не поднялась, – засмеялась Ася.

В это время в столовую зашёл Белецкий. Увидев Асю с Верой, он просиял и двинулся к ним.

– Доброе утро, девчонки! А это вам, – он положил на стол букет цветов – свежий, трепещущий, весь в прохладных каплях утренней росы.

– Ты уже успел прогуляться по лугу? – поразилась Вера. Ася уткнулась в телефон, старательно делая вид, что поглощена просматриванием френдленты в соцсетях. На самом деле, она была ужасно рада его видеть.

– Да мой номер пока что занят, делать всё равно было нечего, – пояснил он. – Вот и решил немного пройтись.

– А что, Аурика действительно всё ещё дрыхнет у тебя? – хихикнула Вера.

– Ага. Спит сном младенца.

– Правильно, – заметила Ася как бы вскользь, ни к кому конкретно не обращаясь. – Она почти до утра фоточки в инстаграм постила и переписывалась с фанатами, как я погляжу. Между прочим, успела поделиться душещипательной историей своего чудесного спасения в духе индийских мелодрам… Вы ещё не видели?

– Нет, – Белецкий пожал плечами. – У меня нет аккаунта в инстаграме.

– У меня тоже нет, а что там у неё? – заинтересовалась Вера.

– Ну, что… в красках описывается, как Александр вырвал несчастную из лап смерти – за секунду до того, как стряслось непоправимое. С многочисленными эпитетами, восхищённым придыханием и вашей фотографией из википедии, – она набралась смелости и посмотрела ему в глаза. В такие красивые, такие синие глаза…

– Ничего себе, – Вера фыркнула. – Саша, после такого ты просто обязан на ней жениться.

– О боже, – он поёжился. – Какое счастье, что я уже женат.

Действительно – женат, подумалось Асе. Она совсем было забыла об этом…

– Да ладно тебе, – поддела Белецкого Вера. – Поди, сам подстроил это невероятное героическое спасение, чтобы все бабоньки, которые ещё не успели от тебя зафанатеть, наконец-то потеряли голову.

– Ты, что ли, потеряла? – лукаво спросил он её. Та лишь отмахнулась:

– Я не в счёт. Я старый солдат и не знаю слов любви!

– Ну вот, – нахмурился Белецкий, – зря я так старался. Карабкался на это проклятое дерево по пожарной лестнице, подпиливал ветку, устанавливал таймер для падения… А сердце твоё так и не разбил!

Ася наблюдала за их шутливой перепалкой даже с некоторой завистью. Ей бы тоже хотелось сейчас вот так – легко и непринуждённо – перебрасываться шуточками. Но в его присутствии у неё почему-то отнимался язык. Ей казалось, что она безнадёжно отупела со вчерашнего дня. Глупое чувство, смешное, какое-то инфантильное… и почти позабытое. С ней бывало это раньше – когда-то, давным давно…

Она поняла, что пора спасаться бегством.

– Я, наверное, пойду, – сказала Ася, обращаясь к Вере, но тайком из-под ресниц наблюдая за реакцией Белецкого: расстроится ли, захочет ли её удержать? Но он был занят своим телефоном, старательно набирая кому-то сообщение.

– Мне ещё нужно заскочить в гостиницу, переодеться, захватить кое-какие нужные вещи на съёмку, – пояснила Ася, хотя никто и не требовал от неё детального отчёта. – Спасибо тебе за то, что приютила на ночь.

– Слушай, – Вера обратила к ней задумчивое лицо, – а переезжай-ка ты ко мне совсем.

– Что? – удивилась Ася. – Ну нет, это будет уже настоящим злоупотреблением твоего гостеприимства. Не хочу тебя напрягать.

– Напрягала бы – я бы даже не предложила, уж поверь! – улыбнулась Вера. – На самом деле, мне как-то тоскливо жить одной в чисто мужской компании.

– Боишься, что мы тебя изнасилуем? – не отрываясь от телефона, невозмутимо осведомился Белецкий. Вера не удостоила его ответом и снова обратилась к Асе.

– Одной скучно. Хочется и поболтать по душам, и посекретничать… Хотя прости мою навязчивость, – опомнилась она. – Может, ты наоборот предпочитаешь покой и уединение, а задушевных разговоров тебе и даром не надо.

Ася задумалась. Вера, без сомнения, была ей очень симпатична. И конечно, она предпочла бы поселиться вместе с ней – не только из-за лучших жилищных условий, просто вдвоём действительно веселее. Но жить в такой опасной близости от Белецкого… Она знает свою подлую влюбчивую натуру – у неё тогда совершенно сорвёт крышу. Ни к чему хорошему это, ясное дело, не приведёт. Всерьёз увлечься известным актёром – самое глупое, что она может сейчас сделать.

– А как это воспримут остальные? – усмехнулась Ася, выдвигая свой последний аргумент. – Не боишься, что СМИ станут писать о том, что ты лесбиянка, а я твоя любовница?

Вера расхохоталась.

– Не боюсь. Я давно уже не читаю сплетен о себе! Меньше знаю, крепче сплю…

– И правильно делаешь, – вскользь заметил Белецкий. – Иначе была бы в курсе, что некоторые интернет-порталы нас с тобой уже поженили.

– В каком смысле?

– Ну, пока только гражданским браком: объявили, что у нас роман.

Вера всплеснула руками:

– Что за бред! Да с какой стати?

– Ты привлекательна, я чертовски привлекателен… – отшутился он. – Чего им зря время терять? Достаточно малейшего повода для разгула фантазии. Мы снимаемся в одном фильме – этого с лихвой хватает для того, что плодить кричащие заголовки из серии «Новая пассия Александра Белецкого?» или «Певица Вероника Мендес завязала интрижку на съёмках?» И главное, заметь – подстраховываются, сволочи. Везде в конце вопросительный знак поставили. Мол, мы ничего не утверждали, мы сами в больших сомнениях…

Теперь Ася отчасти понимала, за что он невзлюбил журналистов. Тяжело это, наверное – когда каждый твой шаг освещается прессой, только почему-то на выходе получается отражение в кривом зеркале. Уродливое, фальшивое и искажённое…

Тем временем Вера, желая помочь хозяйке, а заодно и освободить стол для Белецкого, который ещё не завтракал, собрала оставшуюся посуду и понесла её на кухню к мойке. Здесь всё было по-простецки, никто не церемонился, и поэтому в гостевом домике действительно царила по-настоящему домашняя атмосфера.

Режиссёр с продюсером к тому моменту уже покончили с едой и ушли из столовой, а вскоре за ними последовал и оператор в компании сценариста, так что на некоторое время Ася осталась с Белецким один на один. Не рискуя открыто смотреть ему в лицо, она поглядывала искоса и вдруг заметила, что он положил в рот какую-то таблетку.

– Что это? – спросила Ася с недоумением, забыв, что ей надо притворяться, будто она и вовсе не глядит в его сторону.

Он усмехнулся.

– Не бойтесь, не «колёса». Всего лишь нитроглицерин.

«У него же был инфаркт пару лет назад!» – вспомнила вдруг Ася и ещё больше испугалась.

– Вам что, плохо?

– Да не переживайте, Ася, всё со мной в порядке, – Белецкий одарил её ласковой улыбкой, отчего вокруг глаз у него собрались милые морщинки. – Эти пустяки не стоят вашего волнения.

Смутившись от его пристального взгляда (ей тоже хотелось бы продолжать смотреть на него, но она совершенно идиотским образом стеснялась это делать), Ася одним глотком допила остывший кофе и решительно вскочила на ноги.

– Ну, я побегу. У меня ещё куча дел, – бодрым голосом соврала она. – До скорой встречи на съёмках и приятного аппетита!

– Счастливо, – попрощался он до обидного равнодушным, как ей показалось, тоном. Он вообще на неё больше не смотрел – уже звонил кому-то. Через несколько секунд Ася имела удовольствие прослушать начало его беседы с женой.

– Доброе утро, милая. Как ты?.. Я тоже скучаю… Нет-нет, всё хорошо. Чувствую себя прекрасно. Какие планы на день?..

Ася торопливо исторглась из столовой, чувствуя себя при этом, как оплёванная. Что, надо было обязательно звонить и миловаться при ней? Или наоборот – он так ненавязчиво дал ей понять, чтобы держалась от него подальше? Неужели он раскусил её тайный интерес?.. Но что это за игра, в самом деле – сначала таять в улыбках, а потом даже не смотреть в её сторону, будто моментально забывая о её существовании?

В дверях она едва не столкнулась со слегка опухшей утренней Аурикой, наконец-то тоже выползшей к завтраку. Увидев, что её рыцарь Белецкий сидит совершенно один, она моментально взбодрилась и вплыла в столовую как царевна-лебедь.

«Давай-давай, вперёд! – с досадой подумала Ася. – Сиди рядышком и выслушивай его воркования с любимой жёнушкой. Может, охолонишься чуток…»

В первый рабочий день они должны были отснять две ключевые сцены, происходящие у реки. Вера участвовала в обеих: сначала делила экран с Белецким, а затем – с Аурикой.

Несмотря на то, что точного расписания и графика съёмок никто из местных жителей не знал, к моменту начала работы на берегу собралась чуть ли не вся Романовка. Впрочем, не исключено, что поглазеть на столичных артистов «в деле» прибыли даже представители соседних сёл и деревень.

Ассистенты выставили хлипкие фанерные ограждения по всему периметру съёмочной площадки и строго-настрого запретили зевакам через них перелезать или причинять какую-нибудь порчу имуществу.

– На площадке должна быть тишина! – размеренно вещал один из помощников режиссёра в мегафон. – Каждый, кто помешает съёмочному процессу, будет оштрафован на двадцать тысяч рублей.

Разумеется, штраф являлся чистейшей воды выдумкой, но иначе этих людей невозможно было бы остановить и запугать. Особенно неистовствовали женщины – от одного только упоминания имени Белецкого они потеряли рассудок и жадно пялились на ширму, за которой он в данный момент переодевался.

Ася, прогуливающаяся по площадке с фотоаппаратом наготове, улавливала обрывки разговоров с внешней, «зрительской» стороны.

– Ах, хоть бы одним глазком на Белецкого взглянуть, – мечтательно вздыхала полная брюнетка с гладко зачёсанными волосами, одетая в синее платье и жёлтый платок, покрывающий её круглые плечи (Ася готова была поклясться, что она специально принарядилась в самое лучшее по такому случаю). – А то ведь и не верится даже, что на свете такие красивые мужики бывают.

– Да красоте этой – тьфу, грош цена! Вся деланая, – со знанием дела изрекала румяная бабёнка постарше, годков сорока пяти, и без таких приятных округлостей, как у её собеседницы. – Всем известно, что артисты и певцы от пластических хирургов не вылезают. Ненатуральное это всё… и отфотошопленное, к тому же. Вон Игорёк, бывало, сфотографирует меня на телефон, а потом через какие-то, эти… фильтры пропускает, так я сама себя не узнаю – личико гладенькое, как яблочко наливное. Он мне и сам говорит: «Мам, тебе на этой фотке больше двадцати сроду не дашь!»

«Однако, какие познания в области пластической хирургии и фотошопа!» – восхитилась Ася про себя. Эта беседа её откровенно забавляла.

В толпе мелькнуло знакомое лицо вчерашней красавицы-официанточки – очевидно, пришла полюбоваться на приглянувшегося ей накануне Андрея. Девушка не могла знать, что в сегодняшних съёмках он не задействован, но, впрочем, молодой артист всё равно вертелся на площадке – интересно было понаблюдать за тем, как работают другие. Ему самому многому следовало у них поучиться…

Явились поглазеть на съёмку и местные цыгане. Кое-кто из них громко хвастался перед остальными, что его завербовали в массовку (на завтра была запланирована шумная таборная сцена с лошадьми, костром, гитарами и плясками), остальные так же громко завидовали.

Начало съёмки немного задерживалось. Ася не влезала в эпицентр происходящего, чтобы не мешать процессу, но всё равно сообразила, в чём дело: Вера боялась. У неё начался самый настоящий мандраж, поскольку это была её первая роль в кино, к тому же сразу – главная. Жуткая ответственность перед киногруппой плюс толпа народу, явившегося оценить её игру, вызвали у Веры приступ паники и неуверенности в себе. Она засела за ширмой, служившей чем-то вроде походной грим-уборной, и трусила выходить к камере.

Белецкий подбадривал её, как мог: сыпал комплиментами, шуточками и анекдотами, а затем чуть ли не силой заставил бедняжку выпить рюмку коньяка для храбрости. Хорошо, что у продюсера Вовочки всегда была с собой «волшебная фляжка» – царивший на съёмках всеобщий сухой закон на него не распространялся.

Глотнув коньячку, Вера и правда немного расслабилась. Режиссёр дал всем команду занять положенные места. Едва Белецкий появился из-за ширмы с Верой под руку, толпа благоговейно охнула – в едином порыве, точно вздохнула.

– Ой, божечки, не могу… – прошептала та самая полная брюнетка, хватаясь за сердце.

– Тишина на площадке! – гаркнул Семён самым грозным своим тоном. – Пятиминутная готовность для всех. Саша, прогони-ка с Верой текст ещё разок. Соберитесь. Настройтесь, – его слова, конечно, больше предназначались Вере, чем Белецкому, но он тактично не стал акцентировать на этом внимание.

Снимали сцену первого поцелуя графа и Насти – тот самый момент, когда у цыганки начинает зарождаться к нему ответное чувство. По сценарию, в финале сцены Настя должна была с силой оттолкнуть графа от себя – так, что, не удержавшись на ногах от неожиданности, он падал в воду. Температура воздуха в то утро была не выше пятнадцати градусов, а в реке – и того холоднее. Ася для пробы сунула туда руку и даже взвизгнула. Да уж, падение в такую стынь было делом, далёким от приятного… Впрочем, сцену планировалось отснять с одного дубля, чтобы Белецкому не пришлось бесконечно нырять и переодеваться.

– Ему, наверное, вредно мокнуть в ледяной воде, – робко сказала Ася, приблизившись к режиссёру. – У него же сердце…

Семён неопределённо пожевал губами, а продюсер Вовочка только пренебрежительно хмыкнул:

– Он уже большой мальчик, сам разберётся.

– Ему предлагали сделать эту сцену с дублёром, – бесстрастно сказал режиссёр, ни к кому конкретно не обращаясь. – Так нет же, упёрся: говорит, что здесь должен быть именно крупный план. Это, мол, круче, чем спина дублёра.

– Глупое самопожертвование в ущерб здоровью… – заметила Ася осуждающе.

– Да что ты переживаешь понапрасну, Асенька, – вздохнул режиссёр. – Не размокнет. Жена вон и то не протестует, спокойно отпустила его на съёмки… а мы должны перед ним бегать на цыпочках?

Асе словно пощёчину влепили. Семён моментально поставил её на место упоминанием о жене. Ну-ну… Она испытывающе взглянула на Горевого. Неужели догадался? Но его взгляд был абсолютно непроницаемым и невозмутимым.

Начали не очень удачно: Вера сходу запорола несколько дублей. Режиссёр с оператором старались не выдать своего разочарования, но видно было, что они нервничают. Время шло, а Вера всё ещё не могла раскрепоститься. Ася с тревогой поглядывала на неё, искренне переживая, и мысленно посылала сигналы Белецкому: ну, встряхни же её! Поддержи! Ободри и внуши веру в себя!

Он и старался изо всех сил.

– Послушай, – сказал он ей вполголоса, приобняв за плечи. – Не надо думать обо всех этих людях, которые сюда пришли. Они всё равно ни черта не понимают в кинопроизводстве. Даже если ты облажаешься по полной, никто и не заметит. Что касается Семёна… он знает, что ты можешь это сделать. Он выбрал тебя не случайно. Понял, что ты справишься. Ты действительно сможешь, я верю… Ты же много раз выступала на сцене! Так представь теперь, что съёмочная площадка – это и есть сцена. Только играть тебе сейчас нужно перед одним-единственным зрителем. Передо мной… – он взял её за подбородок и заглянул в глаза. Вера благодарно улыбнулась.

– Спасибо, Саша. Я попробую…

– Забудь про публику и про камеры, – посоветовал он напоследок. – Рядом с тобой никого нет, кроме меня. Смотри на меня, слушай меня, говори со мной. Это всё, что от тебя требуется.

В очередной раз грохнула хлопушка ассистента.

– Начали!!!

Вера на миг закрыла глаза. Когда же открыла их – все только подивились этому чудесному преображению. Перед графом Николаем Бобровским стояла цыганка Настя – независимая, упрямая, своенравная. Пристально, без улыбки, смотрела она ему в лицо, чуть нахмурившись. Белецкий – вернее, граф – и сам заробел от этого сурового взгляда.

– Что же ты сделала со мной, Настенька, – тихо сказал он. – Приворожила, что ли… Ничего я больше в этой жизни не хочу, ничто не радует. Только быть с тобой, видеть тебя… и рад бы избавиться от этой напасти, а не получается. Да пожалей же ты меня, бессердечная! Или уж убей вовсе…

– Смеётесь вы надо мной, барин, – еле слышно отозвалась Настя. – Придумали себе любовь, и мне голову закружили, заморочили… Как же вы потом меня отрывать от себя будете? По живому резать? – она осторожно подняла руку и нерешительно погладила графа по щеке, сама не отдавая себе отчёт в том, что делает. Тот, и веря и не веря, перехватил её ладонь, прижал к своим губам… а затем медленно, словно боясь вспугнуть дикую пташку, взял лицо Насти в ладони и осторожно поцеловал.

Асины щёки опалило жаром. Ей передались и волнение, и трепет очарованной цыганки – казалось, что Белецкий сейчас целует именно её, Асю… и вовсе не по роли. Она закусила губу, наблюдая за этим не то настоящим, не то киношным поцелуем.

Настя, поначалу задрожавшая в объятиях графа Бобровского, точно осенний листок, вдруг сама прильнула к нему. Отчаянно и решительно – да гори оно всё огнём… Но несколько мгновений спустя опомнилась, вырвалась из кольца его рук, вскрикнула безнадёжно, будто сердце себе рвала:

– Не надо… перестаньте! Оставьте меня! – и, поскольку граф, разгорячённый поцелуем, продолжал её удерживать, резко толкнула его в грудь. Он неловко зашатался, оступился, попятившись… и упал в воду.

– Стоп! Снято!!! – заорал Горевой, не скрывая своего восторга – всё вышло как надо, идеально, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Белецкий тут же резво вскочил на ноги. Метнувшаяся к артисту расторопная костюмерша в один миг стащила с него облепившую тело мокрую рубашку. Зрительницы по ту сторону ограждений издали протяжный стон, а Ася почему-то смутилась и отвела глаза. Впрочем, Белецкий недолго светил обнажённым торсом – ему тут же подали большое полотенце, и, растираясь им на ходу, он скрылся за ширмой.

– Чашку горячего кофе ему туда подайте, быстро! – скомандовал Горевой, кивнув одной из ассистенток.

«Лучше бы чай, а не кофе», – отметила Ася машинально, помня о его проблемах с сердцем, но тут же рассердилась на себя. Кто она ему, в самом деле – мамка-нянька? Или заботливая жёнушка?

Как сказал про Белецкого Вовочка-продюсер – он уже большой мальчик. Вот пусть сам и разбирается.

С первой сценой, в итоге, провозились практически до самого обеда. Очень много времени ушло именно на подготовку: на то, чтобы Вера вошла в образ и настроилась, на репетиции и забракованные с самых первых минут дубли.

Около двенадцати часов дня все наскоро перекусили бутербродами, запивая их чаем, а затем Веру с Аурикой отправили гримироваться и переодеваться. По сюжету, между первым эпизодом (поцелуем графа и цыганки) и вторым (разговором двух сестёр) лежал приличный отрезок времени. Во второй сцене Настя, уже взявшая на душу страшный грех, преследуемая полицией и морально разбитая, возвращалась в родной табор и натыкалась на лютую ненависть со стороны младшей сестры. Это был очень сложный и сильный момент, требующий от обеих актрис максимальной самоотдачи. Веру перегримировали в соответствии с её нынешним образом: добавили тёмных кругов под глазами, резче обозначили скулы, обескровили губы, спутали волосы, нарядили в разорванную и перепачканную одежду.

К этому моменту большая часть зевак уже расползлась. Кому-то просто наскучило торчать здесь без толку – всё равно почти ничего не разглядишь и не услышишь, не слишком-то увлекательное зрелище. Кого-то ждали важные дела и хозяйские заботы. Но самые стойкие продолжали ошиваться по ту сторону ограждений, втайне рассчитывая на то, что после окончания рабочего дня им удастся взять у артистов автограф, а если повезёт – то и сфотографироваться с ними на мобильный телефон.

Белецкий, переодетый в «гражданскую» одежду, сидел на складном походном стульчике и строчил что-то в телефоне. Ася старалась как можно реже поглядывать в том направлении. Ей и так уже казалось, что со стороны она выглядит слишком заинтересованной артистом, и что на площадке все давно это поняли. И всё же было немного обидно, что переписка в эсэмэсочках ему важнее, чем живое общение… например, с ней, с Асей.

Горевой опасался, что без поддержки такого сильного и опытного партнёра, как Белецкий, Вера снова может растеряться. Тем более, Аурика тоже не блистала богатым актёрским опытом… Однако, на удивление, всё прошло просто превосходно. Обе актрисы продемонстрировали невероятно реалистичную игру – сцена получилась живая, надрывная и драматическая.

Юная Лала обвиняла старшую сестру в том, что та запятнала честь семьи, и теперь по Настиной вине никто не захочет взять её, Лалу, в жёны – кровь-то «порченая». Аурика была прекрасна в своей роли – глаза её сверкали праведным гневом, волосы разметались, с губ срывались ругательства.

– Ты весь род опозорила! – кричала она в ярости. – Имя отца нашего осквернила! Никто теперь не согласится жениться на мне с такой-то сестрой-распутницей! Ненавижу тебя, проклинаю! Змея ты, а не сестра! И как ещё совести хватило вернуться сюда, людям на глаза показываться… Да лучше бы ты умерла!

Вера тоже была великолепна – она не говорила ни слова в ответ, но глаза её налились самыми настоящими слезами, губы подрагивали, пальцы нервно теребили бахрому рваного платка. Она еле заметно качала головой, как бы отказываясь верить в то, что слышит от родного человека, и невольно пятилась, отступая под тяжестью этих чудовищных обвинений.

Ася любовалась ею и испытывала такое чувство гордости, будто блестящая актёрская игры Веры была её личной заслугой. На самом-то деле, конечно, она тут ни при чём… а вот Белецкий по праву может гордиться тем, что раскрепостил свою партнёршу – после дубля с поцелуем всё пошло, как по маслу. Ася незаметно покосилась на Белецкого – сидит, тоже восхищённо смотрит на Веру, на губах играет довольная полуулыбка… Ася тихонько вздохнула и отвернулась.

Когда прозвучало долгожданное «стоп, снято!», публика разразилась аплодисментами. Цыгане, пришедшие поглазеть на съёмку, неистовствовали больше всех – они одобрительно свистели и выкрикивали: «Браво, чайори!» в адрес обеих актрис.

Ася резво щёлкала затвором фотоаппарата, тайком снимая крупные планы цыган своим телевиком. Очень удобно – ты фотографируешь издали, а человек даже не подозревает, что оказался под прицелом камеры. Поэтому кадры получаются очень естественные, живые и атмосферные. Хотя Белецкий, наверное, сказал бы на это что-нибудь в духе: «В этом вся ваша журналистская сущность». Ну, да бог с ним…

Впрочем, одна цыганка всё-таки просекла, что её сфотографировали. Она приветливо помахала Асе рукой и окликнула:

– Эй, дорогая!

Асе стало чуточку неловко, но цыганка, кажется, и не думала сердиться на неё. Судя по всему, как раз наоборот – она проявляла жгучий интерес к тому, как вышла на фотографиях. Это была стройная, статная, хоть и немолодая уже, женщина с пронзительными глазами, чернющими, как южная ночь, и красиво очерченными губами, выкрашенными в алый цвет

– Шунэса? Яв дарик… Да подойди же! Покажи, что ты там наснимала…

Асе стало немного не по себе. В памяти сразу же всплыли все детские страшилки от взрослых: дескать, к цыганам и близко подходить нельзя, обманут, загипнотизируют, обворуют, у мамы с папой украдут… Ну, похищать Асю, положим, этой цыганке и вовсе ни к чему, но… вдруг она под шумок фотоаппарат свистнет? Дорогой, между прочим. А что? Заговорит ей зубы и умыкнёт!

– На дар, – засмеялась цыганка, будто прочитав её мысли. – Не съем я тебя, честное слово!

Переборов себя, Ася приблизилась и, не снимая камеры с шеи, осторожно показала женщине несколько отснятых кадров.

– Ай, ну не красотка ли я? – всплеснула руками весьма довольная цыганка. – Любо-дорого глядеть… Спасибо, милая. Дэ васт!

Ася смотрела на неё вопросительно, не понимая, и цыганка, тряхнув головой, коротко хохотнула:

– Руку, руку твою!..

Ну вот, поняла Ася, начинается. Сначала «дай ручку», потом «позолоти ручку», а затем «упал, потерял сознание, очнулся, гипс».

– Вы мне погадать, что ли, хотите? – скептически изогнув бровь, осведомилась Ася, на всякий случай отступая на безопасное расстояние.

– Чего ж тут гадать, когда и так всё видно, – широко улыбнулась цыганка, сверкнув крупными золотыми зубами. – Мне про тебя, птичка, многое известно.

– Например? – купилась Ася на приманку. Цыганка, не мигая, уставилась в её глаза. Казалось, что огромные, как чёрные дыры, зрачки буравят Асю насквозь.

– Сын у тебя есть, гожинько мири, – удовлетворённо заметила цыганка.

Ася нервно расхохоталась ей прямо в лицо.

– Немного же стоит такое «гадание», – язвительно произнесла она, но женщина покачала головой, не принимая возражений:

– Я не гадаю, правду говорю.

– Что значит – правду? – разозлилась Ася. – Нет у меня никакого сына и никогда не было! Или… – её внезапно пронзила отчаянная догадка – сумасшедшая, безумная, отзывающаяся острой болью в сердце. – Я что, беременна? – прекрасно зная, что это не так, Ася умоляюще взглянула на цыганку, словно от её ответа зависела вся дальнейшая судьба.

Но цыганка лишь безжалостно возразила:

– Нет. Твой мальчик уже взрослый. Ему десять лет.

– Бред, – выдохнула Ася. – Идиотизм какой-то! Вы сами не понимаете, что несёте.

Повернулась и ушла, не оглядываясь. Но всю дорогу чувствовала буравящий, пристальный чёрный взгляд в спину.

Ася долго держала это в себе, но вечером, не выдержав, рассказала всё Вере, едва та вернулась со съёмок. Конечно, с её стороны это было довольно эгоистично: Вера и так морально и физически вымоталась после первого съёмочного дня, а тут ещё пришлось выслушивать довольно нелепую историю и пытаться совместными усилиями в ней разобраться.

– А у тебя… ммм… нет детей? – деликатно спросила Вера, присаживаясь на свою кровать и устало массируя лодыжки.

– Ну конечно же, нет! Стала бы я так возмущаться её идиотскому «гаданию», – Ася просто кипела от негодования. – И главное, я не могу взять в толк: для чего она это мне сказала? Зачем? Я ведь не просила… Веришь, нет – несла эту чушь с таким уверенным видом, как будто знает меня уже миллион лет. Я даже на секундочку засомневалась: а нет ли у меня где-нибудь сына, забытого и оставленного много лет назад, – она истерически расхохоталась. – Прямо индийское кино!

– А ты давно замужем? – поинтересовалась Вера.

– Я вообще не замужем, – отозвалась Ася и, поскольку глаза Веры округлились в немом изумлении, торопливо добавила:

– Нет, я не одинока, конечно… У меня есть близкий человек, мы вместе несколько лет, просто не расписаны. Видишь ли, я не уверена в том, что именно он – моя судьба, хотя я ему кругом обязана, в том числе и за то, что в принципе жива… В общем, это долгая история. Суть в том, что я собираюсь его вскоре оставить. Я к нему очень привязана, но…

– Но зачем тогда оставлять? – удивилась Вера. Ася вздохнула и призналась, как в омут бросилась:

– Именно из-за детей. Я никогда не смогу родить… по состоянию здоровья.

– А его это не устраивает? – осторожно спросила Вера.

– Он-то как раз спокойно на это реагирует. Данная ситуация не устраивает именно меня. Не хочу, не привыкла быть никому обузой… Потому и отказываюсь все эти годы выходить за него замуж.

– Глупости! – Вера, прилёгшая было на кровать, даже подскочила в порыве протеста. – Если мужчина любит тебя, если делает предложение, зная всё, что ты мне сейчас рассказала – значит, ему нужна именно ты, а не ваши гипотетические малыши. Счастливые браки бывают и бездетными, поверь мне. У меня, кстати, та же проблема – я никогда не смогу забеременеть и родить.

Потрясённая Ася раскрыла рот.

– Как это?.. То есть… извини… совсем-совсем никогда? Без шансов?

– Ну, откровенно говоря, врачи уверяют, что шанс есть – но всего лишь один на миллион, – скептически усмехнулась Вера. – Хотя, по-моему, это просто удобная отговорка, чтобы продолжать назначать мне дорогостоящее лечение и пичкать препаратами, которые стоят, как крыло от самолёта… Так что я уже практически махнула рукой на это.

– А… причина твоего бесплодия? Извини, можешь не отвечать, если не хочешь, – смутилась Ася. – Просто эта тема мне близка, как никому, раньше даже обсудить и поделиться было не с кем… В любом случае, этот разговор останется между нами.

– Причина в том, что мой первый муж любил помахать кулаками, – ответила Вера ровным голосом. – Однажды избил меня, беременную. Было много внутренних повреждений, несовместимых с моим положением. Они спровоцировали выкидыш… – сухая казёнщина её слов только подчёркивала ужас этой кошмарной ситуации.

Ася, поддавшись внезапному порыву, погладила её по руке, чтобы хоть так – неумело, но искренне – выразить своё сочувствие.

– В общем, как я уже говорила, – Вера заставила себя улыбнуться, – помочь мне забеременеть может только чудо. Но мы с Ромкой в чудеса не верим, поэтому вовсю планируем завести ребёнка с помощью суррогатного материнства. Кстати, вы со своим парнем об этом не думали?

– Там очень много подводных камней, меня они пугают, – призналась Ася. – Ведь по сути, в нашей стране у биологических родителей нет на ребёнка никаких юридических прав. Суррогатная мать может в любой момент просто передумать и оставить младенца себе.

– Вот поэтому нужно иметь дело только с проверенными, опытными суррогатными матерями, – убеждённо воскликнула Вера. – Для которых это действительно «ничего личного, только бизнес». Если хочешь, могу дать тебе контакты надёжных женщин. Я на этой теме уже диссертацию могу защитить, – Вера снова улыбнулась, но во взгляде таилась лёгкая грусть.

– Мне всё равно будет страшно. Ведь во время беременности в организме женщины происходит такая гормональная пляска… Никогда не знаешь, как будущая мать себя поведёт, где и в какой момент мина может рвануть. Вдруг торкнет на девятом месяце? Или уже в родзале, когда малыша положат ей на живот, и он впервые посмотрит ей в глаза?..

Вера немного подумала.

– Ну… тогда можно не рисковать, а просто взять готового ребёнка из детдома. Сколько их – маленьких сирот, мечтающих об усыновлении…

– Нет!!! – Ася решительно помотала головой. – А вот это тем более не для меня. Как бы банально это ни звучало, я считаю, что кровь и гены – не пустое место. Никогда не смогу полюбить и принять чужого ребёнка, как своего собственного. Усыновление – это точно не мой путь.

Деликатная Вера не стала настаивать и разубеждать.

– Расскажи мне про своего парня, – попросила вдруг она.

– Димка… – Асины глаза затуманились неподдельной нежностью. – Он замечательный. Очень верный и преданный. Сильный. Надёжный… Никто и никогда не любил меня так, как он. Я чувствую себя с ним в полной безопасности и уверена, что он никогда меня не обидит ни словом, ни делом. Знаю его уже сто лет… – рассказывая всё это, она вдруг осознала, что безумно по нему соскучилась. Так захотелось очутиться рядом, уютно уткнуться носом ему в грудь, вдохнуть родной запах, почувствовать сильные руки на своих плечах…

– И такое-то сокровище ты хочешь бросить? – осуждающе заметила на это Вера. – «Валик-джан, я тебе один умный вещь скажу, но только ты не обижайся…»

Ася хрюкнула от неожиданности. Умела же Вера привнести в серьёзный разговор струю веселья!

– Ну так вот, – продолжала та. – В наш безумный век отыскать своего человека – это дорогого стоит. Того, который за тебя в буквальном смысле готов и в огонь, и в воду. Который любит безоговорочно, безусловно, и отдаёт всего себя без остатка. Мой муж, кстати, именно такой, и я считаю, что мне просто невероятно повезло.

Ася уже и сама заметила, что у них с Верой много общего. Ровесницы-одногодки – без ложной скромности, красивые женщины, яркие личности, сильные и независимые, пользующиеся успехом у мужчин. У обеих за плечами – опыт несчастливого замужества и невозможность иметь детей. И та, и другая в настоящий момент имеет спутника жизни, который преданно и терпеливо её любит и ждёт…

– Не знаю, – протянула Ася раздумчиво. – Вообще-то, я решила, что эта поездка станет переломной в наших с Димкой отношениях. Я вроде как взяла для себя паузу на обдумывание. Может быть, и правда… вернуться и ответить ему согласием? Выйти, наконец, за него замуж?

– Обязательно выходи! – убеждённо сказала Вера. – Мы с Ромкой женаты третий год, а вот обвенчались совсем недавно. И я только теперь поняла, какое это счастье – чувствовать себя постоянно любимой и бесконечно желанной. Быть за-мужем.

– Чёрт возьми! – воскликнула Ася шутливо. – Тебе нужно работать психологическим консультантом у пар, переживающих кризис в отношениях. Ты у кого угодно вернёшь веру в их союз!

– Скину тебе позже номер своей карты – оплатишь этот сеанс, – подмигнув, засмеялась Вера. – А лучше – пригласи на вашу с Димой свадьбу.

– Ну конечно… я огромным удовольствием, – покраснев, отозвалась Ася, немного смущённая этой неожиданной просьбой. Ей ужасно нравилась Вера, но она отдавала себе отчёт в том, что их связывают сугубо деловые отношения. Просто по долгу службы они оказались в одном месте в одно время. А после того, как съёмки будут завершены, все разъедутся в разные стороны и, вполне возможно, никогда больше друг с другом не встретятся… Верины же слова намекали на то, что она не прочь продолжить общение с Асей после возвращения в Москву. Асе было это и лестно, и приятно – сама она ни за что не стала бы навязываться в подружки суперзвезде.

В дверь вежливо постучали. Получив разрешение, в номер бочком протиснулся администратор по локациям Миша Яковлев.

– Девочки, вы не слишком устали сегодня? – спросил он жизнерадостным тоном. Просто удивительно, сколько энергии было в этом тучном человеке. – Поступило предложение вместо ужина выбраться на природу, на шашлычок.

– А не поздновато для шашлычка-то? – усомнилась Вера. – Уже семь часов.

– Детское время, – убедительно возразил Миша. – Всё равно ночи светлые… К тому же, мы не станем уезжать далеко. Разведём небольшой костёр на опушке леса, пожарим мясо, покушаем, глотнём винца – и баиньки. Надо же начало фильма обмыть, хотя бы чисто символически – это святое! Пару-тройку часиков потусуемся, и назад.

– В принципе, можно, – подумав, согласилась Вера. – Завтра в основном массовые сцены снимают. Мы с Сашей только помелькаем в кадре без слов. Почему бы, и в самом деле, немного не расслабиться… Как-никак, событие: мой первый съёмочный день!

Она обернулась к Асе:

– Ты как, не против?

– Всегда готова! – бодро отрапортовала она, поднимаясь с кровати. – Только переоденусь.

– Интересно, а где мы в такой час добудем мясо для шашлыка? – осведомилась Вера.

– Мясо уже замариновано и ждёт своего часа, – заверил Миша. – Сочненькая, жирненькая медвежатинка.

– Чего??? – в испуге хором заорали Вера и Ася. Миша громогласно захохотал, довольный, что они купились на эту незатейливую шутку.

– Да шучу! Шучу, конечно… Шашлык свиной и куриный – кому что больше нравится. Хозяин ресторана подсуетился. Вероятно, заглаживает перед нами вину за инцидент с рухнувшей веткой.

– Он тут ни при чём, – вздохнула Ася и невольно поёжилась, вновь вспомнив вчерашнее. – Это просто случайность. Что же, он теперь так и будет до конца съёмок перед нами на цыпочках выплясывать?

– Ещё как выплясывает, – подтвердил довольный Миша. – Он и полянку подходящую подсказал, где мы можем расположиться, чтобы местные не доставали излишним вниманием. И мангал с шампурами предоставил. Ну, и вино с закуской – конечно же, из его ресторана.

– Не беспокойся, он в накладе не останется, – заметила Ася с иронией. – Готова поспорить, что этот предприимчивый чувак развесит по стенам своей едальни фотографии всех участников съёмок и будет хвастаться, что вот, мол – столичные артисты у него тут были, мёд-пиво пили… Всё реклама. И замануха для туристов.

– Ну ладно, дамы, – взглянув на наручные часы, засуетился Миша. – Давайте-ка, живо переодевайтесь. Ждём вас обеих в автобусе через пятнадцать минут. Опоздаете – уедем без вас! – он подмигнул и деликатно удалился.

Ася быстро натянула джинсы и свитер: старый, растянутый, но любимый, а самое главное – очень тёплый, с длинными рукавами и высоким горлом. Ни один комар не прорвётся! А на эстетику плевать. И на то, что подумает Белецкий, когда увидит её таким чучелком – тоже.

Впрочем, Вера тоже предпочла максимально закрытую одежду и прихватила спрей от насекомых. Главное – комфорт. Не на бал, в конце концов, они собираются.

Местечко, выбранное ресторатором для пикника, оказалось невероятно живописным. Эти края вообще поражали воображение удивительно разнообразными видами. Ася, прежде всегда отдававшая предпочтение южной природе с её мохнатыми пальмами, буйно цветущими рододендронами и пронзительной синевой ласкового моря, была буквально покорена суровым и гордым Севером.

Конечно же, главенствовала здесь Мезень-красавица. Почти на тысячу километров вытянулась она извилистой блестящей лентой вдоль многочисленных деревушек, топких болот, сочных зелёных долин и тёмных пихтовых лесов, перемежающихся берёзовыми колками и борами-беломошниками, где под ногами случайного путника мягко пружинил пушистый ковёр светлого ягеля.

Русло Мезени то расширялось до нескольких километров, то делалось совсем узеньким. Многочисленные острова чередовались с песчаными мелями. Местами река шумно вспенивала на камнях и порогах свои холодные воды, а кое-где, напротив, становилась спокойной и прозрачной, как слеза. Пологие равнины сменялись крутыми берегами, стремительно взлетающими ввысь на десятки метров…

– Боже мой, какая красота! – сказала сама себе Ася, стоя на узкой полосе галечника у кромки воды. Она даже зажмурилась на миг от восторга, словно боялась ослепнуть от этого невиданного доселе простора и великолепия.

Над рекой с криками носились маленькие стремительные птички – ласточки-береговушки. С заливных лугов тянуло свежим запахом разнотравья, кружившим голову и дурманящим не хуже вина.

– Не замёрзли, Ася? – услышала она голос прямо над ухом и чуть не подпрыгнула от неожиданности. Рядом с ней стоял Белецкий.

– Пожалуйста, не надо больше незаметно подкрадываться, – выдохнула она, немного успокаиваясь, но всё ещё с нервно колотящимся сердцем. – Этак и помереть со страху недолго…

– Подкрадываться? – Белецкий выглядел по-настоящему озадаченным. – Да я уже минут пять здесь стою. Думал, вы меня видели…

Ася сконфузилась. Получается, она и не подозревала о его присутствии, а он тем временем исподтишка наблюдал за ней! Интересно, что он там рассматривал? Господи, а вдруг она зевнула или сделала ещё что-нибудь не слишком изящное?.. Как неловко получилось.

– Простите, не хотел вас смущать и, тем более, пугать, – заметив шквал эмоций на её лице, повинился Белецкий. – Мне просто показалось, что с реки тянет холодом. Вот и решил спросить – может быть, принести вам плед? В автобусе есть несколько…

– Спасибо, мне тепло, – с чувством собственного достоинства отозвалась она. – Я просто рассматривала противоположный берег. Очень красивое место… Не могу понять – там какой-то домик, что ли, стоит? Избушка на курьих ножках? Не разглядеть отсюда…

– Где? – заинтересовался Белецкий.

– Во-о-он там, правее. На самом краю обрыва.

Он прищурился и несколько мгновений вглядывался в указанном направлении. Затем его осенила догадка:

– Слушайте, по-моему, это не избушка, а обетный крест.

– Обетный? – переспросила Ася в замешательстве.

– Я читал, что в северных краях люди издавна вырезали вот такие деревянные кресты и ставили под открытым небом – в поле, при дорогах, на опушке леса, на берегах водоёмов. Отсюда, с реки, он кажется совсем крошечным, но вообще-то их тесали высотой не менее четырёх-пяти метров, насколько мне известно.

– Да ладно, – усомнилась Ася, вглядываясь в малюсенькую тёмную точку на том берегу. – Не может быть! А что значит «обетный»?

– Значит, эти кресты возведены по обету – то есть, по обещанию. Либо в благодарность за услышанные молитвы, за избавление от какой-то беды, либо, наоборот – в качестве защиты, просьбы об исцелении и покровительстве святых. К примеру, во время холодных зим, пожаров, голода или даже войны. Эти кресты словно умоляли остановить гибель невинных людей… А вот мы сейчас у знающего человека спросим, – сказал Белецкий и окликнул хозяина ресторана, который в этот миг как раз промчался мимо них по направлению к реке, держа в руках пустую канистру:

– Эй, Василий Егорыч!

Тот притормозил и обернулся.

– Скажите, пожалуйста, – Белецкий махнул рукой в сторону противоположного берега, – это у вас там обетный крест установлен?

– Он самый, – с готовностью подтвердил ресторатор. – Как это вы разглядели? Далеко же… Это старинный крест, ещё восемнадцатого века. Зима как-то выдалась необыкновенно лютая. В окрестных деревнях чуть не выкосило всё население подчистую… Чудом пережили и голод, и холод. Выкарабкались. Многие верят, что именно благодаря этому самому кресту…

– Вот я балда! – Ася хлопнула себя по лбу и засмеялась. – Совсем забыла про фотоаппарат… У меня же объектив с большим эффектом приближения, практически бинокль, – она с гордостью указала на свой телевик. – Можно рассмотреть этот чудесный крест получше!

Она прильнула к окошечку видоискателя и покрутила кольцо фокусировки на объективе, чтобы добиться максимальной резкости.

– Есть! – радостно воскликнула она. – Действительно, деревянный восьмиугольный крест… С ума сойти! Александр, вы гений!

– Дайте же и мне посмотреть, – засмеявшись, попросил Белецкий. Ася с готовностью протянула ему камеру, забыв о том, что та по-прежнему висит у неё на шее. Белецкого, однако, это не смутило: он приблизился к ней почти вплотную и спокойно взял фотоаппарат в руки. Их головы оказались совсем рядом – они практически касались друг друга висками. Ася чуть не задохнулась от охватившего её волнения. Своей щекой она чувствовала ауру его тепла, улавливала исходивший от него приятный запах… Господи, только бы руки не дрожали, а не то он обо всём догадается.

Белецкий, казалось, был всецело поглощён открывшимся зрелищем и не обращал внимания на Асю, находившуюся в каких-то миллиметрах от него самого. А вдруг подумает, что она специально не стала снимать фотоаппарат, лишь бы оказаться к нему поближе? Вот позорище…

Рассердившись и на себя, и на Белецкого, Ася попросила его вернуть камеру – дескать, сама ещё не насмотрелась. Пусть не воображает себе, что она растаяла от его близости. Он спокойно отдал ей фотоаппарат и вежливо поблагодарил, а затем отступил на безопасное расстояние, чтобы не смущать её столь тесным контактом.

Ася снова уставилась в видоискатель, крайне раздосадованная – отчасти ещё и потому, что не могла найти первопричину своей досады. Ей просто было неловко и некомфортно, вот и всё. Она молча рассматривала потемневший от времени старинный крест, заодно несколько раз щёлкнув затвором – конечно, высокого качества снимков на таком расстоянии всё равно не добьёшься, но пусть хоть что-то останется на память об этом удивительном месте.

Вдруг ей показалось, что у подножия креста наблюдается какое-то движение. Она увеличила резкость, насколько это было возможно. Так и есть! Там, вдали, на самом краю обрыва, находился человек – очевидно, только что вышедший из леса. Он казался совсем крошечным, толком и не разглядишь. Однако перемещался он на двух ногах, и значит, предположения о диком звере – медведе, олене или хотя бы волке – отпадали сразу. Ну, разве что снежный человек, усмехнулась Ася, машинально фотографируя этого неожиданно появившегося визитёра. Или визитёршу? Почему-то ей казалось, что это женщина, но рассмотреть одежду и тем более черты лица отсюда было решительно невозможно. А ещё возникло смутное ощущение, что эта фигура наблюдает за ними, тоже смотрит с той стороны – как Ася сейчас смотрит на неё с этого берега… По коже невольно пробежал холодок. Не очень-то приятно чувствовать себя объектом внимания неизвестно кого.

Человек потоптался ещё немного возле креста и нырнул обратно в лес. Через минуту уже ничего не напоминало об этом странном явлении, кроме сделанных Асей снимков. В номере нужно будет перекинуть фотографии в ноутбук и рассмотреть поближе…

– Что вы там увидели? – улыбнулся Белецкий, заметив, что она застыла, напряжённо вглядываясь в тот берег. – Привидение?

– Похоже на то, – отшутилась Ася в ответ. – Дикое, но симпатичное. Василий Егорович! – позвала она ресторатора, который резво возвращался назад с полной канистрой воды. – Скажите, а кто живёт на том берегу? Как называется тамошняя деревня?

– Никак, – он даже засмеялся от такого предположения. – По ту сторону реки никто не живёт. По крайней мере, на ближайшие несколько десятков километров в обе стороны. Там лес кругом да крутые обрывы. Деревни обычно строятся на пологих берегах.

– Почему же крест именно там установлен?

– А специально, для лучшей видимости. Он с этой верхотуры хорошо просматривается – и вроде как к богу поближе…

– Значит, никто не живёт… – повторила Ася задумчиво. Честное слово, это уже попахивало психическим расстройством. Может, у неё начались галлюцинации? В том числе и слуховые – она вспомнила тот страшный то ли вой, то ли крик, который так напугал её в первую ночь. Но почему же получается так, что только она видит и слышит всё это? Не пора ли ей к врачу?

«Ладно, – решила Ася, – сброшу фотки в ноут и попробую кому-нибудь показать. Если и другие увидят это… значит, я пока ещё не сошла с ума».

Между тем, веселье потихоньку набирало обороты. Очевидно, все участники съёмочного процесса решили расслабиться после успешного рабочего дня на полную катушку.

Киношники – народ суеверный; если первый съёмочный день выйдет комом – может статься, что всё затем пойдёт наперекосяк. Сейчас же все были на подъёме, радостно наполняя одноразовые стаканчики вином и провозглашая один тост за другим. Королевой нынешнего вечера по умолчанию стала Вера – именно ей досталась львиная доля всеобщего внимания, восхищения и обожания. Всё-таки, это был её дебют. Члены съёмочной группы наперебой подваливали к актрисе с поздравлениями и поцелуями. Впрочем, Аурика и Белецкий тоже получили свою порцию заслуженных комплиментов.

Хозяин ресторана священнодействовал над мангалом, не подпуская к нему посторонних. Ася засмотрелась на его чёткие и отлаженные движения: вот он нанизывает на очередной шампур куски сочного мяса – крупные в центр, чтобы они хорошо прожарились, а маленькие по краям; присыпает угли в мангале солью, чтобы они не воспламенялись от капающего жира; поливает мясо в процессе жарки оставшимся маринадом и переворачивает шампуры… Оператор-постановщик предложил было полить шашлык красным вином, но Василий Егорович возмутился так, будто ему нанесли смертельное оскорбление.

– От вина мясо станет жёстким! – категорично заявил он и стал с удвоенным энтузиазмом оберегать свой мангал, как какой-то божественный алтарь.

Готовность он проверял следующим способом: слегка протыкал кусочки мяса ножом. Если жидкость, сочащаяся из надреза, была красной – значит, он ещё не готов. А вот когда она становилась прозрачной, а сам шашлык покрывался золотистой корочкой…

Можно было сойти с ума от ожидания и от витающего в воздухе аромата жарившегося на углях мяса. Зато, когда шашлык приготовился… О, это была настоящая пища богов!

Тут же, на подхвате у ресторатора, суетилась уже знакомая всем официанточка. К мангалу, впрочем, Василий Егорович её тоже не подпускал, однако она бойко резала овощи и раскладывала их по одноразовым тарелочкам, а затем сновала туда-сюда, разнося порции всем желающим и не забывая украдкой задевать взглядом Андрея.

– Эх, благодать!.. – воодушевлённо сказала Вера, сидя рядом с Асей на расстеленном пледе и с аппетитом жуя шашлык. – Давно у меня не было так легко на душе. Какое-то блаженное умиротворение…

– У меня тоже, – кивнула Ася, чуть-чуть слукавив. Ей, конечно, тоже было в данный момент хорошо и спокойно, но отдельные шаловливые мысли всё же не позволяли расслабиться полностью, без оглядки. На Белецкого она старалась не смотреть. Он сидел чуть поодаль, возле мангала, в компании режиссёра, продюсера, сценариста и оператора, что-то весело им рассказывая. Неизменная великолепная пятёрка. Об Асе он, конечно же, и думать забыл… А ещё рядом с ним ненавязчиво кружила Аурика, делая вид, что просто прогуливается туда-сюда со своей тарелкой шашлыка. Андрей замечал её манипуляции, но старался не слишком нервничать. «Нет, не всё так уж чинно и благородно, какое-то лёгкое напряжение в воздухе, однако, витает,» – отметила Ася. А может быть, она просто переносит свои собственные чувства и эмоции на окружающих. Вера вон выглядит совершенно беззаботной, по-детски счастливой…

Вдруг уютную вечернюю тишину разорвали оглушительные звуки музыки. Компания вздрогнула от испуга, настолько неожиданно это случилось. Музыка грохотала со стороны деревни. Это были какие-то индийские мотивы – слава богу, не набившая оскомину песенка «Джимми-Джимми», но всё же вполне характерные и узнаваемые напевы.

– Цыгане, – ресторатор раздражённо махнул рукой, поскольку все присутствующие в немом вопросе обратили взоры на него. – Как врубят вечно на всю округу свою шарманку, хоть стой, хоть падай… Аж окна дребезжат. А им по кайфу…

– Цыгане очень любят индийское кино, – подтвердила гримёрша Валентина. – Я сегодня разговорилась с ними на площадке… Сказали, что цыганский язык и хинди очень похожи. Они и в болливудских фильмах, и в песнях понимают самые простые слова и фразы. Короче, родственные души!

– А вот лошадей они боятся, – проворчал один из ассистентов режиссёра, занятый набором цыганских жителей в массовку.

– Да ну?! – недоверчиво протянул кто-то.

– Именно, – скорбно вздохнул тот. – Ох, и намучился я с ними… Издали им всё красиво: лошадки, коняшки, и-го-го. А стоит кобыле чуть-чуть приблизится – пиши пропало, разбегаются с визгом, включая мужиков. Вот вам и конокрады… Еле наскрёб пять человек, умеющих ездить верхом, для завтрашних съёмок.

– А ещё они очень боятся собак, – вспомнил ресторатор. – В цыганских дворах практически никто псов не держит.

– Грабежей не опасаются? – спросил продюсер Вовочка.

– Да кто станет у цыган воровать, что вы! – ресторатор даже засмеялся от подобного нелепого предположения. – Это просто анекдот получится… Хотя, не хвастовства ради, я вам вот что скажу – у нас на Севере вообще народ очень честный и порядочный. Мы же двери в домах никогда не запираем, если уходим ненадолго, не на весь день.

– Что, прямо дверь нараспашку, пока хозяева в отлучке? – усомнился сценарист.

– Ну, зачем же нараспашку… Снаружи палочкой припрём, да и только.

– В том доме, где тепло, не запирают дверь, – задумчиво произнёс вдруг Белецкий, – и тем, кто у двери, не задают вопросов…

Ася даже не сразу сообразила, что это строчки из стихотворения, настолько естественно и просто он это сказал, как будто эта мысль только что пришла ему в голову. Но остальные уже оживлённо зашевелились – Белецкий был мастером читать стихи, и все это прекрасно знали.

– Неважно, кто ты есть, простак или философ, – продолжал Белецкий, устремлённый мыслями внутрь себя и словно не замечая никого вокруг, – войди, раз чист душой, и в звон часов поверь…

Ася без опаски смотрела ему в лицо – теперь, когда все взгляды и так были прикованы к Белецкому, она не боялась себя выдать. Какой же он всё-таки красивый… Она любовалась игрой света на его лице, которую создавали раскалённые угли, и мечтала, чтобы стихотворение не заканчивалось как можно дольше.

Ася впервые слышала эти строки, и они пробирали её буквально до мурашек. А может, дело было в самой магии его голоса – обволакивающего, завораживающего, гипнотизирующего, очень мужского и очень… сексуального, чёрт возьми!

Белецкий сидел, сцепив пальцы рук в замок и слегка опустив голову, словно мысленно отгородился от окружающих, оставшись наедине со своими думами. Но вдруг он поднял глаза и сразу же встретился взглядом с Асей. Как будто знал, что она в данный момент смотрит на него, всматривается жадно, с восторгом и упоением, впитывает каждое слово, которое он произносит… Уголок его рта чуть изогнулся в еле заметной улыбке.

Ася и не отводила. Ей уже было плевать на то, что он о ней думает – просто хотелось смотреть на него, глаза в глаза, слушать, провести рукой по его лицу и убрать упавшие на лоб тёмные прямые волосы… Она помнила, как приятно они пахнут, а о том, каковы на ощупь, могла только догадываться. Боже, и каких-то пару часов назад Ася всерьёз подумывала о том, чтобы выйти замуж за Димку? Да как же такое возможно – выходить за одного, если от вида другого тебя кидает то в жар, то в холод, и помани он тебя пальчиком – пойдёшь за ним хоть за тридевять земель…

А Белецкий уже заканчивал читать:

Он замолчал. Ещё мгновение все соблюдали почтительно-благоговейную тишину, а затем, опомнившись, разразились аплодисментами, зашумели и заговорили разом, выражая своё восхищение артисту.

Ася заморгала, медленно приходя в себя. Как он это делает, скажите на милость? Гипнотизирует, что ли? Ведь буквально минуту назад она действительно готова была пойти за ним хоть к чёрту в пекло. И не только она одна… Вон, Аурика так и вьётся вокруг змейкой, чуть из юбки не выпрыгивает.

– Александр! – зазвенел её кокетливый голосок. – Вы потрясающе стихи читаете! Я чуть не прослезилась, честное слово!

Ася заметила, как от этих слов закаменело лицо Андрея Исаева. Бедный мальчик влюбился, кажется, не на шутку – вон как страдает… Нет, конечно, он не конкурент Белецкому – даже смешно сравнивать. Только и есть в активе, что горячее безрассудство юности…

Аурика, похоже, тоже окончательно определилась с выбором. Обожание Андрея ей только докучало. Даже неловко было наблюдать, как увивается за ней несчастный парнишка, пытаясь хоть чем-нибудь угодить, а она только презрительно кривит свои красивые губы.

В конце концов, после того, как Аурика в свойственной ей манере в очередной раз грубовато отшила Андрея при всех, душа молоденькой официанточки не выдержала.

– Не стыдно парня на публику унижать? – вступилась она за начинающего артиста. – Он тебе кто – пёсик комнатный? Что за высокомерный хозяйский тон?

Аурика вспыхнула и растерялась.

– А что это вы мне тыкаете? – пробормотала она в замешательстве.

– А что я, на «вы» к вашему величеству должна обращаться? – строптиво отозвалась официантка.

– Марина… – предостерегающе начал было хозяин ресторана, но девушка только раздражённо отмахнулась:

– Что – Марина? Угораздило его в эту цацу втрескаться, бывает, но на посмешище-то его зачем выставлять? Правильно говорят, волос длинный – ум короткий.

Ресторатор побагровел. Зато Аурика уже взяла себя в руки и насмешливо заметила:

– Ну и нравы у вас тут. В Москве за столь длинный язык официантка бы вмиг с работы вылетела.

– Я с ней дома поговорю, – мрачно пообещал Василий Егорович и показал Марине кулак.

«Она его дочь!» – сообразила вдруг Ася. Ей стало стыдно за свои прошлые догадки о том, что Марина – якобы любовница ресторатора.

– А в чём я неправа? – возмутилась официантка. – Зачем она над парнем насмешничает?!

– Я и не просил меня защищать, – сердито буркнул красный, как свёкла, Андрей.

– Подумаешь, – самолюбиво фыркнула Маринка и гордо удалилась к реке.

– Извините нас, пожалуйста. Этого больше не повторится, я гарантирую, – вздохнул Егорыч и добавил извиняющимся тоном:

– Как мать померла, Маринка совсем от рук отбилась. Слова ей поперёк не скажи. Учиться бы ей, да кто мне с делами помогать будет? Школу закончила – и ладно… А тут вроде и при деле, и у меня на глазах… Постоянный контроль нужен, характер у неё – зубы обломаешь.

– Отличный характер, – заметил Белецкий негромко. – Никого не даст в обиду и за себя постоять умеет. Честная и справедливая девочка.

Аурика надулась, услышав эти слова, а Ася мысленно показала Белецкому большой палец.

Снова засиделись за полночь. Если не считать той коротенькой стычки между Аурикой и Мариной, в целом вечер получился душевным и уютным. А уж вкуснейшего, нежнейшего, сочного, ароматнейшего шашлыка все наелись на месяц вперёд. Очень не хотелось расходиться, но режиссёр был непреклонен в этом вопросе: никаких ночных бдений! Завтра с утра – рабочая смена, и не дело, если артисты будут выглядеть, как панды, из-за чёрных кругов вокруг глаз.

Они принялись лениво собирать разбросанные вещи – сумки, пледы, складные стулья. Кто-то смял пару пустых стаканчиков и швырнул их на землю, но Вера тут же сделала замечание:

– Мы ведь не свиньи. Надо убрать за собой мусор. Иначе какое мнение сложится у местных о столичных жителях?

Ворча себе под нос, киношники, тем не менее, стали послушно подбирать бутылки, грязные салфетки и одноразовую посуду, а затем складывать всё это добро в большой пластиковый пакет. Водитель уже завёл автобус и нетерпеливо ждал, когда они закончат уборку территории и рассядутся по местам.

Вдруг ресторатор прислушался.

– Бежит сюда кто-то, – сказал он, подняв вверх палец и призывая остальных к тишине. Они послушно замерли. Через пару мгновений на тропинке показался взмыленный человек. Асе он был незнаком, но ресторатор, судя по всему, его узнал.

– Василь… Василий Егорыч! – выкрикнул человек, задыхаясь. – Я вас еле нашёл. Мне сказали, что вы на шашлыки с артистами уехали…

– Да что случилось-то? – нахмурился ресторатор. Человек остановился и упёрся руками в колени, пытаясь отдышаться.

– Пожар! – выдохнул он наконец. – Всей съёмочной группе надо срочно возвращаться в деревню. Гостиница, в которой они живут, загорелась!

 

ЧАСТЬ II

Приблизившись к дому, Неля заметила, что батог, которым она подперла дверь снаружи, уходя с Матвеем на прогулку, теперь аккуратно лежит на крыльце. Это могло означать только одно: кто-то дожидался их возвращения внутри.

Неля покрепче сжала ладошку сына и толкнула дверь, почему-то разволновавшись. Гостей она не ждала. Муж только вчера улетел в Москву на подписание договора с британскими коллегами и в ближайшие дни не должен был вернуться.

В доме стояла тишина. Неля изо всех сил тянула время, помогая Матвею разуться и расстёгивая пуговицы у него на курточке. Она тщетно пыталась уловить признаки чужого присутствия, но ответом ей по-прежнему было безмолвие. Неля ужасно не любила внезапных гостей, боялась неожиданных звонков, тяжело переживала вторжение в свой дом – маленькую крепость, поэтому сейчас оттягивала неизбежный момент встречи с непрошеным визитёром, словно за то время, что они с сыном копошились в прихожей, гость мог волшебным образом испариться.

Войдя в комнату, Неля увидела фигуру, сидевшую на стуле у окна, и не поверила своим глазам.

– Ася?.. – спросила она в замешательстве и тут же, осознав этот факт, громко и радостно закричала:

– Аська!!!

Подруга вскочила ей навстречу.

– Нельсон! Ну наконец-то!

Поверить и в самом деле было трудно, но, тем не менее, это оказалось правдой: Неля действительно обнимала сейчас подругу своего детства, неизвестно каким образом очутившуюся вдруг в Мезени.

– Ты… как здесь? Какими судьбами? Надолго? Почему не предупредила о своём приезде? – забрасывала её Неля вопросами. – Я бы тебя хоть в аэропорту встретила…

– Да я по работе приехала, в командировку, – с удовольствием поддаваясь её объятиям, отозвалась Ася. – К тому же, не одна, а со съёмочной группой. И не совсем в Мезень… Мы в Романовке остановились.

– Погоди-ка… – Неля отстранилась, осенённая догадкой. – Так это вы там фильм снимаете? Мне Стас пару дней назад рассказывал…

– Да, мы, – кивнула Ася. – А сегодня нашего водителя послали в Мезень с поручением – нужно кое-что купить. Ну, я и напросилась с ним вместе. Всего-то полчаса езды… Мне нужно было немного развеяться.

«И избавиться от наваждения по имени Александр Белецкий», – добавила она про себя.

– Слушай, я ужасно тебе рада! – Неля снова в порыве нежности обняла подругу. – Ты, конечно же, ещё не завтракала? Давай я тебя накормлю. И чайник сейчас поставлю. А потом ты мне всё подробно расскажешь… – она весело засуетилась, заволновалась, загремела посудой.

– Ой, а кто это у нас тут, такой хорошенький? – Ася, наконец-то, обратила внимание на славного рыжеволосого малыша, который стоял чуть поодаль и с любопытством рассматривал незнакомую тётю. – Иди-ка сюда. Ну иди, давай познакомимся! Ты уже умеешь называть своё имя? Как тебя зовут?

Неля озабоченно выглянула из кухни.

– Он не скажет, – сообщила она, слегка напрягшись.

– Стесняется? – спросила Ася понятливо. – Или просто пока не умеет?

– Он вообще не говорит, – Неля постаралась произнести это ровным голосом. – Ни слова. У него… кое-какие проблемы со слухом, – она так и не смогла пересилить себя и выговорить слово «глухой».

– Ах, вот оно что! – Ася сочувственно кивнула, но не стала задавать лишних вопросов. – Симпатяга. Очень на тебя похож, Нельсон.

– Ой, слушай, – желая поскорее увести разговор подальше от деликатной темы, живо произнесла Неля. – А правда, что у вас в гостинице сегодня ночью пожар был?

– Правда, – кивнула Ася и поразилась:

– Ты-то откуда знаешь? Уже в новостях передали?

– Здесь слухи и сплетни побыстрее новостей распространяются, – усмехнулась Неля. – Пока мы с Матвеем гуляли, нам как минимум трижды сообщили это «горячее» известие – мол, московские артисты чуть не погорели. У вас все целы, надеюсь?

– Да, слава богу, никто не пострадал, – Ася вздохнула с облегчением. – Я-то вообще в другом месте живу, в гостевом доме неподалёку. Но и в самой гостинице без жертв обошлось. Крыша загорелась, но, к счастью, не рухнула – успели вовремя потушить. Всех членов съёмочной группы оперативно переселили со второго этажа на первый, потому что наверху всё залито водой… Но, конечно, вонь, дым и смрад по всему зданию до сих пор стоят. Директор гостиницы уверен, что это поджог. Он так и следователю заявил. Будут разбираться…

– А Белецкий тоже в той гостинице обитает? – с живейшим интересом спросила Неля. При упоминании этого имени Асины щёки порозовели.

– Нет, он… в гостевом доме. Там же, где и я.

– А ты с ним общалась, вообще? Или он к себе никого и близко не подпускает? Какой он в жизни? Как себя ведёт? Высокомерный или простой? – Неля застрочила вопросами о любимом артисте, как из пулемёта. При этом она не забывала расставлять на столе тарелки и чашки, торопливо резала пирог, разливала крепкий чай, выставляла баночки с мёдом и вареньем.

– Общалась, – отводя глаза, отозвалась Ася. – Он очень добрый и хороший. Просто замечательный. Ни капли звёздности.

– Та-а-ак, – протянула заинтригованная Неля, – а чего это у нас голосок дрогнул? Ну-ка признавайся, подруга – не запала ли ты на него?!

Ася багрово покраснела.

– Ну… вообще-то, он женат, – увиливая от прямого ответа, отозвалась она. – Но, конечно, к чему лукавить – на него сложно не «запасть». Он потрясающий. По-настоящему классный…

– Я так и думала, – Неля мечтательно вздохнула, а затем глаза её оживлённо заблестели. – Слушай, если я вдруг соберусь приехать в Романовку, ты сможешь подвести меня к нему за автографом? Я не буду ему докучать, честное слово. Пусть просто напишет мне пару слов на память – и я тут же уйду…

Ася засмеялась.

– Какой же ты ещё всё-таки ребёнок, Нельсон! Ну конечно, приезжай. Я тебя и на съёмки могу провести, если интересно.

Неля даже взвизгнула от восторга:

– Ещё спрашиваешь! Конечно, интересно!!!

– А где Стас? – спросила Ася. Не то, чтобы она горела желанием встретиться с бывшим мужем – скорее, совсем наоборот. Просто балансирование темы разговора на Белецком уже становилось опасным и могло привести к ненужным откровениями. Ася ещё не была к ним готова, чувствуя себя слишком уязвимой и незащищённой.

– Он уехал в Москву по делам, будет через несколько дней, – отозвалась Неля, тоже не вдаваясь в детали. Лондонский контракт до сих пор представлялся ей чем-то заоблачным, нереально-фантастическим… и, пока он не будет подписан, она не станет болтать о нём направо и налево даже с лучшей подругой. – А как Димка?

– Всё отлично. Он сейчас в Стамбуле, на международных соревнованиях по карате. Несколько его учеников принимают в них участие.

– Передавай ему огромный привет от меня, когда будете созваниваться, – попросила Неля.

– Непременно, – улыбнулась Ася. – Он часто о тебе спрашивает.

– А ещё… Ох, Матвей, что ты делаешь?! – воскликнула вдруг Неля.

Пока она была занята хлопотами по приготовлению завтрака, сын незаметно завладел фотокамерой Аси, оставленной на диване. Он с интересом играл с этой необычной штуковиной, нажимая все кнопки подряд.

– Ой! – перепугалась Ася. – У меня там очень важные фотографии!

Неля уже подлетела к Матвею и поспешно вырвала камеру из его рук. Малыш растерянно хлопал глазами, не понимая, что плохого он сделал.

– Вот, возьми, – Неля протянула фотоаппарат подруге. – Проверь, что он там накрутил… Надеюсь, ничего непоправимого.

Ася просмотрела отснятые ею фото и застонала от бессилия: мальчик по незнанию удалил три последних снимка, сделанных вчера вечером на пикнике. Именно на тех кадрах была запечатлена неизвестная фигура возле обетного креста, которую Ася собиралась рассмотреть поближе на экране ноутбука. Разумеется, в связи с ночным пожаром, а также сопутствующими ему волнениями и суматохой она и думать забыла о том, что нужно перекинуть фотки на ноут. Матвей, сам того не желая, уничтожил единственное свидетельство того загадочного явления…

– Что? Всё совсем плохо? – огорчилась Неля, наблюдая за раздосадованным лицом подруги. Она поняла, что сын удалил что-то важное, и всерьёз расстроилась. – Ну что же ты, Матвей… – она выразительно погрозила ему пальцем.

Мальчик виновато спрятался за спинку стула. Взглянув на него, Ася огромным усилием воли взяла себя в руки.

– Не переживай, Нельсон. Откуда ему было знать, что нельзя нажимать на кнопочки? Да и я сама тоже хороша – бросаю камеру где попало.

– Обычно он не берёт чужое, – сконфуженно отозвалась Неля. – Прости, пожалуйста.

– Да перестань! Всё, забыли. И не ругай малыша. Он у тебя чудесный, – искренне сказала Ася и взлохматила яркие кудряшки Матвея. – Пойдём лучше чай пить, что-то я и впрямь проголодалась.

– Ну, рассказывай, как ты тут устроилась, – сказала Ася за завтраком. – Привыкла? Не тянет обратно в столицу?

– Нет, что ты, – засмеялась Неля. – Дело же не в географии. Для меня дом – это там, где сердце. Где тепло и всегда горит свет. И муж с сыном рядом… А в Москве у меня почти ничего и никого не осталось… Кроме родителей, но с ними я никогда не была особо близка, ну, и тебя, – она мило улыбнулась подруге. – Благодаря интернету расстояние больше не кажется проблемой. Мы же постоянно на связи…

– Освоилась здесь?

– Да, Стас сделал всё возможное, чтобы мне было комфортно. В первый год, конечно, было сложнее. Он же один тут жил, по-холостяцки, ему много и не надо: таскал воду из колодца, топил печь, рубил дрова… А сейчас у нас и ванна нормальная, помимо бани, и электрическая плита, и с водой больше нет проблем…

– Да я не об этом, – засмеялась Ася, – не о мелочах быта. В более глобальном плане! Всё-таки… это практически край земли. Я слышала, что ещё десять лет назад Мезень вообще была отрезана от мира – это сейчас и дорогу сделали, и самолёты стали регулярно летать…

– Жить можно, – беззаботно отмахнулась Неля. – Места здесь необыкновенные. Да и люди тоже особенные. Какие-то сказочные, как из старинных былин. Поморы… С настолько ясными голубыми глазами, что взгляд отвести невозможно. Не с голубыми даже, а с лазоревыми – есть такой особенный оттенок цвета, знаешь…

Ася знала. Удивительный цвет глаз Стаса в своё время буквально свёл её с ума. Эти невозможные, сиреневые, удивительно красивые глаза заглядывали, казалось, прямо тебе в душу.

– Здесь никогда не было войн, – продолжала Неля. – Сюда не ступала нога ни одного завоевателя. Сравнительно недалеко в тундре пасутся олени, и каждый год они идут через Мезень с берега моря, со своих летних пастбищ – на зимние, в тайгу. Зимой в город приезжают ненцы на упряжках – продают рыбу, оленину и лосятину, покупают водку. А какие здесь душистые травы! Местные масло и сыр пропитаны этими ароматами. Ты знаешь, мы со Стасом угощали нашим сыром знакомых во Франции и в Италии. Буквально все закатывали глаза от восторга и уверяли, что ничего вкуснее в жизни не ели!

– Ой, сыр и правда необыкновенный, – подтвердила Ася, вспомнив завтраки в их уютном гостевом домике. – Обязательно закуплюсь перед возвращением в Москву…

Довольная Неля протянула ей очередной бутерброд с тем самым нежнейшим пахучим сыром и продолжила рассказ:

– Поморы испокон веков жили тихо, мирно и пристойно: строили храмы, ловили рыбу, охотились, вели хозяйство… Представляешь, здесь многие помнят свою родословную на пять веков назад. И вообще, все друг друга знают… Местные не особо приветливы к чужим, существуют своим тесным мирком, заботятся о живых, поминают усопших… В каждом доме – своя память, своя гордость. Из местных мужчин каждый второй не вернулся с фронта. А ещё после прихода к власти большевиков здесь почти сотню лет никто не крестился и не венчался – с тех пор, как расстреляли последнего батюшку. Но сейчас у нас снова есть священник, свой приход… Да, кстати, – заговорив об отце Николае и матушке Ольге, Неля вспомнила и о детском доме, – я хотела тебя кое о чём спросить… Точнее – попросить.

– Я вся внимание, – отозвалась Ася, с наслаждением пережёвывая бутерброд.

– Может быть, – нерешительно произнесла Неля, – у тебя остались какие-то знакомые в журналистских кругах, которых могла бы заинтересовать эта новость? Ну, в смысле… мне нужно, чтобы проблему подняли на новый уровень. Чтобы ею заинтересовались в Москве!

– Да какую проблему-то, загадочная ты моя? – Ася улыбнулась, видя, что подруга не на шутку взбудоражена и даже не может чётко сформулировать свою мысль.

– Короче, закрывается детский дом. Все его воспитанники будут отправлены в другой город. Но дети не хотят этого, они ужасно расстроены и огорчены. Да, пусть им не повезло с семьёй, но всё равно Мезень для них – родина, и они не хотят никуда переезжать… – Неля и сама понимала, что говорит сумбурно и путано, но не могла справиться с волнением.

– Так, – медленно протянула Ася, сразу делаясь серьёзной и сосредоточенной. – А теперь с чувством, с толком, с расстановкой выкладывай всё, от начала до конца.

Неля поделилась с ней всем, что сама знала. Рассказала про нерентабельность детского дома, про стремление матушки Ольги с отцом Николаем усыновить всю младшую группу и про назревающий бунт среди воспитанников…

– Им там плохо будет, понимаешь! – выдохнула она в отчаянии и посмотрела на Асю с такой мольбой, будто в силах подруги было решить все эти проблемы одним махом. – Нельзя им отсюда уезжать. Они там сломаются, пойдут по плохой дорожке. У каждого и так – комплекс неполноценности и недолюбленности. Здесь-то они уже более-менее сроднились друг с другом и перестали самоутверждаться, соперничать, возвышаться взаимоунижением. А в Новодвинске придётся начинать всё сначала, пытаться прорваться в слаженный и устоявшийся коллектив… Да кто там с ними будет возиться да сюсюкаться? – Неля горестно всплеснула руками. – А ведь к любому из них нужен индивидуальный подход: кто-то увлекается рыбалкой, кто-то любит тайгу, кто-то тянется к лошадям… Необходимо выявить талант у каждого ребёнка, чтобы он поверил в себя. Да и вообще, хоть Мезень и считается городом, по сравнению с Новодвинском это самая настоящая деревня. Наши ребята к другому приучены, а тамошние не знают, с какой стороны к лошади подойти, как топить русскую печь и доить корову… Они как будто с разных планет!

– А если усыновить детей и оставить в Мезени? Так же, как младшую группу? Или никто не берётся? – спросила Ася. Неля покачала головой:

– Ну, одного усыновят. Ну, двоих-троих. А ведь нужно пристроить несколько десятков! Кстати, даже находились желающие, – она горько усмехнулась, – цыгане из вашей Романовки. Они реально были готовы усыновить весь детдом, так сказать, оптом. Но кто в здравом уме позволит сделать это цыганам? – воскликнула Неля с отчаянием. – Ты же знаешь все эти глупые стереотипы про них: воруют детей, продают на органы, заставляют побираться на вокзалах… На самом деле, всё это бредни. Чушь собачья! Ни один цыган никогда не бросит ребёнка, не оставит в беде – будь он хоть свой, хоть чужой.

– Ты-то откуда знаешь? – улыбнулась Ася такой горячности.

– Так в мезенской школе много цыганят учится. Я у них сама иностранный язык преподаю. Раньше в Романовке была своя младшая школа, а потом единственная тамошняя учительница ушла на пенсию. Никто из наших педагогов ездить туда не захотел. Так что теперь цыгане привозят своих деток к нам… Нормальные, бойкие и смышлёные ребятишки, между прочим.

– Так, вернёмся в нашим баранам, – Ася задумчиво побарабанила пальцами по столу. – То есть, ты хочешь, чтобы мезенский детдом продолжил свою работу, несмотря ни на что.

– Именно так, – вздохнула Неля. – Только и надо, что отремонтировать старое здание, ну, может быть, штат педагогов сократить. Но в любом случае, нужны спонсоры! Вернее, меценаты. Из городского бюджета детский дом уже вычеркнут. Но без привлечения внимания общественности к этой проблеме никто и не почешется.

– Так, так, так… – мысли Аси лихорадочно бегали. – Можно, конечно, закинуть информацию в ряд московских СМИ – это нетрудно, я могла бы это устроить через знакомых. Но чтобы реально помогло, надо не просто рассказать новость, нужен хайп, понимаешь?

– Смутно, – призналась Неля, не особо-то разбирающаяся во всём этом современном информационном сленге. – Это от английского слова «hype» – «надуть» или «обдурить»?

– Не совсем. Скорее уж, «шумно рекламировать». Хайпануть – это значит, в краткие сроки создать немыслимый ажиотаж, поднять шумиху. Вот то, что нам требуется!

– И… как это можно сделать?

– А вот это я должна всерьёз обмозговать, – вздохнула Ася. – Прямо сию минуту никаких идей у меня нет. Но я буду думать над этим вопросом.

– Спасибо тебе! – с благодарностью произнесла Неля, но подруга только отмахнулась:

– «Спасибо» потом будешь говорить. Пока не за что.

В это время зазвонил её мобильный. Ответив на звонок, Ася коротко переговорила с кем-то и, отключившись, сообщила Неле:

– Это водитель. Он уже освободился, ждёт возле дома. Мне пора, Нельсон…

Они вместе вышли на улицу – Неля решила проводить подругу до машины.

– Что же вы в дом не зашли? – спросила Неля у водителя. – Я бы вас накормила…

– Спасибо, милая девушка, – видно было, что водителю приятна такая забота, и отказывался он с искренним сожалением, – но я уже успел перекусить в кафе. Может быть, в другой раз…

– И чаю даже не выпьете?

– Время поджимает, – он виновато развёл руками.

Подруги обнялись на прощание.

– Не переживай, Нельсон, – шепнула Ася. – Я обязательно что-нибудь придумаю. Слово даю! Будем оставаться на связи. Ну, и если окажешься в Романовке… как говорится, не проходи мимо, проведу на съёмочную площадку, как обещала.

Перед тем, как сесть в машину, Ася бросила мимолётный взгляд на лежавшую на крыльце деревянную палку.

– Так значит, это правда? – улыбнулась она вдруг своим мыслям. – «В том доме, где тепло, не запирают дверь…»

Неля недоумевающе наморщила лоб.

– Ты о чём?

– Так… неважно.

Махнув ей рукой на прощание, Ася захлопнула за собой дверцу машины.

Вернувшись со съёмок, Вера обнаружила, что окно в номере разбито вдребезги, а на полу среди кусков стекла валяется большой увесистый камень.

– Интересные дела… – пробормотала она в замешательстве, присаживаясь на корточки и машинально подбирая руками осколки. Нет, всё-таки их было слишком много, так и порезаться недолго… Вера решила сходить за подмогой.

Узнав о случившемся, владельцы гостевого дома тут же заохали, заахали и поспешили вместе с Верой на место происшествия.

– Как же так, – сокрушалась хозяйка, – я ведь ни сном, ни духом… ничего не слышала! Что же это за хулиганство такое, и кому только в голову пришло?!

Вооружившись веником и совком, она принялась тщательно устранять последствия неприятности, а хозяин тем временем живо помчался за стекольщиком. Через полчаса уже ничего не напоминало об этом досадном недоразумении – стекло было заменено, пол чисто выметен, камень выброшен, однако у Веры на душе всё равно остался неприятный осадок.

– Кому же мы так не угодили? – задумчиво спросила она у хозяйки. – Вроде ведём себя тихо, никому не мешаем, не беспокоим…

Женщина поджала губы.

– Ну, наши сплетники всякое болтают. Кто-то вообще уверен, что это призрак Насти бунтует. Не нравится ей, дескать, что фильм о ней снимают. Память тревожат…

– Однако, для бесплотного призрака у вашей цыганки слишком уж тяжеловесные методы, – покачала головой Вера. – Пожар… Окно… Ветка… Впрочем, ладно, ветка – случайность, хотя бы в этом я уверена, сложно всё это специально подстроить. А вот остальное точно дело рук человеческих. Нет, кому-то мы явно перешли дорогу…

Настроение было слегка подпорчено: Вера даже передумала идти на обед в столовую.

Она понимала, что пока их просто слегка пугают, но, тем не менее, целенаправленно пытаются выжить отсюда. Что же будет в том случае, если они останутся?.. Честно говоря, Вера старалась и вовсе не думать об этом – ей и так было не по себе.

Она попробовала расслабиться и отвлечься, завалившись на кровать с книжкой, которую начала читать ещё в Москве. Однако долго покайфовать в одиночестве ей не удалось. В дверь деликатно стукнули, и на пороге возник Белецкий.

– Ты не заболела? – спросил он озабоченно. – Почему не обедала?

Он не знал о происшествии с разбитым окном, поскольку Вера решила пока не сеять напрасную панику среди коллег. В конце концов, это действительно могло быть случайностью – глупым баловством кого-нибудь из местных мальчишек.

– Да что-то аппетита нет, – покачала она головой. – А что, наши уже все вернулись?

– Массовка ещё на несколько часов задержится, – он присел на Асину кровать. – Можно, я у тебя немного побуду? – и, поскольку Вера удивлённо округлила глаза, виновато пояснил:

– Что-то не хочется одному торчать в номере… Как-то вдруг тоскливо стало. Я буду вести себя тише воды, ниже травы, обещаю.

Она пожала плечами.

– Да ради бога. Хочешь, телевизор включай… А если я вдруг усну во время чтения и начну храпеть, можешь бросить в меня подушкой.

– А куда подевалась твоя подруга? – поинтересовался он небрежным тоном. – Что-то её с утра не видно…

– Ася? – переспросила Вера. – Да она уехала в Мезень по делам вместе с водителем. Что, соскучился уже? – поддела она его. Белецкий смутился, как школьник, застигнутый строгим директором в момент курения под лестницей.

– Просто спросил…

В это время пиликнул его мобильник, принимая новое сообщение по ватсапу. Это было весьма кстати – можно было соскочить с деликатной темы и переключиться на что-то другое.

– О, господи… – застонал Белецкий, открывая сообщение, а затем рассмеялся.

– Что такое? – заинтересовалась Вера.

– Жена надо мной издевается, – пояснил он, лучась улыбкой и продолжая вглядываться в экран телефона. – Она сейчас в Ялте, у нас там дом… Вот, шлёт мне свои фотографии в купальнике с пляжа. Вообрази всю глубину коварства? – он снова засмеялся.

– Красивая у тебя жена? – с интересом спросила Вера.

– Очень, – кивнул он. – Но это не главное… Она ещё и человек замечательный. Человечище!.. Хочешь фотки посмотреть?

– Ещё спрашиваешь! – умирая от любопытства, Вера спрыгнула со своей кровати и села рядом с Белецким.

Супруге его было на вид не более двадцати трёх лет. Юное свежее личико, выразительные тёмные глаза, светлые пряди длинных волос… И фигура что надо, отметила Вера, всё на месте: и длинные ноги, и грудь, и талия… а уж загар – просто загляденье. Девушка и в самом деле была дивно хороша.

– На пляже, поди, все мужики слюни распустили, – хихикнула Вера. Белецкий нахмурился.

– Это-то меня и беспокоит…

– Скучаешь по ней? – понимающе спросила Вера. Он молча кивнул.

– Ну, ничего, – подбодрила она. – Вот закончатся съёмки, освободишься – и махнёшь к ней в тепло, к южному солнышку и синему моречку…

– И к любимой тёщеньке на её коронные варенички с вишенкой! – развеселился Белецкий. – Жена ведь оттуда родом. Это сейчас ей приходится жить на два города. Постоянно в разъездах между Ялтой и Москвой.

– А как вы с ней познакомились? – заинтересовалась Вера.

– О-о-о, – протянул Белецкий, – это целая история. Я, наверное, никогда не смогу отблагодарить её за всё, что она для меня сделала… Буквально с того света вытащила, когда у меня сердечный приступ случился. При этом мы с ней тогда даже не были знакомы.

– Ого! Как же так получилось?

– В тот день я отыграл спектакль, вышел из театра и отпустил машину, чтобы пройтись. Чувствовал себя уже тогда паршиво, но всё надеялся, что на свежем воздухе само пройдёт. Ну, и упал… Дальше помню весьма обрывочно. Галюша как раз проходила мимо. Сначала решила, что это какой-то алкаш валяется, но потом узнала меня и поняла, что дело плохо. Остановила первого попавшегося частника, буквально под машину кинулась, и они вдвоём привезли меня в больницу. Всю дорогу она мою голову у себя на коленях держала и постоянно подбадривала, говорила, что всё будет хорошо… До сих пор вижу её огромные испуганные глаза в тот момент. И тепло её руки – когда она меня тихонько по волосам гладила…

– История – как в кино, – покачала головой Вера. – Славная девочка. Как же хорошо, что она вовремя оказалась в нужном месте… И с тех пор вы не расставались?

– Наоборот, долго ходили вокруг да около, – засмеялся Белецкий. – Боялись признаться и друг другу, и себе, что всё всерьёз, по-настоящему.

– Ты очень её любишь? – спросила Вера. Он улыбнулся с непередаваемой нежностью.

– Она – мой самый дорогой подарок в жизни. Самое странное, что по возрасту я гожусь ей в отцы, но иногда складывается ощущение, что она намного мудрее, человечнее и опытнее меня…

– Мне всегда казалось удивительным и невероятным, когда люди влюблялись в кого-то намного старше или, наоборот, моложе себя. Хотя в школе я сама сходила с ума по учителю литературы… А сейчас в меня влюблён сын моего мужа от первого брака, – призналась вдруг Вера. – Вернее, вбил себе в голову, что влюблён, сам придумал… Теперь вот не знаю, как эту проблему расхлёбывать.

– А муж что говорит по этому поводу? По идее, пусть он и расхлёбывает, – пожал плечами Белецкий. – Это же его сын, а не твой.

– Он ничего не знает. Я пока не решилась ему сказать.

– А вот это ты зря, – серьёзно сказал Белецкий. – Если потом он узнает это не от тебя, может не так всё воспринять. Мы, мужики, очень ревнивые сволочи, если ты не в курсе…

– Да, наверное, ты прав… – на Верино лицо набежала тень озабоченности. – Тем более, Славка и не думает оставлять меня в покое. Я-то надеялась, что у него пройдёт со временем, но с каждым днём только хуже и хуже. Он пишет мне сообщения ежедневно, иногда безобидные – типа «доброе утро» и «добрый вечер», но чаще всего его клинит на «хочу тебя целовать, раздевать» и прочее непотребство, – она смущённо опустила глаза.

– Ужас, – Белецкий покачал головой. – Тем более, не скрывай это от мужа. Иначе потом может стать слишком поздно.

Дверь распахнулась, и в номер быстро вошла Ася. Увидев Белецкого, она покраснела от неожиданности, хотя на протяжении всей дороги из Мезени в Романовку думала о нём и предвкушала встречу, уже успев затосковать по нему за эти несколько часов.

– С возвращением, – Белецкий поднялся с её кровати. – Ну, не буду вам мешать, девочки. Счастливо.

И, не успела Ася опомниться, как дверь за ним захлопнулась. Он просто сбежал!

Она с трудом скрыла разочарование. Ей-то хотелось верить, что Белецкий ждал её возвращения. А он, наверное, даже и не вспомнил про неё за весь день ни разу. Хотя, может быть, его уход был обусловлен обыкновенной мужской деликатностью? Он же знал, что ей нужно переодеться и умыться с дороги. Интересно, спрашивал ли он что-нибудь о ней у Веры?

– О чём болтали? – как можно беззаботнее поинтересовалась Ася, усаживаясь на кровать, которая всё ещё хранила его тепло.

– Да так… – рассеянно, думая о своём, откликнулась Вера. – Саша показывал мне фотографии своей жены. Красавица! Он безумно её любит…

И у Аси моментально испортилось настроение.

«Дура! – обругала она себя. – С чего ты вообще вообразила, что он относится к тебе как-то по-особенному? Разве он давал тебе это понять хоть словом, хоть действием? Красноречивые взгляды, стихи у костра – это, конечно, прекрасно, но ведь он дарит их всем подряд, без разбора… просто по широте душевной. Он – добрый. Он со всеми мил и любезен. А ты – идиотка…»

– Ты что такая смурная? – заметила, наконец, Вера. – Неудачно съездила?

– Да нет, как раз наоборот, – вздохнула Ася. – Просто немного устала в дороге.

Поразительно, что идея отправиться в мезенский детский дом всей съёмочной группой пришла в голову не Асе, а Вере.

Выслушав от Аси эту историю, она сразу же загорелась поездкой, предложив купить подарки и угощение, а затем передать детям лично в руки. К приятному удивлению Аси, Веру моментально поддержали остальные: кто-то просто по доброте душевной, а кто-то (как, к примеру, продюсер Вовочка) – из желания лишний раз пропиарить будущий фильм. В сухом остатке получался тот самый «хайп», который так нужен был Асе и Неле.

О предстоящем визите, разумеется, они заблаговременно известили детдомовское руководство, и киношников встречали во всеоружии: с телерепортёрами и газетчиками. Что и говорить, тема выигрышная – столичные артисты почтили своим вниманием несчастных сироток, которые, к тому же, скоро останутся без крыши над головой!

С пафосом, конечно, слегка переборщили – цветы, овации, хлеб-соль… Слава богу, хотя бы не стали приветствовать делегацию москвичей, нарядившись в национальные русские наряды с кокошниками и отбивая земные поклоны.

В кабинете директора был накрыт богатый стол для гостей. Ася нечаянно перехватила взгляд Белецкого: он с досадой поморщился, когда всё это увидел. Впрочем, остальные киношники тоже были не в восторге.

– Лучше детей накормите, – тихо сказал Семён Горевой детдомовскому начальству – так, чтобы эта реплика не достигла ушей журналистов. – Едва ли вы их каждый день потчуете такими разносолами… Пусть хоть раз наедятся от пуза.

Ася ещё больше зауважала режиссёра после этой фразы.

Воспитанники детдома – чистенькие, приодетые – смирно сидели в своих комнатах и ждали, когда артисты придут с ними знакомиться. Очевидно, они получили чёткие инструкции по поводу того, как следует вести себя в присутствии гостей. Но дети всегда остаются детьми – при виде лиц, которые до этого они наблюдали только на экране телевизора, у многих буквально сорвало крышу от восторга. Они наперебой лезли за автографами, а девочки-подростки донимали Аурику, наиболее близкую им по возрасту, вопросами, трудно ли поступить в театральный вуз и стать артисткой. Веру они уже сбрасывали со счетов, как «пожилую» – точно так же, как и Белецкого, который был для школьниц слишком стар. В собственные четырнадцать лет чужой возраст «сорок» воспринимается чуть ли не синонимом долгожительства или дряхлой немощи. Зато девчонки не забывали вовсю строить глазки Андрею Исаеву – короче, для артистического молодняка наступил настоящий звёздный час.

С первого же взгляда Веру с Асей буквально пленил один из детдомовцев, которого звали Никитой. Это был совершенно очаровательный мальчуган – шапка русых волос, огромные круглые глаза, полные живейшего интереса к окружающему миру, умненькое личико…

– Такой хорошенький, – с улыбкой шепнула Вера Асе. Ася же обратила внимание на другое: из всех подарков, привезённых ими, Никитка сразу же выбрал книги и вцепился в них мёртвой хваткой.

– Любишь читать? – спросила она у него.

– Ага, – кивнул он, уже с упоением листая какую-то приключенческую повесть, любовно оглаживая пальцами корешок книги и с наслаждением вдыхая запах новых страниц. – Я писателем буду, когда вырасту! – пообещал он серьёзно. – И не надо будет искать, что бы интересненького почитать… Всё можно самому придумать! От начала до конца!

– Прямо как в анекдоте, – засмеялась Вера. – «Начал писать книгу, потому что читать нечего».

– Здорово! – восхитилась Ася его мечте. – И о чём же будут твои книги?

– Ну… – он добросовестно задумался. – Я пока ещё точно и сам не знаю. Какое-нибудь волшебство. Магия. Покруче, чем в «Гарри Поттере»»!

– Ну, дерзай, – протянула она с уважением. – желаю успехов.

– Вы, кстати, верите, что когда мне исполнится одиннадцать лет, я получу письмо из Хогвартса? Что меня пригласят учиться в школу чародейства и волшебства?

– Ммм, – Ася замялась. – Ну… вообще-то, всё может быть.

– А вот и неправда, – сердито буркнул мальчик в ответ. – Это все выдумки. Чудес на свете не бывает. И такой школы не существует, – объяснил он Асе, как маленькому ребёнку.

– Я бы не была столь категоричной, – чувствуя себя дура дурой, возразила она. – Всякое случается. Даже то, во что поначалу трудно поверить.

– А вы видели настоящие чудеса?

– Ну, какие-то загадочные явления в своей жизни я, несомненно, иногда наблюдаю, – задумчиво протянула Ася.

– А какие? – оживился Никитка. – Расскажите!

Ася вспомнила о странном крике в лесу, но решила держать эту историю при себе.

– Чудеса – не в банальных великанах и драконах. Они – в мелочах вокруг тебя, постоянно. Серебристая лунная дорожка в ночном море – разве не чудо? И шум океана в морской раковине, хотя сам океан находится за тысячи километров…

– Не знаю, – буркнул Никитка. – Ни разу не слышал. И морские раковины не видел тоже.

– В самом деле? – огорчилась Ася. – От вас же Белое море не так далеко… А у меня есть одна любимая ракушка. Я привезла её из Индии. Когда особенно холодно и неуютно, я подношу её к уху и словно опять оказываюсь на берегу Индийского океана…

– Здорово, – выдохнул мальчик, глядя на Асю с непередаваемой завистью и восхищением. Подумать только – она была в самой Индии! Наверное, даже на слоне каталась…

На симпатичного парнишку внезапно обратил внимание и Горевой.

– Слушай, – сказал он Асе, – какой типаж потрясающий. Ну просто херувимчик. Настоящее славянское лицо. И эти льняные волосы, и светлые глаза… Может, снять его у нас в эпизоде, а? Как думаешь?

Она пожала плечами.

– Вы режиссёр, вам и решать.

– Нет, в самом деле! – оживился Семён и призвал в качестве поддержки Веру. – Помнишь, есть в сценарии такой момент, когда Настя останавливается возле всех деревенских домов подряд и просит подать ей хотя бы кусочек чёрствого хлеба?

– Помню: все гонят её прочь, и только один мальчик, сжалившись, выносит ей пирог и молоко, – подтвердила Вера.

– Вот-вот, тот самый эпизод! Там даже слов нет, но такое лицо на экране будет смотреться выигрышно и растопит лёд даже в самом каменном сердце!

Воодушевившись, Горевой перевёл взгляд на Никитку.

– Ну что, приятель, хочешь в моём фильме сняться?

– Конечно, хочу, – спокойно, с достоинством отозвался тот, словно ему предложили что-то обыденное и простое – к примеру, выпить чаю.

– А не забоишься камеры?

– Что я – дурак? – искренне удивился Никитка. – С чего мне её бояться?

– А я, я?! – вдруг громко закричала одна из девочек, прислушивающаяся к их разговору. – Я тоже хочу сниматься в кино!

– Не берите Лариску, – хладнокровно сказал мальчик, обращаясь к режиссёру, – она врёт, что хочет сниматься. Она вообще никогда не мечтала стать актрисой. Просто влюбилась в меня, вот и преследует… Нигде от неё покоя нет, теперь и на съёмки хочет за мной увязаться.

Все, кто услышали эти громкие безжалостные слова, потрясённо ахнули и, не выдержав, засмеялись.

– Нехорошо так говорить, – с трудом сдерживая улыбку, заметила Ася, глядя в его круглые голубые глаза. – Настоящему джентльмену не пристало ставить даму в неловкое положение.

– Тем более, если дама явно к этому джентльмену расположена, – подхватил режиссёр.

Никитка между тем внимательно изучал Асино лицо, будто впервые разглядел его. Плевать он хотел на все замечания и нотации.

– Вы очень красивая, – вздохнул он наконец, как бы резюмируя. – На маму мою похожи.

У Аси зашлось сердце. Она не сообразила, что тут можно сказать, как ответить, и поэтому просто выдавила из себя растерянную улыбку.

Позже, протиснувшись сквозь толпу коллег, журналистов и детей к директору детдома, который беседовал о чём-то с Белецким, подобострастно улыбаясь, она тихонько спросила, незаметно кивнув в сторону Никитки:

– А что с родителями это мальчика? Кто они и где, вам известно?

Директор проследил за направлением её взгляда.

– Которого, Никиты Иволгина? Конечно, известно. Они утонули два года тому назад. Лодка перевернулась. Вместе с ними был ещё и младший сын, брат Никиты. К сожалению, никого спасти не удалось… Счастье для пацана, что сам он в тот день приболел и дома остался. За ним соседка присматривала.

Она закусила губу. Белецкий, заметив Асино волнение, коротко пожал ей руку, желая подбодрить. Сжал – и тут же отпустил, настолько мимолётно и ненавязчиво, «ресничного недолговечней взмаха», что можно было подумать – ей всего лишь показалось, почудилось это прикосновение. Но она благодарно улыбнулась ему в ответ, а затем долго ещё вспоминала ощущение от касания его горячей сухой ладони…

Директор согласился отпустить Никитку на все выходные, чтобы съёмочная группа гарантированно успела отснять нужный материал с участием мальчика. Горевому пришлось писать специальную расписку в том, что он берёт на себя ответственность за детдомовского воспитанника и обязуется доставить его обратно утром понедельника в целости и сохранности. Возможно, это было не совсем по правилам, но все закрыли глаза на утомительные бюрократические формальности – особенно в свете того факта, что, собственно, сам детский дом доживал свои последние денёчки.

Пока режиссёр с директором занимались этим вопросом в кабинете, а остальные киношники общались с детьми, Ася вспомнила о подруге. Не мешкая, она набрала номер Нели.

– Не очень занята сейчас? Можешь подъехать прямо к детскому дому?

– Конечно, а что случилось? – испугалась Неля.

– Да всё хорошо. Это по нашему с тобой вопросу. Ну, и… хочу тебя кое с кем познакомить.

– Минут через десять буду, – пообещала Неля. – Детдом совсем рядом.

Ася огляделась в поисках Белецкого. А вот и он – о чём-то оживлённо болтает с подростками из старшей группы. Глаза у всех довольно блестят, беседа то и дело прерывается взрывами хохота. Вот же человек-праздник, подумала Ася. Всем возле него хорошо, всем интересно…

– Александр, – обратилась она к нему, – не могли бы вы оказать мне маленькую услугу?

– Да, конечно, с удовольствием, – отозвался он тут же, моментально выражая полную боевую готовность – ну просто душка! – Что надо сделать?

– Пройдёмте со мной ненадолго к выходу. Я хочу представить вас своей подруге. Просто уделите ей несколько минут, перекиньтесь парой фраз… Она очень обрадуется. Неля ваша давняя поклонница.

– Подруга? – он удивлённо изогнул бровь. – Когда это вы успели задружиться с местным населением?

– Она москвичка, – улыбнулась Ася. – Просто вышла здесь замуж за иллюзиониста Станислава Князева – слышали, быть может, о таком?

– Ну разумеется. Не знал только, что он из этих краёв.

– А вот, кстати, и он сам… – растерянно пробормотала Ася, когда они вышли на улицу.

Стас действительно пришёл вместе с Нелей.

Ася впервые видела его после развода. Как оказалось, она совсем не готова была к этой встрече… Белецкий сразу же заметил скрытое напряжение, витающее между этими тремя людьми: Асей, иллюзионистом и милой рыжеволосой девушкой, которая, очевидно, и являлась Асиной подругой. Впрочем, она не была так уж юна, как могло показаться на первый взгляд. Вполне возможно, они с Асей были ровесницами. Просто детская наивность во взгляде ясных глаз этой рыженькой и полное отсутствие косметики на нежном личике, трогательно усыпанном веснушками, могли создать обманчивое впечатление. За руку она держала симпатичного рыжего мальчонку, в котором без труда угадывался её сын.

Белецкий, конечно же, не вспомнил Нелю, не узнал в ней ту незадачливую поклонницу, которая едва не рухнула перед сценой после его спектакля, пытаясь вручить букет цветов – сколько зрителей он перевидал на своём веку, сколько букетов от них получил, сколько раз выходил под аплодисменты и крики «браво» для финального поклона…

– Ой! – увидев Белецкого, по-детски пискнула Неля, чуть не падая в обморок. – Это правда вы? Здравствуйте…

– Знакомьтесь, – немного волнуясь, Ася представила их всех друг другу, а затем сделала незаметный знак Белецкому, чтобы он занялся Нелей.

Стас… Ася изо всех сил постаралась не смутиться, не отвести боязливый взгляд. Она прямо взглянула в его сиреневые глаза («лазоревые», как сказала бы Неля), такие знакомые и в то же время невероятно чужие. Трудно было даже представить себе, что когда-то эти глаза смотрели на неё близко-близко, а эти губы когда-то опаляли её жаром поцелуев. Прислушавшись к себе, Ася с радостью поняла, что была абсолютно бесстрастной. Стас больше не волновал её. Никак.

– Привет, – сказал он осторожно. – Хорошо выглядишь.

– Спасибо. Как ты?

– Всё отлично.

Разговор получался пустой, ниочёмный, и они оба это прекрасно понимали.

– Неля сказала, ты вызвалась помочь решить проблему… ну, относительно детского дома, – несмело произнёс он наконец.

– Да, – кивнула она, – правда, пока не знаю, что из этого выйдет. Но я пробую все входы и выходы. Вот, видишь… даже наши артисты неожиданно заинтересовались.

– Это хорошо, – сказал он серьёзно. – Может быть, в голове у вышестоящих и правда что-нибудь щёлкнет… А для Нели это очень много значит. Она к этим детям сильно привязана.

– Я поняла, – кивнула Ася. Стас, наконец, решил поинтересоваться её делами.

– Ммм… Фильм снимаете? – спросил он. Вопрос прозвучал довольно неуклюже (разумеется, фильм – а иначе что здесь делают все эти люди?), но Ася не стала заострять на его неловкости внимания. Понимала, как ему трудно сейчас спокойно общаться с ней после всего, что было. Смотреть ей в лицо и непринуждённо вести светскую беседу.

– Ну да. Уже около недели снимаем. Ты, кстати, с лошадьми по-прежнему на дружеской ноге? Не разучился верхом ездить?

Он улыбнулся такому нелепому предположению.

– Нет, конечно, не разучился. А что?

– Да не мешало бы проконсультировать наших артистов… – озабоченно сказала Ася. – Большинство от лошадей шарахается, как чёрт от ладана. Даже цыгане ваши какие-то безлошадные, трусят к коню и близко подойти. Семён – это наш режиссёр – уже чуть не плачет. Сэкономил на специалистах из Москвы, называется. Думал, что раз посёлок цыганский – то любовь к лошадям тут у всех с молоком матери впитана. Может, дашь пару практических советов или даже уроков верховой езды? Если, конечно, у тебя есть на это время, – спохватилась Ася.

– В Мезени есть конный клуб, – откликнулся он, задумавшись. – Можно привлечь профессионалов оттуда.

– Да, но мне будет приятно, если этой работой займёшься именно ты. Тогда я действительно буду знать, что всё выполнено на совесть.

– Я постараюсь, – растерянно отозвался он.

– Позвони ассистенту режиссёра. А лучше сразу главному… Вот, запиши его номер. Скажешь, что по моей рекомендации, я его предупрежу. А то он уже на стенку лезть готов, что на всю деревню нет ни одного нормального наездника. Один Белецкий лошадей не боится, но он и так на съёмках занят, чтобы ещё попутно уроки давать…

Стас машинально перевёл взгляд в сторону артиста. Тот был занят какой-то увлекательной беседой с его женой и сыном – и держался при этом настолько просто и естественно, словно был знаком с Нелей уже много лет подряд, а не видел её сегодня впервые в жизни. Что и говорить, его поведение было безупречно галантным. Даже Матвей, едва ли понимаюший хотя бы слово из того, о чём мама разговаривала с этим незнакомцем – и тот сиял искренней широкой улыбкой, преисполненной детской непосредственности.

– Нельсон, нам пора уходить, – заторопилась Ася, вспомнив о долге. – Там ещё не все журналисты Александру вопросы задали. Наверное, жаждут пообщаться.

– Да, конечно… – опомнилась Неля, с сожалением прерывая, по-видимому, очень интересный разговор. Стас даже приревновал слегка – ишь, глазки заблестели, щёчки разрумянились… Поэтому попрощался он с Белецким, пожалуй, излишне суховато.

– Милая у вас подруга, – заметил Белецкий, когда они с Асей шли обратно. – И так удивительно, что она, москвичка, живёт именно здесь, что это её добровольный выбор… Вы давно знакомы?

– Ага, – кивнула Ася. – С самого раннего детства. В одном подъезде жили, росли в одном дворе, ходили в одну школу…

«Влюблялись в одних и тех же парней», – хотела она добавить, но не стала. Сначала не могли поделить Димку, потом Стаса… Интересно, если бы Неля не обожала так трогательно, без памяти, собственного мужа, смогла бы она влюбиться и в Белецкого тоже? Ася тут же запнулась на этом «тоже». «Так вы влюблены в него, мадемуазель?» – спросила она язвительно у самой себя. – Можете признаться в этом открыто? Или это так – банальный флирт, который от невозможности чего-то большего делается слаще и притягательней, как всякий запретный плод?»

– Вот же её занесло… Неужели такая сильная любовь? – продолжал между тем расспрашивать Белецкий.

– Очень сильная, – отозвалась Ася со вздохом. – И у обоих очень… выстраданная, что ли. Неля же замужем за моим бывшим мужем, между прочим.

Она и сама не знала, зачем ему это сказала. Так ли уж необходимо ему было знать об этом? А может, Ася, как глупая девчонка-подросток, просто бравировала своей популярностью у противоположного пола? Боже, какая пошлость и низость. Раньше она никогда до такого не опускалась.

Белецкий даже приостановился и взглянул на Асю в изумлении.

– Станислав Князев – это ваш бывший муж? – переспросил он недоверчиво. – А Нелли – ваша лучшая подруга?

– Звучит дико, но это именно так, – Ася засмеялась странным коротким смешком. – Высокие, высокие отношения, как говорилось в одном известном фильме… На самом деле, всё действительно в прошлом. Они очень счастливы вдвоём. Со мной… со мной ему было плохо, – признавать это было трудно, но необходимо, чтобы она не растеряла к себе остатков самоуважения.

– Вы очень оригинальная девушка, Ася, – сказал Белецкий искренне. – Странная и необычная.

– За «девушку» спасибо, – усмехнулась она. – Я оценила вашу деликатность. И что, эта моя необычность вас пугает? Отталкивает?

– Ну, что вы. Я вовсе не это имел в виду. Вы мне… интересны, – откровенно отозвался он. – Есть в вас что-то такое, чего я не могу пока разгадать.

– А вы любите разгадывать? Препарировать людей?

– Ну вот, вы всё-таки обиделись, – уличил он её. – Наверное, я, дурак, не то сказал. Не так выразился. Вы простите, Ася. Ничего плохого я, честно, не имел в виду.

– С чего мне обижаться? – она дёрнула плечом. – На обиженных воду возят. А вам спасибо, что согласились пойти со мной. Мне очень хотелось порадовать Нелю. По-моему, она просто счастлива от знакомства с вами.

– Так сладенького хочется, – вздохнула Аурика, трясясь в автобусе вместе с остальными киношниками по кочкам, ухабам и колдобинам на пути из Мезени в Романовку. – Я бы с таким кайфом съела сейчас чизкейк или тирамису! Надоели эти шаньги, если честно…

– Эх, молодёжь, – беззлобно проворчал Семён Горевой. – Тирамису… Как по мне, нет ничего вкуснее наших «наполеона» или «картошки»!

– Или эклера с заварным кремом, – поддержала разговор гримёрша Валентина.

– А я в детстве больше всего обожала «корзиночку», – вспомнила Вера, улыбнувшись. Изрядно проголодавшиеся члены съёмочной группы с удовольствием ударились в гастрономические воспоминания о любимых кондитерских изделиях.

– Я в середине восьмидесятых приехал в Москву учиться, – сказал Миша Яковлев. – Так вот, верите – до сих пор помню вкус пирожков с мясом в палатке на Павелецкой! Самый любимый студенческий перекус… Один пирожок стоил десять копеек. На рупь можно было нажраться до одури!

– Ну, началось, – засмеялась Аурика. – Сейчас пойдут старые песни о главном – раньше и трава была зеленее, и колбаса вкуснее…

Она оказалась права: бывшие советские граждане уже вовсю ударились в ностальгию и лирические воспоминания.

– В то время Пятницкий рынок ещё не снесли, – вздыхал Семён Горевой. – Ах, какие там были оладьи! А ещё пончики из кулинарии – с повидлом или капустой…

– А помните кафе-мороженое на улице Горького? – воодушевился и Белецкий. – Я туда на первом курсе постоянно девчонок приводил. Мороженое там было просто изумительное. Шарики в железной вазочке, с сиропом – или нет, лучше с шоколадной крошкой. А молочные коктейли! Эх… теперь таких не делают.

– А ты что больше всего любишь, Никитка? – обратилась к мальчику Ася, заметив, что он только растерянно хлопает глазами, выслушивая все эти диковинные рассказы.

– Я? Пиццу! – выпалил он, не задумываясь ни на секунду. – Мы с мамой, папой и Тимошей ездили в Архангельск и ходили там в пиццерию. Мне больше всего понравилась с колбасой, а Тимоше – с грибами! Вкусная пицца была, и сыра много-много… – вздохнул он.

Сердце Аси снова сжалось, словно закручиваясь в тугой узел – так, что даже стало трудно дышать.

– Мы обязательно приготовим для тебя пиццу, – пообещала она. – Это легко сделать в домашних условиях, необязательно специально ехать в пиццерию. У нас в гостевом доме есть кухня с печью, а все нужные продукты можно купить.

Конечно, нельзя было сказать, что детдомовских детей держали впроголодь. Однако изысканными деликатесами явно не баловали – Ася могла судить по тому, с какой жадностью Никитка накинулся на еду во время ужина. Сама хозяйка чуть не прослезилась, то и дело подливая мальчику суп, подкладывая куски свежего хлеба в плетёную корзинку и выбирая самые поджаристые и румяные котлетки. Даже после заверений, что он наелся, Никитка, тем не менее, не отказался от бутербродов с сырокопчёной колбасой, предложенных позже к вечернему чаю – он заглатывал их один за другим, и у Аси снова ворочались в горле булыжники.

Насытившись, мальчик сразу осоловел и начал, зевая, тереть глаза.

– Ну что, приятель, – спросил его Семён, – пойдёшь ночевать ко мне в номер? Или у тебя есть свои пожелания по этому поводу?

– Я лучше с тётей Асей, – наивно отозвался мальчуган.

– Какой ужас! – ахнула та в притворном шоке. – Сразу ощущаю себя тёткой из рекламы девяностых: «Тётя Ася приехала!» Зови-ка меня просто Асей, дружок. Надеюсь, я не слишком стара для такого обращения. Но, видишь ли… Мы живём вместе с Верой, – она кивнула в сторону актрисы. – Боюсь, втроём нам будет тесновато.

Было видно, что Никитка расстроился. У Веры первой дрогнуло сердце.

– Да ладно тебе, Ась! – сказала она. – Потеснимся с тобой как-нибудь на одной кровати пару ночей. Вроде, не сильно толстые…

– Нет, вы обе нормальные, – серьёзно заметил Никитка. – Я бы даже сказал, что довольно стройные.

Столовую сотряс взрыв всеобщего хохота.

Несмотря на усталость, Никитка ужасно оживился, обнаружив, что в номере есть ванна. В детском доме имелась только общая душевая, поэтому мальчик загорелся идеей выкупаться перед сном. Очевидно, воспоминания о купании в ванной сохранились у него с тех времён, когда родители ещё были живы.

Ася с Верой не возражали. Хозяйка дала им дополнительное банное полотенце, а также забрала вещички мальчика, чтобы завтра вернуть бельё выстиранным, высушенным и отутюженным.

– Может быть, тебе помочь? – деликатно спросила Ася. – Ну, например, вымыть голову…

– Спасибо, я и сам могу, – с достоинством откликнулся Никитка. – Я же мужчина. Я вас стесняюсь.

– Скажите на милость… – пробормотала Ася, послушно закрывая дверь ванной комнаты.

– Были бы мы в Америке, нас бы с тобой уже засудили, – заметила Вера мимоходом. Она прожила в США более десяти лет и знала, о чём говорит. – Ты не представляешь, насколько там все чокнулись с правами ребёнка и независимостью. С одной стороны, всеобщая демократия, равенство и братство, а с другой – невероятная зашоренность мировоззрения, узкие рамки, лживо названные «толерантностью», процветающее буйным цветом стукачество, а шаг вправо или влево расценивается как побег… И тут вдруг, подумать только, что за дикость: посторонний мальчишка ночует в номере у двух взрослых женщин. Причём одна из них рвётся к нему в ванную – якобы для того, чтобы помочь искупаться. Ах, нет ли тут скрытой педофилии?

– Фу, что ты такое говоришь, – Асю аж передёрнуло от омерзения. Вера печально кивнула:

– Именно так. Бдительные соседи обязательно нажаловались бы в соответствующие органы, и нам вломили бы так, что мало не покажется. Ещё и незаконное похищение ребёнка из детского дома приплели бы до кучи.

– Ты совсем не скучаешь по Штатам? – спросила Ася. – Никогда не хотела бы туда вернуться?

Вера покачала головой.

– Да нет. Мне хватает редких гостевых визитов. Ты не думай – я очень даже хорошо отношусь к Америке. В конце концов, там прошли очень насыщенные и интересные годы моей жизни. Первая любовь, первый успех… К тому же, там у меня остались отец с мачехой и сестра с племянниками. Ну, и друзья, конечно… Коллеги, бывшие однокурсники и одноклассники. Но дома – по-настоящему дома – я чувствую себя только в Москве.

После горячей ванны Никитка вырубился в считанные секунды. Ася укрыла его одеялом, поправила подушку, но он даже не почувствовал этого.

Вера тоже довольно быстро заснула. Асю же, как это нередко случалось с ней в последнее время, одолела бессонница.

Никитка спал беспокойно. Он разметался во сне, иногда прерывисто вздыхал и даже испуганно вскрикивал. Ася тихонько подходила к его кровати, поднимала сброшенное одеяло и заботливо подтыкала им мальчишку со всех сторон, чтобы его не просквозило после купания. Пару раз она даже обеспокоенно трогала его лоб, проверяя, не горячий ли. Жара не было – очевидно, ребёнок просто перевозбудился и разволновался от обилия впечатлений сегодняшнего дня. Вот тревожные сны и будоражили невинную душу…

Около полуночи Асе нестерпимо захотелось курить. Она не рискнула открывать окно и тихонько выскользнула из номера, прихватив с собой сигареты и зажигалку.

Выскочив на улицу, Ася поняла, что покурить в блаженном одиночестве ей вряд ли удастся – на крыльце стоял человек. Он облокотился о перила и, кажется, дышал свежим воздухом на сон грядущий. Ася даже не очень удивилась, узнав Белецкого. Жизнь почему-то постоянно сталкивала их друг с другом. Не караулил же он её здесь, в самом деле! Хотя – вот странно – Белецкий тоже вёл себя так, будто появление Аси не было для него неожиданностью.

– Что, уснул ваш маленький разбойник? – негромко спросил он. Было темно, но по его голосу она поняла, что он улыбается.

– Да, намаялся, бедолага… – Ася нерешительно остановилась рядом с ним.

– А вам почему не спится? – спросил Белецкий.

– Курить захотелось, – отозвалась она в некотором смущении, невольно вспоминая его слова о том, что он не выносит курящих женщин. – Но вы не переживайте, я отойду подальше, раз вам это так неприятно.

– Курите, ради бога, – махнул он рукой. – Переживу как-нибудь.

Она щёлкнула зажигалкой и с наслаждением затянулась. Несколько мгновений прошло в полной тишине. Ася хотела, чтобы Белецкий поговорил с ней о чём-нибудь – неважно, на какую тему. Ей просто был приятен сам звук его голоса. Но он молчал, а самой навязываться со светской беседой Ася из гордости не пожелала.

Без единого звука выкурив сигарету, Ася выбросила её в урну и собралась возвращаться в номер. Белецкий, кажется, совершенно не был заинтересован в её присутствии, глубоко погружённый в свои мысли.

И в этот момент это случилось снова. Раздался тот жуткий крик, поразивший в первую ночь Асино воображение. Протяжный вопль напоминал разом и плач, и стон, и причитания обезумевшей женщины, которая будто бы заживо горела в огне, но в то же время с большим трудом можно было охарактеризовать эти звуки как человеческие.

Асю буквально подбросило на месте от ужаса. Она и сама не поняла, какая сила швырнула её к Белецкому. А может быть, это он резко притянул её к себе? Секунду спустя она осознала, что оказалась в его объятиях. Её трясло и колотило, как в лихорадке.

– Вы слышите? – испуганно повторяла она. – Слышите этот кошмарный крик?!

– Тихо, тихо… – негромко выговорил он слегка охрипшим голосом. – Успокойтесь. Это всего-навсего какая-нибудь птица. Ничего страшного или сверхъестественного.

Она послушно затихла, только всё ещё продолжала дрожать. Его руки тоже слегка подрагивали. Впрочем, это было не от страха. Чувствовалось, что он взволнован. Асино сердце бешено колотилось, отдаваясь в ушах настоящим грохотом. Она ощущала на своём лице его дыхание. Белецкий молчал. Она тоже. Он не пытался оттолкнуть её или отстраниться, но и ничего не делал для того, чтобы приблизиться. Не предпринимал попыток крепче стиснуть в объятиях или поцеловать.

«От меня, наверное, пахнет куревом», – запоздало сообразила Ася, и ей стало стыдно до слёз. Она неловко высвободилась из кольца его рук.

– Всё… нормально, – выговорила она. – Простите меня. Это просто нервы.

– Ничего. Я понимаю, – отозвался он совершенно бесстрастно.

Стараясь не встречаться с ним взглядом и благодаря бога за то, что вокруг достаточно темно, она прошмыгнула мимо него обратно в гостевой дом. Он остался стоять на крыльце в одиночестве.

– Можно задать тебе очень личный вопрос? – помявшись, выдала Вера утром следующего дня, когда Никитку увели переодеваться и гримироваться для съёмок. Ася сразу же внутренне напряглась: она не любила таких предисловий. Как правило, за подобным вопросом следовало болезненное расковыривание старых ран. Вера была деликатна и ненавязчива, но, раз уж она решилась произнести «очень личное» – вряд ли имелись в виду невинные разговоры о погоде.

– Ну, попробуй… – ответила Ася осторожно.

– У вас с Сашей что-то есть? – видно было, что Вере тоже страшно неловко, однако сама Ася чуть не провалилась сквозь землю от стыда.

– Нет, – отозвалась она, поспешно отворачиваясь, чтобы скрыть пылающее лицо. – Совсем нет, а почему ты спрашиваешь?

– Извини, это совершенно не моё дело… – Вера виновато улыбнулась. – Просто мне показалось…

– Что показалось? – быстро спросила Ася. Неужели то неясное, смутное, неопределённое, что происходит между ней и Белецким, имеет вполне реальные очертания, если это замечают другие?

– Показалось, что вы оба относитесь друг к другу как-то… по-особенному, – ответила Вера. – Ты не думай, я ни в коем случае не осуждаю ни тебя, ни его, просто…

– Не за что осуждать, – перебила Ася, глубоко вздохнув. – Между нами ничего нет. Я не вру.

– Ну конечно, не врёшь, – Вера даже расстроилась, что могла обидеть её своими подозрениями. – Я же вас с ним ни в чём не обвиняю. Решила уточнить, только и всего…

– А почему тебе это пришло в голову? – спросила Ася. – По-моему, между нами не происходит ровным счётом ничего такого, что можно было бы расценить двусмысленно. Он общается со мной точно так же, как с остальными…

– А вот и нет! – горячо возразила Вера. – Я же вижу, что совсем иначе, чем с другими. Вот, допустим, со мной он шутит, смеётся, болтает обо всём подряд… А при твоём появлении у него даже взгляд меняется. Он… очень странно и необычно на тебя смотрит, особенно когда ты не видишь. Я не раз замечала.

Ася с трудом подавила порыв расцвести глупой счастливой улыбкой.

– Он… смотрит на меня?

– А то! – с жаром подтвердила Вера. – Постоянно пялится. Даже вот сегодня в столовой… Я поэтому и уточнила. Причём, знаешь… смотрит не банально, как мужчина на женщину – ну, там, с вожделением или восхищением… У него во взгляде какая-то печаль. Очень грустные у него глаза, когда он на тебя смотрит, вот! – сформулировала Вера. Ася не выдержала и расхохоталась.

– Может, человек от одного моего вида впадает в депрессию? Или я просто действую ему на нервы?

– Да нет, – Вера с досадой махнула рукой. – тут что-то другое. Заметь, он даже на «ты» с тобой никак перейти не может. Будто… робеет или боится обидеть. Он тебе, вообще-то, нравится?

– А кому не нравится Белецкий! – попыталась отшутиться Ася, но Вера не приняла этот шутливый тон.

– Я не об этом. Разумеется, как актёром и просто красивым мужчиной им невозможно не восхищаться. Но я говорю о чём-то большем.

– О большем и речи идти не может, – отрезала Ася. – Во-первых, он женат. Я тоже не вполне свободна. Завязывать кратковременную интрижку… нет уж, спасибо. А ничего иного всё равно больше не светит.

– Ну и ладно, ну и слава богу, – Вера с облегчением перевела дух. – Понимаешь, я поначалу даже как-то слегка расстроилась, очень уж стало жалко твоего Диму. Ты с такой любовью о нём рассказывала! Да и Саша без ума от своей жены. Поэтому и растерялась. Думаю – ну как так-то?!

– Собиралась вести среди нас разъяснительную работу? – засмеялась Ася. Вера даже отшатнулась от такого предположения.

– Что ты! Ему я вообще… ни намёком, ни словом. Надеюсь, ты тоже меня не выдашь. То-то он посмеётся надо мной за такие дикие идеи!

«Не такие уж, к сожалению, и дикие», – подумала Ася, но вслух, понятное дело, говорить этого не стала.

Никитка оказался прирождённым артистом. Вернее, не так: он не просто изображал кого-то, играя роль, а полностью вживался в образ своего персонажа. Впрочем, возможно, по малолетству Никитка ещё не слишком различал, где проходит грань между съёмками и реальной жизнью, и потому воспринимал всё, происходящее на съёмочной площадке, слишком серьёзно…

Когда цыганка Настя, принимая из рук деревенского мальчишки нехитрое угощение, молча заплакала от переполняющего её чувства благодарности, он тоже начал всхлипывать, а потом осторожно погладил ладошками её лицо, утирая слёзы, словно уговаривая успокоиться. Этого не было прописано в сценарии, но смотрелось так пронзительно, что решили не резать этот эпизод, а оставить целиком – так, как есть.

– Мальчик безумно талантливый, – шепнул оператор Семёну, довольный идеально отснятой сценой. – Эх, его бы в Москву – такого на всех киностудиях с руками оторвут, сейчас ужасно мало детей, которые умеют играть…

– Ты справился просто потрясающе, – сказала Никитке Ася. – Уверен, что хочешь в будущем стать именно писателем, а не актёром?

Польщённый многочисленными комплиментами окружающих, Никита скромно отозвался:

– Я должен подумать. Ну, время-то пока есть… Сначала школу надо закончить!

– Удивительно разумный молодой человек, – смеясь, заметил Белецкий. – В крайнем случае, можно ведь и совмещать… Играть в кино, а в свободное от съёмок время строчить нетленки!

– Чего строчить? – не понял Никитка. Белецкий сделался подчёркнуто серьёзным.

– Свои гениальные произведения, что же ещё.

Ася тайком кидала в сторону Белецкого быстрые взгляды, пытаясь засечь тот момент, когда он смотрит на неё. Ведь, как уверяла Вера, с ним это случается практически постоянно! Однако, как она ни ловчилась, а поймать взгляд Белецкого на себе так и не смогла. В конце концов, она почти уверилась в том, что Вера это просто себе придумала.

– Ты хочешь остаться и понаблюдать, как дальше пойдут съёмки, или лучше вернуться в номер? – спросила она Никитку. – А может, просто пойдём погуляем?

– Если со мной уже всё отсняли, это значит, что мне сегодня же нужно вернуться в детский дом? – спросил он с подозрением.

– Нет, что ты. У тебя вольная грамота до понедельника, – пошутила Ася. – Или… ты, быть может, и сам хочешь вернуться к своим?

– Нет, – замотал он головой. – Мне тут у вас очень хорошо и весело.

– Нам с тобой тоже очень хорошо, – честно сказала Ася.

Когда они вдвоём, дружно взявшись за руки, стали пробираться сквозь толпу зевак, традиционно окруживших место съёмки, Ася наткнулась на знакомую цыганку – ту самую, с золотыми зубами. Цыганка тоже узнала её и, ни капли не смутившись, многозначительно-заговорщически подмигнула.

– Дэвэс лачо, – приветливо заулыбалась она. – Рада видеть тебя, красавица. И тебя, миро лачинько, – обратилась цыганка к Никитке. Тот смотрел на неё, распахнув глаза в немом восторге и удивлении.

– А говорила мне, что нет у тебя никакого сына, – шутливо попеняла она Асе. Та занервничала.

– Послушайте… ну что вы постоянно лезете не в своё дело? Это вовсе не мой ребёнок. И ваши неуместные замечания могут его только испугать и расстроить.

Никитка, однако, не выглядел ни испуганным, ни расстроенным. Цыганка явно нравилась ему.

– Хороший парень. Человеком вырастет, – заметила та и погладила его по волосам.

– Пойдём, Никита, – ещё больше занервничав (а вдруг у неё руки грязные, или вообще – вши?), Ася потянула мальчика за собой. Тот послушно двинулся за ней, но по пути то и дело оборачивался – чем-то эта странная особа его заворожила.

– Кто эта тётя? – спрашивал он у Аси с любопытством. – Она самая настоящая цыганская женщина? Или тоже актриса?

– Никто, – растерянно бормотала Ася, думая о своём. – Не обращай внимания. Она… просто ненормальная.

– Тэ явэн бахталэ… – тихо прошептала цыганка себе под нос, глядя им вслед.

Слова цыганки, сказанные в первый съёмочный день, не шли у Аси из головы всё это время. Она постоянно мысленно возвращалась к ним, обдумывая и анализируя. И в тот момент, когда цыганка назвала Никитку Асиным сыном, у неё внутри всё оборвалось. С одной стороны, конечно, это была вопиющая бестактность и самонадеянность (кто вообще её просил делать такие далеко идущие выводы?!), но с другой… эти слова, что удивительно, были в глубине души приятны Асе. На самую маленькую долю секунды она словно ощутила Никитку своим ребёнком и испытала всю гамму материнских эмоций – и любовь, и гордость, и обожание, и тревогу за свою кровиночку…

Ей нравился этот мальчик. Она робко задавала себе вопрос: могла бы она – не на самом деле, конечно, не всерьёз, а так, чисто теоретически – усыновить его? Смогла бы полюбить, заботиться и ухаживать, как его погибшая мать? Отторжения эта мысль не вызывала, и всё-таки Асе было ужасно страшно. Ведь, стоит хотя бы один раз всерьёз сказать себе: «Я хочу начать процесс усыновления» – и вся её прежняя жизнь изменится до неузнаваемости, перевернётся с ног на голову. Но всё же Ася нерешительно, тайком, примеряла на себя роль Никиткиной матери, почему-то ужасно боясь, что кто-нибудь это заметит и поднимет её на смех… или, наоборот, начнёт давить на неё и торопить с усыновлением, хотя она сама ещё не сформулировала для себя окончательного решения.

А сейчас… эта проклятая цыганка как будто прочитала её сокровенные мысли. Извлекла тайное из темноты на свет божий. Эти слова уже прозвучали, их нельзя отменить. И Никитка тоже слышал. Наверное… наверное, пора уже определиться и не мучить себя?

«Но я не могу определиться самостоятельно, – трусливо уговаривала себя Ася. – Это слишком ответственное решение, я не имею право принимать его спонтанно, не спросив мнения Димы и самого Никитки. Да и вообще… Может, это вообще настолько трудоёмкий и долгий процесс, что усыновление в принципе невозможно?!»

В конце концов, Асе удалось заключить временное перемирие с собственной совестью. Когда придёт пора возвращать мальчугана в детский дом, она переговорит с директором и уточнит насчёт всех этих бюрократических формальностей. В глубине души она была уверена, что бумажная волокита окажется для неё непосильно сложной. Но тогда, по крайней мере, она не будет чувствовать своей вины за то, что даже не попыталась… Если не получится – то это уже не в её компетенции.

Пока они брели с Никиткой по направлению к реке, он тоже молчал – казалось, о чём-то глубоко задумался. Когда же они почти достигли песчаного берега, мальчик вскинул на Асю свои круглые глаза и спросил:

– Почему эта тётя сказала, что я ваш сын?

Ася растерялась.

– Да она вообще… много странного болтает. Не обращай внимания. Я же говорила тебе, она не совсем нормальная.

– А у вас есть свои дети?

– Нет.

– Почему? – простодушно удивился он. – То есть, получается, вы пока ещё слишком молодая, чтобы детей рожать?

Ася невольно рассмеялась такому логическому выводу.

– Не такая уж и молодая, дружок. Вполне себе тётка среднего возраста… А дети… ну, просто не получилось. Такое иногда случается, – она развела руками.

– Это, наверное, из-за того, что у вас мало энергии, – догадливо протянул он. Ася даже поперхнулась от неожиданности.

– Интересная версия…

– Может быть, потому, что у вас детей нет, вы меня так и полюбили? – бесхитростно спросил Никитка.

Ася задохнулась, словно её ударили прямо в солнечное сплетение. Остановившись, она медленно опустилась на корточки и притянула к себе мальчугана. Прижала к себе и обняла, зарываясь лицом в его льняные волосы, задыхаясь от боли и мысленно умоляя себя не разрыдаться прямо сейчас, чтобы не испугать мальчишку.

Чёрт, чёрт, почему, почему она должна с ним расставаться? Кто это вообще придумал?!

– Вы не плачьте, – пробубнил Никитка куда-то ей в шею. Ася прижала его к себе слишком крепко, и оттого слова, произнесённые мальчиком, звучали немного гундосо.

– Я не плачу, малыш, – отозвалась она сдавленным голосом. – Что ты ещё придумал. Просто… я действительно к тебе очень привязалась.

– Со мной легко, – вздохнул он как-то по-взрослому, с явно подслушанной философией. – Я беспроблемный, неконфликтный и спокойный ребёнок.

Ещё секунду назад Асины глаза наливались слезами, а сейчас она уже хохотала в голос от такой непосредственности. Ну, как можно было его не любить?!

Господи, если даже игра в материнство так выворачивает душу наизнанку, то каково же это на самом деле…

Тем временем по поверхности воды заскользила длинная узкая лодка-плоскодонка. Какой-то человек пытался причалить к берегу. Очертания его фигуры и лицо издали показались Асе смутно знакомыми, но только когда он совсем приблизился, она вспомнила, где видела его раньше. Это был тот самый лесничий, с которым она перебросилась парой фраз в первый свой вечер в Романовке. Ася тогда чудом избежала верной смерти от рухнувшей ветки (спасибо Белецкому, который в последнюю секунду умудрился её оттолкнуть), и этот мужчина заявил, что случившееся явно несёт собой какое-то дурное предзнаменование. Как же его зовут, ведь ресторатор, кажется, называл его имя… ах, да – Илья, припомнила Ася. Тогда он не был особо расположен к светской беседе, да и сейчас лицо его не сияло приветливостью и радушием. Однако Ася всё же поздоровалась с ним, и он сдержанно кивнул в ответ.

– Хочешь посмотреть на лодочку? – спросила она Никитку и легонько подтолкнула его в спину. – Подойди поближе, я думаю, дядя не будет возражать.

«Дядя» не возражал, только буркнул вполголоса, что лодочки эти называются в местных краях мезёхами, верховками или зырянками. Однако Никитка не проявил к лодке особого интереса – наоборот, он как-то сжался, втянул голову в плечи и крепко вцепился ладонью в Асину руку – у неё даже пальцы побелели.

– Что с тобой? – удивилась она, и только потом запоздало сообразила: у него же вся семья утонула, катаясь на лодке… не исключено, что как раз на такой же. А она-то, дура, полезла со своими идиотскими предложениями!

– Извини, – пробормотала она в раскаянии. – Может, пойдём к лесу? Побродим, поищем какие-нибудь ягоды или грибы…

– Не советую в одиночку по тайге шастать, – заметил лесничий в сторону, старательно изображая показное равнодушие: дескать, мне до вас и дела нет, но предупредить обязан…

– А что такое? – заинтересовалась Ася. – Там медведи есть? Или волки?

– Да вам и медведей не надо, – пренебрежительно хмыкнул он. – В болоте увязнете или в капкан какой-нибудь попадёте… – весь его вид выражал высокомерное презрение к таким городским фифам, как Ася. Однако она решила не обижаться, внезапно вспомнив нечто важное.

– Послушайте, – сказала Ася, – вы же лесничий, всю живность здесь наперечёт знаете… Не в курсе, что за птица кричит ночами так страшно, как будто женщина плачет? Ну, вернее… может быть, это и не птица, – поправилась она. – Но звук поистине жуткий. Явно нечеловеческий.

– Человек в тайге – самый опасный зверь, – хмуро отозвался Илья. – Потому что подлый и жадный. А леса и его обитателей бояться нечего.

– И всё-таки… кто из местных животных обладает таким неприятным голосом?

– Да кто угодно, – пожал плечами лесничий. – Самцы оленей или лосей очень громко и устрашающе реветь могут. Неясыть тоже дико кричит. Вам-то не всё ли равно? Услышите крик – ну и сидите себе дома, нечего туда соваться.

– Да я и не собиралась, так просто спросила… – вздохнула Ася. – Интересно стало, кто же меня так пугает.

– Бояться надо людей, а не зверей, – с навязчивым упорством повторил Илья. – Вот кто по-настоящему страшные дела здесь творит…

Ася взглянула на него с интересом.

– Вы про кого – про браконьеров сейчас говорите?

Он отвернулся и с досадой сплюнул.

– Давно они тут орудуют? – спросила Ася с сочувствием.

– Давненько… – отозвался лесничий нехотя. – Их счастье, что я пока не могу до них добраться. Они же, сволочи, шуруют в таких местах, куда без тяжёлого вездехода не проедешь. Вырубают кедры, которым несколько столетий от роду, и загоняют их по дешёвке за границу… По доллару за год жизни дерева. Ничего святого для них нет. Оленей отстреливают во время их перегонов на зимние пастбища. Сёмгу и хариуса истребляют прямо в нерестилищах… И всё в промышленных масштабах! – он махнул рукой и замолчал, давая понять, что сотрясать воздух всё равно бессмысленно – надо действовать.

– Может быть, стоит привлечь внимание СМИ? – нерешительно спросила Ася. – Вдруг браконьеры испугаются огласки и притихнут?

Он только обидно рассмеялся в ответ на её чистосердечное предложение.

– Сидите уж, не рыпайтесь. Без вашей помощи как-то обходились и ещё сто лет обойдёмся.

«Какой, всё-таки, грубый и неприятный человек», – подумала Ася, беря притихшего Никитку за руку и уводя его в сторону.

Утром понедельника Ася отвезла мальчика обратно.

Режиссёр позвонил директору детдома и предупредил, что воспитанника доставит не он сам, а его заместительница – так он её отрекомендовал. «С нашей Асенькой ваш пацан очень подружился, – сказал Семён (что, кстати, было абсолютной правдой). – Поэтому ему с ней будет спокойнее».

Ася едва не плакала, собирая Никитку в дорогу и укладывая в рюкзачок его нехитрые пожитки. Она завернула ему с собой несколько кусков пиццы, которую они очень весело пекли накануне вечером, подняв на уши весь гостевой дом. Асе, перепачканной в муке, с воодушевлением помогали хозяйка и Вера. Никитке тоже доверили важное дело – тереть сыр. В начинку пошло всё, что было под рукой: салями, ветчина, грибы, солёные огурцы и помидоры. После того, как три огромные пиццы были отправлены в печь, по гостевому дому разлился такой сумасшедший запах, что мужчины то и дело заглядывали в кухню и интересовались, когда же, наконец, их пригласят на райское угощение.

Всю дорогу до Мезени Никитка бережно прижимал к себе рюкзачок, любовно оглаживая через его плотную ткань завёрнутую в бумагу пиццу.

– Поделюсь с друзьями, – заботливо сказал он. – И для Лариски надо тоже приберечь пару кусочков…

Ася вскинула брови, не в силах удержаться от улыбки.

– Для той самой Лариски, которая утомила тебя своими влюблёнными преследованиями?!

– Нет, вообще-то она хорошая, – смущённо опустив ресницы, сказал мальчик. – Только дура. Ну, как все девчонки…

– Да ты шовинист, оказывается! – ахнула она, но он только непонимающе заморгал глазами.

Распрощавшись с Никиткой, Ася спросила у директора, можно ли ей переговорить с ним с глазу на глаз. Тот слегка удивился, но всё-таки пригласил её в свой кабинет.

Она не стала ходить вокруг да около, а сразу задала интересующий её вопрос – какие документы потребуются для того, чтобы усыновить мальчика, и как много времени это займёт.

Морально она готовила себя к разочарованию – так легче было бы справиться с суровой действительностью. Однако директор неожиданно обрадовал её.

– На самом деле, процесс усыновления в настоящий момент и в конкретной ситуации – это сущие пустяки, – пожевав губами, выговорил он. – Ну, конечно, пустяки по сравнению с тем, сколько сил и формальностей требует эта процедура в обычное время. Однако сейчас детдом на грани расформирования, вы сами понимаете. Так что я просто могу… скажем так… закрыть глаза на какие-то бессмысленные бюрократические моменты.

Он многозначительно замешкался, словно давая Асе время и возможность оценить широту его души. Она не сразу поняла, что он имеет в виду, и поначалу истолковала это превратно.

– Может, вам денег дать? – спросила она в лоб, чуть понизив голос. – Сколько?

Он оскорбился так, что аж покраснел.

– Как вам не стыдно! – попенял он Асе. – Эти дети для меня не чужие. Я за каждого душой болею.

– Простите, – повинилась она, чувствуя себя полной дурой. – Я просто очень волнуюсь, извините, ради бога.

– Поймите и меня тоже, я же не могу детей просто так всем подряд, без оглядки, отдавать, – принялся объяснять директор. – Люди ведь разные бывают. И далеко не всегда с чистыми помыслами… Хочется, чтобы каждый воспитанник был пристроен не абы как, а в хорошую любящую семью… У вас есть муж? С ним бы мне тоже хотелось побеседовать. Сами понимаете, без этого никак… – он развёл руками.

Ася понурилась. Вероятнее всего, тот факт, что они с Димкой давно живут вместе, не удовлетворит официальные инстанции без классического штампа в паспорте. Однако она решила пока не раскрывать всех своих карт перед директором и поспешно сменила тему.

– А что вообще слышно по поводу закрытия детдома? – спросила она озабоченно. – Никаких откликов после вышедших в СМИ материалов? Я как минимум в десять изданий статьи с фотографиями отправила, да и ваши журналисты тоже, помнится, делали репортажи.

– Ох, не хотелось бы бежать впереди паровоза, – суеверно отозвался он, – но, вы знаете… пошло движение. Мне звонили сверху, – он с такой таинственной почтительностью указал пальцем в потолок, что Ася не поняла, имеется в виду какая-нибудь областная администрация или дело дошло аж до самого президента.

– Просили пока что обождать сдавать дела, – продолжил директор, понизив голос почти до шёпота. – Приедут разбираться на месте, беседовать с детьми. К тому же, на наш счёт стали поступать средства. Потихоньку, по чуть-чуть… но добрые люди откликнулись.

Ася воспрянула духом.

– Может, и на капитальный ремонт наберётся. И вообще на все ваши нужды… – сказала она с энтузиазмом.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – он трижды постучал костяшками пальцев по поверхности деревянного стола.

Спускаясь с крыльца детского дома, Ася вдруг передумала идти в гости к Неле, как собиралась изначально. Ей нужно было сейчас немного побыть в одиночестве и хорошенько всё осмыслить. Водитель обещал забрать её в обед, так что времени на то, чтобы неспешно прогуляться в компании собственных дум, у неё оставалось предостаточно.

Ася зашагала вдоль улицы – бесцельно, куда глаза глядят. Поначалу её смущали пристальные, чуть ли не в упор, взгляды встречных прохожих – они подозрительно провожали её глазами, моментально распознав в Асе чужачку, и гадали, кто она и что здесь делает. Но вскоре Ася перестала обращать на это внимание, с головой погрузившись в размышления. Заблудиться в Мезени она не боялась, слишком мал был этот город. Да и местные жители, в крайнем случае, всегда придут на помощь и объяснят, как вернуться обратно.

Всё, что поведал Асе директор в своём кабинете, было ей предельно ясно. Но точно так же ясно ей было и то, что тянуть дольше просто невозможно. Если она всерьёз собирается усыновить Никитку, то делом первостепенной важности для неё сейчас становится заключение брака с Димкой. Этого не избежать, как ни крути.

«А чего ты боишься? – спросила себя Ася. – Ты же сама подумывала о свадьбе. И Димка будет счастлив – наконец-то дождался… И Вера уверяла, что за „своего“ человека нужно держаться руками и ногами…»

Их нынешнее общение с Димкой можно было назвать минимальным, почти формальным. Он всё ещё находился на своих соревнованиях в Стамбуле и старался лишний раз не надоедать Асе чрезмерной обеспокоенностью и тревожно-озабоченными расспросами, как она, с кем и чем в данный момент занимается.

Ася, конечно же, знала его от и до – и вполне могла себе представить, чего ему стоит такая тактичность. Она представляла, как он по ней соскучился (да она и сама скучала, чего лукавить) – наверняка на стенку был готов лезть с тоски. Но виду он не подавал, держался достойно: доброе утро, как прошёл твой день, спокойной ночи, люблю тебя – вот и всё общение. Ася, в свою очередь, отвечала на эти сообщения да изредка слала ему фотографии чудесных местных пейзажей и кадры со съёмок. При этом старалась, разумеется, чтобы на этих кадрах – упаси боже – ненароком не оказался Белецкий. Конечно, Димка и сам мог погуглить состав съёмочной группы, но она предпочитала не будить лихо, зная о безумной ревности своего возлюбленного.

Сейчас же она не стала ничего писать, а просто набрала его номер. Димка ужасно удивился и обрадовался её звонку.

– Не отвлекаю? – спросила она без долгих предисловий. – Дим, когда твои соревнования заканчиваются?

– В конце недели, а что?

– Ты можешь потом сразу же приехать? Я имею в виду, сюда, ко мне.

– Что случилось? – испугался он.

– Это не телефонный разговор. Но мне крайне необходимо твоё присутствие и… твоя всесторонняя поддержка тоже.

– Тебя там никто не обидел? – спросил он немного напряжённо. Ася прекрасно знала эти его интонации, несущие подтекст «скажи только, кто посмел – и я ему башку отгрызу».

– Нет. Со мной всё в полном порядке, – заверила она.

– А с Нелей виделась?

– Да. И со Стасом тоже, если ты хочешь об этом спросить, но не решаешься. У них всё отлично. А приехать я тебя прошу совершенно по другому вопросу.

– Хорошо, я буду, – коротко сказал Димка, а затем вдруг начал быстро прощаться. – Извини, мне уже пора бежать. Зовут…

– Конечно, – согласилась Ася. – До скорого.

Ей показалось, что за кадром зазвенел женский смех. Это не слишком удивило Асю – естественно, что на соревнованиях Димка тусуется не один, а в большой компании. Она же тоже постоянно вращается среди людей, в том числе мужчин.

Но сейчас Ася вдруг впервые подумала: а что, если Димка кем-нибудь увлечётся, пока они так далеко друг от друга? Ведь она, прямо скажем, тоже не образец добродетели – пусть её непонятное чувство к Белецкому всего лишь морок, но разве не забывает она напрочь о Димке в те моменты, когда Белецкий находится с ней рядом? Мог ведь и Димка тоже встретить какую-нибудь симпатичную каратисточку на этих соревнованиях… Хотя он всегда говорил, что подобный спорт убивает женственность. Ну ладно, пусть не каратистку, но… просто какую-нибудь девушку. Он привлекательный парень, видный, сильный, независимый, уверенный в себе… Женщины обычно слетаются на таких, как пчёлы на цветок.

Асе стало неприятно от подобного предположения, как будто покусились на её собственность. Но больше всего её сейчас испугало другое. А что, если она обратится к Димке с просьбой о браке и усыновлении, а он даст ей от ворот поворот? Вдруг у него давно уже всё к ней перегорело, как у неё перегорело, допустим, к тому же Стасу?

Обдумав эту вероятность со всех сторон, Ася с удивлением поняла, что решимости по поводу усыновления Никитки у неё не убавилось. Для себя она уже практически определилась. И даже если… даже если Димка будет против… что ж, значит – ей придётся воспитывать мальчика одной. Но она вытащит его отсюда, чего бы ей это ни стоило. Она заберёт его в Москву, пусть даже ей придётся дать кучу взяток и соблюсти море формальностей.

Решительно встряхнув головой, Ася резко развернулась и зашагала обратно, по направлению к детскому дому.

Посмотрев висевшее на стене расписание занятий у Никиткиной группы (даже во время летних каникул ребята продолжали потихоньку заниматься, чтобы к очередному первому сентября не растерять приобретённых за год знаний), она отправилась разыскивать нужный класс.

– Извините, – обратилась Ася к удивлённой учительнице под не менее удивлёнными взглядами учеников и самого Никитки, – могу я на несколько минут забрать у вас Никиту Иволгина? Я должна кое-что ему сказать. Это важно.

– Ну… если только на несколько минут… – растерянно откликнулась та. Никитка просиял и вприпрыжку выбежал из класса навстречу Асе. Она молча взяла его за руку и отвела к окну – туда, где больше света. Ей необходимо было видеть его лицо.

– Скажи мне, дружок, – начала она, волнуясь, – только очень честно и откровенно… Ты хотел бы уехать отсюда со мной и поселиться в Москве?

– Да, – кивнул он сразу же, ничуть не удивляясь вопросу, как будто ждал его. – Вы очень хорошая.

Ася старалась держать себя в руках и не выдать всю ту бурю чувств, которая сейчас бушевала у неё внутри.

– Пойми, это не шутки. Это – навсегда. Тебе придётся покинуть место, где ты родился и рос, оставить всех своих друзей, привыкать ко всему новому. В Москве ведь совсем другая жизнь, другой ритм, другие привычки… – перечисляя всё это, Ася сама себя ненавидела, а самое главное – ужасно трусила, что действительно сейчас всерьёз напугает мальчишку и заставит его передумать.

– Я хочу жить с вами, – глядя на неё ясными голубыми глазами, внятно повторил Никитка. Похоже, этот вопрос он давно уже считал для себя решённым. – Только вот… – он на секунду замялся. Сердце у Аси рухнуло куда-то вниз.

– Что? – сказала она дрогнувшим голосом.

– Вы не будете меня ругать, если я не стану называть вас мамой? – тихо и нерешительно спросил он, краснея.

Ася с облегчением выдохнула. Ресницы её сделались влажными, в глазах защипало.

– Ну что ты, маленький. Конечно же, я не буду тебя ругать, – она погладила Никитку по плечу. – Можешь звать меня, как твоей душе угодно. Даже «тётей Асей», – она улыбнулась. – Я знаю, что твоя родная мама тебе очень дорога, ты помнишь её и по-прежнему любишь.

Никитка счастливо заморгал и первый обнял Асю, прижавшись своей щёчкой к её щеке.

– Вас я тоже люблю, тётя Асечка, – прошептал он.

До отъезда в Лондон оставалось две недели. Билеты на самолёт были уже куплены, визы получены. Неля потихоньку готовилась к переезду, хотя Стас убедил её не брать с собой слишком много вещей: одежду можно купить прямо на месте, а жить они будут в полностью меблированных апартаментах, поэтому домашнее барахло тащить с собой не потребуется. Так что оставшееся время Неля тратила на то, что читала статьи и книги о Великобритании – о тамошнем менталитете и традициях, о привычках и укладе жизни, а также смотрела фильмы английских режиссёров. Заодно она готовила Матвея к предстоящим переменам. Её беспокоило, что мальчик может перенести смену страны проживания болезненнее, чем они со Стасом: ведь он сравнительно недавно начал носить слуховые аппараты и воспринимать с их помощью русскую речь, а теперь ему придётся заново учиться понимать то, что говорят люди вокруг, на непонятном, чужом языке… Не возникнет ли от этого в голове у малыша ещё больше путаницы, не замкнётся ли он в себе? Поэтому время от времени, продолжая ежедневные занятия с Матвеем (сначала показать предмет или картинку – а затем громко и чётко назвать это предмет), Неля стала добавлять к русским словам их английские аналоги. Кукла – doll, мячик – ball, мишка – teddy bear…

– Может, съездите с Матвеем к родителям в Москву? – предложил Стас. – Они хоть с внуком понянчатся напоследок. Кто знает, как часто мы сможем вырываться в Россию. Да и будет ли такая возможность…

– Если честно, не очень хочется, – покачала головой Неля. – Ты же знаешь, что у меня никогда не было особо нежных отношений с родителями, так что нынешнего общения по скайпу и ватсапу нам вполне хватит и в Лондоне тоже.

– А если нам просто поехать всем вместе куда-нибудь в отпуск? Хотя бы на море… Матвею полезно подышать морским воздухом. Да и ты развеешься, погреешься перед туманным Альбионом…

Неля поколебалась немного. Предложение было заманчивым. Но потом она всё-таки вспомнила о главном и решительно покачала головой.

– Нет, не могу. Надо посмотреть, как тут всё пойдёт с детдомом, – призналась она. – Хочу быть уверенной, что дело не бросили на полпути и не пустили на самотёк. А ты… может, пока в Романовку съездишь? Ася вроде тебе предлагала проконсультировать тамошних артистов по вопросам верховой езды.

– Думаешь, мне правда стоит этим заняться? – смутился Стас. – Вообще-то, я звонил режиссёру, и он тоже очень упрашивал, но… я, честно говоря, не знаю.

– А почему нет?

– Тебе это не будет неприятно? – деликатно спросил он.

– Да с чего бы? – Нелька улыбнулась. – Если ты об Асе, то всё ведь давно в прошлом, разве нет?

– Ну разумеется, – кивнул он. – Просто я подумал, что тебе это может не понравиться. Вдруг мы с Асей будем пересекаться где-нибудь на съёмочной площадке…

– А у меня есть поводы для беспокойства? – поинтересовалась она.

– Конечно же, нет, – с облегчением рассмеялся Стас.

– Тогда не понимаю, с чего вдруг мне нужно начинать строить из себя мегеру. Я доверяю тебе всецело, как самой себе. Контролировать и стоять над душой – не в моих принципах, ты это сам прекрасно знаешь. Не буду лукавить, градус доверия к Асе у меня несколько пониже, – призналась она. – Но… Ася изменилась, Стас, я это вижу. Я ведь специально тебя с собой к детскому дому тогда потащила – хотела понаблюдать за её реакцией. Так вот, она поначалу, конечно, выглядела слегка взволнованной… но потом её отпустило. У неё к тебе тоже ничего не осталось. Я это точно знаю.

– Да ты стратег, оказывается, – усмехнулся муж. Неля покачала головой.

– Никакой стратегии, всё просто как дважды два. Пока ты любишь меня – я тебе всецело, безоговорочно доверяю. И точка.

– Люблю, – подтвердил он. – Я очень тебя люблю, Нелечка… – и уткнулся лицом в её волосы.

По дороге в Романовку Ася почувствовала себя странно. Голова вдруг сделалась тяжёлой, в висках и затылке ломило, а лицо горело так сильно, словно кто-то активно поминал её недобрым словом. Пару раз глаза её бессильно закрывались, и она уплывала в мутный вязкий сон, но потом от очередного ухаба на дороге её подбрасывало и возвращало в реальность. Правда, уже через несколько мгновений Асина голова опять клонилась вниз, и тяжёлая муть наваливалась на неё снова.

– Ася!.. Эй, Ася, с вами всё хорошо?..

С трудом разлепив веки, она увидела перед собой лицо какого-то мужика. Ах да, это же водитель их съёмочной группы…

– Э, да вы, я гляжу, совсем расклеились, – услышала она его голос как будто со стороны, сквозь вату.

– Я просто не выспалась… – пробормотала она непослушным заплетающимся языком. – Всё нормально. Долго нам ещё ехать?

– Так приехали уже. Вы всю дорогу проспали!

Проспала всю дорогу? Странно, но Ася совсем не чувствовала себя отдохнувшей – а, напротив, ужасно разбитой и слабой. Она с трудом вылезла из машины и, попытавшись сделать шаг, покачнулась.

– Эй, эй, – водитель предостерегающе подхватил её под локоть. – Может, вас до самого номера довести? По-моему, вам плохо…

Ася сфокусировала взгляд перед собой и обнаружила, что стоит аккурат напротив гостевого домика.

– Ну что вы, – произнесла она внятно. – Не стоит беспокоиться, я сама дойду. Спасибо.

В номере она сразу же без сил опустилась на кровать. Было такое ощущение, что она летит на карусели – как в детстве, в парке Горького. Потолок кружился над ней, только было не весело, а тошно.

«Интересно, Никитка любит кататься на карусели?» – подумала она и тут же решила для себя, что непременно поведёт его в парк Горького, когда они приедут в Москву. Летом там просто чудесно…

А ещё Ася подумала, что Никитка, наверное, будет ходить в ту же школу, в которой она сама училась раньше. И сразу же вспомнила школьные звуки, и запахи, и лица учителей… Ей сделалось очень светло и радостно от этих мыслей. Несмотря на то, что голова – впрочем, теперь уже не только голова, но и шея, и спина – продолжали адски болеть. Зрение периодически рассеивалось, и Ася видела перед глазами только какие-то размытые плавающие круги.

«Я, кажется, заболеваю», – догадалась она наконец. Только этого ещё не хватало… И как не вовремя. Она с трудом подняла руку и прикоснулась к своей щеке: ей показалось, что она трогает закипевший чайник. Очевидно, у неё температура. И довольно высокая. Может быть, вызвать неотложку? Чёрт, да она же не в Москве… Ася понятия не имела, как набирать скорую помощь с её мобильника – наверное, нужен какой-то местный код?..

Хорошо бы сейчас снова уснуть, провалиться в спасительное забытье – но как назло, отключиться не получалось, слишком ей было плохо. Ася сжимала виски ладонями и тяжело дышала. Будто в насмешку, и на помощь-то позвать было некого – все наверняка ещё на съёмочной площадке… И – боже, как же душно в этом номере!..

Тут Ася сообразила, что хозяйка гостевого дома наверняка где-то рядом. Может быть, даже на кухне. Надо просто заставить себя встать и пройти несколько метров. Это нелегко, но необходимо.

Ася с трудом села на кровати. Её шатало, как пьянчужку с похмелья. Ничего-ничего, если ухватиться руками за стул, а потом ме-е-едленно передвигаться по стеночке… то вот уже и она – спасительная дверь.

Ася буквально вывалилась в коридор и, продолжая для устойчивости держаться за стену, двинулась по направлению к кухне. Ей казалось, что это небольшое – в пару десятков шагов – расстояние она преодолела не раньше, чем за полчаса. Во всяком случае, задыхалась она так, как будто пробежала марафон.

На кухне не было ни души. Если бы у Аси были силы заплакать – она разрыдалась бы от собственной беспомощности.

Медленно развернувшись, она – шаг за шагом – двинулась обратно к номеру. Ей необходимо было срочно лечь.

В это время дверь, ведущая на улицу, распахнулась, и внутрь гостевого дома ввалились люди. Сколько их было – Ася разглядеть не успела, да и неважно это уже было. Главное – вот оно, спасение! Все лица забавно сливались у неё в одну серую массу, поэтому она просто сделала движение по направлению к этой невнятной толпе и выдохнула из последних сил:

– Вызовите врача, пожалуйста.

– Ася, что с вами? – раздался встревоженный и такой знакомый голос. Ну конечно же, это был Белецкий – с облегчением поняла Ася.

И в ту же секунду рухнула ему под ноги.

Ася прометалась в жару три дня. Вызванный врач только разводил руками – возможно, эмоциональное перенапряжение, сильный стресс, усталость и недосып… Сильный молодой организм должен это перебороть, при надлежащем уходе особой нужды в госпитализации нет.

Время от времени Ася выплывала из окутывающего её, как кокон, густого дурмана, и начинала различать лица. Чаще всего, конечно, она видела перед собой лицо Веры – очень встревоженное. Но иногда на смену приходили и другие физиономии. Когда-то у её постели оказывалась хозяйка гостевого домика. Изредка дочка ресторатора Марина (Ася настолько ослабла, что даже не задавалась вопросом, что она, собственно, тут делает и зачем). Забегала даже Аурика – смотрела сочувственно, как на тяжелобольную. Впрочем, должно быть, Ася и выглядела тяжелобольной.

«Он, наверное, не придёт…» – плавясь в горячечном бреду, думала Ася с отчаянием. Она не знала, почему ей так важно было, чтобы Белецкий навестил её, да и не искала больше логики в мотивах своих поступков. Ей просто хотелось взглянуть ему в лицо… и, быть может, от одного взгляда исцелиться, как в сказке. Во всяком случае, она верила в то, что ей сразу же станет легче.

Когда в один из моментов она открыла глаза и увидела-таки перед собой того, кого так долго ждала, то не сразу сообразила, явь это или игра её затуманенного сознания.

– Добрый вечер, – поздоровался с ней Белецкий, как будто они встретились на какой-нибудь светской вечеринке.

– У вас такие синие глаза, – отчётливо произнесла Ася, не совсем, впрочем, понимая, кто тянет её за язык. – С ума с сойти. Я раньше думала, что это просто фотошоп. Но нет, у вас они и в жизни такие же синие, как на фотографиях или в кино. И вообще, вы такой… такой… идеальный! – выпалила она.

Белецкий выглядел слегка обескураженным.

– Э-э-э… спасибо за комплимент. Очень неожиданно.

Ася ещё больше разошлась.

– Слушайте, а вы вообще существуете? Можно вас потрогать? Хотя да, я же вас уже трогала, – развеселилась она, вспомнив их нечаянное ночное объятие на крыльце. – Правда, вам это не доставило особого удовольствия, как мне показалось, – хихикнула она.

– Вот, выпей клюквенный морс, – раздался над ухом озабоченный голос Веры (ну надо же, оказывается, Вера тоже здесь…), и к горячим и сухим Асиным губам прикоснулась приятно охлаждающая чашка. Ася послушно, как ребёнок, принялась глотать кисло-сладкое питьё. Вера тем временем положила ладонь на её лоб.

– Опять вся горит, да что ж такое… Надо растереть её уксусом.

– Не надо, – испугалась Ася, чуть не захлебнувшись морсом. – Ненавижу этот запах. И вообще, как это ты будешь меня растирать? Я стесняюсь. Ты что, увидишь меня голой?

– Я, пожалуй, пойду, – поспешно сказал Белецкий, поднимаясь. – Вера, ты зови, если что, вдруг какая помощь понадобится.

Когда утром четвёртого дня Ася открыла глаза, то поняла, что голова её блаженно легка, тело больше не пылает в огне и не мокнет от пота, а ощущение вакуума в желудке сигнализирует о том, что она проголодалась до такой степени, что запросто сожрала бы сейчас ногу целого слона, жареную на вертеле.

– Оклемалась? – впервые за это время заметив осмысленное выражение Асиного лица и блеск в прояснившихся глазах, насмешливо спросила Вера. – Наконец-то! С возвращением!

– Спасибо… – пробормотала Ася, потянувшись и делая попытку приподняться. Однако закружившаяся голова вмиг напомнила ей о том, что силёнок у неё сейчас – как у курицы.

– Лежи-лежи, – всполошилась Вера, – тебе нельзя вот так сразу вскакивать. Сначала нужно восстановить энергию, съесть что-нибудь…

– Да, пожалуйста, – страдальчески застонала Ася, – я умираю, как хочу жрать!

– Подожди минутку, я сейчас, – Вера скрылась за дверью. Ася дотянулась до своей косметички на тумбочке и, достав оттуда зеркальце, пристрастно изучила собственную физиономию. М-да, рожа – краше в гроб кладут, констатировала она с прискорбием. Щёки ввалились, губы обветрились, волосы слиплись тусклыми сосульками… и вообще «бледня-бледнёй», как говорила одна из Асиных бывших коллег.

Вера вернулась с подносом. Из глубокой глиняной миски валил пар, и, втянув носом воздух, Ася почувствовал аромат свежего куриного бульона. Желудок жалобно взревел.

– Покормить тебя? – спросила Вера, но Ася замотала головой.

– Что ты… спасибо, я сама.

Она с наслаждением прихлёбывала обжигающий бульон и чувствовала, как постепенно возвращаются к ней силы. По поводу жареной слоновьей ноги Ася, положим, погорячилась – уже после нескольких глотков она почувствовала, что абсолютно сыта.

– Ну и напугала же ты нас всех, дорогуша, – покачала головой Вера. присаживаясь на краешек её постели. – Вдруг вздумала болеть!

– Я вам график съёмок не сорвала? – смутилась Ася.

– Ну, скажешь тоже… Днём с тобой хозяйка была, а ещё Марина иногда присматривала. Помнишь Маринку? Дочка Василия Егоровича, ресторатора.

– Помню, конечно, – кивнула Ася, – я пока ещё в своём уме.

– Однако, пока ты болела, я бы за это не поручилась, – заметила Вера. – Ну и бред ты несла, красавица моя! – она не выдержала и захохотала. – Мы с Сашей чуть не умерли со смеху.

Ася почувствовала неловкость. Что она болтала – помнилось ей весьма смутно, но кажется, что-то о чудесных глазах Белецкого. Можно себе представить, как они веселились тут, выслушивая всю ту чепуху, что она несла…

– А сейчас ты почему не на съёмках? – спросила Ася, чтобы сменить тему. Вера улыбнулась, и, вскочив, раздвинула шторы. Комнату залило ослепительно белым светом.

– У нас форс-мажор! Снег пошёл!

– Ничего себе! – Ася округлила глаза и приподнялась повыше, чтобы увидеть в окне заснеженную улицу. – Снег в середине июня?! Что за аномалия?

– Это не аномалия. Это Север, – вздохнула Вера. – Правда, местные уверяют, что летний снег надолго не задерживается, к вечеру растает… так что завтра можно будет с чистой совестью приступать к работе. Я вечером покину тебя ненадолго – сбегаю к Аурике в гостиницу. У нас с ней завтра совместная сцена, хотим чуть-чуть порепетировать. Сюда я её звать не стала, чтобы тебя не тревожить…

– Ты и так на съёмках выматываешься, а тут ещё и я свалилась, – виновато сказала Ася, вспомнив, сколько всего делала для неё Вера во время болезни.

– Да брось ты, – Вера серьёзно покачала головой. – Ты же мне не просто соседка по номеру. Ты – моя подруга. Надеюсь, я могу тебя так называть? – она искоса посмотрела на Асю. У той даже дыхание перехватило. Она заморгала, чтобы скрыть, как растрогана этими словами.

– Конечно, можешь, – глухо пробормотала она. – Почту за честь.

– Ну вот и ладненько, – весело глядя на неё, сказала Вера. – Хочешь ещё бульона? Там на кухне остался…

– Нет, – Ася замотала головой, – спасибо. Единственное, чего мне сейчас хочется – стащить с себя все эти пропотевшие тряпки и хорошенько помыться. И сменить постельное бельё.

– Ну, бельё я и сама могу тебе поменять, – Вера задумчиво потрогала её лоб: похоже, температуры и след простыл. – Ладно, сходи в душ, только не перестарайся. Доктор велел всё-таки пока соблюдать постельный режим. Завтра он тебя ещё раз осмотрит…

Вечером заглянул Белецкий – справиться о самочувствии выздоравливающей. Вера к тому моменту уже ушла на репетицию, поэтому Ася была в номере совершенно одна. Увидев Белецкого, Ася поняла, что сгорает со стыда.

– Простите меня, – пробормотала она сконфуженно. – Я просто не отдавала себе отчёта…

– Вы сейчас о чём? – смеясь одними глазами, поинтересовался он. – О том, как упали мне в ножки или о том, как пели дифирамбы моей мнимой идеальности?

Она залилась краской.

– И то, и другое.

– Да ничего, мне было даже приятно. Не каждый день к моим ногам падает красивая женщина.

– Я падаю только к ногам избранных, – мрачно отшутилась Ася.

– О, я вижу, вам действительно уже лучше, – протянул он, – раз к вам вернулась привычная ирония.

– Я не иронизирую сейчас, – выдохнула Ася. Ей почему-то захотелось сказать ему, что он ей нравится. Вот так, вдруг. Сил больше не было держать в себе это чувство. Видеть вблизи его лицо, бороться с искушением дотронуться до него, провести пальцем по его губам, повторяя их очертания, прижаться к его груди… И хотя Ася понимала, что их милым приятельским отношениям после её откровенного признания, скорее всего, придёт конец, она больше не могла продолжать притворяться. Причём она была уверена, что получит от ворот поворот – если бы Белецкий был расположен к лёгкой интрижке, он бы не тянул так долго. Следовательно – он в ней не заинтересован. И всё-таки, ужасно хочется сбросить с души этот камень…

Он внимательно наблюдал за её лицом и, кажется, понял, что она собирается ему сказать. Он был умный… чертовски умный и проницательный.

– Жаль, что мы не встретились с вами раньше, Ася, – сказал он негромко. – Когда мне было, к примеру, лет двадцать.

Она сглотнула.

– И… что бы случилось тогда? Если бы мы встретились? – спросила она, затаив дыхание.

– Возможно, в моей последующей жизни не случилось бы столько дерьма, – серьёзно проговорил он. – Мне кажется, мы нашли бы общий язык и понравились друг другу.

Ася горько улыбнулась.

– Не думаю, что понравилась бы вам в том возрасте. Я была просто невыносима для окружающих.

– В этом плане мы с вами похожи, – теперь губы его слегка улыбались, но глаза, наоборот, стали серьёзными. – Поэтому я и сказал, что из нашей встречи, быть может, и получилось бы в итоге что-нибудь путное…

Ася откинулась на подушку, сделав вид, что её снова одолела слабость, и прикрыла глаза. Вот и всё. Вот и ответ на её признание. Он сделал это с поистине джентльменской деликатностью, но очень недвусмысленно. Тогда между ними могло что-то случиться. Тогда, но не сейчас…

Она почувствовала, как его губы касаются её лба. То ли поцеловал, то ли проверил температуру… Ася ещё крепче зажмурилась, боясь открыть глаза и увидеть это лицо совсем близко. Тогда она просто может не справиться с волнением и перестанет дышать…

– Выздоравливайте, – услышала она его тихий голос у самого своего лица.

– Значит, об этом ты хотела со мной поговорить?! – раздался вдруг резкий голос. И Ася, и Белецкий вздрогнули от неожиданности и обернулись.

В дверях стоял напряжённый, побледневший Димка.

«Господи, – подумала Ася с досадой, – ну почему, почему дверь была открыта?!» Хотя… будь она закрыта, вышло бы ещё хуже, пожалуй – как бы Ася объяснила Димке тот факт, что они с Белецким заперлись изнутри?

«Вообще-то, надо стучаться, прежде чем входить, – сердито промелькнуло у неё в голове. – Я всё-таки не одна живу, а с Верой…»

– Добрый вечер, – сдержанно поздоровался с незваным гостем Белецкий. Димка мрачно взглянул на него исподлобья, но ответом не удостоил. «Что он тут делает? Чем вы, вообще, тут занимались?» – явственно читалось в его взгляде, обращённом на Асю. Она же чувствовала себя ужасно растерянной и застигнутой врасплох, несмотря даже на то, что ничего предосудительного они с Белецким вовсе не делали. И вообще, Белецкий ни в чём не виноват… Он не может быть в ответе за её тайные скрытые желания.

– Дима… – пробормотала она в замешательстве, пытаясь собрать мысли воедино. – Как ты здесь оказался?

Вопрос звучал глупо, Ася и сама это осознавала. Однако, давая Димке адрес гостевого домика и умоляя его приехать, она и помыслить не могла, что он свалится, словно снег на голову, вот так неожиданно – не предупредив, не позвонив… Она надеялась, что он хотя бы конкретнее обозначит дату. Но… в итоге получилось то, что получилось.

– Как я здесь оказался? – нервно переспросил он. – Нет, ей-богу… это очень мило. Сначала ты звонишь мне с требованием приехать – так срочно, насколько это только возможно. Затем намертво отключаешь телефон… Я чуть с ума не сошёл, чего только себе не передумал за это время! Вырвался на пару дней раньше, каких трудов мне это стоило… А теперь – сюрприз, наивные глазки и «как ты здесь оказался?» – передразнил он её. – Офигенный вопрос, не находишь?

Телефон! Ася почувствовала себя полной дурой. Ну конечно же, он совершенно разрядился за время её болезни, а она из-за слабости и температуры о нём даже не вспомнила и даже не удивилась, что никто давно ей не звонит…

– Я всё объясню, – чувствуя невероятное смущение оттого, что приходится выяснять отношения при Белецком, а также произносить эту банальную фразу из мыльной оперы, сказала Ася. Белецкий сочувственно посмотрел на неё и поднялся.

– Я пойду. Поправляйтесь, Ася. А вы, молодой человек… – он перевёл понимающий взгляд на Димку, – не порите горячку, хорошо? Ваша девушка больна. Ей сейчас нужны уход и забота.

– И вы ей их обеспечили на полную катушку, – процедил Димка сквозь зубы.

– Как тебе не стыдно! – ахнула Ася, и краска прилила к её щекам.

– Не говорите сейчас в запале того, о чём можете потом пожалеть, – спокойно посоветовал Димке Белецкий. – И берегите её.

Он ещё раз коротко и ободряюще улыбнулся Асе и вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь.

Димка ненавидел всю эту так называемую «богему», творческую элиту, среди которой вечно вращалась Ася. Музыканты, артисты, писатели, художники, фотографы, скульпторы… Те, которые не могли сказать и слова в простоте, вечно страдали от всевозможных творческих кризисов, колебаний, метаний, поисков и прочих закидонов, свойственных только личностям с тонкой душевной организацией. «Ах, я бездарь, пойду немедленно повешусь, если вы меня не разубедите!» «Ах, оставьте меня, я в депрессии, не могу закончить роман века, муза меня покинула!» «Ах, работа над ролью отняла у меня несколько лет жизни!» Димке все эти разговоры казались пустыми, фальшивыми и надуманными. Тем больше его раздражало, что Ася обожала времяпровождение в подобных компаниях, чувствуя себя там, как рыба в воде. Димка же на их фоне казался себе деревенским простачком-дурачком.

Разумеется, он изучил в интернете состав съёмочной группы фильма «Цыганская любовь». Белецкий сразу же ему не понравился. Само собой, он слышал о нём и раньше – да и кому не было знакомо это имя?! Но факт, что этот холёный красавчик будет теперь работать вместе с Асей, здорово нервировал. Да, пусть Ася не актриса, а всего лишь журналист, но… обойдёт ли её своим вниманием человек, который, по слухам, перетрахал всех женщин российского шоу-бизнеса, от актрис и певичек – до моделей и телеведущих? Говорят, что он ещё и в Голливуде успел «оставить след», заделав ребёнка актрисе Кэролайн Робертс. Димка прекрасно знал, что и Асю наверняка заинтересует такой мужчина. Она всегда была падка на яркую обёртку. Вспомнить хотя бы её глупый брак со Станиславом Князевым… Более непохожих людей трудно было себе представить, однако ей срочно захотелось эту красивую игрушку – и она её получила.

Словно в насмешку, первым, кого он увидел вместе с Асей в номере, оказался именно Белецкий! Да ещё и весьма в недвусмысленной позе… Димка не успел толком разглядеть, чем они занимались, но что-то слабо верилось в обычную дружескую беседу.

Он ехал в Романовку, умирая от волнения и беспокойства. Что случилось с Асей? Что это за важная новость, которую она собирается ему сообщить? Может быть, она хочет озвучить решение о том, что им надо расстаться? Он подозревал, что подобные мысли в последние месяцы бродят в Асиной голове. Она очень переживала из-за того, что у неё не может быть детей, и время от времени намекала Димке о том, что ему лучше бы подыскать себе кого-нибудь поздоровее, чем она. Но тогда с её стороны глупо вытаскивать его на Север – можно ведь спокойно дождаться и окончания съёмок, и его возвращения в Москву. Тем более, тут осталось-то всего ничего…

Его поспешный отъезд из Стамбула можно было сравнить с бегством. Все турниры уже прошли, но официально-торжественная часть соревнований, включающая церемонию награждения и прощальный банкет, ещё не состоялась. Он просто удрал. Честно говоря, его давно подмывало это сделать. Несмотря на успешные выступления своих воспитанников, которыми Димка мог по праву гордиться, он не знал, куда деваться от навязчивого внимания переводчицы, положившей на него глаз.

Переводчицу звали Катя, или Катрин, как томно представлялась она. Димку раздражали томные женщины. Томность, медлительность, царственная важность тела казались ему просто уловками, призванными скрыть общую недалёкость и недостаток ума. По-настоящему красивая, умная и уверенная в себе женщина никогда не станет ими пользоваться.

Катрин кидала на Димку призывные взгляды, многозначительно и смачно проводила языком по губам, сидя за столом напротив, а однажды устроила настоящее эротическое шоу – макала в мусс свой указательный палец и выразительно облизывала, не отрывая при этом глаз от Димкиного лица, думая, что он, должно быть, изнемогает в данный момент от похоти. На самом деле, это выглядело тошнотворно. Впрочем, действительно ли тошнотворно? Димка видел, как спортсмены-иностранцы распускают слюни на Катрин, не говоря уж про горячих турецких парней. Она явно казалась им всем очень сексуальной. Но – вот досада – никто из них не был ей нужен. Она почему-то вбила себе в голову, что хочет заполучить именно Димку.

Конечно, он многим нравился. Смуглый, темноглазый, с отличной стройной фигурой, литыми мускулами… Особенно сексуально Димка выглядел в белом доги, когда выходил на татами для встречи с соперником. В него влюблялись даже ученицы – каратисток среди девушек было немало. Однако он всегда держал дистанцию, не позволяя никому слишком приблизиться к нему.

Катрин же плевать хотела на соблюдение этой дистанции! Она постоянно самым возмутительным образом вторгалась в его личное пространство: подсаживалась в ресторане отеля за завтраком к его столу, устраивалась на соседнем сиденье во время экскурсионных поездок в автобусе, занимала место рядом с ним во время пресс-конференций… Димка старался держать себя в руках, но в конце концов это перешло всякие границы.

Однажды утром Катрин внаглую забралась к нему в номер, пока он принимал душ. Димка вышел из ванной в одном лишь полотенце, и у неё мечтательно затуманились глаза, когда она увидела его таким.

– Ты… что тут делаешь? – опешил Димка, борясь с предательским желанием бегом вернуться в душ и запереться там изнутри. Она медленно приблизилась к нему, овевая шлейфом густо-приторного цветочного запаха пополам с ванилью. Димка не выносил сладких духов, его от них мутило. Ему нравились чистые, свежие, чуть горьковатые прохладные ароматы, которые предпочитала Ася.

Катрин бесстыдно подошла вплотную, практически прижалась к Димкиной обнажённой груди, и провела наманикюренным пальчиком от его шеи вниз – по направлению к животу, многозначительно замешкавшись возле границы голого тела и полотенца. Она почувствовала, как напряглись – практически стали каменными – мышцы на его руках, груди и животе.

– Ты же хочешь меня, Дима, – промурлыкала Катрин. – Умираешь, как хочешь!

– Нет, – отрезал он, непроизвольно делая шаг назад, чтобы очутиться на безопасном расстоянии. – Ты ошибаешься, Катя. Я… я люблю свою жену.

– Да нет у тебя никакой жены, – рассмеялась она ему в лицо. – Я же справки наводила, не держи меня совсем уж за дуру.

Это почему-то совершенно вывело его из себя, практически взбесило – тот факт, что она, оказывается, наводила справки.

– Мы не расписаны, но это ничего не меняет… – глухо выговорил он, презирая себя за то, что оправдывается сейчас перед ней в том, в чём не обязан давать отчёта.

– Заблуждаешься, – она настырно шагнула в его сторону, снова сокращая расстояние между ними. – Это меняет всё. Если мужчина до сих пор не затащил женщину в загс – значит, не очень-то он этого и хочет, значит, несерьёзно у них всё…

«Или она не очень хочет…» – тоскливо подумал Димка.

На счастье, из неловкой ситуации его выручил телефонный звонок. Это была Ася. Правда, Катрин вела себя отвратительно – она и не подумала удалится во время его разговора, наоборот – демонстративно закатывала глаза и вздыхала, а когда он, прижимая мобильник плечом и не прерывая вызова, недвусмысленно распахнул дверь, предлагая незваной гостье немедленно убраться отсюда, нарочно громко расхохоталась. Самое ужасное, что Ася могла слышать её смех…

– Ну, так я тебя слушаю, – сказал Димка Асе, когда они остались наедине. Присаживаться он не стал, так и стоял перед ней, поэтому Ася, еле заметно поморщившись, попросила:

– Сядь, пожалуйста.

– А разве разговор будет не коротким?

– Даже если и так. Не ставь меня в неловкое положение, вынуждая заглядывать тебе в глаза снизу вверх…

Он смутился и всё-таки сел.

– Я решила усыновить ребёнка, – твёрдо сказала Ася. – Из местного детдома, в Мезени.

– Ты решила, – выделил он голосом это слово.

– Ну да.

Димка некоторое время молчал, словно обдумывал сказанное, а затем поднял на неё тяжёлый взгляд.

– От меня-то тебе что нужно в связи с этим нюансом?

Ася сделала глубокий вдох.

– Если ты всё ещё не передумал на мне жениться, то предлагаю расписаться как можно скорее. Здесь и сейчас. Тогда Никитку отдадут нам без лишних вопросов.

– То есть, если бы не этот мальчик, – медленно проговорил он, – ты бы обо мне и не вспомнила.

– Прости, – тихо сказала Ася, – но я не хочу и не могу тебе врать. Просто у нас действительно мало времени. Детский дом на грани закрытия.

– Ты собираешься навсегда изменить всю нашу жизнь, перевернуть её с ног на голову – и торопишь меня, потому что «у нас мало времени»? – он едва удержался от того, чтобы истерически не расхохотаться.

– Я готовила себя к любой твоей реакции, – сказала Ася, отвернувшись к окну. – Но самое главное – я очень привязалась к этому мальчику. Поэтому, если ты меня не поддержишь, я всё равно усыновлю его. Просто… с твоей поддержкой всё прошло бы гораздо легче. Это честно.

– Мне нужно подумать, – жёстко сказал он.

Ася всё ещё не поворачивалась к нему лицом, чтобы скрыть эмоции. А чего она ждала? Она использует бедолагу в хвост и в гриву, и штамп в паспорте ей действительно нужен всего лишь как средство к достижению цели…

Внезапно распахнулась дверь и в номер ввалилась оживлённая Вера, одним своим видом вызывая умиротворение. Ссориться в её присутствии было решительно невозможно.

– А! – весело воскликнула она. – Вы, значит, и есть Дима? А я – Вера, счастлива наконец-то с вами познакомиться. Ася всегда так нежно о вас рассказывает!

– В самом деле? – недоверчиво хмыкнул Димка, но не поддаться обаянию Веры было трудно.

– Где вы остановились? – поинтересовалась она. Димка пожал плечами.

– Да я, собственно, только что приехал… Из аэропорта – сразу в автобус, а потом сюда. Так что ещё нигде не останавливался. Просто не успел.

– Вы надолго?

– Пока не надоем, – усмехнулся тот.

– Как в анекдоте: «Что, даже чаю не попьёте?» – необидно пошутила Вера. – В гостинице, думаю, место найдётся, не переживайте, тут недалеко. Вы уж извините, Дима, но Асю я пока с вами не отпущу. Она немного приболела, ей нельзя в холод, а гостиница летом не отапливается. Тут у нас хотя бы печка есть…

– Я и не настаиваю, – Димка отвёл взгляд. – Тяжело болела? – спросил он Веру, избегая обращаться напрямую к Асе.

– Жар трое суток сбить не могли, – вздохнула Вера. – Сегодня первый день, когда она на человека похожа. Но всё равно доктор велел пока лежать, завтра он вашу ненаглядную ещё раз осмотрит. Ой, вы же с дороги… – спохватилась она. – Устали, наверное, и есть хотите? Пойдёмте, я вас в столовую провожу.

– Не стоит беспокоиться, – Димка покачал головой. – Я и в самом деле очень устал. Не хочу вас обременять, пойду узнаю насчёт мест в гостинице.

Он прикоснулся холодными губами к Асиной щеке. Она молчала, чувствуя себя последней гадиной, но не желая играть в любезность, потому что в горле у неё стояли слёзы.

Уже в дверях Димка обернулся и хмуро взглянул на неё.

– Что хоть за мальчишка? – спросил он.

– Замечательный парень, тебе он понравится, – обрадованно засуетилась Ася, мгновенно оживляясь. – Если хочешь, съезди туда хоть завтра и познакомься с ним! Или подожди, когда я окончательно выздоровею, мы поедем вместе… Ладно?

– Адрес давай, – буркнул он.

Ася торопливо написала на листочке имя и фамилию мальчика, а также адрес детского дома и номер Никиткиной группы.

– Директор там очень хороший человек, понимающий, – стараясь, чтобы голос не звучал слишком уж просяще и заискивающе, произнесла она. – Ты скажешь, что от меня… он пропустит тебя без вопросов.

Димка убрал записку в карман.

– Ладно, я пойду. Ты отдыхай и… выздоравливай. Вера, приятно было с вами познакомиться, – кивнул он актрисе.

– Ты всё-таки решилась? – спросила Вера, сияя, когда за Димкой захлопнулась дверь. – Это я про Никитку. Хочешь его усыновить?

– Если получится… – вздохнула Ася. Она вдруг стала ужасно суеверной и боязливой.

– Поэтому Дима такой мрачный? – поинтересовалась Вера сочувствующим тоном. – Он что, против этой затеи?

– Скорее, на него просто всё сразу навалилось, наложилось одно на другое. Дорога, усталость, усыновление… ещё и к Белецкому приревновал… – нехотя призналась Ася. Вера открыла рот.

– К Саше?! А что, был повод?

– Да нет, конечно, – передёрнула плечами Ася. – Просто Димке показалось, что Белецкий слишком уж обеспокоен моим самочувствием.

– Темнишь что-то… – протянула Вера недоверчиво.

– Ничуть не бывало, – похоже, покрутившись пару недель в компании актёров, Ася и сама стала заправской артисткой: её искренности поверил бы даже Станиславский. – Ты же знаешь Белецкого. Он со всеми душка. Но многие воспринимают это превратно…

«Например, такие самовлюблённые дуры, как я!» – добавила она мысленно.

Свободный номер, конечно же, нашёлся. Даже странно было: для кого в этой забытой богом глуши отгрохали такое большое здание? При этом сама гостиница выглядела убого как внутри, так и снаружи. К тому же, там по-прежнему явственно пахло гарью, хотя с момента пожара минуло уже около двух недель.

Впрочем, Димка, прошедший череду спортивных лагерей в детстве и армию в юности, был достаточно неприхотливым в быту человеком. Лишь бы имелось, где голову приклонить… Девушка за стойкой ресепшен вовсю строила ему глазки, но он слишком вымотался, чтобы послать ей ответную улыбку хотя бы из элементарной вежливости – молча принял ключ от номера и откланялся.

Достав из рюкзака чистую одежду, он направился в общую душевую. Повезло – кроме него, в данный момент там никого не было. Быстро ополоснувшись под струями холодной воды (кран с горячей почему-то не работал), Димка вернулся к себе в номер и в изнеможении рухнул поверх заправленной кровати. Тело его гудело от усталости, а голова – от напряжения. Выпить бы сейчас таблетку снотворного и отключиться до утра… Но Димка с упорством мазохиста всё прокручивал и прокручивал в голове ту картинку, которую сразу же увидел, открыв дверь: Белецкий, склонившийся над лежащей Асей и, кажется, целующий её. Так «кажется» или всё-таки «целующий»? Да, Ася действительно выглядела нездоровой. Похоже, эта милая девушка Вера не врала по поводу её болезни. Но, чёрт возьми… какое право имел тот, чужой, нежничать с Асей – с его Асей? На каком основании?!

А тут ещё эта новость про мальчика из детского дома… То ли блажь, то ли придурь, он ещё не разобрался. До поездки сюда Ася была настроена против усыновления резко отрицательно, они не раз обсуждали эту тему. И вот – нате… Может, конечно, у неё и впрямь это серьёзно. Лицо у неё было такое необычное, воодушевлённое, когда она говорила про того пацана. Но вдруг тоже наиграется и остынет, а ему потом вместо неё эту кашу расхлёбывать? Всё-таки, не котёнок – живой человек…

Против усыновления как такового у Димки не было предубеждений. В целом, он любил детей и прекрасно с ними ладил. Не мешало бы, конечно, познакомиться сначала с тем самым Никитой. А вдруг это какой-нибудь совершенно неуправляемый, трудный ребёнок? С Аси ведь станется выбрать именно такого – именно из её вечного духа противоречия и желания быть иной, чем все..

С усыновления мысли упрямо вновь и вновь сворачивали на Белецкого. Целовались или нет? И вообще как далеко у них успело зайти, в принципе? Он беспокойно заворочался на кровати. Уснёшь тут, пожалуй…

Димка прекрасно отдавал себе отчёт в том, что все его терзания – из-за неуверенности в себе. Он не знал доподлинно, любит ли его Ася. Вернее, как-то по-своему, конечно, любит. Она привыкла к нему. Им хорошо вместе. Они знают друг друга много лет. Но значит ли это, что она умирает от счастья в его объятиях? Что от одного только его взгляда у неё перехватывает дыхание? Конечно же, нет. И дело не в том, что любые отношения меняются со временем. У них с Асей никогда не было такого – чтобы и дрожь, и волнение, и останавливающееся сердце. Точнее, было нечто похожее… но давно, ещё в школе.

До него явственно доносились звуки из соседних номеров: взрывы хохота, громкая музыка, высокий женский голос, что-то оживлённо рассказывающий… «Артисты», – подумал Димка с неприязнью. У них вся жизнь – праздник, всё шумно, бурно и напоказ. Он окончательно понял, что заснуть ему в ближайшие часы едва ли удастся.

Димка решительно встал, накинул куртку и вышел из номера, устремившись в сторону ресепшен. Девица, скучающая за стойкой и коротающая время дежурства за разгадыванием сканвордов, обрадовалась, увидев его снова. Может быть, этот симпатяга скрасит её одиночество?

– А вы тоже актёр? – спросила она кокетливо. Он незаметно поморщился.

– Нет, я просто турист. Скажите, – обратился он к ней, – от вас можно вызвать междугородное такси? Мне прямо сейчас надо.

– Да, конечно, – кивнула девушка, сразу поскучнев лицом. – Но ночами – двойной тариф. Вам куда ехать?

– В Мезень, – глухо отозвался он.

Как назло, таксист попался болтливый.

Димка предпочёл бы подремать в дороге, но был вынужден выслушивать традиционные диванные философствования о том, как реально нужно управлять государством. Он с тоской смотрел в окно, на завораживающие величественные пейзажи, которые, должно быть, производят на неподготовленного человека поистине грандиозное впечатление – с условием, что у этого самого человека на сердце нет мертвенной стылости и вялого безразличия к окружающей красоте. До красоты ли ему сейчас?!

К детдому они подъехали рано, даже слишком рано. Белая северная ночь была в самом разгаре. Димка расплатился с водителем и вышел из машины.

– Слышь, парень, ты уверен, что тебе сюда? – с сомнением протянул таксист. – Они ещё как минимум часов семь-восемь не откроются. Может, подбросить тебя в какое другое место? Денег с тебя за это не возьму…

– Спасибо, не стоит, – отозвался Димка. – Мне именно сюда надо. Я пока погуляю.

– Ну, как знаешь… – похоже, водитель с трудом удержался от того, чтобы не покрутить пальцем у виска.

То, что он сглупил, примчавшись в Мезень ни свет, ни заря, Димка уже и сам понял. Выгаданные несколько часов ничего ему не дали – всё равно теперь придётся ждать.

Он принялся бесцельно мерить землю шагами, нарезая круги вокруг детского дома и продолжая предаваться невесёлым размышлениям. Чужое место, чужие люди… Чужая Ася. Да, совсем чужая. Он снова вспомнил, каким ледяным холодом от неё веяло во время разговора с ним. Зачем он вообще припёрся сюда, идиот?!

Некстати всплыло в памяти, что где-то здесь, в Мезени, обитает и Неля вместе со своим мужем Стасом, которого Димка ненавидел всем сердцем – с тех самых пор, как Ася едва не свела счёты с жизнью из-за этого ничтожества. Господи, да что же это за рок такой над ним тяготеет – почему он должен вечно переживать из-за Асиных мужиков, бывших, мнимых и настоящих?!

Внезапно загрохотал отодвигаемый внутри засов, и дверь детского дома приоткрылась. Из образовавшейся щели на Димку настороженно смотрели чьи-то глаза.

– Эй, парень, – с подозрением произнёс голос, принадлежавший, судя по всему, старой женщине. – Ты чего тут шастаешь? Чего вынюхиваешь-высматриваешь?

Димка остановился.

– Извините. Я не вынюхиваю. Вообще-то, я к вам приехал. Ну, то есть – не прямо к вам, а в детский дом. Мне с директором переговорить надо и мальчика одного повидать…

– Директор только в восемь часов утра будет, – хмуро отозвалась старуха. – А мальчики все спят давно. И девочки тоже.

– А вы кто? – зачем-то спросил Димка.

– Нянечка. Дежурство ночное у меня сегодня. Хотела было прилечь, да тут ты свалился, чертяка – ходишь вокруг да около, одно беспокойство от тебя, у меня теперь и сна ни в одном глазу. Кто таков, чего надо – кто ж тебя разберёт. Да ещё и ночью!

– Простите, – снова повинился Димка. – Я не хотел вас пугать. Я сейчас пойду… в какое-нибудь другое место. А утром вернусь.

– «В какое-нибудь другое место»… – передразнила старуха – похоже, она была крайне ворчливой и склочной особой. – Неча добрых людей пугать. Первый раз в Мезени, небось?

– Первый, – признался Димка.

– Откуда такой заполошный будешь?

– Из Москвы.

Несколько секунд старуха молчала. Димка решил, что она ждёт, когда он, наконец, удалится от детдома подальше, и торопливо попрощался:

– Ладно, я пошёл. Спокойной вам ночи.

– Документ есть у тебя? – спросила вдруг старуха строго.

– Какой документ? – растерялся Димка. – Паспорт, что ли?

– Ну уж не пенсионное удостоверение, – съязвила она. – А ну покажи.

Чертыхаясь про себя, Димка поднялся на крыльцо и сунул поближе к приоткрытой двери свой развёрнутый паспорт. Нянечка долго и внимательно изучала его, будто старалась запомнить все данные. Затем откинула какой-то маленький крючок, и дверь распахнулась на всю ширину.

– Заходи, – пригласила она его без лишних церемоний.

Всю ночь они просидели в тесной, но уютной каморке, согревая руки о стаканы с горячим чаем, угощаясь вареньем из лесных ягод и неспешно разговаривая. Нянечка не расставалась с вязанием – спицы так и мелькали в её проворных, как у молодки, ловких пальцах.

– Нужно довязать шапочку и шарфик для внучка, – пояснила она, – а то скоро сиверко подует, холода придут.

Димке дико было слышать в разгар июня о грядущем похолодании. Впрочем, после того, как, трясясь в автобусе по дороге из Архангельска, он увидел лежащий повсюду снег, хоть и подтаявший местами, впору было не удивляться уже ничему.

При ближайшем знакомстве нянечка оказалась никакой не мегерой и вовсе не сварливой старухой. Совершенно нормальная, классическая добрая бабушка, устроившаяся на пенсии в детский дом, чтобы немного подработать.

– Вы, если устали, ложитесь и поспите, – предложил он. – Я тут сам тихонько посижу.

– Ещё чего! – добродушно возмутилась та. – Доверю я детский дом чужому человеку. Может, только я в сон – а ты меня тут же и прирежешь, – и сама громко засмеялась, давая понять, что шутит. – А ты, если хочешь, и правда отдохни, сынок. Приляг вон на мою кушетку…

– Спасибо, что-то не спится, – отказался Димка.

– Так чего тебя сюда занесло-то? – вспомнила она. – Про какого мальчика ты речь вёл?

– Вот, – он достал бумажку и прочитал вслух:

– Никита Иволгин, две тысячи восьмого года рождения.

– Так ты… хахаль той, беленькой, столичной крали? – покосилась на него нянечка, как ему показалось – недобро.

– Если вы про Асю… – пробормотал он.

– Асю, во, точно! Ну надо же, – всплеснула руками она. – Сначала взбаламутят ребёнка, наобещают ему подарков и райскую жизнь в Москве, а потом пропадают с концами… Мальчонка вон страдает, ждёт, плачет, а Ася твоя поманила да и пропала. Уже четыре дня от неё ни слуху, ни духу – поминай, как звали!

– Она заболела, – Димка почему-то разобиделся за Асю. – Она никого не обманывала и от решения своего не отступала. Я, собственно, потому и приехал, она меня специально вызвала.

– Так, значит, она тебя вместо себя прислала?

– Можно сказать и так. Должен же я с ним познакомиться, – пожал плечами Димка. – Посмотреть на него, поговорить.

– Поговорить, посмотреть… – передразнила старуха. – Как будто товар себе на рынке выбираете, а не живого человека.

– Да именно поэтому нам и нужно встретиться! – вспыхнул Димка. – Ну нельзя же вот так, живого ребёнка – и без оглядки в чужую семью запихнуть!

– А ты тут мне голос не повышай, тем более на пожилого человека, – миролюбиво посоветовала старуха. – Ишь, вспыхнул, как порох – пых! пых! Всё я понимаю. Сама двух деток усыновила.

– Ну да? – сразу остывая, поинтересовался он. – Когда это?

– Да лет тридцать тому уж. Близняшки, Мишка да Колька. Мать их родами померла, а мы с ней в одном классе учились, подружайками были… муж Тосин в лесу сгинул ещё до их рождения. Ну, хотели малышей сразу в детдом, да я грудью встала – не дам, мол! Супруг мой ворчал поначалу. Потом ничего, привык. Вырастили, воспитали, на ноги поставили… – нянечка вздохнула. – Шапочку-то я сыночку Мишкиному вяжу. А Колька пока всё никак не женится, охламон…

– А свои дети у вас есть? – заинтересовался Димка.

– Дочка Любушка. У неё уж у самой скоро внуки пойдут. Старшая её дочь – внучка, стало быть, моя – красавица на выданье, двадцать лет недавно исполнилось. А у тебя с этой твоей Асей дети есть?

– Нет, – буркнул он, отводя глаза.

– У неё проблемы или у тебя? – по-свойски бесцеремонно продолжила она свои расспросы.

– У неё, – нехотя признался он.

– Любишь, значит, – понимающе подытожила старуха. – А что ж, поближе детей не нашлось – в Москве вашей? Стоило в такую даль за дитём тащиться?

– Ася по работе сюда приехала. В командировку. Ну, и увидела Никиту. Он ей сразу в душу запал…

– Хороший мальчишечка, – кивнула нянечка одобрительно. – Не обалдуй какой-нибудь.

В процессе этой обстоятельной беседы Димка вдруг почувствовал, что его начало клонить в сон. Он на секундочку прислонился к стене головой, закрыл глаза… и будто провалился в глубокую тёмную яму.

Старуха некоторое время понаблюдала за тем, как ровно вздымается и опускается его грудь, а затем, сердобольно вздохнув, встала и набросила Димке на колени шерстяное одеяло.

Проснувшись поутру, Димка не сразу сообразил, где находится. Он обвёл взглядом маленькую каморку, вспомнил, как здесь оказался, и смутился из-за того, что так резко вырубился и оставил душевную старушку коротать ночь в одиночестве.

– Извините меня, – пробормотал он. – Я и сам не понял, когда заснул.

Он почувствовал неловкость за то, как сейчас выглядит. Должно быть, жуткое зрелище: помятый, взлохмаченный, небритый… да его даже директор испугается, не то что ребёнок!

– Садись-ка, покушай, – деловито предложила нянечка. – Самовар только что поспел. И пирожки у меня есть, я и забыла совсем про них, дура старая – надо было тебя вчера накормить. Теперь жаль, остыли уже, я их перед самым дежурством напекла… Ты поешь, сынок. А у меня смена через полчаса заканчивается.

Димка вдруг вспомнил, что почти целые сутки ничего не ел – если не считать скудного перекуса в самолёте. В дороге автобус останавливался возле какой-то «Столовой у Алевтины», но он был поглощён мыслями о предстоящей встрече с Асей, так что кусок не лез ему в горло.

– Спасибо, – поблагодарил он. – А где тут у вас… умывальник?

– Прямо по коридору пойдёшь, там в конце увидишь – синяя дверь справа. И туалет там же, – добродушно добавила она. – Не стесняйся. Дети спят пока. У них в семь-тридцать подъём только.

– А который час? – спохватился он.

– Начало восьмого.

– Вы что же, совсем не спали? Я вашу кушетку занял… – Димке стало стыдно ещё больше.

– Да брось ты, ишь чего выдумал – старуху жалеть. Дома отосплюсь. Пожилым людям немного сна надо. Я зато своё рукоделие докончила, – похвалилась она.

С директором, как Ася и обещала, не возникло абсолютно никаких проблем.

– А вы, значит, муж? – спросил он, энергично пожимая Димкину руку. – Рад, очень рад встрече. Никитка вашу супругу совсем заждался…

Диме пришлось повторить рассказ о её болезни. Директор понимающе покивал.

– Ну, вы как – хотите тут, при мне, в кабинете побеседовать? Или вызовете его для разговора один на один?

– Если можно, я бы хотел сам. Без посторонних, – попросил Димка. – Извините… но мне так будет легче.

– Сейчас его приведут. Можете оставаться здесь. Я выйду, – пообещал директор.

– Не хотелось бы вас утруждать…

– Не стесняйтесь. Вы ради такого важного дела издалека приехали. А мне не слишком сложно немного в коридоре постоять.

Когда Никитка появился в директорском кабинете, у Димки перехватило дыхание. До чего же он был похож на Асю! Те же светлые волосы, те же огромные глаза… По незнанию можно было и в самом деле принять его за Асиного сына.

– Вы от тёти Аси? – спросил мальчик несмело. – А где она сама? Она же обещала, что скоро меня навестит…

Димке пришлось в третий раз рассказать историю её болезни.

– Она ко мне приедет, когда выздоровеет?

– Конечно, дружище. Мы вместе и приедем, – пообещал Димка.

– А вы её муж? – помолчав, спросил Никитка. – Она мне про вас ничего не рассказывала…

– Очень в духе тёти Аси, – невесело улыбнулся Димка.

– И вы согласны, чтобы я жил с вами в Москве? – похоже, Никитка решил раз и навсегда выяснить все накопившиеся у него вопросы.

– А почему я должен быть против? – осторожно уточнил Димка, внимательно глядя на мальчугана. Никитка тяжело, как-то по-взрослому, вздохнул.

– Я же не ваш родной сын. Чужих детей трудно полюбить, как своих собственных.

– Это кто же тебе такую чушь сказал? – нахмурился Димка. Никитка обиженно насупился.

– Вовка из одиннадцатой комнаты. Он вообще говорит, что тётя Ася передумала меня усыновлять, что я ей на фиг не сдался, в Москве и своих детских домов полно.

– Но выбрала-то она именно тебя. Тебя и полюбила, – напомнил Димка. В глазах мальчика вспыхнула надежда. Димка добавил в свой тон ещё больше уверенности:

– Так что ерунду болтает твой Вовка, так и знай.

– Я ему тоже так сказал. Даже врезал разок, – похвастался Никитка. – На самом деле, он мне просто завидует. Постоянно задирается и подножки ставит. Думает, что если ему уже двенадцать лет, то больно взрослый.

– Я тебя потом парочке приёмов карате научу, – пообещал Димка, – чтобы ни один человек в мире не смел беспричинно задираться, болтать про тебя глупости или смеяться над твоими мечтами.

– Карате? Ура, супер! – подпрыгнул на месте Никитка.

Затем он полез в нагрудный карман и достал сложенный листок бумаги.

– Это я для тёти Аси рассказ написал. Вы ей передадите?

– Рассказ? – подивился Димка. – Да ты у нас писатель, оказывается…

– Буду, когда вырасту, – привычно подтвердил Никитка.

– А мне можно его прочитать? Или это эксклюзив для тёти Аси?

– Не эслюк… экслюк… читайте, в общем, – махнул рукой Никитка. – Только не смейтесь, ладно? Его не все понимают. Из наших одна только Лариска и поняла…

«Ещё и Лариска какая-то…» – подумал Димка, буквально ошалев от количества свалившейся на него новой информации.

Он развернул листок, исписанный аккуратным детским округлым почерком.

«Жил был маленький принц. И звали его Ники. Однажды его родители уехали в соседнее королевство и не вернулис. Все говорили, что их слопал огромный кроважадный дракон. Но Ники не верил и продолжал их ждать. Прошло много много много лет. Однажды в ворота дворца постучалис. На пороге стояла прекрасная красавица с золотыме волосаме.

Кто ты? Спросил её Ники. Я тебя раньше не видел, но у вас знакомое лицо!!!

Я твоя мама Ники. Сказала эта красавица.

Но ты на неё совсем непохожа.

Это ничево страшново. Ты ждал меня вот я и пришла. Просто по дороге моя старая аболочка изтрепалас, и я превратилась в другую тётю. Но всё равно сердцэ у меня осталось мамино.

Ники обнял её и почуствовал. Что она говорит правду!»

Димку настолько пробрал этот незатейливый опус с довольно прямолинейными образами и метафорами, что, читая его, он даже пару раз шмыгнул носом, чувствуя, как к глазам подкатывают слёзы.

– Да… – протянул он с уважением. – Писателем ты точно станешь, парень. У тебя явный талант.

– Я ещё и актёр хороший, – обрадованный похвалой, сообщил мальчик. – Мне режиссёр дядя Сеня сказал. Я у него в кино снимался, в эпизоде.

– Повезло тебе, завидую, – искренне сказал Димка. – Ну так что, мы с тобой договорились? Ты не ноешь, не скулишь, а терпеливо ждёшь нас с тётей Асей, как настоящий мужчина? Раз мы сказали – приедем за тобой, значит, обязательно приедем.

– Хорошо, – серьёзно кивнул Никитка. – Я буду ждать, как мужчина. Я всё понимаю, я большой уже. Не так-то легко собрать все нужные документы…

Спустившись с крыльца, Димка, не колеблясь ни секунды, набрал Асин номер. Она откликнулась после первого же гудка, точно не выпускала телефон из рук в ожидании звонка.

– Так где нам лучше расписаться – в Москве, или прямо здесь можно? – спросил он без ненужных предисловий.

В загсе, однако же, их постигло глубокое разочарование.

Никто не собирался расписывать Асю с Димкой так срочно, как им того хотелось. Работница загса (дородная женщина в синем шёлковом платье и взбитыми крашеными кудрями) дотошно перечислила им свод правил, главным из которых было: минимальный срок ожидания – один месяц. Это при условии, что они не станут заказывать торжественную регистрацию, удовольствовавшись простой росписью.

– Но почему так долго-то? – возмутилась Ася.

– Это специально установленный законом срок, чтобы вы могли проверить свои чувства, – закатив глаза, словно общаясь с несмышлёной девчонкой, пояснила работница.

– Девушка, – обратился к ней Димка, сильно, впрочем, польстив ей данным эпитетом, – ну вы же понимаете, что все эти сроки ожидания, проверка чувств – в основном для зелёных и незрелых, которые и в любви-то ничего толком ещё не понимают, не то что в семейной жизни. А мы с Асей уже взрослые люди. Нам обоим под сорок. Мы знаем друг друга почти четверть века – ещё со школы. Несколько лет живём вместе, как муж и жена. Подумайте сами, что нам даст этот месяц? Какую дополнительную информацию друг о друге мы сможем за это время узнать?

– Так положено, молодой человек, – невольно проникаясь к нему сочувствием, отозвалась работница. – Правила не я выдумываю.

– Но ведь есть какие-то исключения, – снова вмешалась Ася, – их просто не может не быть! К примеру, если невеста беременна, брак могут заключить прямо в день подачи заявления – я об этом много раз слышала!

Женщина смерила её неприязненным взглядом. Ася, в отличие от Димы, ни симпатии, ни сочувствия у неё не вызывала – она была для этого слишком красива, стройна и модно одета.

– Вы беременны? – осведомилась она сквозь зубы.

– Нет, – сразу же скисла Ася. – Но, может быть, помимо беременности, существуют иные факторы…

– Да-да, – поддержал Димка, – какие-нибудь уважительные причины, когда регистрация бракосочетания проходит в ускоренном порядке!

Женщина устало вздохнула и заученно перечислила следующее:

– Кроме беременности будущей супруги, учитывается также рождение общего ребенка. Или угроза жизни для одного из вас…

– Как можно предугадать угрозу жизни? – не понял Димка. Работница пояснила:

– Ну, допустим, если вы работаете на вредном производстве. Или у вас долгая и тяжёлая болезнь. К примеру, последняя стадия рака.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – суеверно сплюнула Ася через плечо и постучала по деревянной поверхности стола. – А что-то другое?..

– Ну… – задумалась работница. – Если имеется вероятность, что кого-то из вас вскоре отправят в длительную командировку – может быть, даже в другую страну – это тоже сойдёт за уважительную причину. Есть ещё иные обстоятельства, – туманно закончила она. Ася вцепилась в неё мёртвой хваткой:

– Иные – это какие?

– Индивидуальные, – многозначительно поджала губы женщина. – На усмотрение работников загса. Но, разумеется, всё должно быть подкреплено соответствующими документами.

– Так вот у нас как раз те самые иные обстоятельства! – воодушевился Димка. – Мы с Асей хотим как можно скорее усыновить ребёнка из вашего детского дома. Но, пока мы не расписаны, получить разрешение на усыновление довольно трудно…

– А почему вы думаете, что эти обстоятельства играют вам на пользу? – серьёзно спросила женщина. – Скорее уж, наоборот – они выглядят крайне подозрительно. С чего вдруг такая спешка? Почему необходимо бегом усыновлять этого мальчика, а не оформить путём все необходимые справки и потом уже, не спеша, приступать к процедуре усыновления?

– Да вы же сами, наверное, прекрасно всё знаете, – снова вступила в разговор Ася, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. – Детский дом могут закрыть со дня на день. Все его воспитанники будут перевезены в Новодвинск…

– Ну и что? – работница вскинула вверх выщипанные ниточки бровей. – Вам-то какая разница, где его усыновлять – в Мезени или в Новодвинске? Вы всё равно из Москвы… Сюда приехали – и туда прокатитесь, ничего страшного с вами не случится, не развалитесь.

Димка интуитивно понял, что Ася готова взорваться, и предостерегающе сжал ей ладонь.

– Мы подумаем… насчёт индивидуальных обстоятельств, – многообещающе произнёс он. – И, разумеется, покажем вам документы, подтверждающие нашу уважительную причину.

– Вот тогда я и заявление у вас приму, – пообещала работница. – А то сейчас, как я понимаю, назначенная дата регистрации вас никак не устраивает.

– Категорически не устраивает… – со вздохом подтвердил Димка, а затем, понизив голос, наклонился к её столу и спросил заговорщическим тоном:

– А может быть, мы как-то иначе договоримся? Скажем, за определённую сумму? Небольшое вознаграждение за услугу, назовём это так…

Ноздри у женщины раздулись от гнева, а глаза принялись метать в Димку громы и молнии.

– Да за кого вы меня принимаете! – оскорблённо воскликнула она. Её мощная грудь вздымалась, как морские волны на картинах Айвазовского. – Взятку мне предлагать вздумали? Да я у вас вообще заявление принимать не стану! Ни сейчас, ни потом!

– Вы нас не так поняли, – дёрнув Димку за рукав, поспешно вмешалась Ася. – Простите великодушно. Дима имел в виду, что после того, как с формальностями будет покончено, мы обязательно отблагодарим вас – хотя бы коробкой московских конфет и бутылочкой коньяка. Ни о какой взятке и речи не идёт!

К счастью, работница загса оказалась отходчивой – остыла так же быстро, как вскипела.

– Вообще-то, нам не положено… – зардевшись кротким румянцем, сказала она и поправила причёску. – Но от коробочки шоколада кто ж откажется. Я, знаете, люблю побаловать себя сладеньким иногда…

«По тебе и видно», – подумала Ася, окидывая взглядом её фигуру, но вслух, конечно же, рассыпалась в благодарностях.

– Ты что! – отругала Ася Димку в такси, когда они ехали обратно в Романовку. – Местным деньги вообще предлагать нельзя ни под каким предлогом. Это же смертельная обида! Мне рассказывали, что тут даже гаишники взяток не берут, представляешь? Я поначалу тоже пыталась к директору детского дома подкатить с подобным предложением… Потом было очень стыдно.

– Если и есть на свете рай – то это Мезенский край, – мрачно сыронизировал Димка и потёр виски. – Ну ладно, если всё срастётся, отдадим ей конфеты после регистрации – и правда, будет с неё. Вот только пока неясно, как добывать справку с указанием уважительной причины для нашего экспресс-бракосочетания.

Ася помрачнела.

– Сама уже всю голову сломала. Может, и правда – в Москве лучше расписаться? Там, по крайней мере, все свои… И деньги берут за милую душу, – вздохнула она.

– В Москве сроки ожидания ещё дольше, – покачал головой Димка. – Ну, только если справку липовую не сделать, конечно. К примеру, о работе на вредном производстве… или что там она ещё предлагала?

– Нет, липовую – не надо! – испугалась Ася. – А если обман раскроется? Тогда все документы с усыновлением тормознут на старте. Нам потом в жизни Никитку не отдадут! Я не могу так рисковать… Не имею права.

– Ладно, – Димка изобразил ободряющую улыбку, хотя на душе у него скребли кошки, – не переживай. Мне просто нужно немного времени, чтобы всё это хорошенько обдумать. Но я обязательно найду какой-нибудь выход.

Ася благодарно прислонила голову к его плечу и закрыла глаза. Димка тихонько поцеловал её в висок.

Если бы не суровая необходимость присутствовать ежедневно на съёмках, Ася и вовсе остановилась бы в Мезени, поближе к Никитке, на все те дни, пока решались многочисленные бумажные вопросы. Но увы – работу никто не отменял, Ася и так много пропустила из-за своей болезни.

Разумеется, голова её была занята сейчас только процессом усыновления. На съёмочной площадке Ася присутствовала больше для галочки, занимаясь своими прямыми обязанностями хоть и добросовестно, но без былого энтузиазма. Всё, что выходило за рамки съёмок, тем более перестало её волновать. Чувства и эмоции, казавшиеся прежде столь жизненно важными, выглядели теперь пустыми, мелкими и ничтожными страстишками. Даже образ Белецкого как-то поблёк в её сознании. Хотя, когда их с Димкой отказались регистрировать в загсе, она мельком подумала – а не привлечь ли к этому вопросу Белецкого? Уж кто-кто, а он на женщин умеет воздействовать просто магически. Если именно Белецкий попросит работницу загса о скорейшем бракосочетании Димки с Асей – чем чёрт не шутит, может, её сердце и дрогнет?

Но Ася пока не торопилась идти с этой просьбой к Белецкому, приберегая её на самый крайний случай – если уж совсем не найдётся иного выхода. Не хотелось отрывать человека от дела. Он ежедневно снимался в огромном количестве эпизодов, требующих максимального сосредоточения и душевных затрат. Было бы слишком эгоистично с её стороны срывать его в Мезень… Да и согласится ли он на эту сомнительную авантюру?

Сейчас, сидя на складном стульчике со своей камерой, Ася рассеянно наблюдала за царившей на съёмочной площадке суетой и была мыслями очень далека отсюда.

– Ася? – услышала она вдруг обеспокоенный голос. – Ты в порядке?

Подняв глаза, она увидела своего бывшего мужа – Станислава Князева.

– А ты что здесь делаешь? – искренне удивилась она. Он аж опешил от подобного вопроса.

– Ну, здрасьте, приехали. А не ты ли сама меня вашему режиссёру сосватала? Ну, там, консультации по поводу лошадей, верховой езды и так далее…

– А, да, точно, – вспомнила она. – Ну и что, консультируешь?

– Да так… понемножку.

Стас скромно умолчал о том, что на самом деле благодаря ему сценаристом были полностью переписаны несколько сцен с лошадьми, в силу их нелепости и неправдоподобности.

К примеру, если взмыленную после многочасовой скачки лошадь сразу же напоить и накормить – это означает собственноручно подписать ей смертный приговор. Опытный всадник даст воды своему коню не раньше, чем через сорок минут, а лучше вовсе через час. Или, допустим, рассмешивший Стаса момент в фильме, когда лошадь теряет подкову во время путешествия. Несмотря на все мифы и истерики, бушующие вокруг этого факта (сценарист был свято уверен в том, что расковавшаяся лошадь или начнёт ужасно хромать, или вообще немедленно издохнет), в реальности никакого конца света произойти не должно. Стас пытался втолковать создателям фильма, что тащить конягу на себе несколько километров до ближайшей кузницы – дело, мягко говоря, излишнее. Лошадь вообще способна спокойно проскакать несколько дней неподкованной – при условии, что всадник едет не по камням, гравию, булыжнику или асфальту, а по мягкому грунту. В условиях же лесов, степей, снегов и деревенских дорог лошади могут и вовсе обходиться без подков. Во все эти, а также многие другие, тонкости и детали Стас и посвящал автора сценария вместе с режиссёром.

– А сейчас ты чем занят? – спросила Ася из вежливости.

– Да вот… внезапно выяснилось, что у цыганской кибитки отлетело колесо, так что начало съёмок немного задерживается, – он оглянулся назад, проверяя, как идёт работа. – Причём странно, – добавил он, – ещё вчера всё было идеально, я лично проверил. Да и кибитку эту вне съёмок никто не использует. Такое ощущение, что колесо специально сломали. Но это же маловероятно… – вздохнул он. Ася впервые за весь разговор прислушалась к его словам с интересом.

– Как раз это очень даже вероятно, – буркнула она. – Ты не знаешь всего… Похоже, кто-то из местных точит зуб на нашу съёмочную группу. Чего только не было за эти дни! Пожар в гостинице устраивали, камни в наши окна кидали… Повредить колесо – вообще плёвое дело при таком размахе.

– Кому же вы так не угодили? – поразился Стас. Ася пожала плечами.

– Поверь, нам всем тоже интересно…

– А ты чего грустная-то такая? – спросил он осторожно. – Сама на себя не похожа… Случилось что-то?

– Да так… – Ася отвернулась. – Небольшие проблемы. Между прочим, с вашим мезенским загсом.

– С загсом? – Стас непонимающе уставился на неё. – Какие именно проблемы?

– Да забудь, – махнула она рукой. – Ты всё равно ничем помочь не сможешь.

– А всё-таки? – неожиданно настойчиво продолжил он свои расспросы. Ася, глубоко вздохнув, вкратце изложила ему свои затруднения: необходимо как можно быстрее пожениться, а им с Димкой не дают такой возможности.

Выслушав её рассказ, Стас вдруг принялся весело хохотать. Ася взглянула на него с обидой и недоумением – ничего себе, «адекватная» реакция на её горе…

– Что такого смешного ты услышал в моих словах? – холодно поинтересовалась она. Стас успокаивающе поднял ладонь, продолжая улыбаться.

– Не обижайся, просто не смог удержаться… Ну, считай, что твоя проблема решена!

У Аси перехватило дыхание.

– Как это?

– А так. Может быть, помнишь тётю Нюсю, опекуншу, которая взяла меня к себе после смерти бабушки? Я рассказывал, что она мне и мать, и бабку заменила…

– Да, конечно, – торопливо кивнула Ася, пока что не улавливая связи.

– Ну так вот. Тётя Нюся – никто иная, как свекровь той самой работницы загса Людмилы, которая вас отшила. Я её сто лет знаю, она и нас с Нелей тоже расписывала. Если я попрошу её – она мне не откажет.

У Аси перехватило дыхание. Она закрыла себе рот руками, чтобы не завопить от радости, и просто молча смотрела на Стаса сияющими глазами. Вот уж действительно – пришла подмога, откуда не ждали…

– А… точно не откажет? – выговорила она наконец срывающимся голосом.

– Ну конечно. Скажу ей для верности, что ты лучшая Нелина подруга – тем более, это правда. Я ей немедленно позвоню, прямо сейчас!

– Спасибо, Стас… – только и смогла выговорить она.

Димка предсказуемо не пришёл в восторг, узнав, кто именно протянул им руку помощи в самый неожиданный момент. Но иного выхода всё равно не было, так что пришлось, стиснув зубы, принять предложенное на блюдечке спасение.

Стас не подвёл – его звонок Людмиле действительно сыграл решающее значение. Она тут же перезвонила Асе сама по оставленному номеру телефона – и всё в этом разговоре было иным, даже её тон, уже не властно-высокомерный и поучающий, а чуть ли не заискивающий.

– Сегодня рабочий день уже закончен, но я могу прямо завтра вас расписать, ребята, – сладко щебетала Людмила. – Приезжайте к обеду. С утра у нас две торжественные регистрации, а потом я совершенно свободна! Не забудьте паспорта и квитанцию об оплате госпошлины.

– Ну, вот и всё… – Димка с улыбкой наблюдал за Асей, которая достала свой чемодан и принялась рыться там в поисках более-менее приличного наряда на свадьбу. – Завтра ты окончательно и бесповоротно станешь моей. Не боишься?

– Чего мне бояться? – отмахнулась она рассеянно. Эх, не надо было слушать Димку во время сборов, когда он убеждал её, что вечернее платье точно не понадобится! – Я и так давно твоя. От макушки до пяток. Ещё скажи, что ты этого не знал…

– Ну, положим, время от времени меня терзали смутные сомнения… – Димка пристально наблюдал за выражением её лица. – И, кстати… как насчёт того, чтобы с завтрашнего дня переехать, наконец, ко мне в гостиницу? Как законный муж, я буду требовать права первой брачной ночи.

– Ну конечно же, перееду, – кивнула Ася. – Думаю, Вера поймёт и не обидится. Тем более, горячую воду у вас вроде бы уже починили, так?

– Да, корыстная ты моя, специально к твоему появлению подготовились, – хмыкнул Димка.

– Ой! – вспомнила вдруг Ася. – У меня же нет обручального кольца! Или на обычную роспись, без торжественной регистрации, кольца не требуются?

– Эх… – Димка смутился. – Хотел сюрприз сделать, ну да ладно. Вот, держи… – он достал из кармана маленькую бархатную коробочку. – С самого Стамбула с собой таскаю. Думал, дождусь подходящего момента и сделаю тебе официальное предложение… Кто ж знал, что ты мне первая руку и сердце предложишь! – он улыбнулся. – Гадал, когда удобнее всего тебе это отдать. Ну, раз ты сама вспомнила о кольцах…

– Димка… – только и выговорила Ася, принимая коробочку и с трепетом открывая её.

– Нравится? – спросил он с волнением. – Это фирма Mutlu Gold – сказали, что очень хорошая. Я в этом сам мало что понимаю… Не бриллианты, конечно, но по-моему, вполне симпатично…

Ася рассматривала изящное лимонно-жёлтое колечко из турецкого золота, стильно украшенное пятью камнями от Сваровски.

– Очень красиво! – выдохнула она наконец. – Оно просто чудесное, Дим, спасибо!

Димка достал кольцо из коробочки и надел на Асин безымянный палец, чтобы проверить, по размеру ли оно ей. Ася отставила ладонь в сторону и немного полюбовалась, как оно смотрится на руке.

– Впору. Идеально подошло! – с радостным изумлением воскликнула она. – Как удивительно… Ты просто добрый волшебник!

– Ничего удивительного, – Димка покачал головой. – Я тебя знаю всю, до миллиметра… Угадать размер кольца – не самое трудное дело, поверь.

Ася прижалась губами к его груди и благодарно замолчала. Впрочем, через секунду она уже снова всполошилась.

– А твоё кольцо? Ты-то что наденешь?!

– А вот, помнишь? – Димка подмигнул ей и, как фокусник, вытащил из этого же кармана простое медное колечко. Ася ахнула, потрясённо округлив глаза.

– Это… то самое? – почти шёпотом спросила она, веря и не веря.

– Ага, – кивнул Димка, наслаждаясь её реакцией. Кольцо было её подарком – она привезла его Димке с моря, когда им обоим едва исполнилось пятнадцать лет. Тогда оно оказалось ему великовато, а теперь пришлось в самый раз.

– Но оно же позорное! – Ася не выдержала и засмеялась чуть ли не до слёз. – Дешёвка… Просто дурацкий романтический сувенир, а не настоящее обручальное кольцо…

– Плевать, – беззаботно отмахнулся он. – Ты мне его подарила. А это значит, что дороже этого кольца у меня ничего нет.

– Спасибо тебе, Димочка, – она с виноватым видом уткнулась носом в его шею. – И прости меня за всё. Признаю, что зачастую вела себя с тобой, как последняя свинья. Но… я просто не была уверена, что мы с тобой действительно сможем жить счастливо без детей. А теперь… Никитка же станет для нас настоящим сыном? Ведь правда? – она умоляюще заглянула ему в глаза.

– А ты сама в этом сомневаешься?

– В себе-то не сомневаюсь. Но ведь… ты так быстро согласился на усыновление, это всё из-за меня? Или Никитка тебе и в самом деле понравился? – с надеждой спросила она.

– И из-за тебя, – честно сказал он, – и из-за того, что парень мне реально понравился. Он симпатичный, смышлёный, бойкий… к тому же, очень похож на тебя внешне.

– Думаешь? – Асе было очень приятно это слышать.

– Если ты хочешь, – вдруг горячо заговорил он, сжимая её руки, – когда все документы будут оформлены, мы с тобой и Никиткой просто можем бросить всё в Москве и уехать в другой город. Или даже в другую страну, где нас никто не знает. Для всех он будет нашим родным ребёнком. Никто не станет задавать лишних вопросов…

– Спасибо тебе, Димка, милый, – она оценила всю широту его предложения и была искренне тронута. – Но ты, наверное, не понял. Я не стыжусь того, что у нас в семье будет приёмный сын, не скрываю этого и не хочу играть перед новыми соседями роль той, которой не являюсь. Тем более, Никитке тоже нужно время, чтобы привыкнуть и приспособиться к нам обоим. Жестоко с нашей стороны будет заставлять его сразу же притворяться нашим родным сыночком. Он должен сам, душой и сердцем, ощутить нас своими новыми родителями. Тем более, своих настоящих маму и папу он по-прежнему очень хорошо помнит. Понимаешь?..

– Конечно, – тихо ответил он и снова обнял её. – Конечно, ты права. Ты прости меня, Ась, я сейчас, наверное, говорю фразами из фильмов, которые вы там у себя снимаете, а я этого всего терпеть не могу… – он виновато улыбнулся. – Просто хочу, чтобы ты ничего не боялась и знала: мы справимся. Не будет никаких косых взглядов, сплетен и пересудов. Мы этого просто не позволим. У тебя, меня и Никитки всё будет хорошо.

Ася с Димкой мало представляли себе, чем обычная роспись отличается от торжественной регистрации. Ну, разве что музыка не звучит да нет шумных пьяненьких гостей, рыдающих от умиления родителей, суетливого вездесущего фотографа и брызг шампанского.

На месте выяснилось, что простая регистрация не предусматривает вообще никакой праздничной атмосферы: всё очень коротко и официально, почти сухо. Для росписи молодых пригласили даже не в сам украшенный зал для торжеств, а в один из кабинетов загса.

– Не жалеешь? – спросил Димка шёпотом, пока сотрудница в полной тишине проверяла их паспорта и занималась подготовкой каких-то формальностей. – Всё так обыденно, даже скучно…

– Были у меня в жизни и марш Мендельсона, и голубки, и кукла на капоте машины, и белое платье, – беззаботно отмахнулась Ася. – Только счастья это всё равно не принесло. А с тобой даже в джинсах и свитере я чувствую себя самой красивой и самой счастливой невестой…

– Ты и есть самая красивая, – подтвердил он.

Наконец, все бумаги были готовы. Людмила произнесла торжественную речь – несколько усечённую по сравнению с парадным её вариантом, но с полным сохранением смысла, а затем уточнила у обоих молодожёнов, дают ли они своё согласие на заключение брака. Получив два утвердительных ответа, она моментально тиснула в паспорта влюблённых штампики о регистрации, после чего предложила им расписаться в регистрационной книге и преувеличенно радостным тоном провозгласила их мужем и женой. Заключительным штрихом этого скоростного свадебного забега стало выданное свидетельство о браке.

– Что ж… – дежурно улыбнулась Людмила, – если у вас есть обручальные кольца, можете обменяться ими… и поцеловать друг друга. Это не возбраняется.

Судя по её взгляду, она сильно сомневалась, что у одетых в джинсы и свитера жениха с невестой в принципе могут быть какие-то кольца. Однако они последовали её совету и послушно надели друг другу на пальцы колечки: Димкино простое и Асино золотое, после чего счастливый новобрачный припал к устам своей возлюбленной с первым супружеским поцелуем.

Первое, что сделали молодожёны после регистрации – отправились в детский дом и вручили директору свеженькое свидетельство о браке.

Он моментально отксерокопировал его и пришпилил к общему «делу». Ася в очередной раз мысленно порадовалась, что давно завела полезную привычку держать в своём ноутбуке сканы всех самых важных документов – от права собственности на квартиру до ИНН и трудовой книжки, поэтому ей не пришлось мотаться за ними в Москву, можно было просто распечатать. Душка-директор принял всё без лишних вопросов, не требуя предоставить оригиналы документов.

Он вообще держал своё обещание и во всём шёл Асе навстречу, сам всем сердцем желая сократить, насколько это возможно, утомительные бюрократические формальности. Она подозревала, что кое-где директор, боясь понапрасну потерять время, и вовсе пустился на подлог на свой страх и риск – к примеру, Ася с Димкой не проходили специальную подготовку для приёмных родителей, однако в директорском списке напротив этого пункта стояла уверенная жирная галочка.

Теперь, когда основной пакет документов был собран, им оставалось только дожидаться решения местного суда, считать дни, надеяться и верить… У обоих словно гора с плеч упала – всё, что могли, они сделали.

Директор разрешил им повидаться с Никиткой и даже забрать его ненадолго на прогулку. Поначалу Ася и Димка просто хотели сводить мальчишку в ближайшее кафе, угостить его газировкой с пирожным, но позвонила Неля и буквально потребовала, чтобы они всей компанией немедленно явились к ним домой.

Едва переступив порог подружкиного дома, Ася поняла, что Неля со Стасом приготовили им праздничный приём. Гостиная была украшена воздушными шарами, посреди стола, помимо всех прочих угощений, высился огромный аппетитный торт, и, как только новобрачные сделали шаг в комнату, хлопнула пробка от шампанского – Стас открыл бутылку.

– Поздравляем!!! – закричала Нелька и кинулась с дружескими поцелуями и объятиями сначала к Асе, а затем к Димке.

Ася смутилась и растрогалась так, что аж слёзы выступили.

– Ну что ты, Нельсон… – бормотала она. – Зачем это всё… Не надо было…

Стас искренне протянул руку Димке, и тот благодарно пожал её в ответ. Глупо было дуться друг на друга из-за обид столетней давности… тем более, после всего, что Стас для них с делал. Сделал от всего сердца.

– Шампанское, шампанское! – поторопила Нелька, протягивая молодожёнам фужеры. – Ребята, давайте выпьем за вашу долгую и счастливую совместную жизнь.

Никитке с Матвеем налили в стаканы сока.

– Ну вот, и свадьба настоящая получилась, – улыбнулась Ася, сияя. – Самая настоящая из всех настоящих…

Затем взрослые долго сидели за столом и разговаривали, делились планами и мечтами, а мальчишки весело играли вдвоём: собирали пазлы, рассматривали книжки с картинками, строили из конструктора сказочные замки… и ни разница в возрасте, ни физический недостаток Матвея не смущал ни одного из них.

– Ты сделала правильный выбор, – глядя в сторону Никитки, шёпотом сказала Асе Неля. – Единственно правильный из всех возможных вариантов. Я и о Димке сейчас говорю, и о Никите, – пояснила она. – Честно говоря, если бы не эта поездка в Лондон… я, наверное, и сама занялась бы усыновлением ребёнка из детского дома. Но времени нет, через несколько дней мы улетаем…

– Ты думала об усыновлении? – Ася была несказанно удивлена. – В самом деле?.. Но.. почему? Извини, конечно, – смутилась она, – если это слишком личный и деликатный вопрос. Но у тебя ведь нет такой проблемы, как у меня… То есть, ты вполне можешь рожать, и… – она проследила за взглядом подруги и заметила, с какой любовью и одновременно болью она смотрит на своего маленького глухого сына. Ася сглотнула ком в горле.

– Ты… очень счастливая, Нельсон, – сказала она искренне. – Ты даже сама не представляешь, насколько.

Подруга перевела взгляд на неё и благодарно улыбнулась.

– Ты тоже очень счастливая, Аська. Если ты этого до сих пор не поняла… то обязательно очень скоро поймёшь.

Приятные неожиданности этого дня ещё не закончились.

Когда Димка с Асей вернулись в Романовку и зашли вдвоём в гостевой домик за Асиными вещами, чтобы перенести их к мужу, их опять же встретили воздушными шарами, поздравлениями и шампанским, а также воплями «горько».

– Сюпри-и-из!!! – пропела довольная Вера, глядя, как новобрачная ошеломлённо прижала ладони к щекам.

– Это ты им проболталась? – спросила Ася актрису, кивая на остальных членов съёмочной группы и пытаясь перекричать шум. О том, что сегодня она вышла замуж, не знал больше никто из киношников. Ася лишь коротко сообщила режиссёру, что они с Димкой активно занимаются процессом усыновления, и он сквозь пальцы смотрел на её столь частые отлучки с рабочего места.

Вера виновато улыбнулась и попыталась оправдаться:

– Извини, но я не могла оставить всё вот так. Это же свадьба! Два самых дорогих друг другу человека связали свою жизнь навсегда! – всё-таки, она была неисправимо романтична.

– Поздравляем… поздравляем… совет да любовь… долгих и счастливых лет совместной жизни… – неслось со всех сторон. Ася только и успевала подставлять щёки для поцелуев. В какой-то миг она ощутила краткое прикосновение горячих губ и, даже не поворачивая головы, угадала: это Белецкий.

– Мои самые искренние поздравления, – раздался прямо над ухом его негромкий голос. Ей показалось, что в этом тоне прячется насмешка. Или просто улыбка?.. Его дыхание опалило кожу на её виске, и Ася почувствовала, как привычно задрожали колени.

– Спасибо… – выговорила она почти шёпотом и торопливо сделала глоток шампанского из услужливо сунутого ей кем-то в руки пластикового стаканчика. Да что же с ней такое творится, чёрт возьми?! Когда она избавится от этого наваждения? Ей ведь совсем было показалось, что она выкинула Белецкого из головы. Она искренне уверовала в то, что ему больше нет места в её жизни – но стоило ему просто оказаться рядом, сказать пару ничего не значащих слов – и она снова, как дурная, готова упасть в обморок от одного только его прикосновения…

– Ребята, – достиг её сознания весёлый голос режиссёра, – ресторан уже заказан! Можете переодеться, если хотите. Выезжаем через полчаса, нас ждёт свадебный банкет.

– Ресторан? Банкет?! – ахнула Ася и выхватила из толпы такой же растерянный Димкин взгляд. – Но мы… мы как-то не были готовы к такому приёму. И вообще, может быть, не стоит?..

Оказавшийся рядом Вовочка-продюсер снисходительно похлопал её по плечу:

– Можешь считать, что это подарок кинокомпании на вашу свадьбу. Так что расслабься и получай удовольствие!

Уже в ресторане Ася сообразила, что праздник требовался киношникам даже больше, чем, собственно, им с Димкой. Непрерывный съёмочный процесс уже порядком измотал и утомил всех. Людям просто хотелось немного развеяться, отвлечься и отдохнуть. Несмотря на то, что съёмки близились к завершению, именно заключительные дни давались им всем особенно тяжело.

Именно поэтому Ася старалась не злиться и даже не раздражаться, когда их с Димкой, посаженных во главу стола, то и дело дёргали с места раскатистым требованием: «Гор-р-рько!», и им снова и снова приходилось целоваться на потеху публике. Димка, впрочем, не особо возражал против прилюдных поцелуев, а вот Асе было немного неловко. Ей всё время казалось, что Белецкий наблюдает за ней и продолжает насмешливо улыбаться. Хотя она избегала смотреть в его сторону и вполне могла всё это себе просто придумать.

Киношники потребовали у ресторатора включить музыку и устроили дикие танцы под хиты Сердючки, Ваенги и Пугачёвой – почему-то именно этих исполнителей Василий Егорович жаловал больше всего. Глядя, какие замысловатые кренделя выделывает на танцполе тучный Миша Яковлев, периодически падая на пол и пытаясь изобразить что-то вроде брейк-данса, Ася поняла, что теперь видела в этой жизни практически всё.

– Уж лучше бы ты спела, чем Ваенга, честное слово! – посетовала она в сердцах, обращаясь к сидящей рядом Вере. Та лишь виновато развела руками:

– Извини, я последние пару дней что-то совсем не в голосе. Боюсь, связки сорвала или застудила. Хриплю, верхние ноты брать почти перестала… В Москве обязательно схожу к своему фониатру. Надеюсь, ничего серьёзного… мы же ещё саундтрек к фильму не успели записать.

Дочка ресторатора Марина, как всегда, исполняла роль Золушки – она стремительно сновала туда-сюда из кухни к столу, заставляя его всё новыми и новыми блюдами. В один из таких моментов, когда она выгружала на стол очередные тарелки с холодными закусками, Ася просто поймала её за рукав и миролюбиво предложила:

– Да расслабься ты, глупая. Не видишь – им всем уже наплевать на еду, они просто хотят развлекаться! Не надрывайся. Лучше посиди, отдохни… или вот, выпей с нами шампанского!

– Спасибо вам, – мило засмущалась Марина, – но на работе я не пью. Да и вообще не пью… – призналась она.

– Отчего отец не найдёт ещё пару девушек тебе в подмогу? – недоумевающе спросила Вера. – Ты тут одна буквально из сил выбиваешься…

– Ой, что вы! – Марина засмеялась, показывая ровные белые зубы. – У папы несколько официанток работает! Это просто к вашей группе он никого, кроме меня, не подпускает. Не доверяет им… Боится, что станут беспокоить артистов или, ещё того хуже, сливать информацию в газеты или на телевидение.

– Ах, вон оно что… – протянула Ася понимающе. – Умно, ничего не скажешь…

Тем временем подвыпивший режиссёр, выяснив, что Димка обучает детей и подростков карате, обрадовался и мигом присел ему на уши. Оказывается, Семён давно подумывал отдать младшего сына в секцию, и сейчас завёл с новобрачным долгий и обстоятельный разговор. А не поздно ли начинать с нуля в тринадцать лет? И насколько это травмоопасно? А какие перспективы? Что это в целом даст ребёнку, помимо умения постоять за себя, выработки отличной реакции и выносливости – сможет ли он побороть, к примеру, типичные подростковые комплексы и заработать себе авторитет среди сверстников?..

Димка терпеливо и подробно отвечал на все его вопросы, а вот Ася заскучала.

– Я пойду покурю, – быстро шепнула она мужу на ухо, поднимаясь из-за стола.

И снова она почти не удивилась, увидев на крыльце Белецкого. Со стороны, пожалуй, могло показаться, что они тайком назначают друг другу романтические свидания, встречаясь в заранее условленных местах. А быть может, он даже думает, что она следит за ним. Однако Ася знала, что все эти встречи и впрямь были случайными. Незапланированными…

У неё явственно возникло ощущение «дежа вю» – давным-давно, целую жизнь назад, они так же стояли у дверей этого самого ресторана. Тогда она попросила у него зажигалку, а он нахамил ей в ответ… В то время Белецкий казался ей чужим, злым и неприятно-высокомерным типом, влюблённым в собственную персону. С тех пор всё неуловимо изменилось…

Обратив внимание, что Белецкий опять кладёт себе в рот таблетку, Ася всерьёз встревожилась.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она с беспокойством. Он успокаивающе улыбнулся – одними лишь губами. О, она уже наизусть знала эту его лживую улыбку, призванную усыпить бдительность!..

– Нормально, – отозвался он. – Просто стало немного душно в закрытом помещении. Захотелось подышать.

Она придирчиво окинула его взглядом. Белецкий и впрямь казался не слишком-то здоровым. Тени под глазами, бескровные губы, между бровями залегла складка, которой раньше там не наблюдалось…

– Выглядите так себе, – честно сообщила она.

– К счастью, не могу сказать того же о вас, – отозвался Белецкий галантно. – Вы, как всегда, очаровательны.

– Но я не шучу, – сказала Ася настойчиво. – Такое ощущение, что вы… серьёзно больны, или вам сейчас просто плохо.

– Вот видите, как я страдаю из-за того, что вы вышли замуж, – отозвался он. Ася в шоке округлила глаза, но последующий за этим негромкий смех Белецкого подсказал ей, что это была всего лишь шутка. Его очередная, дурацкая, беззаботная и легкомысленная шутка, ранящая прямо в сердце.

– Вы очень много работаете, – продолжала она отчитывать его, изо всех сил стараясь не обижаться.

– Недолго осталось, – помолчав, отозвался он. – Скоро съёмки закончатся и мы все вернёмся в Москву.

– Вы там обязательно сходите к врачу, – попросила Ася. – Нельзя так легкомысленно относиться к собственному здоровью.

– Вы прямо как моя жена говорите, – покачал головой Белецкий. Ася смутилась.

– Просто не хочу, чтобы с вами опять случилось что-то… плохое.

Он никак не стал это комментировать. Ася помедлила и задала мучающий её вопрос:

– Почему вы не переходите со мной на «ты», как со всеми остальными?

Белецкий бросил в её сторону быстрый внимательный взгляд.

– Может быть, боюсь… боюсь слишком тесного нашего сближения, – ответил он с внезапной откровенностью.

– За себя боитесь или за меня? – уточнила она, не зная пощады. Ей вдруг захотелось закрыть этот гештальт, выяснить наконец, что у них происходит… да и происходит ли, в принципе?!

В несбывшихся, неслучившихся отношениях есть своя прелесть. И тягучая боль, и сладкая тоска, и слёзы надежды и светлой грусти… И мечты, и сны, такие сокровенно-откровенные, что щёки пылают после пробуждения ещё очень долго. И вера в то, что, если бы это всё же случилось – то оно было бы идеальным. Но эти иллюзии похожи на яд, точнее – на наркотическую зависимость. Можно бесконечно долго перебирать свои сладкие порочные мысли и строить воздушные замки, но в итоге так ничего путёвого и не выйдет. Только ломка, боль, кровь и слёзы. Так не проще ли обрубить всё прямо здесь и сейчас?..

– Ты, наверное, заметил, что очень нравишься мне? – выдохнула она, одним махом переходя на «ты» и сама боясь того, что сейчас говорит.

– Конечно, – спокойно ответил он. – Я это давно понял.

– А я… тебе? Не в прошедшем времени, не в сослагательном наклонении: «ах, если бы мы встретились раньше». Я имею в виду – теперь. Нравлюсь?

– Ты меня тоже сразу заинтересовала, – честно ответил он, помедлив. – Меня удивила наша с тобой явная схожесть. У тебя, должно быть, было много мужчин?

Она покраснела от этого неожиданного перехода к её сексуальной жизни.

– Прости, – опомнился Белецкий. – Я спросил не ради того, чтобы тебя оскорбить или обидеть… Просто мы как близнецы, честное слово. Ты такая же беспокойная, как и я. Мы с тобой – из тех одиноких мятежных парусов, которые выходят в открытое в море и упорно ищут бури. Помнишь, у Лермонтова?.. С той только разницей, что я недавно нашёл свой дом, свою тихую гавань, а ты всё ещё мечешься. Когда мы познакомились, я видел, что ты очень растеряна и даже напугана… Меня поразила твоя красота, – сказал он после секундной заминки, – в сочетании со взглядом человека, который очень много страдал. Я понял, что тебя что-то гложет изнутри. Гнетёт. Тебя хотелось защитить и обогреть. И в какой-то момент я просто понял, что это становится опасным…

– Почему? – выдохнула она, и веря, и не веря тому, что он ей сейчас говорит. Он мягко улыбнулся.

– А сама не догадываешься? Я испугался, что в конце концов просто могу в тебя влюбиться, и поэтому сказал себе «стоп». К счастью, я умею это делать. Видишь ли… – он виновато отвёл взгляд. – Я действительно очень люблю свою жену. И меньше всего на свете хочу причинить ей боль. Но и тебе – тоже. Я мог бы с тобой переспать, не вопрос, – добавил он негромко. – Но ты слишком мне нравишься для того, чтобы так поступать с твоим сердцем. И со своим тоже. Я не хочу… не имею права увязнуть в тебе, понимаешь? Поэтому и держусь на расстоянии… Вернее, пытался держаться всё это время. Да только ты всё равно всё поняла.

– Я поняла? – Ася потрясённо покачала головой. – Это неправда. Ты вёл себя так, что… это было совершенно незаметно, ты был так холоден и равнодушен временами…

– Милая моя, я же всё-таки актёр, – он невесело усмехнулся. – Или ты забыла?

Ася подняла на него глаза. Он стоял и смотрел на неё – спокойно, честно, без всякого притворства.

– Поцелуй меня, – попросила она тихо.

Несколько секунд молчания, прежде чем он ответил, показались Асе вечностью. Она слышала только, как гулко стучит её собственное сердце.

– Напомнить, по какому поводу все мы здесь сегодня собрались? – осведомился Белецкий иронично. – Вроде бы, чья-то свадьба… не припоминаешь, чья?

– Понимаю твой сарказм, – ответила Ася. – Ты вправе не верить, но свадьба – это единственный правильный и разумный мой поступок за многие годы, как бы странно это ни звучало. Ну… почти единственный, – поправилась она, вспомнив о Никитке. – Могу я сделать эту последнюю глупость напоследок?

– Но зачем? – спросил Белецкий с неподдельным недоумением.

– Чтобы… разочароваться, или наоборот – горько вздохнуть о том, что я потеряла, и навсегда закрыть для себя эту тему. Один-единственный поцелуй!

– Не надо, Ася… – сказал он с болью. Её глаза налились непрошеными слезами. Боже, какой несчастной она чувствовала себя в этот момент! Как неловко и стыдно ей было!

– Ну пожалуйста… – прошептала она еле слышно. – Мне это правда нужно. И я больше тебя никогда ни о чём не попрошу. Если хочешь, даже не взгляну в твою сторону…

– «Всё кончено: меж нами связи нет», – медленно процитировал он пушкинские строки. Ася заметила, что в минуты душевного волнения и тревоги он часто прибегает к стихам, как к спасительной палочке-выручалочке. – «Обманывать себя не стану вновь, тебя тоской преследовать не буду, прошедшее, быть может, позабуду – не для меня сотворена любовь…»

– Просто поцелуй меня так, как будто влюблён, – взмолилась она, чувствуя, что надолго её не хватит – ещё несколько секунд, и она просто беспомощно разревётся, как малолетка, от своего позора. – Ну притворись хоть раз, чёрт возьми! – она уже почти кричала. – Ты же актёр, в самом деле… – горло перехватило предательским спазмом.

Она сама робко шагнула ему навстречу, потому что он продолжал стоять, не двигаясь с места, и молча смотрел на её губы – так, что они тут же пересохли и начали гореть огнём. Только он умел делать подобное одним лишь взглядом… Белецкий нерешительно протянул руку и коснулся её лица – бережно, словно боялся навредить ей, причинить боль. Её словно пробило электрическим разрядом от этого лёгкого, как дуновение ветра, прикосновения.

– Видит бог, я старался держаться от тебя подальше, – выдохнул он, нежно ведя пальцем по её щеке.

Ася вся буквально пылала. Он даже невольно моргнул несколько раз, чтобы не обжечься о её горящий лихорадочный взгляд. Рука его чуть-чуть дрогнула. Это была невыносимая пытка. Такая сладкая, и одновременно такая горькая…

Он бережно взял её лицо в ладони. Долго-долго, пристально смотрел в её доверчиво распахнутые глаза, словно всё ещё сомневался, стоит ли переступать ту самую черту. А потом наклонился, и их губы, наконец, соединились. Пока даже не раскрываясь – просто прижались друг к другу, нерешительно и деликатно соприкоснулись, как бы узнавая и привыкая к новому ощущению. Ася замерла, боясь даже дышать. Некоторое время он тоже не двигался. Затем его губы чуть-чуть шевельнулись. У Аси закружилась голова, и она несмело ответила на поцелуй, чувствуя себя сейчас четырнадцатилетней неопытной девчонкой. Он сильнее прижал её к себе, продолжая медленно – томительно медленно, до дрожи в коленках – исследовать её губы. Ася упала бы, если бы он не держал её так крепко, так близко. Он был такой горячий, такой вкусно пахнущий, такой… Ася несмело подняла руку и сделала то, о чём давно мечтала – запустила пальцы в его волосы. Это было ему приятно. Чёрт, она чувствовала, что ему это нравится!..

Сколько по времени продолжалось это безумие, кто из них опомнился первым – она не осознала. Но, кажется, Ася всё-таки пришла в себя чуть раньше. Удивительно ещё, что никто не застукал их на месте этого ужасного и восхитительного преступления.

– Ты очень скучаешь по жене? – поинтересовалась она, переводя дыхание и быстро отступая назад, чтобы оказаться на безопасном расстоянии.

– А почему ты спрашиваешь? – не сразу отозвался он, тоже с трудом возвращаясь к реальности.

– Да просто не совсем поняла, кого ты сейчас целовал – меня или её, – она осторожно прикоснулась ладонью к своим, всё ещё горевшим и чуть припухшим, губам.

Он улыбнулся.

– Тебя, Асенька. Не сомневайся…

– Как нищенка – выпросила милостыню у дверей… – горько пошутила она. Белецкий покачал головой и ласково взял её за подбородок.

– Не надо так. Мне было приятно это делать.

Ася отступила ещё на шаг, чтобы не поддаться дикому порыву снова кинуться к нему в объятия.

– Спасибо тебе… – выговорила она сдавленным голосом. Затем медленно развернулась, потянула на себя дверь ресторана и через мгновение скрылась внутри.

А в ресторане вовсю продолжалось гулянье. К счастью, все были настолько поглощены незамысловатыми развлечениями, что ни отсутствия, ни появления Аси никто просто не заметил. Она вернулась как раз в тот момент, когда, уступив уговорам женской части съёмочной группы и заручившись одобрением отца, официантка Марина согласилась спеть какую-нибудь старинную мезенскую песню – «пожалостливее», как просили её киношницы. Очевидно, под воздействиям алкоголя всем традиционно захотелось по-бабьи взгрустнуть и поплакать.

Немного стесняясь, но не жеманничая, Марина вышла на середину танцпола. Музыка стихла. Девушка перекинула тяжеленную косу на грудь, упёрла руки в бока и, поведя очами в сторону Андрея Исаева, запела сильным красивым голосом:

– Талантливая девочка, – вполголоса заметила Вера на ухо Асе. – И обрати внимание, как на нашего Андрюху поглядывает…

– Андрей дурак, – с чувством сказала Ася, моментально включаясь в беседу, словно и не она вовсе только что целовалась как безумная у дверей ресторана, словно и не было в её жизни этих нескольких минут пронзительного, горько-невозможного счастья. – Такое сокровище на него глаз положило, а он вокруг нашей гламурной фифы увивается.

– Ну, там ему ловить нечего, – протянула Вера со знанием дела. – Для Аурики он слишком прост и молод. Ей нравятся мужчины постарше и поинтереснее.

– Я в курсе, – хмыкнула Ася, прекрасно осведомлённая о том, что юная актриса продолжает активно охмурять Белецкого – правда, пока безуспешно.

Между тем, отбивая себе ритм туфелькой, Марина продолжала песню:

– Нет, ей-богу, жалко девчонку, пропадёт ведь, – вздохнула Вера. – Сохнет-вянет в этой глуши, привязанная к папочке чувством долга. Как же ей, должно быть, скучно и тоскливо здесь…

Закончив песню, Марина размашисто, по-русски, поклонилась в пол и, слегка зардевшись, с удовольствием выслушала аплодисменты в свою честь.

– Сниму тебя в эпизоде, красавица! – пообещал захмелевший Семён, крепко расцеловав официанточку в обе щёки и, обратившись к ресторатору, попенял ему:

– Что ж ты свою птичку певчую в запертой клетке держишь, Егорыч? Девчонка молодая, ей, наверное, гулять хочется…

– Это у вас в Москве молодёжь гуляет, – вежливо отозвался Василий Егорович. – А у нас парни с девчатами не позволяют себе таких вольностей. Свадьба – так свадьба, а нет – так и нечего друг другу голову морочить.

И, давая понять, что разговор окончен, ресторатор вновь запустил музыку. На этот раз спокойную и расслабляющую – видимо, чтобы все немного остыли.

Ася увидела, как Аурика встала со своего места и павой подплыла к Белецкому, который как раз вернулся в зал.

– Александр, давайте потанцуем? – промурлыкала она.

– Ну что ты, дорогая, – улыбнулся он, – я тот ещё танцор… все ноги тебе отдавлю, лучше не рисковать!

– А вот и врёте! – добродушно отозвалась она. – Я как раз недавно пересматривала «Печаль минувших дней», вы там прекрасно и легко вальсируете!

– Так ты меня на тур вальса, что ли, приглашаешь? – видно было, что Белецкий изо всех сил тянет время.

– Что получится – то и станцуем! – засмеялась актриса. Отказываться дальше было бы уже просто невежливо, поэтому Белецкому пришлось уступить.

Глядя, как он обнял Аурику за талию, Ася с досадой подумала, что этой дурёхе и неведомо, что Белецкий просто неважно себя чувствует. Ему тяжело подолгу находиться в душном помещении, а тут ещё эта восторженная идиотка со своими танцами – прямо-таки «медляк» на школьной дискотеке… Неуместно и глупо.

При желании Ася, конечно же, могла отмазать его от этого танца, сказав Аурике пару ласковых. Но, во-первых, ей не хотелось ставить артиста в неловкое положение. А во-вторых… уходя – уходи. Она обещала и себе, и ему, что вместе с тем поцелуем их странные недоотношения закончатся. Всё, что происходило с Белецким, отныне не касалось её никаким боком. Это было её осознанным решением, и она не собиралась идти на попятную. Как он тогда сказал? «Всё кончено: меж нами связи нет». Ну, нет – так нет… Почему-то в голове упорно вертелись строчки из какой-то легкомысленной попсовой песенки, Ася не могла вспомнить ни исполнителя, ни названия:

Пробравшись сквозь толпу киношников к своему одинокому и покинутому мужу, сидевшему за столом, Ася тихонько спросила его:

– Дим, хочешь – сбежим отсюда?

Он ужасно обрадовался.

– Честно говоря, я и сам хотел тебе это предложить. Но подумал, вдруг тебе неудобно их всех оставить…

– Какое «неудобно», мы им давно уже не нужны, – пренебрежительно отмахнулась она. – Пусть себе и дальше празднуют нашу свадьбу. На здоровье! А мы с тобой немедленно вернёмся в гостиницу и сразу же займёмся бешеным, грязным, неистовым сексом.

Он даже поперхнулся от такой перспективы, но тут же расплылся в улыбке.

– Звучит заманчиво. Пойдём же скорее!

Именно благодаря тому, что Димка с Асей тайком улизнули с вечеринки, они и пропустили всё, что произошло вскоре после их ухода и повлекло за собой столь неприятные последствия…

Проснувшись утром в гостиничном номере, залитом ярким северным солнцем, Ася сладко потянулась и впервые за долгое время почувствовала себя на своём месте. Со своим человеком. Наверное, она просто ужасно соскучилась по Димке за всё то время, что они провели в разлуке и ночевали в разных местах. Но, глядя на него, спящего, она неожиданно умилилась и растрогалась чуть ли не до слёз – такой он был домашний, родной, надёжный…

Она прильнула к нему под одеялом – разгорячённая со сна и совершенно не одетая. Он тут же с комфортом устроил свою ладонь на её бедре и улыбнулся, пробуждаясь.

– Самое классное утро в моей жизни после самой классной ночи, – сказал он, не открывая глаз.

– Я люблю тебя, – тихонько шепнула Ася, словно стесняясь этого неожиданного признания. Он всё-таки открыл глаза и серьёзно взглянул на неё.

– Стоило узаконить наши отношения, чтобы, наконец, это услышать… – произнёс он задумчиво и серьёзно.

– А разве я никогда тебе не говорила? – смутилась Ася. Он покачал головой.

– Сама, первая – никогда. Только отвечала «я тоже», ну и в сообщениях иногда писала вот эти вот сюси-пусичные «люблю-целую-обнимаю». Но это же не считается.

– Я постепенно привыкну и начну говорить это тебе почаще, – пообещала Ася. – Практика – великая вещь…

Затем она прижалась щекой к его голому плечу и, поскольку Димка молчал, рассеянно поглаживая её по обнажённой спине, снова чуть не задремала. Из уютного полусна её выдернул неожиданный Димкин вопрос.

– А что у вас с этим… Белецким?

Ася открыла глаза, но ничего не сказала, молча ожидая, что последует дальше. Её словно внезапно окатили ледяной водой.

– Вы с ним… я имею в виду… – он запнулся, явно с трудом подбирая слова. – Извини, если это прозвучит обидно и несправедливо, но… у вас что-то было? Или он тебе… нравится?

Ася поняла, что просто не сможет ему сейчас соврать. Не имеет права. Но и всю правду говорить тоже не стоит…

– Да, – с напускной лёгкостью ответила она, – он мне нравится, и я ему тоже. Но при всём этом, он очень любит свою молодую красавицу-жену, а я безумно люблю своего не столь молодого, но тоже красивого мужа, как уже упоминала ранее, – шутливой беззаботностью своего тона она старалась замаскировать волнение. По сути, Ася не произнесла ни слова вранья, но при этом понимала, что балансирует на самой границе лжи и правды.

Димка явно расслабился и с шумом выдохнул.

– Честно говоря, я… ужасно ревновал тебя к нему. Прости, я не имею права…

– Ты имеешь право меня ревновать, – шутливо поддразнила его Ася, – ведь со вчерашнего дня ты мой законный супруг. Только не увлекайся, пожалуйста!

– А ты не давай мне повода! – он, изображая утрированную свирепость и утробно рыча, подмял её под себя, собираясь поцеловать, но тут Ася вдруг некстати вспомнила о времени.

– А который час? – спохватилась она в ужасе. – Я же, наверное, на работу опаздываю…

– Половина двенадцатого, – сообщил Димка, взглянув в телефон. – Да, что-то мы разоспались… Хотя немудрено – после такой-то брачной ночи, – он улыбнулся своим воспоминаниям.

– Чёрт!!! – Ася вскочила с постели, в чём мать родила. – Семён мне башку оторвёт!

– Не оторвёт, – заверил Дима, с удовольствием любуясь своей женой-красавицей. Стройная, гибкая, как девчонка, лёгкая и грациозная в движениях, естественная в каждом жесте. – Я пообещал его сына к себе в секцию взять. Так он теперь мне буквально в рот заглядывает, как гакусэй – сэнсэю!

– Лежи уж, сэнсэй, – Ася шутливо запустила в него подушкой. – Я накину твою футболку, чтобы в душ сбегать?

Высунувшись из номера и оглядевшись по сторонам (не хватало ещё столкнуться с кем-нибудь из своих коллег, будучи одетой в одну лишь футболку, едва прикрывающую зад), Ася резво помчалась в душевую, расположенную в конце коридора. Уже хватаясь за ручку двери, она услышала, как её громко окликнули по имени. Ася обернулась и увидела приближающегося к ней Вовочку-продюсера.

– Что ты тут делаешь? – удивилась она. Вообще-то Вовочка, как представитель «элиты», жил в гостевом домике, поэтому его появление в гостинице имени Ленина было более чем неожиданным. «Не иначе, по мою душу, – подумала Ася в тревоге. – Неужели режиссёр за мной послал? Хм, но не проще тогда было просто позвонить?»

Вовочка подошёл совсем близко, и Ася машинально одёрнула края футболки, оттягивая их вниз. Ну, положим, продюсер не интересовался девушками вовсе, он был по другой части, но сверкать перед ним своими голыми ляжками тоже не особо-то хотелось. Она неловко прикрылась пакетом с купальными принадлежностями.

– Ты за мной пришёл? Извини, я немного проспала, – проговорила она виновато. – Дай мне пятнадцать-двадцать минут, я только душ приму и быстренько соберусь.

– За тобой? – переспросил Вовочка озадаченно. – Нет-нет, я здесь по другому вопросу. А ты на площадку торопишься? Да не спеши, всё равно сегодня все работают в полноги. Короче, через пень-колоду! – подытожил он раздражённо.

– Что-то случилось? – с тревогой спросила Ася.

– Да после вчерашнего никто толком собрать себя в кучу не может… – он с досадой махнул рукой.

– Перепились так сильно, что ли? – Ася всё ещё не понимала. – С похмелья болеют?

– Да при чём тут… ах, да! – спохватился, наконец, Вовочка. – Вы же с дражайшим супругом отбыли до того, как вся эта заварушка началась.

Ася похолодела.

– Заваруш… Да что там у вас произошло?!

– Ох, – глаза Вовочки возбуждённо сверкнули предвкушением того, что он сейчас первым расскажет Асе о вчерашнем происшествии. – Наш Андрюха перебрал лишка и закатил грандиозный скандал…

– Андрей? – Ася изумлённо заморгала глазами и на всякий случай переспросила. – Андрюша Исаев? Этот мальчик-одуванчик?

– Одуванчик, ага, – продюсер коротко хохотнул. – Кто ж знал, что мальчишечку может так бомбануть… Его аж перекосило, когда Сашка и Аурика танцевать пошли. Такую затем цыганочку с выходом изобразил!

Ася готова была убить его за то, что он тянет, изъясняясь загадками и метафорами, но не переходит к самой сути.

– Так что было-то?

– Ой, ну сначала Андрей устроил сцену Аурике из серии «я к тебе всем сердцем, а ты, шалава, мне в душу наплевала». А потом и по Белецкому прошёлся… Ну, тут уж пацан не поскупился на эпитеты. Такого наговорил! И «престарелый ловелас», и «похотливый кобель», и что Сашка якобы всех женщин нашей съёмочной группы перетрахал, от актрис до, прости господи, гримёрши и костюмерши…

– Ну надо же, – не удержалась от сарказма Ася, – прямо-таки половой гигант. Секс-террорист!

– Смейся-смейся. Тебе, кстати, тоже за компанию влетело.

– То есть? – Ася похолодела.

– То есть Белецкий, типа, и с тобой переспать успел. Представляешь?! Надо же такую чушь выдумать…

– Да уж… – Ася отвела глаза.

– Ну, мы его все пытались утихомирить, конечно. Да только этот сопляк всё никак не успокаивался. А уж когда он до Веры добрался…

– В смысле? – ахнула Ася.

– Да та же история – мол, и с ней Сашка тоже успел роман закрутить. Причём, знаешь… нехорошо так сказал о них, грязно. Дословно не вспомню сейчас, но что-то вроде – «дерёт её на каждом углу, а она сама за ним бегает и на шею вешается, как сучка во время течки». Извини, – смутился, наконец, Вовочка. – Но из песни слов не выкинешь…

Ася потрясённо покачала головой.

– Бедная Вера!.. Как ей, наверное, противно и мерзко было всё это выслушивать…

– Да не говори. Она аж побелела вся. Стоит, трясётся, что и ответить на этот бред – не знает. Ну, Сашка этого говнюка быстро в чувство привёл, конечно.

– А как? – спросила Ася.

– Как-как… Подошёл да съездил ему разок по роже. Тот сразу в отключку, бабы наши – в крик… Особенно официантка убивалась, Марина эта. Ей же наш Андрюха, оказывается, нравится…

– Пф-ф-ф, – пренебрежительно фыркнула Ася. – Тоже мне, секрет Полишинеля! И что, сильно Белецкий его приложил?

– Да я тебя умоляю! Пацанчик просто перебрал, поэтому и на ногах не удержался. А с мордой его смазливой ничего не сделается. Ну, мы его с мужиками подхватили, конечно – и в автобус, да в гостиницу… В номер приволокли и отсыпаться бросили. До сих пор дрыхнет, гадёныш – я же к нему специально пришёл, посмотреть, как он после вчерашнего. Стучал, стучал – не открывает. Наверное, всё ещё в отрубе…

– А на площадке-то что сейчас творится? – спросила Ася, ошеломлённая тем, как много событий пропустила, и даже не зная, радоваться этому или огорчаться.

– Да всё через жопу, – в сердцах бросил Вовочка. – Аурика ревёт полдня, Вера тоже не в форме, Сашка там один за всех отдувается – выкручивается, как может, все сцены на себе тащит.

– Кошмар, – выдохнула Ася. Вовочка ободряюще улыбнулся ей.

– Так что вы с мужем молодцы, что слиняли по-тихому. Надеюсь, брачная ночь удалась?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – она шутливо шлёпнула его мочалкой по плечу.

– Да я и так вижу: глазки сияют, губки алеют… – он добродушно засмеялся. – В общем, можешь не торопиться, красава моя. Всё равно ничего сверхважного там сейчас не происходит.

– Нет-нет, – Ася покачала головой, – я всё-таки подойду к вам чуть позже. Мне и с Верой поговорить тоже нужно. Узнать, как она.

– Ну, дело хозяйское, – Вовочка рассеянно кивнул. – Я побежал. Тогда до скорой встречи! Мужу привет. Он у тебя симпатичный.

– Перебьёшься, – засмеялась Ася, но на душе всё равно сделалось тяжело. Удивительно, но в этой ситуации она сочувствовала всем без исключения. Даже Андрея жалела, несмотря на то, что в общем-то, поступок его был омерзителен и инфантилен. Влюбился мальчик, страдает… Вот и выплеснул накопившуюся злость, боль и ревность. Всех забрызгал. Аурику тоже жаль – ну ведь не прикажешь сердцу, да и в чём она перед Андреем виновата? Они ведь даже не были парой, не встречались… она всегда держала дистанцию, а то, что он себе нафантазировал и додумал – не вина молодой актрисы. Аурика виновата лишь в том, что предпочла другого… Да и как – предпочла? Белецкий ведь тоже ей надежды не давал. Зато огрёб от Андрея по полной – за все свои мифические прегрешения.

Но больше всего, конечно, Асе было жалко Веру. Чистую, искреннюю, добрую и порядочную Веру! У них с Белецким действительно сложились очень тёплые и дружеские отношения, этого сложно было не заметить. Он с поистине братским теплом опекал её на съёмочной площадке, ненавязчиво давал советы, помогал и поддерживал… Вне съёмок они постоянно перебрасывались шуточками и ехидными подколками, но это было настолько… открыто, без какого-то грязного подтекста и малейшего намёка на флирт! Ася не могла даже представить, как Вере сейчас тяжело. Нет, она непременно должна появиться на площадке и утешить подругу, как сможет.

Вернувшись из душевой, Ася коротко рассказала мужу новости.

– Вот дурак влюблённый, – от души посочувствовал Димка Андрею. – Натворил дел… Не представляю даже, как он потом всем в глаза смотреть будет, когда проснётся. Ну, разве что с такого бодунища и не вспомнит ничего…

– А каково будет всем, кто от него вчера наслушался «комплиментов», работать с ним дальше, как ни в чём ни бывало? – вздохнула Ася.

– Что у него в фильме за роль-то?

– Да прямо как в жизни – молодой, пылкий и восторженный романтичный телёночек, – усмехнулась Ася. – Юнкер Александровского военного училища Алёша, случайным ветром занесённый на север Российской империи, влюбляется в младшую сестру главной героини, Лалу – её-то как раз Аурика и играет. В итоге Алёша бросает всё – Москву, обучение, будущую карьеру, семью, друзей… И уезжает вместе с цыганским табором и возлюбленной.

– Разве цыгане выдают своих дочерей за чужаков? – усомнился Димка.

– Да по-всякому бывает. Тем более, если жених хорошо заплатит отцу девушки, богатую свадьбу организует… Но самое главное – важно, чтобы у него был так называемый цыганский дух, «романипэ». Если ему близки цыганские традиции, ценности, культура и законы – тогда цыгане могут признать его за своего.

Поскольку уже не надо было слишком торопиться на площадку, Ася решила перекинуть часть свежих фотографий с камеры в ноутбук, чтобы освободить карту памяти. Пока она загружала снимки, Димка с любопытством рассматривал их из-за её плеча.

– Ты мне покажешь потом всё подробнее? – попросил он. – Такие красивые и самобытные места, особенно природа – как будто вообще не тронутая цивилизацией.

– Да, – кивнула Ася, – я очень много интересного наснимала.

– А это что за крест? – Димка ткнул пальцем в одно из старых фото.

– Ой, это целая история! – оживилась Ася, кликнув на снимок, чтобы увеличить. – Такие кресты называются обетными и… ой, погоди, – она вдруг заметила то, что раньше упустила из виду. До этого Ася пребывала в полной уверенности, что Нелин сынишка Матвей нечаянно удалил все снимки с человеческой фигурой возле креста на обрыве. Оказывается, один кадр всё-таки уцелел. Просто человек на этом фото стоял не у самого креста, а находился у кромки леса, чуть поодаль – поэтому Ася не сразу его заметила. Но это, без сомнения, была одна и та же персона, что так удивила и даже напугала её тогда.

Ася увеличила масштаб изображения, насколько это было возможно. Присмотрелась – и ахнула… Там стоял лесничий Илья. Без всякого сомнения, это был именно он! В знакомой куртке защитного цвета, с длинными волосами, усами и бородкой, отчего неуловимо напоминал Иисуса Христа… Ася ещё не поняла, что несёт с собой это открытие, но почему-то ей стало не по себе.

– Что за тип? – спросил Димка, приближая лицо к экрану ноута. – Я его, кажется, недавно видел.

– Видел? – тут же переспросила Ася, устремляя на него испытывающий взгляд. – Возле леса? Или где-нибудь на берегу? Он, вообще-то, местный лесник.

– Нет, прямо здесь, в деревне, – Димка покачал головой, припоминая. – А, точно же! На съёмочной площадке!

– Да ладно? – не поверила Ася. Это было самое неожиданное из всего, что она предполагала услышать. – Что он там делал?

– Не знаю, как-то не обратил особого внимания. Кажется, сидел возле цыганской кибитки, сосредоточенно в колесе ковырялся… но я не уверен, – Димка пожал плечами и виновато улыбнулся. – Я же не знал, что это может быть важно. Просто заметил, что странноватый тип, как-то даже визуально отличается от местных жителей… не говоря уж о москвичах. А что? У тебя какие-то проблемы с ним?

– Пока непонятно, – честно сказала Ася. – Интересно, не в тот ли день это случилось, когда у нас съёмки сорвались из-за того, что колесо у кибитки отлетело?.. Мне нужно немедленно кому-нибудь это рассказать, – Ася вскочила. – Поделиться с тем, кто его хорошо знает и может логически объяснить все его поступки. Вот, кстати… Василий Егорович, ресторатор, по-моему, с ним коротко знаком!..

Не успела она закончить свою мысль, как в коридоре послышался шум, будто все постояльцы забегали разом, засуетились, заговорили взволнованным хором.

– Что там ещё, – Ася с опаской поёжилась. – Надеюсь, не новый пожар… Каждый день сюрпризы.

Она открыла дверь и выглянула наружу, сразу же наткнувшись на безумный взгляд администратора по локациям.

– Что стряслось, Миша? – быстро спросила она.

– Андрей пропал! – выдохнул тот в ужасе. – Номер пустой, мы его сейчас запасным ключом открыли! Говорят, в тайгу ушёл ночью!

– …Понимаю, конечно, что «белые ночи» – звучит красиво и романтично, но снимать при таком освещении лично я отказываюсь, – ворчливо заявил оператор-постановщик. – У нас должно быть яркое солнце, а не сумерки! Давай-ка быстренько ещё раз сцену прогоним…

– Да Вера что-то совсем не в форме, – буркнул Семён вполголоса, пребывая в отвратительнейшем настроении. – Прямо расклеилась из-за вчерашнего, Сашка с ней и так, и этак бьётся, а она точно деревянная…

– А этот засранец где? – тоже понизив тон, полюбопытствовал Артём. – Отсыпается у себя в номере?

Режиссёр брезгливо дёрнул усом.

– Да куда ж ему деться – он вчера лыка не вязал, паскудник мелкий. Ладно, давай ещё разок попробуем… Внимание! – крикнул он. – Переснимаем сцену объяснения графа и Насти. Саша, Вера – двухминутная готовность!

Вера поднялась со стула и одёрнула свою пёструю цыганскую юбку. Белецкий, одетый в элегантный летний костюм конца девятнадцатого века, тут же заботливо протянул ей руку, предлагая на неё опереться.

– Ты в порядке? – тихо спросил он. – Уверена, что справишься? Может, ну их всех к лешему? Тебе бы сейчас в гостиницу, горячего чая да поспать…

– Всё нормально, Саш, – отозвалась она с благодарной улыбкой. – Не в моих это привычках – включать «звезду» и срывать съёмочный график. Так… не по себе что-то. Я всё про Андрея думаю.

– А не пошёл бы он к… – Белецкий еле сдержался, чтобы не выматериться. – Ты из-за этого щенка ещё переживать будешь?

– Сашка! Вера! Вам особое приглашение нужно, или карету ждёте? – ядовито прокричал в их сторону режиссёр. – Дуйте бегом сюда!

Белецкий с Верой направились к месту съёмки. Самое первое объяснение русского аристократа и вольнолюбивой цыганки должно было происходить на берегу реки.

– Тишина на площадке! – заорал режиссёр. – Тишина, вашу мать, я сказал! Камера!.. Мотор!..

Вразнобой откликнулись помощник оператора со звукорежиссёром. Громыхнула хлопушка-нумератор.

– Начали!!! – а это уже в сторону актёров.

Белецкий прижал Верину ладонь к своим губам.

– Поедем со мной в Москву, Настя! – проговорил он умоляюще. – Ты для меня одна-единственная. Не могу я без тебя, хоть режь, хоть в огне сжигай…

Вера – впрочем, и не Вера это уже была, а гордая цыганка Настя из табора – насмешливо повела высокой соболиной бровью.

– Вы что же это, сватаете меня, барин? – спросила она, вперившись в него внимательным, пронизывающим насквозь взглядом. Он внезапно смешался и запнулся, но через мгновение овладел собой и продолжил с прежним пылом:

– Тебе хорошо со мной будет, слово даю. Ничего для тебя не пожалею, ни золота, ни серебра! Нужды знать не будешь, платья новые – сколько хочешь, шали персидские…

– А, так вы для меня место богатой содержанки приготовили? – полыхнув очами, перебила она. Он осёкся.

– Так знайте же, барин, – тряхнув гривой чёрных волос и отбрасывая их за спину, проговорила строптивица, – любовь цыганки ни за какие деньги не купишь.

Отняв свою руку, она, не обернувшись, побежала вдоль берега реки – босая, лёгкая, стремительная, словно вольный северный ветер.

– Тогда… тогда я эту любовь завоюю! – отчаянно прокричал граф ей вслед.

– Стоп… – Семён замешкался на секунду, встретившись вопросительным взглядом с оператором, но тот молча показал ему большой палец.

– Снято! – подытожил режиссёр с облегчением. – Хватит дублей на сегодня. Сашка – молоток, спасибо тебе. Вера! – крикнул он в сторону убежавшей артистки. – Возвращайся! Всё отсняли.

И, словно в ответ на его реплику, со стороны деревни раздался громкий вопль:

– Семён!.. Семё-о-он!.. Сеня!..

Миша Яковлев нёсся к съёмочной группе напрямки через луг, спотыкаясь и подпрыгивая от волнения, и бешено размахивал руками, что при его внушительной комплекции смотрелось весьма комично. Впрочем, никто даже не улыбнулся. Судя по напряжённо застывшему лицу режиссёра, он сразу же сообразил, что добрых вестей этот гонец с собою явно не несёт. Все члены съёмочной группы тоже взволновались и с опаской смотрели в сторону приближающегося администратора.

– Сеня… – выговорил тот, задыхаясь, когда очутился совсем рядом. – Беда у нас… Андрюха пропал!

На площадке воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием тучного администратора.

– Как пропал? – выговорил наконец Семён, отирая усталое лицо ладонями. – Когда же он успел, сукин сын?

– Да он, оказывается, и не ночевал в номере, – администратор махнул рукой, тяжело опускаясь на заботливо подставленный ассистентом режиссёра стул. Пластмассовые ножки угрожающе скрипнули и чуть подогнулись. – Постель нетронута. Мы-то думали, побуянил пацанчик – и теперь сутки дрыхнуть будет. А девица с рецепции говорит, что вчера ночью видела, как он отправился в сторону леса… Так с тех пор и не возвращался.

– Ети твою мать!.. – режиссёр в сердцах сплюнул. – Пробздиться решил, сопляк! Я уже вижу, как СМИ смакуют эту историю: поначалу на съёмках фильма актёры пытались набить друг другу морды, а затем одному из них вздумалось пойти ночью в лес погуляти. Вот только этого говна нам ещё и не хватало до полного счастья…

– Так он что, со вчерашней ночи один по тайге шатается? – нахмурился Белецкий. Страшно побледневшая Вера ахнула.

– В полицию сообщили? – игнорируя его вопрос, обратился режиссёр к администратору. Тот торопливо закивал.

– Уже поисковые отряды формируют… Вот-вот начнут лес прочёсывать. Там ещё полно добровольцев из местных записалось. Слава богу, белые ночи, не придётся утра дожидаться…

– А телефон его что?

– Вне зоны доступа, конечно.

– Лишь бы живой был, с-с-скотина такая… – в сердцах выдохнул режиссёр.

– Я с добровольцами пойду, – быстро сказал Белецкий. Режиссёр сделал страшные глаза.

– Ты что?! Саша, даже не вздумай! Ты у меня в главной роли вообще-то снимаешься, забыл?

– Так на сегодня съёмки закончены, – Белецкий уже торопливо расстёгивал свой пиджак, затем рывком стянул жилет и принялся за мелкие пуговицы на рубашке. – До утра я вернусь. Сень, ну неужели тебе самому будет спокойно работаться, если с пацаном что-нибудь случится? – он швырнул свою одежду в руки вовремя подоспевшей костюмерши, оставшись в одних брюках.

– Да что с этим паршивцем сделается?! – заорал режиссёр так яростно, что стало понятно – он и сам жутко перетрусил. – Молодой, здоровый… сейчас лето, даже звери нападать не станут. Ну, поплутает чуток, разве что обоссытся со страху… найдём, конечно, – убеждая то ли окружающих, то ли себя самого, сказал режиссёр. – Вертолёты поднимем, беспилотники…

– Там болота везде, – тихо сказала Вера. – Он парень городской, не знает, как себя в лесу вести… может растеряться и наделать глупостей.

– Вера, – Белецкий встряхнул её за плечи, – успокойся, пожалуйста. Обещаю тебе, мы его найдём. Честное пионерское, – он легонько щёлкнул её по носу. Вера слабо улыбнулась на его попытку подбодрить её, но он этого уже не видел – бежал за ширму, чтобы стащить с себя остатки дворянского одеяния и переодеться в своё.

– Так, тоже быстренько сворачиваемся, – дал отмашку режиссёр. – Все в гостиницу. Возможно, с нами захотят побеседовать на предмет того, кто видел Андрея…

Он не сказал «в последний раз», вовремя осёкся. Но недосказанность эта так и повисла в воздухе.

 

ЧАСТЬ III

Весть о пропаже молодого столичного актёра взбудоражила всё местное население. Поисковые отряды были сформированы мгновенно – полицейские, военные, кинологи с собаками и волонтёры разбились на группы и принялись деловито и споро прочёсывать лес.

– Обращайте внимание на каждую мелочь! – инструктировал добровольцев начальник поискового отряда, записав их телефоны и присвоив каждому специальный номер. – Приглядывайтесь ко всему, что покажется вам странным или необычным. Это могут быть следы, зарубки на деревьях, пустые бутылки… да даже простой пакет или обрывок ткани, сгоревшая спичка или пепел от сигареты – важно абсолютно всё! Если обнаружите что-то подобное – сразу же останавливайтесь и передавайте координаты сюда, в штаб.

Увидев Белецкого, многие впали в блаженную оторопь и тут же позабыли о цели всеобщего сбора. Женщины едва не разорвали артиста на части в стремлении получить автограф и сделать селфи. Разумеется, всем тут же захотелось попасть с ним в одну поисковую группу.

– Это безобразие, – покачал головой руководитель поиска. – Они так и нам с вами работать не дадут, и сами не смогут…

Белецкий тоже явно не прыгал от радости в связи с повышенным внимания. Он лишь растерянно развёл руками.

– Ладно, давайте-ка вот что с вами сделаем… Не надо вам ходить по лесу с волонтёрами. Садитесь в один из вертолётов. Зрение у вас как, нормальное?

– Идеальное.

– Вот и прекрасно. Будете высматривать сверху вашего мальчишку. Вы его скорее узнаете, чем остальные… Ну и вообще, приглядывайтесь: нет ли внизу какого-то условного сигнала: к примеру, пламени костра, света фонарика или ещё чего подозрительного…

– Понял, – серьёзно отозвался Белецкий.

Узнав от Аси, что лесничий был замечен на съёмочной площадке в тот самый день, когда сломалось колесо у кибитки, Стас глубоко задумался.

– Я не верю в такие совпадения, – сказал он безапелляционно. – Это явно дело рук Ильи. Ему тут, по сути, вообще нечего было ошиваться. Следовательно, пришёл специально… с целью навредить. Да ещё и постарался никому не попасться на глаза. Счастье, что Димка его увидел и запомнил.

– Это значит, что все остальные происшествия, с огромной долей вероятности, тоже этот придурок-лесничий устроил? – нервно воскликнул режиссёр. – Получается, и гостиницу он поджёг, и камни в окна бросал… Всеми силами выживал нас отсюда.

– Но зачем? – непонимающе спросила Ася. – Что мы ему сделали, за что он нас так ненавидит?

– Он вообще странноватый тип, – сообщил Стас. – Я его с детства знаю, мы в одной школе учились. Про него тогда уже говорили, что парень с приветом. Была какая-то тёмная история с его сестрой, то ли её изнасиловали, то ли убили много лет назад, уже не помню. Вот он с тех пор и тронулся умом немного. А потом ушёл в лесники, стал жить затворником в тайге. Людей на дух не переваривает, только животных любит.

– И что теперь делать? – обеспокоенно спросил Вовочка-продюсер. – В полицию заявлять?

– Да они нас на смех поднимут, – покачал головой режиссёр. – Ни одного прямого доказательства, только свидетельство Асиного мужа, что он однажды видел этого ненормашу на съёмочной площадке. Мало ли, кто на площадке ежедневно отирается!

Стас решительно поднялся.

– Я к нему пойду. В лес.

– С ума сошёл? – ахнула Ася. – А если ещё и ты заблудишься? Да меня Нельсон убьёт за то, что мы тебя одного в тайгу отпустили!

Он сдержанно улыбнулся.

– Я же вырос в этих краях, в этой тайге. Мне каждая тропинка и кочка там знакомы. Где Илья обосновался, я тоже знаю. Уж как-нибудь не заблужусь, не переживай.

– Но что ты ему скажешь? Обвинение предъявишь? – с сомнением спросил продюсер. – Может, он и не сознается сходу, начнёт отпираться…

– Я не буду ничего ему предъявлять. – Стас пожал плечами. – Мы просто поговорим. Может быть, он сам мне во всём признается. А если даже это и не его рук дело… Что ж, как минимум, попрошу его помочь в поисках Андрея. Он ведь лес лучше нас всех, вместе взятых, знает. С его помощью мы куда быстрее справимся.

– Я с тобой, – быстро сказал Димка. Ася с испугом посмотрела на мужа.

– Господи, а ты-то куда? Зачем? В могилу меня свести хочешь?

– Для подстраховки, – сдержанно объяснил Димка. Стас взглянул на него с удивлённой благодарностью.

– Спасибо, конечно… Но ты реально думаешь, что он опасен?

– Пока я, честно сказать, вообще ничего не думаю, – вздохнул Димка. – Но если что… я всё-таки мастер спорта по карате.

Стас только сдержанно кивнул, принимая его предложение. Асе вдруг стало по-настоящему страшно.

– Димка, пожалуйста… – попросила она мужа в тревоге, – будьте там предельно осторожны. Ладно? Не хочу ещё и из-за тебя переживать, и так вся на нервах…

– Всё будет в порядке, – пообещал ей Стас. – Верну тебе его в целости и сохранности.

– Смотри, – нервно отозвалась Ася, – ты слово дал.

Вечер прошёл в испуганном напряжённом молчании. Ася и Аурика сидели в номере у Веры, но говорить ни одной из них не хотелось. Каждая была погружена в собственные невесёлые мысли.

Чувствуя в случившемся изрядную долю своей вины, Аурика даже с лица спала. Она больше не постила ежеминутно свежие фоточки в инстаграм и вообще присмирела. В её голове, как и у многих, птицей билась одна-единственная мысль: «Только бы был живой…»

Вера, помимо всеобщих переживаний за Андрея, была сейчас сосредоточена на своих личных проблемах. Около часа назад позвонил разгневанный муж и вопросил, правда ли то, что Катерина сообщила ему о Вериных отношениях с его сыном. Не зная, что доподлинно ему известно, Вера попыталась задавать наводящие вопросы, но диалог не клеился. Она даже не представляла, что Роман может так орать.

– Славка совсем не думает об экзаменах, завалит к чёртовой матери все ЕГЭ, у него только ты на уме! Ты, вообще, чем думала, когда заигрывала с мальчиком? Зачем давала ему надежду? Почему ничего мне не сказала?! – бушевал он.

– Я не… – пыталась было вклиниться Вера в этот поток обвинений, но Роман не давал ей и слова вставить. Она хотела сказать ему, что единственная её ошибка – то, что она сразу же не поделилась этим с мужем, когда только-только узнала о Славкиных чувствах к ней. Но, судя по всему, бывшая жёнушка отлично промыла Роману мозги на предмет того, что Вера – коварная растлительница и обольстительница. Он и слушать не желал никаких оправданий.

– Да перестань же ты! – закричала Вера, потеряв, наконец, терпение. – Я не могу и не хочу разговаривать в таком тоне. Сначала немного успокойся, а потом мы всё это обсудим. На холодную голову!

– Не уверен, что захочу с тобой это обсуждать, – сухо отозвался Роман. – Я вообще пока даже не представляю, как смогу с тобой разговаривать… Мне нужно подумать.

С этими словами муж отсоединился, и все последующие попытки Веры дозвониться оказывались безуспешными – Роман просто отключил телефон.

Вера старалась держать лицо на людях, но на душе было так плохо, что впору завыть с тоски. Хорошо ещё, что общее кислое выражение её физиономии посторонние легко могли списать на тревогу за Андрея. Тем более, что и за Андрея она тоже переживала… господи, сколько же всего навалилось, и всё в один и тот же день! Но главное, конечно – это найти парня. «Только бы был живой», – подумала она в смятении.

Асина же голова была полна мыслей о Димке и Стасе. Какой-то месяц назад она и в самых смелых фантазиях не могла себе вообразить такую ситуацию: чтобы её бывший муж и муж нынешний вдвоём отправились в лес. С одной стороны, их сближение не могло не радовать – наконец-то покончено с той ненавистью, которую Димка всегда питал к её бывшему. Конечно, она не рассчитывала на то, что парни затем, как в дурном сериале, вмиг станут друзьями – не разлей вода. Но как минимум, если они начнут нормально общаться – это уже хорошо. «Им ещё Белецкого в компанию не хватает, третьим!» – с истерическим смешком подумала она. Краем уха Ася слышала, что он отправился на поиски Андрея с добровольцами. Господи, сколько всем проблем, суеты и беспокойства из-за сумасбродного глупейшего поступка распсиховавшегося мальчишки… «Только бы был живой!» – торопливо проговорила она про себя, как заклинание.

Только бы был живой.

Илья увидел его, распростёршегося на мягком ягеле. Парень лежал лицом вниз, и было непонятно – то ли спит, то ли вообще умер.

Он бесшумно приблизился и склонился над телом. Несомненно, это был один из них – из приезжих московских киношников.

Волосы парня спутались, куртка и штаны были в пятнах свежей грязи. Похоже, он проблуждал здесь всю ночь. Интересно, каким ветром его принесло в тайгу? По грибы ходил? Городской идиот… В модных ботиночках, нарядный – словно на гулянку собрался.

Лесничий брезгливо пошевелил лежащего носком сапога. Тот слабо застонал и зашевелился. Значит, жив… Ну что ж, это его проблемы.

Парень попытался перекатится на бок, чтобы повернуться лицом к свету. Но, едва он оказался на спине, Илья крепко сжал в руках толстую суковатую палку и одним резким мощным ударом, не дрогнув, изо всех сил опустил её Андрею на ногу.

Переживать за исход событий, сидя в четырёх стенах, не имело абсолютно никакого смысла, поэтому Ася, вечно обуреваемая различными идеями и жаждой деятельности, предложила Вере с Аурикой немного пройтись. Юная актриса отказалась, сославшись на упадок моральных сил, и отправилась к себе в гостиницу, чтобы попытаться немного поспать, а вот Вера обрадованно ухватилась за это приглашение. Ей и самой хотелось развеяться – казённая обстановка номера невыносимо давила на психику, болезненно действуя на нервы, и так натянутые, как струна. Может быть, свежий воздух и красивая природа окажут благоприятный умиротворяющий эффект…

Однако, когда Ася уверенно взяла курс на ту часть деревни, которая негласно именовалась Цыгановкой, Вера всё-таки забеспокоилась.

– А куда мы идём? – спросила она в замешательстве. – Не в цыганский посёлок, надеюсь?

– Именно туда, – невозмутимо кивнула Ася. – Хочу повидать там одну свою знакомую.

Вера даже остановилась, сомневаясь, не ослышалась ли она.

– Ты с ума сошла? Какую ещё знакомую? Мы тут всем чужие, в конце концов, мне просто страшно туда идти! Это же цыгане…

– Ты говоришь «цыгане» таким тоном, словно речь идёт, как минимум, об инопланетных пришельцах, к тому же весьма кровожадных и агрессивно настроенных, – произнесла Ася укоризненно. – Ау, опомнись! Они такие же люди, как мы с тобой. Ты сама играешь одну из них в фильме – или забыла?

– То фильм, а то – реальность… – покачала головой Вера. – Нет, я с места не сдвинусь, пока ты мне не объяснишь, с чего тебе вдруг приспичило. Что – вернее, кого – ты хочешь там найти?

– Да я тебе рассказывала, – отозвалась Ася. – Помнишь ту странную женщину, которая сказала, что у меня есть десятилетний сын?

– И?..

– Ну так вот, по сути, она оказалась права. Тогда я ещё ничего не знала о Никитке, не могла предвидеть нашей встречи и даже не предполагала, что захочу усыновить его. Всё получилось так… спонтанно. Но, когда эта цыганка увидела затем нас с ним вместе – она ничуть не выглядела удивлённой. Она знала, понимаешь? – Асины глаза взволнованно блестели. – И даже возраст Никитки угадала совершенно точно: ему и правда десять.

– То есть, ты хочешь сказать, что она обладает даром ясновидения? – осенило Веру.

– Что-то типа того, я не разбираюсь в этом, – Ася пожала плечами.

– Но зачем мы идём туда сейчас? Хочешь найти её и поблагодарить? – Вера всё ещё не понимала, продолжая колебаться. Ася усмехнулась.

– А сама не догадываешься? Если она умеет видеть то, что другим не дано… быть может, она подскажет нам, где сейчас находится Андрей и всё ли с ним в порядке.

– Господи, – Вера даже прикрыла рот рукой, – а мне это и в голову не пришло! Но как ты собираешься её искать? Ты знаешь её имя?

– В этом и проблема, – вздохнула Ася, – понятия не имею. Но будем уповать на то, что все деревенские жители должны знать друг друга. А уж цыгане – и подавно, с их-то системой ценностей, культом единства и сплочённого общества!

Над цыганским посёлком гремела музыка. Впрочем, это было уже привычным явлением – неизменные хиты из болливудских фильмов, оглушительно транслирующиеся на всю округу. Удивляло не это, а другое: складывалось впечатление, что посёлок абсолютно пуст, несмотря на какофонию. Ни одного человека на улице или во дворах, точно вымерли все. Пару раз Вера с Асей пытались стучаться в ворота первых попавшихся домов – им никто не открыл. Совершенно очевидно было, что хозяев нет дома.

– Тебе это не кажется странным? – спросила Вера, невольно поёжившись. – Куда подевались все люди?

Ася тоже стало не по себе, но она старалась бодриться.

– В любом случае, предлагаю идти в ту сторону, откуда музыка играет.

Они зашагали в заданном направлении, время от времени поглядывая вокруг, но по-прежнему не замечая ни души.

– Может, все сидят по домам и смотрят очередной эпизод какого-нибудь любимого сериала? – неуверенно предположила Вера. – Ну, не чума же их выкосила в одночасье, в самом деле…

Ася только вздохнула в ответ: ей это тоже не нравилось. В свете всех произошедших ранее событий в каждой мелочи им теперь виделось дурное предзнаменование.

Когда они заметили на другом конце улицы одинокую фигурку, то обрадовались так, будто целую вечность не видели живых людей. Они закричали и замахали руками, делая знаки незнакомцу, чтобы он остановился.

Это оказался парнишка – совсем ещё пацан, бойкий кудрявый цыганский подросток с хитрыми чёрными глазами.

– Послушай, мальчик, – в тревоге спросила его Ася, – а куда у вас люди подевались? Где… где вообще – все?

– Так на свадьбе гуляют, – неопределённо махнув рукой куда-то в сторону, сообщил цыганёнок, сверкнув белыми зубами. – Дядя Миро младшую дочь замуж выдаёт.

– Что, целый посёлок на свадьбе? – иронично уточнила Вера, но мальчишка не понял иронии, передёрнув плечами: мол, конечно, целый посёлок, а как же ещё!

– Нам нужно повидать одну женщину, – сказала Ася, – но мы не знаем, как её зовут. Она точно из ваших. Может, сообразишь по описанию? Лет ей, наверное, около шестидесяти, а может быть и больше, но выглядит очень хорошо. Такая стройная, моложавая, губы красит в очень яркий красный цвет. А, ещё зубы у неё золотые! – припомнила она. Цыганёнок фыркнул и посмотрел на Асю, как на дурочку.

– Да у нас все старухи губы красным красят, а золотые зубы у каждой второй! – похоже, возраст «шестьдесят лет» был для него синонимом безнадёжной дряхлой старости.

Ася приуныла.

– Что же нам делать? Как теперь её искать?

Конечно, у неё была фотография этой самой цыганки, сделанная в первый съёмочный день и бережно перенесённая из камеры в ноутбук. Но Ася побоялась явиться в Цыгановку с ноутом, а заранее распечатать фото не догадалась…

– Да пойдёмте на свадьбу со мной! Там наверняка вашу знакомую и найдёте, – предложил мальчишка. Ася и Вера переглянулись, немного смущённые.

– Это же, наверное, неудобно… мы совершенно посторонние люди на вашем празднике.

– Чепуха! – отмахнулся цыганёнок. – Рома – народ гостеприимный, все только рады будут.

Пока он вёл их до того дома, где игралась свадьба, Ася по своей журналистской привычке расспрашивала о том, как вообще это происходит у цыган – все эти брачные традиции и обряды. Мальчишка с охотой посвящал её в тонкости цыганских бракосочетаний.

– Обычно о таком важном деле, как свадьба, у нас родители заранее договариваются. Лет в десять-одиннадцать. А сама свадьба, конечно, попозже играется.

– Вот оно как, – удивилась Ася. – Стало быть, и у тебя невеста уже есть?

– Пока нет, – с искренним сожалением вздохнул он. – Нравится мне одна девчонка, но мой отец не хочет с её семьёй родниться. Ну ничего, ещё несколько лет подожду и выкраду её!

– Как это – выкрадешь? – Ася с Верой даже оторопели.

– Да это тоже обычай такой… Если девушка согласна, то побег – лучший выход. Тайно поженимся и вернёмся, и родителям потом ничего не останется, кроме как смириться и благословить!

– А если девушка не согласна? – с опаской поинтересовалась Ася. Цыганёнок взглянул на неё с неодобрением.

– Вы что! Это не по-цыгански. За такое у нас и убить могут – если узнают, что невеста не по своей воле пошла. Кстати, дочку дяди Миро – ну, ту, которая сейчас замуж выходит – три раза похищать пытались. Уж больно красивая. Но её подруги отбили…

Далее он поведал, что цыганская невеста обязана иметь богатое приданое, поскольку после свадьбы она уходит в дом к мужу, и всё необходимое для новой жизни у неё должно быть с собой. Живут обычно с родителями жениха, и молодая невестка поначалу фактически исполняет обязанности служанки. Она раньше всех встаёт и позже всех ложится, делая всю домашнюю работу под строгим надзором свекрови. С особой гордостью мальчишка рассказал, что цыганская женщина никогда не перечит мужу, отцу или брату, не встревает в мужские разговоры и вообще молчит, пока к ней не обратятся. Цыганки уважают мужчин, ухаживают за ними, холят и лелеют, но самое главное – берегут честь семьи.

– Никогда вы не услышите, чтобы наши женщины позорили мужей при посторонних или указывали, что они должны делать, – хвастливо разглагольствовал он. – Если срочно надо – пойдёт и сама сделает. Если муж не принёс в дом денег – никогда не упрекнёт его в этом, сама найдёт способ заработать.

– Ну, зашибись! – прокомментировала Ася с искренним возмущением. – Много же нахлебников у вас, наверное, среди мужчин – при таком-то раскладе… А что, удобная позиция: я мужик, поэтому дура-баба не имеет права меня ни в чём упрекать, ибо я царь и бог.

– Неправда, – обиделся он. – Мы, мужчины, чувствуем свою ответственность за семью, жену, детей и родственников. В нас это с малых лет вдалбливают! У цыган и разводов никогда не бывает, между прочим. В отличие от русских…

«Мужчине» на вид было не более тринадцати лет, однако зрелость его рассуждений невольно вызывала, помимо улыбки, ещё и искреннее уважение.

Накрытые столы, ломившиеся от всевозможных яств, стояли прямо во дворе, напротив богатого каменного дома – очевидно, принадлежащего родителям жениха. В распахнутые окна первого этажа были выставлены динамики, из которых продолжала грохотать индийская музыка.

Несмотря на то, что на свадьбу действительно собрался целый посёлок в полном составе, появление Аси и Веры не прошло незамеченным. Как только они появились во дворе, все взоры немедленно устремились в их сторону. Особенно подозрительно косились цыгане на Асю – слишком уж чужеродно смотрелась она, яркая красивая блондинка, среди всех этих черноглазых и темноволосых людей. Вера ещё могла, худо-бедно, сойти за свою… Какой-то старик сразу же воскликнул, завидев её:

– Ту со романы? – но Вера, не понимая, лишь растерянно улыбнулась.

Сопровождающий их мальчик громко крикнул что-то по цыгански, объясняя это неожиданное явление. Женщины тут же засуетились, освобождая Асе с Верой места рядышком с ними. Немного смущаясь, незваные гостьи присели. Им моментально подали чистые тарелки.

– Кушайте, кушайте, красавицы, – ласково пропела молодая цыганка, чьи волосы покрывал роскошный золотисто-изумрудный платок, из чего можно было сделать вывод, что она уже замужем. По внешнему виду женщин вообще легко определялся их семейный статус: замужние покрывали головы цветными косынками и платками и носили традиционные наряды, в то время как свободные девушки щеголяли пышными распущенными волосами или замысловатыми причёсками, а из одежды на некоторых были даже брючные костюмы.

Ася обратила внимание, что мужчины и женщины сидят отдельно друг от друга, за разными столами. Небольшой столик для молодожёнов был установлен в центре, но в данный момент пустовал.

– Где же жених с невестой? – спросила она у цыганки в изумрудном платке.

– А в спальне, хорошая моя, – отозвалась она, игриво ей подмигивая. – Первая брачная ночь у них. Вот ждём, когда молодая свою честь и невинность докажет!

Ася и Вера, на мгновение потеряв дар речи, просто молча переглянулись. Наблюдая за их реакцией, цыганка звонко рассмеялась.

– А как вы хотели! Девушка должна блюсти целомудрие до свадьбы. Если честь не подтвердится – то и свадьба отменяется. Вон, гляньте-ка, – она подтолкнула Асю в бок, глазами указывая на пожилого цыгана с седыми усами, который не веселился вместе со всеми, а сидел, напряжённо уставившись в одну точку перед собой, и машинально крутил в руке рюмку водки, но не подносил её к губам. – Отец невесты как переживает – дочка-то у него слишком красивая! Много про неё болтали да сплетничали, но он поклялся, что девушка она честная… Вот и поглядим, – она хихикнула.

– Я читала об этом обычае, когда к роли готовилась, – негромко сказала Вера на ухо Асе. – Он называется «вынос чести». Не дай бог новобрачная окажется не девственницей – это страшный позор, от которого семье невесты никогда не отмыться. Остальных дочерей уже никто не возьмёт замуж, да и скорее всего, всему семейству придётся переехать куда-нибудь подальше, в другой город.

– Дичь какая-то, – Асю аж передёрнуло. – Одно дело – старинная традиция. Но… двадцать первый век на дворе!!!

Вдруг музыка стихла. Все гости, перестав галдеть, разом подняли головы и уставились в окно второго этажа, задёрнутое шторами. Занавеска заколыхалась, отодвигаясь, и кто-то распахнул изнутри рамы. В оконном проёме показался молодой цыган – смуглокожий красавчик, на щеках которого алел румянец стыда и гордости. В руках он держал какую-то скомканную тряпку.

Все затаили дыхание, жадно ловя каждое его движение. Юноша одним рывком встряхнул и развернул тряпку – это оказалась белоснежная простыня, на которой молчаливым свидетельством чести темнели характерные пятна. Веру даже слегка замутило от такого зрелища.

Все зашумели разом, засвистели, заулюлюкали, затопали, захлопали и повскакивали с мест, гвалт поднялся невообразимый. Ася быстро взглянула в сторону отца невесты – с его лица моментально сошла меловая бледность. Он в изнеможении прикрыл глаза, но затем, справившись с секундной слабостью, залпом осушил свою рюмку и на радостях шарахнул её оземь, а потом вскочил и пустился в пляс, не скрывая своего счастья и облегчения.

Из дома вышли три женщины, которые несли на подносе ту самую окровавленную простыню. Теперь она была усыпана лепестками цветов и красными ленточками. Женщины принялись вручать эти ленты гостям, что-то приговаривая при этом по-цыгански.

– Что происходит? – поинтересовалась у Веры совершенно шокированная этим зрелищем Ася. Вера пожала плечами.

– Да кто их разберёт. Возможно, благодарят родственников невесты за её порядочность и поздравляют родственников жениха…

Свадьба продолжалась своим чередом, и вскоре к гостям спустилась и сама счастливая невеста, переодевшаяся из белого платья – в красное. Это действительно была девушка редкой красоты, точно свежий, благоухающий, только что распустившийся бутон. Заплетённые в косы тяжёлые волосы цыганочки были убраны под красную же косынку. С этого момента она не имела права показываться с непокрытой головой ни перед кем, кроме мужа.

– Ну, где тут твоя знакомая? – явно тяготясь присутствием на свадьбе, прошептала Вера. Да Асе и самой было не до веселья. Несмотря на обильное угощение и радушие хозяев, им обеим кусок не лез в горло, не говоря уж о выпивке.

Ася принялась пристально обводить взглядом лица всех женщин подряд. В глазах рябило от ярких платков, пёстрых платьев, разноцветных бус, браслетов и густо накрашенных губ. Она уже не была уверена в том, что сможет узнать свою загадочную собеседницу. Когда Ася совсем было собралась впасть в отчаяние и признать собственное поражение (может, этой тётки вообще нет на свадьбе?!), она наконец-то увидела её. Та сидела за столом напротив и спокойно, с еле заметной усмешкой, рассматривала Асино лицо, не предпринимая ни малейшей попытки окликнуть, поздороваться или ещё как-то заявить о себе.

У Аси вырвался вздох облегчения.

– Вот она! – она дёрнула Веру за руку. – Именно её мы и ищем…

Она приветливо помахала цыганке и приподнялась, чтобы вылезти из-за стола. Сделать это было не так-то легко – с одной стороны к ней тесно привалилась цыганка в изумрудном платке, а с другой – Вера.

Заметив Асино движение, цыганка-гадалка еле заметно нахмурилась, сдвинув брови, и чуть-чуть качнула головой, а затем осторожно указала глазами на выход, давая понять, что лучше поговорить за воротами, без свидетелей. Ася тихонько кивнула, давая понять, что поняла и согласна.

– Уходим отсюда, – шепнула она Вере одними губами. Та не стала задавать лишних вопросов. Улыбаясь и раскланиваясь с остальными, они под шумок начали пробираться к выходу.

Андрей не сразу признался себе самому, что сбился с пути, заблудившись в тайге.

После скандала в ресторане, когда мужчины приволокли его в виде бесчувственного куля в номер и бросили на кровать, думая, что теперь он проспит до самого утра, Андрей вдруг решил, что ему необходимо вернуться в Москву. В сердце всё ещё бушевала пьяная обида, поэтому в горячке он тут же принялся складывать вещи. «Уеду домой – и чёрт с вами всеми, выкручивайтесь без меня сами, как знаете!» – бессвязно и мстительно думал Андрей в лихорадочном запале, бестолково кидая в небольшой заплечный рюкзак паспорт, кошелёк и телефон с зарядным устройством. Времени собирать чемодан не было, да и плевать он сейчас хотел на оставшиеся шмотки – после того, как его прилюдно унизили и оскорбили, казалось немыслимым задержаться в этом месте хотя бы на полчаса дольше.

Он запер дверь номера на ключ и, думая, что остался совершенно незамеченным, не слишком твёрдой, но торопливой походкой двинулся прочь – подальше от гостиницы, от этой паршивой деревушки и проклятых съёмок, которые высосали ему всю душу и разбили сердце.

Как выйти на трассу, Андрей не помнил, но пока просто наугад брёл по берегу извивающейся речной ленты, думая, что таким способом рано или поздно выберется на дорогу. Ему наверняка удастся остановить какую-нибудь машину или автобус, и его подбросят прямо в Архангельск. Там уже можно будет купить билет на самолёт до Москвы – и гуд бай!..

Вдоль берега Мезени махровой тёмно-зелёной каймой вытянулся лес, который со стороны казался не таким уж густым и устрашающим – скорее, сказочным, уютным и манящим. Андрей почему-то решил, что если срезать путь через перелесок, то можно быстрее оказаться на проезжей части. Ни секунды не колеблясь, он свернул в тайгу. А чего ему было бояться? Ночами же светло, как днём…

Однако, чем дольше он шёл, тем гуще обступали его деревья и тем темнее становилось вокруг. Даже белая ночь не спасала – тут и при солнечном свете, должно быть, царили вечные полумрак и сырость из-за густых и высоких крон вековых кедров и елей.

Он шёл, и шёл, и шёл… Ноги его то проваливались в мягкий мох, то спотыкались о корни и сучья, а то вдруг начинали хлюпать по жидкой грязи, всякий раз заставляя холодеть и останавливаться: не в болото ли он угодил?

Андрей не знал точно, сколько времени прошло, но понял, что конца и края этой дремучей тайге не видно. Тогда он бестолково повернул обратно, но, конечно же, уже не мог вспомнить точного направления своего движения и засомневался: действительно ли он возвращается назад? Правильно ли идёт? Быть может, стоит забирать чуть левее или, наоборот, правее? Лес везде одинаковый, и не разберёшь толком, где Андрей уже проходил, а где нет…

От усталости и испуга хмель постепенно рассеивался. Парень остановился, чтобы отдышаться, и схватился за мобильный телефон, ещё не веря, не осознавая до конца, что сам загнал себя в ловушку.

Сигнала сети не было. Умом Андрей понимал, что заблудился, но сердце отказывалось в это верить. Один среди тайги, без связи, воды и еды… Паршиво, если не сказать – дерьмово. Он испугался и снова принялся торопливо продираться сквозь лес: почему-то оставаться на месте и бездействовать казалось ему самым страшным в данной ситуации.

Всю ночь Андрей шёл, практически не останавливаясь, потому что непрерывное движение отвлекало его от тревожных и тоскливых мыслей. Сто раз он пожалел о том, что ни черта не помнит из уроков географии в школе. Там ведь, кажется, была такая тема – как сориентироваться в лесу без компаса. Андрей помнил только, что замшелая сторона дерева указывает на север, но понятия не имел, как применить это знание на практике. Он даже не представлял, в какой стороне находится Романовка. Откуда он пришёл? С севера? С юга?..

Надежда периодически сменялась отчаянием, отчаянье – злостью, злость – паникой, и тогда парень принимался метаться по лесу, не разбирая дороги, царапая лицо и руки о ветки и понапрасну растрачивая стремительно убывающие силы. Кричать и звать на помощь он почему-то не додумался.

В конце концов, к утру Андрей совершенно обессилел. Повалился на землю, как подкошенный, и тут же заснул.

Резкая боль в ноге моментально выдернула его из тревожного сна. Андрей хрипло вскрикнул, ещё не успев ничего толком понять и не соображая, что случилось. Происходящее сначала показалось ему продолжением ночного кошмара. Но сон мгновенно слетел, а боль – дикая, адская – осталась. Она всё длилась и длилась, пульсируя чуть ниже колена и эхом отдаваясь во всей ноге. И в этот самый момент возвышающийся над ним человек – Андрей не мог разглядеть его лица из-за бьющего прямо в глаза солнца – нанёс ещё один удар. Боль в ноге взорвалась с удесятерённой силой, рассыпавшись на миллионы осколков. Андрей потерял сознание.

Выслушав Асину просьбу о помощи в поисках пропавшего актёра, цыганка покачала головой.

– Ты меня с кем-то путаешь, милая. Я не экстрасенс, как это модно у вас говорить. Определять, где в данный момент находится незнакомый человек, я не умею.

– Но… – Ася беспомощно сжала руки перед грудью. – Со мной же вы сразу всё угадали, хотя мы не были с вами знакомы… Вы сказали, что у меня есть сын, и я действительно вскоре решила заняться усыновлением ребёнка из детского дома… Ведь как-то вы это предвидели?

Цыганка снова задумчиво покачала головой.

– Будущее я не предсказываю. Мне доступно настоящее – говорю то, что прямо сейчас вижу. Тот мальчик уже был в твоей судьбе написан, я это точно понимала. Я ведь человека по его лицу, по глазам читаю…

– Эх, – с досадой произнесла Вера, – надо было хотя бы фотографию Андрея захватить!

Она тоже выглядела ужасно расстроенной, как будто искренне верила в то, что вмешательство цыганки волшебным образом разрулит неприятную ситуацию и проблема решится сама собой.

– Незачем думать да гадать, – сверкнув чёрными глазами, рассердилась вдруг цыганка. – Чему быть, того не миновать! С преступления всё началось, преступлением и закончится, – бросила она напоследок, собираясь уйти.

– Какое преступление? – Ася почувствовала, что покрывается мурашками. – Что вы имеете в виду?

– Сама поймёшь, когда время придёт, – цыганка поджала губы. Похоже, настойчивость этих столичных штучек начала её утомлять. – А ты, красотка, лучше о муже своём подумай. Мало ты о нём заботишься, мало бережёшь… Смотри, как бы не пожалеть потом. Ой, хась явэла… – пробормотала она будто бы себе самой.

Ася ощутила, как ледяные щупальца обхватывают и сжимают её сердце.

– Димка? – переспросила она в страхе. – Вы что-то знаете о нём? С ним… может случиться что-то плохое? – губы её затряслись. Вера решительно схватила подругу за руку и потянула за собой.

– Ну, хватит! – сказала она гневно. – Пойдём отсюда, Ася. Не видишь, что ли – она над нами просто издевается. Ни слова по делу не говорит, только пугает… всё это глупости. Чушь собачья! Раз не может нам помочь – так бы и сказала, чем голову зря морочить…

– Хочешь слово по делу? – цыганка саркастически улыбнулась. – Дочка у тебя будет, хорошая моя. Красавица-дочка… и очень скоро.

Эффект, который произвели на Веру эти её слова, невозможно было описать. С лица актрисы схлынула кровь, и она шумно принялась глотать ртом воздух, чтобы не задохнуться. Тут уже рассердилась и Ася. Она знала про Верины проблемы, знала о том, что та давно мечтает стать матерью, поэтому «пророчество» наглой цыганки было для неё, должно быть, ножом в сердце.

– И правда – пойдём, Вер, – произнесла она, не удостоив гадалку даже презрительным взглядом.

– Яв састы баxталы и сари тыри фамилия тэ явэл баxталы! – продолжая смотреть на Веру, внятно произнесла цыганка, а затем, повернувшись, спокойно направилась обратно – к свадебным столам и гулянию.

Вера всё ещё была сама не своя. В её широко раскрытых глазах застыли недоверие и ужас.

– Зря я это затеяла. Прости… – в искреннем раскаянии произнесла Ася и, пытаясь избавиться от витающего в воздухе напряжения, нервно пошутила:

– Похоже, нашими руками местные активно решают проблему расформирования детского дома. Одного мальчика я усыновляю, другую девочку, глядишь, и ты себе присмотришь… видимо, именно на это цыганка и надеялась.

– Нет, – медленно выговорила Вера. – Дело не в этом.

– А в чём же?

– Я беременна, – тихо сказала она.

Когда Андрей пришёл в себя, его мучителя уже не было рядом.

Он попытался пошевелиться, но тут же взвыл от страшной боли в покалеченной ноге. Малейшее движение причиняло невыносимые страдания. Боль, казалось, пронзает всю ногу насквозь – от бедра до кончиков пальцев. Кое-как приподнявшись на локте и стараясь не шевелить повреждённой конечностью, Андрей с опаской посмотрел в ту сторону. Ему казалось, что он может увидеть сейчас всё, что угодно, вплоть до окровавленного обрубка. Слава богу, нога оказалась на месте, однако выглядела неестественно вывернутой, из чего можно было сделать неутешительный вывод о переломе. А может быть, и не единственном.

– Да что за… твою мать!!! – выкрикнул он в бессильной ярости, чувствуя, как внутри закипают дурацкие мальчишеские слёзы. Всё происходящее походило на дурной сон: он потерялся в тайге, какой-то придурок сломал ему ногу, телефон сдох, да и сам Андрей, похоже, скоро сдохнет от жажды, голода и холода… если, конечно, до этого на него не нападёт какой-нибудь праздношатающийся медведь. Отличный квест на выживание, ничего не скажешь! Ну просто Леонардо, растуды его в качель, ДиКаприо – в своей знаменитой оскароносной роли.

Несколько раз он предпринимал попытки осторожно ползти, но тут же со стоном бросал эту затею: боль в ноге, в обычное время равномерно-тупая и ноющая, сразу же становилась острой, отдаваясь резкими пульсирующими толчками. Иногда ему казалось, что его заживо режут пилой. Нет, с места ему не сдвинуться – это как пить дать.

Кое-как ему удалось сесть, почти не тревожа больную ногу и не опираясь на неё. Закусив губу, Андрей привалился спиной к шершавому стволу ближайшего дерева и осторожно отвернул вверх штанину. То, что он увидел, не добавило ему оптимизма: огромный багровый отёк развеивал последние робкие сомнения относительно перелома. Опухшая нога походила сейчас на бревно. Единственной хорошей новостью, если вообще уместно было говорить о хорошем в данной ситуации, условно можно было посчитать то, что ниоткуда не торчали осколки костей – и, значит, Андрей отделался закрытым переломом.

Ужасно хотелось пить. Он проклинал себя последними словами за то, что, кидая всякую ненужную ерунду в свой рюкзак во время сборов, не додумался положить туда простую бутылку воды. Зато, конечно, зарядник для мобильника – ну очень важная и необходимая вещь для него сейчас, ага… Идиот! Андрей с досадой отбросил бесполезный рюкзак в кусты.

Затем он сорвал несколько травинок и сжевал их влажные стебли, старясь хоть немного утолить жажду. Приходилось постоянно отмахиваться от зудящей мошкары и комаров. Конечно, боль от их укусов была ничтожно мала по сравнению с болью в сломанной ноге, но всё равно доставляла массу неудобств. Долго он так не протянет, это ясно… но что же делать? Что, чёрт возьми, ему делать?!

Он вдруг вспомнил строчки из прочитанного недавно стихотворения: «Если ты потерялся в лесу, то кричи…» Как и все актёры, Андрей знал много стихов и часто цитировал их в подходящих жизненных ситуациях. Правда, до того естественного шика, с которым это делал Белецкий, ему было пока далеко. Он громко, надрывно расхохотался, проговаривая вслух так кстати всплывшие в памяти строчки:

Собственный голос казался ему чужим. Похоже, у него начиналась истерика. Последние строки он уже не говорил – а действительно кричал, орал изо всех сил, как безумный:

Он затрясся в очередном приступе болезненно-сумасшедшего хохота и, забывшись, потревожил сломанную ногу. Она мгновенно отозвалась вспышкой острейшей боли, и Андрей, не прекращая полусмеяться-полурыдать, повалился на землю. Смех перешёл в крупную дрожь – его буквально колотило то ли от холода, то ли от шока. Андрей не мог поверить, что всё, всё, всё – это конец. Так не бывает! Двадцатилетние парни не умирают, заблудившись в тайге. Бред! У него всё впереди, у него столько планов на эту грёбаную жизнь…

Внезапно внимание Андрея привлёк равномерный гул в отдалении. Едва уловимый поначалу, он становился всё отчётливее и громче. Несомненно, это был звук летящего вертолёта.

«Господи! – осенило Андрея догадкой. – Это же за мной! Это меня, меня ищут! Ну а как иначе?!»

Он даже рассмеялся вслух от невероятного чувства облегчения. Какой же он дурак! Разумеется, его будут разыскивать, как он не подумал об этом? Человек – не букашка, он не может вот так бесследно пропасть, чтобы никто о нём даже не забеспокоился.

Вертолёт неуклонно приближался – его уже можно было разглядеть в вышине. Он медленно кружил над лесом, и рокот его мотора был для Андрея сладчайшей музыкой. Там, внутри, были люди, которые беспокоились о нём… которым небезразлично, будет он жить или нет. А он будет, будет! Непременно будет!

Вертолёт завис над кронами елей, и тут Андрей вдруг запоздало сообразил, что сверху его может быть просто не видно. Он лежал под деревом, скрытый густыми ветвями, и, скорее всего, оставался незамеченным для пилота. У него перехватило дыхание от этого страшного прозрения.

– Я тут!! Ту-у-ут!!! Я здесь!!! Сюда-а-а!!!!!!!!! – заорал он, срывая голос – так, что в горле запершило. – Ну пожалуйста-а-а-а!!! Я внизу!!!

Вертолёт, повисев ещё немного сверху, медленно двинулся дальше.

Андрею показалось, что он сходит с ума. Не может быть! Так просто не должно быть! Спасение – вот оно, так близко, только руку протяни!

Он лихорадочно замахал руками, уже не обращая внимания на боль в ноге. Он кричал, и плакал, и звал изо всех сил – его просто не видели. У него даже не было ничего подходящего, чтобы подать сигнал… Яркий рюкзак мог послужить визуальной приманкой, но Андрей сам закинул его в кусты и сейчас просто не мог до него дотянуться.

Вертолёт неумолимо удалялся от этого места.

– Куда же вы, люди! Суки!!! Я же здесь! Не оставляйте меня-а-а!!! – продолжал надрываться Андрей, но его, разумеется, никто не мог услышать.

Гул мотора постепенно затих, и скоро живую тишину тайги не нарушал ни один посторонний звук. Андрей лежал на земле и плакал – захлёбываясь, подвывая, выворачивая себя наизнанку и понимая, что снова остался совершенно один. Ещё несколько минут он чувствовал, что рядом друзья, спасение… а теперь его снова швырнуло в воронку одиночества, отчаяния и безысходности.

Он плакал до полного опустошения и изнеможения, а затем снова провалился в пограничное состояние между обмороком и тяжёлым сном.

Ещё накануне Вера и сама не была уверена в том, что беременна.

Она не слишком-то доверяла врачам, которые великодушно оставляли ей один-единственный шанс из миллиона. Ей казалось, что они просто умело используют эту зацепку, чтобы манипулировать её чувствами и заставлять растягивать процесс до бесконечности. Она покупала дорогущие лекарства, послушно проходила – цикл за циклом – очередной курс медицинской помощи, но в глубине души давно перестала надеяться на чудо, выполняя всё это больше для очистки совести.

И всё-таки чудо произошло.

Впервые робкая, неуверенная догадка осенила её в тот момент, когда она перестала брать верхние ноты. Вера и сама замечала, как с некоторых пор изменился на слух её голос – он внезапно стал более низким, более насыщенным. Во время разговора с Асей в ресторане, когда Вера посетовала на то, что простудилась, ей внезапно вспомнился свой театр. Она часто наблюдала, как забеременевшие коллеги начинали испытывать затруднения с исполнением своих привычных арий. Вера прекрасно знала, что гормональные изменения во время беременности заметно влияют на голосовые связки. Речевой голос часто понижается на три-четыре, а вокальный – на один или два тона.

Нет, разумеется, это не значило, что Вера совершенно разучилась петь – просто теперь она вынуждена была прикладывать куда больше усилий для того, чтобы воспроизводить те же звуки, что и раньше, в таком же высоком качестве. Прежде это было для неё естественно и легко, а теперь приходилось усерднее и активнее работать над своим вокалом…

– Помнишь наш разговор на свадьбе? – спросила Вера у Аси. – Тогда я была уверена, что просто сорвала голос или застудила связки. И только потом сообразила взглянуть на календарь… Оказывается, у меня уже неделя задержки, – смущённо призналась она. – С этим бешеным графиком съёмок совсем всё из головы вылетело.

– Поздравляю! – Ася обняла её. – Это потрясающая новость!

Как всегда, весть о чужой беременности отозвалась в её груди привычной лёгкой болью… но негатива и зависти, что удивительно, она не чувствовала. Ася внимательно прислушалась к своим ощущениям – нет, она была совершенно искренне счастлива за Веру.

– Я так боюсь, если бы ты знала, – призналась Вера. – Это дико страшно – сначала потерять надежду, а затем почувствовать, что…

– Так чего же тут бояться? – удивилась Ася. – Наоборот, нужно радоваться, наслаждаться новыми ощущениями!

Вера покачала головой.

– Мне тридцать восемь лет. Страшно рожать в таком возрасте…

– Глупости! – пристыдила её Ася. – А ещё в Америке жила… у вас же там, насколько мне известно, особа лет тридцати пяти вовсю ещё считается девушкой на выданье.

– Так-то оно так, но… – Вера махнула рукой и засмеялась. – А вообще, ты права! Самое ужасное, что в этой глуши не то что найти хорошего гинеколога – даже тест на беременность невозможно купить! Так что придётся мне подождать до возвращения в Москву. Неделя всего осталась… Но, веришь… – она положила руку себе на живот и улыбнулась. – Я и так это знаю. Чувствую… И почему-то уверена, что будет девочка.

– Так значит, цыганка снова оказалась права? – усмехнулась Ася. – А что Роман, ты ему уже рассказала?

Вера помрачнела.

– Мы недавно поссорились. Пока ещё у меня не было возможности ему сообщить. В свете всего произошедшего… ох, надеюсь, он не обвинит меня в том, что ребёнок не от него.

Асино лицо вытянулось в недоумении.

– Всё настолько плохо?

Верины глаза затуманились тревогой, но она тут же взяла себя в руки.

– Не хочу сейчас об этом думать. Надеюсь, всё постепенно нормализуется… само собой. Для меня сейчас важнее другое – чтобы моя девочка росла и развивалась нормально.

– Правильный настрой, – Ася ободряюще обняла её за плечи. – Всё обязательно будет хорошо.

Первым человеком, которого они встретили, вернувшись из экзотического цыганского посёлка в привычную Романовку, был ресторатор Василий Егорович. Он мчался им навстречу с крайне пришибленным видом, и Ася с Верой поначалу даже испугались, не случилось ли очередной беды – настолько их всех вымотали дурные вести последних дней.

Однако ресторатор спешил не по их душу. Он и вовсе пронёсся бы мимо, если бы Ася его не окликнула.

– Что-то стряслось, Василий Егорыч? – поинтересовалась она, глядя, какое растерянное и расстроенное у него лицо.

– Стряслось! – отозвался он несколько раздражённым тоном. – Маринка моя пропала. Несколько часов не могу её нигде найти, и телефон вне зоны доступа.

– Да вернётся, – попыталась подбодрить его Ася. – Дело молодое…

– Дело молодое?! – ресторатор глянул на неё чуть ли не с ненавистью. – Что бы вы понимали, москвичи… Это ведь всё из-за вас, из-за вашего проклятого кино она совсем сбрендила! С катушек слетела… Сохла по этому вашему Андрею, совсем стыд потеряла, и он тоже – хорош гусь…

– Андрей-то тут при чём? – заступилась за парня Вера. – Он ей, по-моему, никаких надежд не давал и даже не заигрывал. А сейчас, должно быть, вы и сами в курсе, что он блуждает где-то в тайге, его изо всех сил ищут… Не стыдно в такой ситуации наезжать на парнишку? Надо молиться, чтобы его нашли живым и здоровым, а не плевать ядом.

– Да знаю я, что его ищут, – он расстроенно махнул рукой. – Потому и переживаю. Думается мне, Маринка тоже пошла его разыскивать… Очень в её стиле. Натура такая – вся в мать!

– Но это легко проверить, – успокоила его Ася. – Все добровольцы записаны, вы можете осведомиться у начальника поискового штаба, есть ли среди них имя вашей дочери.

– Уже проверил! Конечно же, её среди волонтёров нет! – нервно отозвался Василий Егорович. – Я уверен, что она сама пошла в тайгу, никого не спросив и не предупредив! Как же – ведь надо спасать своего прынца, чтоб его… – видимо, он хотел выматериться, но сдержался при дамах.

Ася с Верой ахнули. Не хватало им ещё одного заблудившегося в тайге, на свою голову…

– То есть, Марина сейчас может быть в опасности?

Ресторатор, выпустив пар, немного поостыл.

– Вообще-то, она у меня девка неглупая. Башковитая. Напролом в лес не попрётся, будет с умом действовать. Она тайгу хорошо знает. Понимает, как не заблудиться, какие следы и зацепки на всякий случай оставить. Так что… надеюсь, с ней-то сейчас всё хорошо. Но она ж упрямая. Пока парня вашего не отыщет – ни за что домой не вернётся!

– Ну значит, отыщет – и вместе вернутся, – придав голосу как можно больше оптимизма, произнесла Вера. – Или спасатели их ещё раньше найдут.

– Принесла же вас нелёгкая со своим фильмом… – буркнул Василий Егорович – впрочем, уже совсем миролюбиво. Воспользовавшись переменой в его настроении, Ася не преминула задать давно мучающий её вопрос.

– Скажите, а вот тот лесничий… Илья. Мне показалось, вы его очень хорошо знаете. Не в курсе, случайно… просто в порядке предположения… мог ли он, чисто теоретически, совершать все те пакости, которые постоянно сопровождают нашу съёмочную группу? Я имею в виду пожар, разбитые окна, испорченный инвентарь на площадке… и так далее, – заканчивая свою фразу, она была готова к тому, что ресторатор сейчас рассмеётся ей в лицо и покрутит пальцем у виска, но он неожиданно серьёзно ответил:

– Конечно, мог. Я почти уверен, что именно он всё это и делал. Вот только доказать это будет трудно. Он осторожный, сволочь…

Ася и Вера потеряли дар речи.

– И вы так спокойно об этом сейчас говорите? – возмутилась Ася. – По-вашему, это всё невинные шалости?

– Не думаю, что он всерьёз намеревался причинить вред кому-то из вас, – отозвался ресторатор мрачно. – Тот же пожар… Илья организовал поджог в тот момент, когда все отправились на шашлыки. Наверняка он прекрасно знал об этом.

– Конечно, знал, – усмехнулась Ася язвительно. – Он наблюдал за нами с противоположного берега. Пока мы веселились и угощались жареным мясом, он спокойно успел переплыть реку и добраться до гостиницы…

– Вот именно. Скорее всего, его целью было простое запугивание.

– Но… зачем? Почему?! – спросила Вера. – Где и когда мы успели перейти ему дорогу?

– Не конкретно вы, – вздохнул ресторатор. – Этой истории сто лет в обед. Давным-давно в наши края уже приезжали столичные киношники. Тоже что-то историческое снимали – о местном купечестве. Илюхе тогда было четырнадцать лет, а сестре его восемнадцать. Ну, кто-то из актёров на неё и польстился. Девка видная была, стройная, красивая… Заманил в лес, уболтал, мозги запудрил… а потом изнасиловал. Она и помешалась с тех пор.

– В смысле?

– С ума сошла, – пояснил Василий Егорович. – Её затем, помнится, в посёлок Талаги отправили – психушка у нас там. Что с ней сейчас, никто и не знает. Может, давно померла… Актёришка тот от суда отмазался, заплатил кому-то… Так и замяли дело. Да и что с сумасшедшей взять? Она же давать показания не может. Даже заявление писать не стали… А вот Илюха с той поры замкнулся. Людей сторонится, лес ему – что дом родной.

– Всё это, конечно, ужасно печально, – осторожно подбирая слова, сказала Ася. – Но вопрос остаётся неизменным – при чём тут мы?

– А сама не догадываешься? Ему теперь любые московские артисты – что кость в горле. Ненавидит он вас всех. Просто за то, что вы есть. Что приехали на его родную землю. Оскверняете её. Не ждёт от вас ничего хорошего…

– Всё ясно, – подытожила Ася. – Сестра сошла с ума, но братец тоже с большим приветом… Надеюсь, если этот ваш Илья встретит в лесу нашего Андрея, у него хватит мозгов не сводить счёты с бедным пацаном.

Ресторатор отвёл взгляд.

– А вот в этом я не уверен…

– Что?! – воскликнули хором Ася и Вера.

– Лес – его территория. Только там он чувствует себя в своей тарелке. Всё там играется исключительно по его правилам. Чужаков в своём доме он не терпит…

– Боже, – Ася сжала ладонями виски, – только этого нам ещё и не хватало.

Она торопливо достала телефон и принялась звонить Димке, чтобы предупредить об опасности. Кто же мог подумать, что лесник не просто чуточку странноват, а полностью неадекватен…

– Недоступно, – сказала она с волнением и тут же набрала номер Стаса. Его аппарат тоже оказался вне зоны действия сети. Беспокоить звонком Нелю она не решилась. Да и что подруга могла знать об этом? Должно быть, она вообще не в курсе, что её муж ушёл в тайгу… Незачем тревожить её понапрасну.

Из спасительного забытья Андрея вытащило бесцеремонное похлопывание по щекам. С трудом выплывая из рваного, вязкого сна, он тут же почувствовал возвращение мучительной боли и пожалел, что зачем-то в принципе проснулся.

– Андрей! Ну Андрей же! – зазвенело у него над ухом. После тишины тайги это показалось ему таким громким и чужеродно-непривычным звуком, что он чуть не оглох. Он с трудом разлепил веки и невнятно что-то замычал, окончательно пробуждаясь.

Перед ним на корточках сидела Марина, официанточка из местного ресторана. Глаза её сияли чистым, незамутнённым счастьем.

– Живой! Слава богу, живой! – воскликнула она, улыбаясь. И тут Андрей вспомнил всё, что предшествовало этой ночи. Его всё-таки нашли!.. Он дёрнулся, порываясь податься навстречу Марине, но тут же застонал.

– Что с тобой? – перепугалась она.

– Ногу сломал… – отозвался он, не вдаваясь в подробности – это потом, всё потом… Главное – он больше не один в этой чёртовой тайге!

– Дай-ка посмотрю, – деловито заявила она. Он инстинктивно отшатнулся, когда Марина подалась к его ноге, чтобы засучить штанину и взглянуть, но она сделала успокаивающий жест:

– Не бойся, я в этом разбираюсь. Больно тебе не сделаю. По крайней мере, больше, чем у тебя болит сейчас.

Она деловито и действительно аккуратно осмотрела его ногу.

– Ссадин почти нет, – констатировала она преувеличенно приподнятым тоном, – но всё равно нужно обработать. И шину следует наложить… Хорошо, что я догадалась обезболивающее с собой прихватить. Как чувствовала… Давно тебя угораздило?

Андрей напряг память, пытаясь сориентироваться во времени.

– Наверное, больше суток… сейчас что – утро, день, вечер?

– Утро. Тебя только вчера к вечеру хватились. То есть, ты уже две ночи в лесу провёл…

– Но где все? – спросил он, пока она открывала свой рюкзак, доставала лекарство и деловито раскладывала на коленях кусок чистой материи. – С кем ты сюда пришла?

– А никого нет, – отозвалась она беззаботно. – Я одна тебя искать отправилась. То, что ты идти не можешь, конечно, паршиво… Значит, придётся нам тут куковать вдвоём и ждать, когда волонтёры нас всё-таки найдут, – по её тону непохоже было, что она сильно расстроена.

Андрей потерял дар речи.

– Но… зачем ты в одиночку в тайгу потащилась?

– Так за тобой, глупый, – она вскинула на него удивлённо распахнутые глаза, недоумевая от такого вопроса. – Как я могла сидеть сложа руки, если ты в беде? Ты же мне сразу понравился…

Андрей не знал, смеяться ему или плакать от такого признания. И главное – как это всё было неуместно сейчас, в данной ситуации! К тому же, он был ужасно разочарован тем, что чудесного спасения не произошло. Нет, конечно, хорошо, что он больше не один. Но надежда на то, что их вызволят из лесного плена немедленно, тут же растаяла, едва забрезжив…

– Как же ты тут, бедолага? – Марина покачала головой, осторожно накладывая на больную ногу фиксирующую повязку, чтобы обеспечить полную неподвижность переломанным костям.

Андрей не знал, что отвечать на этот вопрос, и просто облизнул иссохшиеся, растрескавшиеся губы.

– Пить ужасно хочется… – признался он. Марина всплеснула руками.

– Вот я дура! Надо было сразу тебе предложить… – она полезла в рюкзак и – о чудо! – извлекла оттуда бутылку питьевой воды. У Андрея сжалось спазмом горло, когда он это увидел.

– Держи, – она торопливо протянула ему бутылку. Он принялся жадно пить, захлёбываясь, проливая драгоценные капли на подбородок и кашляя, и ему казалось, что он никогда не напьётся. Бутылка опустела в считанные секунды.

– Извини, – смутился он, – ничего не осталось…

– Ерунда, – махнула она рукой. – Тут неподалёку ручей есть, который в Мезень впадает. Вода там чистая-чистая! Сбегаю и наберу. Ты ведь и есть, наверное, хочешь? – догадалась она. Он только кивнул. Марина снова пошарила в своём волшебном рюкзаке и извлекла оттуда кусок пирога, завёрнутый в газету.

Пока он ел, Марина сидела, подперев ладонями щёки, и смотрела на него с умилением, как на божество. Андрею вновь стало неловко от такого откровенного любования.

– Что смотришь? – не выдержал он, наконец. Она улыбнулась.

– Смешной ты. Такой… рафинированный городской мальчик. Совсем на наших, деревенских, не похож. Наверное, поэтому я в тебя и влюбилась.

– Ох, как у вас всё просто, – смущаясь, пробормотал он. – Увидела несколько раз – и уже влюбилась.

Марина неожиданно разобиделась.

– Зато у вас, москвичей, всё легко – трахаетесь-трахаетесь друг с другом, спите вповалку, как скот, а определиться всё никак не можете – то ли любовь это у вас, то ли просто со скуки, от нечего делать… А у нас если полюбят – так уж на всю жизнь. Но вам, столичным мажорам, этого не понять…

– Я не москвич, – сказал он тихо. – Я из Казани в Щепку поступать приехал…

– Прости меня, – опомнилась Марина. – Я же знаю, что ты не такой. Ты очень хороший…

Вера этой наивной девочки в его исключительность, её трогательное обожание и робкая нежность, с которой она заглядывала ему в лицо, заставили глаза Андрея увлажниться. Он быстро заморгал – не хватало ещё разреветься при ней, стыда не оберёшься…

– Хорошо, но что нам теперь делать? – спросил он у Марины. – Терпеливо и молча сидеть и ждать, пока нас не найдут?

– Я на деревьях зарубки оставляла, – сообщила она. – И для себя – чтобы не заблудиться, и для поисковых групп, если они вдруг пойдут по моему следу. Надеюсь, что вскоре кто-нибудь их тех, кто прочёсывает лес, обратит на это внимание. А ещё нужно костёр развести, чтобы нас и сверху тоже заметно было. Правда, прямо здесь нельзя – лес загореться может. Нужно отойти немного подальше, к ручью или реке… Я потом схожу.

При мысли о том, что Марина снова может покинуть его, пусть даже ненадолго, Андрею стало жутко. Ни за что на свете он не хотел больше оставаться в лесу один-одинёшенек… Похоже, Марина заметила и поняла обуревавшие его эмоции.

– Ты не бойся, милый, – сказала она, нежно проведя рукой по его спутавшимся волосам, пытаясь их пригладить. – Я тебя не брошу. Никогда не брошу.

У Андрея снова защипало в носу.

– Мне… в туалет надо, – сказал он с нарочитой грубостью. – Отойди на пару минут куда-нибудь, отвернись…

– Давай, я тебе помогу! – с готовностью подхватилась Марина. Он не удержался и фыркнул.

– Что поможешь? Штаны снять?

Она покраснела – сама чуть ли не до слёз.

– Извини…

– Это ты извини, – смутился и он тоже. – На самом деле, я правда справлюсь. Да и лекарство твоё подействовало, уже не так сильно болит…

– Хорошо, – кивнула она серьёзно. – Я пока сбегаю к ручью воды набрать. Если что – зови!

После обеда – уже во второй раз за это странное северное лето – выпал снег. Он был не слишком-то обильным и густым, однако сразу же заметно похолодало. Димка со Стасом слегка подмёрзли, ожидая возвращения Ильи в свою избушку.

Они караулили его с ночи. Лесничий как в воду канул. Ну, допустим, у него могут быть какие-то свои дела в лесу или за его пределами… но должен же он хотя бы ночевать дома? Однако Илья так и не вернулся.

Димка переживал за то, что сеть здесь не ловила, и Ася, должно быть, ужасно волнуется. Стас хотя бы успел отзвониться жене перед тем, как войти в лес, и предупредить, что останется на ночь в Романовке, так что она не должна была о нём сильно беспокоиться. Но время шло, день постепенно клонился к закату… Они и так провели тут больше полусуток!

В попытках согреться они прохаживались возле домика туда-сюда. Дверь, как назло, была заперта на большой амбарный замок.

– Не по-нашему это, не по-людски, – проворчал Стас. – Мезенские никогда дверей не запирают… Что ему там прятать, что скрывать? Золото-бриллианты? Оружие? Расчленённые трупы убитых браконьеров?

Он хотел просто пошутить, но из-за усталости и холода Димка даже не улыбнулся фразе про браконьеров. Он был откровенно зол на этого загадочного и непредсказуемого Илью, которого непонятно где черти носили со вчерашнего вечера.

Стас в очередной раз прильнул к единственному окошку дома лесника. Ничего невозможно было разглядеть из-за плотной занавески. Ясно было только одно – внутри темно и тихо.

– Вообще-то, есть охота, – со вздохом признался Димка. – Скоро, чувствую, начну жевать шишки и листья. Может, ну его в пень – вернёмся? Тем более, в Романовке тоже может быть нужна наша помощь. Кто знает, нашли того парнишку или ещё нет…

Стас помрачнел.

– Надеюсь всё-таки, что уже нашли. Иначе я ему не завидую…

Они оба молча перевели взгляд на белое снежное покрывало. Каждый думал об одном и том же. Леса Андрей не знает, может выбиться из сил и просто замёрзнуть…

– Ладно, чёрт с ним, с Ильёй, – согласился Стас. – Пора возвращаться. Надеюсь, у нас ещё будет возможность поговорить по душам с этим блудным товарищем… Может, он с добровольцами сейчас лес прочёсывает, помогает в поисках, а мы у его дома торчим, как два дебила.

И тут тишину прорезал истошный женский крик. Такой, что кровь застыла в жилах. Димка и Стас – здоровые, взрослые мужики – даже подскочили на месте от испуга и неожиданности. Женщина продолжала кричать, то ли призывая на помощь, то ли просто воплем выражая рвущиеся наружу страдания. Совершенно очевидно, что ей было плохо. Очень, очень плохо! Ни Стас, ни Димка до сего момента никогда не слышали, чтобы люди могли так страшно, так дико кричать – как будто с них живьём сдирали кожу.

Димка опомнился первым.

– Это там! – крикнул он, бросаясь в сторону домика лесничего. Стас поспешил ему на подмогу. Конечно, сломать огромный тяжёлый замок они не смогли бы даже совместными усилиями, однако саму дверь – не слишком крепкую, деревянную – можно было выбить без особого труда.

Через пару минут натужно затрещали старые доски. Димка и Стас, не сговариваясь, доламывали их уже практически руками, расчищая себе путь внутрь. Оказавшись в доме, они принялись лихорадочно оглядываться по сторонам. Женский крик к тому моменту уже стих, и ничего больше не напоминало об этом странном явлении. Жилище лесника было спокойно и безлюдно. Никого. Ни единой души. Ни звука.

– Да что за хрень творится! – выругался Димка в сердцах. – Я сейчас и в самом деле поверю, что мы с тобой просто спятили… Но, блин, ты ведь тоже это слышал?!

Стас не ответил. Он пристально смотрел на ковровую дорожку, устилающую полы в единственной комнате. Димка проследил за направлением его взгляда.

– Подпол, – быстро произнёс Стас, отшвырнув дорожку ногой. Под ней обнаружился квадратный люк, который – совершенно очевидно – вёл в подвальное помещение. Он был крепко-накрепко заперт.

– Эй! – заорал Стас и с силой пнул крышку люка. – Есть там кто живой?

Что тут началось!.. Внутри забесновались, заметались, завыли, запричитали и завизжали. Поначалу даже непонятно было, одна женщина кричит или несколько. Да и женщина ли, прости господи?.. Но медлить было нельзя.

– Вот, держи, – Димка протянул Стасу топор, обнаруженный в сенях.

– Послушайте, немедленно отойдите в сторону! – обратился Стас к загадочной обитательнице подземелья, стараясь перекричать её стенания. – Я начинаю рубить, это может быть опасно для вас.

Крышка люка оказалась толстой, добротной, и поддалась не сразу. Однако Стас, умело орудуя топором, всё же справился с ней. Взору открылся проход, такой узкий и тёмный, что невозможно было ничего разглядеть в этой кромешной тьме.

– Кем бы она ни была… это бесчеловечно – держать её взаперти в темноте и оставлять на целые сутки одну, – сказал Димка Стасу, невольно сжимая кулаки.

– Наш Илюша, оказывается, тот ещё подпольный маньячина… – отозвался Стас, с осторожностью вглядываясь в зияющую чёрную дыру, откуда теперь не доносилось ни звука. Женщина затаилась и притихла – то ли в страхе, то ли в готовности… к чему? К прыжку? Нападению? Удару? Страшновато было нырять в эту слепую бездну, даже не представляя, что тебя там ожидает.

– У тебя нет фонарика, случайно? – поинтересовался Стас у Димки. Тот протянул мобильник:

– В телефоне есть. Держи. Или, хочешь – я первый пойду?

– Да ладно тебе, – хмыкнул Стас. – Не съест же она нас с тобой, в самом деле.

Спустившись по деревянной лестнице вниз, они упёрлись ногами в утоптанный земляной пол. Холодище здесь стоял – как в погребе. По сути своей, это и был погреб… Воняло, впрочем, тоже изрядно. Тонкий бледный луч фонарика запрыгал по стенам подпола – Стас медленно рассматривал обстановку вокруг. Где же таинственная незнакомка? Удалось разглядеть лишь простую деревянную кровать, на которой, очевидно, и спала пленница. Но куда подевалась она сама?

– Под кроватью, – сказал Димка еле слышно. – Больше ей прятаться просто негде.

Стас осторожно нагнулся и направил луч фонарика под кровать. Там тут же тоненько заскулили. Когда свет ударил женщине в лицо, она вскрикнула, но слава богу, не стала вновь так жутко выть и визжать, как делала это раньше. Стас в изумлении и шоке рассматривал несчастную – длинные спутанные космы, испуганное лицо, приоткрывшийся в шоке рот…

– Не бойтесь, – сказал он негромко, стараясь не напугать бедолагу ещё больше. – Никто не причинит вам вреда. Пожалуйста, вылезайте оттуда. Вам нужно на свет, на волю.

– Оставь её в покое и сам вылезай, – загремел вдруг над люком мужской голос. – И не вздумай рыпаться. Никаких лишних телодвижений!

– Илья? – Стас поднял голову.

– Без разговоров! – рявкнул тот. – Я повторять не стану. Марш оттуда! Я жду.

Похоже, лесничий и не подозревал, что в подполе, помимо Стаса, находится ещё и Димка. Тот незаметно прикоснулся к его руке, давая понять, что так даже лучше. Не надо выдавать его присутствие, можно использовать эту ситуацию себе на пользу…

– Спокойнее, Илюха, – бодро отозвался Стас. – Какие проблемы? Я уже иду. Тем более, я и сам хотел с тобой поговорить…

– Поговорить он хотел, – передразнил лесничий ехидно. – Давай, пошевеливайся.

Стас поднялся по ступенькам… и упёрся взглядом в ствол ружья, направленный прямо ему в грудь.

Они лежали, тесно прижавшись друг другу и пытаясь согреться.

– У нас часто так бывает… – стуча зубами, произнесла Марина. Изо рта её при этих словах вырвалось облачко пара. – В смысле, снег летом… Не переживай, он совсем скоро растает.

– Если мы прежде сами копыта не отбросим, – мрачно пошутил Андрей. Настроение было преотвратное. Спасать их что-то никто не торопился. Нога разболелась с новой силой, а обезболивающее у Марины закончилось. А тут ещё этот треклятый снег!.. Они разговаривали только ради того, чтобы хоть чем-то занять себя. На самом деле, обоим было не до светских бесед.

– Сейчас бы в баньку жарко натопленную… – произнесла Марина мечтательно.

– Никогда не понимал баню. Чего хорошего? – тоже стуча зубами, отозвался Андрей. – Вот ванна или хотя бы просто горячий душ – другое дело.

– Ты просто никогда не парился по всем правилам, – наставительно произнесла она. – В сельской местности к русской бане особое отношение. Это же целый ритуал! У нас обычно топят по субботам. У каждого хозяина свои банные секреты, поэтому, чтобы не угореть, топить свою баню не доверяют никому… Это как праздник, честное слово! Прибирается весь дом, после протопки баня тщательно моется: лавки, тазы, полок и даже стены… А, напарившись вволю, все непременно садятся пить чай или прохладный морс. Вкуснотища!.. И в теле такая лёгкость, аж звенишь.

– Уговорила, – заплетающимся языком отозвался Андрей; несмотря на холод, глаза у него закрывались сами собой, и он незаметно уплывал в царство Морфея. – Если выберемся отсюда живыми – обязательно пойду в баню.

– Конечно же, выберемся! – Маринка горячо обцеловала любимое лицо. – Нас совсем-совсем скоро найдут…

– Расскажи ещё про баню, – попросил Андрей слабым голосом. – Может, хоть чуть-чуть теплее станет…

– Ммм… – послушно задумалась Марина. – А вот что я в этой бане с детства ненавидела – так это мыть голову. У меня всегда были очень длинные волосы, и мама уверяла, что промыть их можно только ужасно горячей водой. Специально для этих целей отливала в ковшик крутой кипяток. Когда она полоскала мне волосы, я, конечно же, дёргалась и периодически ошпаривалась…

Андрей протянул руку и легонько провёл пальцами по её светло-русой косе.

– У тебя красивые волосы… – сказал он еле слышно. – Ты вообще очень красивая. Девочка с севера… – и улыбнулся посиневшими от холода губами. Видя, что его неумолимо клонит в сон, Марина торопливо затараторила что попало – лишь бы не молчать.

– А однажды к нам пришла помыться старуха-соседка. У неё не было своей бани. Увидела нас с мамой, чистеньких, распаренных… и как давай реветь!

– Почему? – спросил Андрей.

– Говорит: «Я когда замуж выходила, у меня и то такого платья не было, как вы из бани выходите». А мама тогда действительно надела мне какое-то нарядное, яркое платьице…

Глаза Андрея медленно закрылись. Марина торопливо дунула ему в лицо.

– Не спи, Андрюш, не надо сейчас спать! Ну хочешь… хочешь – ещё что-нибудь про баню расскажу? – спросила она умоляющим тоном.

– Мне скоро можно будет диссертацию по баням защищать… – с трудом выговорил он, едва ворочая языком.

– Ты… ты… «Калину красную» смотрел? – выпалила она вдруг. Андрей удивился такому переходу.

– Конечно, смотрел… А что?

– Помнишь там момент, когда Петро просит Егора поддать горячей воды, и тот вместо каменки выливает кипяток прямо ему на спину? Так вот, этого не может быть. Это недоработка Шукшина.

Андрей невольно засмеялся – настолько серьёзно и даже осуждающе она это сказала.

– Почему не может?

– Деревенский житель никогда так не сделает. А Егор ведь был из деревни…

– Я бы сейчас тоже не отказался от кипяточка на спину, – со вздохом произнёс Андрей. – Может, ну их к лешему – эти правила? Давай прямо здесь огонь разведём…

– Нельзя, Андрюша, – Марина чуть не плакала. – Пожар может начаться…

– Да какой пожар, от снега всё сырое…

Она знала, что он ужасно боится оставаться один, поэтому предложила:

– А хочешь, я на берегу разожгу костёр, а потом попробую тебя туда притащить?

– Как – на ручках? – усмехнулся он невесело.

– Не знаю пока… Может, настил из еловых веток сделать? Поволоку тебя за собой, как на санях…

– Не вытащишь ты меня, – серьёзно сказал Андрей. – Только надорвёшься…

Он ещё немного помолчал, раздумывая, а затем всё-таки решился:

– Ты всё же иди к ручью, Мариш. Разведи сигнальный огонь. Надо, чтобы его сразу заметили… если, конечно, нас кто-нибудь до сих пор ещё ищет, – горько добавил он.

– Ну конечно, ищут! – воскликнула она убеждённо. – А как иначе! Но… если я уйду, как же ты? Это займёт немного времени… Может быть, около часа.

– Я буду ждать, – твёрдо сказал Андрей.

– Нет, – Марина в испуге покачала головой, – я не могу тебя бросить.

– Иди, пожалуйста, – повторил он настойчиво. – Что толку, если оба зря погибнем? А так хоть будет шанс на спасение…

Марина стянула с себя тёплую куртку и заботливо укрыла Андрея, подоткнув его со всех сторон, как ребёнка – одеялом.

– Зачем? – смутился он. – Замёрзнешь…

– Да я на бегу согреюсь, – она махнула рукой. – Тебе нужнее.

Он сглотнул ком в горле. Неприятно сосало под ложечкой при мысли, что он снова остаётся совершенно один, беспомощный и жалкий… Марина словно прочитала его мысли. Она вообще чувствовала его с полувзгляда, полунамёка, полудвижения.

– Я вернусь за тобой, – она наклонилась и коротко поцеловала его в губы. – Я обязательно вернусь. Только дождись.

Белецкий положил бинокль на приборную панель и вздохнул. Андрей как сквозь землю провалился. Оставалось только надеяться, что парень не утонул в реке или не увяз в болоте. Но… двое суток прошло. И до сих пор никаких результатов, никаких вестей…

Съёмки, разумеется, отложили. И не только потому, что без участия Андрея некоторые сцены были невозможны. Просто состояние тревоги и страха не отпускало членов съёмочной группы ни на секунду. Какая уж работа…

Поиски продолжались и днём, и ночью. А тут ещё СМИ разнесли эту историю по всему свету… Как ни пытались киношники скрывать правду от ушлых журналистов, чтобы не раздувать скандал, в конце концов кто-то из местных всё-таки проболтался. И началось… Больше всего, конечно, было жаль несчастную мать Андрея – узнав, что с сыном случилась беда, она собралась немедленно приехать. Насилу режиссёр убедил её подождать ещё хотя бы день. Все из последних сил надеялись, что за это время пропавший артист точно будет найден. Живым или… нет, конечно – только живым. Все старательно избегали мыслей о самом плохом.

– Ну что, – обратился молоденький вертолётчик к Белецкому, – возвращаемся на базу? Всё уже облетели, проверили…

– Подождите, – он развернул карту местности и ткнул в неё пальцем. – Давайте ещё вот этот квадрат осмотрим.

– Ребята здесь уже пролетали вчера. Всё чисто… Что, не доверяете нашим пилотам? – прищурился паренёк.

– Доверяю, – отозвался Белецкий, – но за сутки всё могло измениться. Даже уставший и голодный человек может пройти много километров пешком.

– Сегодня матч «Россия – Испания», – засопел вертолётчик. Он, как и многие в эти дни, был увлечён чемпионатом мира по футболу и торопился домой, к телевизору и пиву. – Хотя бы на второй тайм успеть…

– Один круг сделаем – и назад, – твёрдо пообещал Белецкий.

Вертолёт двинулся в заданном направлении. Это было неподалёку от того места, где в реку Мезень впадал один из многочисленных ручьёв.

Белецкий снова поднёс бинокль к глазам.

Маленький огонёк костра на берегу он разглядел сразу. Увидел – и даже не поверил поначалу в такую удачу, боясь спугнуть её.

– Есть! – быстро сказал он пилоту. – Там костёр внизу. Андрея рядом пока не вижу, но… кто-то ведь должен был разжечь огонь!

– Может, охотники или рыбаки… – проворчал пилот, однако послушно начал снижение. В этот момент к костру выскочила маленькая фигурка и замельтешила, запрыгала, замахала руками… Но – вот чёрт! – это был явно не Андрей. Какая-то девчонка.

С трудом подавив приступ острого разочарования, Белецкий попытался рассмотреть её лицо в бинокль. Ба! Да это же Марина, дочка ресторатора! Она-то здесь откуда взялась, с досадой подумал артист. Но в любом случае – хорошо, что они её нашли. Может, она тоже заблудилась…

Вертолёт плавно снижался, выискивая наиболее удобное местечко для посадки на берегу. Марина продолжала подскакивать на месте, как заведённая – похоже, она была ужасно рада их видеть. Сколько времени провела она в лесу? Как тут оказалась? Почему так легко одета?..

Едва они приземлились, Марина кинулась к Белецкому, вцепилась в него мёртвой хваткой и заревела от счастья.

– Что ты здесь делаешь, девочка? – спрашивал он растерянно. – Потерялась? Отец твой, наверное, с ума сходит…

– Андрей тут! – выговорила она сквозь слёзы, всхлипывая и шмыгая носом. – Я его нашла!

Белецкий побледнел.

– Он… в порядке?

– Да, да! – закивала она, улыбаясь. – Просто идти сам не может, у него нога сломана. Он здесь, не очень далеко! Я покажу…

Завидев Белецкого, Андрей тоже не смог удержаться от слёз. Это было глупо, стыдно, не по-мужски, но он не мог остановиться – рыдания его чуть не задушили.

– Ну, тихо, тихо, – приговаривал взволнованный Белецкий, обнимая парнишку и прижимая его растрёпанную голову к своей груди, пока тот ревел, не в силах выговорить ни слова. – Всё уже хорошо, Андрюха. Это просто шок…

Вместе с пилотом они осторожно, стараясь не причинить парню боли, перенесли его в вертолёт. Пилот тут же надел наушники и вышел в эфир, чтобы сообщить – пропажа нашлась.

– Живой! – радостно проинформировал он остальных. – Так всем и передайте. Немного пострадал, правда. Нога сломана… Врач нужен, да. Ждите, мы сейчас же вылетаем!.. Что?! – закричал вдруг он, меняясь в лице. Все перепугались. Господи, ну что ещё могло произойти за это время?..

Пилот снял наушники и обвёл всех бессмысленным взором.

– Пенальти, – выдохнул он чуть слышно, а потом набрал в лёгкие побольше воздуха и оглушительно заорал:

– Четыре-три в нашу пользу! Акинфеев красавчик!!!

– Что, вот так возьмёшь – и просто застрелишь меня? – спросил Стас как можно спокойнее, не отводя взгляда от обезумевшего лица Ильи. – Мы же с тобой столько лет знакомы. Я, вроде, не чужой. Не посторонний.

– А чем ты лучше? – прорычал лесник. – Тоже связался с этими киношниками, чёрт бы их побрал… Как же я вас всех ненавижу!

– Кого – всех? – Стас изо всех сил тянул время, заговаривая ему зубы.

– Всех, кто природу губит. Кто чувствует себя хозяином жизни, думая, что раз явился из города – всё ему позволено. Лес засрали, деревья вырубают, зверей убивают, рыбу глушат… Как городской турист приедет – так обязательно после него гора мусора, и презервативы ещё использованные, – его губы искривила брезгливая гримаса. – Погрязли в разврате и собственном свинстве. Скольких наших деревенских девок городские сволочи перепортили?

– Поэтому ты сестрицу свою в подвале все эти годы прятал? – спросил его Стас язвительно. – Чтобы сделать её жизнь лучше, да? Изолировал бедняжку от общества, как зверя в клетке держал…

– Не трогай мою сестру! – крикнул Илья, трясясь от гнева. – Ни слова о ней слышать от тебя не желаю. Сам знаю, что для неё хорошо, а что плохо. На кой ляд ты припёрся, спаситель, только испортил всё… Ну, сам виноват. Обходил бы мой дом десятой дорогой – глядишь, и живым бы остался, – он вскинул ружьё и снова направил его на Стаса.

– Ты в своём уме, Илюха? – спросил его тот. – Тебя же посадят. Кто о твоей сестре тогда позаботится? У неё ведь никого нет, кроме тебя…

– Заткнись! – проревел он, наливаясь яростью. Его руки, сжимающие ружьё, дрожали. – Заткнись, заткнись!!!

В этот миг Димка тенью метнулся из подпола к Илье и бесшумно прыгнул ему на спину, захватом спереди опуская его руки с ружьём вниз. Лесничий растерялся на миг, но очень быстро сориентировался – откуда только силы и сноровка взялись! Вывернувшись из Димкиных недружеских объятий, он попытался оттолкнуть его и одновременно высвободить руки, всё ещё крепко сжимающие ружьё. Сцепившись, они вдвоём упали на пол. Сестра Ильи, заслышав шум наверху, привычно запричитала и завыла из своего подвала. Стас тем временем схватил топор и примеривался, чтобы стукнуть Илью обухом и обезоружить.

А через секунду прогремел выстрел.

Он эхом прокатился по тайге, вспугнув птиц и зверей, а затем наступила абсолютная тишина. Даже сестра Ильи замерла в страхе и больше не издавала ни звука.

– Димка!.. – закричал Стас, бросаясь к двум распластанным фигурам, по инерции всё ещё крепко стискивающим друг друга.

На деревянном полу медленно расплывалась лужица крови.

– Папа, папа! Папа-а-а!!! – раздался истошный вопль среди ночи.

Неля подскочила на кровати, как ошпаренная, не сразу сообразив, что происходит. Она решила, что у неё начались слуховые галлюцинации.

Очевидно, Матвей увидел какой-то дурной сон. Он захлёбывался плачем, трясся от страха и громко кричал, широко разевая ротик:

– Па-а-апа-а-а!!!

Она бросилась к его кроватке, спотыкаясь и чуть не падая на бегу, и сама тряслась, будто в лихорадке.

– Что ты сказал, сынок? – выговорила она, не веря своим ушам.

– Папа, папа, папа! – продолжал без остановки кричать малыш. Он никак не мог успокоиться – даже после того, как Неля усадила его на колени, крепко прижала к себе и обняла. Её колотила крупная дрожь, а по щекам непрерывным ручьём бежали слёзы. Дикая радость от того, что сын наконец-то заговорил, смешивалась с животным страхом за мужа.

Она схватила Матвея на руки и бросилась с ним к своей кровати, где под подушкой остался лежать мобильный телефон. Однако при попытке набрать номер Стаса она услышала лишь бесстрастное: «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Звонок раздался около шести часов утра.

Ася, не сомкнувшая глаз всю ночь, тут же схватилась за телефон в надежде, что это звонит Димка, от которого не было ни слуху, ни духу уже бог знает сколько времени. Однако номер оказался ей незнаком.

– Анастасия Безрукова? – услышала она в трубке мужской голос.

– Да, а кто это? – быстро спросила она.

– Я по поводу вашего мужа звоню. Ведь Дмитрий Лосев – ваш супруг, правильно?

– Да, да, это мой муж! Где он, что с ним? – закричала Ася, стискивая трубку так, что побелели пальцы. Ей казалось, что сердце сейчас пробьёт грудную клетку. – Что с ним случилось?! Да не тяните же, мать вашу!..

– Вы только не волнуйтесь, – осторожно сказал голос. – Постарайтесь взять себя в руки…

Что он говорил дальше – она уже не слышала. Пальцы её вдруг ослабли, разжимаясь и роняя телефон, а затем, потеряв сознание, Ася и сама рухнула на пол.

 

ЭПИЛОГ

Месяц спустя

Клиника кардиохирургии, в которой прооперировали Белецкого, трепетно блюла свою репутацию. Это было частное закрытое заведение, попасть в которое могли лишь избранные – политики, актёры, певцы и другие знаменитости. Пациентам после операции требовался абсолютный покой, и руководство клиники обеспечивало его в полной мере. Никаких ушлых журналистов, бесконечной череды посетителей и даже просто контактов с любопытными пациентами. Каждому предоставлялась индивидуальная палата, в которую был вхож только медперсонал и близкие родственники – из тех, кого пациент сам пожелает принять.

На необходимости аортокоронарного шунтирования настояла жена. Она видела, каким Белецкий вернулся со съёмок – из него как будто выжали все соки. И он ещё собирался продолжать работать, не расставаясь при этом с нитроглицерином. Галинка страшно опасалась повторного инфаркта. Она и уговорила его на операцию.

– Будь же разумным! – убеждала она мужа. – Ты думаешь, что здоровье дано нам раз и навсегда? У тебя уже был один сердечный приступ – повезло, что всё обошлось. Но в случае его повторения… боюсь, всё может закончиться не так хорошо, – её тёмные глаза расширились от ужаса. – Саша, если с тобой что-нибудь случится… я же просто умру. В ту же секунду. Не думаешь о себе – хотя бы обо мне подумай!

Пришлось уступить. Он взял отпуск в театре, согласовал изменения в графике съёмок нового фильма и послушно лёг в больницу.

Операция продолжалась около пяти часов. Двое суток спустя Белецкого перевели из реанимации в обычную палату, и тогда, наконец, Галинке разрешили его навестить.

Открыв глаза, он увидел перед собой жену. Она сидела рядом, держала его руку и не отрывала взгляда от его лица.

– Доброе утро, – прошептала она, сияя одними лишь глазами. – Всё идёт просто прекрасно, доктор сказал, что ты быстро восстанавливаешься… Операция прошла успешно.

– Я знаю, – он улыбнулся. – Если, проснувшись в больнице, я вижу тебя – это совершенно точно означает, что жить буду. Проверено на собственном опыте… – он поднял руку, которую Галинка всё ещё держала в своей ладони, и благодарно поцеловал её тоненькие прохладные пальцы, переплетённые с его собственными.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она с волнением. – Что-нибудь болит? Беспокоит?

Он честно прислушался к своим ощущениям.

– Вроде бы, нет. Особенно по сравнению с реанимацией… Вот где жесть-то была: весь в проводах, капельницах и трубках, дышать полагается только ртом через специальный аппарат, разговаривать категорически нельзя, руки – и те зафиксированы, чтобы не потревожить швы, пока окончательно наркоз не отойдёт…

Галинка наклонилась, осторожно касаясь губами его лба.

– По-моему, всё ещё держится небольшая температура… Но врач сказал, что это нормально. Так бывает после операции.

– Пустяки всё это, – он снова улыбнулся – так, как она любила: когда возле его синих, как море, глаз обозначались милые добрые морщинки. – Я ужасно рад тебя видеть.

– Да! – вспомнила вдруг Галинка. – К тебе же тут ещё один посетитель рвётся. Сидит в холле уже несколько часов. Доктор велел сначала у тебя поинтересоваться – хочешь ли ты его видеть.

– А кто такой? – настороженно спросил он.

– Да артист ваш – тот самый, что в лесу тогда потерялся. Андрей Исаев. Такой милый и приятный парень, очень вежливый.

Глаза Белецкого потеплели.

– Пусть зайдёт.

Они ещё ни разу не виделись после завершения съёмок.

Единственным человеком, с которым Белецкий продолжил общаться после возвращения в Москву, была Вера. Они время от времени созванивались и дружески болтали. Вера – одна из немногих – знала, в какой клинике ему делали операцию, и даже собиралась приехать его навестить.

Заканчивали работу тогда в темпе вальса: время поджимало, продюсер с режиссёром психовали и торопились уложиться в срок. Андрей держался молодцом, мужественно отснявшись во всех своих оставшихся эпизодах: оператор брал только крупные планы или его фигуру по пояс. Со спины и издали артиста решено было заменить дублёром, поскольку нога Андрея была упакована в гипс, и передвигался он исключительно при помощи костылей.

Сейчас, месяц спустя, он всё ещё опирался на костыль, но выглядел вполне бодрым. С удовольствием пожал руку Белецкому и присел на предложенный Галинкой стул.

– Как ты узнал, что я здесь? – спросил Белецкий.

– У Веры спросил. Она и сдала вас с потрохами… – улыбнулся молодой артист. – Как вы, Александр Владимирович?

– Врачи говорят, что жить буду, – заверил Белецкий. – Дней через десять, надеюсь, выпишут. А ты как, Андрюха? Когда же тебе гипс снимут?

– Обещали к сентябрю, – махнул рукой парень, – да он мне не мешает, я уже приспособился.

– Ну, а ещё какие у тебя новости? – поинтересовался Белецкий, не называя конкретных имён, но Андрей понял, кого он имеет в виду.

– Марина скоро ко мне приедет, – похвастался он, широко улыбаясь. – Жду вот…

– А как отец её на это отреагировал?

– Орал поначалу, конечно, – Андрей вздохнул. – Но потом смирился. Я же сказал ему, что у нас не просто так… что всё серьёзно. Если бы он её ко мне в Москву не отпустил – она бы сбежала, он прекрасно знает её характер.

– Да уж, характер там налицо, – кивнул Белецкий, вспомнив, как эта отважная юная девочка в одиночку отправилась в тайгу, чтобы спасти своего любимого. Если бы не она – кто знает, сидел бы сейчас парнишка перед ним и вёл бы светскую беседу?..

– Вот снимут гипс – и мы с ней поедем в Казань к маме, знакомиться! – сообщил довольный Андрей. – Мама и так вся на нервах после… – он замялся. – Ну, после той истории. Все газеты и телеканалы только об этом целый месяц трещали – мезенский маньяк, мезенский маньяк… – Андрей помолчал, словно не решаясь произнести вслух что-то, давно мучившее его. – Он ведь меня добить хотел, – выговорил он наконец, имея в виду лесничего Илью. – Сначала собирался оставить подыхать одного в лесу, а потом опомнился и решил, что просто ноги переломать – мало. Рискованно. Он же не мог не знать, что меня активно ищут. Несколько раз возвращался потом в то место, где меня бросил. Но при Маришке нападать не решился. Всё ждал, когда я один останусь. А она от меня ни на шаг…

– Хорошая девочка, – улыбнулся Белецкий. – Держись за неё, Андрюха. С ней точно не пропадёшь. А с этим лесником что будет? С сестрой его? Ты что-нибудь знаешь о них? Я, видишь ли, как-то… не особо следил за новостями в СМИ. Нелегко было снова всё это переживать.

Андрей пожал плечами.

– Его судить будут, конечно. А сестру вернули в психиатрическую лечебницу. Он же, когда забирал её из больницы, никому из односельчан ни слова про это не сказал. Никто и не в курсе был, что она у него в лесу жила все эти годы… Так-то она не буйная, не опасная, просто не в себе. Чуть что – кричит страшно, плачет… Но представьте, каково ей пришлось – при первом же шухере лесник её в подвал прятал, от посторонних глаз подальше. А уж если сам уходил из дома, то запирал её там надолго. Днём она вообще никогда на свежий воздух не выходила, он только ночами с ней гулял. Она кричала иногда, звала на помощь. Многие могли слышать, но… либо не придавали значения, либо думали на дикую птицу или зверя, либо списывали на призрак цыганки Насти, – невесело усмехнулся Андрей.

А Белецкий вдруг вспомнил перепуганную Асю на крыльце гостевого дома – там, далеко на севере, ужасно давно, как будто в прошлой жизни… Женский крик, их короткое случайное объятие, прерывистое обжигающее дыхание… А затем, спустя несколько дней – поцелуй, о котором она так просила. Почему-то думать об этом ему было тяжело и немного горько. То ли чувствовал свою непонятную вину перед ней, то ли…

Но в этот миг Галинка так светло и радостно улыбнулась ему, что все видения из прошлого тут же рассеялись без следа и без сожалений.

Саундтрек к фильму «Цыганская любовь» был, наконец-то, полностью записан. Вера вздохнула с облегчением, поскольку не могла больше петь с прежней лёгкостью – голос понизился на целых два тона.

Она никому не сказала о своём интересном положении, почему-то боялась. Беременность у неё была классически-хрестоматийная, по всем законам жанра: тошнота, слабость и сонливость одолевали её сутки напролёт. Когда у Веры выдавался выходной, она просто целый день лежала в постели, иногда выползая на кухню, чтобы что-нибудь съесть, превозмогая отвращение – мутило от запаха буквально любой пищи.

В театре она продолжала работать в обычном режиме, хотя понимала, что рано или поздно придётся поставить руководство в известность. Вера даже перестала общаться с поклонниками после спектаклей – проскальзывала через служебный вход прямо к машине, нацепив тёмные очки, и игнорировала просьбы об автографе или совместном фото. Некоторые фанаты стали обиженно писать в сети, что Вероника Мендес зазналась – но ей было плевать. Единственное, что её заботило – это ребёнок и его здоровье. Она дико, панически, до судорог боялась за него.

После съёмок на севере Вера вернулась в свою старую квартиру – ту, в которой жила до свадьбы с Романом. Не смогла себя заставить поехать домой. Муж по-прежнему не отвечал на её звонки и не звонил сам. Он даже не встретил её в аэропорту.

Это было ужасно больно, обидно и несправедливо. Но сейчас Вера не чувствовала в себе сил выяснять отношения и настаивать на своей правоте и невиновности. Она полностью отдалась заботам о будущем малыше – точнее, малышке. У Веры не было ни малейшего сомнения в том, что родится именно девочка.

После возвращения в Москву первым же делом она отправилась в больницу. Поначалу врач на УЗИ напугал её до полусмерти – сказал, что не может разглядеть плодного яйца, и, возможно, это свидетельствует о внематочной беременности. Как Вера пережила этот день – она и сама не помнит. На следующее утро, едва забрезжил рассвет, она помчалась к другому специалисту, и тот успокоил её: с беременностью всё в порядке, просто срок ещё слишком невелик. Ей было велено прийти через несколько недель, чтобы встать на официальный учёт.

Иногда по вечерам ей становилось особенно тоскливо и одиноко, и она, уткнувшись в подушку, тихонько плакала, скучая по Роману. Как же так вышло, что он поверил каким-то гнусным сплетням и даже ни разу не попытался поговорить с ней лицом к лицу?..

Он пришёл ранним августовским утром. Без звонка, без предупреждения. Просто постучал в дверь. Вера, с неохотой вылезая из постели, накинула халат и поплелась открывать, как была – лохматая, сонная. Распахнула дверь и увидела Романа. Он стоял на пороге и смотрел на неё взглядом, в котором смешивались тоска, отчаяние, любовь и вина.

– Могу я зайти? – спросил он робко. Она молча посторонилась, пропуская его в квартиру. Так же молча развернулась и пошла на кухню варить кофе. Не видела, но услышала, почувствовала спиной, что он двинулся следом за ней.

Вера готовила кофе, стараясь, чтобы он не заметил её дрожащие руки. Как, ну как же он мог так с ней поступить, стучало у неё в висках. Почему поверил, как он смел поверить?!

Когда она разлила кофе по чашкам, по-прежнему не говоря ему ни слова, и потянулась к шкафчику за печеньем, он вдруг подошёл сзади, обхватил руками, как-то судорожно вздохнул, уткнувшись лицом в её волосы… Она замерла в его объятиях, ещё не зная, как правильнее реагировать, но в глубине души отчаянно желая прижаться к нему, разрыдаться с облегчением, выплеснуть всю свою тоску… Ей хотелось быть независимой и холодной, но сердце отчаянно рвалось к нему.

– Прости меня… – покаянно шептал Роман куда-то ей в макушку. – Прости… прости…

– С чего вдруг такая перемена? – осведомилась она, стараясь придать тону как можно более ироничную окраску. – Ты внезапно прозрел?

– Вера, я… последний идиот, – признался он сконфуженно. – Знаю, что меня убить мало, но… Я был ужасно неправ и несправедлив к тебе.

Она молчала, предоставляя ему право объяснить своё поведение до самого конца.

– Славка признался мне, что ничего у вас с ним не было и быть не могло… – начал он нерешительно.

– А ты, стало быть, сомневался? – усмехнулась она.

– Нет, но… мне казалось, что не бывает дыма без огня. Странным выглядело то, что мальчишка вот так вдруг, внезапно, воспылал к тебе страстью, – сбивчиво заговорил он. – Я подумал, что ты, быть может… даже не специально, не намеренно, но… как-то нечаянно дала ему понять, что… А тут ещё Катерина подлила масла в огонь… В общем, я полный кретин! – заключил Роман совсем упавшим голосом.

– Это ещё мягко сказано, – Вера осторожно высвободилась из его объятий и поставила вазочку с печеньем на стол. Значит, Славка решил признаться во всём отцу… Интересно, что это его вдруг торкнуло? Совесть взыграла? С тех пор, как они с Романом поссорились, Славка больше ни разу не написал ей в ватсапе и не позвонил.

Словно прочитав её мысли, Роман осторожно произнёс:

– Славка, он… Ему действительно стыдно. Он передаёт тебе привет и просит прощения.

– Как мило, – не сдержавшись, Вера расхохоталась. – Сейчас заплачу…

– Понимаешь… – Роман с трудом подбирал слова. – Мы с Катериной его слишком избаловали. Тряслись над ним, боялись, что он плохо перенесёт наш развод, пойдёт по плохой дорожке… Ну, и перестарались. Он возомнил о себе невесть что… На самом деле, ему плевать на всё, что волнует меня и его мать. На экзамены, на институт, на карьеру… А теперь я решил – ну и пусть не поступает никуда. Это его жизнь и его выбор. Принципиально не стану ему помогать. В армию его не возьмут по состоянию здоровья, но… пусть пойдёт поработает годик, если хочет. В общем, это его проблемы. Больше не мои.

– Ох, Ромочка, – вздохнула Вера. – Как же легко ты разбрасываешься близкими и дорогими тебе людьми. Раз – и жену послал. Два – и сына у тебя как не бывало…

Он снова подался к ней и аккуратно обнял.

– Это не так. Никого я не посылаю, наоборот! Пойми, я так люблю тебя, что просто… постоянно боюсь потерять. Это меня с ума сводит.

– Рома, – сказала она тихо. – Я уже была замужем за человеком, который изводил меня своей ничем не обоснованной ревностью. Ты прекрасно помнишь, чем это для меня закончилось.

– Прости… – он уткнулся лицом в её плечо.

– Это особенно актуально для меня теперь, – медленно сказала Вера. – Потому что в моём положении…

– В каком? – переспросил он непонимающе.

– Догадайся, – улыбнулась она. – Если ты, конечно, действительно не полный кретин…

И всё-таки жаль, мимолётно подумала Вера, что мужчин не снимают скрытой камерой в тот момент, когда женщина сообщает им о своей беременности. Как же они прекрасны в этот момент! Какие настоящие эмоции выдают!..

Глаза Романа вспыхнули – сначала чуть-чуть недоверчиво, а затем всё с более возрастающим воодушевлением. Он шумно вздохнул и с новой силой прижал к себе Веру, одновременно покрывая её лицо торопливыми счастливыми поцелуями и осушая слёзы, которые она больше не в силах была удержать внутри…

Неля и Матвей сидели на скамеечке и с умеренным любопытством наблюдали за прогуливающимися людьми. В парке, как всегда, преобладали велосипедисты, рассекающие по специальным дорожкам, и собачники.

– Догги-и-и! – старательно произнёс Матвей, помахав ладошкой какому-то огромному лохматому псу, которого в компании других четвероногих выгуливал волонтёр из собачьего приюта, одетый в специальную униформу.

Неля не смогла сдержать улыбку. Сейчас сложно было поверить в то, что какой-то месяц назад Матвей совершенно не говорил. После того, как его прорвало первым словом – «папа», словно повернулся какой-то невидимый ключик, отрывший потайную дверцу, и речь хлынула потоком. Матвей схватывал буквально на лету, повторяя то, что слышит, с первого раза и практически сразу запоминая. Конечно, для придирчивого человека было очевидно, что произношение малыша не совсем точное, немного приближенное, но всё это было абсолютно неважно для счастливых родителей. Главное, что Матвей наконец-то стал вслух обозначать названия предметов, как и остальные, здоровые его сверстники.

В Лондоне никто и вовсе не обращал внимания на небольшой акцент мальчика, списывая его на то, что Матвей приехал из России. Он уже запросто общался с ровесниками, поражая Нелю чудесами своей коммуникабельности, о которой она прежде и не подозревала, считая сына довольно застенчивым и скромным человечком. Она даже переживала немного, что усваиваемые со скоростью света английские словечки вскоре могут вытеснить из его памяти родной язык, поэтому много и подолгу разговаривала с сыном по-русски.

– А ну-ка скажи мне, – обратилась Неля к малышу, – как тебя зовут?

– Меня-я-я зову-у-ут Матве-е-ей, – чуть растягивая слова, внятно произнёс он, а затем, лукаво взглянув на мать, тут же продублировал на английский:

– Май нейм из Мэтью!

Пора было возвращаться домой – наступало время обеда и дневного сна для ребёнка. Неля взяла Матвея за руку, и они неторопливо двинулись к выходу. Квартира, арендованная для них агентством, находилась неподалёку от этого парка, но самое главное – совсем близко от театра Magic Hall, где теперь работал Стас.

Проходя мимо центрального входа в театр, Неля с привычной гордостью скользнула взглядом по красочной афише с фотографией мужа.

«Русский иллюзионист Станислав Князев, – гласила надпись. – Не упустите шанс увидеть самые настоящие чудеса!»

Группа лондонских студенток, стремительно шагающая мимо театра, тоже задержалась возле этой афиши. Подружки восхищённо зачирикали, рассматривая изображение Стаса, и до Нели донёсся обрывок их разговора: «Ах, он такой лапочка! Ну просто прелесть!» Она тихонько хихикнула, но тут же снова напустила на себя серьёзный вид.

– Папа, – с удовольствием сказал Матвей, тоже увидев на фото хорошо знакомую ему физиономию.

– Да, маленький, – нежно подтвердила Неля и привычно потрепала его по огненно-рыжей – такой же, как и у неё самой – макушке.

Затем она закинула голову и посмотрела в небо Лондона. Сегодня оно было, согласно популярному стереотипу, канонически серым и пасмурным. Наверное, собирается дождь… Но даже это не омрачило приподнятого Нелиного настроения.

Два самых дорогих её сердцу человека – муж и сын – находились рядом.

А это значит, что она была безоглядно, по-настоящему счастлива…

Ася поправила на Никитке шапочку. Может быть, где-то на другой планете август и считается летом, но сейчас ей верилось в это с трудом. Здесь, в Мезени, жители уже вовсю облачились в тёплую одежду, предчувствуя скорые заморозки.

Киношники давным-давно разъехались. А вот ей пришлось задержаться ещё на долгие три недели… Несмотря на положительное решение суда по вопросу усыновления, вдруг выяснилось, что для финального аккорда нужно собрать ещё кучу всевозможных справок и документов. Эта волокита настолько утомила Асю, что она даже во сне видела, как посылает бесконечные официальные запросы в Москву, или, как заведённая, мотается в местную нотариальную контору, чтобы заверить какую-то очередную, жизненно важную и необходимую, бумажку.

Жили они с Никиткой в доме у Нели – перед отъездом в Англию та оставила подруге ключ. За эти недели Асе пришлось научиться всему, о чём раньше она только в книжках читала: и готовить еду в печке, и носить воду из колодца, и топить баню… Только что дрова не рубила. На самом деле, она вполне могла обойтись без этих подвигов – в доме Нели и Стаса были и водопровод, и плита, и ванна с туалетом. Однако Асе необходимо было занять себя хоть чем-нибудь. Чтобы не думать. Не нервничать. Не переживать…

Они с Никиткой регулярно наведывались в гости к детдомовским ребятам. В самом здании уже вовсю шёл капитальный ремонт – нашлись, нашлись-таки меценаты, которые проспонсировали это дело от начала до конца, давая торжественные обещания, что после ремонта детский дом будет просто не узнать: там появятся игровые комнаты, просторный спортзал со всем необходимым оборудованием и даже самый настоящий компьютерный класс. Неизвестно, сколько общего эти радужные картины счастливого будущего имели с объективной реальностью, но главным ведь было не это. Самое важное – детский дом всё-таки не закрылся. Они победили!

Воспитанников временно переселили в здание школы, пустующее летом – просто поставили кровати в актовом зале. К первому сентября ремонтные работы планировалось закончить, и всё должно было вернуться на круги своя…

В этот день Ася и Никитка отправились навестить его детдомовских друзей в последний раз. На завтра был назначен отъезд в Москву – билеты уже куплены, вещи практически собраны. Ещё один день, и старинный русский городок Мезень, расположенный на берегу одноимённой реки, останется лишь далёким туманным воспоминанием…

Прощание вышло тёплым и грустным. Ася купила фрукты, несколько тортиков и других сладостей на радость детворе. К чаепитию присоединился даже сам директор, за всё это время проникшийся к Асе тёплыми, почти отеческими чувствами.

Боевая подруга Лариска расплакалась, осознав наконец, что её любимый Никитка навсегда покидает родные северные края. Он же был по-мужски суров и сосредоточен, изо всех сил стараясь тоже не ударится в слёзы.

– Мы будем приезжать, – заверила Ася Лариску, прекрасно осознавая, что говорит неправду. Слишком много эмоций было связано с этим местом, ворошить которые – всё равно, что прикасаться к открытой ране.

Напоследок она внезапно вспомнила об одном важном деле. Достав из сумочки деревянную рамку с фотографией, она протянула её директору детского дома.

– Вы, случайно, не знаете эту женщину? Она живёт в цыганском посёлке, в Романовке… Сама я, к сожалению, уже не успеваю туда поехать, но очень хотелось бы найти хоть какую-нибудь зацепку.

С фотографии смотрела, горделиво подбоченившись, та самая цыганка с золотыми зубами.

– Розу-то? – едва взглянув на фото, переспросил директор. – Ну конечно, знаю. Её наши местные бабы частенько к себе приглашают, просят погадать. Она и мне давненько предсказала, что я ещё долго на директорском посту сидеть буду… Когда детский дом собрались расформировывать, я ещё, помнится, посокрушался: обманула ведь, проклятая! А оказалось – всю правду сказала…

– Тогда у меня к вам будет небольшая просьба, – Ася серьёзно взглянула ему в глаза. – Если появится такая возможность… просто передайте Розе этот снимок. Это мой подарок. Скажите ей, что… – она задумалась, но так и не нашла подходящих слов. – В общем, просто скажите «спасибо».

– Не вопрос, – пообещал директор, забирая фотографию.

Утром следующего дня Димку выписывали из центральной районной больницы. Он почти месяц провалялся там со своим огнестрельным ранением в левую часть спины, чудом не затронувшим почки.

Ася с Никиткой приходили к нему каждый день. Сначала сидели в палате, развлекали больного разговорами. Потом, когда Димке разрешили вставать, стали прогуливаться с ним вместе по больничному коридору туда-сюда. А позже им даже позволили выходить подышать свежим воздухом.

Первое время Ася испытывала постоянную потребность трогать мужа, бесконечно прикасаться к нему: к его руке, лицу или плечу, будто бы в желании удостовериться, что он действительно живой, тёплый и настоящий. Глаза её в такие моменты становились совершенно безумными, и Димка однажды не выдержал – обнял её, стараясь не совершать резких движений (боль ещё не оставила его окончательно), и тихонько прошептал успокаивающим тоном:

– Ну, что ты… вот он я. Никуда от тебя не денусь. Обещаю.

Он плохо помнил всё, что произошло с ним после выстрела. Мышцы спины свело такой болью, как будто их сверлили дрелью. Он не мог больше совершить ни одного движения – просто лежал, скорчившись, на полу, и не отдавал себе отчёта в том, что происходит вокруг, а затем просто отключился. Он не помнил того, как Стас несколько километров тащил его на себе по тайге. Как, едва поймав сигнал сети, вызвал людей на помощь. Как его привезли в больницу и прооперировали… Очнулся уже в палате.

– Ася… – прохрипел он первым делом. – Нужно Асе позвонить… Она волнуется, наверное.

– Лежи уж, герой! – засмеялась полненькая румяная медсестричка. – Ася твоя давно в курсе. С утра до вечера здесь пасётся – ждёт, когда ты в себя придёшь. Даже ночевала в больнице – вот тут, с тобой рядом, на кушеточке… Хоть это и не положено, вообще-то, – добавила она строго. – Ну, да главный позволил – сказал, пока в себя не придёшь…

– А где она сейчас? – с трудом выговорил Димка.

– Так в столовую вышла, кипяточку себе принести для чая. Сейчас вернётся… Да ты не дёргайся, не дёргайся, тебе пока нельзя резких…

Не успела она договорить, как дверь скрипнула, и в палате возникла Ася. Белая, как привидение, она ещё больше побледнела, заметив, что Димкины глаза открыты и смотрят прямо на неё. Стакан с горячей водой полетел вниз, упал на пол, но не разбился.

– Ай, ненормальная! – тут же беззлобно забранилась толстушечка. – А если бы ноги себе обварила…

Ася не слушала её. Она бросилась к Димкиной кровати, упала на колени и залилась слезами.

– Димочка… Димочка… Димочка… – безостановочно повторяла она, захлёбываясь плачем. Схватив его руку, она принялась покрывать её торопливыми поцелуями.

– Страсти, как в мексиканском сериале, – вздохнула медсестричка, а затем, с трудом наклонившись, подняла упавший стакан и вышла из палаты, деликатно прикрыв за собою дверь.

Такси из больницы было заказано прямо в аэропорт. Ни Ася, ни Димка, а вслед за ними и Никитка не желали задерживаться здесь ни одной лишней минуты. На выписку мужа Ася явилась, захватив сразу все вещи – и свои, и мужа, и сына.

Сын… Она ещё не совсем привыкла так его называть. Смущалась, цепенела, чувствуя некоторую чужеродность этого слова на своём языке, словно перекатывала во рту камешек. Но она знала, что рано или поздно справится со своим стеснением. Она была обязана.

В такси Никитка тараторил без умолку. Он был невероятно взбудоражен грандиозными переменами в своей жизни, которых ждал так долго и вот, наконец, дождался. Мальчишка прилип к окну и комментировал всё, что видит, не замолкая ни на секунду.

– Весёленькая жизнь нас с тобой ожидает в Москве, а? – подмигнув Асе, шутливо поинтересовался Димка. – С таким-то тараторкой…

Он выглядел очень бледным, похудевшим, с резко выделяющимися скулами и синевой под глазами. Но всё же это был он, её Димка – с его насмешливым прищуром, ироничной улыбкой, низким тёплым голосом, в котором таилось столько скрытой любви и нежности… И по отношению к ней самой, Асе. И по отношению к этому маленькому мальчику, который уже вошёл в их сердца и стал по-настоящему родным.

– А мы правда поедем на море? – нетерпеливо поинтересовался Никитка. Он уже не мог ждать, его буквально распирало от предвкушения.

– Конечно, правда, – подтвердил Димка. – Надо же погреться напоследок, перед началом осени… На юге сейчас самый бархатный сезон.

– А билеты успеем купить? – забеспокоился мальчик. Ася не могла не улыбнуться такому деловому подходу.

– Уже куплены по интернету. Туда поедем на поезде, а обратно полетим на самолёте…

– Ура!!! – воскликнул Никитка, буквально лучась восторгом.

Откровенно говоря, Ася предпочла бы взять билеты на самолёт в оба конца. Но Димка настоял именно на железной дороге.

– Понимаешь, – втолковывал он, – у каждого нормального ребёнка должно быть детство с непременной поездкой на юг в поезде. Это особая атмосфера, целое путешествие, настоящий кайф! То, что люди затем вспоминают даже десятки лет спустя – как один из самых счастливых моментов своей жизни. Все эти остановки на станциях и полустанках… Продавцы пирожков, сушёной рыбы и фруктов на перроне… Открытые окна в вагоне, в которые залетает тёплый ветер… И стук колёс, к которому прислушиваешься ночами, лёжа на верхней полке, и гудки далёких поездов… И чай в стаканах, и копчёная курица на завтрак, обед и ужин… И, наконец, долгожданное море, которое показывается вдали!

– Слушай, – заподозрила Ася, и глаза её смеялись, – по-моему, это больше нужно не Никитке, а тебе самому!

– Даже если и так – что с того? – расхохотался Димка в ответ.

Пиликнул телефон, принимая входящее сообщение. Ася открыла его, прочитала и улыбнулась. Вера писала ей, что они помирились с Романом.

Вера… Милая, чудесная, невероятная Вера. Ася была бесконечно благодарна судьбе за то, что она подарила ей такую замечательную подругу. Славно, что у неё, наконец-то, всё хорошо. Как же это прекрасно, когда всё у всех просто хо-ро-шо, подумала она…

– Ты не будешь скучать по Мезени? – спросил Димка Никитку. Тот посмотрел на него прямым, не по-детски серьёзным взглядом.

– Конечно, буду, – отозвался он. – Это же моя малая родина. Я её никогда не забуду. А когда вырасту, обязательно напишу о ней книжку. Добрую-добрую. Люди будут читать и плакать от этой добрости.

– Заставить читателей «плакать от добрости» – это, конечно, ответственный посыл, – улыбнулась Ася. – Но ни секунды не сомневаюсь, что ты справишься.

Ой ты, матушка, Мезень-река – красные берега…

Течёшь ты, смывая с мятежных сердец горе, печаль да грусть-тоску. Живая твоя водица, неучерпаемая и студёная: кто хлебнёт её – такую в себе светлую силушку почувствует, что никогда уже прежним не останется, к старому не воротится. Чиста и прозрачна ты, как детские слёзы.

И кажется, что нету тебе ни конца, ни края…

КОНЕЦ